Текст книги "Обреченная на счастье"
Автор книги: Елена Богатырева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
С этими словами он подошел и пощелкал клавишами.
– Вот, это учебная программа. Сиди, осваивай технику.
Я уткнулась в программу, а к нему повалили люди. Все они показались мне немножечко странными. Одна женщина, например, спрашивала, как ей избавиться от бывшего мужа, с которым она по-прежнему делит однокомнатную квартиру и даже один диван, потому что новый никто из них покупать не хочет. Бабулька одна была еще интересная. У нее под окном из трубы течет вода. Ей очень хочется в суд на виновника подать, только она не знает – на кого. Просила объяснить ей и составить бумагу для суда.
Но самое любопытное, что Федор не гнал их взашей, а всем терпеливо улыбался и подробнейшим образом отвечал на вопросы. Потом пришла «группа лиц кавказской национальности». Меня тут же выслали варить кофе и приказали не торопиться. Через полчаса Федор сам пришел на кухню.
– Перерыв. Давай пить кофе. А ты пока можешь начать рассказывать мне о своих неприятностях.
В памяти моей к тому времени царил полный беспорядок. Мне казалось, что все неприятности обрушились на мою голову в одночасье. Как-то сразу. И я не могла точно определить, где они начались. Оглядываясь на свое прошлое, шаря в памяти последних нескольких лет, я вообще ничего приятного там не находила. Тогда я решила вспомнить, что именно меня сейчас тяготит больше всего. Больше всего мне не хватало собственных тапочек, комплекта личного постельного белья с таким родным запахом, кусочка сыра и больших зеленых листьев салата в холодильнике, тахты, составляющей с телевизором единое целое. Мне не хватало своего угла, где я могла бы свернуться калачиком, скрывшись от чужих глаз, пришпиливая ход времени маленькими чашечками чая, настоянного на целебных травах.
– Самое неприятное, – начала я, – что мне негде жить.
И я, не вдаваясь в подробности о родных запахах, рассказала ему о появлении Светланы, о ее странных манерах и о том, как развивались наши отношения вплоть до того момента, когда она вытащила ключ из замочной скважины и захлопнула дверь перед моим носом.
Федор слушал меня внимательно и делал какие-то заметки в блокноте.
– Светлана, – он задумчиво посмотрел на меня, – ну? Как ее фамилия? – приготовившись записывать.
– Фамилия? – удивилась я. – Не знаю. Она ведь Верке не родная сестра, у нее какая-то своя фамилия должна быть.
– А раньше ты про нее слышала?
– Про фамилию?
– Про сестру!
– Нет. Хотя… не помню, если честно. У Верки столько родни, что я давно перестала вникать, кто кому кем там у них доводится. Может быть, она и про Свету рассказывала, не помню.
– Да, – сказал он, – задача. Разумеется, она никаких прав на твою квартиру не имеет. Только вот расписку ты зря писала. В суде она, может быть, никакой ценности иметь и не будет, а вот если твоя Светлана знакома с какими-нибудь рисковыми мальчиками, то…
Он замолчал и задумался.
– Но в любом случае через два месяца ты можешь спокойно вернуться в свою квартиру и больше никогда подобных глупостей не совершать. Хотя все-таки никак не могу понять – зачем ей это? Ведь ее сестра уехала в отпуск!
– Но Верка тогда еще не собиралась в отпуск. Ей достались горящие путевки. Она ведь не знала.
Тут одновременно раздался звонок в дверь и петух, притаившийся в телефоне, снова принялся надрывать горло. Федор пошел встречать посетителей, а я снова села за компьютер, пытаясь с помощью обучающей программы научиться с ним контактировать. За окном стало темнеть, потом на улице зажглись фонари, и сердце мое заныло: нужно было подумывать о ночлеге. Вдруг мне пришло в голову, что я могла бы остаться ночевать здесь. А что? Вон какие кресла огромные. Конечно, Федор вряд ли захочет, чтобы незнакомый человек с улицы ночевал вместе с его многочисленными документами, хранящими чужие тайны. Пусть тогда закроет меня на кухне. Я не убегу. Мне бежать некуда. Да и не хочется. И, может быть, даже хорошо, что мне неожиданно оказалось негде ночевать и у меня есть шанс здесь остаться.
Я потихоньку, чтобы никто не заметил, пощупала свой лоб. Кажется, у меня начинался бред, и единственной его причиной могло быть резкое повышение температуры. Теперь мне казалось, что жизнь моя свернула куда-то в нужное русло. Что все неудобства и неприятности были необходимы только для того, чтобы я сейчас сидела в этом кресле, училась общаться с компьютером, а из-за соседнего стола на меня синими глазами поглядывал Федор. Он казался мне теперь не тем человеком, в гавань которого я привела свои корабли отдохнуть, он казался конечной целью моего безумного приключения, берегом обетованным, давно знакомым и очень родным.
Убедившись, что температуры у меня нет, я испугалась своих дальнейших философствований и полностью сосредоточилась на работе, что от испуга у меня неплохо получилось. В восемь вечера последний посетитель покинул кабинет, а Федор, закрыв за ним дверь, подошел ко мне тихонько сзади и заглянул в монитор.
– Ну как? – спросил он.
От неожиданности я вскрикнула.
– Интересно? – Он улыбался во весь рот.
– У меня получится, – пообещала я. – Обязательно.
– Пора закрываться, – сказал он.
– А можно, я здесь переночую? – зачастила я. – Приберу немного. А если вы за документы волнуетесь, можете меня на кухне запереть. Зато завтра на работу не опоздаю…
– Ты, – сказал он.
– Что? – не поняла я.
– Давай перейдем на «ты», хорошо? Я ведь не очень старый и не слишком гордый. И, между прочим, даже младше тебя на три года.
– Да-а? – протянула я, соображая, откуда он это знает, но потом вспомнила, что он тщательно штудировал мой паспорт.
– Ну хорошо, оставайся. Тебе, наверно, надо будет какую-нибудь раскладушку притащить.
– Нет, нет, нет, – запротестовала я. – Мне ничего не надо. Я тут в кресле… Я неприхотливая.
– Но ведь в кресле два месяца не проведешь.
– Уже не два. А один и двадцать пять дней.
– Хорошо, – сказал он и начал складывать бумаги в портфель, но потом спохватился: – А душ? Где ты мыться собираешься?
– А-а-а я возьму абонемент в бассейн. Три раза в неделю. У меня в СКА бабушка бывшей одноклассницы работает.
– Хорошо.
Федор снова собирался, но, похоже, ему было неловко бросать меня здесь одну, а самому отправляться на ночлег в нормальные условия. Он медлил, долго копался с замками, но в конце концов собрался и встал у двери:
– До завтра. Смотри никому не открывай, даже если ломиться будут.
– А что делать, если будут ломиться? – испугалась я.
– Да не будут, – успокоил он. – Ну а если что – пожар, землетрясение, наводнение, – звони сторожу.
Он подошел к столу и записал номер телефона.
– Вот. Ну, я пошел?
– До свидания.
– Угу, – сказал он и закрыл за собой дверь.
11
Некоторое время я стояла в центре комнаты, пропуская через себя волну неожиданно нахлынувших новых ощущений. Их было много. Они переливались радужными цветами и тихо шелестели. Но не было среди них ни одного знакомого и понятного мне чувства. Через несколько секунд в голове зашевелились лениво мысли. Но среди них не было ни одной здравой. Я не думала о том, как спасти свою квартиру или как навсегда избавиться от Клима, я не вспоминала о своих неприятностях и не сетовала на судьбу. Мне было обидно, что Федор вот так взял и ушел.
Это было совершенно ужасно. Ведь мы с ним едва знакомы, а он помогает мне, словно я его родственница. Благодаря ему мне есть теперь где переночевать, я могу получить работу, если не буду лениться и освою компьютер, а значит, в конце концов у меня появятся и деньги и я не умру с голоду. Еще нужно добавить, что я избавилась наконец от своего преследователя, да и от Клима – на некоторое время, которое мне хотелось продлить за границы обозримого будущего. И после всего этого я испытываю не величайшее чувство благодарности, а разочарование! Он что, должен был остаться здесь? Поговорить со мной? О чем? О чем со мной можно разговаривать?! Да и к тому же его дома, наверно, мама ждет.
А почему, собственно, мама? Может быть, жена. Вот тут мне стало по-настоящему грустно. Но ненадолго. Память тут же услужливо, с легкой усмешкой, прокрутила мне отрывок из его рассказа в кафе о том, как секретарша собралась за него замуж. Значит, жены у него нет! И чего я обрадовалась? Мне-то какое дело?
Я отошла к окну и стала размышлять о том, как несправедливо устроен этот мир. Если человек у меня что-то отбирает, как Света отобрала у меня квартиру, директор – работу, а Клим – свободное жизненное пространство, то я отношусь к этому как к должному, а вот если дает, как Федор, то мне обидно, что дает мало. Какая жадность просыпается в человеке на хорошее!
Нужно было отвлечься от этих идиотских мыслей, и я включила компьютер, уверенно нажав на нужную кнопку. Он загудел, а я почувствовала некоторую гордость – получилось. Просмотрев свои записи – целый день я просидела не просто так, – я выбрала программу «машинистка», решив поучиться печатать вслепую. Урок был похож на забавную игру, и я так втянулась, что не заметила, сколько времени пролетело до тех пор, пока в двери не заскрипел ключ. Ненадолго мне стало дурно: я вспомнила и о своей полосе смертельного невезения, и о преследователе, сопровождавшем меня повсюду. Дверь распахнулась, на пороге стоял Федор. Одет он теперь был в спортивную куртку и джинсы.
– Я вот подумал, – начал он и замялся. – Учишься печатать?
– Да.
– Я подумал, что ты ведь, наверно, умираешь с голоду?
– Нет, что ты.
– Ты же ничего не ела целый день?
– Ты тоже.
– Но я-то собираюсь! Я тебя приглашаю на ужин.
Как-то странно было слышать это от него. Я думала, только у Клима есть такая страсть – ужинать в ресторанах. Хотя теперешний его костюм не слишком-то подходит для ресторана, может быть, он предпочитает сервис «быстрого питания»?
– Хорошо, – сказала я, вздохнув, и выключила компьютер.
Нет чтобы сказать «спасибо», ругала я себя, пока мы спускались с ним вниз по лестнице. Он ведь не обязан меня кормить. Он делает это из гуманизма, из любви к ближнему, потому что ему не хочется прийти завтра на работу и с порога встретить мой голодный взгляд. Но что бы я себе ни говорила, мне хотелось большего. Микроб жадности, закравшийся в мою душу при встрече с Федором, заразил все мои мысли и чувства, не оставляя надежды на выздоровление. Наверно, я более других была подвержена такому заражению. Ведь я так давно не встречала человека, который мне понравился бы так, как Федор. Точнее, я никогда такого человека не встречала. Он был похож на брата, которого у меня никогда не было. Судя по возрасту – на младшего. С ним было спокойно и безопасно.
Машины около подъезда не оказалось, и мы пошли пешком по проспекту. Мы шли молча, поглядывая иногда друг на друга и опуская взгляд на кленовые листья, расползающиеся разноцветными пятнами у нас под ногами.
– Пришли, – через три минуты объявил он и направился к ближайшему подъезду.
Я пошла за ним, все еще не понимая, куда же мы пришли. На улице не было никакой вывески, свидетельствующей о том, что здесь располагается какое-нибудь кафе. Внутри подъезд был похож на обычный жилой дом, а когда Федор вонзил ключ в замочную скважину и открыл одну из дверей, я поняла, что это и есть самый обыкновенный жилой дом.
– Прошу. – Он пропустил меня вперед.
– Что это? – Голова моя все еще отказывалась сделать самый элементарный вывод.
– Это мой дом, – сказал он гордо. – Не хотел тебе говорить сразу, но ненавижу рестораны. Предпочитаю, чтобы незнакомые люди не знали, каким образом я пережевываю пищу. И не хочу видеть, как это делают они.
– Я тоже не люблю рестораны.
– Вот и замечательно, – сказал он. – Повар из меня, правда, не ахти какой, так что я полуфабрикатами пользуюсь.
– Я тоже.
– Да-а? – протянул он немного разочарованно. – Почему?
– А ты почему?
– Не знаю, – сказал он, – наверно, лень время на это тратить.
– И мне лень.
– Значит, мы с тобой два сапога пара.
– Ага. Только два сапога с одной ноги.
Так, весело, мы отправились на кухню, где он достал из холодильника пачку замороженных хинкали и чудесный разноцветный салат из всевозможных овощей. Наверно, сам соорудил, на полуфабрикат не похоже. Пока Федор рылся в холодильнике, я внимательно рассматривала салат, чтобы убедиться в съедобности его компонентов. А Федор тем временем выудил из холодильника бутылку кагора и поставил на стол.
– Пока хинкали варятся, можешь рассказать мне о том, как тебя выгнали с работы.
– Да не то чтобы выгнали, – и я быстро пересказала ему свой разговор с директором.
– А вот тут все неправильно, – обрадовался он, отправляя хинкали в кипящую воду. – Во-первых, если тебя сокращают, то должны предупредить об этом за месяц. Потом, ты должна получать пособие в размере оклада, зарегистрировавшись на бирже. И еще: где, спрашивается, твоя трудовая со всеми соответствующими записями?
Я хлопала глазами, как будто он мне только что Америку открыл.
– Знаешь, я так расстроилась, и у меня к тому времени было уже так много неприятностей, что я даже…
– Вот! – Он поднял вверх указательный палец. – Завтра же ты должна сходить к своему директору и потребовать у него все, что тебе полагается.
– Я не сумею, – тихо призналась я.
– Что не сумеешь?
– Потребовать. Я вообще ругаться не люблю. Зачем требовать? Он что, маленький мальчик? Законов не знает? Раз он так сделал, значит, будет держаться за это до конца. Я ничего не смогу добиться. Мне, честно говоря, даже ехать туда не хочется, чтобы рассказывать ему, как он был не прав.
– Серафима, так нельзя, – сказал Федор немного обалдело. – Люди должны бороться за свои права.
– Пусть. А я не умею. Мне проще остаться без денег и полгода искать другую работу, чем бороться за свои права. Мне это противно. И потом – все равно у меня ничего не выйдет.
– Хорошо, ты хотя бы трудовую книжку забрать можешь?
– Могу.
– Вот и поезжай завтра, забери. А пока давай есть.
Он выложил из кастрюли на тарелки дымящиеся хинкали, облил их от души сметаной и поставил на стол. Потом поднял тост за наше удивительное знакомство и за девушку Серафиму, напоминающую ему стихийное бедствие. Мы посмеялись, вспомнив, как я сбила его с ног. Я рассказала, какой ужас испытала, когда он падал плашмя на пол, пока не догадался выбросить вперед колено и приземлиться на него.
– Я так даже в детстве не падал, – признался он. – Думал, на меня покушение устроили, взрыв какой-нибудь.
Он рассказал мне, как учился в институте, потом в аспирантуре, а потом решил открыть свое дело. Два раза его офис громили, и он был вынужден перебираться на новое место. Но теперь, кажется, обосновался окончательно возле своего дома и работает здесь уже четыре года.
Все было давно съедено, полбутылки вина выпита, а я сидела и до слез смеялась над его рассказами о детстве, о старшем брате, который ему житья не давал, но которого он любил до беспамятства, и о том, что они вместе вытворяли. Брат его теперь работал в ФСБ, а он решил стать юристом.
– Наверно, устал от командования брата в детстве, – смеялся он.
Этот вечер никогда бы не кончился, потому что тем для разговора было нескончаемо много, но я вдруг посмотрела на стенные часы и не обнаружила на них маленькой стрелки.
– У тебя часы стоят? – спросила я.
– Идут.
Конечно – идут. Просто в этот момент маленькая стрелочка укрылась за большой, когда та показывала на цифру двенадцать.
– Боже мой, уже полночь. – Я вскочила со стула как Золушка и стала озираться, как будто платье мое сейчас превратится в старые обноски, а карета в тыкву.
– Ну и что?
– Но ведь так и всю ночь просидеть недолго, нужно же когда-то расходиться.
Он встал и медленно подошел ко мне. Подошел слишком близко, чтобы я могла по-прежнему рассуждать здраво, и спросил:
– А зачем расходиться?
В голове моей мысль заметалась в поисках правильного ответа или хоть какого-нибудь ответа, приличествующего обстоятельствам. Но я только что-то промычала или скорее простонала, а потом случился какой-то провал, потому что его глаза приблизились к моим настолько, что я тут же утонула в них, а губы заскользили по моей щеке, медленно подбираясь к моему рту. А когда прошла минута, вместившая в себя целую вечность этого беспамятства, неожиданно резко зазвонил телефон в соседней комнате, и я, вздрогнув всем телом, отстранилась и стала жестами показывать ему в том направлении, откуда доносился звонок, больше походивший на сирену пожарной машины.
Тяжело вздохнув, он бросил «сейчас» и вышел к этой так неуместно трезвонившей твари. Я осталась стоять посреди комнаты и не успела выбраться из водоворота чувств, в который меня только что засосало, как Федор вернулся с телефонной трубкой в руках и, посмотрев на меня, растерянно сказал:
– Это тебя.
12
Я машинально взяла трубку, все еще не отводя от него глаз и отказываясь верить в реальность и этого провала, и звонка, и выдохнула в трубку:
– Алло.
– Так вот ты где! – услышала я до боли знакомый голос Клима. – И что же ты там делаешь в такое время?
– Я, – мой лепет был совершенно невразумительным, – да я… здесь…
– Сима, я что-то плохо слышу тебя, или у вас там что-то с телефоном? Кстати, а кто тот мужчина, который только что снял трубку?
– Это мой брат. – Я почти верила в то, что говорю.
– Я почему-то так и думал, – сказал Клим. – Почему-то мне именно так и казалось. Я никак не мог поверить, что ты вот так, ночью, сидишь у чужого мужчины, и это после всего, что у нас с тобой было.
Я подавленно молчала, а Клим, подышав в трубку, справляясь с потоком нахлынувшей ярости, которую я ощущала на расстоянии, продолжал:
– Ну так вот, Сима, ты так неожиданно пропала, что я не знал, что и думать. Сдала квартиру Свете, с работы уволилась…
– Меня сократили.
– Ах вот как. – Тон его стал гораздо мягче. – Негодяи! Я с ними разберусь. Завтра же утром поедем туда вместе, и я им устрою.
– Я не могу завтра. Я нашла другую работу.
– Так быстро? – удивился Клим. – И где же ты работаешь?
Назвать контору Федора я не решилась, поэтому, не моргнув глазом назвала адрес ветеринарной клиники на Невском.
– Хорошо, я подъеду туда завтра. Во сколько у тебя обед?
– Нет, нет, нет, – запричитала я, – завтра не получится. Я завтра выезжаю по звонкам. Давай я сама позвоню.
– Во сколько? – требовательно спросил он.
– В пять. Нет, в шесть. – Мне хотелось оттянуть время нашей встречи до второго пришествия.
– Буду сидеть у телефона. А где ты собираешься ночевать?
– Я сняла комнату. Здесь рядом. Меня брат проводит.
– Хорошо, – подытожил Клим. – До завтра. И помни, я очень волнуюсь за тебя. Пора кончать с этой неопределенностью. Хватит скитаться по дальним родственникам. У тебя есть я, и моя квартира – в полном твоем распоряжении. Что ты говоришь, Сима?
– Я ничего не говорю, – ответила я быстро, как нашкодившая школьница. – Я слушаю.
– Ты знаешь, – заговорил Клим неожиданно вкрадчиво и почти ласково, – я ведь догадался, зачем ты сдала квартиру. Глупенькая, тебе не нужно было прибегать к этим уловкам. Я твой. Обещай, что завтра же переедешь ко мне, и мы тут же оформим наши отношения. Договорились?
– Клим, – простонала я в отчаянии.
– Умничка, я все понял. Целую тебя. До завтра.
Потом я еще с минуту слушала гудки в телефонной трубке. Они были похожи на сигнал тревоги перед взрывом. Вот сейчас погудит еще и шарахнет так, что весь мир этот разлетится вдребезги. Я искренне надеялась, что так оно и будет, но секунды бежали, а вокруг ничего не происходило. Совсем ничего, если не считать, что просвет, который забрезжил на черном моем горизонте, снова затянулся грозовыми тучами, на этот раз, кажется, окончательно.
Я выключила телефон и положила трубку на стол. Федора нигде не было. С кухни потягивало сигаретным дымом, значит, он удалился, чтобы не мешать мне общаться с любимым женихом. Сидит, наверно, сейчас там и переваривает всю гнусность ситуации. Затащил в дом чужую невесту, полез целоваться, а тут и жених… Здорово, нечего сказать. А невеста все твердила «не хочу замуж, не хочу замуж», а теперь вон – отчитывается перед своим ненаглядным, встав по стойке «смирно» и поджав хвост.
Как все гадко вышло. Нужно было уйти сейчас же, и я стала обуваться. На моих туфлях шесть застежек – по три на каждой. Поэтому я не сумела быстро обуться и уйти. А когда застегнула пятую застежку, то прямо в туфлях прошла на кухню и села на стул.
– Ах да, тебя ведь надо проводить, – усмехнувшись, сказал Федор. – Я сейчас.
Тон у него был уже совсем другой. Официально веселый и отстраненный. Лучше бы он запустил в меня чашкой. Но, похоже, несмотря ни на что, ему этого совершенно не хотелось.
– Понимаешь… – начала было я.
– Не надо, – поморщился он, – я все понимаю. Я уже не маленький и давно живу на этом свете.
– Извини, – сказала я.
– Да нет, это ты меня извини. Затащил домой, полез целоваться!
В этот момент он, очевидно, припомнил то, о чем говорил, достаточно отчетливо, потому что лицо его на секунду озарилось последними отсветами проведенного вечера – и уже начало угасать, когда я, прорывая пелену сплошного тумана между нами, зависая где-то в космическом пространстве, на пороге небытия, сказала:
– А мне понравилось.
Наверно, такое чувство испытывают начинающие моржи, погружаясь в прорубь в тридцатиградусный мороз. У них так же отчаянно вытаращены глаза, зубы плотно сжаты, чтобы не стучали, и в голове только одна мысль: от того, что они собираются сделать, еще никто не умирал.
– А Климу понравилось бы? – бросил он через плечо, потому что уже надевал кроссовки, собираясь выдворить меня из своей жизни раз и навсегда.
То есть он не понял, какого мужества мне стоила последняя фраза. Может быть, есть женщины, которым сказать такое – все равно что высморкаться. Но я никогда больше не повторю этого грандиозного прыжка в космическую прорубь. Мне было стыдно теперь за свое признание, стыдно до слез. И как только я подумала об этом, в горле запершило, и слезы стали постепенно подкрадываться к уголкам глаз. Когда одна из них все-таки скатилась и повисла у меня на носу, он обернулся, то ли почувствовав увеличение влажности, то ли получив какой-то другой сигнал космического происхождения, и уставился прямо на нее.
– Ну, Серафима, не стоит все так…
И не договорил. Слезы закапали из моих глаз на линолеум в коридоре часто-часто. Я сама еще не поняла толком, что происходит, поэтому внимательно вместе с Федором наблюдала, как на полу образуется маленькая лужица.
Душа моя словно оказалась взаперти где-то в маленькой комнатке и тут же, страдая клаустрофобией, стала молотить в стены в поисках выхода. Она подняла там внутри такой визг и вой, который может устроить только девчонка-первоклассница, запертая сорванцами-сверстниками в чулане с крысами. Сейчас Федор откроет дверь, и вместе с черной как смоль ночью на меня навалятся злые духи – Клима, Верки, Светланы. Они схватят меня цепкими руками и поволокут в свой мир, из которого я вырвалась ошибкой. «Да как ты посмела? Тебе здесь не место!» – плыли в голове обрывки фраз. В общем, когда я спохватилась, то оказалось, что я, всхлипывая по десять раз кряду каждую секунду, сижу в комнате, в кресле, а Федор, примостившись на полу у моих ног, подталкивает стакан с водой, который я бессмысленно держу в руках, к моему рту.
«Я не хочу! Не хочу!» – твердила я, пока не почувствовала, что слезы принесли неимоверное облегчение и даже томную усладу моему сердцу и что никто не заставляет меня делать то, чего я не хочу, никто меня давно не гонит из этого теплого дома, а только настойчиво уговаривает «выпить водички» и не тереть лицо руками, чтобы не распухло завтра.
«Верю, верю!» – говорил теперь Федор на каждое мое «не хочу», а я, все еще жалобно всхлипывая, кивала ему головой.
– А о чем же ты раньше думала, Серафима? Когда он за тобой ухаживал, когда ты с ним целовалась, когда…
– Да я с ним и не целовалась ни разу! – прикрикнула я на него, чтобы он не вздумал продолжать свои «когда».
– Ты меня совсем за идиота держишь? – Он нахмурился.
Но он был настоящим весельчаком, этот Федор, в любой ситуации, всегда, поэтому тут же развеселился и, хлопнув себя рукой по лбу, поставил мне диагноз:
– Я понял, кажется. Есть такое заболевание, когда человек, сам того не желая, врет всем подряд. Серафима, ты больна.
– Да правду я говорю! – возмущению моему не было предела.
– Помню, помню я твою правду. Ты говорила, что замуж не хочешь. Потом вытянулась по стойке «смирно» перед трубкой, говорящей голосом твоего жениха, и объявила меня своим братом. Да, кстати, ты ведь еще обманула его по поводу места своей работы. И назначила свидание завтра в шесть, хотя моя секретарша должна работать до семи. Серафима, ты авантюристка, – говорил он, окончательно развеселившись, – как же я сразу не догадался!
Федор от души хохотал и бил в ладоши, но, похоже, был весьма далек от мысли поднять меня из кресла и повернуть лицом к входной двери.
– Ты мне не веришь? – от удивления я перестала всхлипывать.
– Нет. Еще скажи, что вы с ним встречались в Публичной библиотеке.
– Почему в библиотеке? Он меня по ресторанам возил, в театры, в ночной клуб один раз.
– И ни разу не напросился на чашечку кофе потом, да? И ни разу не привел домой показать коллекцию марок?
– У него нет коллекции марок, – глупо сказала я. – И ко мне он ни разу не заходил!
– Несмотря на то, что ты живешь, как я понял, одна?
– Да.
– А жениться при всем при этом хотел, да?
– Да.
– Тогда я ничего не понимаю. – Федор задумался. – Может, он больной?
– Да нет. Он такой здоровый. – Я обвела руками вокруг себя. – Здоровенный даже. И крепкий, как стаффорд.
– Кто это?
– Американский стаффордширский терьер, – объяснила я.
– Ну да, мы же специалисты по животным, – продолжал он о чем-то размышлять. – Почему ты сказала ему, что я твой брат?
– Со страху.
– Но у вас ведь с ним ничего не было?
– Ну почему, было.
– Снова здорово! Так было или не было?
– А что ты имеешь в виду?
– А ты что?
– Ну ведь он мне предложение сделал. Значит, я должна…
– Ничего это не значит. Получается, я уже должен был бы быть женат на своей секретарше, если ей так захотелось. Так чего ты испугалась?
– Во-первых, что он будет кричать, ругаться. А во-вторых, что приедет сюда и заберет меня к себе.
– Как это заберет? Ты ведь не хочешь, если мне не изменяет память? Ты же не вещь.
– Он так просто не уедет, – сообщила я. – Он тут все разгромит.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. Тон у него такой… злой. – Я никак не могла найти подходящего слова. – Или нет, угрожающий.
– Ну что же, Серафима, давай по порядку. Обо всех своих несчастьях ты мне уже рассказала, давай теперь рассказывай еще об одном – Климе.
13
И я стала рассказывать. История была довольно короткая, потому что состояла только из нашего знакомства и однообразных скитаний по ресторанам. Каждый наш «выезд» был похож на другой, поэтому описывать их не имело смысла.
Познакомились мы в клинике, куда он привел на вакцинацию малюсенькую болоночку, брезгливо держа ее в вытянутой руке. В тот день у нас было много операций, и мы дежурили вместе с Веркой. Она, разглядев «ауди» под окном, выбежала навстречу, выхватила у Клима болонку и начала сюсюкать с ней, как с родной дочерью. То есть с родной дочерью она, конечно, так никогда не сюсюкала. И вообще теперь делала вид, что ни детей, ни мужа у нее нет и в помине. Я сидела тихонько в кабинете и сквозь жалюзи, попивая чай после сложной двухчасовой операции, наблюдала, как Верка облапошивает очередного приглянувшегося ей мужика.
А Верка, надо сказать, была в ударе. Посюсюкав с собачкой, а это всегда наполовину покоряло клиента, она вспомнила о своем великосветском происхождении и, аккуратно снимая с халата собачью шерсть, завела с посетителем изысканную беседу о судьбе и недавней гибели принцессы Дианы, которая была в то время, по ее словам, «у всех на устах». Очевидно, имелись в виду уста таких светских особ, как сама Верка, потому что, например, у моего соседа дяди Пети как был на устах один только мат, так и остался, несмотря на гибель такой замечательной принцессы. Вот сейчас, исходя из опыта моих наблюдений за тотальным Веркиным охмурением, последует сладенькая такая улыбочка, и он предложит ей встретиться и переговорить об английской династии где-нибудь в другом месте. Верка уже распахнула свой халатик, сославшись на духоту, и выставила вперед все, что носила в декольте.
Однако посетитель никак не прореагировал ни на ее сюсюканье, ни на светский тон, ни на прочие прелести. Он все время шарил вокруг глазами, как будто что-то искал. «Торопится!» – подумала я и вышла к ним, чтобы пригласить на прививку. Посетитель вперился в меня взглядом, словно я и была тем, что он так долго и тщетно разыскивал. Он протянул мне руку.
– Клим.
– Серафима, – представилась я.
– Вероника, – пыталась вклиниться со своей рукой Верка, но Клим ее даже не заметил.
Я смутилась, но, собравшись с мыслями, быстро оформила все документы и сделала собачке прививку.
– Сима, – сказал тогда Клим, – я приглашаю тебя сегодня на ужин в «Асторию».
Верка тихо сползла по стенке у него за спиной и закатила глаза, словно ее полоснули ножом по горлу.
– Скажи мне свой адрес, я за тобой заеду, – и Клим достал блокнот, приготовившись записывать. – В половине шестого буду. Жди…
– Он тебе понравился? – спросил Федор.
– Ни капли.
– А зачем ты согласилась поужинать с ним?
– Да он, собственно, меня и не спрашивал.
– Ну хорошо, а когда он ушел, ты могла подумать в спокойной обстановке и отказать ему потом, когда он позвонил?
Наверно, я так и сделала бы. Телефон в этом смысле был моим надежным другом и защитником. Раз в два года на моем пути попадался робкий молодой человек, а если точнее – то совсем не молодой, а довольно потасканный человек в полинявшей одежде и с погасшим взглядом. Как правило, это был один и тот же тип мужчины – донжуан в отставке. Он шестым чувством определял, что я именно то существо, которое не пошлет его подальше сразу же, стерпит смиренно все его сальные комплименты и даже даст номер телефона.
В принципе всем этим мужчинам нужна была не я, а последняя попытка соблазнить женщину после длинной полосы неудач. Встречались они мне обычно не на работе, а в гостях у Веры, куда я ходила раз в год на день рождения ее дочери. Очевидно, на рождениях самой Веры собирались только избранные особы, а к дочери можно было пригласить и второсортных. Тем более что девочке было все равно, кто собирается за столом и чего они там празднуют. Она весело скакала на улице с подружками и совсем не ведала о том, что гости собрались в ее честь.
Так вот, именно там, между заливной рыбой и десертом, один из гостей успевал разобраться, с кем имеет дело, и начинал усиленно подливать мне шампанское, которое я всегда терпеть не могла, потому что, кроме изжоги и икоты, никаких ощущений оно у меня не вызывало. Потом в обязательном порядке следовал танец под одну и ту же излюбленную Веркину песню «Женское счастье: был бы милый рядом», донжуан приглашал меня, а Верка клала голову на плечо мужа и наблюдала за нами, всем своим видом показывая, что такой идеальной пары еще не видела. Потом мой ухажер записывал «телефончик» и, таинственно улыбаясь, обещал забежать как-нибудь ко мне на чашечку чая или для философской дискуссии, гаденько потирая при этом руки под понимающие взгляды гостей.
