Текст книги "Идеальный слуга (СИ)"

Автор книги: Елена Ахметова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– А как ты, кстати, намерена дать мне живую воду, если Инна прямым текстом запретила? – спохватившись, поинтересовался он.

Прежде чем ответить, я глубоко вздохнула. Последнее, в чем я призналась бы Итану, – так это то, что сегодня с утра пораньше я скандалила из-за него не хуже Инны – да и в принципе вела себя не намного благоразумней.

– Она запретила мне, – самодовольно улыбнулась я. – Но ничего не говорила про то, что я не могу просить сестер прислать тебе пузырек. Тонкое искусство правильных формулировок. Инне еще предстоит его постичь, – брякнула я прежде, чем догадалась прикусить язык.

А Итан, увы, был наблюдателен. Чересчур.

– Инна видела, – безо всякой вопросительной интонации произнес он и что-то невнятно простонал себе под нос. – И как, я должен тебе новую стрижку или она еще не успела оттаскать тебя за волосы?

– Это единственное, о чем ты хочешь спросить? – помедлив, уточнила я.

Он глухо ругнулся.

– Нет, я не собираюсь спрашивать, нравлюсь ли тебе, – хрипловато сознался Итан. – И так догадываюсь, что ты ответишь. Чужой меченый – табу. Даже если моя хозяйка упокоена, а метка поблекла. Но ты однозначно без ума от халявного кофе… а остальное приложится.

Над любым другим я бы только посмеялась. Но он говорил так уверенно, что меня пробрало – до ватных коленей, непроизвольного прогиба в пояснице и категорического нежелания в этом признаваться.

– От скромности не помрешь, – заметила я и немедленно возгордилась: голос звучал ровно и лениво, ничем не выдавая душевный раздрай. – Не забудь перевести деньги за рекламу. Карточка привязана к этому номеру.

– Звони сестрам, – в тон мне отозвался Итан и отсоединился.

Это, пожалуй, была самая здравая мысль за утро. Потому-то она мне категорически не понравилась.

Глава 8 Игра без правил

Королева знала только один способ разрешения всех проблем, больших и малых.

Л. Кэрролл «Алиса в Стране Чудес»

Карина красочно залепила себе ладонью в лоб – да так и осталась сидеть, не поднимая взгляда. Я пристыженно замолчала, опустив очи долу.

– Двадцать первый век, – горестно пробормотала Карина из-под ладони, – мужчин на планете больше, чем женщин, а если делить по возрастным группам, то твоих ровесников, Алиса, вообще как собак нерезаных, выбирай – не хочу. Но не-ет, нам же надо поцапаться из-за мужика, как будто у нас тут послевоенные годы и на всех не хватит!

Вклиниваться и объяснять, что цапаться вообще-то ни с кем не собиралась, и уж тем более – из-за Итана, я даже не пыталась. Смысл? Пока Карина не сцедит на меня весь яд, к конструктиву мы все равно не перейдем. При всех своих неоспоримых достоинствах – вроде отличной смекалки, хороших связей, изрядной изворотливости и нежного свежего личика – ворчала моя сестрица, как столетняя бабка. Которой она, собственно, и являлась.

– Коза, – тоскливо вздохнула Карина, так и не дождавшись от меня повода поворчать подольше. – Возвращайся в Уфу. Ближайшим рейсом.

Я подскочила на месте, едва не всунув в кадр телефон, на котором втихаря листала ленту новостей, дожидаясь окончания нотации.

– В Уфу? Но я не могу! Я еще не закончила с гомункулами! Ты же говорила…

– Рабочие места на заводе не стоят твоей жизни, – отрезала Карина, – даже если речь идет о градообразующем предприятии. Брось все и возвращайся.

– Но я уже заказала гомункула!

Карина вынырнула из-под своего фейспалма и наградила меня долгим выразительным взглядом.

– Значит, время нажаловаться на скандальную бабу ты нашла, а сообщить, что дело движется, не успела?

Признаваться, что утренний скандал оставил гораздо больше ярких впечатлений, нежели подсовывание записок гомункулам, было смерти подобно, так что я бодро улыбнулась:

– А разве ты сомневалась, что дело движется? Я собиралась предоставить полный отчет, когда гомункул будет у меня на руках, но делать его будут еще дня четыре, если не пять.

– Значит, процесс все-таки трудоемкий, – пробормотала Карина, разом потеряв интерес к бабским дрязгам, чужой охоте и испорченной маскировке, и принялась что-то быстро печатать в параллельном окне. – Как только получишь гомункула, первым делом звони мне!

Можно подумать, у меня было много вариантов, что еще с ним делать. Разве что плиту заставить выдраить?..

Клятвенно пообещав Карине не высовываться, пока не получу ее драгоценного гомункула, и выпросив под это дело бутылку живой воды, я с облегчением отключилась и сползла по спинке кресла. Но долго рассиживаться мне не позволили: телефон заискивающе тренькнул, выводя значок нового сообщения.

«Скажи, что у тебя нет планов на вечер».

Я покосилась на только-только погасший экран моноблока и прикусила губу. Планов не было и быть не могло. Желания признаваться в этом – и подавно.

«Ты поговорил с берегиней?» – напечатала я, молясь про себя, чтобы он ничего не успел.

Но это был Итан – и он, разумеется, все успел.

«Потому и пишу, – заговорщически подмигнул телефон. – Кофе?»

Моноблок по-прежнему укоризненно взирал на меня почерневшим экраном. Я представила себе, что скажет Карина, если сразу после разговора с ней я рвану в кофейню, и содрогнулась. Прикинула альтернативы, задумалась, что скажет Инна, скрипнула зубами… и быстро набрала:

«Идет. Вези сюда».

Телефон пискнул оповещением о доставке и зловеще затих. Я наконец-то догадалась, что первым делом следовало все-таки прикинуть, что скажет сам Итан, но на попятную идти было поздно – а мессенджер смолк и признаков жизни более не подавал. С пару минут я напряженно ждала, вертя в пальцах ни в чем не повинный смартфон, потом все-таки встретилась взглядом со своим отражением в зеркале и, чертыхнувшись, взяла себя в руки.

Это просто парень. Живой и уже единожды меченый. Будь я на его месте, тоже черта с два сунулась бы к навке в гости, пусть и средь бела дня. Да что там, я бы и близко не подошла!..

Но он-то ведь подошел…

Чертыхнувшись повторно, я схватила телефон, полюбовалась на предсказуемое «был в сети 4 минуты назад», начала было набирать что-то бессмысленное в духе «ты не подумай, я не такая» – и стерла, так и не отправив. Во-первых, уже подумал. Во-вторых, именно такая, и уж он-то об этом прекрасно осведомлен. В-третьих, мы оба понимали, что дальше кофе все равно ничего не пошло бы, и оправдываться за это – себя не уважать.

Я отложила телефон и ушла на кухню. Кофе в доме не было, но мне, как назло, немедленно его захотелось – горьковато-нежного латте с воздушной пенкой или (в пекло это правильное питание) шоколадный моккачино с огромной шапкой взбитых сливок… увы, инспекция кухонных шкафчиков показала, что светит мне в лучшем случае молочный улун с фигой без масла. Помедитировав на лампочку в холодильнике, я захлопнула дверцу и обреченно вернулась за смартфоном – окончательно испортившееся настроение следовало хотя бы заесть.

Разумеется, в дело немедленно вступил закон подлости, и курьер с моим калифорнийским салатом и творожными шариками в кокосовой панировке где-то намертво застрял. Приложение отказывалось выдавать локацию, а несчастная задерганая девушка на горячей линии горячо извинялась и обещала промокод, но поделать ничего не могла. Я допивала безнадежно остывший молочный улун и рассеянно подумывала о том, чтобы заказать себе ведро мороженого с доставкой на дом: все мои представления о горюющих дамах с неудавшейся личной жизнью ограничивались классическим образом девицы в пледе, которая трескает шоколадное мороженое столовой ложкой и смотрит «Дневники Бриджит Джонс».

Но «Дневники» я и в хорошем настроении не осилила, а мороженое не любила, а потому при некотором размышлении попросту заказала пиццу.

Закон подлости сработал повторно: разумеется, она приехала раньше, чем нормальный салат, кое-как укладывающийся в рамки моих представлений о правильном питании. Пахло от коробки так, что мысли о диете моментально вышибло из головы.

Но закон подлости еще не успокоился. Стоило мне утащить пиццу к моноблоку, предвкушая вечер гедонизма и морального разложения, как в дверь снова позвонили. Я покосилась на открытую коробку и уныло поплелась открывать, отчетливо понимая, что если это салат, то мне совесть не позволит трескать жирное и мучное.

Дверь я отперла с такой скорбной миной, что, окажись за ней курьер, у него бы в сумке все скисло. Но это был Итан – с двумя огромными стаканами с логотипом его кофейни в транспортировочном паке.

Я уставилась на него, как на привидение.

– Надо было кое-что доделать в кофейне, – ничуть не смутившись, сообщил он и потянул носом. – М-м… пицца?

По лестничной клетке плыл густой горьковатый запах с нежными ванильно-молочными нотками, и для меня так и осталось тайной за семью печатями, как Итан умудрился учуять что-то из квартиры. Но курьера с салатом на горизонте видно не было, необходимость в ведре шоколадного мороженого явно отпала, а вопрос с кофе уже не стоял – и я посторонилась, пропуская гостя в дом.

Квартира разом начала казаться маленькой – причем не мне одной: Итан сразу ссутулился и робко приютился на краешке кресла, как благовоспитанная викторианская леди. Кресло, тем не менее, тотчас оскорбленно заскрипело, намекая, что рассчитано на изящных китайцев, а не лосей из средней полосы, но разваливаться вроде бы не спешило.

– Берегиня? – напомнила я, подхватывая из коробки самый большой кусок, и неблаговоспитанно оперлась бедром о стол.

Итан кивнул, сосредоточенно посмотрел на бедро и попросил:

– Подойди ближе.

Я смерила взглядом полметра пространства между нами. Воспитание подсказывало, что расстояние и так на грани приемлемого. Благоразумие вопило, что лучше бы это было не полметра, а хотя бы полтысячи верст.

– Зачем? – наплевав и на то, и на другое, я все-таки шагнула вперед.

Попыталась, во всяком случае. Воздух перед Итаном словно сгустился – и я увязла на середине движения, как мошка в янтаре, и шарахнулась назад, едва не выронив пиццу.

– Какого?! – рявкнула я, выровнявшись и восстановив дыхание.

Итан выудил из-под футболки половинку речной ракушки. Выглядела она до крайности непрезентабельно: зеленовато-коричневая, с какими-то темными разводами по кайме и трещинкой, уже поползшей от неаккуратного отверстия для шнурка. Шнурок соответствовал – словно провалялся пару лет на речном дне.

Но от амулета ничем не пахло, а мне отчего-то нестерпимо захотелось оказаться как можно дальше. Я не стала отказывать себе в удовольствии и отступила на пару шагов.

– Надо же, а я полагал, что навки боятся распятий, – глубокомысленно заметил Итан и снял амулет. Ракушка с легкостью скрылась в его кулаке – только шнурок остался торчать.

– Что бы я здесь делала, если бы боялась? Тут от храма до храма меньше получаса ходьбы, и то еще сто раз на кого-нибудь крещеного по дороге нарвешься, – нервно хмыкнула я.

– А таласым? – тут же уточнил Итан. – Почему он боялся?

– Он тоже не боялся. Согласись, одно дело – видеть нож, и совсем другое – схлопотать его под ребро, – я неопределенно пожала плечами. – Если продолжить аналогию с оружием, то сейчас у тебя в руке нечто среднее между перцовым баллончиком и шокером в корпусе из костей моей любимой собачки. Я была бы чрезвычайно благодарна, если бы ты не размахивал этим перед моим лицом. И руки вымой, прежде чем за еду хвататься!

Откровенно посмеиваясь, Итан послушно вымелся на кухню и включил воду. Я без аппетита дожевывала пиццу. Вязкое тесто липло к зубам.

И с чего мне вообще ее захотелось?..

– Берегиня сказала, что ни о каких нападениях на нежить и слыхом не слыхивала, но если кто на вас и охотится, то так вам и надо. Зато к ней приходила женщина, – еще с кухни начал Итан и походя сгреб сразу два куска пиццы, тут же сложив их бутербродом. Его мысли о диете определенно не занимали ни капли. – Причем уже очень давно. Она просила живую воду. Но берегиня охарактеризовала ее как «навское отродье» и попыталась утопить, и больше эта женщина не показывалась… Алиса? С тобой все нормально?

Я бросила недоеденный кусок на крышку коробки и судорожно схватилась за кофе.

– Навское отродье – это ведьма, – выпалила я. – К берегине приходила ведьма!

Итану понадобилась от силы пара секунд, чтобы сложить два и два.

– Она делает гомункулов с помощью живой воды? – догадался он и нахмурился.

Должно быть, тоже подумал, что, в таком случае, вполне вероятно, что охотник работает на ведьму. Потому-то пропадали именно навки, а таласыма попросту попытались упокоить, чтобы не отсвечивал: наземная нежить живую воду творить не способна. Да и навки, строго говоря, весьма ограничены в этом вопросе: от силы пара-тройка литров в неделю. Иначе – истощение и навь, навсегда лишающая надежды на вечный покой… но ведьму вряд ли волновала сохранность навок. Всегда можно наловить еще – раз уж всем так удачно друг на друга плевать.

А я любезно сообщила ей, где живу, когда заказывала гомункула. Разве что место и дату смерти не подписала!..

– Эй-эй-эй, только без истерик, – насторожился Итан и сделал ровно то, что как раз на истерику и провоцировало лучше всего: обнял меня, уткнув лбом себе в грудь, и ласково провел рукой по волосам. – Здесь тебе ничего не угрожает. Ведьма не знает, что ты навка. Она же не меченая, чтобы чуять вас за полквартала.

Нет. Это ты – русалочий вдовец, который будет до последнего хвататься за соломинку, пытаясь собрать свою жизнь из осколков. Достаточно всего лишь следить за тобой, чтобы находить навок – потому что ты всегда будешь нас искать, ловя за хвост ускользающую сказку…

– Итан, – глухо сказала я, не поднимая головы, и осторожно положила ладони ему на грудь, – ты привел к Инне семерых навок за полгода. Скольких из них ты потом видел?

Он замер, так и не выпустив меня из объятий, и это, наверное, говорило гораздо больше, чем любые слова.

– Права была Карина, – выдохнула я, зажмурившись. – Отсюда надо драпать.

Но так и не сдвинулась с места. Меня потряхивало – от внезапно навалившегося осознания опасности, от нерешительности и злости. Итан, должно быть, это чувствовал и потому просто был рядом, делясь теплом и поддержкой. Он не пытался ни прижать меня крепче, ни отстраниться – ровно на ту же долю ласки и принятия я могла рассчитывать у своих сестер, и от этого отчего-то было горько.

– Карина? – переспросил Итан, осторожно опершись бедрами о стол, не выпуская меня из рук.

Я не протестовала. Под ладонями колотилось суматошно и быстро, и это настолько не вязалось с его мягким, ровным тоном, что я отчего-то не решалась поднять глаза. Здравый смысл орал во всю глотку, требуя немедленно отойти на противоположный конец квартиры, а лучше – страны.

– Одна из моих старших сестер, – невнятно отозвалась я, проигнорировав все призывы здравого смысла. – Это у нее я попросила живую воду для… – не особо раздумывая, я попросту провела ладонью вдоль поблекшей метки на его груди.

Мягкая ткань футболки неожиданно легко смялась под прикосновением. Итан затаил дыхание. Я замерла, отчего-то необычно остро ощущая холодок метки под пальцами и отчетливо понимая: вот она, черта, которую мы оба так демонстративно отказывались пересекать, и хватит всего одного неосторожного движения, чтобы сорваться с грани.

Я сглотнула и медленно, опасливо отступила назад. Итан не препятствовал. Ему явно не хватало куртки, чтобы можно было запихнуть руки в карманы, и в конце концов он попросту слегка откинулся назад, чтобы упереться ладонями в столешницу.

– Я рассказала Карине про охотника, – нарочито легкомысленным тоном продолжила я, изо всех сил делая вид, что ничего не случилось. Выходило бы, наверное, гораздо убедительнее, если бы я все-таки рискнула поднять глаза – но это было выше моих сил. – И она велела мне убираться в Уфу ближайшим рейсом.

Итан промолчал. Его пальцы вдруг до побелевших костяшек стиснули край столешницы.

– А я не послушалась, – все-таки не выдержав заданный легкомысленный тон, созналась я и рухнула в кресло, тут же неизящно ссутулившись. – Хотела сначала дождаться гомункула, протестировать… а драпать, выходит, нужно было еще неделю назад.

– Еще не поздно, – отмер, наконец, Итан.

Я широко улыбнулась.

– Удрать в Уфу – и наглядно продемонстрировать охотнику, где можно наловить навок, когда московские кончатся? Обойдется. Теперь я, по крайней мере, знаю, в какую сторону копать, так что… – я собралась с силами и подняла голову. – М-м… три литра мертвой воды в неделю за услуги телохранителя, пока я ищу доказательства злого умысла. Их можно будет представить в Курултае Нави в Уфе, а он уже сформирует ноту протеста и заставит шевелиться Московский совет.

Итан не двигался, и в его взгляде было что-то обреченное.

– Не надо.

Я вскинулась:

– А что ты предлагаешь? Позволить какой-то ведьме изводить нас? Любую утопленницу, слишком часто выпускающую навь в явь, рано или поздно ждет вечный непокой. Без надежды на мирный сон или хотя бы месть за свою смерть. И если ты думаешь, что я опущу руки, потому что боюсь какого-то… – я запнулась, не подобрав подходящего определения, и Итан воспользовался образовавшейся паузой:

– Платы не надо.

Я заторможенно моргнула. Его моя растерянность, кажется, изрядно позабавила – Итан криво усмехнулся и наконец-то отлип от моего стола.

– Во-первых, предположения – это прекрасно, но еще не гарантия того, что к берегине приходила именно та ведьма, которая клепает гомункулов для завода, – рассудительно заметил Итан. – Во-вторых, охотник может работать и сам по себе. В-третьих… – он тоже запнулся и метнул взгляд в сторону, словно вдруг пожалел, что вообще завел речь об этом «в-третьих», но все-таки хрипло сознался: – Я так или иначе не позволю причинить тебе вред.

Я заставила себя приподнять уголки губ в отработанной инстаграмной улыбке. Искренности в ней было не больше, чем в усмешке Итана.

– Все еще рассчитываешь заполучить ванну мертвой воды?

– Да причем здесь… – он осекся, глухо выругался – и вдруг шагнул ко мне.

А я сделала, пожалуй, самую большую дурость за день – недоверчиво запрокинула голову, не отрывая от него взгляда.

Кресло жалобно скрипнуло и пошатнулось. Задерживаться в нем мы благоразумно не стали.

– Там что-то хрустнуло, когда ты… – я густо покраснела и не закончила мысль.

Итан скосил на меня взгляд и ухмыльнулся, но все-таки сел и отогнул край матраса. Я залюбовалась игрой мышц на обнаженной спине и лениво потянулась, чувствуя себя довольной отъевшейся кошкой, – а потому пропустила момент, когда Итан начал давиться смехом.

– Что там? – насторожилась я и тоже села, перегибаясь через приподнятый угол матраса.

Итан не выдержал и расхохотался в голос. Угол матраса выскользнул из его рук, благополучно скрывая надломленную опорную планку в каркасе кровати. Я осталась сидеть, горестно сгорбившись.

– Сожрал половину моей пиццы, – принялась перечислять я, загибая пальцы, – расшатал мое кресло, надругался над честной девушкой…

– А не наоборот ли было? Я вообще-то собирался просто тебя поцеловать! – праведно возмутился Итан.

Но меня не так-то просто было сбить с пути перекладывания ответственности на широкие мужские плечи.

– …так еще и кровать сломал! – не обращая внимания на его ремарку, закончила я и назидательно предъявила получившуюся дулю. – А она, между прочим, хозяйская!

Вместо ответа Итан повалил меня спиной вниз на смятое покрывало и вдумчиво вычертил дорожку поцелуев от горла (явно прикинув, не проще ли будет его перегрызть) к груди (капитально от своих размышлений отвлекшись). Я выгнулась, запрокидывая голову, чтобы ему было удобнее, и с наслаждением запустила пальцы в его волосы.

– Не дай бог Инна прознает, – выдохнула я и прикусила губу, подавив довольный стон: Итан на моральные терзания не отвлекался ни на секунду и, кажется, был готов абсолютно на все, лишь бы я заткнулась и последовала хорошему примеру.

Кровать хрустнула в другом месте. Мы опасливо замерли, ожидая продолжения, но в квартирке воцарилась зловещая тишина, нарушаемая только сбившимся дыханием. Ненадолго: Итан все-таки прыснул мне в живот, и кровать отозвалась на его хохот таким ритмичным скрипом, словно он все-таки пошел на второй заход.

– Если ты рассчитываешь остаться на ночь, то спать будешь на придверном коврике, – предупредила я.

Смех оборвался.

– Если за мной действительно следят, то в твоих же интересах выставить меня как можно скорее, – глухо пробормотал Итан и стиснул мою талию, прижавшись щекой к животу. – Во всей этой истории явно не обошлось без Инны. Первой пропажи навок должна была заметить именно она – потому как собрания по пятницам проводит старшая. Но Инна и в ус не дула все эти полгода, хотя всем тем семерым навкам, что я привел к ней, было дозволено остаться.

– А зачем тебе была нужна живая вода? – спохватилась я.

Итан приподнял голову и широко ухмыльнулся.

– Чтобы Инна не задумывалась о мертвой и не запрещала давать в качестве расплаты ее.

Я почувствовала себя такой уязвленной, словно эти полгода за нос водили меня, но смолчала. Во-первых, какое мне дело, в каких отношениях Итан состоял с шестью моими предшественницами? А во-вторых… держу пари, уж им-то хватило мозгов держаться подальше от чужого меченого. Это меня вечно тянет на мужчин, с которыми точно ничего не выйдет.

– Даже если она никак не замешана, – вздохнула я, перебирая его волосы, – стоит кому-то прознать, что ты задержался у меня дольше, чем необходимо для обмена новостями, Инна прикажет мне убираться с Соколиной Горы.

– А ты намерена остаться? – нахмурился Итан, приподняв голову. – Не то чтобы мне не греет душу эта мысль, но охотник никуда не делся. А делать вид, что нас ничего не связывает, поздновато.

Прозвучало слишком двусмысленно, чтобы я не насторожилась.

– Итан, чужой русалочий муж – табу. Если Инна прикажет мне убираться, ее поддержат все, – я приподнялась на локтях, в кои-то веки глядя на Итана сверху вниз. – Абсолютно все, понимаешь? Даже мои сестры.

– Я русалочий вдовец. – Итан сощурился, и не подумав выпустить мою талию. – И ты обещала мне помочь свести метку.

– И после того, как ты ее сведешь, ты волен спать хоть со мной, с Инной, хоть с живой девушкой, как обычно делают все нормальные люди, – серьезно кивнула я.

– Но ты хочешь, чтобы я пообещал тебе, что до тех пор это не повторится, – противно растягивая гласные, подхватил Итан, – потому что сама ты за себя не поручишься.

Неизвестно, куда в итоге привел бы нас этот разговор – мне уже не нравилось, к чему он шел, – но тут из прихожей раздался надрывный гитарный запил. Он изначально был, прямо скажем, не слишком гармоничен и приятен уху, а уж хилый динамик китайской «лопаты», оставшейся в кармане куртки Итана, и вовсе превратил мелодию в предсмертный визг, исполненный страданий.

Я дернулась от неожиданности. А Итан, зараза, лениво повернул голову и только потом, досадливо вздохнув, отлепился от моей талии. Я честно постаралась не слишком откровенно пожирать его глазами, но не преуспела.

Ручаться за себя я бы уж точно не стала. Мои сдержанность и здравый смысл перед Итаном явно пасовали.

– Ты чертовски не вовремя, – с чувством объявила моя слабость из прихожей. – Давай я перезвоню?

Я откинулась на подушку и уставилась в потолок, чтобы не высматривать очертания мужского тела в сумраке прихожей. Мне было хорошо, очень хорошо… и совестно уже только от этого.

– Понял, – вдруг резко сменив тон на сухой и деловитый, сказал Итан в трубку. – Буду через полчаса. Дождись меня, – закончил он, уже входя в комнату.

Но вместо того, чтобы натянуть джинсы, прикипел ко мне взглядом. Я перекатила голову по подушке и прикусила губу.

– Черта с два я тебе что-нибудь пообещаю, – гнусно ухмыльнувшись, заявил мне Итан. – Пока еще живую воду доставят… что прикажешь делать, если ты снова набросишься, – отбиваться, что ли?

Я продемонстрировала ему непристойный жест.

– Выметайся.

Вероятно, прозвучало бы гораздо внушительней, если бы после этого не выяснилось, что мои трусики каким-то образом оказались на люстре – до которой я, разумеется, с кровати не дотягивалась, а на расшатанное кресло вставать боялась. Итан достал их оттуда с видом героя-спасителя.

– Звонили насчет твоих гомункулов. Скорее всего, я доберусь до ведьмы уже завтра, – как ни в чем не бывало сообщил он, застегивая на себе джинсы. – Какие у тебя, говоришь, планы на день?

Я швырнула в него скомканной футболкой и заозиралась в поисках лифчика. Итан с невозмутимым видом достал его из кармана джинсов.

– С тебя клубника, – безапелляционно заявила я, ткнув пальцем ему в грудь. В животе тут же заурчало. – И кофе. И вообще.

Итан со смешком прижал меня к себе и поцеловал – сладко, тягуче и неспешно. Я мурлыкнула ему в губы, но тут же непреклонно отстранилась.

Домашние шортики валялись под креслом. Майка красочно висела на моноблоке, прикрывая веб-камеру, словно мы скрывались от воображаемых сотрудников ФСБ. В какую неведомую даль скрылись тапочки, я так и не догадалась, – Итан уже заворачивался в свою дурацкую косуху, и пришлось выйти в прихожую.

– Замерь сломанную планку, – велел Итан, кивнув в сторону пострадавшей кровати. – Я заменю.

– Знаешь, как? – слегка удивилась я. Крепления планок скрывались под пластиковой вставкой, и под нее Итан, насколько я помнила, не заглядывал.

– Да что мне, впервой, что ли? – вздохнул он – и тут же отступил назад, к двери.

– И сколько же кроватей ты сломал таким специфическим образом? – вкрадчиво поинтересовалась я, наступая на него.

Итан уперся спиной в дверь и, не растерявшись, подхватил меня под бедра. От резкого движения я испуганно пискнула и, оценив близость потолка, рефлекторно вцепилась в Итана руками и ногами. Он даже не пошатнулся.

– Ладно-ладно, поняла, тебе впору делать татуировки по числу сломанных кроватей, – неестественно высоким голосом пробормотала я. – Пусти меня, опоздаешь!

– Вообще-то звучит не так уж плохо, – задумчиво выдохнул Итан мне в шею, но все-таки поставил меня на ноги. – Заеду к тебе завтра, как только освобожусь. Не высовывайся!

Я все-таки высунула из квартиры руку, чтобы проводить раскомандовавшегося русалочьего вдовца неприличным жестом, и собралась было захлопнуть дверь – но навстречу Итану уже поднимался взмыленный паренек с фирменной сумкой-холодильником: мой салат приехал с двухчасовым опозданием.

Вид у курьера был такой несчастный и уставший, что у меня язык не повернулся ругаться.

– Оплата картой, – со вздохом сказала я, махнув рукой обернувшемуся на мой голос Итану.

Он окинул взглядом курьера, чуть нахмурившись, но потом рассмотрел сумку-холодильник и успокоился – попрощался и быстро сбежал вниз по лестнице. Хлопнула подъездная дверь, бабушки на скамеечке изошли на дружное шушуканье: Итан, чего греха таить, приковывал женские взгляды, невзирая на возраст, социальное положение и количество внуков; а курьерский переносной терминал все мигал попыткой установки связи.

– Может, попробуете его к окну поднести? – обреченно вздохнул курьер и потер лицо свободной рукой, давя зевок. – Тут вечно связь не ловит…

Я поморщилась, но покорно оттащила терминал к ближайшему окну. Курьер мялся в коридоре. Терминал упорствовал, пока я не плюнула и не распахнула окно, высунувшись наружу чуть ли не по пояс. В добром полуметре от стены терминал все-таки смилостивился, и в глубине квартиры пискнул сообщением от банка мой телефон.

– Держите, – я вернула бунтующий терминал курьеру, и тот проворно обменял его на пакет с фирменным логотипом.

Я захлопнула дверь и с сомнением повертела в руках лоточек с салатом. После хорошего секса меня всегда тянуло на съестное, но в душ, пожалуй, хотелось сильнее. Я подхватила заодно коробку с пиццей со стола и уже пошла на кухню, к холодильнику, когда затылок вдруг заломило, и я, пошатнувшись, поймала взглядом собственное отражение в зеркале.

Образцово-показательная стрижка на глазах сбивалась в жуткие колтуны – тяжелые, уродливые, болезненно тянущие кожу головы. Волосы темнели: от корней – к кончикам, медленно и неотвратимо.

Выронив коробку, я бросилась к оставленной в прихожей сумочке, но, разумеется, опоздала.

Деревянный футлярчик из-под гребешка был пуст.