Текст книги "Заговор стервятников"

Автор книги: Елена Басманова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Маныч! Маныч! – воззвал к дружку Куприн. – Подтверди! Это не я! Мне заниматься такими глупостями некогда, я теперь «Поединок» пишу. Меня сам Горький знает!

Пронырливый смуглявый Маныч, пытаясь и не умея остановить бегающий взгляд, забожился, что Куприн тут ни при чем. Шутливый фельетон о собаках на гауптвахте поместил в газете он, Маныч. Признается, виноват. А подписал Куприн-Маныч потому, как оба были на лестнице, когда скандалила Биронша, потому что газеты на имя Куприна падки. Гонорар платят бешеный.

– Но кто же тогда организовал сегодняшнюю заваруху? – спросил Вирхов, отпуская пиджак чтимого Максимом Горьким писателя

– Тогда вы должны ответить, господин Куприн, – встрял Тернов, – по двум другим статьям. Во-первых, вы не выполнили распоряжение властей о регистрации собак. А во-вторых, вы склонили вашего пуделя к алкоголизму.

– А где же пудель? – спохватился Куприн. – Куда же он запропастился?

– Лежит на полу пьяный, – язвительно ответил Тернов – Налакался водки.

Куприн сверкнул черными глазами и отошел.

– Что-то я не вижу полиции, – сказал Вирхов помощнику. – И где этот проклятый Трифон?

Шустрый Маныч возник перед Вирховым и, понурившись, пояснил:

– Сбежал. Мы сюда спозаранку прибыли, как только объявление прочли. Заплатили Трифону хорошенько, чтобы засесть в подполе и на чердаке Я за печкой сидел. Видел, видел, как этот, – он указал на связанного, – велел приготовить две рюмки водки, сыпал в рюмку порошок

– Меня хотели отравить? – медленно произнес Вирхов. – Неужели я похож на такого дурака, чтобы пить водку с Кошечкиным?

– А отравили моего бедного пуделя, – послышался голос Куприна.

Вирхов обернулся: на полу под образами на корточках сидел писатель, обнимая хладный труп собаки. Из его узких монгольских глаз текли самые настоящие слезы.

ГЛАВА 25

На другой день после паломничества в церковь Тихвинской Божьей матери обитатели квартиры профессора Муромцева проснулись поздно. Переживания, выпавшие им вчера, измотали физически и морально. Кроме того, после отбытия Вирхова Мура еще о чем-то шепталась с Бричкиным. Едва дождались момента, когда удалось запереть за ним все двери. Но и после этого еще долго не удавалось никому заснуть – слишком велико было возбуждение нервной системы. Маета в постелях и хождение прекратились лишь после того, как профессор велел всем страждущим выпить валерьянки, да и сам принял успокоительное.

Чета Муромцевых и их младшая дочь пробудились оттого, что в их сознание проникли звуки музыки: гневные, наступательные, воинственные. Хорошо отдохнувшая Брунгильда Николаевна предалась своим обычным занятиям: утренним двухчасовым экзерсисам. Ранняя птичка, она уже, видимо, подкрепилась стаканом чая и теперь не встанет из-за инструмента, как минимум, два часа.

С тяжелыми головами и в угнетенном состоянии духа домочадцы блестящей пианистки вскоре собрались в столовой и сосредоточенно поглощали завтрак. Им не терпелось дождаться прекращения музыкальных мучений и получить от надменной невесты генерала Фанфалькина хоть какие-то объяснения вчерашнему казусу. Но ожидание затягивалось. И Елизавета Викентьевна взяла в руки свежую газету, вынутую из почтового ящика Глафирой, и погрузилась в чтение.

– Это надо же! – воскликнула она, отыскав среди публикаций хоть что-то успокаивающее. – Не перевелись еще на Руси умельцы! В Сангалльском саду сверхштатный городовой Игнатий Донсков вылепил из снега точную копию Афродиты.

– А что пишут о событиях на фронте? – перебил сурово супругу профессор.

– Ничего обнадеживающего. Закрыли «Петербургскую газету», за то что запустила утку под заголовком «Победа. Разгром японского флота». Сообщают, что Колчак выехал из Якутска в Порт-Артур… Бедная Сонечка.

В столовой снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь энергичными звуками музыки, доносившимися из гостиной.

– О Боже! – Елизавета Викентьевна побледнела. – Наш Фанфалькин! В разделе светской хроники!

– Покажи, – протянул руку профессор, быстро пробежал заметку глазами и передал газету Муре. – Но здесь ничего не сказано о том, кто невеста генерала.

– И как ты думаешь, что все это значит? – растерянно спросила его супруга. – И сообщать ли об этом Бруне?

– Решай сама, – отмахнулся профессор, – это все мне уже надоело.

Из замешательства Муромцевых вывел звонок в прихожей, и вскоре смущенная Глаша сообщила, что пожаловал Софрон Ильич Бричкин.

– Проси, – милостиво распорядился профессор. – Всяко лучше, чем если моя дочь отправится в свою захудалую контору.

– Она не захудалая, – возразила Мура, – к нашим услугам прибегают особы королевских кровей.

Она пригласила нерешительно топчущегося в дверях столовой Бричкина к столу и, наливая ему чай, торопливо спрашивала.

– Ну как, Софрон Ильич, как? Вы выполнили все мои указания?

– Да, Мария Николаевна, – ответил он, принимая стакан с ароматным напитком. – Первое. Бродяжки в ночлежках у Обводного говорят, что Лузиньяк в пьяном виде величает себя Царем Иерусалимским. Второе, как вы и предполагали, в очень поздний час на соседней улице остановилась карета, оттуда вышла дама в сопровождении молодого человека. Они поднимались в квартиру нашего клиента. Затем дама уехала, а я последовал за ее сопровождающим. Им оказался господин Гордеев.

– А кто была эта таинственная дама в карете? – поинтересовалась Елизавета Викентьевна.

– По символике на дверце следует, что карета принадлежит графине Саниной.

– Неужели? – поразилась профессорская жена. – Такая просвещенная достойная дама! И ночами проникает в чужие трущобные жилища?

– Все понятно, – Мура поморщилась. – Сначала по ее указанию в квартире побывал сам Гордеев, Тернов говорил, что он служит в ее Народном доме. Следы его визита и встревожили Бурбона. А затем и она сама посетила жилище несчастного.

– Но зачем ей-то нужна тайна Орлеанской девственницы? – вскинулся профессор. – Зачем?

– Ей эта тайна, думаю, не нужна, – изрекла грустно Мура, – но она дружит с Хоггом, англичанином, который первый стал устраивать Народные дома. Вероятно, он и просил в качестве какой-нибудь ответной услуги разыскать этого Бурбона.

– И все-таки я не понимаю, зачем он англичанам нужен? – упрямо стоял на своем профессор.

– Папочка, если у тебя найдется немного свободного времени, почитай «Историю Франции».

– Мне некогда сказки читать! – возразил профессор.

– Ладно, – легко согласилась его младшая дочь, – тогда я тебе скажу. Материалы дела, по которому была осуждена Орлеанская девственница, до сих пор хранятся в Англии под грифом «секретно».

– Странно, – Елизавета Викентьевна пожала плечами, – что уж там секретного спустя почти пять веков. Да и вообще, вон в газете есть некролог… Умер какой-то профессор фон Арк… Может быть, тоже обладатель тайны?

– Нет, мамочка, – ответила Мура, – Я думаю, тайна Ореланской девы состоит как раз в том, что она не была Жанной д'Арк.

– А кем же она тогда была? – не понял профессор.

– Не знаю, – отозвалась Мура, – и думаю, Бурбон этого не скажет. Но я полагаю, что Орлеанская девственница и Жанна д'Арк – две разные женщины. Англичане сожгли девственницу, колдунью, которая погубила герцога Бурбона, законного владетеля Франции. А его вдова потом долго жила в Англии, ее потомком и является наш Лузиньяк. Французы-историки только двести лет назад стали называть ее Жанной.

– Неужели Лузиньяк законный наследник французской короны? – ахнула Елизавета Викентьевна.

– Монархию во Франции уже не восстановить, – злорадно констатировал профессор. – Его тайна пустышка.

– Бритты, похоже, так не считают, – возразила Мура. – Тем более что Лузиньяки – такой козырь! – оказались в России. Может завертеться какая-нибудь политическая интрига!

– Совсем запутала, – проворчал профессор и только тут заметил в дверях доктора Коровкина. – О, Клим Кириллович! А я даже не слышал, как вы звонили в дверь!

– А я и не звонил, – признался доктор, – Глаша отперла сама.

Горничная добавила:

– Увидела из окна и открыла…

– Очень хорошо, – сказал профессор. – Но я вижу, что вы не один.

– Да, прошу прощения, – виновато улыбнулся доктор. – Захватил с собой господина Лузиньяка. Моего пациента. Вчера явился с огнестрельным ранением за медицинской помощью. По рекомендации господина Холомкова.

Похорошевший Бурбон обводил недоуменным взором членов муромцевского семейства. Он был одет в старый, но еще очень приличный костюм доктора. Из коровкинского гардероба были заимствованы и другие предметы туалета. Общий вид несколько портила огромная нашлепка на щеке: из-под бинта текли влажные струйки йодного цвета.

– Мы с утра направились в Пустой переулок, но господина Икса там не обнаружили, – пояснил доктор. – Тогда я, как нештатный агент, решился привезти клиента к помощнице частного детектива. И как здорово получилось! Все в сборе!

После шутливой тирады доктора хозяева предложили гостям сесть. Успокаивая Клима Кирилловича, несколько смущенного тем, что он не рассчитал время и заявился прямо к завтраку, Елизавета Викентьевна принялась разливать чай из самовара в принесенные Глашей чашки.

– Итак, я передаю слово господину Икс, – доктор поклонился Бричкину.

– Я… э… да… – залепетал не готовый к такому развитию событий бывший артиллерист. И Мура поспешила ему на помощь.

– Мсье Лузиньяк, мы вышли на след ваших недругов. Возвращайтесь домой. Вам ничего не грозит. Вы не станете причиной еще одной войны, России с Англией.

– Вы уверены? – встрепенулся Лузиньяк. – А где доказательства?

– Я доведу до сведения ваших преследователей, что вы православный, а значит не можете занять трон в католической стране.

Бурбон изменился в лице.

– Ах, да ведь муж той, кого называют Жанной д'Арк, подло убитый герцог, был православным.

– Успокойтесь, мсье Лузиньяк, – жалостливо призвал доктор Коровкин. – Может ли в современных условиях это обстоятельство перекроить карту мира?

– Погодите, погодите, – возмутился профессор. – Франция, XV век… Откуда там православный герцог?! В католической-то стране!

– Не путайте меня, – дернулся потомок великого герцога, – тогда еще церковь не разделилась.

Оглушенная услышанным, Мура прошептала:

– Вам следует скрыться в монастыре. Могу помочь.

– О, мадемуазель! – Порыв благодарности исказил до неузнаваемости лицо господина Лузиньяка, в момент он стал воистину красивым мужчиной. – Позвольте узнать ваше имя? Мы с господином Холомковым оба будем за вас молиться!

– Нет-нет, этого не надо, – сурово оборвал его профессор.

– Скромность красит русскую девушку, – загадочно пояснила хозяйка.

Повисло молчание, из гостиной по-прежнему доносились звуки музыки. Тема из Сенс-Санса заставила Бурбона сентиментально улыбнуться.

– Самсон и Далила, узнаю… Но как вы догадались?

– По вашим же словам можно догадаться, что у вас искали нечто важное, – осторожно ответила Мура. – Мандат, выданный когда-то Луизе де Бурбоннэ?

Чудные звуки фортепьянной версии библейской истории прервал заполошный электрический звонок.

Все вздрогнули, Бурбон съежился и нырнул под стол.

Через минуту в столовую ворвались следователь Вирхов и его помощник Тернов – оба в чрезвычайном возбуждении.

– Добрый день! – Теперь уже Вирхов, как давеча доктор, конфузливо уставился на поздно завтракающих Муромцевых и их гостей. – Рад, что все в сборе и в полном здравии. Спешил к вам сообщить о грандиозном успехе и вас успокоить. Бандитская шайка «Черный сапсан» арестована. Один взят у Кошечкина, остальные – в «Чарочке», в том числе и ее главарь Шевальгин. Я проверил, у него на лодыжке следы укуса, человечьего.

– Завтра все газеты расскажут об этом деле! – не выдержал Тернов. – Они во всем признались! – захлебывался он. – И в том, что нечаянно укокошили безухого китайца! И в том, что совершили налет на «Семирамиду»! И в том, что начинили взрывчаткой автомобиль!

– И в том, что зарезали купца Малютина? – спросил доктор Коровкин.

– Полагаю, слесарь Зиновий Гаранцев опознает студента Соколова, – вклинился Вирхов.

– И в том, что сбросили вазу на голову адвоката и что чуть не погубили вашего Минхерца? – подхватила Мура. – Я чувствовала, что они подбросили в дымоход вашей квартиры едкое вещество…

– А, так вы такая догадливая! – уставился на девушку Вирхов. – Может быть, вы тогда знаете и самое главное: что объединяет эти преступления?

– Знаю, – вздохнула Мура. – Они охотились за вами, Карл Иваныч. А невинный купец Малютин был слишком похож на вас.

– Да они просто сумасшедшие! – воскликнул профессор. – Их надо освидетельствовать психиатру!

– Нет, они вполне нормальные, – заметил с горечью Вирхов. – А вот почему вы, Мария Николаевна, не сказали мне о ваших догадках?

– Я хотела, но вы бы мне все равно не поверили! Я ведь никак не могла понять, за что они избрали вас жертвой.

– Но объявление в сегодняшней газете ваших рук дело? Признайтесь!

– Моих, простите, – повинилась Мура. – Вчера позвонила в газету якобы по поручению Куприна. Просто я подумала, что бандиты непременно воспользуются таким случаем, чтобы на вас напасть. Только я думала, что они подожгут дом Трифона Кошечкина… Я надеюсь, вы были осторожны.

– Ну ладно, – смилостивился счастливый Вирхов, – важен результат. Признаюсь, я и сам ошеломлен. Оказывается, юнцы, которые считали себя боевой политической группой, исповедующей анархистское учение, стали жертвой шпиономании. Они вообразили, что японская резидентура завлекла в свои ряды немцев. То есть и меня. Если вы помните, я из немцев.

– Мы совершенно не придавали этому значения, – растерянно пролепетала Елизавета Викентьевна.

– А один из юнцов помнит, – заявил Вирхов, – он приехал из моих родных краев. И возомнил себя сапсаном – степным соколом.

– Бред какой-то, – обреченно вздохнул профессор.

– Нет, не бред, – запротестовал Тернов. – Мы добыли неопровержимые улики. Впрочем, нам некогда. Мы заехали, чтобы забрать у вас черную тряпку с черепом и соколиное перо как вещественное доказательство.

– Они сознались в этой устрашающей акции? – удивился доктор.

– Увы, Клим Кириллович, не признаются, – Вирхов не скрывал досады. – Казалось бы, мелочь. А они запираются. Стоят на своем: не совершали – и все. Столько чудовищных преступлений организовали, а в этом происшествии не признаются. Что за чертовщина?

– Может быть, там какая-то тайна, – важно подхватил Тернов. – Перья надо сравнить.

– А то ведь проклятый Пасманик и этим даст выйти сухими из воды! – Вирхов поморщился. – Они хорошо конспирировались. Встречались в разных местах, – хищники, преследовавшие свою жертву.

– Глафира, – призвал профессор горничную, – выдай вчерашнюю дрянь господину следователю.

Пока Вирхов с помощником ожидали ценное вещественное доказательство, следователь успел посочувствовать Муромцевым, что будущий член их семьи, генерал Фанфалькин, по милости юнцов лишился своего превосходного автомобиля.

– Впрочем, – покидая столовую, заверил он, – он приобретет себе другой, еще лучше.

Следом за Вирховым и Терновым ретировались из столовой и Бричкин с покинувшим свое экстравагантное убежище Бурбоном. Последний с благодарностью принял от Муры записку к насельникам подворья Валаамского монастыря, с которыми юную сыщицу связывала давняя дружба.

Оглядев оставшихся, профессор пробурчал:

– Так что же искали преследователи Бурбона? Средневековый мандат на трон?

Мура утвердительно кивнула.

– Неужели этот бродяга таскает его за собой по ночлежкам? – не унимался профессор.

– Нет, – ответила Мура, – похоже, он уже лет триста хранится в Кремле, по крайней мере так утверждает автор статьи в сибирском журнальчике, что дал мне Тернов.

– Слава Богу, – фыркнул профессор, – Россия не пережила бы войны на два фронта.

Внезапно в столовой повисла тишина. Тут только все сообразили, что музыкальные экзерсисы завершились. На пороге столовой возникла Брунгильда.

– Что здесь происходит? – сказала она недовольно. – Я слышала какие-то голоса! Громкие разговоры мне мешают заниматься. Могу я выпить чаю?

– Конечно, дорогая, – очнулась профессорская жена. – Как ты себя чувствуешь? Мы так за тебя беспокоились!

– А что случилось? – равнодушно спросила Брунгильда.

– Ты вчера так долго отсутствовала, что мы решили, что ты уже тайно обвенчалась, – осторожно ответил профессор.

– Ничего подобного, – заявила красавица, – я вчера даже не видела генерала. А что, он появлялся?

– Нет, – откликнулась Елизавета Викентьевна. – Может, сегодня появится?

– Вряд ли, – усомнилась Брунгильда. – Впрочем, мне все равно. Я так и знала, что из этого ничего не получится.

– Откуда ты это знала? – удивилась мать.

– И зачем же ты тогда с ним обручалась? – воскликнул отец.

– Он сам сказал, что на него возложено особое поручение, – пожала плечами невеста героя турецкой кампании, – и я сразу поняла, что сватовство ко мне часть такого особого поручения. Может быть, данного самим Государем.

Родители открыли рты от изумления.

– Это у нее сила творческого воображения разыгралась, – пояснила помрачневшая Мура.

– А что вас так удивляет? – потянула невозмутимо Брунгильда. – Я получила и подтверждение от мичмана Таволжанского.

– Откуда ты знаешь мичмана? – насторожился профессор. – Где ты с ним встречалась?

– Нигде, – ответила ему дочь, проглотив тщательно пережеванный кусочек булочки. – Просто вчера вечером, когда я вернулась, а вас не было, он позвонил и все рассказал.

– Что все? Не томи! – в голосе матери слышались мольба и страдание.

– Да ничего особенного, – заторопилась Брунгильда. – Разговор был короткий. Он спросил: «у аппарата мадемуазель Муромцева?» Я ответила, что да. Тогда он сказал, что генерал Фанфалькин вместе с японцем Басой исчез. Уверена, это связано с его особым поручением.

– Надо подробнее расспросить мичмана! – воскликнул профессор.

– Мичман Таволжанский отправился на Дальний Восток, – сказала Брунгильда.

– Как ему это удалось? – изумился доктор. – Ведь отправка их выпуска на фронт задерживалась.

– Вероятно, так отметили его личную инициативу в деле поимки японского шпиона, – предположила Мура. – Впрочем, может быть и другое объяснение. Свою роль сыграл генерал Фанфалькин. Это ведь только мичман думал, что он идет по следу японских шпионов, а на самом деле хитрый Баса следил за Таволжанским и старался избавиться от ненужного соглядатая. Уверена, что именно Баса подложил под нашу дверь… Ну вы сами знаете что.

– Потрясающе! – воскликнул доктор Коров-кин. – Значит, генералу Фанфалькину удалось оторваться от преследования. А как же обручение?

– Брунгильда, – осторожно спросила Елизавета Викентьевна, – ты уверена, что хочешь за него замуж? Это особое поручение прилично и безопасно?

– Конечно, – удивленная красавица, не дождавшись от матери чая, потянулась сама к самовару.

И Елизавета Викентьевна собралась с духом. Она взяла газету и, запинаясь, прочла: «Вчера на границе арестовано фортепьяно, выписанное г-ном Ф-ным из Лондона для красавицы-невесты, известной петербургской пианистки. В фортепьяно обнаружена контрабанда – триста бутылок японской водки сакэ». Не твой ли это суженый?

Брунгильда усмехнулась.

– Оригинально. И ничего шпионского! Очень разумно – контрабандное сакэ в рояле! И выгодно! Вот уж не знала, что генерал такой любитель сакэ.

– Проходимец! – вспылил профессор.

– Просто изобретательный человек, – попыталась теперь успокоить отца Мура.

Брунгильда, как ни в чем не бывало, продолжила свою кокетливую игру.

– Не исключаю, что генерал, когда война закончится, как благородный человек извинится и расторгнет помолвку, – она обещающе улыбнулась доктору, – и я вновь буду свободной… Очень скоро…

– Тогда уж признавайтесь до конца, – включился в игру доктор, – это вы на одном из концертов спорили в дамской комнате с подругой о том, что уговорите отца отпустить вас на фронт?

– Я? В дамской комнате? – повела головой девушка. – Нет, это была не я…

– Мы не мешаем вашему романтическому диалогу? – не сдержала обиды Мура.

– Нет-нет! – поспешил успокоить юную сыщицу доктор. – Вы мне никогда помешать не можете, клянусь!

– Хватит мотать мне душу, – сказал изнуренный профессор. – Клим Кириллович, друг мой, умоляю! Все устали!

– Да, – подхватила профессорская жена. – Милый доктор, да уж решитесь же на что-нибудь, Христа ради!

Щеки доктора залил румянец смущения, он поднялся и оправил визитку.

– Да. Пожалуй, вы правы. Пора. Делаю предложение.

В гостиной повисла тишина.

– Предлагаю вам, милые барышни, прогуляться в Сангалльский сад – поклониться богине любви, снежной Афродите…

Лица дам вытянулись, а профессор расхохотался и, с трудом успокоившись, провозгласил:

– И все-таки это лучше, чем поклонение Орлеанской девственнице.