Текст книги "Нигредо (СИ)"

Автор книги: Елена Ершова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Ничего.

Чисто.

И это слегка удивило Марго: скорее, в духе барона было бы оставить ее вовсе без имущества и без средств к существованию. Если фон Штейгер был должником ложи «Рубедо», почему бы ему не заложить и особняк?

– Так почему, господин барон? – обратилась она к портрету.

Старик хитро отмалчивался.

Она опять вздохнула и убрала бумаги обратно в папку.

Марго подумает об этом позже. Может, после трех чашек крепкого кофе, а может, после небольшой прогулки по набережной Данара. Потом вернется и пересмотрит бумаги снова. И еще раз. Пока не придет понимание, что делать дальше.

Марго потерла кольнувшую болью щеку – лишь защемление нерва, – но показалось, что ее как форель подцепили на рыболовный крючок.

На смену беспокойной и почти бессонной ночи пришло утро – яркое, звонкое, полностью лишенное столь необходимой сейчас прохлады.

Не дожидаясь Фриды, Марго спустилась вниз: ради очередной чашки кофе незачем будить служанку. Но она и так не спала. Марго слышала бормотание из гостиной и, приоткрыв дверь, обнаружила Фриду стоящей на коленях перед образом Спасителя.

– Господь… наш заступник… – доносились обрывочные слова. – Направь и исцели… дай сил госпоже моей, пребывающей в болезни и смятении духа. Дай сил юному господину пережить злой навет и…

– Фрида!

Служанка подскочила, подобрав взметнувшиеся юбки.

– Фрау! – всплеснула руками она. – Вы сегодня рано…

– Я же велела убрать это, – Марго небрежно указала на образ, и взгляд служанки пугливо заметался.

– Простите! Вы не приказывали убрать из гостиной, и я подумала… то есть… я сейчас же уберу его!

Она бросилась к картине, и Марго увидела, что это настоящий Христос – длиннобородый, в терновом венце, – а вовсе не эрцгерцог, и быстро ответила:

– Впрочем, его можешь оставить. Пусть.

– Я просто молилась о вас, фрау, – выдохнула Фрида и перекрестилась. – О вас и юном господине. Вы все еще не здоровы и мало отдыхаете, а герр Родион… он…

– Я тоже беспокоюсь за Родиона, – окончательно смягчаясь, ответила Марго, нервно комкая край пеньюара. – Оттого и сплю плохо. И ценю твою заботу, Фрида. Только…

Она хотела сказать, что молитвы не помогут. Ведь Господь – добрый, понимающий, умеющий воскрешать мертвых и обращать воду в вино, – не нанимал для Родиона лучшего в Авьене адвоката. Не прятался от агентов тайной полиции. И не был так возбуждающе близко, что еще немного, и Марго бы поняла, сколько в нем небесного, а сколько земного…

Она залилась краской. Истерзанная ткань в ее руках промокла насквозь, и Марго со смущением отпустила подол и заметила:

– Двадцать седьмого числа Родиона переведут в госпиталь на Райнергассе…

– Сегодня двадцать седьмое, фрау, – робко заметила Фрида.

– Сегодня! – воскликнула Марго, округляя глаза и силясь вспомнить, сколько прошло времени с момента ее болезни. – Да что же ты не сказала? Мне нужно успеть к открытию!

Собиралась впопыхах, на ходу обжигаясь кофе.

– Не вертитесь, фрау! – в отчаянии говорила Фрида, шнуруя корсет. – Право же, вы словно на шарнирах сегодня!

– Речь идет о моем брате, не забывай! – строго отвечала Марго, и придирчиво разглядывала себя в зеркале, то шпильками подкалывая непослушные локоны, то, наоборот, выпуская их из прически. Щеки, тронутые лихорадочным румянцем, пылали как осенние яблоки, нос после болезни заострился, в глазах гуляла тревога.

Возьми себя в руки, Маргарита! Волнуешься, как в день покушения. Тогда речь шла о смерти, а теперь…

– О жизни, – шепотом произнесла она, замирая перед зеркалом и кладя ладонь на шею, где тревожно пульсировала жилка.

– Что говорите, фрау? – откликнулась Фрида, выглядывая из-за плеча госпожи.

– Ничего, – выдохнула Марго и, повернувшись, погладила служанку по плечу. – Помолись еще, чтобы все у нас получилось. И не беспокойся, если я не вернусь к ужину.

Особняк выпустил ее неохотно, лязгнув ржавым засовом. Ступеньки противно скрипели под ногами. Давно бы нанять рабочих, перебрать гниющие доски, подлатать и заново выкрасить фасад. Вот только негде было взять средств, а теперь их не будет и подавно – ложа «Рубедо», клещом вцепившаяся в барона, и после смерти высасывала из него последние соки.

Но не это было главным сейчас.

Главное – звучащее медными трубами, гремящее литаврами, сверкающее на солнце новыми витражами и статуей Девы Марии над аркой, – привлекло толпу хоть и намного меньшую, чем видела Марго на Петерсплаце, но все-таки внушительную.

К открытию госпиталя, должно быть, стеклись все зеваки города: скромные туалеты, запахи дешевых духов и грубые, словно вытесанные из дерева лица выдавали в собравшихся средний класс Авьена. Мужчины, сбив на затылки кепки, тихо присвистывали в след, в глазах женщин тлела зависть.

Продираясь через оцепление, Марго бросала косые взгляды из-под шляпки, боясь вдруг увидеть знакомое лицо инспектора Вебера. Она не знала, что сказала бы ему при встрече, и вина за не отвеченное письмо и растоптанную розу грузом лежала на сердце и заставляла ее держаться от полиции как можно дальше.

Марго обязательно поговорит с инспектором, поблагодарит его за заботу о ней самой и Родионе. Когда-нибудь потом. Не сейчас.

Сейчас – алая ленточка между колоннами, и оглушающие звуки оркестра, и поднимающиеся по лестнице фигуры в сопровождении гвардейцев с алыми плюмажами на киверах.

Какой-то моложавый франт, протиснувшись к Марго, подхватил ее под локоть и, дыша табаком, быстро проговорил:

– Фройлен скучает одна? Осмелюсь пригласить присоединиться к нашей компании, мы заняли лучшие места!

Оглянувшись, Марго порезалась об ухмылки двух типов крайне помятого вида, и сбросила шершавую ладонь.

– Я воздержусь, господа. К тому же, меня ожидает муж… – она запнулась, в отчаянии шаря взглядом по толпе. У самой лестницы крутил птичьим носом тип в черной паре и с карандашом, заложенным за ухо. – Вот же он! Глупыш, просила носить очки, вот и не видит. Прошу меня простить!

И ловко ввинтилась в толпу, совсем не по-благородному работая локтями и не обращая внимания на тихие возмущения и сморщенные носы горожанок. Впрочем, о ней быстро забыли: мраморную белизну колонн пересекла черная тень, и толпа разразилась рукоплесканиями. Сердце Марго сжалось, и она остановилась, не дойдя до носатого господина и десятка шагов. Толпа загудела, зашевелилась, поплыла. Перекрывая звучание духовых, загалдела на разные голоса:

– Спаситель!

– Благослови, Господи!

– Да здравствует его высочество!

– Вива-аа!

Спаситель поднял ладони, и гул – словно по велению режиссерской палочки, – тотчас смолк. И Марго застыла вместе со всеми. Сердце, пойманное в реберную клетку, билось едва-едва.

– Граждане Авьена! – прозвучавший в тишине голос оказался чистым, звонким, наполненным уверенной силой – наверное, он смог бы перекрыть и Пуммерин. – Я счастлив видеть здесь столько открытых и светлых лиц! Я счастлив знать, что в нашей любимой столице есть люди, неравнодушные к проблемам бедняков и больных, тех, кто тревожится за наше будущее, как тревожусь и я! А потому благодарен всем, кто явился сегодня на это торжество! – он улыбнулся – всем сразу и каждому в отдельности. Янтарные глаза, подсвеченные солнцем, горели вдохновенно, точно на витражах. – Не торжество богатства и высокомерия, нет! Это торжество добродетели и духа! Торжество в честь вступления в новую эру – эру прогресса и процветания! Я верю, что будет так! А потому властью, данной мне Господом и его величеством кайзером, с поддержкой супруги, ее высочества Ревекки, – и только теперь рядом с кронпринцем Марго заметила призрачно белую, почти неподвижную фигуру кронпринцессы. Она передала его высочеству ножницы, и тот, приняв их и поцеловав супруге ручку, закончил: – с волнением и гордостью я перерезаю ленту! И пусть этот шаг будет первым на пути к светлому будущему империи!

Лунно блеснули серебряные лезвия. Алый язык ленты натянулся, дрогнул и распался на равные половинки.

– Вива! – крикнул кто-то в толпе, и его тотчас подхватили:

– Вива! Слава Авьену! Да здравствует его высочество! Вива-а!

Оркестр снова грянул туш, и в воздухе замелькали подброшенные шляпки и котелки.

Марго кто-то толкнул в плечо, но она не обратила внимания: кронпринц, продолжая улыбаться, смотрел теперь прямо на нее – оживленно, открыто и с явным узнаванием.

Она снова двинулась вперед, но не успела сделать и пары шагов, как за спиной раскатилось протяжное:

– Corpus Christi, sa-alve me-e! О-o bone le-esu, exaudi me-е![1]

И проросло, зазвенело, повисло в воздухе протяжным воем.

Обернувшись, Марго увидела, как в смятении раздвигается толпа и в нее, точно в стоячую воду, вторгается угольно-черный клин молящихся, бормочущих, плачущих и стонущих людей.

А во главе, одетый в монашескую рясу и держа в громадных ручищах деревянный крест, вышагивал уже знакомый Марго коновал – «мальчик из хора» его преосвященства.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ 07.04)

– Поми-илуй, Бо-оже! – грянул мощный раскатистый бас, и в черных рядах эхом отозвалось: «О-оо!»

Толпа пришла в движение, заволновалась. Со своего места Марго видела, как распадается полицейское оцепление: мундиры чаще замелькали между гражданскими.

– Кто позволил? – послышались гневные голоса. – Прочь! А ну! Живей!

– Прости нас, грешных! – меж тем завопил человек с крестом и, заведя глаза под лоб, бухнулся на колени. – Ибо не ведаем, что творим!

– Не ведаем, Господи! – подхватили богомольцы, и друг за другом принялись опускаться на колени.

– Прости отступников!

– Еретиков!

– Сомневающихся!

– Ослепших!

– Попирающих законы Твои!

Металлически защелкали затворы. Марго обернулась и увидела, как гвардейцы вскидывают ружья. И в тот же момент Спаситель произнес:

– Стойте!

Толпа замерла.

Глаза поблескивали сомнением и страхом. У пожилой женщины рядом с Марго мелко тряслась голова. Господин с птичьим носом, поглядывая на коленопреклоненных, что-то быстро черкал в блокноте.

– Я всегда открыт для народа, – продолжил кронпринц уравновешенным тоном, закладывая руки за спину. – С чем вы пришли?

– Спаситель! – предводитель богомольцев поднял взмокшее лицо. – Услышь свою паству! Не со злом пришли мы! С желанием открыть Тебе глаза! Не преступи закона Божьего! Одумайся!

– Одумайся, Господи! – застонали богомольцы, отбивая поклоны. – Добра желаем!

– Не открывай госпиталь, отец наш! – продолжил предводитель, по-прежнему глядя снизу вверх, и не обращая внимания ни на Марго, ни на взволнованных горожан, ни на оцепление. – Ходят слухи, что здесь будут проводиться дьявольские опыты. Чернокнижники, которые называются «учеными мужьями» и «докторами» считают, что могут попрать законы природы и вмешаться в Божий промысел, что есть недопустимое зло и служение сатане!

– Откуда сведения? – холодно осведомился кронпринц. Его жена, испуганная более всех, спряталась за его спиной и выглядывала оттуда настороженной мышью. Марго сжала зубы, стискивая локти и жалея, что оставила в сейфе стилет: ей тоже было не по себе. Опасливо поблескивали ощерившиеся дула ружей.

– Сестры милосердия и монахи, что помогают в приходских больницах, говорили, будто приходили ученые люди и под предлогом исследований брали у прихожан кровь, – глухо ответил предводитель, и по ближайшим рядам прокатились тихие вздохи. Трясущаяся женщина прикрыла ладонью рот и отступила, точно теперь торопилась встать как можно дальше от лестницы.

«Сейчас тут будет жарко, – шепнул барон. – Беги, маленькая свинка! Спасай свою шкурку!»

– Всем отступникам и грешникам – погибель! – закричали богомольцы. – Одумайтесь, грешники! Вернитесь в лоно церкви! Пока-айтесь!

– Ох, Иисусе! – тонко пискнули в толпе.

– Действительно, – сказал кронпринц. Теперь Марго видела, как тяжело вздымается его грудь, на этот раз затянутая в гражданскую пиджачную пару. Видела, как взмокли волосы на висках. Должно быть, ему совсем непросто давалось спокойствие, и гвардейцы, застывшие на лестнице, ждали сигнала – слова или жеста, – но Спаситель продолжал ровным и уверенным тоном: – Жизнь не стоит на месте. Жаль, не все понимают всю важность происходящих изменений. Но это понимаю я. В Авьене замечены неоднократные вспышки туберкулеза, и я готов поддержать попытки разобраться с причиной заболевания, чтобы оказать своевременную помощь и подготовить лекарство.

– В приходских больницах недостаточно мест, – заметил носатый господин, на время оторвавшись от блокнота. Его взгляд, цепляющий и живой, мог принадлежать полицейскому или журналисту. – И квалифицированного персонала тоже. Фельдшерскую функцию выполняют монахи, и за последний год имеем уже четыре смерти от туберкулеза.

– Верно! Чахотка замучила! – выкрикнули из толпы. – В приходских больницах все койки заняты!

– Молитесь! – потряс крестом предводитель. – И воздастся вам!

– Молитвами лечат! – зароптали в ответ. – А нам бы лекарств!

– А если эпидемия?

– Умирать не хотим!

– Все дела Господа весьма благотворны! – перебивая возгласы, загудел предводитель. – И всякое повеление Его в свое время исполнится! Одумайся, Спаситель! Не гневи Бога, дарующего Тебе силу! На все Его воля!

– Его воля – здесь! – кронпринц широким жестом указал на мраморные колонны, на арку, на статую Девы Марии. – И я – исполнитель ее. Здесь вы получите помощь! Здесь спасетесь! И не через долгие семь лет, а прямо сейчас! – Он принялся стягивать перчатки, и Марго почудилось, что из-под манжеты прыгнули оранжевые искры. – Прямо сейчас вы излечитесь, если больны! Прямо сейчас узнаете, как предупредить распространение эпидемии! Прямо сейчас сможете обнять родных и близких, когда, казалось, надежда потеряна! Прямо сейчас я, ваш Спаситель, протягиваю вам руку помощи! Вот она! – кронпринц вывернул руки голыми ладонями вверх. – Так примите ее!

Марго не улучила момент, когда вспыхнуло пламя. Только ахнула от ослепительной оранжевой вспышки и прикрыла глаза. Но и сквозь щелочки век могла различить огненные языки, пылающие на ладонях спасителя.

И это было куда страшнее стрельбы.

– Господи! – застонал кто-то слева. – Верую!

– Огонь неугасимый и бездымный! Ах!

– Верьте мне! – слышался звенящий голос кронпринца. – Верьте и будете живы!

Марго различала смятение в рядах богомольцев. Кто-то лежал ничком, кто-то размашисто крестился, как есть, на коленях, отползая назад. Марго и самой хотелось бежать: все равно куда, только подальше от слепящего оранжевого света, от застывших гвардейцев, от едва уловимого запаха гари, от треска огня, от воспоминаний…

Ее замутило, в висках отчаянно застучало, колени – ватные и будто бы чужие, – вдруг предательски подломились, и Марго, вздохнув, осела на мостовую.

На этот раз тьма длилась недолго.

Резкий запах ударил в ноздри, выдернул из забытья. Кто-то поддерживал ее затылок, спрашивал с различимым акцентом:

– В порядке, леди?

И снова резкая, острая вонь нюхательной соли. Марго застонала, отводя чужую руку. Но голова уже прояснялась, и напротив маячило встревоженное загорелое лицо.

– Смотрите сюда, леди! – упрямо продолжал незнакомый господин. – Сколько пальцев видите?

Она моргнула и ответила:

– Три. Теперь четыре.

– Прекрасно! – воодушевленно воскликнул он. – Удачно, что я оказался рядом с вами и успел подхватить. Иначе вы могли бы расшибить голову. Мое имя Натаниэль Уэнрайт.

– Уэнрайт? – переспросила Марго, силясь вспомнить, где уже слышала это имя. – Благодарю, мне просто стало дурно, но теперь лучше… а что с его высочеством?

– О, с ним все будет хорошо!

– Я видела, как он загорелся…

Умолкла, отгоняя всколыхнувшие память образы.

…удушливый дым.

…изъеденные огнем перекрытия.

…не помочь, не вытащить из огня…

– Такое случается, к сожалению, – поймав слабую руку Марго, доктор коснулся ее губами. – Но это было необходимо. И мне знакомо ваше лицо. С кем имею честь?

– Фон Штейгер. Баронесса.

– Позвольте! – голубые глаза доктора Уэнрайта блеснули радостью, и он с силой сжал ее пальцы. – Как я мог быть столь рассеян? Вы в списке приглашенных!

– Приглашенных? – рассеянно спросила Марго.

Сознание прояснилось окончательно, так что она могла различить поредевшую толпу, и опустевшую лестницу под аркой.

– На фуршет, – улыбаясь, пояснил доктор. – Как вовремя я вспомнил! Если упущу вас, Харри этого не простит. Разрешите проводить!

Подхватив под локоть, повлек в вестибюль – просторный, светлый, выкрашенный в белый и с белыми же декоративными колоннами. На оттоманке, скромно приткнувшейся между двумя кадками с гортензиями, полулежала бледная кронпринцесса с мокрым полотенцем на лбу, две фрейлины обмахивали ее широкими веерами, а возле окна, держа перед собой руки, стоял его высочество.

– Должен заметить, я не удивлен, – говорил он, наблюдая, как фельдшер бинтует ему ладони. Марго вспомнились дрожащие языки пламени, и снова ощутила дурноту. – Протесты были ожидаемы. Дьюла не явился сам, но подослал провокаторов.

– Неясно, чего они планировали достичь своей акцией, – произнес носатый господин, замеченный ранее в толпе.

– Скандала, – дернул плечом кронпринц и болезненно сморщился, когда фельдшер особенно туго стянул бинтом его руку. – А вероятнее – вооруженного конфликта. Их ошибка и наше счастье, что не пошли на открытую конфронтацию. Если бы гвардейцы или полиция начали стрелять, меня бы обвинили в убийстве. Я не мог допустить кровопролития.

– Ваше высочество, позвольте заметить, это становится закономерностью! Сперва – покушение анархистов, теперь – протесты религиозных фанатиков.

– Так напишите об этом, Имре! – нервно ответил кронпринц, выдергивая руки и принимаясь поверх бинтов натягивать перчатки. – Пусть люди сами делают выводы. Я верю, что в Авьене помимо мракобесия существует и просвещенность.

Он повернулся и замер, уставив на Марго внимательный взгляд. Опять накатила слабость. Марго понимала, что должна присесть в реверансе, сказать: «Ваше высочество…», но суставы точно одеревенели, язык присох к небу, а в ушах принялся нарастать противный звон.

«Не думать про огонь, – поняла она. – Не думать и не вспоминать…»

– Как самочувствие вашего высочества? – послышался встревоженный голос доктора Уэнрайта.

– В порядке, – отрывисто ответил кронпринц. – Лучше позаботьтесь о том, кому действительно нужна помощь.

Марго тотчас подхватили под локти и усадили на соседнюю оттоманку, в руки ей ткнулось холодное стекло. Она приняла стакан, глотая воду и понемногу возвращаясь в реальность.

– Я сожалею, – донесся приглушенный голос его высочества, – что не подаю вам руки и не могу пожать вашу.

– Простите и меня, – слабо отозвалась Марго. – Я так не вовремя лишилась чувств.

– Было от чего, – ответил кронпринц и покосился на стонущую жену. Закатив глаза так, что блестели только влажные белки, она шептала что-то бессвязное. – Признайте, вы больше испугались меня, нежели этих глупцов?

– Испугалась, – произнесла Марго, возвращая воду фельдшеру. – Что начнется пальба и… А еще испугалась за вас…

– За меня? – повторил кронпринц, приподнимая бровь. – Что ж, игра в Бога довольно утомительна, но, к сожалению, необходима. Я рад, что мое выступление возымело должный эффект. И рад, что вы пришли, баронесса. Уже познакомились с доктором Уэнрайтом? Не забудьте поблагодарить его за помощь, в деле вашего брата он выступил от лица профессуры.

– Так вот где я слышала это имя! – воскликнула Марго, поднимаясь. Сердце взволнованно затрепетало. – Как Родион? Его перевели из тюрьмы?

– Перевели в корпус для выздоравливающих, – с улыбкой ответил доктор Уэнрайт. – Можете навестить его прямо сейчас, если желаете. Я провожу.

– А после, – подхватил его высочество, – обязательно возвращайтесь. Я заказал отличный крепленый Porto, и попробуем забыть о сегодняшнем инциденте. Обещайте!

Марго пообещала.

–

[1] Тело Христово, спаси меня! О, добрый Иисусе, услышь меня! (католическая молитва)

Глава 7. Как мотыльки

Госпиталь Девы Марии

Время – вода в клепсидре, утекало капля за каплей. Когда Марго вернулась из соседнего флигеля, над крышами Авьена вовсю полыхал закат.

Она не думала, что настолько соскучилась по Родиону. Не думала, что за время разлуки он будто бы вырос и повзрослел: пушок над губой стал жестче и темней, взгляд – серьезней, а рассуждения – более вдумчивыми и зрелыми.

– Я много размышлял, Рита, – говорил он, наблюдая, как в окне напротив дома окрашиваются в пурпур. – У меня было много времени на раздумья. И понял, что одними мечтами и словами нельзя ничего изменить. Надо действовать.

– Действие довело тебя до тюрьмы, – бурчала Марго, но сердилась она понарошку: уж слишком радовалась, что на окне теперь нет решеток, что белье на кровати – белое и накрахмаленное, а прежняя желтизна его щек сменилась здоровым румянцем. Еще немного – и он снова вернется домой…

Если, конечно, будет, куда вернуться.

– Тогда я еще не знал, что такое – настоящее дело, – отвечал Родион, и таким, серьезным и рассудительным, пугающе походил на отца. – А теперь понял. Я ведь биолог, Рита. Открытие этого госпиталя открыло глаза и мне. Я буду помогать людям. Буду вместе с доктором Уэнрайтом искать лекарство от эпидемии. Он говорил со мной вчера и обещал все устроить.

– Если ты решил, то не отступишь, правда? – с грустной улыбкой спрашивала Марго.

– Нет, – ответил Родион. – Как и ты, сестренка. Как весь род Зоревых.

Теперь же, когда закат выцветал, постепенно сменяясь фиолетовыми сумерками, Марго чувствовала себя немного спокойнее. Расхваленное кронпринцем «Порто» приятно пощипывало язык, а сам он – хоть и находился в той же зале, – казался далеким и недоступным. Марго никак не удавалось переброситься с ним и парой фраз, и видела его лишь издали: беседовал он с редактором или загорелым ютландцем или куда-то выходил в сопровождении незнакомых господ, передавал указания адъютантам или улыбался дамам и самой Марго, чем вызывал у нее неясные чувства ревности и смущения. Но больше, нежели показная улыбка, говорил его взгляд – где бы он ни находился, кому бы ни улыбался и с кем бы ни заговаривал, глаза нет-нет, да и оборачивались в сторону Марго. Она ощущала это как легкий ожог, и тоже искала его взгляда, при этом все мучительнее чувствуя пропасть, проложенную между ними – не обойти, не перешагнуть. В конце концов, отягощенная обществом незнакомых ей людей, пустой болтовней, напрасным ожиданием чего-то важного, Марго захватила бокал с вином и вышла через боковую дверь во внутренний дворик.

Здесь уже вовсю горели фонари. Проснувшиеся мотыльки слетались на огонь исполнять свой бестолковый ритуальный танец. В соседних флигелях одно за другим зажигались окна – в какое-то из них сейчас смотрит Родион. Может быть, видит ее, застывшую на лестнице, а может, читает одну из книг по биологии, принесенных доктором Уэнрайтом, в которой Марго не понимала ни слова. Одна эта встреча стоила тревожного дня и скучного вечера. А завтра будет новая. И это согревало Марго получше хваленого вина.

– Mamestra brassicae, также известные как «ночницы капустные», – сказали за спиной. – В отличие от «мертвой головы», наиболее распространены в наших краях.

Марго обернулась: в освещенном проеме чернела высокая фигура, лица не видно, но отсвечивающие медью волосы не оставляли сомнений в личности господина.

– Ваше высочество?

Он вышагнул из освещенного пятна, сливаясь с сумерками в своей темной пиджачной паре.

– Простите, баронесса, что заставил вас скучать, – тихо продолжил он, остановившись от Марго в нескольких шагах. – Но мне так редко удается видеться с друзьями в более-менее неофициальной обстановке, что я совершенно потерял счет времени.

– Все в порядке, – ответила Марго. – Я благодарна за возможность увидеть брата.

– А я счастлив предоставить вам эту возможность. Но, вижу, вас утомило светское общество?

– Я не привыкла выходить в свет, ваше высочество.

– А я, напротив, излишне обременен этим, – в голосе кронпринца промелькнула досада. – По долгу рождения мне необходимо появляться на званых вечерах, балах, дипломатических встречах и прочих приемах, на которых остается только или умереть со скуки, или напиться, – он приблизился еще, и Марго, наконец, различила его лицо: осунувшееся и бледное, с запавшими глазами. – Знали бы вы, как иногда помогает лишний бокал «Блауфранкиша». Бывают такие обеды, когда совершенно невозможно сдержаться, чтобы не поджечь всех сидящих за столом…

– Выходит, они обязаны жизнью вину, которое вам наливают, – бледно улыбнулась Марго. Бокал в ее руке дрогнул, и лоб кронпринца прорезала тревожная складка.

– Я снова испугал вас? Простите. Сегодня столь насыщенный день, что моя бедная супруга не выдержала, и я отправил ее в Ротбург вместе со всеми фрейлинами. Как хорошо, что вы не успели уехать!

– Я осталась, чтобы поблагодарить вас за заботу. А еще за портрет, – сказала Марго, отводя взгляд и покачивая в руке бокал. – Вы… оказывается, вы очень талантливы, ваше высочество. Я обрадована и польщена, но не нахожу слов, чтобы выразить свою признательность…

– Вы не находите слов, потому что я совершенный бездарь! – усмехнулся кронпринц. – Признайтесь, вы говорите так, потому что я Спаситель?

– Я говорю правду, ваше высочество! – испуганно ответила Марго, поднимая лицо, но сразу же расслабилась, уловив во взгляде собеседника веселые искры.

– Не нужно оправданий, это просто неудачная шутка… А книга? Книга понравилась вам?

– О, это весьма любопытная энциклопедия! Кто ее автор?

– Один странный человек, – улыбаясь, ответил кронпринц. – Естествоиспытатель, который коллекционирует бабочек. Дурацкое занятие для мужчины, не так ли?

– Родион – биолог, – заметила Марго. – И доктор Уэнрайт тоже. Это достойное занятие для мужчины. Но, кажется, вы тоже разбираетесь в них?

– Только в качестве хобби, ничего исключительного. Глядите! – он указал на фонарь, вокруг которого собиралось все больше мотыльков. – А это бражник. Не тот, что изображен на вашем стилете, у этого Mimas tiliae зубчатые крылья. Хотите, я поймаю его для вас?

– Нет, нет! – быстро ответила Марго. – Пусть живет, за ними куда интереснее наблюдать в среде обитания, чем под стеклом, когда они насажены на булавки.

– Вы любите природу?

– Я всегда хотела жить на природе, – призналась Марго. – Помню поместье моих родителей. Луга и реку, а за рекой – лес. Я любила собирать в нем ягоды и слушать пение птах, а иногда встречала зайца или даже оленя. Ах, ваше высочество! Я многое бы отдала, чтобы вернуться на родину…

– Вы так похожи на мою мать, – заметил кронпринц. – Она любит природу куда больше, чем людей, – вздохнул, точно задумался. Потом спросил: – Но что же мешает вам вернуться?

– Пожар, – ответила Марго и умолкла, вздрагивая.

Не думать об огне. Не вспоминать треск древесины и ужасный запах, преследующий Марго в кошмарах.

– Простите, – сказал кронпринц и, протянув руку с бокалом, коснулся стеклянными стенками бокала Марго. – Я не хотел бередить раны. Давайте выпьем за то, чтобы все плохое осталось позади?

– Да, ваше высочество, – выдохнула баронесса, стряхивая воспоминания, как золу. – Я бы хотела в это верить.

Вино пряно пощипывало язык. Марго отпила совсем чуть-чуть, и отметила, что кронпринц тоже едва пригубил и, наморщив лоб, сказал:

– Удивительно, но сегодня мне совсем не хочется напиваться. Я наконец-то чувствую, что сделал что-то полезное. И это так странно и непривычно! Бывало у вас такое?

– Прямо сейчас… – смущенно ответила Марго. – Мне странна сама мысль, что я стою тут, рядом с вами, и разговариваю…

– Вам неприятно это?

Кронпринц выпрямился, вернулась складка между бровями, и таким – напряженным и почти взволнованным, – он напомнил Родиона в моменты, когда тот шалил и ждал от Марго наказания. Но кого и хотелось наказывать – так это саму себя. Мысленно укорив себя за косноязычие, Марго поспешила ответить:

– Нет-нет! Ваше высочество, не поймите неправильно! Я только хотела сказать, что всего лишь баронесса не самого знатного рода, а вы… – она сглотнула, пытаясь подобрать слова. Как нарочно, язык не слушался, мысли неслись по кругу вскачь. Немного волнений и вина – и вот она уже не владеет собой. Соберись же! – Вы – наследник империи, вы Спаситель, – продолжила Марго, крутя в пальцах несчастный бокал, – вы избраны Господом и в вас влюблены все женщины Авьена… и вот сейчас вы разговариваете со мной… так просто, будто мы выросли в одном поместье! Будто вы тоже человек! – брови его высочества прыгнули вверх, и Марго осеклась. – Ох… простите, я снова говорю не то, – она досадливо нахмурилась. – Наверное, мне пора уйти…

– Уйдемте вместе?

Марго вздрогнула и подняла глаза, выискивая в лице кронпринца намек на насмешку или лукавство, искала – и не находила. А потому лишь слабо спросила:

– Куда, ваше высочество?

– Не все ли равно? – пожал плечами кронпринц. – Главное, подальше отсюда.

– А ваши друзья…

– Они поймут и не станут искать. О недругах тем более не стоит заботиться.

– Но разве вы свободны?

Его высочество вдруг разжал пальцы, и бокал упал ему под ноги, звякнув о брусчатку отколотым боком.

– Теперь да, – сказал кронпринц. – Бросайте тоже! Смелее!

Какое-то время Марго колебалась, а потом решилась и швырнула бокал в темноту. Капли вина оросили дорожку, словно темная кровь. В фонарном свете блеснули осколки.

– К счастью, – выдохнула Марго, и взглянула в лицо Спасителя – он улыбался.

– Не правда ли, полегчало?

– О, да! – с ответной улыбкой ответила Марго, и в самом деле чувствуя, как напряжение в груди истончилось и лопнуло. Словно в бокале было не вино, нет – все тревоги последних дней, все страхи, вся неуверенность. – Да, ваше высочество, мне легче.

– Вот видите, – довольно ответил он. – Даже глупый мотылек, отращивая крылья, разбивает свой кокон. Учитесь у мотылька: чтобы обрести мало-мальскую свободу – надо обязательно что-нибудь разбить.

7.1

Где-то на улицах Авьена

Сумерки сгустились окончательно. Настало время для прогулок и встреч, время, когда никогда не спящий Авьен наполнялся иной – ночной, – жизнью. Но его высочество будто нарочно выбирал безлюдные улочки, куда едва долетало громыхание экипажей, смех и музыка из маленьких кабачков.

– Никогда не думала, что город может быть таким… пустым, – задумчиво сказала Марго, щурясь на фонарный свет. Сужающиеся улицы теснили ее к спутнику, и вот она уже шла совсем близко, касаясь его плеча своим.

– Пусть это вас не пугает, – добродушно отозвался кронпринц, подхватывая Марго под локоть. От неожиданности и испуга она одеревенела, но ничего не произошло, огонь не вырывался на волю, и потому она позволила держать ее так – аккуратно, но надежно. – Ночной Авьен я знаю куда лучше дневного.

– Я и… не боюсь.

– Как я мог забыть! У вас ведь есть маленькое жало.

– Сегодня я оставила стилет, – призналась Марго. – Опасно посещать светские рауты с оружием в рукаве, ведь я не могу позволить себе лишний бокал «Блауфранкиша».