Текст книги "Оборотень на щите (СИ)"

Автор книги: Екатерина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Света свела брови на переносице. Хмуро посмотрела на свою тарелку, где растопырил ножки перепел в золотистой корочке.

И асы притихли, блеснуло у нее в уме. Новых гроз не устраивают, очередных носителей дара Одина не засылают. Хотя от постройки моста в Мидгард они вряд ли откажутся. Знать бы, что сейчас замышляют асы?

Света резанула ножом птичью тушку. Затем подумала – в любом случае, мост Биврест не построить без человека с рунным даром. Но для этого асы должны переправить в этот мир веретено норн. Уже второе по счету. Первое уничтожил посланец Локки. Веретено норн…

Света оторвала взгляд от тарелки и посмотрела на соседей по столу.

Ингульф в ответ глянул искоса, приподняв темно-русые ресницы. Гудульф, до этого неспешно нарезавший мясо на своей тарелке, уставился в упор.

– Я думать о своя судьба, – уронила Света.

Оборотни одновременно кивнули. Гудульф степенно, Ингульф едва заметно.

– Судьба решает, как я жить, – печально сказала Света. – Я слышать про норны. Хочу молиться норны, для хороший судьба. Рассказать о норны. Прошу.

Эти двое переглянулись. Света глянула на них умоляюще, уже не притворяясь, и Гудульф поспешно согласился:

– Про норн, конечно, знать нужно. Их трое. Урд, что значит прошлое, скручивает волоконца из того, что у человека за плечами. Ее еще зовут норна Судьбы. К примеру, я оборотень. За мной моя семья, они все оборотни, и Урд прядет из этого основу для моей нити. Вторую норну зовут Верданди, что значит настоящее. Или Становление. Верданди тянет волоконце из того, как я живу сейчас. Вот я приехал сюда, и под пальцами Верданди волокна лягут уже по-другому. А третья, Скульд – норна будущего. Или Должного. Волоконце, что накручивает Скульд на мою нить, тоньше всех. Она прядет то, что лишь должно случиться…

Скульд, полыхнуло в уме у Светы. Локки говорил, что у колдуньи Ауг, которая приводила людей из другого мира, было веретено норны будущего, Скульд.

Что, если переправить человека в Утгард способно лишь оно? И только этому веретену под силу изменить чье-то будущее? Тогда у богов сейчас проблемы. Нового владельца рунного дара сюда не притащишь. Есть одна мастерица рун, но она под присмотром оборотня. К тому же руны ее больше не слушаются.

Но как сказал Ульф – может, еще одна гроза, и ты снова обретешь свой рунный дар? Альвы пришли сюда, асы затихли, но им нужен мастер рун. И альвийки начали виться вокруг Ульфа…

Мне надо подумать над этим, решила Света. Потом сунула в рот следующий кусок перепела. Съела все, что навалили ей на тарелку, запила вином. И объявила, посмотрев на Ингульфа с Гудульфом:

– Я спать. Вы проводить?

По дороге можно еще поспрашивать, мелькнуло у нее. Об альвах, о богах, о Локки.

– Пойти должен кто-то один, – низким голосом проговорил Гудульф. – Выбери себе спутника, Свейтлан Холегсдоутир. Второй останется тут.

Ингульф молча склонил голову, соглашаясь.

О нет, подумала Света. Это слишком похоже на выбор жениха…

Она встретилась глазами с красавицей напротив. И тихо сказала, уже вставая с лавки:

– Раньше я иметь муж.

Следом Света вскинула левую руку. Задрала на ней рукав, бросила:

– Муж дать мне это. Сказать – если надо, показать и просить помощь. Я прошу. Вы сыны Ульфхольм? Мне надо помощь. Проводить меня все. Пять, шесть. Я боятся.

Голос у нее нервно дрогнул. И на всякий случай она приспустила одну из петель кожаного шнурка, обвитого вокруг запястья.

Над столешницей качнулся клык Ульфа, свет блеснул на медной проволочной оправе. Все шесть оборотней, сидевших за столом, встали.

Мой маленький отряд, подумала Света, подхватывая плащ. Еще один подарок Ульфа.

* * *

Свейта направилась к выходу – и почему-то все оборотни, которых он отобрал, пошли следом.

Ульф, не изменившись в лице, проводил жену взглядом. Затем посмотрел на светловолосую альвийку, которую спихнул с колен, как только Свейта отвернулась. Хотя кровь до сих пор тяжко билась ниже пояса, требуя излиться в женское тело…

– Скоро приплывет Хальстейн, – вдруг сказала Сигвейн, сидевшая с другой стороны.

Следом она взяла с его блюда недогрызенное телячье ребрышко. Блеснула белыми зубами, содрала с него уцелевшее волоконце мяса и проговорила:

– К его появлению ты должен быть спокоен. А ты неспокоен. Хочешь женщину.

Сигвейн скосила глаза, но Ульф продолжал смотреть ей в лицо. И без того знал, на что она уставилась. Под рубахой, между ног, ткань стояла колом. Вчерашняя ночь, проведенная за складыванием и перекладыванием камней, не помогла…

– Если уж я пришла в этот город, пропахший дымом, – лукаво добавила Сигвейн, – было бы обидно уйти, не узнав, как целуются оборотни. На тебе моя прядь, Ульф. Хочешь выспаться на моих волосах? И к утру волк внутри тебя перестанет скрестись когтями. Это нужно для дела. С Хальстейном могут прийти драккары морской стражи, и будет бой. Ты должен быть спокоен. От этого зависит и жизнь Свейты…

– Не вмешивай ее сюда, – тихо сказал Ульф.

Волк радостно встряхнулся внутри, и он грубо добавил, показывая клыки:

– Тебе хочется раздвинуть ноги перед оборотнем, вот и все. Иначе ты привела бы мне продажную девку из города. После взгляда ваших альвов любая примет меня с радостью.

С той стороны, из-за Сигвейн, к нему поплыл легкий запах неодобрения – отцу и дяде не понравилась несдержанность его речей. Еще в этом запахе пробивалась горечь. Они понемногу с ним прощались…

Мне и самому пора прощаться, подумал Ульф.

Это может случиться в любой миг. Все решено. Свейту отловит в любовную сеть один из оборотней, которых он для нее отобрал. Парни теперь рядом со Свейтой, а дальше все сделают горе, ярость и обида.

Ему осталось только разобраться с Хальстейном. И передать власть над Эрхеймом отцу с братом – чтобы Свейта могла тихо зажить в Ульфхольме. Но для этого он должен продержаться на двух ногах до конунговых щитов…

Ульф резко встал. Буркнул, разворачиваясь к Сигвейн спиной:

– Если хочешь, пошли.

Альвийка быстро поднялась со своего места.

Сигульф сдержанно улыбнулся, когда Ульф проходил мимо – хотя от брата тоже пахнуло прощальной горечью. Светловолосая альвийка оглянулась, обиженно сложив розовые губки. Но тут же покосилась в сторону стола, стоявшего у боковой стены.

Нынче волки знатно развлекутся, холодно подумал Ульф, шагая к выходу.

Шел он, пригнувшись, поэтому рубаха ниже пояса оттопыривалась не так сильно. Оборотни, сидевшие за столами, на Ульфа не смотрели, им все было ясно по запаху. Альвийки отводили глаза в притворном смущении.

А Ульф на ходу слушал, как шуршит за спиной платье Сигвейн – так, словно под ним ничего не было. Атласом по атласу переливался звук…

И воспоминанием, отзвуком мерещился ему поверх этого легкий топоток Свейты. То, как шелестела одежда на ее коже.

– Я заняла одну из опочивален конунгова дома, – заявила Сигвейн, когда за ними захлопнулась дверь зала. – Конечно, не ту, в которой лежат тела Торгейра и Хильдегард. Другую, поближе к выходу. Там сегодня разожгли в очаге огонь. Или ты хочешь ласкать женщину под открытым небом, как в прошлый раз?

– Не боишься свалиться, как Орвид в прошлый раз? – рыкающе бросил в ответ Ульф. – Или из соседней опочивальни опять будут подглядывать? Стеречь сестру конунга, держа наготове пару ваших снадобий?

Сигвейн его слова позабавили, и от нее потянуло радостной насмешкой.

– Мы будем одни, – пообещала она. – Я понимаю, что от тебя альвов не спрячешь.

Ульф на это ничего не ответил.

В опочивальне, которую выбрала для себя Сигвейн, уже горели альвовы огни. Свет их отбрасывал блики на темно-фиолетовый шелк, застилавший ложе.

И глянув на него, Ульф вдруг ощутил ненависть.

Заранее подготовилась, подумал он. Затем неласково прихватил Сигвейн за шею, и швырнул ее на постель. Длинные ноги альвийки мелькнули в воздухе.

Ульф, мгновенно очутившись рядом, задрал ей подол.

Под белым платьем на Сигвейн была лишь тонкая, полупрозрачная нижняя рубаха. Складки ее уже сбились вверх, окутав бедра альвийки шелковой пеной.

Ульф рванул тряпье к плечам Сигвейн, обнажая тело. И подтянул ее зад к краю кровати. Сам опустился на колени, расстегивая пояс. Подумал вскользь – как под меня кровать сладили. Край постели упирается в бедра под пахом. Человеческим мужикам, с их ростом, наверняка приходилось подсовывать пару подушек под колени…

Осталось лишь проверить, под кого сладили тело Сигвейн.

Она лежала на спине, вскинув согнутые колени. Дышала часто. Подрагивали, поднимаясь и опускаясь, груди – два ровных полушария, навевавшие почему-то мысли о сладком снеге. Темнели круглые соски. В их теплой, коричневой смуглости проступала та же рыжина, что и в волосах.

Пока Ульф стягивал с себя рубаху и развязывал штаны, Сигвейн прошлась ладонями по своему животу. Следом пригладила холмик у себя между ног – на котором курчавились густые кудряшки. Поросль тут отливала светлой медью, горела рыжим цветом чище и ярче, чем длинные пряди, разметавшиеся по фиолетовому шелку покрывала.

Затем пара тонких пальцев как-то робко скользнула между складками женской плоти, открывая взгляду Ульфа их розовую изнанку. Кончики пальцев заходили вверх-вниз, торопливо гладя пару лепестков – и бугорок, от которого они распускались…

Ульф, хрипло выдохнув, одолел наконец последнюю завязку, путавшуюся в руках. Воздержание двух прошлых ночей теперь мстило, утянув все его мысли в воющую круговерть.

А потом он ухватил Сигвейн за колени. Развел в стороны ее ноги, обутые в тонкие сапожки. И пальцами придавил с двух сторон плоть между бедер Сигвейн – там, где тени на розовом сгущались до набрякшей красноты, намечая вход.

В следующий миг Ульф резко двинулся, вбивая свое копье в мягкость ее плоти. С размаху, без жалости. Вонзился, сдержавшись лишь под конец – и молочная шерсть над его копьем пощекотала альвийке пальцы, которые безостановочно сновали по бугорку над входом.

Сигвейн низко застонала, глядя на него пьяно и восторженно. А из воющей метели в уме Ульфа вдруг выдралась мысль – в Хелеву щель тебя.

И Ульф перехватил тонкие ладони, дарившие Сигвейн ласку, которую он не желал ей дарить. Прижал руки альвийки так, чтобы они вытянулись по бокам. Чтобы она не могла отодвинуться, уберегаясь от его рывков.

Выскользнуло из тела Сигвейн тяжелое, каменно-налитое копье. Снова вошло, распирая ей плоть. Альвийка задышала надрывно, точно ее и под ребра ткнули. Ульф опять вонзился в мякоть меж округлых бедер, скаля сверху клыки…

* * *

В стороне от конунгова дома, в своей опочивальне, Света сидела на кровати. Поглаживала волчий клык, оплетенный медной проволокой, и смотрела в никуда, прикусив губу.

Интересно, как связан со всем этим Локки, пролетело у нее в уме. Ведь поход в крепость, и гроза, после которой был потерян рунный дар – все случилось после появления Локки. До этого боги ее не трогали.

Света сжала клык в ладони. Затем обернулась и посмотрела на стену возле входа. Где-то в той стороне возвышался зал для пиров, в котором Ульф тискал сейчас светловолосую красавицу.

Теперь он занимается этим на виду у всех, с горечью подумала Света. Но оставлять Ульфа в руках альвиек нельзя. Он в беде. И его могут изменить еще сильней, пока она тут сидит…

От двери вдруг донесся приглушенный скрип, и Света кинулась к выходу. Выглянула наружу.

Гудульф, стоя у двери следующей опочивальни, виновато ей улыбнулся.

– Прости, что потревожили тебя, Свейтлан. Я завтра же смажу петли, скрипа ты больше не услышишь.

За ним в проходе стояли трое молодых оборотней. Все держали в руках мешки – и были вооружены. Мечи на поясе, щиты за плечами, шлемы в руках, свободных от мешков…

Из опочивальни напротив тут же выглянул Ингульф. Щита за спиной и шлема у него не было. Наверно, успел сложить все принесенное в опочивальне.

Оборотни пришли, как и обещали – после ее жалобного замечания, что жить одной в пустом женском доме страшно. С оружием, словно собрались нести здесь стражу…

Ингульф вдруг ссутулился. В распахнутом вороте его рубахи блеснул изгиб серебряной гривны.

И Света, не отводя от него глаз, пробормотала:

– Ничего, я не спать.

Гудульф кивнул, словно подтверждая ее слова. А Света спохватилась.

Эти парни и так знают, что она еще не ложилась. Первый же вошедший наверняка подошел к двери и принюхался. Просто чтобы проверить.

Мой маленький отряд, снова пролетело в уме у Светы. Дар от Ульфа. Могут ли альвы изменить и этих? Вся надежда на то, что они не станут так рисковать. Оборотней в крепости слишком много. Заподозрив что-то неладное, они могут разобраться с альвами…

– Где Ульф? – торопливо спросила Света. – Зал, пить эль?

Гудульф растерянно отвел глаза. Стоявший за ним оборотень, которого звали Редульф, ровно произнес:

– Мы не знаем, Свейтлан.

Гудульф вас уже выдал, мелькнуло у нее. Затем она подошла к оборотням. Встала в шаге от Гудульфа, приглашающе махнула рукой Ингульфу, и уронила:

– Тут нет альв? Близко, слушать?

Гудульф молча качнул головой, Редульф с усмешкой объявил:

– На дозорной башне за конунговым домом я заметил двоих. Альв с альвийкой. Вроде целовались.

– С дозорной башни видно, кто входит в женский дом, – тут же пробормотал Ингульф за спиной у Светы. – Да и дорожка перед конунговым домом как на ладони.

Лицо Редульфа мгновенно посерьезнело, Гудульф нахмурился.

Уже лучше, безрадостно подумала Света. До них начинает доходить, что речь не о капризах Ульфовой жены. Спасибо, Ингульф…

Но почему он упомянул о конунговом доме?

– Где Ульф? – опять спросила Света, уже въедливо и быстро. – Перед конунговым домом? Говорить, важно.

– В нем, – бросил Ингульф. – Я унюхал… все мы унюхали, куда он ушел, пока ходили за вещами. Но, Свейтлан…

Он замялся, и Света резко обернулась к нему.

– Я знать. – Она подчеркнула свои слова нервным кивком. – Я сперва плакать, теперь нет. Ульф с альвийка. Это знать. Я просить помощь. Так надо, Ингульф…

Света запнулась. Сказать оборотням о своих подозрениях? Но они тут же кинутся советоваться со старшими оборотнями. Теми, кто сидел сегодня рядом с Ульфом. А если эти старшие расскажут все альвийкам?

– Жена Ульф до конца, – сказала наконец Света. И выставила перед собой ладонь, на которой лежал волчий клык. – Вы верить. Помогать. Я запомнить, кто быть рядом. Да?

Редульф как-то задумчиво склонил голову, Гудульф снова нахмурился. Но следом кивнул.

* * *

Сигвейн, растянувшись на постели, слабо шевельнула ногой. Бедра ее были раздвинуты, темно-фиолетовый шелк собрался между ними гармошкой.

Ульф, стоя у очага, в котором дотлевали угли, поднес ко рту кубок с вином.

Пусть оклемается, мелькнуло у него. Потом еще разок ее оседлаю…

Но в следующий миг Ульф вдруг услышал тихий скрип. Входная дверь конунгова дома отворилась, и к опочивальне, в которой он развлекался с Сигвейн, направился один из волков. По коридору пришедший ступал легко, почти неслышно.

– Входи, – крикнул Ульф, как только оборотень остановился за дверью опочивальни.

Что-то случилось, угрюмо подумал он. Со Свейтой? Или с кем-то из волков? Может, приплыл наконец-то Хальстейн?

Дверь распахнулась, через порог перешагнул Ингульф. Ульф пошел к нему. По пути поставил кубок на изножье кровати, где по-прежнему валялась Сигвейн. Подхватил одежду…

– Я пришел за тобой. Холегсдоутир кое-что натворила, – громко объявил Ингульф.

И ступни Ульфа мгновенно обросли когтями. Он порвал одну из штанин, натягивая портки.

Сигвейн тем временем свела бедра и дернула на себя фиолетовый шелк. Быстро спросила, взглянув на Ингульфа:

– Что случилось? Свейтлан цела?

– Дела жены касаются только мужа, – отрезал Ингульф.

Затем отступил, растворившись в полумраке коридора.

Но напоследок от него резко пахнуло тревогой – и Ульф чуть не оборвал завязки штанов, затягивая их. С сапогами мучиться уже не стал. Вылетел из опочивальни босой, голый до пояса, прихватив лишь меч…

Сигвейн скороговоркой бросила ему вслед:

– Ты ведь не расскажешь Свейтлан о том, что здесь было? Ей и так нелегко.

Ульф, уже бежавший по коридору, ей не ответил. Выскочил из конунгова дома – и глухо спросил у Ингульфа, поджидавшего снаружи:

– Что со Свейтой?

От Ингульфа почему-то потянуло смущением.

– Холегсдоутир жива и здорова. Она сама тебе все расскажет, – пробормотал молодой оборотень, разворачиваясь.

И побежал вглубь крепости. А Ульф, кинувшись за ним, на бегу нахмурился. Чтобы хитрец Ингульф так пах, должно было случиться что-то…

Что-то неловкое для всех.

Может, Свейта уже договорилась с одним из волков, мелькнуло у Ульфа. И даже довела дело до конца, как он с Сигвейн? Не дожидаясь, пока муж обернется волком навсегда?

Изнутри штормовой волной вдруг хлестнула ревность, которую Ульф душил в себе эти два дня. Лицо сразу обросло шерстью. Спина ссутулилась…

И Ульф, внезапно испугавшись самого себя, поспешно разжал кулак. Меч, прихваченный из опочивальни, упал. Ульф пошел по-волчьи, приминая траву без шороха. Без звука.

Он ожидал, что Ингульф поведет его к женскому дому, но тот почему-то свернул к кладовой. Перед ней стояли трое волков, отобранных им для Свейты – и это была очередная странность.

В довершение ко всему, дверь кладовой оказалась распахнута. С нее исчезли свинцовые печати. А громадный замок, оттопырив дужку, висел теперь на ушке отодвинутого засова.

Ингульф в ответ на взгляд Ульфа легко пожал плечами.

Значит, это он, подумал Ульф. Ингульф всегда был ушлым, он смог бы открыть гвоздем замок…

Но зачем Свейта без спросу забралась в кладовую? Что она натворила, с кем из волков связалась?

– Холегсдоутир ждет тебя внутри, – уронил Ингульф.

– Почему она там? – придушенно спросил Ульф.

Оборотень отозвался:

– Твоя жена расскажет об этом сама. Мы знаем немного. Только она знает все.

Потом Ингульф отступил к трем волкам, что сторожили кладовую. От всех четырех дружно пахнуло тревогой…

Ульф молча метнулся в кладовую.

Шесть ступеней вели вниз. Ульф перемахнул через них, не глядя. Внутри кладовая делилась на три узкие длинные клети. Дверь посередине была распахнута. Он нырнул внутрь с разбега – и застыл у порога, боясь подойти слишком близко, боясь не сдержаться…

Свейта стояла по правую руку, рядом с кожаными мешками, приваленными к стене.

– Идти туда, – строго, почти сурово велела она. – Смотреть в угол.

Следом Свейта вскинула руку, указав на дальний угол, где ряд мешков заканчивался. А Ульф, задыхаясь от ревности и злобы, уронил:

– Это ты подбила волков открыть кладовую? Что еще ты сегодня натворила, Свейта?

Уши докладывали ему, что в углу нет ничего живого. Нос чуял вонь грубо выделанных мешков и слабый запах шерсти. Медвежьей и овечьей.

– Смотреть в угол, – Свейта сдвинула рыжие брови, веснушки на ее побледневшем носу потускнели. – Идти. Я боюсь. Потом я рассказать тебе все.

Ульф помедлил. От Свейты и впрямь тянуло страхом. Зато не пахло чужим потом…

– После говорить. Смотреть там. Важно, – подстегнула его Свейта.

Он отвел от нее взгляд, ссутулившись еще больше. И пошел в угол, слыша за спиной шаги жены. По пути заметил, что веревки с печатями на мешках зачем-то подрезаны. Потом Ульф разглядел в углу сверток, накрытый медвежьей шкурой…

Сзади вдруг зазвенело. Переливчато, звонко.

И обернувшийся Ульф увидел, как Свейта опрокидывает на пол уже второй кожаный мешок. Монеты рассыпались по каменным плитам с радостным звоном.

Дверь клети тут же захлопнулась, кольнув ему ноздри запахом Ингульфа. С той стороны грохотнул засов.

А Свейта быстро пнула третий по счету мешок. Высокий, набитый доверху, с подрезанными завязками. Затем она подхватила опустевшие кожаные кули. Метнулась к стене напротив, схватилась за очередной куль…

По полу опять раскатились монеты. Под светом альвова огня насмешливо блеснул металл.

– Серебро, – хрипло сказал Ульф, не сдвинувшись с места. – Зачем это, Свейта?

– Ты не выходить, – убежденно ответила она. – Я сторожить тебя. Запереть со мной, пока не приплыть Хальстейн.

– Зачем? – рыкающе повторил Ульф.

Путь к двери закрывали монеты. Что хуже всего, вокруг Свейты тоже блестело серебро.

– Ты узнать, – пообещала Свейта. – И альвы скоро узнать. Они снять чары.

Ульф негромко клацнул клыками. От вида серебра ярость закипала сильней, и он, чтобы успокоиться, выдохнул пару раз. Только после этого бросил:

– Ты обещала что-то рассказать, если я дойду до угла. Я слушаю.

Пусть сначала выложит все, мелькнуло у него. А то слишком много недомолвок. И подозрений…

– На тебе чары, – без запинки объявила Свейта. – Помнить пояс? После него ты обрастать шерсть сразу. А следом тебе нужен альвийский волос. И все хуже. Все сильней. Это чары альв.

Ульф шагнул к ней, аккуратно поставив босую ступню между монетами, что раскатились по полу. Спросил приглушенно:

– И как ты собралась меня сторожить? Серебро я сейчас отгребу тем свертком, что в углу. Надо будет, и штаны ради этого сниму. А потом все равно выйду… жена.

Лицо Свейты дрогнуло, она поджала губы. Затем шагнула вперед, не отводя от Ульфа глаз, и притоптала горку монет, разбросав их по полу. Уронила, остановившись:

– Ты спать другой женщина. Ты обнимать другой женщина.

Ульф пригнул голову, соглашаясь – и вздрагивая от ярости. Сердцебиенье, отдававшееся в ушах, сливалось в звериный вой.

– Но ты говорить правду, я твоя жена, – сердито заявила вдруг Свейта. – За тебя, против чары… я бросать серебро. В тебя. И твоя шкура больно жечь. Сидеть тут, Ульф. Не брать ничего. Не выходить.

– Да ты сдурела, – буркнул Ульф, не стесняясь в словах. – Я не могу отсиживаться…

– Ты могу, – перебила его Свейта. – Твой отец смотреть за крепость. И дядя, и брат. А волки сторожить кладовая. Тогда альвы убрать чары.

– Нет никаких чар, Свейта, – отрезал Ульф. – Я снимаю человечью шкуру, как у нас бывает.

Слова его переливались приглушенным рычанием. Но сквозь ревнивую злость вдруг прорвалось странное ощущение. Значит, у нее не было ничего с молодыми оборотнями? Рыжая самка собралась драться за него? Пусть глупо, но…

Ульф поспешно тряхнул головой, отгоняя самодовольную, гниловатую радость. Пообещал:

– Рано или поздно ты уснешь. И я доберусь сначала до тебя, а потом до двери. А напоследок оторву Ингульфу хвост, чтобы не слушал баб.

Свейта вместо ответа опрокинула еще пару мешков. Отшвырнула пустые кули к порогу, спросила надтреснутым голосом:

– Ты опять хотеть женщина? Это чары. Просто ждать, Ульф. Если я прав, то альвы снять их. Если я не прав… тогда быть, что быть. Хорошо?

– Как ты посмела… – начал было Ульф.

Но внезапно смолк. Шагнул назад и поднял сверток, лежавший в углу, под стеной.

Медвежья шкура в его руках развернулась. На пол упала его одежда – толстый суконный плащ, рубаха и штаны.

– Шкура тебе под ноги, – сдавленно сказала сзади Свейта. – Не мерзнуть.

Ульф, стоявший к ней спиной, на мгновенье судорожно сжал в кулаке медвежью шкуру.

Потом он ее отбросил. Натянул рубаху, накинул на плечи плащ – и сел на каменный пол у торцовой стены, напротив входа. Приказал, привалившись спиной к каменной кладке:

– Рассказывай. Что ты там несла про чары? С чего ты это взяла?

– Ты уходить в зверь слишком быстро, Ульф, – торопливо проговорила Свейта, уже берясь за следующий мешок. – Не два месяц, как другой… и все после альв.

Серебро зазвенело, рассыпаясь по камню. Ульф возразил:

– Это могло быть местью богов. Или частью их замысла. Тебя они лишили силы рун. Меня могли поторопить, чтобы я ушел побыстрей.

– Но альв… пояс… – уже сбивчиво выдохнула Свейта.

И начала говорить, стоя за россыпью серебра. Рассказывала, путано подбирая слова, что-то про альвиек, про богов – и даже про Локки.

Ульф терпеливо слушал, не сводя с нее глаз. Хотел Свейту до зубовного скрипа, но держался. Даже дышать старался помедленней, отгоняя мысли о том, как легко до нее добраться.

А потом Ульф уловил звук еще одного женского голоса – отдаленный, долетевший из-за двери клети.

– Тихо, – буркнул он.

И пальцем с длинным когтем чиркнул себе по губам – сверху вниз, показывая, что надо помолчать.

Жена глянула непонимающе, но замолчала. А Ульф насторожил уши. Пожалел вдруг, что не добрался до двери загодя, еще до этого…

Тогда я сейчас занимался бы другим, стрельнула у него лукавая мысль. И Ульф чуть не улыбнулся, прислушиваясь.

Далекий женский голос принадлежал Сигвейн. Ульф разобрал ее слова:

– …произошло, Ингульф?

– Холегсдоутир вроде захотела развода, – еле слышно ответил Ингульф. – Она объявила, что выбрала себе нового мужа. Но перед уходом решила получить вено, которое каждый волк отдает за жену. Поэтому пробралась сюда, поближе к казне. И позвала Ульфа.

Хитрец, мельком подумал Ульф. Из него вышел бы неплохой муж…

Внутри снова тугой волной колыхнулась ревность.

– После этого Ульф разъярился, – продолжал Ингульф. – Разодрал на Холегсдоутир платье и заперся с ней в одной из клетей. А нам он велел сторожить кладовую. Сказал, что раз его вынуждают платить за бабу, то он попользуется ей до конца. Еще Ульф крикнул, что будет этим заниматься, пока не явится Хальстейн.

Сигвейн пару мгновений помолчала. Затем тихо сказала:

– Я ничего не слышу…

– Человеческие бабы слабы, – недовольно бросил Ингульф. – Притиснешь покрепче, так сразу кость хрустнет. Или начнут задыхаться от боли. Молчит, да и ладно.

– Однако поначалу Холегсдоутир кричала, – вставил другой оборотень. – Вопила, хоть и придушенно. Но запах ее боли Ульфа не отпугнул. Может, Холегсдоутир такое обращение нравится? Или у Ульфа нюх совсем отшибло? Он уже не тот, что прежде…

Ульф по голосу узнал Редульфа.

– Тогда надо посмотреть, что с Холегсдоутир, – поспешно уронила Сигвейн. – Это опасно, этого нельзя так оставлять.

– Я не знаю, как у вас, у альвов, – жестко проговорил Ингульф, – но у оборотней не принято соваться между мужем и женой. И Ульф приказал нам никого не пускать в кладовую. Тебе лучше уйти, Сигвейн. Прости, никогда не слышал имени твоего отца, поэтому зову, как знаю…

– Я приведу родичей Ульфа, – тихо пробормотала Сигвейн. – Может, они его выманят. Если Ульф хочет стать конунгом, он не должен бросать все ради постельных утех.

Раньше она таких мудрых слов не говорила, насмешливо стрельнуло в уме у Ульфа.

– Я так и подумал, когда зашел в ту опочивальню, – с легкой ехидцей сказал Ингульф.

Затем все стихло. Ульф выждал еще несколько мгновений. И бросил вполголоса, глядя на Свейту:

– Значит, ты решила, что альвы хотят получить женщину с даром, который еще может вернуться. Ради этого они чарами спроваживают меня в лес. А заодно выставляют сластолюбцем, чтобы ты обо мне меньше плакала… и легче приняла того, кого они подсунут. В то же время боги почему-то притихли. Так?

Свейта кивнула. Спросила живо, но хрипловато, словно горло у нее пересохло:

– Ты слышать что-то? Недавно, только что?

Ульф помолчал, глядя на нее.

Рано или поздно она узнает, что случилось этой ночью, мелькнуло у него. Рано или поздно придется сказать… но не сейчас.

По щекам прошла легкая щекотка, с них уходила шерсть. На руках и ногах мягко втянулись когти.

– К кладовой приходила Сигвейн, – уронил наконец Ульф. – Беспокоилась о тебе. Но не радуйся этому слишком сильно, Свейта. Твои догадки – это лишь твои выдумки.

– Однако с этим я угадать, – негромко объявила Свейта.

И ткнула в него пальцем.

– Ты прибежать босой. Почти без одежда. Ингульф тебе сказать, я делать нехорошо, и ты забыть сапоги, рубаха. Верно?

Ульф хмыкнул. Мерзло и холодно в уме скользнула мысль – стало быть, она знала, чем муж займется после ее ухода. Верней, опять угадала…

– Тут ты не промахнулась, – бесстрастно согласился он. – Хорошо, допустим, чары все-таки есть. С чего ты взяла, что альвы их снимут?

– Они не мочь меня терять, – не слишком уверенно сказала Свейта. – Не теперь, когда я нужен. Ты звереть, твой волк тоже под чары, а в кладовая нет окна. Они не знать, жив ли я?

– Если я и звереть, то не настолько, Свейта, – заметил Ульф.

Жена нахмурилась. Выпалила:

– С чары ты это не знать.

Потом она схватилась за очередной мешок с серебром. А Ульф неожиданно зевнул. Подумал устало – нынче четвертая ночь без сна. И камни, которые перекладывал прошлой ночью, дают о себе знать.

– Ты вроде говорила, что собираешься меня сторожить? – проворчал он.

Свейта, оторвавшись от рассыпания серебра, кивнула. На лице у нее была готовность и толика отчаяния.

– Тогда охраняй, рыжая стражница, – протяжно сказал Ульф. – А я немного посплю. Ингульф с остальными волками простоят возле кладовой до утра?

Свейта снова кивнула. Поспешно добавила:

– Утро их сменить Гудульф, еще оборотень…

Ульф немного сонно ухмыльнулся.

– Ты и вторую стражу назначила? Кстати, Ингульф заявил Сигвейн, что ты хотела получить свое вено, поэтому пришла сюда. Про вено вспомнила сама? А почему именно кладовая? Рассыпать серебро ты могла и в опочивальне.

– Толстые стены, – быстро ответила Свейта. – Нет окна. Альвийки не видеть, не слышать. И вено объяснять все. А тут серебро, оно надо для вено.

– Кто додумался сказать Сигвейн, что я разодрал на тебе одежду? – спросил Ульф. – Что ты кричала, но я не чуял твоего запаха?

Свейта неожиданно смутилась.

– Альвийка надо было пугать…

– Вспугнуть дичь? Рыжая волчица учится охоте, – пробормотал Ульф.

И пригнулся над полом. Велел:

– У двери не садись. Там Сигвейн грозилась привести моего отца с братом. Не думаю, что они придут… разве что их достанут чарами, которые ты углядела на ровном месте. Но мои родичи могут ворваться без стука. Если что, буди меня. Можешь покричать или швырнуть в меня серебром. И помни, Свейта – я еще с тобой.

Следом Ульф вытянулся под стеной. Коснулся головой каменного пола и мгновенно провалился в сон.

* * *

Последние мешки Света рассыпала осторожно, заваливая их на бок и выгребая монеты руками. Устилала пол серебром, стараясь поменьше шуметь, чтобы не разбудить мужа.

Но монеты все равно звенели. Громко, обвиняюще.

Потом она сложила пустые мешки в углу, справа от двери. И устроилась на них, глядя на спящего Ульфа. Лицо его сейчас было человеческим. Уменьшился нос, втянулись челюсти…

Он начинает мне верить, подумала Света с тревожной надеждой. Ведь не просто так Ульф предупредил, что на брата с отцом тоже могут наложить чары? Может, он уснул, потому что альвийки ослабили свое колдовство?

Неужели получилось?

Хорошо бы, тоскливо мелькнуло у Светы.

Затем она вспомнила о светловолосой красавице, сидевшей на коленях Ульфа в зале. Наверно, с нее Ингульф и стащил Ульфа. От нее он прибежал в одних штанах…

Света безрадостно вздохнула и прижалась затылком к неровному камню. Но тут же вскинулась, сев прямо.

Нельзя, мелькнуло у нее. Так можно задремать. Нельзя опираться, расслабляться…

Нужно сторожить его сон.

* * *

Ульфа разбудил скрип засова. Он, не шевельнувшись, приподнял веки. Чутьем понял, что снаружи, за стенами кладовой, в этот миг разгорается заря…