Текст книги "Сборник исторических миниатюр (СИ)"
Автор книги: Елена Муравьева
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
История 25
Процесс века
В сентябре–октябре 1913 года в Киевском суде слушалось дело Менахема Менделя Бейлиса – самое резонансное дело Российской империи
Действующие лица и исполнители
На скамье подсудимых сидел приказчик кирпичного завода, отец пятерых детей, человек не особо верующий в своего еврейского Бога. Как уверяли свидетели: к религии Бейлис относился индифферентно: не соблюдал большинства обрядов, работал по субботам; находился в хороших отношениях с местным священником. Репутация Бейлиса у соседей православных была такова, что во время одного из погромов к нему специально явилась депутация черносотенцев с уверением, что ему нечего бояться.
Тем ни менее, обвиняли Бейлиса в ритуальном убийстве 12-летнего ученика Киево – Софийского духовного училища Андрея Ющинского с целью «выточения» христианской крови для изготовления мацы к еврейской Пасхе.
Насколько данное обвинение обосновано еще предстояло разбираться суду. Но его решение уже читалось на лицах председателя суда – специально переведённого из Умани А. Болдырева (активного черносотенца) и государственных обвинителей: товарища (заместителя) прокурора Петербургского окружного суда О. Виппера, член фракции правых в 4‑й Государственной думе Георгия Замысловского и известного адвоката А. Шмакова (все правые радикалы с пеной у рта призывающие: «Бей жидов, спасай Россию!»).
К чести киевской Фемиды, действующий председатель Киевского окружного суда наотрез отказался вести дело. Аналогичным образом поступили и местные прокуроры.
Защиту Бейлиса также в основном представляли приезжие – цвет столичной адвокатуры: А. Зарудный, Н. Карабчевский, В. Маклаков и О. Грузенберг (единственный еврей среди защиты) и киевлянин Д. Григорович – Барский.
Особого внимания заслуживает жюри присяжных. Заседатели были тщательно подобраны. Семь крестьян, два мещанина, три мелких чиновника. Из двенадцати человек десять учились лишь в сельской школе, а некоторые были вообще малограмотны. Между тем разбираться предстояло в архисложных вопросах медицины и богословия.
Впоследствии выяснилось, что пять присяжных, включая старшину, были черносотенцами.
В общем, как говорил герой «Ликвидации»: «картина маслом» – суд над приказчиком Менахема Менделя Бейлиса носил, очевидно, заказной характер.
Заказуха forever!
Это знали все: юристы, пресса, киевляне, граждане Российской империи, жители других стран, пристально следящие за происходящим. Не было секретом и цель процесса. В зале киевского окружного суда имперская Россия в очередной раз утверждалась в своем абсолютном праве на махровый откровенный антисемитизм.
Однако приговор Бейлису не был делом решенным. Отнюдь.
Планам старой монархической Руси противостояла Россия новая, либеральная, которая, не желая мириться с вседозволенностью власти, требовала от правительства соблюдения конституционных свобод, дарованных царем в октябре 1906 года.
В этой битве титанов сам Бейлис и погибший мальчик были даже не пешками в чужой игре, а скорее декорациями, на фоне которых разворачивалось великое историческое шоу.
«Процесс идет так, – писала газета «Киевлянин» 12 октября 1913", – как того и следовало ожидать. Все отлично знали, что не в Бейлисе тут дело, что он в этом процессе есть досадная формальность, устарелое требование закона, некая условность, без которой нельзя обойтись. Так и продолжается. Идут целые дни, когда о Бейлисe не упоминают ни одним словом, и суд даже, по–видимому, забывает о его существовании»
Уголовная хроника
Но что же произошло с православным мальчиком Андреем Ющинским и почему в его смерти обвинили именно еврея Менахема Менделя Бейлиса? Вот краткая канва событий…
Двенадцатилетнего Андрея Ющинского нашли мертвым через неделю после исчезновения. Тело было покрыто 47 колотыми ранами и в значительной степени обескровлено.
В первые дни после обнаружения трупа родственникам убитого, а также прокурору окружного суда, начальнику сыскного отделения и другим должностным лицам стали приходить анонимные письма, в которых утверждалось: Андрей убит евреями, в ритуальных целях, чтобы получить христианскую кровь для изготовления мацы. Одновременно с этим черносотенная пресса сначала в Киеве, а потом в столице активно муссировала тему «ритуального убийства».
Киевская полиция, вняв СМИ, проверила «ритуальную» версию, но, не найдя подтверждения, сконцентрировала усилия на других направлениях. Однако под давлением сверху следователям пришлось вернуться к еврейскому следу.
Запасная версия
Но за рамкой титульной версии, шел розыск истинных виновников убийства. Причем инициативу проведения альтернативного следствия проявили и киевские власти, и столичное начальство.
В итоге полиция вышла на некую Веру Чуберяк, которая имела реальный мотив для убийства мальчика. Как показали свидетели: ее сын дружил с Андреем Ющинским, в день исчезновения дети поссорились, после чего Андрей в сердцах пригрозил рассказать полиции, что у Чебуряков дома притон и скупаются краденые вещи. Узнав про это, женщина вполне могла расправиться с ребенком.
Улики против скупщицы краденого были настолько серьезными, что Чебуряк даже арестовали. Но…потом отпустили.
К этому времени нашелся «настоящий» убийца и лишние фигуранты следствию не требовались.
В центре внимания
Бейлис «попал под раздачу» случайно. Как говорится, на его месте мог оказаться каждый. Еврей, конечно. Ибо националистический колорит уголовному делу придала не полиция, а старания киевской черной сотни.
Под ее практически гласным надзором (санкционированным из столицы) Бейлис был арестован, а в деле возникли свидетельские показания, улики и прочая атрибутика, необходимая для суда.
Параллельно с тем, как официальное следствие отрабатывало гос. заказ, усилиями новосозданного комитета по защите Бейлиса (в его составе были и евреи, и православные) началось частное расследование.
Ход его пересказать, к сожалению, не представляется возможным. Но, поверьте, современные мыльные оперы про оперов не идут в сравнение с реальностью тех дней! В истории были все: раскаявшийся следователь, вчера склонявший свидетеля к лжесвидетельству, сегодня поручал приемнику «рыть землю» и искать правду; совестливые судейские чины, под давлением сверху фабрикующие дело против Бейлиса, просили сыскаря покарать виновных; «важняк» наивно верил матерой преступнице…ну и непременные: тайные встречи, поклеп, любовная ссора, серная кислота в лицо, побои, донос, фальшивые документы, политика, краденые драгоценности, арест, суд, приговор…В общем, Дюма отдыхает! Особенно в финале, когда в двух киевских газетах противоположной направленности (либеральной «Киевской мысли» и монархическом «Киевлянине») были опубликованы обстоятельства дела и имена истинных убийц.
Накануне
Накануне суда над Бейлисом ситуация была более, чем странной.
О том, что следствие проведено на удивление топорно и слабость доказательной базы очевидна, писали даже правые газеты. «Не надо быть юристом, надо быть просто здравомыслящим человеком, чтобы понять, что обвинение против Бейлиса есть лепет, который мало–мальский защитник разобьёт шутя. И невольно становится обидно за киевскую прокуратуру и за всю русскую юстицию, которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом…», – указывал 27 сентября 1913 г. «Киевлянин». (Номер газеты был конфискован).
Не молчали и специалисты. За несколько месяцев до суда начальник московского уголовного розыска А. Кошко – лучший сыщик России – ознакомившись со следственными материалами, заявил: «Я бы никогда не нашёл возможность арестовать и держать его (Бейлиса) годами в тюрьме по тем весьма слабым уликам, которые есть против него в деле».
Даже власти трубили тревогу. Киевский генерал–губернатор А. Гирс «намекал» министру внутренних дел Макарову о возможном конфузе: «По имеющимся у меня сведениям, процесс несомненно окончится оправданием обвиняемого за невозможностью фактически доказать его виновность в совершении приписываемого ему преступления».
Макаров, в свою очередь, рапортовал наверх: «Есть основания предполагать, что судебный процесс окончится оправданием обвиняемого за невозможностью доказать его виновность».
Тем ни менее, государственная машина двигалась по проторенному курсу.
Встать, суд идет!
Дело Бейлиса, сфабрикованное от начала до конца, шитое белыми нитками, высосанное из пальца, было передано в суд.
На что надеялись организаторы процесса, сказать сложно. Им противостояли лучшие адвокаты империи. В заде присутствовали обозреватели ведущих мировых газет. Собственная пресса уже смешала с грязью всех кого можно…
…Процесс начался в Киеве 25 сентября 1913 года, длился более месяца, и каждый день официальное следствие терпело одно поражение за другим. Свидетели путались и отказывались от показаний, абсурдность некоторых утверждений признавало даже обвинение, выплывала наружу правда, о том, как обрабатывали свидетелей и т. д.
Вслед за показаниями свидетелей развалилась экспертная часть досье. Медики оспорили заключения, на которых базировалось обвинение. Затем пришел черед новому скандалу.
Ни один из представителей православной церкви не согласился выступить экспертом обвинения. Поэтому заключение о ритуальных мотивах убийств, как традиции еврейской религии, было поручено католическому ксёндзу из Ташкента, сосланному за аферы и обвинение в шантаже.
«Эксперт» доказал все что требовалось. После чего был тут же уличен защитой в полном незнании еврейской религиозной литературы и признал, что цитировал Талмуд по фальсифицированному немецкому переводу.
Для полного разгрома адвокатам Бельлиса оставалось только предъявить неоспоримые доказательства вины Веры Чеберяк, которые были собраны в ходе частного сыска, и указать на факты откровенной пристрастности следствия. Что и было сделало.
Приговор
Выслушав стороны, присяжные удалились на совещание.
Россия замерла.
На Софиевской площади стояла толпа черносотенцев. Радикально правые силы ждали обвинительного заключения, чтобы начать погром.
Левые радикалы – сторонники оправдательного приговора – тоже имели свои виды на будущее. Если бы Бейлиса осудили, в стране началась бы забастовка. Наверняка, планировались и другие акции. Ибо дело Бейлиса вызвало огромный общественный резонанс, который до сих пор он носил управляемый характер, и которому легко было придать новый более агрессивный статус.
Но, вероятное, самой «кровожадной» силой в данной ситуации были вполне мирные либералы. Интеллигенция, впервые почувствовав свою силу, жаждала реванша за прошлые обиды и стремилась упрочить свои позиции на будущее.
Поэтому «рыла землю» с невероятным усердием. Бейлиса арестовали 22 июля 1911 года, а уже 30 ноября был опубликован протест «К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)», составленный известным писателем Владимиром Короленко и подписанный писателями, учёными и общественными деятелями.
Мало того по инициативе либералов был инициирован и международный резонанс. Весной 1912 года по поводу дела Бейлиса высказалась Европа. Протест от имени Германии выразили 206 представителей немецкой интеллигенции. 240 представителей английской интеллектуальной элиты, включая верхушку церкви во главе с архиепископом Кентерберийским и спикером палаты общин, осудили процесс над Бейлисом.
Французская нота собрала 150 подписей. Статьи о событиях в Киеве занимали полосы «Юманите», «Тайма», итальянских, немецких, английских газет.
Но особенно «зверствовала» российская пресса. Даже ярые националисты и антисемиты – редакторы газеты «Киевлянин» Дмитрий Пихно и Василий Шульгин, рискуя судьбой издания, публиковали материалы разоблачающие «происки» правительства.
Другие издания тоже, не сидели, сложа руки.
За время процесса и в связи с ним было зафиксировано 66 случаев репрессий против СМИ: было наложено 34 штрафа на сумму 10400 рублей, конфисковано 30 изданий, в 4 случаях редакторы подверглись аресту, 2 газеты были закрыты.
Оправдание
И все же одиозный состав жюри оставлял мало надежд на оправдание. Ведь малообразованные простые люди априори не могли разобраться в сложностях такого запутанного дела. Кроме того глубоко укоренившийся в простом народе антисемитизм тоже играл на руку обвинению.
Существовало еще одна угроза. Уже напоследок обвинение разыграло свою последнюю карту. Присяжным было задано два вопроса: о факте убийства и о виновности Бейлиса; при этом в первом вопросе были объединены вопрос о самом факте убийства, месте его и способе. Получилось, что, признавая факт убийства, присяжные должны были одновременно признать и виновность Бейлиса.
Но…присяжные не оправдали надежд, кои возложило на них правительство. Простые малообразованные люди, вопреки собственным политическим пристрастиям, отсутствию веротерпимости и незнанию юриспруденции, поступили так как им велела совесть. По первому вопросу присяжные вынесли положительный вердикт, по второму (о виновности Бейлиса) – отрицательный.
И 28 октября 1913 года в 6 часов вечера Бейлис был оправдан.
…Вскоре после суда герой нашумевшего процесса вместе с семьёй уехал из России. Он устал быть изгоем и героем. Он хотел спокойно жить и работать, растить детей и любить внуков.
На чужбине Бейлису пришлось не сладко. Работодатели его не жаловали. Выполнять сложную работу он не умел, а на простую знаменитость мирового масштаба брать было неловко.
Но, так или иначе, возвращаться в Россию, а потом и СССР Бейлис не стал.
Он умер в 1935 году в США, написав книгу «История моих страданий». Книга вышла на идише и впервые переведена на русский язык лишь в 2005 году.
По материалам «Векипедия» (www.ru.wikipedia.org), «Вестник» (www.vestnik.com) для газеты «Я»
История 26
Злой гений или жертва террора?
Увлечение политикой сделало Николая Кибальчича известным всей стране и привело на виселицу. Будь иначе, этот незаурядный человек мог бы реализовать свое истинное призвание, сделал бы множество открытий и принес своей Родине намного больше пользы.
Социальные стереотипы
Неизвестно, когда в Российской империи возник этот социальный стандарт, но почему–то среда революционеров пополнялась в основном провинциалами– выходцами из разночинных семей. Николай Кибальчич был как раз из таких. Он родился 31 октября 1853 года в уездном Коропе Черниговской губернии, в семье священника, учился два года в Петербургском институте инженеров путей сообщения, потом перешел в Медико–хирургическую академию и оставил курс из–за увлечения революцией.
Типична и партийная карьера Кибальчича. Как и другие молодые борцы за свободу, он несколько лет искал свое место в революции. И после трех лет проведенных в «казенном доме», нашел свое призвание в терроре.
А вот финал истории Николая Кибальчича сложился уже сугубо по персональному сценарию. В 1879 году он стал членом «Народной воли», принял участие во всех покушениях на царя в качестве техника, изготавливающего взрывные устройства, и вместе с четырьмя соратниками по борьбе был повешен 15 апреля 1881 года.
Такова многократно изложенная официальная биография знаменитого революционера. Казалось бы, не подкопаешься? Ан, нет. Стоит немного задуматься, и вдруг начинаются вопросы…
Странный выбор
Везде пишут, что наш герой утвердился в идеях экстремизма, находясь в тюрьме, и в подтверждение обычно приводят собственные слова Кибальчича: «Еще в последние месяцы моего заключения среди социально– революционной партии начало все больше и больше развиваться то настроение, которое впоследствии созрело в целую систему практической деятельности. Сначала я, как и другие революционеры, смотрел на террористические факты как на действия самозащиты партии против жестокостей правительства, как на выражения мести за преследования социалистов. Позднее террористическая деятельность в глазах партии, и в том числе и меня, стала представляться не только как средство для наказания начальствующих лиц за их преследования социалистов, но и как орудие борьбы для достижения политического и экономического освобождения народа. Такой взгляд на террористическую деятельность можно считать окончательно установившимся летом 1879 года».
Но на самом деле «окончательно установившийся» взгляд вовсе не означал, что Кибальчич в своем спиче ведет речь действительно о практическом терроре. Этот человек не собирался никого убивать. Хотя Кибальчич говорил: «Даю слово, что все мое время, все мои силы я употреблю на служение революции посредством террора. Именно продолжение цитаты ставит все на свои места: «Я займусь такой наукой, которая помогла бы мне и товарищам приложить свои силы самым выгодным для революции образом. Очень может быть, что целые годы придется работать над тем, чтобы добыть нужные знания, но я не брошу работы, пока не буду убежден в том, что достиг того, чего мне надо…»
Вот она, суть террора в представлении Кибальчича. Он намерен «целые годы» работать, работать и еще раз работать, решая сугубо научные задачи. То есть заниматься своим любимым изобретательством.
Психология героя
Неприятие Кибальчичем террора как такового, невозможность им заниматься следует и из воспоминаний современников и соратников, для этого надо лишь убрать из цитат демагогию и оставить только личные впечатления.
Л. Дейчл писал: «Кибальчич вовсе не был завзятым революционером и менее всего походил на фанатика… Кибальчич был мирным социалистом–пропагандистом, и, как это видно из сделанных им на суде заявлений, он, по основным своим воззрениям, остался таковым до последнего момента жизни».
Не фанатик, мирный социалист… но почему тогда этот спокойный по своей сути человек, пропагандист по складу логического ума, не имея склонности к экстремизму, пошел против своей природы?
М. Попов рассказывал о Кибальчиче следующее: «…никогда, вероятно, не отличался веселым нравом и всегда был человеком ровным; но до тюрьмы он любил принимать участие в прениях, даже, может быть, мечтал руководить людьми. После тюрьмы, кроме пожатия руки, дружеской, приветливой улыбки, мне ничего не помнится, когда я думаю о нем».
«Ничего не помнится» – ключевая фраза, определяющая отношения Николая Кибальчича и его соратников. В сохранившихся воспоминаниях народовольцев о Кибальчиче сказано мало. Но даже редкие строки вызывают недоумение. В глазах террористов Кибальчич – хронический «ботаник» по нынешнему выражению. Про него рассказывают анекдоты: даже не может поставить самовар. Или мол, собралось несколько человек, в том числе Кибальчич, все были очень голодны. Кибальчич вызвался принести что–нибудь съестное и принес… красной смородины.
Но наш герой вырос в небогатой семье, сам оплачивал курс в университете, никогда не имел лишних денег. Он не мог быть не приспособленным к жизни на элементарном бытовом уровне. Поэтому его странную, чуть ли не болезненную рассеянность и непрактичность не стоит приписывать личным качествам. Скорее всего, такое поведение было отражением какого–то внутреннего состояния. К примеру, сильного стресса.
К тому ж кроме анекдотов Кибальчич очевидно заслуживал и более серьезных характеристик от людей, с которыми собирался вершить историю своей страны. Он писал умные статьи в журналы, увлекался изобретательством. Кибальчичу принадлежит одна из важнейших теоретических статей в народовольческой публицистике: «Политическая революция и экономический вопрос», посвящённая соотношению экономики и политики в революционном движении. Но эта часть его жизни осталась практически за кадром. Весь год, проведенный в рядах «Народной воли», Кибальчич был замкнут, погружен в себя и практически не контактировал со своим близким окружением. Почему? Ведь они, по идее, его единомышленники?
Террор без прикрас
А вот в этом, как раз, и можно усомниться. Слишком уж «Народная воля» не подходит нашему герою. И слишком он подходит ей.
Революционная организация «Народная воля» возникла в 1879 году, после раскола партии «Земля и воля» и распада террористической группы «Свобода или смерть». Основной своей целью народовольцы считали принуждение правительства к демократическим реформам, после которых можно было бы проводить борьбу за социальное преобразование общества. Само собой принуждение подразумевало террор. Почему террор? Потому что ничтожная по своему численному составу (около 200 человек) партия не могла заявить о себе иначе. Кто знал и помнил имена членов «Земли и воли», которые ушли в народ и подарили простым людям тепло своей души и силу своего ума? Кто вел учет пропагандистам, разъяснявшим рабочим их права? Никто. А вот герои, пожертвовавшие жизнью ради свободы, по определению, становились брендом и помогали продвижению партии.
Кто–то не согласится с подобным утверждением. Но, лично я твердо убеждена, что с позиций голого прагматизма террор – не эффективный инструмент решения социальных задач. А вот «рекламным» целям служит отменно. Особенно, как это было в случае с «Народной волей», если «фирма» реализует такую «громкую» кампанию, как убийство царя.
Царская охота
Александру II досталось как ни одному другому монарху от тогдашних подрывателей устоев.
4 апреля 1866 года в царя стрелял Дмитрий Каракозов.
25 мая 1867 года прозвучали выстрелы поляка Антона Березовского.
Это были так сказать локальные акции. После начался систематический прессинг.
С 1879 года судьбу императора взяла под контроль «Народная воля», объявив самодержцу смертный приговор. И покатилось…
2 апреля 1879 года императорское величество взял на прицел Александр Соловьёв.
19 ноября 1879 года состоялся взрыв императорский поезда.
5 февраля 1880 года Халтурин произвел взрыв на первом этаже Зимнего дворца.
И, наконец, 1 марта 1881 года произошло последнее покушение на Александра II, после которого, царь тяжело раненный, вскоре скончался.
Что характерно, во всех акциях, где гремели взрывы, технической частью руководил член «Народной воли» Николай Кибальчич.
А теперь посмотрим на ситуацию чуть более пристально. Два первых покушения совершили одиночки при помощи огнестрельного оружия. Третье, тоже из револьвера, на счету члена «Земли и воли». Однако, партия официально к выстрелам не имела отношения. Зато три следующие попытки убить царя – это акции заранее анонсированные (после объявления приговора) совершаются с помощью взрывных зарядов.
Согласитесь, заметить очевидный тренд не сложно.
Именно новации в технической части привели начинания народовольцев к успеху, а «Народную волю» к славе.
Так что такой человек, как Николай Кибальчич, был очень нужен «Народной воле». Прокурор по делу «первомартовцев» писал: «Техник–динамитчик, производитель динамита, был человек драгоценный для партии. Он был принят с распростертыми объятиями…»
Цель оправдывает средства?
Это, конечно, предположение, но совсем не безосновательное. «Народная воля» могла не только «принять с распростертыми объятиями…» столь нужного «сотрудника», как Кибальчич, но и была способна привлечь его к работе силовыми (или не очень честными) методами.
В те годы кадровая политика в терроре только формировались, но позднее подобные «решения», очевидно, имели место. Террор нуждался в постоянном притоке свежей силы. Такова специфика. Каждая акция – это практически 100-процентная убыль личного состава. Следовательно, необходимо постоянное пополнение кадров. Оные вербовались из молодняка 16–20 лет (у таких инстинкт самосохранения ослаблен) по всей Российской империи, причем часто без разбора средств. Барышень компрометировали, уговаривали вынести из дому ценности. Ребят «вязали» насилием, кровью, деньгами. Главное было оторвать от близкого окружения, увезти подальше от дома, «накачать» нужный градус фанатизма системной психологической обработкой и бросить вместе с бомбой под колесо истории.
Не исключено, что попался на красиво упакованный крючок и Николай Кибальчич. Он был идеальной для «вербовки» кандидатурой: имел подходящий возраст, тянулся к изобретательству, был наивен, доверчив, не уверен в себе. Его легко было «купить» обещанием найти спонсора или поманив интересной задачей. Или дать возможность «прозвучать» на всю страну.
Суд
Это предположение позволяет объяснить мужественное, но странное поведение нашего героя во время суда.
Судите сами: 1 марта убит Александр II. Один из террористов, бросивших бомбы, задержан и вскоре дал показания.
Николая Кибальчича арестовали 17 марта около библиотеки. Между тем аресты других членов группы произошли как минимум на неделю раньше. При этом в радикальных кругах были известно, что полиция зверствует, роет землю, хватает всех и каждого. Тем ни менее, Николай Кибальчич не прятался и вел обычную жизнь.
Дальше еще интереснее. Политический процесс неожиданно превратился в торжество технических идей Кибальчича! Эксперты восхищались его метательными снарядами и сожалели, что таких нет на вооружении у российской армии. Генерал Мравинский заявлял, что гремучий студень невозможно изготовить в домашних условиях. На это Кибальчич (словно, утверждаясь в авторских правах) парировал: «Это я сделал все части метательных снарядов, которыми была взорвана карета царя. Изобретение устройства этих снарядов принадлежит также мне. Динамит и прочие взрывчатые вещества также сделаны мною». И тут же переходит к главному: «Я должен сделать заявление о своем воздухоплавательном аппарате».
Согласитесь интересный момент: исход суда предрешен – цареубийц ждет смерть – а Кибальчич презентует широкой общественности с самой звонкой в стране трибуны (процесс носит открытый характер) свое супер–изобретение – проект воздушной лодки. При этом беспомощный, рассеянный, по мнению знакомых, он вдруг превратился чуть ли не в ключевую фигуру процесса. Председатель суда Э. Я. Фукс отмечал: «Кибальчич – вот замечательный ум, необыкновенная выдержка, адская энергия и поразительная стойкость…»
О своем новом изобретении Кибальчич говорит в своем последнем слове. О нем заботится после вынесения смертного приговора. О нем думает в ожидании казни. И с мыслями о нем, наверняка, наш герой ушел в смерть.
Оставить без последствий
«Оставить без последствий», – так распорядились чиновники МВД на проекте Кибальчича. И чертежи космической ракеты оказались погребенными в архивах охранки почти на 35 лет. Так что, как изобретатель, Николай Кибальчич не состоялся. Зато занял место в пантеоне революционных героев, сложивших голову на плахе борьбы с царизмом.
Долгие годы именем Кибальчича называли улицы, проспекты. В его честь назван гайдаровский Мальчиш – Кибальчиш. Но вряд ли это достойная компенсация не состоявшейся жизни, не раскрывшегося таланта, не совершенных открытий.
Увы, но вся жизнь Николая Кибальчича осталась без последствий.
По материалам «Википедия», «Народная Воля», «Хронос», «Инженеры России» для газеты «Я»