Текст книги "Оборотень на щите (СИ)"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Покажи снова руна, – выдохнула Свейта, обрывая мысли Фенрира.
Он бережно поймал ее порезанную ладонь. И приложил к щиту в том месте, где доски помечал самый широкий из двух кровавых следов Хальстейна. Бросил громко:
– Тут Фе, руна Огня.
Свейта, обдав его запахом новой боли, в три взмаха начертила перевернутую Фе. Потом накрыла знак ладонью, на которой не было раны. Потребовала, вскинув порезанную руку:
– Второй руна.
Но второй знак, это Исс, сверкнуло в уме Фенрира. Черта, которую хоть как поворачивай. Руна Льда необратима, бороться с ней бессмысленно…
Его вдруг охватил охотничий азарт.
Пусть попробует, пролетело в уме у Фенрира. Город от огня Свейта уже спасла. Пусть она немного больше растревожит рану на пальце, ну да он ее залижет. Победит ли Свейта Лед, вот в чем вопрос?
Он рывком поднес ее раненую ладонь к щиту. И придавил порезанный палец к дереву изнанки – там, где прежде была нанесена черта Исс, теперь почти смытая дождем.
Свейта мелко переступила с ноги на ногу. А затем стремительно зашкрябала по дереву раненым пальцем. Рун там было больше, чем одна. Две, три? И только первая легла поверх Исс, руны Льда.
Закончив чертить, Свейта придавила растопыренной ладонью кровавые закорючки.
– Что ты написала? – спросил Фенрир.
Его ладонь сама нашла ее плечо. Мокрое, в зябких пупырышках. Крики в городе звенели все тише, дым пожаров уже оборачивался горечью мокрых углей. Дождь понемногу утихал.
– Руну Солнца, Сол, – нетвердым голосом ответила Свейта.
И быстро потерлась щекой об его ладонь. А лицо Фенриру вдруг согрел свет. Он ощутил его призрачное тепло на коже лба и носа.
– Тивар, руна Копья, – закончила Свейта. – И Кауна, руна Света.
Ульф-Фенрир тихо хмыкнул.
Она учится складывать силу знаков, стрельнуло у него в уме. Руна Солнца, потом Копья… или тут ее надо читать как Удар? А под конец Свет. Солнце ударяет светом? Так Свейта решила победить Лед? Но откуда солнце ночью…
– Луна горит, – потрясенно бросил кто-то из оборотней.
И Фенрир запрокинул голову, подставляя лицо под тепло, все настойчивей текущее с небес.
До полнолуния шесть ночей, мелькнуло у него. В небе уже не полумесяц. А луна Утгарда, как и луна Мидгарда, светит краденным светом. Не своим, сворованным у солнца.
В следующий миг Ульф-Фенрир удивился тому, что знает о луне Мидгарда.
– Гаснет, – заорал вдруг рядом Ингульф. – Пламя на площади гаснет.
* * *
Света обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как опадает вдали свеча из огня.
Мрака больше не было. Дождь иссяк, залив Нордмарк водой – а справа, в сером небе, сияла мелким солнцем ущербная луна. Пламя в городе угасало, и белые клешни льда больше не тянулись к площади.
– Что, победила? – просипел кто-то на чистом русском.
Возглас прилетел с той стороны, где на помосте валялись тела альвов.
Это Локки, решила Света. Наверно, предок свалился с плеча Ульфа, когда тот прыгнул на помост…
– Оклемался? – зло отозвался Ульф на местном наречии.
Голос мужа почему-то напомнил Свете голос Локки. Может, из-за издевки, звучавшей в словах обоих.
– Откуда такая злопамятность? – посетовал Локки, переходя на местный язык. – Неужели вспомнил старое? Знаешь, как говорят в мире твоей жены? Кто старое помянет, тому глаз вон. Ах, прости, у тебя уже оба…
Следом Локки приподнялся над телами альвов, валявшимися на помосте. Его лицо и рубаху теперь заливала темная кровь.
– Признаю, тогда я разыграл партию в хнефатафль из рук вон плохо, – быстро уронил Локки. – И хозяева Асгарда захотели мне отомстить, покончив с моими детьми. Но об этом мы поговорим после… Ульф.
Локки сверкнул улыбкой. Добавил:
– Поговорим, когда волки залижут свои раны, а в городе пересчитают погибших. Ты ведь понимаешь, что альвы теперь оставят людей без своих целебных повязок, зелий и шаров?
– Понимаю, – угрюмо бросил Ульф.
Затем незряче посмотрел туда, где погибал, распадаясь на отдельные иглы, ледяной столб. Расцветал белой астрой над городом, с огненной лужей у основания.
– Но от альвийских шаров люди и сами отказались бы. Они видели, как альвы уничтожили ими ворота со стражей…
Локки издал скрежещущий смешок и шагнул вдоль кучи альвийских трупов. Ровно, не пошатнувшись, несмотря на кровь, заливавшую его до бедер.
– Плохо ты знаешь людей, сы…
– Потом, – рыкнул вдруг Ульф, перебивая Локки. – Мы поговорим об этом потом.
И Света, пристукнув зубами от холода, решила вмешаться.
– Ульф, – торопливо сказала она. – Я пока держать щит, мне нельзя отпускать руна. Вдруг боги прийти опять? Но надо узнать, как Сигульф. Сейчас, Ульф. Надо найти руна Врат, Тфурисар.
Она шевельнула рукой, с локтя которой свисала лоскутная гирлянда.
– Гудульф, ты здесь? – проворчал после заминки Ульф. – Найди руну Врат среди этих тряпочек. И вложи мне в руку.
Гудульф, тенью возникнув сбоку, выполнил приказ. Ульф, пропустив лоскут меж когтистых пальцев, придавил его к Светиному запястью.
Она сразу представила себе лицо Сигульфа.
На краю помоста мигом распахнулась дыра, за которой белела подтаявшая глыба. Свет безумно яркой луны сверкал в промоинах, залитых водой. Из глыбы, увязнув в ней по пояс, торчал оборотень в боевом обличье.
Морду его покрывала русая шерсть, в лапах был зажат меч. Оборотень, по-звериному пригнувшись, стремительно долбил лед. Сталь непрерывно звенела, ледяная крошка летела веером.
С помоста в дыру тут же спрыгнули двое волков. Приземлились на лед и тоже врезали по нему клинками.
– Где отец? – хрипловато спросил Ульф. – И дядя?
Застрявший в глыбе льда полузверь клацнул клыками, обретая лицо Сигульфа. Сдавленно рыкнул:
– Брат? Ты? Не в шкуре? Она все-таки…
Сигульф смолк, точно подавившись словами.
Хоть что-то постоянное в этом мире, мелькнуло у Светы. Сигульф по-прежнему не выносит свою невестку.
– Где отец? – нетерпеливо повторил Ульф.
– Там, – Сигульф кивком указал куда-то вправо. – Я оставил его под присмотром трех парней, когда все началось. Сам кинулся во двор, и тут прихватило…
– Ничего, тебе помогут, – как-то бесстрастно сказал Ульф. – Да и лед уже тает. Свейта, помнишь лицо моего отца? Открывай проход к нему. Редульф, поищи в крепости пару сухих плащей для моей жены. И какую-нибудь тряпку для меня. Об остальном поговорим потом.
Локки издал короткий смешок. А Света подумала – с Локки нельзя откладывать на "потом". У него есть дурная привычка исчезать по собственному желанию. Вопросов к нему накопилось много. Правда, сначала надо узнать, что с отцом Ульфа…
Она поспешно вспомнила лицо свекра. Затем дяди своего мужа, Берульфа.
Свекор был без сознания. Но его не затронул ни огонь, ни лед. Берульф наполовину обгорел, и его уже обмазывали темной, влажно блестевшей мазью. Ульф, принюхиваясь к запахам, отдал пару приказов. Следом повернулся к Свете.
Она тут же шевельнула рукой, уводя запястье от ладони мужа, державшей лоскут с руной Врат. Спросила, оглянувшись на Локки:
– Я хочу знать… чей тут щит? Новый, от Ульф?
– Нет, конечно, – радостно провозгласил Локки. – Это щит старины Олафа. Как ты думаешь, почему прежнего конунга убили, не пролив ни капли крови? Тайно убрав его из опочивальни, и спрятав труп от людских глаз?
– Без труп он не мертвый, – пробормотала Света. – Он пропасть.
– Верно, – одобрительно заметил Локки. – И только собрание ярлов могло объявить Олафа умершим. Это значит, что ярлы отплыли в Нордмарк, оставив на воротах своих городов щиты старого конунга. Ведь он всего лишь пропал. Затем альвы с их глазастыми серьгами помогли Хальстейну расписать щиты отца кровавыми рунами. Всего за пару ночей…
– Ты и об этом знал, – недобро сказал Ульф.
– До меня дошли слухи, – отрезал Локки. – После этого Хальстейну оставалось сделать немногое. Он пришел сюда в нужную ночь, когда новый конунг из крепости уже сбежал, а стены охраняли люди. Хальстейн заменил щит Ульфа, который успели повесить в Нордмарке, на щит старого конунга. Возле него, между прочим, успели пройтись очень многие, и он был куда опаснее щита нового конунга. Затем Хальстейн вырезал руну Одал на щите Нордмарка, принимая наследство отца… пусть и в виде щитов. Ну а потом настал черед Исс и Фе. Черед Льда с Огнем.
Света вздрогнула от холода, и Ульф внезапно очутился у нее за спиной. Обнял сзади, обхватив красноватыми огромными руками, прошептал:
– Хватит…
– Нет, – перебил его Локки. – Продолжай держать ладони на щите, женщина из Мидгарда. Сейчас важно время. Альвы не зря так спешили. Боюсь, Один с Тором еще могут ожить, если получат жертву из твоего мира.
Света кивнула. Ульф сзади пробурчал:
– Плащи сейчас принесут. Что ж, отстоим стражу… жена.
Локки фыркнул.
– Скажи вот что, отец лжи, – обронил Ульф. – Почему Хальстейн не нарисовал у себя на коже перевернутую руну Врат? Он мог начертить опрокинутую Тфурисар хоть на пятке, хоть на локте. И уж потом хвататься за руны Льда и Огня. Под защитой, не боясь того, что к нему заявится мастерица рун со спутником.
– Это и впрямь загадка, – ответил Локки. – Но…
Отец лжи развернулся и шагнул обратно к телам, валявшимся на помосте. Перевернул один альвийский труп, пнул другой, расчищая небольшой пятачок на настиле. Крикнул:
– Хальстейн стоял примерно тут. И на ногах у него нет сапог. Думаю, это неспроста. Здесь все залито кровью альвов… но я уверен, что конунгов сынок тоже пометил эти бревна своей кровью.
– Конечно, пометил, – бросил Ульф. – Я Хальстейна там и завалил.
Локки отозвался, уже возвращаясь:
– Я о другом. Ты заметил, что на Хальстейне нет сапог? А сотворение моста шло в стороне от мастера рун с его щитом. Хальстейн стоял над воротами, а мост Биврест выплавляли там.
Локки кивком указал на рыночную площадь. Жизнерадостно добавил:
– Значит, Хальстейну нужно было передать на площадь силу, которую он выдаивал из людей. Владыки Асгарда могут отсылать силу жертв в другие миры – но сами высасывать ее издалека они не способны. Думаю, Хальстейн им с этим помогал. Поэтому ноги у него босые. Он стоял на руне Врат, удерживая открытым проход, через который сила умирающих душ утекала к асам. Иначе никак. И тогда перевернутый знак Врат мог только помешать.
Тут нам повезло, решила Света.
Впрочем, она все равно открыла бы проход. Не к Хальстейну, так к Ингульфу. Только времени ушло бы больше, и больше народу погибло бы…
– Я сейчас уйду, – уронил Локки. – Хочу узнать, что там с Одином и Тором. Зря вы бросили божьи тела в Льесальвхейме, надо было прижечь их огоньком. Пометить владык Асгарда руной Фе… кстати, Ульф. Почему ты не приказал жене прикончить альвов? Дело-то простое – запечатать их милую долину перевернутыми рунами Врат и Путей, чтобы никто оттуда не вышел. Потом добавить руну Разрушения, усиленную руной Копья. Там горы, обрушиться могло все. Светлым альвам не помогли бы даже их тропы.
– Убивать, это дело мужчин, – резко ответил Ульф. – Возвращайся побыстрей, великий предок. Нам о многом надо поговорить.
Локки рассмеялся.
– А ты уже весь в нетерпении, потомок?
Следом Локки исчез, залив помост белой вспышкой. Ингульф, державший щит, тут же выдохнул:
– Великий предок?
Но спрашивать что-то еще оборотень не стал. А Ульф, обернувшись к крепости, рявкнул:
– Кто-нибудь, сбегайте за ярлами. Скажите, что конунг вернулся, и хочет их видеть. А еще я приказываю ярлам отправить половину дружин в город. Пусть разбирают завалы от пожаров, и высекают людей изо льда, если понадобится. Передайте ярлам, что за каждого спасенного я дам их воинам по две марки.
Света, слушая Ульфа, запрокинула голову. Ощутила затылком жар, текущий от его тела, подумала заворожено – да, конунг вернулся.
Но следом она устыдилась своей радости. Слишком много горя было вокруг. И крики людей только что стихли…
ЭПИЛОГ
Ночь, пропахшая горечью пожарищ, все тянулась и тянулась.
Пришли ярлы – те, кто мог ходить. Вместо остальных явились их подручные. Скаллагримма среди пришедших не было, и Света с грустью услышала, что он лежит пластом, обгорев в своем собственном доме.
Потом ярлы вместе с подручными поднялись на помост надвратной арки. Света к тому времени уже сидела на лавке, которую притащил Редульф – с головы до ног укутанная в теплые плащи.
Она по-прежнему прижимала ладони к щиту. Перед глазами ползли темные тени, и тянуло опустить веки. Сейчас ее не беспокоило то, что из-под плаща, наброшенного на голову, выбились слипшиеся полувлажные пряди. И все это под внимательными взглядами ярлов…
Ульф, встав рядом, начал рассказывать, как Хальстейн наслал огонь со льдом на города Эрхейма, но дротнинг Свейтлан его остановила. Ярлы, дослушав все до конца, рассыпались в скомканных благодарностях.
Хмурая угрюмость с их лиц не исчезла. Но на незрячее лицо нового конунга они смотрели уже не так настороженно. Больше поглядывали на дротнинг, на щит перед ней – и далекий, синевато-серый залив.
Им сейчас не до нас, мелькнуло у Светы. Они думают о том, что застанут дома.
Потом ярлы распрощались, пообещав Ульфу, что отплывут не раньше рассвета. А до того времени отправят на помощь людям Нордмарка всех воинов, стоявших на ногах – в придачу к тем, кто уже ушел в город.
Ульф, покончив с ярлами, дождался, пока они отойдут от ворот. Затем спокойно спросил:
– Что с луной?
И Света, стряхнув с себя измученное оцепенение, посмотрела вверх.
Ущербный диск луны за это время опустился ниже. Но надкусанный круг бело-серебряного сияния остался в том самом месте, где появился изначально. Сиял в сером небе, обведенный с краю мутной лункой – ломтиком сдвинувшейся луны.
– Луна скоро закатится, – быстро сказал Ингульф, стоявший перед Светой со щитом в руках. – Но свет ее висит на месте. Как гвоздем прибитый.
Ульф повернулся к Свете. Пробормотал, возвышаясь над ней и слепо глядя поверх ее головы:
– А потом люди скажут, будто волки ночью украли солнце. И подвесили у себя над головой.
Губы его скривились в скупой ухмылке. Света в ответ неуверенно улыбнулась. Проговорила, глядя на мужа – и ища в нем прежнего улыбчивого Ульфа:
– Я хотеть сказать нет…
Потрескавшиеся губы на красноватом лице раздвинулись чуть шире. Он явно собрался что-то сказать, но тут над помостом полыхнуло. И в шаге от Ульфа возник Локки.
– Твоя стража закончена, жена волка, – объявил Локки, одарив Свету веселым взглядом. – Тела Одина с Тором закоченели. До сведенных рук. Они уже перешагнули черту, и чужая смерть их не спасет. Все, наконец-то. Рок богов с запозданием, но прикончил асов, много веков живших без жертв. Ну, потомок, побеседуем? Человеческий городишко сейчас зализывает раны, ты тоже можешь отдохнуть.
Ульф кивнул. Сказал, по-прежнему глядя поверх Светиной головы:
– Опусти руки. Ингульф сожжет этот щит, а я отведу тебя в опочивальню. Ты пока передохнешь…
– Нет, – выпалила Света. – Вы побеседуем с я. Мне тоже надо спросить.
Лицо Ульфа перекосилось.
– Думаешь, сумеешь это скрыть? – по-прежнему весело спросил Локки.
И Света вдруг вспомнила, как муж когда-то промолчал о том, что не может носить серебро. Ульф опять что-то скрывает?
Она сгорбилась еще сильней, опустив руки, трясущиеся от усталости. Колени, которых коснулись ладони, сразу укрыла тьма. Свет, лившийся с небес, погас…
– След остается всегда, – внезапно обронил из темноты Ингульф.
И отступил к боковой лестнице, унося с собой щит. Ульф рычаще выдохнул. Потом велел:
– Отведи нас в какую-нибудь опочивальню, отец лжи. Там и побеседуем. Дай мне руку, Свейта.
Она послушно приподняла ладонь. Пальцы Ульфа тут же ее стиснули.
В следующий миг он дернул Свету к себе. Обнял одной рукой – и вокруг заплескался белесый туман. А Ульф, прижав Свету к своему боку, уверенно двинулся куда-то в этом мареве.
Еще через секунду вокруг разлился мрак. Локки бросил короткое словцо, и справа загорелся шар альвова огня. Ульф неспешно отпустил Свету…
Они снова очутились в опочивальне погибшего Торгейра.
Темнела сбоку перекосившаяся кровать со скомканными покрывалами, затканными пылью. В выбитом окне посвистывал ветер. А напротив, на другой стороне опочивальни, высилась глыба льда. Искристо-белый бок, обращенный к окну, успел подтаять и оплыть косым срезом. Внизу, у самого пола, сквозь лед проступило кровавое пятно.
– Это единственная опочивальня, в которой еще остался альвов шар, – сообщил Локки, отступая в сторону. – Из остальных покоев оборотни все светильники вынесли. Да и пожары этот дом не затронули, слишком давно сюда не заходили люди, прокладывая стежки от ворот. С чего начнем беседовать… потомок? Или все-таки сын?
В паузе, которую выдержал Локки, и в слове "сын" таился намек. Света напряглась.
– Начнем с тебя, – резко произнес Ульф. – Какую игру в хнефатафль ты когда-то затеял? Что тогда случилось? Почему я помню лишь свою смерть в Асгарде? Да еще свое прежнее имя?
– Выходит, ты опять все забыл? – поинтересовался Локки, улыбаясь змеисто, тонкогубо. – Ермунгард тоже страдал от чего-то подобного. Но у него беспамятство осложнялось безумием. Что ж, из-за твоей потерянной памяти я начну издалека…
Локки бросил насмешливый взгляд на Свету. Продолжил:
– Я вырос в Асгарде. Моя мать Лаувейя оставила меня там малым щенком, и Асгард стал моим домом. Асы надо мной потешались, но я считал их родичами. Других у меня все равно не было… потом я взял в жены Ангрбоду, госпожу из великих и древних йотунов. Случилось это еще до Сигюн, моей второй жены. Ангрбода родила мне трех детей, Фенрира Волка, Ермунгарда Змея и деву Хель. И как только мои дети перестали нуждаться в матери, они поселились со мной. В моем доме, стоявшем в Асгарде. А затем я убил сыночка Одина…
Локки сделал паузу. Ульф нетерпеливо бросил:
– Ты убил Бальдра. В сагах говорится, что ты сделал это, завидуя Бальдру, которого в Асгарде все любили. Продолжай.
– Действительно, кому еще мне завидовать? – со смешком уронил Локки. – Бальдр Прекрасный, вот как его называли асы. А я, конечно, ему завидовал. Ведь он был таким красавчиком, с этими рыже-золотыми кудряшками до пояса. И он так красиво вплетал в свою гриву красные нити, чтобы подчеркнуть ее рыжину. Как я мечтал стать таким же…
– Тогда зачем? – перебил его Ульф.
– Я убил Бальдра за то, что он уложил в постель мою дочь Хель, – отрезал Локки. – Она была самой сильной из моих детей. И с малолетства могла управлять тем куском Великой Бездны, который потом нарекли Хельхеймом. А еще Хель, подобно мне, умела ходить по мирам. И Бальдр хотел получить от Хели детей, которые ни в чем не уступят детям Ангрбоды. Которые унаследуют дар Хели и ее силу. После этого асы перестали бы нуждаться во мне. Меня и моих детей ждала смерть. Хель после родов тоже собирались убить, чтобы не опасаться ее мести и получить власть над Хельхеймом. Но я опередил асов, подстроив смерть Бальдра.
– Бальдр и наша Хель? – проворчал Ульф. – Удивительные вещи я успел позабыть.
Света, молча слушавшая их разговор, мысленно изумилась – позабыть? Но ведь забыть можно лишь то, что знаешь?
А следом она вспомнила еще кое-что. В сагах говорилось, что у Хель половина лица синяя, а половина красная. Та самая Хель и Бальдр Прекрасный?
– Хель сразу поняла, кто убил Бальдра, – продолжал Локки. – Ее мои увертки не обманули. Дочь обиделась на меня, и поспешила затвориться в своем Хельхейме. Кстати, только благодаря этому Хель исчезла из Асгарда прежде, чем асы кинулись ее ловить. Но злилась она недолго. Души клятвопреступников после смерти попадают в Хельхейм. И душа Бальдра сама явилась к Хель. А там честно призналась ей во всем. В ложных клятвах, в том, что асы под конец хотели прикончить саму Хель…
И вышел у них посмертный допрос, пролетело в уме у Светы. Может, Локки так и задумывал? Убить, чтобы дочь все узнала, встретив покойника в своем Хельхейме. Который здесь считался миром для душ воров, рабов и клятвопреступников. Куда сыну Одина не полагалось попадать, будь он честен.
– Но асы раскусили мою хитрость, – объявил Локки. – Догадались, что это я подсунул в руку слепому Хегу копье из омелы, единственного дерева, способного убить красавчика Бальдра. Хег, еще один сынок нашего всеотца Одина, это копье в шутку швырнул. И оно, как бы в шутку, попало… а асы, отгоревав, все-таки проверили копье. И тут, о чудо. Асы узнали, что оно вышло не из мастерских Асгарда.
Локки хохотнул. Затем сказал уже серьезно:
– Я успел ускользнуть. Но асы смогли захватить моих сыновей. Сначала асы попытались убить Ермунгарда Змея. Владыки Асгарда разрубили его на куски. Но как змея отращивает отрубленный хвост, так и Ермунгард возродился из кусков. Он возрождался снова и снова. Его не брал огонь, он прорастал змеей из пепла. И с каждым разом Змей становился все огромней. Однако от боли он все больше сходил с ума. Под конец боги попытались размолотить его в лохмотья молотом Тора. И мой сын опять ожил, обернувшись уже гигантским Змеем. Тогда асы испугались. Они выволокли Змея Ермунгарда на Биврест и сбросили его в моря Мидгарда.
– Мне почему-то кажется, – заметил Ульф, – что асы не просто так мучили Ермунгарда. В Йотунхейм передали весточку, я прав? Что твой сын примет мученическую смерть, если ты не сдашься асам. Но ты, конечно, не сдался.
– Мое появление никого бы не спасло, – скороговоркой бросил Локки. – Владыки Асгарда все равно прикончили бы Ермунгарда. Хотя бы для того, чтобы не опасаться его мести. А так асы тянули время, дожидаясь меня. И Ермунгард под болью успел переродиться. Он стал богом. Правда, слегка обезумел после этого. Но в Мидгарде, куда его скинули, он обернулся Мировым Змеем. Хозяином морей, на дне которых лежал…
– А что получил я? – негромко спросил Ульф. – Ведь потом асы взялись за меня. Это я помню, отец обмана.
– Ты Фенрир Волк, – тихо сказал Локки.
И у Светы от нехорошего удивления приоткрылся рот.
– Тебя ничто не могло удержать, – благоговейно выдохнул Локки. – Асы взяли тебя хитростью. Поймали первым, еще до того, как кинулись искать меня. Асы попросили тебя испробовать на прочность цепи, которые сковали йотуны прошлого. Ты согласился и был пленен. Тебя убивали серебром. Но когда до смерти осталось всего ничего, ты сбежал из Асгарда. Прошел сквозь время, оставив асам вместо себя горстку пепла. И воплотился в другом мире, через много лет. Родился волчонком в семье одного из своих потомков. Потом снова и снова. Нынешнее твое воплощение – четвертое. Но ни в одном ты меня не узнавал. Ничего, я привык. Ермунгард после пережитого тоже все забыл. Да к тому же обезумел…
– Я в своем уме, – сухо заявил Ульф.
И повернулся к Свете. По краю сомкнутых век уже пробились первые молочно-серые реснички. Надо лбом топорщилась короткая шерстка.
– Я хотел бы это скрыть, – устало сказал Ульф. – Но смысла нет. Память возвращается. Ингульф, и тот о чем-то догадался…
– У волков всегда был хороший нюх, – живо заметил Локки. И приятно улыбнулся. – Твой Ингульф уже что-то унюхал. Во всяком случае, ты можешь не беспокоиться, сын. Теперь я тебя не предам. Твоя жена никогда не покинет этот мир.
Света резко вскинула голову, и подсохшие пряди неприятно прошлись по шее.
Слова Локки напомнили ей о родном мире – остро и больно, ударом ножа. Хотя до этого Света думала только о муже. О том, кем он все-таки был…
– Ты хочешь, чтобы она меня возненавидела, – бросил вдруг Ульф, не поворачиваясь к Локки. На красноватом лице зло дернулась едва пробившаяся бровь. – Она терпела здешнее житье, пока думала, что пути назад нет. А сейчас ты заявил, что возвращение возможно, однако она его не получит. Ради меня, по твоим словам.
– В твоих рассуждениях есть изъян, – быстро ответил Локки. – Это все из-за провалов в твоей памяти. Не полагайся на свое сознание, сын. Твоя женщина и так знала, что я могу переводить людей из мира в мир. Когда светлые утащили дротнинг Свейтлан в Льесальвхейм, я наконец-то узнал, где тебя держат. И сразу отправился за тобой. Но я прихватил людей, чтобы они защитили меня от подлых штучек альвов. Твоя жена видела этих людей, и…
– Заткнись, – приглушенно велел Ульф.
А следом протянул руку. Прошелся пальцами по горлу оцепеневшей Светы, пробормотал:
– Нам о многом нужно поговорить. Но вот прямо сейчас… Ульф или Фенрир, из всех баб я выберу только тебя. И тебе для этого нужно лишь ступить на мою тропу. Но если ты хочешь вернуться в свой мир, на свои тропы – ты это получишь. Дай мне на время твой рунный дар. И куда бы ни сбежал Локки, я приволоку его к твоим ногам. Сначала заставлю отвести тебя в Мидгард, а потом отдам обратно силу мастерицы рун.
У Локки презрительно дернулась верхняя губа, но он промолчал.
Отец лжи готов стерпеть многое, подумала Света. Лишь бы сын его простил…
Затем в уме у нее мелькнул список того, что можно принести из своего мира в этот. И Света уже собралась сказать, что хочет только навестить Землю, отлучившись на пару дней – но вместо этого внезапно спросила:
– Зачем Локки хотеть, чтобы я ненавидеть?
– Потому что речь идет о власти над этим миром, – с неожиданной злостью бросил Ульф. – Я неубиваемый оборотень, Свейта. Эрхейм уже под моей стопой. И я могу стать владыкой всего Утгарда. Особенно если украду рунный дар у какого-нибудь сопляка из Мидгарда, которого приведет ко мне Локки. Это так же легко, как щенка пнуть. Но я не сделаю этого, пока ты со мной.
Он замолчал, не отворачиваясь от Светы. А Локки возмущенно заявил:
– Твое беспамятство заводит тебя слишком далеко, Фенрир. Я искренне желаю добра…
– Посмотри на дело его рук, – перебил Ульф отца. – Все дети Локки выбились в боги. Они получили миры. Хель правит Хельхеймом, Ермунгард обосновался в Мидгарде. Если ты, живя на родине, не слышала о Змее Локкинсоне, то это не значит, что его там нет. А мне достался Утгард. И тут будут твориться тысячи подлостей, на радость Локки. Однако ты можешь помешать отцу лжи направлять меня в нужную сторону. Подталкивать, как он это называет. Ты устраивала Локки, пока речь шла о боях и бедах. Но теперь беды позади…
– Жена для война? – выдохнула Света, глядя на Ульфа.
Он в ответ кивнул. И криво, как-то просяще улыбнулся. Меж тонких губ блеснуло крохотное острие клыка, вылезшего из десны.
– Человечью шкуру вернуть легче, чем человечье сердце, – проворчал Ульф, уже перестав улыбаться. – Но если надо, я отпущу тебя в Мидгард. Иначе в тебе прорастет обида и злость. А я оборотень, Свейта. Я не могу лечь на ложе с женщиной, от которой пахнет ненавистью. Смогу лишь любить тебя издалека… но этого мало и тебе, и мне.
– У вас настало время приятных бесед о ложе? – с улыбкой поинтересовался Локки. – Может, мне лучше уйти? Увидимся, когда ты наговоришься о своих постельных делах, сын. Или мне сказать – договоришься?
Свету словно окатило ледяной водой. Она тут же развернулась к Локки и поспешно заявила:
– Я спросить. Тогда игра в хефатафль был неудачный. А какой игра был сейчас? Почему все случиться, когда Ульф был здесь, в Нордмарк?
Локки как-то надменно усмехнулся. Ульф буркнул:
– Все и впрямь случилось очень вовремя. Как раз тогда, когда я родился, вырос и научился держать в руке меч. Более того, мне даже понадобилась жена. А, Локки?
В следующий миг Ульф развернулся к Локки, заслонив Свету плечом. Прошептал сверху, не глядя на нее:
– Так ты остаешься?
Локки тем временем провозгласил:
– Хороший игрок сам решает, когда начинать игру. Я позволил нескольким светлым альвам думать, что у них появились знакомые в Йотунхейме. Затем альвы в нужный миг узнали о смерти Рагнарека, не дававшего богам вернуться в Мидгард. Следом эта весть дошла до владык Асгарда. И так все началось. Но началось тогда, когда мой сын был к этому готов.
Локки снова улыбнулся. Глаза его сверкнули голубыми бриллиантами.
– После этого альвы испробовали альвийские бляхи на своих знакомых из Йотунхейма. Увы, но мои отважные йотуны погибли.
Их использовали для опытов, подумала Света. Тогда на пиру Сигвейн сказала, что они уже опробовали бляхи на йотунах. Предвидел ли отец лжи такой исход, вот вопрос…
– И это навело светлых на очень светлую мысль, – бодро продолжал Локки. – Что они могут заманить в свою ловушку самого Локки. На йотунах альвы опробовали два вида блях. Однако людям они подарили только один. Чтобы я уверился в своей безопасности и полез к ним…
Эпичная битва кобры и гадюки, скользнуло в уме у Светы. Напрасно светлые выбили на своих бляхах птиц. Ползучие гады им больше к лицу.
– Альвы надеялись, что я сам полезу под их новый альвийский свет, – заявил Локки, – Думали, что я попытаюсь отбить у них единственного мастера рун, которого знал. Чтобы асы в последний миг отложили постройку моста, и начали думать, как притащить в Утгард следующего носителя дара. А я использовал альвов, чтобы вернуть память и разум моему сыну.
– Да, все ради меня, – сухо заметил Ульф-Фенрир. – Тор с Одином погибли случайно.
– Почти, – весело отозвался Локки. – Владыки Асгарда с самого начала прятали от меня того, кто должен был залить огнем и льдом Эрхейм. Асы тайно снабдили рунным даром Хальстейна – а потом отдали веретено норн колдунье Ауг. Уже не скрываясь, напоказ. Так мне подсунули Торгейра с Хильдегард, для достоверности прикрыв их Гудбрандом с Сигтрюгом. А когда я сам полез в ловушку альвов, у Одина отлегло от сердца. И на радостях наш всеотец явился в Льесальвхейм, желая полюбоваться на плененного Локки. Но там, куда он пришел, оказался мой сын Фенрир…
Там оказался полусожженный серебром оборотень, подумала Света. По спине побежали мурашки.
– Я остаюсь, – вдруг выпалила она, даже не пытаясь приглушить голос.
Веселая улыбка Локки на мгновенье закостенела. Ульф молча обнял Свету за плечи.
– И на этот раз мой сын не спешил покидать этот мир, – ровненько сказал Локки. – Все цеплялся за жизнь, все тянул. Он снова мучился рядом с Одином. Кроме того, там появился я. После этого Один вместе с Тором погиб. Кстати, кое-кто предрекал Одину смерть от клыков Фенрира Волка. Давным-давно…
– Знать бы еще, кто, – буркнул Ульф.
Локки, словно не услышав его, продолжил:
– Так и вышло. Только вместо клыков мой сын пустил в ход руки. Остальные асы – сошка, мелочь, с ними я разберусь сам. А теперь мне надо идти. Я должен принести радостные вести великим йотунам. Прощай, дротнинг Свейта. Не знаю, что еще вспомнит мой сын, но тебе придется с ним нелегко. Кстати…
Локки внезапно ухмыльнулся. Скорей с издевкой, чем радостно.
– Я все-таки подскажу, как жена нового конунга может обрести любовь народа Нордмарка. Есть две руны, Ингус и Бьяркан. Первая – руна Мужской силы. Вторая – Материнская, дарующая женскую крепость и плодовитость. Хитрость в том, что эти руны лечат тело. Ибо нельзя преисполниться Мужской силы, если у тебя нет никаких сил. И нельзя быть женщиной, крепкой телом, если это тело обожжено или обморожено.
– А как же дети? – торопливо спросила Света.
