Текст книги "Лишь небеса знают"

Автор книги: Элайн Кофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Костыли упали на пол, его руки обвились вокруг нее.

– Зачем вам это? – спросила она, ощущая, как по ней пробегают судороги блаженства.

– Не знаю, – ответил он ласково, касаясь губами мочки ее уха. – Вы хотите, чтобы я перестал?

– Да, – ответила она беспомощно.

Он зарылся лицом в ее волосы, еще крепче прижал ее к своему снедаемому желаньем телу. Руки его расстегнули пуговицы ее сорочки.

– Отпустить вас непросто, – проговорил он, тяжело дыша.

Элизабет неожиданно почувствовала, что ее грудь, которую только что согревали его руки, холодит прохладный воздух. Она не понимала, почему какое-то странное напряжение сковало ее мышцы. Кровь лихорадочно стучала у нее в висках. Стараясь не смотреть на Тэвиса, она дотянулась до графина и налила в стакан портвейна.

– Я выпью у себя, – сказала она и, повернувшись, пошла к двери.

– Интересно… – произнес он.

– Что?

– Вы сказали сегодня, что мы не сможем начать сначала, – вот я и говорю, интересно.

– Ничего интересного, – ответила Элизабет безразлично. – Все ясно и так.

С этими словами она вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь.

Портвейн помог Элизабет, и она заснула. Но сон ее был беспокоен, она переворачивалась с боку на бок и, приоткрывая глаза, то и дело поглядывала на занавешенное окно, ожидая рассвета.

Шум окончательно разбудил ее, и, сев на кровати, Элизабет увидела, что перед ней, держа в руке подсвечник с горящей свечой, стоит Тэвис. Бояться было нечего, но сердце ее сильно застучало, и, не в силах ничего произнести, она, почти не дыша, вглядывалась в темноту.

Опиравшийся на костыли человек, которого она видела перед собой, был ее мужем.

– Чего вы хотите? Что вы делаете…

Не закончив фразы, она наблюдала, как он медленно подходит к ее кровати, не отрывая от нее взгляда. Глаза выдавали его намерения.

– Элизабет…

– Нет, – произнесла она, – я не…

– Не знаете сами, чего хотите, – договорил он вместо нее.

Элизабет вскочила с постели и хотела дотянуться до лежавшего на стуле халата. Их разделяло теперь совсем небольшое расстояние. Он взял подсвечник в левую руку и, протянув правую, стянул с ее плеч бретельки. Вначале одну, затем другую. Сорочка упала, обнажив ее до пояса, и теперь его рука легла ей на грудь.

– А теперь скажите, чего вы боялись. Скажите, что знали, что произойдет и что вы, как и я, не можете этого предотвратить. Ну, говорите же, – повторил он, лаская ее, – что вас пугает?

– Что вы вынудите меня заниматься любовью, – прошептала она, облизав пересохшие губы.

– Вы уверены? – спросил он, подталкивая ее к постели, – а может быть, дело не во мне, а в том, что вы боитесь мне это позволить?

– В том и другом… – сказала она, чувствуя, как ее спина касается матраца. – Любите меня, Тэвис.

Он поцеловал ее и, зажав ее подбородок между двумя пальцами, заставил шире разомкнуть губы. Страх, восторг и желанье охватили ее.

– Ч-черт, – неожиданно вырвалось у него, и, поняв, что ему мешает боль в ноге, она попыталась отстраниться, но он лишь крепче прижал ее к себе. – Я скажу, когда станет нестерпимо больно. Я знал, что ты этого хочешь, только не думал, что признаешься.

– Наши желания наконец совпали, – пробормотала она.

– Ты даже не представляешь себе, до чего ты права.

Все было так и не так, как тогда, на шлюпе. На этот раз Тэвис занимался любовью со своей женой. Ему не надо было спешить, и он дарил ей наслаждение и наслаждался сам много часов, узнавая ее тело и помогая ей познать свое. Каждая новая судорога блаженства казалась Элизабет более сладостной, чем предыдущая.

Он заснул, когда предрассветная мгла отступила, нежно обняв ее и прижимая к себе как ребенка. Только когда дыхание его стало ровным, а сон глубоким, она высвободилась и осторожно встала с постели.

Подойдя к столику, который стоял возле кровати, она хотела выключить лампу, но ее взгляд упал на его обнаженное тело, она не стала отводить глаз. Он не был накрыт, и она могла разглядеть его крепкие мышцы, гладкую, чуть загорелую кожу. Солнечный свет, проникая в окно, согревал его, но Элизабет, взяв одеяло, накрыла его так, как тысячу раз накрывала Вилли, и поцеловала, откинув со щеки темные пряди.

– Я не перестану тебя любить, – прошептала она и, поворачивая выключатель, подумала, что ее любовь – вроде лампы в освещенной солнцем комнате, – ярко горит, но почти не заметна.

24

Элизабет стояла на нантакетской пристани, ожидая, пока Тэвис попрощается с капитаном. Он рассеянно потирал больную ногу, и она думала о том, сумеет ли он когда-нибудь забыть совсем о том, что случилось. По ее вине он чуть не стал калекой. Слава Богу, что ей удалось отвезти его в Бостон. Сейчас он чуть-чуть прихрамывает, но она надеялась, что и это со временем пройдет. Она сделала все, что зависело от нее. Сердце ее ныло от предчувствия разлуки, но она знала, что должна поступить так, как решила, и оставить его.

– Тэвис? Тэвис Маккинон, это ты? – послышался чей-то голос.

Обернувшись, Тэвис и Элизабет увидели спешащего к ним Натэниела.

– Ты как новенький! – радостно воскликнул приятель Тэвиса, обнимая его.

– Еще месяц, и все будет совсем нормально, – согласился Тэвис.

Немного понаблюдав за друзьями, Элизабет заметила, что капитан Барроу собирается уходить, и окликнула его.

– Миссис Маккинон, – удивился капитан, – я могу чем-нибудь еще быть вам полезен?

Тэвис и Натэниел были увлечены беседой, и Элизабет заговорила с капитаном.

– Я хотела бы знать, когда вы возвращаетесь в Бостон? – спросила она.

– Послезавтра, мэм, – удивленно ответил он.

– Я бы хотела зарезервировать место.

– Одно?

– Два. Для меня и сына.

Капитан Барроу выглядел совсем озадаченным. Он посмотрел на Тэвиса, потом снова на Элизабет.

– Буду счастлив доставить вас, миссис Маккинон… и вашего сына. Я сообщу вашу фамилию старшему помощницу. Ваш багаж должен быть готов к погрузке завтра в восемь пятнадцать утра. Мы отплываем во время прилива в среду.

– Благодарю вас, капитан.

– Рад услужить вам, мэм. Всего доброго.

Капитан ушел, а Элизабет увидела перед собой озадаченного Натэниела и испуганного мужа.

– В чем дело? – спросил Тэвис.

– Я возвращаюсь в Бостон.

– Зачем?

– По-моему, ты знаешь.

– Не надо меня дурачить. Объясни, в чем дело.

– Ой, Тэвис, ну неужели надо начинать все эти разговоры сначала?

– Да, черт возьми! Я должен знать, зачем тебе понадобилось ехать. Мне казалось, что после того, что… В общем, все будет по-другому.

Не поднимая глаз, чтобы не смотреть на Натэниела, она сказала:

– Я даю тебе свободу, Тэвис. Это то, к чему ты всегда стремился. Вилли я заберу с собой в Бостон. Мы с ним начнем новую жизнь.

– Почему?

В его глазах она видела страсть, за которую любая женщина готова отдать жизнь. Но страсть и любовь – не одно и то же. Этот урок она усвоила.

– Элизабет, – просил он, – скажи, почему?

– Потому что наш брак – ошибка. С самого начала все было не так. Нет. Не надо ничего говорить. Дай мне закончить. Я знаю, что я виновата. Ты – жертва моих девичьих фантазий. Ничего не получится. Ты думаешь, что меня той уже нет, а во мне живут два человека. Я – прежняя, и я – настоящая.

– А если свобода мне не нужна?

Элизабет вдруг поняла, что она ужасно устала. До того устала, что ей безразлично, что их слышит Натэниел Старбэк. Пускай слышит хоть весь Нантакет. Да и что тут слушать? Ее безответная любовь к Тэвису давным-давно перестала быть секретом, и едва ли это кому-то по-прежнему интересно. Даже сплетни могут надоесть до смерти. А у нее больше нет сил.

– Элизабет, ты ответишь мне наконец? Я говорю тебе, что мне не нужна свобода и нужна ты!

– Это не имеет больше никакого значения. Я столько лет гонялась за тобой, Тэвис Маккинон, что потеряла покой. А теперь я хочу обрести его снова. Я устала. Я хочу жить в тишине и воспитывать сына. А теперь – оставь меня.

Элизабет двинулась вдоль пристани, но успела сделать всего несколько шагов, когда Тэвис схватил ее за плечо.

– Ты ужасная дура.

– А ты хорошо разбираешься в дураках. Недаром ты был дураком столько лет.

– Только с тобой, – ответил он беззлобно, – но теперь я вижу, настала твоя очередь.

– Наверное, ты прав.

– Ты должна все еще раз обдумать.

– Я думала все то время, что была в Бостоне.

– Я хочу, чтобы ты осталась здесь.

– Конечно хочешь. Из-за Вилли.

– Не только, черт побери! Ты должна дать мне шанс. Нелегко научиться сразу быть мужем и отцом, но я хочу попытаться, если ты позволишь.

– Нет.

– Все равно останься. Ты постепенно привыкнешь к этой мысли.

– Нет.

На ее лице появилось упрямое выражение, которое он уже не раз наблюдал прежде, наблюдал много раз, – когда она подглядывала за ним, прячась за домами и деревьями, когда в двенадцать лет просила его жениться на ней, когда выкрасила волосы в немыслимо рыжий цвет.

– Почему? – обреченно спросил он.

– Потому что мы снова станем несчастливыми в твоем доме. Два несчастливых человека, которые не любят друг друга, но вынуждены жить вместе, и обвиняют друг друга в неудачах.

– Прекрати наконец упорствовать, черт тебя подери! Ты моя жена! И твой отъезд ничего не изменит.

Он не знал, что еще сказать. Все было тщетно. Она от него уходит. Она приняла решение. Забирает сына и уходит. Сердце его сжалось до того болезненно, что ему показалось, он умрет от этой боли.

"Что я сделал не так? – в отчаянии спрашивал он себя. – В чем ошибся?" И вдруг он понял. Понял отчетливо. Он не сумел разглядеть в ней женщину, она осталась для него ребенком. И даже думая о ней все те годы, что он провел в Вашингтоне и Портсмуте, он не понимал, что его жена взрослая женщина, а не шаловливый подросток. Он уступил ей когда-то, позволив любить себя с небрежностью хозяина, уступающего слуге давно приглянувшуюся тому вещь. И все же она не перестала любить его.

"Что же мне делать? Как доказать, что я раскаялся? Неужели я мог быть до того слеп? Ты устала ждать. Ты повзрослела, а я остался прежним".

– Останься со мной, – повторил он растерянно, не зная, что еще придумать, чтобы удержать ее.

Она оглянулась, и он заметил, что ее смущает то, что их могут услышать окружающие. И тогда, высоко задрав голову, он заорал во всю глотку:

– Останься, Элизабет, и будь моей женой.

На пристани было около сотни людей, и все они теперь обратили на них внимание, к неудовольствию Элизабет, но не Лиззи.

С романтическим пылом сэра Ланселота, Тэвис, превозмогая боль, опустился на одно колено, протягивая к ней руки с мольбой.

– Я обидел тебя. Я уехал. Я первый оставил тебя, – он снова перешел на крик. – Не уезжай, останься со мной!

– Останьтесь с ним, Элизабет, – послышался женский голос из толпы.

– У Вилли будет хороший дом, – раздался другой.

Элизабет залилась краской.

– Ты прекратишь кричать? – спросила она, потянув его за рукав и попытавшись поднять на ноги. – Вставай сейчас же. Ты ведешь себя как болван. Все вокруг на тебя смотрят.

– Ты уверена, что хочешь уехать в Бостон, – не унимался Тэвис, – неужели ты хочешь увезти Вилли в этот старый мрачный дом?

Он отыгрался. Устроил представление почище всех тех, что были на совести у Элизабет.

– Я хочу, чтобы ты была моей женой. И ты тоже этого хочешь. Ты только слишком упряма.

– Тэвис, встань! – прошипела Элизабет.

– Ты не пожалеешь. Я сделаю все, как ты хочешь. Я буду работать. Я построю новый дом. Я назову твоим именем корабль. Я заработаю для тебя много денег. Я не буду пить.

– Ты редко пьешь, – пожав плечами, сказала Элизабет.

– Тогда я поклянусь сделать все, что ты захочешь.

– В таком случае перестань делать из себя посмешище.

– Ладно. – Он кивнул и, улыбнувшись, добавил: – Но если ты не хочешь, чтобы надо мной потешался весь Нантакет, скажи "да!"

– А может, ты действительно пьян? – спросила она, присматриваясь.

– Нет, конечно, нет.

– Оставь меня в покое, Тэвис. Я бы ни за что не стала выходить за тебя замуж.

– А тебе и не надо. Мы же и так женаты.

– Я имела в виду, если бы мне пришлось снова решать.

Она повернулась и, не оборачиваясь, решительно двинулась дальше.

Тэвис, прихрамывая, бросился за ней и схватил за руку.

– Оставь меня, – повторила она, а затем, повернувшись, приложила к его груди обе ладони и с силой толкнула.

Он покачнулся, потерял равновесие и упал на бок. Элизабет, быстро юркнув в толпу, скрылась из вида.

Натэниел протянул Тэвису руку, помогая подняться.

– Почему ты не сказал ей того, что она хочет услышать?

– А что это?

– Что ты любишь ее. Именно это хочет услышать каждая женщина.

– Люблю?

Совет приятеля озадачил его. Если бы кто-то объяснил ему, что такое любовь! Неужели она на самом деле хотела услышать именно это? Он, конечно, был привязан к родителям, но называлось ли это чувство любовью? Он посвятил свою жизнь строительству кораблей, но была ли это любовь? Элизабет влекла его больше всех остальных женщин, но любил ли он ее?

Тэвис не знал. Он грустно покачал головой, не понимая, почему именно ему не дано этого знать.

– Слушай, – с досадой глядя на Натэниела, продолжал Тэвис, – почему бы тебе не повоспитывать кого-нибудь другого? Я хочу побыть один. И вообще, не суй нос не в свое дело.

– Ладно, – согласился Натэниел. – Страдай в одиночестве. Хотя, по-моему, все это чепуха. Неужели тебе неясно, что ты любишь ее.

– Натан, – с угрозой в голосе произнес Тэвис, – я тебя предупреждал, чтобы ты не вмешивался…

– Хорошо, хорошо, – Натэниел поднял руки кверху и отступил, – я вижу, что тебе не до шуток, дружище, хотя ты и валяешь дурака.

Начался дождь, теплый весенний дождь, который проходит так же внезапно, как начинается. Элизабет быстро шла по городу, торопясь забрать Вилли из дома Тэвиса. Она не думала о том, где они проведут два дня до отъезда, она только хотела успеть забрать его у миссис Чэдуик до того, как появится Тэвис. Обо всем остальном она подумает после.

Через пять минут она постучала в дверь. Миссис Чэдуик не ответила. Она снова постучала. Ответа не последовало. Когда она собралась стучать в третий раз, голос за ее спиной произнес:

– Погодите, я вам сейчас открою своим ключом.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи, – сказала она, чувствуя, что изнемогает от усталости. – Я пришла, чтобы забрать Вилли.

– Я знаю, – он распахнул дверь, – но, как видите, их нету.

– В таком случае я соберу пока вещи Вилли. Остров маленький. Далеко они уйти не могли.

В доме было сумрачно и прохладно. Элизабет поплотнее завернулась в накидку. Никогда еще не ощущала она такой тоски и тревоги.

– Элизабет, я умоляю тебя не делать этого. Умоляю – останься.

Посмотрев ему прямо в глаза, она спросила:

– Ты любишь меня, Тэвис?

В ее взгляде он разглядел гордость, страх, отчаянье. Словно не одно, а несколько лиц промелькнули перед ним – лицо ребенка, девушки, женщины, матери. Он вспомнил, как она уронила к его ногам подкладную грудь, вспомнил, как они плыли вдвоем на ее шлюпе, вспомнил, как уехал, оставив молодую жену в ночь после свадьбы, вспомнил, как приехал и узнал, что она родила ему сына. Он вспомнил о многих утратах, которые постигли ее и его, и понял, что приумножит их, если не сумеет сказать "да".

– Люблю ли я тебя? Как перед Богом отвечаю, что не знаю этого, Элизабет. Я не убежден, что знаю, что такое любовь.

Тэвис увидел, как погасли ее глаза. У него остался последний шанс, один-единственный шанс, и он решил попробовать.

– Я только знаю, – продолжал он, – что мысли о тебе согревают меня, а когда тебя нет – мне холодно. Меня восхищает твоя сила, верность, честность. Я помню, как увидел тебя впервые, кажется десятилетней. Ты шла по пристани с дедом, когда я сходил с корабля с Ником. В тебе уже было тогда что-то, что привлекло меня. Иначе я бы не запомнил этого дня. – Элизабет молчала, и он заговорил снова. – Я помню и многое другое. Помню, как ты стала моей и как после недели, проведенной с тобой, я не мог быть ни с одной женщиной, – годы, которые я провел вдали от тебя, я жил как монах. Когда я думаю о том, что проведу остаток жизни возле тебя, на мою душу проливается солнечный свет, тогда как мысль о том, что тебя не будет рядом, повергает меня во мрак. Бодрствуя, я думаю о тебе, а когда сплю, ты мне снишься. Чувства переполняют меня, но я не могу облечь их в слова. Если ты уйдешь, я не буду свободным, потому что ты проникла в мое сердце и вернешься ко мне в мечтах. – Он приблизился к ней и взял ее за руки. – Если все то, о чем я сказал, – любовь, значит, я тебя люблю. Поделись со мной своим безумием и огнем, силой и любовью, дитя страсти, мать моего ребенка, покорись мне.

Элизабет смотрела на Тэвиса, не понимая, почему она хотела уйти от него. Все вдруг стало ей безразлично, кроме того, что он существует. Главное – видеть его, открывая глаза по утрам и засыпая.

– Неужели ты так и не поняла, чего я добиваюсь? – услышала она. – Я хочу, чтобы ты была со мной всегда. Хочу, чтобы ты была матерью моего… – Он запнулся, подумав, что у них уже есть ребенок. – Моих детей.

– Интересно, сколько их у тебя? – спросила она, отбирая у него руки и прищуриваясь.

– Один… пока, – он рассмеялся, обнял ее и покрыл поцелуями ее лицо, шею, – иди ко мне, Лиззи. Я хотел бы поскорее начать трудиться над следующим.

Элизабет закрыла глаза, думая о том, что она наконец-то там, где ей хотелось быть всегда: с мужчиной, о котором она мечтала, у себя дома, в своем крошечном раю.

Очнувшись, она оглядела небольшую комнату – персидский ковер на полу, голландские часы на каминной полке, чайник, окно с малиновыми шторами, мир за которыми после дождя снова стал солнечным и веселым. Ощущение покоя переполнило ее оттого, что ее обнимали руки любимого. Мимо дома по булыжной мостовой прогрохотала повозка. Над мокрыми, серыми, словно квакерские чепцы, крышами поднимались тонкие струйки дыма, а высоко в небе загорелась веселая радуга – знак того, что еще многое произойдет в их жизни.

Что именно?…Знает только Небо.

Эпилог

Уже несколько часов провела Элизабет в муках, давая жизнь шестому сыну. Тэвис, конечно же, не сомневался, что это будет именно сын, потому что Элизабет не родила ему до сих пор ни одной дочки.

Она знала, какие чувства он испытывает по отношению к девочкам.

Мысль о том, что у него может быть дочка, приводила его в ужас. Ведь девочки, и тут уж никуда не денешься, стараются походить на матерей.

До сих пор она его не подводила. В который раз, сидя в гостиной, он ожидал, пока экономка или доктор выйдут к нему, чтобы сказать, что Элизабет чувствует себя хорошо и что он снова стал отцом.

В его памяти оживали одна за другой ее выходки, и, он, с удовлетворением вздыхая и покачивая головой, благодарил Господа за то, что тот ни разу не послал ему дочки, и вспоминал добрым словом Сэмюэля Робинсона, терпеливого и любящего отца.

Сверху доносились голоса двух его младших сыновей, споривших с няней, старой Долли Клэр. Кроме них никто не нарушал тишины, так как Вилли с двумя братьями ушел в школу.

Тэвис засиял от счастья, когда экономка, миссис Форестер, заглянув в комнату, сказала:

– Миссис Маккинон и дитя чувствуют себя хорошо.

Он облегченно вздохнул и, обращаясь к старому другу, Натэниелу Старбэку, произнес:

– Ну что ж, кажется, я могу гордиться тем, что у меня еще один сын.

– Но, Тэвис, – отвечал тот, – она ведь не сказала, кто родился, девочка или мальчик.

– Разумеется, мальчик, – фыркнул Тэвис, – у нас всегда рождаются мальчики.

– Ты думаешь, что они получаются по заказу? А что ты будешь делать, если это девочка? Вернешь обратно?

– Если она будет похожа на Элизабет, – со смехом ответил Тэвис, – верну, потому что девочка, похожая на нее, будет вести себя как мать, а это причина достаточная, чтобы не хотеть дочки, пускай и красивой.

Теперь захохотал и Натэниел. Похлопав Тэвиса по плечу, он спросил:

– В чем дело, старина? Ты боишься, что история повторится?

– Ты угадал, я в этом уверен.

– Ну что же, ты говоришь у тебя – сын, значит, мы можем это отметить. Ты выпьешь?

Тэвис кивнул, но не успел ничего ответить, так как миссис Форестер снова просунула в дверь голову.

– Я разволновалась и совсем забыла сказать вам, что у вас дочка. Такая хорошенькая – просто прелесть, точная копия матери.

Тэвис ошеломленно взглянул на Натэниела.

– Налей мне двойной, – попросил он.

Наверху, в спальне, Элизабет услышала самый дивный звук в мире – низкий, раскатистый смех своего мужа, узнавшего, что она родила ему дочку. Новый приступ боли заставил ее прикусить губу, и она услышала, как доктор Монгомери велит ей тужиться.

Миссис Форестер стояла возле кровати, держа ее за руку.

– Как вы думаете, что он скажет, если будет еще одна девочка? – спросила она.

– Только Небеса знают, – ответила Элизабет, застонав.

Через несколько минут она уже держала в руках второго младенца, думая о том, что из всего, что дал ей Тэвис, дети были самой большой радостью. Она представила себе его ужас, оттого, что у них появилась дочка, но была твердо уверена, что он сумеет полюбить девочку так же, как полюбил ее. Воспоминания замелькали, будто отражающийся в воде солнечный свет, и везде и всюду был один человек, человек, которого она любила всегда. "Я хочу, чтобы мои дочки и внучки были также счастливы", – думала она, глядя на двух спящих младенцев. Сыновья – опора для матери, но дочки – ее второе "я". Что скажет Тэвис, когда миссис Форестер сообщит ему о еще одном новорожденном? Еще одной дочери?