Текст книги "Заговор стервятников"

Автор книги: Елена Басманова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 21

– Убеждена, что с арестом Карла Иваныча все быстро разъяснится, – бодрым голосом заявила Елизавета Викентьевна мужу, который сидел в полной прострации в своем кресле и тупо рассматривал кучку серого пепла, прихваченного Мурой из печи Вирхова.

В зеленой гостиной, все еще благоухающей вчерашними розами Фанфалькина, кроме профессорской четы находились Мария Николаевна, Тернов и доктор Коровкин. Все пребывали в подавленном состоянии.

Когда Карл Иванович Вирхов последовал за полковником Ястребовым в Главный штаб, молодежь сочла за лучшее отправиться на Васильевский в тихую муромцевскую квартиру. Пришлось прихватить и Тернова: в квартире, которую он снимал, ухаживать за ним было некому, в больницу отправлять было незачем, а оставлять его совсем без присмотра Клим Кириллович не решился. Вышестоящее начальство Вирхова бросилось на защиту своего подчиненного, задействовав все возможные каналы, и ему было не до Тернова.

Мария Николаевна сообщила старшим Муромцевым и об аресте, и о взрыве автомобиля, и о пропаже Бричкина, и о пострадавшем коте Минхерце. Неприятно было и то, что чрезмерно вызывающие взгляды – с точки зрения доктора, – которые щеголеватый полковник бросал на Муру, не помешали представителю контрразведки выяснить фамилии и имена присутствовавших в следственном кабинете.

– По виду зола самая обычная, – профессор пожал плечами, – да и запах ее подозрений не вызывает. С чего ты, Маша, решила, что я должен мчаться в свою химическую лабораторию и проводить анализ?

– Есть у меня одна мысль, – заявила мрачно насупившаяся Мура, – но проверить пока что возможности не было.

– И слава Богу, – воскликнула Елизавета Викентьевна. – Кота, конечно, жаль. Но жизнь Бричкина все-таки дороже. Ты собираешься что-то предпринимать?

– Пока нет, – ответила Мура, – я теперь снова думаю, что он благополучно идет по следу Бурбона.

– Кстати, – рассеянно заметила Елизавета Викентьевна, – сегодня в газетах сообщили, что новый папа Пий X собирается канонизировать Орлеанскую девственницу. И хотя Жанна и родилась во Франции, но она из итальянской семьи, фамилия ее родителей Гислери, а один из предков – папа Пий V.

– Твой псевдобурбон, Мурочка, скорее всего, что-то об этом пронюхал, вычитал где-нибудь и возомнил об ужасной тайне, – саркастически встрял профессор. – Но ни один сумасшедший не признает себя больным. Не правда ли, Клим Кириллович?

– Истинно так, – подтвердил хмурый доктор. – Впрочем, ситуация может вскоре измениться: готовится уголовно-правовая база для принудительного врачевания психически больных.

– Как вы себя чувствуете, Павел Миронович? – участливо спросила Елизавета Викентьевна.

– Скверно, – отозвался понурый Тернов, – только в вашей квартире и увидел себя в зеркале. Слава Богу, руки-ноги целы, но мне кажется, я повредил нос. – Он искривился.

– Что вы! – возразила хозяйка дома. – Мне так не кажется.

– Не беспокойтесь, Павел Миронович, и перестаньте теребить свой нос. С ним у вас все в порядке, – все так же хмуро поддержал хозяйку доктор Коровкин. – Кроме того, хирургия не стоит на месте. Есть новое направление – ринопластика. С помощью золотых стропилок можно и исправить форму носа, и восстановить.

Для столь строгого тона у Клима Кирилловича были все основания: по дороге к Муромцевым в карете Тернов, обвиняя себя в аресте Вирхова, доложил Муре и о безухом китайце, и о его таинственной Библии, и о его этнографических опусах, не принятых Вирховым во внимание. Впрочем, делясь с Марией Николаевной своими переживаниями, Тернов оживился, припомнил свой удачный визит к Гордеевым… А Клим Кириллович, еще раз убеждаясь, что Муре замуж выходить рано, вынужденно наблюдал за щебетом молодых людей, пустившихся в обсуждение английских начинаний графини Саниной.

– Лучше бы думали, как восстановить руки и ноги, – проворчал профессор. – После японской компании появятся толпы инвалидов.

– Да-а… – протянул Клим Кириллович, отвлекаясь от ранящих душу воспоминаний, – протезы для конечностей будут поактуальнее золотых стропилок… А вот Тарханов возлагает большие надежды на вас, профессор, — неожиданно произнес он, – то есть на химическую науку, на опыты с радием. Считает, что его усиленная энергия способна уничтожать на расстоянии целые армии…

– Об опытах Тарханова наслышан, – иронически отозвался профессор. – Биолог и физиолог он прекрасный, но пока что у него от радия только мыши дохнут. Пусть сначала мышиные армии в столице уничтожит.

Разговор катился куда-то в сторону, словно его участники тщательно избегали возвращаться к главной теме: аресту Вирхова. Кроме того, Клима Кирилловича тревожило отсутствие Брунгильды. Ему сказали, что девушка с утра уехала в консерваторию, но он не исключал, что она тайно встречается с будущим женихом, имевшим подозрительного денщика-японца. Как это вписывалось в разворачивающуюся вокруг шпионскую вакханалию, он не знал, но ощущал нарастающее беспокойство.

– Я совершенно растерян, – признался Тернов, продолжая осторожно поглаживать слегка распухший нос, – и никак не могу решить, что мне делать. То ли ждать возвращения Карла Иваныча, то ли брать руководство на себя? Может, мне надо попросить у прокурора разрешения на арест всех работников автомобильной мастерской? Или устроить засаду в Шахматном клубе?

– Павел Миронович, эти преступники весьма опасны, – высказал свои соображения доктор Коровкин, – они знают вас в лицо. И могут повторить попытку вашего устранения.

– Они, наверное, давно уже скрылись, – заметила Мура. На протяжении всей беседы она время от времени бросала косой взгляд на журнал со статьей китайца. Журнал передал ей Тернов, и теперь, раскрытый, он лежал около девушки на столике, по соседству с пунцовыми розами.

– Что же делать? Что же делать? – запричитал Тернов.

Его муки сомнений прервал звук дверного звонка.

– О, вероятно, Брунгильда! – обрадованно воскликнула Елизавета Викентьевна.

– А возможно, Бричкин! – выразила робкую надежду Мура.

Но в дверях гостиной появился гость совершенно неожиданный.

Отстранив властной рукой смущенную Глашу, собиравшуюся доложить о визитере, на пороге возник стройный мичман.

С выражением глубочайшего изумления на лице профессор поднялся с кресла навстречу посетителю.

– Прошу прощения, – сказал визитер излишне нервно, – имею честь лицезреть профессора Муромцева, Николая Николаевича?

– Да, – растерялся профессор.

– Будучи знаком с вашей дочерью, – мичман отвесил почтительный поклон в сторону Марии Николаевны, – счел своим долгом предупредить вас о предстоящем несчастье.

– Боже! – всплеснула руками Елизавета Викентьевна. – Что вы такое говорите? Какое еще несчастье?

– Мамочка, не волнуйся, – Мура бросилась к матери, – это господин Таволжанский, Павел Игнатьевич. Давай его выслушаем. Он вчера спас Зиночку Безсонову. И Клим Кириллович подтвердит.

– Да-да, – доктор хмуро протянул руку молодому человеку, – подтверждаю. Рекомендую вам, профессор, Павла Игнатьевича как достойнейшего человека.

– Прошу садиться, господин Таволжанский, – настороженный профессор жестом указал гостю на стул, – мы вас слушаем.

– Не знаю, имею ли я право говорить о ваших семейных делах в этом обществе?

Мичман подозрительно уставился на доктора Коровкина и Тернова.

– Не тяните, голубчик, – буркнул профессор, – здесь все свои.

Только тогда гость уселся, умудряясь и сидя сохранять военную осанку: спина его была выпрямлена и не касалась спинки стула, руки покойно легли на согнутые под прямым углом колени. Он, наконец, заговорил:

– Вчерашней ночью я осуществлял наблюдение за одним подозрительным азиатом. Но потерял его из виду.

– Да-да, – кивнул доктор, – бдительность никому не мешает.

– Сегодня я свое наблюдение продолжил, – заявил странный визитер. – Утром эта подозрительная персона изволила вместе с хозяином посетить автомобильную мастерскую. – Рассказчик сделал многозначительную паузу и пристально вгляделся в съежившегося Тернова. – Я не ошибаюсь, сударь? – спросил он у кандидата. – Вы там тоже были?

– Совершенно верно, – подтвердил Тернов.

– Я рад, что вижу вас живым, – отрезал мичман, – ибо кое-что слышал. Автомобильные механики говорили, что вы очень кстати навестили мастерскую: автомобиль одним ударом уничтожит и сынка, и его батюшку.

– Они хотели убить моего отца? – У кандидата отвисла нижняя челюсть.

– Вероятно, – лаконично отрапортовал мичман. – Но видимо и вам, и вашему батюшке повезло. Чему я чрезвычайно рад. Впрочем, целью моего наблюдения был азиат, и я ничем не мог вам помочь.

– О взрыве автомобиля, господин Таволжанский, мы и так уже осведомлены, – недовольно заметил профессор, косясь на свою помертвелую супругу, – так что вы напрасно утруждались. При чем здесь семейное дело?

– Не торопитесь, господин Муромцев, – мичман нисколько не смутился. – По этому поводу я к вам и пришел. Поскольку испытываю уважение к Марии Николаевне и считаю своим долгом ее предупредить.

– А при чем здесь Мария Николаевна? – встревожился Клим Кириллович.

– Сама она ни при чем, – ответил Таволжан-ский. – Но ее сестра…

– Откуда вы знаете ее сестру?

– Я ее не знаю, – признался доктору мичман. – Но Муромцевых с именем Брунгильда не так-то много в столице.

– О Боже! – Елизавета Викентьевна с трудом разжала онемевшие губы. – Что с моей девочкой? Где она?

– Пока еще не знаю, – недовольно отозвался мичман, – но вы не даете рассказать мне все по порядку.

– Мы вас слушаем, – хором воскликнули собравшиеся.

– Так вот, Мария Николаевна, проследил я за моим азиатом. И как вы думаете, куда он направился? В церковь Тихвинской Божьей матери. Я не стал искушать судьбу – сам на рожон не полез, но заплатил ключнику, чтобы тот подслушал и проследил.

– И что? – Мура округлила глаза.

– Дорогая Мария Николаевна, – Таволжанский понизил голос, – вынужден вас огорчить. Ваша сестра намерена сегодня вечером, после окончания службы, тайно обвенчаться с генералом Фанфалькиным.

– Ф-фу, ты черт, – профессор с облегчением откинулся на спинку кресла, – и пусть венчается, если ей так невтерпеж. Третий день, как предложение сделали, а уж под венец мчится.

– Но зачем? – прорыдала профессорская жена. – Разве мы возражаем против ее брака? Не возражаем! И никто не возражает! И помолвку не портили, и обручение…

– Может, она так торопится потому, что ее подруга вскоре уезжает к своему неугомонному Колчаку? – высказал предположение профессор.

Собравшиеся в гостиной погрузились в молчание.

– Я хотел бы обратить ваше внимание, уважаемые дамы и господа, – Таволжанский прервал затянувшуюся паузу, – что на тайном и скором венчании настаивает не мадемуазель Брунгильда, а сам генерал Фанфалькин.

– Какая нам разница? – с горечью ответил профессор.

– Разница значительная, – возразила Мура, нежно поглаживая руку матери. – Если на скоропалительном венчании настаивает жених, у него должны быть веские причины. Или у него есть какой-то тайный сильный козырь, который заставляет Брунгильду покоряться.

– Есть, есть у него такой козырь, – язвительно отреагировал глава семейства, – предоставление вольной воли для творческого самовыражения.

– В этом я ничего не понимаю, – мичман нахмурился, – но мне сдается, что девушка оказалась во власти гнусного негодяя. Есть ли у нее профессия?

– О да! – воскликнула Елизавета Викентьевна. – Брунгильда блестящая пианистка! Ее знают даже в Европе!

– Ну, я слишком далек от этой сферы. Нo то, что вы мне сообщили, подтверждает мои худшие подозрения.

– Худшие? – Елизавета Викентьевна побледнела еще больше. – В каком смысле?

– Если ваша дочь, сударыня, известна в Европе, ее очень выгодно использовать как прикрытие во время поездок для встреч с агентами европейских стран.

– Но она не собирается в Европу! – воскликнул доктор. – Напротив, рвется в Порт-Артур!

– В Порт-Артур? – Мичман встал. – Значит, я на верном пути. И, думаю, генерал не против, чтобы она туда поехала!

– Но сам же генерал туда не собирается, – поникла профессорская жена. – Почему вы решили, что наша девочка станет орудием шпионажа?

– Сударыня, – как можно осторожнее сказал мичман, – в мадемуазель Брунгильде я не сомневаюсь. Однако ее багаж… Если она повезет с собой рояль – разве это не самое удобное место, чтобы прятать туда донесения?

– Кто же будет их туда прятать? – саркастически спросил профессор.

– Как кто? Генеральский камердинер, – уверенно ответил мичман. – Генерал не отправит в такую даль молодую жену без сопровождения. А сопровождать ее наверняка будет его японец.

Все подавленно молчали. Тернов думал о пребывающем в Ярославской губернии батюшке и рассказ о предполагаемом браке Брунгильды Николаевны слушал вполуха, а остальные слишком хорошо помнили, что генерал действительно обещал отправить своего слугу-японца вместе с Брунгильдой на Дальний Восток.

Доктор Коровкин счел нужным вмешаться.

– Насколько мне известно, оснований подозревать господина Фанфалькина в шпионской деятельности нет. Но если вы правы, господин Таволжанский, – он встал и подошел к профессору, – то мы, Николай Николаевич, должны срочно ехать в церковь и предотвратить это тайное венчание, чтобы уберечь вашу дочь от той неприглядной роли, которая ей уготована. Думаю, в военное время контрразведка дремать не будет, и неминуемое разоблачение приведет к тому, что несмываемое пятно позора – обвинение в измене России – ляжет на репутацию рода Муромцевых.

Профессор побагровел.

– Вот так трудишься всю жизнь на благо России, а все погибнуть может в один миг от дочернего легкомыслия.

– Но еще ничего не погибло, – возразила профессорская жена, – и я уверена, что господин Таволжанский нарисовал такую мрачную картину лишь потому, что не знает нашу девочку. Если б он хоть раз ее увидел, он бы не думал, что она так глупа и беспомощна…

– Надеюсь, скоро он ее и увидит, – сказал профессор. – Господин Таволжанский, вы не откажетесь нас сопровождать?

– Пожалуй, не откажусь, – оживился гость, – не сомневаюсь, что там будет и камердинер-японец…

– Прошу всех не терять времени, – отдал распоряжение профессор и закричал: – Глаша! Глафира! Быстро подавай одежду! Мы выезжаем!

Все понуро последовали в переднюю. Последней выходила Мура, на минуту задержавшись у телефонного аппарата.

Когда все уже были одеты в тяжелые зимние наряды и Мура поспешно застегивала пуговицы пальто, не желая отстать от компании, Глафира отперла входные двери и вскрикнула.

– О черт! – Профессор, которому горничная непроизвольно наступила на ногу, сморщился и возопил: – Ну что там еще?

Глаша безмолвно прижалась к стене, и перед профессором открылась странная картина.

На лестничном половике, предназначенном для того, чтобы вытирать обувь, лежал черный полотняный квадрат с нарисованными белым черепом и костями. А сбоку от черепа было воткнуто соколиное перо!

ГЛАВА 22

Илья Михайлович Холомков, молодой вдовец, привыкший жить на широкую ногу, пребывал в скверном расположении духа. Война с Японией никак не изменила его образа жизни, однако, наметившийся всеобщий сумбур коснулся своим крылом и его.

Любимый ресторан его, «Семирамида», к превосходной кухне которого он так привык, внезапно потерял часть своего очарования: нападение неизвестной банды с перьями на голове, беспорядочная стрельба, ограбление – все свидетельствовало о том, что мирная жизнь иллюзорна, что опасность может подстерегать в любом укромном уголке. И тем не менее синеокий красавец не желал менять своих привычек.

В этот вечер он вновь сидел в отдельном кабинете «Семирамиды» и размышлял над событиями прошедшей ночи. Дальний тупичок на задах Николаевской железной дороги давно служил приютом веселой компании. А так как Илья Михайлович любил наблюдать странные проявления человеческих пороков, хотя сам грешил умеренно, то иногда и он присутствовал при тайных оргиях. А для прикрытия в одном из вагончиков размещались симпатичные патриотические сестрички милосердия. В прошлую ночь разгоряченный Илья Михайлович, желая позабавиться с одной из них, нарвался на грубый отпор: барышня визжала, отбивалась, плакала. Но главное, поблизости болтался ненужный соглядатай, он отбил и уволок девицу.

Настроение Ильи Михайловича было испорчено. Как бы газетчики чего не пронюхали, не устроили скандал. Ведь хвалили его за идею отправить благотворительный эшелон на Дальний Восток с сестричками и медикаментами. Средства ему позволяли. К тому же военные действия открывали неплохие перспективы для получения подрядов и закупок для фронта, что могло принести неплохие барыши, да и орденок – хоть паршивенький, за неслужебные заслуги – Анна или Станислав, ему, меценату, человеку светскому, не повредит.

Разумеется, Илья Михайлович, принял меры предосторожности. Во-первых, договорился с начальством железной дороги, чтобы перегнать эшелончик на другой путь, в дальний тупичок и срочно его перекрасить. Во-вторых, объявил своим дружкам о временном карантине. Ну а сестричек пока оставил сидеть над корпией.

Илья Михайлович угрюмо поглощал мозельвейн. За окном опять мела метель, царил глухой мрак, а здесь сияло электричество, обволакивало жаром хорошо протопленной печи, со стен бросали призывные взоры полуобнаженные гречанки и чудно пахло свежей клубникой, разложенной на хрустальном блюде.

Одиночество Холомкова прервал метрдотель.

– Господин Холомков, там, у входа, вас спрашивает какой-то оборванец, говорит, вы его знаете. Назвался Лузиньяком.

– А, – вяло улыбнулся Холомков. – Что ему надо?

– Уверяет, что вы его благодетель, что он явился за обещанным вспомоществованием.

– Да, что-то такое я говорил, – признался Холомков, – но содержать его не собирался. Впрочем, пусть войдет.

Через две минуты бордовая бархатная портьера вновь отодвинулась, и перед Холомковым предстала сухопарая фигура в поношенной мятой шинелишке. Голова посетителя поверх шапки была обмотана серым платком, из-под платка по-бабьи выглядывала полоска грязной белой ткани.

– Ваше королевское высочество! – насмешливо приветствовал Бурбона меценат. – Что это с вами?

– Несчастья меня преследуют, – дрожащим голосом ответил Бурбон. – Приходится скрываться от охотников за тайной Орлеанской девственницы. Получил огнестрельное ранение. Нуждаюсь в лечении, а средств нет.

– Погодите, погодите. Присядьте, – великодушно предложил Холомков и попросил официанта принести рюмку водки. Он рассчитывал, что потешные россказни оборванца отвлекут его от неприятных раздумий, и ради этого можно потерпеть и не слишком приятный запах, исходящий от его протеже. – Давайте по порядку. Вы обращались в детективное бюро?

– Да, господин Холомков, ваше давешнее вспомоществование ушло на поимку моих преследователей.

Потомок Бурбонов угнездился на краешке стула и жадно тянул носом, не отводя глаз от аппетитных яств на накрытом белоснежной скатертью столе.

– И они пойманы?

– Увы, еще нет. Но господин Икс устроил в моем логове засаду. А я скрылся пока что в ночлежке.

– Вот оно что! – протянул с интересом Холомков. – И где же вы получили рану? В ночлежке?

– Там-то было все хорошо, – Бурбон опрокинул в себя рюмку водки, принесенную на подносике официантом, – но теперь опасаюсь, что и там нечисто.

Он недоверчиво покосился на портьеру, за которой скрылся официант.

– Вы встретились там с подозрительными личностями? – продолжил свой допрос Илья Михайлович.

– Вовсе нет! Личность, которая ночевала на нарах рядом со мной, была очень приличная. Бывший губернский секретарь. Так он представился. Леонид Арефьев.

– Тоже от кого-то скрывается?

– Не исключено. Переночевали мы с ним без всяких помех и утром отправились подкрепиться, одним ночлежным чаем сыт не будешь. Завернули в трактир, угостил он меня горохом да водкой. Пошли далее. Погрелись у костра. А там уж, чтобы где-то день скоротать, забрались в подвал заброшенного дома. В картишки дулись, Арефьевым замусоленные.

– Это все неинтересно, – перебил его заскучавший Холомков.

– Так я уже заканчиваю, ваше сиятельство. – Бурбон заторопился: – Все было хорошо, пока не заспорили мы о Турции и Японии: у кого более военной силы? Я стоял за Турцию, а Арефьев – за Японию. Может, я чего и не то сказал, но точно знаю, турки сильнее. А Арефьев этот сгоряча выхватил из кармана револьвер, да и выстрелил в меня от обиды.

– Турки ему не нравятся, – Холомков усмехнулся. – Попал?

– Да, ваше сиятельство, попал. Упал я замертво. Очнулся когда – нет моего обидчика, скрылся. А я лежу, кровью обливаюсь, в грязи и темноте. Кое-как выполз, да и побежал вас разыскивать. Спасите меня от гангрены.

– А где рана? – полюбопытствовал Холомков.

Бурбон, скривившись, отвел от щеки бабьи платки – на скуле его обнажилась рваная кровоточащая ссадина.

– В щеку попал. Полный рот крови. Едва отплевался. Снегом остановил. Да и морозец прихватил. Но покорнейше прошу, пожертвуйте средств на излечение. Если доктору не покажусь, скончаюсь.

Холомков побарабанил холеными пальцами по белой скатерти.

– Денег я вам, разумеется, дам. Мне любопытно дальнейшее развитие истории с Орлеанской девственницей.

– А почему вас это интересует? – Бурбон насторожился. – Вы… вы…

– Нет, любезный. Просто меня привлекают все девственницы. В том числе и Жанна д'Арк.

Цинизм в голосе Холомкова не оскорбил слуха Бурбона, но тем не менее хранитель тайны вскипятился:

– При чем здесь Жанна д'Арк? Кто это такая?

– Как кто? – растерялся Холомков. – Разве не ее сожгли на костре?

– На костре сожгли колдунью! – воскликнул горячо Бурбон. – И звали ее Далила!

– Как вам угодно, – холодно сказал Холомков и вынул из портмоне деньги. – Я не собираюсь силой извлекать из вас тайну Орлеанской девственницы!

– Из меня ее извлечь невозможно! – гордо ответил Бурбон. – И стараться не стоит. Она под защитой России. Впрочем, я вам, когда опасность минует, в иносказательной форме, разумеется, поведаю кое-что. Вы удивитесь, не сомневайтесь. Я человек благодарный. Способность быть благодарным – удел сильных. Мы, Бурбоны, принадлежим к племени сильных мира сего.

Высокопарность слога вкупе с суетливыми движениями раненого, прячущего деньги в складки своих немыслимых одежд, вызвали улыбку на устах Холомкова. Настроение значительно улучшилось.

– Мне нравится, любезнейший, ваше чувство достоинства, – благосклонно кивнул он, – и вы достаточно благоразумны, чтобы прислушиваться к моим советам. Вы ведь убедились, что я ваш друг?

– Да, господин Холомков, больше друга на данный момент у меня нет.

– Тогда еще один совет. Обратитесь за врачебной помощью к доктору Коровкину. Он мой старинный знакомец, проживает на Большой Вельможной, недалеко от особняка князя Ордынского. Человек великодушный, гуманный, хороший специалист. Передавайте ему от меня поклон.

– Непременно, господин Холомков, – с достоинством поклонился Бурбон и, пятясь, двинулся к выходу.

Господин Холомков был необыкновенно щедр сегодня, хотя и не соизволил угостить королевского отпрыска, пусть и непрезентабельно одетого, чем-нибудь посущественнее рюмки водки.

Оказавшись на улице, Бурбон уже не очень стремился к доктору. Вид ресторанных яств пробудил в нем чувство голода, и страдалец решил отложить визит к доктору, после которого в кошельке мало что останется от щедрот господина Холомкова. Тем более и рана на щеке не саднила.

После недолгих колебаний Бурбон отправился в трактир «Чарочка», хозяин которого был не столь требователен к внешнему виду посетителей и обслуживал любого, если видел, что у него есть чем расплатиться. Ходили слухи, что его милосердие вызвано тем, что хозяин трактира из попов-расстриг. Впрочем, Бурбона это мало интересовало.

В трактире было тепло и светло, заливисто играла гармонь, аппетитно пахло жареной рыбой и тушеной капустой, никто не обращал внимания на необычный наряд посетителя, и, почувствовав себя в безопасности в малолюдном зальчике, Бурбон, прильнув грудью к краю плохо выскобленной деревянной столешницы, предался чревоугодию. Он расслабился, согрелся, но утренний горох, которым потчевал его негодяй Арефьев, сыграл с организмом злую шутку. Живот начало пучить, и Бурбон вынужден был выяснить у полового, где отхожее место.

Тот указал на ширмочку в конце коридора, за ней находился заветный кабинет. Как ни стремился туда Бурбон, все же, не доходя до поворота, он остановился и замер. Из-за приоткрытых дверей напротив донеслись приглушенные голоса: говорили об Орлеанской девственнице. Бурбон шагнул вперед и затаил дыхание. На диване слева сидели два молодых человека, еще двое, чуть поодаль, склонились над шахматной доской.

– Затягивай потуже, – услышал Бурбон голос сидящего к нему спиной, – надеюсь, обойдется без бешенства.

– Бешеных собак стрелять надо, – ответил дружок в тужурке, – боевое крещение и победа важнее. Не думал, что столько возни потребуется. Теперь у нас руки развязаны.

– Надо дождаться утренних газет, – возразил первый.

– И определить победителя. Ну, что у вас?

Произнесший последнюю фразу повернулся к шахматистам

– Твоя взяла, Фридрих, – услышал Бурбон хриплый голос ссутулившегося брюнета. – Сдаюсь.

– Ты, Юлий, не огорчайся, ведь право выбора за тобой.

– Я выбираю фон Арка, – ответил хриплый.

– Завтра встречаемся у меня, в восемь, – вклинился студент с дивана.

– Вообще-то, о нем мечтал я, – раздался голос с дивана, – он мой земляк. Оренбургского предателя не должен коснуться сумрачный германский гений.

– Мечтать не вредно, – парировал Фридрих, – а фон Арк – моя птичка. В нем действительно есть что-то от Орлеанской девственницы. Хотя она не музицировала, и я не инквизитор.

Бурбон покрылся холодным потом, отпрянул от замочной скважины и на цыпочках прокрался в уборную. Сидел он там до тех пор, пока в дверь не раздался робкий стук полового. Только тогда, жалуясь на скверную работу желудка и причитая, Бурбон покинул убежище и вернулся к столу.

Аппетит у него пропал; он смотрел на тарелку с кулебякой, от которой исходил соблазнительный аромат, и пытался переварить то, что услышал через замочную скважину. Он и не знал до сих пор, что в столице есть человек по фамилии фон Арк. Быть может, еще один претендент на тайну Орлеанской девственницы. Не он ли насылал призраков на квартиру? И не собираются ли его сжечь?

Страшная мысль пришла мосье в голову: юнцы с нерусскими именами, укрывшиеся в задней комнате трактира, охотятся за ним самим, но ступили на ложный след и собираются заняться каким-то фон Арком. Если это так, то возможна краткая передышка.

Бурбон успокоился, кое-как закушал водочку рыбной кулебякой и выскочил на улицу. Он хотел бежать в детективное бюро «Господин Икс», поделиться с сыщиком своими новостями. А заодно выяснить, удалась ли засада, не появлялся ли кто-то из четырех молодцов ночью в убежище Бурбона?

Но детективное бюро «Господин Икс» было далеко, а квартира доктора Коровкина близко. Вдобавок от переживаний развороченная щека заныла, и он снова стал опасаться за свое здоровье. Денег у него еще оставалось достаточно, чтобы оплатить медицинские услуги. Хватало и на то, чтобы смягчить сердце дворника или швейцара, охраняющего дом на Большой Вельможной.

Через полчаса Бурбон стоял на лестничной площадке перед дверью, на которой красовалась медная табличка с выгравированной надписью: «Доктор Коровкин К. К.». Бурбон нерешительно надавил на кнопку электрического звонка.

Время было позднее, и посетитель сразу же понял, что дверь ему открыла не прислуга, а хозяйка, скорее всего родственница доктора.

Брови моложавой, закутанной в уютную шаль дамы поползли вверх.

– С кем имею честь? – спросила она, зорко оглядывая визитера.

– Нуждаюсь во врачебной помощи. Моя фамилия Лузиньяк. Мне рекомендовал обратиться к доктору господин Холомков.

– Не могли бы вы прийти завтра? – предложила дама. – Уже поздний час. Доктор устал и готовится отойти ко сну.

– Завтра? – скорбно переспросил странный пациент. – А как же клятва Гиппократа? Разве можно оставлять на ночь человека с огнестрельным ранением?

– Господи! – дама в шали всплеснула руками. – Простите. – Она отступила в глубь коридора и позвала: – Климушка! Быстрее! Здесь раненый!

За спиной дамы в дальнем конце коридора появился статный мужчина в домашней куртке и мягких брюках, он спешил к позднему пациенту, шлепая задниками тапочек, которые, видимо, вставая с дивана, не успел как следует надеть. Лицо посетителя вытянулось.

– Вот вы где! – с необъяснимой яростью вскричал клиент. – Вам платят деньги за работу! Вы должны сейчас сидеть в засаде! А вы нежитесь в пуховиках? Да еще занимаетесь незаконной врачебной практикой?

– Какая засада? – моложавая дама в шали растерянно ухватила молодого человека в тапочках за рукав. – Этого несчастного направил сюда господин Холомков. У него огнестрельное ранение!

– Я всегда знал, что господин Холомков большой шутник, – нахмурился доктор. – А мне не до шуток. Я только что вернулся из церкви.

– И мне не до шуток! – вскричал раненый. – Моя жизнь в опасности! Я немедленно еду к господину Икс и требую вашего увольнения!