Текст книги "Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла"
Автор книги: Елена Езерская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Князь-то, батюшка, сам первый в огне и погиб, – всплакнула Матрена. – Когда вынесли его, он уже и на человека не был похож, головешкой обуглился, сердешный.
Анна со стоном опустилась на землю, а Матрена тихо подошла к ней и, прикоснувшись сначала к ее волосам, точно проверяла – настоящая или видение все же, потом принялась гладить Анну по голове и соболезнования утешительные приговаривать.
– Ты поплачь, поплачь, матушка. Так положено, да и сердцу от того хорошо… Хочешь, я тебя к нему на могилку отведу?
Анна кивнула. Матрена помогла ей встать и повела под руку в глубь сада – к старому кладбищу семьи Долгоруких. Анна шла за нею безвольная и тихая – и жизнь вокруг и в ней самой, казалось, замерла.
– Видишь, как пригодился-то памятник, – тихо сказала Матрена, вспомнив, как десять лет назад все считали князя Петра погибшим на охоте и даже похоронили его. – Вот теперь он под ним, камнем этим, сам и покоится. И уже навсегда. Дождался хозяина камешек. Анна подошла к обелиску и прижалась лицом к холодной, с золотыми прожилками глыбе.
– Что же такое ты сделал, батюшка? Почему ушел, не дождавшись моего возвращения? Отчего позволил извести себя? Папенька Петр Михайлович, родной ты мой!
– А ты на него не серчай, барыня, – шепнула Матрена. – Всякому свой срок и своя судьба.
– Как же это? Как? Почему? – Анна больше не могла сдерживать слезы.
– Кто ж его знает? – пожала плечами Матрена. – На все воля Божья. И судейская – разберутся, скажут нам все про все. А тебе сейчас о детях думать надобно – обрадовать их, что цела и невредима вернулась. Лизавете Петровне помочь, а то плоха она уж больно.
– Сейчас к себе и поеду, – кивнула Анна, утирая слезы. – У меня кучер здесь, в минуту до нашего имения домчимся!
– А вот ехать тебе туда не резон, Анастасия Петровна, – испуганно промолвила Матрена и снова принялась кресты класть. – Там теперь оборотень поселился. Вместе со старой барыней Долгорукой.
– Оборотень? – не сразу поняла Анна, и вдруг ее осенило. – Уж не о самозванце ли ты говоришь, Матрена? О том, кто имя старого барона Корфа присвоил?
– Да он не только имя забрал, – подтвердила служанка. – Он теперь здесь хозяином живет. Люд дворовой весь пораспродал, я вот теперича в Званцево числюсь, а сюда на пепелище иногда отпрашиваюсь у Марианны Леопольдовны, она – хозяйка не злобная, не в пример княгине Долгорукой, девок за волосы не таскает, старухам тычков не дает. А меня отпускает поискать на развалинах, может, найду чего по старой памяти. Лишь бы этот не знал да черт его рыжий не проведал, объявился же вот по наши души! Свят, свят!
– Шулер! – воскликнула Анна. – Наш бывший управляющий!
– Точно, он, – перекрестилась Матрена. – С неделю назад я с Егоркой из конюших сюда наведывалась, так он нас застал. Мне спрятаться удалось, не заметил, а Егорку, мальчонку-то, споймал да выпорол, так что тот до сего дня сидеть не в силах. И словом таким обозвал – мародер, говорит!
– Ничего не понимаю! – Анна в сердцах всплеснула руками. – А князь Михаил куда смотрел? Почему, не вмешался во все это беззаконие?
– Так ведь напасть-то одна не приходит! – вздохнула служанка. – Князя в тот час по службе государевой куда-то заслали. И еще не вернулся он. И не знает, что здесь приключилось. Как и ты вот – к разбитому корыту приехала! Нет сейчас у нас других защитников.
– Ты подожди себя хоронить, Матрена, нечего беду понапрасну кликать, довольно уже всего, что случилось, – строго сказала Анна. – Ты вот лучше узнай точно, кого и кому из наших дворовых Шулер с его подельником продали. Я всех домой верну!
– Да куда же нам возвращаться, Анастасия Петровна, – запричитала женщина. – Здесь сплошное разорение, а в доме вашем этот леший хозяйничает. И он теперь здесь главный. Все ему принадлежит. По закону.
– Нет такого закона, который бы при живых наследниках позволял постороннему их собственностью распоряжаться! – вскричала Анна.
– Так ведь он, говорят, и есть наследник! Самого Ивана Ивановича! – Матрена вознесла глаза к небу.
– Совсем ты меня запутала, – покачала головой Анна. – За то, что рассказала – спасибо, а пока – ступай. Мне же домой наведаться надо. Все самой своими глазами увидеть…
Сказанное старухой повергло Анну в ужас. В один день она узнала, что потеряла отца, свой дом, что сестра лежит при смерти, а дети едва избегли страшной участи, и к тому еще – самозванец поселился в ее загородном имении, обретя защиту в лице безумной Долгорукой, возводящей напраслину на Никиту. В том, что Никита был невиновен в случившемся, Анна и не сомневалась – не тот он был человек. А вот зачем княгине понадобилось его обвинять? И почему она сама жива осталась, а все ее близкие пострадали? И за какие такие заслуги самозваный Иван Иванович поселил ее близ себя и во всем ей потворствует? И не часть ли все это княгининого умысла?
Указав кучеру дорогу, Анна откинулась на сиденье в коляске и задумалась, и чем больше размышляла она об услышанном сегодня, тем тревожнее становилось у нее на душе. Все это выглядело подозрительно и походило на хорошо спланированный заговор. Было странно, что пожар случился именно тогда, когда Михаила не было дома, а по соседству объявился «барон Корф». И горело имение ночью, застав всех живущих в нем врасплох. И почему невесть откуда объявившемуся и пригретому самозванцем Шулеру понадобилось тотчас же продавать отсюда подальше всех дворовых крестьян. Как будто они что-то видели и могли случайно стать свидетелями чего-то, что было некстати новым друзьям – княгине и так называемому «Ивану Ивановичу». Тайна! Здесь точно была скрыта тайна, и Анне предстояло разгадать ее.
Когда въехали во двор имения Корфов, Анна не стала торопиться и дождалась, пока кучер сообразит и кинется к коляске подать ей руку, чтобы помочь спуститься по ступенькам. Анна величаво кивнула кучеру, тут же конфузливо стянувшему с головы картуз и теперь мявшему его в руках, и велела ждать ее. Потом она медленно прошла через двор, ловя на себе удивленные и встревоженные взгляды дворовых. Кто-то смотрел на нее с благостным восхищением, кто-то с испугом, крестясь, точно увидел приведение, но она чувствовала – ее узнали, и теперь крепостные могли воспрянуть духом: их хозяйка была жива, и она возвращается.
Карл Модестович, встретил Анну на крыльце. Управляющий мало изменился за эти годы: Анна отметила лишь, что лысина его стала обширней, а быстрые, бегающие некогда голубые глазки уменьшились до размера бусинок, приобрели пустой молочный цвет. Еще развился в его рахитичной фигуре живот, а в щеках появилась одутловатость. И весь он был какой-то неопрятный и скользкий. Анне даже не пришлось говорить – едва взглянув на нее, Шулер сам отскочил в сторону, точнее отшатнулся, словно упал, повалился куда-то вбок и затих, перепуганный насмерть.
«Слава Богу, хотя бы здесь мало что тронуто», – отметила про себя Анна, а потом еще увидела в комнатах что-то из мебели, вывезенной из ее петербургского дома. Знакомой показалась ей и круглолицая барынька, вальяжно попивавшая кофе на софе в зале. Барынька, правда, при виде Анны сделалась белым-бела, и чашку тонкого кохинхинского с рисунком фарфора уронила. Звук разбившегося о ножку софы фарфора привел дамочку в чувство, и она, истошно закричала: «Чур меня, чур! Покойница в доме!», выскочила за дверь.
«Господи Боже, – подумала Анна, стремительно пересекая гостиную, – да это никак Полина собственной персоной», – и встряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение. Потом она резким жестом открыла дверь в библиотеку, намереваясь пройти в кабинет, и неожиданно столкнулась с неким молодым человеком, чье лицо ей тоже показалось знакомым. Что-то неуловимое, далекое, но кто?
– Вы куда? – только и смог промолвить незнакомец, ошарашенный ее появлением и решительным видом.
– Я? – Голос Анны звучал вызывающе и с заметной иронией. – Лично я пришла к себе домой. А вот – кто вы и что делаете в моей библиотеке?
– Но… вы кто? – пытаясь собраться с мыслями, продолжал лепетать незнакомец, как будто тянул время, выигрывая даже не минуты, секунды, чтобы успеть осознать произошедшее.
– Я – баронесса Анастасия Петровна Корф, – объявила Анна. – А мой вопрос, я полагаю, повторять не надо?
– Нет, не надо, – тихо сказал молодой человек, и Анна поняла, что перед нею – серьезный и умный противник. Еще секунду назад он, казалось, был потрясен ее вторжением, и вот уже от прежней растерянности не было и следа. Сказанное имя прозвучало, словно сигнал: незнакомец тут же опомнился и взял себя в руки. – Ах, вот оно что… И вы можете это доказать?
– А я должна? – насмешливо спросила Анна. – Мне кажется, довольно того, что меня узнали слуги и ваш собственный управляющий. Карл Модестович, если не ошибаюсь?
– Вы, однако, хорошо осведомлены, – с видимым спокойствием кивнул молодой человек, – но я не вижу в этом ничего чудесного. Впрочем, если вспомнить, что настоящая баронесса погибла, можно считать ваше заявление претензией на воскрешение.
– Равно, как и ваше! – в тон ему ответила Анна.
– Что вы хотите этим сказать? – В голосе незнакомца послышалось напряжение.
– Судя по тому, что вы бесцеремонно влезли в халат моего мужа, доставшийся ему по наследству его отца, барона Ивана Ивановича Корфа, то вы и есть тот самозванец, который всем велит называть себя его именем. А так как мой опекун давно умер, то, полагаю, я более реальна, как баронесса Корф, чем вы – как барон Иван Иванович!
– Ах, вот вы о чем! – рассмеялся молодой человек, и от его смеха Анне стало не по себе: слишком он был уверенным и самодовольным. – Здесь вы, баронесса, как вы изволили себя именовать, заблуждаетесь и льстите своему богатому воображению. Я – действительно барон Иван Иванович Корф. Но я не претендую на то, чтобы считаться воскресшим. Я скорее его продолжение, вполне реальное и земное. Я – его родной сын, и имею на то соответствующие документы. А потому нахожусь здесь по праву наследования, ибо брат мой, Владимир, и супруга его Анастасия Петровна, умерли, находясь за границею, и я, оформив все соответствующим образом, вступил во владение причитающейся мне собственности состояния семьи Корфов. А теперь – извольте покинуть этот дом, сударыня. Ибо я не знаю вас, и вас к себе в гости не приглашал.
– Вы безумец! – вскричала Анна, потрясенная такой наглостью. – Да здесь меня знает каждый! И к тому же у меня на руках документы, подтверждающие мою личность.
– Документы можно подделать… – начал было самозванец, но Анна перебила его.
– Вы в этом, похоже, разбираетесь?
– А вот свидетели… – задумчиво продолжал молодой человек, делая вид, что не слышал ее реплики, хотя ходуном заходившие желваки на его скулах явно свидетельствовали о том, что вопрос Анны все-таки попал в цель. «Барон» подошел к двери и распахнул ее, сбив с ног подглядывавшую в щелочку Полину. – Полина Аркадьевна, голубушка, будьте так любезны, пригласите сюда Карла Модестовича и Марию Алексеевну…
– Вы что же, – усмехнулась Анна, когда Полина помчалась выполнять приказание, – собираетесь устроить мне опознание?
– Почему бы и нет? – осклабился молодой человек. – Себя я знаю, а вот происхождение ваших претензий на родство с моей семьей надо бы прояснить. А, вот и Карл Модестович, входите, входите. Говорят, вы были прежде знакомы, этой дамой?
– С кем? – мерзким тоном выкрикнул Шулер, подобострастно склоняясь перед самозванцем, указывавшим на Анну. – С этой? Нет-с. Не изволю припомнить, не знаю-с, господин барон.
– А вот она утверждает, что знает вас, а вы ее – как баронессу Корф. – Самозванец развел руками в притворном сожалении.
– Дама-то, может, меня и знает, – поддакнул ему Шулер, – я по молодости изрядным ходоком был…
– Наглец! – воскликнула Анна. – Хам!
– Нет-нет, – перебил ее самозванец. – Вот вы опять что-то путаете! Не хам, а Шулер! Карл Модестович! Видите, как легко ошибиться! Но у нас еще есть одна попытка, сейчас придет княгиня Мария Алексеевна…
– А я и так уже здесь, – услышала Анна знакомый, но ставший надтреснутым и еще более зловещим голос княгини Долгорукой. – Услышала шум и удивляюсь. Вы, Иван Иванович, пригласили гостей, а меня не изволили предупредить, голубчик. Нехорошо-с!
– Иван Иванович? – в ужасе прошептала Анна, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова.
– Гостья у нас, однако, незваная. – Молодой человек подал княгине руку и подвел ближе к Анне. – И она утверждает, что она, княжна Анастасия, – дочь вашего супруга, несчастного Петра Михайловича, упокой Господи его душу…
– Чушь! – отмахнулась Долгорукая. – Все это несусветная чушь! У мужа моего были от меня трое детей. Трое! Сынок мой старшенький – Андрей Петрович да две дочери Елизавета и Софья. А никакой Анастасии не было и нет!
– Да как же не было, – довольно улыбнулся самозванец, – вот же она, стоит перед вами!
– Кто? – Долгорукая уперлась страшным, немигающим взглядом в Анну и покачала головой. – Эта? Обликом, вроде похожа на девку дворовую Корфов, приблудную Аньку Платонову, да только место ей – в тюрьме или в борделе, равно как и мамке ее, совращавшей приличных мужей, почтенных отцов семейства.
– Значит, вы все-таки не забыли, кем была моя мать, ваша крепостная, – тихо, но твердо сказала Анна. – Тогда, быть может, вы вспомните, кто был тем соблазненным отцом семейства, давшим мне жизнь и вернувшим мое настоящее имя? Вы помните, как звали супруга вашего и моего отца?
– Ах, ты!.. – Долгорукая с кулаками набросилась на Анну, и самозванец вместе с замешкавшимся было Карлом Модестовичем, с трудом оттащили ее от Анны.
– Отведите Марию Алексеевну к себе, – велел самозванец Шулеру с Полиной, так и выглядывавшей все это время из-за двери, и обернулся к Анне: – Видите, до чего довела бедную женщину ваша интрига. Извольте немедленно покинуть этот дом и оставить нас в покое! И не заставляйте меня прибегать к силе дворовых.
– Не думаю, что кто-то здесь решится тронуть меня, – тихо сказала Анна. – И надеюсь, вы и сами не столь наивны, что считаете, будто справились со мной. Я тот час же еду в Петербург к нашему поверенному и в самое скорое время вернусь, и не одна, а с судебными исполнителями.
– Удачи вам, – склонился в шутовском реверансе самозванец.
* * *
Проводив Анну недобрым взглядом, он стремительно прошел через гостиную и коридор и поднялся наверх – в ту комнату, что занимала княгиня Долгорукая (а когда-то в ней жила Анна). Молодой человек вошел в комнату без стука, широко распахнув приоткрытую дверь ударом кулака, и, быстро взглянув на Полину, безуспешно пытавшуюся уговорить княгиню лечь в постель, кивнул ей, давая понять – уходи, больше ты мне здесь не нужна.
Полина не сразу поняла, что упустила свой шанс проявить служебное рвение, и еще какое-то время пыталась уговорить разошедшуюся во гневе княгиню, но, услышав раздраженный рык ее нового хозяина, враз отпустила Долгорукую и опрометью бросилась из комнаты. Княгиня торжествующе вскинула голову и встретилась взглядом с тем, кто называл себя бароном Корфом. Молодой человек смотрел ей прямо в глаза, слегка склонив голову на бок, и щеки Долгорукой вдруг стали покрываться румянцем – она сжалась перед вошедшим, как затравленное животное перед опасным хищником.
Но все же так быстро сдаваться княгиня не хотела и даже притопнула ногою в раздражении, но молодой человек, не обращая на то ни малейшего внимания, быстро подошел к ней и, резко размахнувшись, ударил по лицу. Звук пощечины отрезвил бесновавшуюся княгиню, она как-то сразу сникла и уже без сопротивления позволила вошедшему усадить себя на кровать. Молодой же человек брезгливо поморщился и принялся мерить шагами комнату, пока, наконец, не увидел, что старуха окончательно пришла в себя и готова не только слушать его, но и осмысленно отвечать ему.
– Вы опять перестали принимать лекарства? – с тихим раздражением спросил «барон Корф» и, повернувшись к княгине, присел перед нею на корточки. – Мария Алексеевна, голубушка, почему вы каждый раз вынуждаете меня совершать против вас столь жестокие действия? Ну, к чему вы устроили весь этот театр? Довольно было просто войти и сказать, что не знаете эту женщину. Кстати, вы ее действительно не знаете, или все-таки это баронесса Корф?
– Она, Ванечка, она, – устало прошептала княгиня. – Змеюка страшная, отродье подлое. Анька Платонова собственной персоной…
– Не называйте меня этим крестьянским прозвищем, – вдруг взорвался ее собеседник, вскакивая и невольно прерывая Долгорукую. – Я же просил вас обращаться ко мне – Жан. – Долгорукая вздрогнула и втянула голову в плечи. – Жан, слышите, Жан!
– Простите меня, простите. – Княгиня умоляюще протянула к молодому человеку руки. – Я больше не буду, обещаю вам, больше не буду! Только не связывайте меня! И не запирайте!
– Хорошо, – смилостивился тот, успокаиваясь так же внезапно, как и выходя из себя. – Но как это может быть, Мария Алексеевна, ведь вы уверили меня, что проблем не будет? Вы убедили меня в том, что она и ее муж погибли.
– Нам так сообщили, – подтвердила княгиня, опасливо поглядывая на своего непредсказуемого собеседника. – Супруг доченьки моей, Лизаветы, сказал, что берет опеку над детьми Корфов, так как родители их умерли. Только какой ему прок был вводить вас в обман? Мишка – ушлый, недаром все при дворе да лично при наследнике вертится.
– А он может нам помешать? – насторожился «барон Корф».
– Князь Репнин настырный, – кивнула Долгорукая, – а если еще они с Анькой объединятся, то хорошего не жди. Видите, как вышло – уже и похоронили ее, а она – все как живая, словно заговоренная. Но ничего, у меня на нее управа имеется…
– А вот это вы из головы выбросьте! – прикрикнул на нее молодой человек. – Никакой самодеятельности! И ни шагу из дома, да язык свой держите на замке… Вы – несчастная, убитая горем вдова. Вы должны грустить день и ночь, а не бросаться с кулаками на приезжих! Как некстати, ох, как некстати, это ее появление!..
Оставив княгиню одну, тот, кто просил именовать себя Жаном, вернулся в библиотеку.
– Она уехала? – тихо спросил «барон», когда Карл Модестович зашел в библиотеку за новыми указаниями. Нет, конечно, он все видел сам – украдкой, слегка отогнув указательным пальцем край занавеси на окне, смотрел, стараясь оставаться незамеченным, как приезжавшая в имение молодая женщина горделиво и царственно проходит по двору мимо с почтением и жалобой склонявшихся перед ней дворовых. Смотрел и кусал губы – ее появление едва не нарушило все его планы!
– А куда ей деваться! – не без злорадства хмыкнул Шулер, ожидая, когда хозяин соизволит повернуться к нему и дать новые распоряжения. – Убралась восвояси, да не солоно хлебавши!
– Не стоит быть таким самоуверенным, милейший Карл Модестович, – задумчиво промолвил Жан. Разумеется, воскресшая баронесса ушла, но в том, что она вернется, можно было не сомневаться. Слишком не похожа его ранняя гостья на тех, кто сдается без боя, и ее отъезд – лишь начало борьбы, которая будет затяжной и нелегкой.
– А слуги-то признали ее…
– Так они о том и пожалеют, – с готовностью кивнул Шулер. – Уж я-то умею мозги вправлять!
– Вот это ты зря, Карл Модестович. – «Барон» сверкнул холодными, стальными глазами. – Жестокостью ничего не добьешься. По крайней мере, хорошего. Так что ты смотри, поосторожней. Хуже будет, если дворовые озлобятся да затаятся. Ты вместо этого Полину отряди, пусть походит среди челяди, послушает да сама чего-нибудь расскажет.
– А чего сказать-то? – выпрямился сообразительный Шулер.
– Скажи, дескать, бывшая барыня – не в себе, мол, неслучайно где-то пропадала, да муж ее, говорят, и не погиб вовсе, сама его и – того, понял? – кивнул Жан.
– Как не понять, – закачал головою Карл Модестович. – А кто говорит-то?
– А еще хвастался: «понял, понял»! – передразнил его «барон Корф». – Какое это может иметь значение – кто! Ты, главное, говори! Пусть они лучше думают, что она сумасшедшая, а еще лучше – привидение. А мне время выиграть надо!
– Зря вы так волнуетесь из-за Аньки, ваше сиятельство, – хотел было поддержать хозяина Шулер, но тот замахнулся на управляющего.
– Да помолчи ты и не в свое дело не лезь! В кои-то веки мне так повезло! Разве я думал, что мне такая карта откроется, весь мир – мой! А тут – почившая свояченица воскресла, того и гляди – следом брат из могилы восстанет!
Карл Модестович побледнел – новый хозяин был не в пример прошлым: и нравом покруче, и силой не обижен, даром хоть и ростом невысок, и сложением не вышел могучим. Жан уловил этот его испуг и рассмеялся:
– Тебе, Карл Модестович, бояться меня не резон. Мы с тобой и так уже сильно повязаны. Ладно, пар-то повыпусти да иди за порядком следить. Я на несколько дней уеду, мне надо кое-что разузнать да кое с кем посоветоваться.
– А если Анька за то время с полицией нагрянет? – перекрестился по-своему Шулер.
– Баронессу Анастасию Петровну, если приедет, прими со всей вежливостью и не вздумай ни в чем препятствий чинить. Мне с нею ссориться ни к чему, а там, глядишь, полюбила брата – может, и во мне что-нибудь для себя приятное разглядит…
