Текст книги "Диадема для Золушки (СИ)"

Автор книги: Екатерина Слуднева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Значит не все так безнадежно.

– Почему ты решила забыть обо всем, как о страшном сне? – спросил он с интонацией психолога, – Я в жизни не поверю, что ты сама при этом не испытывала ни капли удовольствия.

Она молча смотрела куда-то в пустоту, подобную той, которая овладела ей вчера ночью, но к счастью смогла подавить улыбку при мысли об удовольствии. Он был прав, она испытывала его, да еще и какое…

– И ведь я прав!

Она подняла на него большие голубые глаза, только тонкая грань ее ужасных очков отделяла их от него.

Почему голубые? Они ведь у нее карие! Опять он бредит…

– Ты была вчера другой! Совсем другой! – он вспомнил ночь и нежно, и сладко улыбнулся, – Ты не была той Ульяной, которую я знаю. Ты не боялась меня, не нервничала и не трусилось только от одного моего прикосновения. Думаешь, я не знаю, как ты трусишься, когда я просто беру тебя за руку?

И самое ужасное, что все это была чистая правда.

Он помолчал.

– Я вижу, ты совсем не хочешь со мной разговаривать.

Она ничего не ответила.

– В таком случае я должен извиниться за произошедшее вчера, видимо ты действительно не хотела этого… – Мартин сглотнул, внутри стало как-то очень больно и тяжело. Девушка, которая в один момент вдруг стала необходимая, как воздух, убегала от него, отворачивалась только потому, что боялась стать счастливой.

И только теперь Ульяна решила, что не права. Внутри как будто что-то оборвалось, сердце екнуло и затрепетало. И захотелось кричать и доказывать ему, что это не так и он «не правильно ее понял». Кажется, так кричат во всех фильмах про любовь, когда возлюбленный вдруг оказывается совсем не дурак, и понимает все очень правильно.

– Ты не должен извиняться, – тихо проговорила она и вполне приветливо улыбнулась, – Ты ведь не настаивал.

– Значит, меня не посадят? – он обрадовался, хотя практически не показал этого и едва ли растянул уголки губ. Она слегка оттаяла, и выходит его усилия были не напрасны.

– Нет.

– Но все будет по-старому?

– Да.

– И мы только друзья?

– Но ведь это тоже не мало!

– Только не после того, что между нами было, – он грустно улыбнулся, а она впервые смутилась и опустила глаза, не пряча при этом улыбку.

Он смотрел на нее и любовался, и вспоминал ее вчерашнюю. Ее губы слегка припухшие, глаза, почему-то кажущиеся ему голубыми, чуть красноватые, от того, что она не выспалась. Слегка смущенная и растерянная, сегодня она ему нравилась даже больше, чем раньше. И ему хотелось видеть рядом с собой это, вполне совершенное создание каждое утро, всегда!

– Я рад, что ты перестала на меня дуться, – сказал он.

– А я и не дулась, – она рассмеялась.

– Ну да, а кто все утро ходил по квартире, изображая полное безразличие абсолютно ко всему, словно приведение? Карлсон без пропеллера в простыне с красными глазами!

– Да ну тебя! – она уже хотела уйти, и встала с кресла.

– Улита, подожди! – он снова взял ее за руку, Это было странно, но он не знал, как ей все это сказать. И вилять было глупо в его-то «годах», и говорить прямо как-то очень не красиво. И он стоял с легкой улыбкой на светло-розовых губах, гладил ее кисть своими тонкими длинными пальцами, и с нежностью смотрел в глаза.

А она даже не заметила, что он назвал ее другим именем.

– Ты хотел что-то сказать, – напомнила она, когда его молчание несколько затянулось. Для нее было пыткой, вот так просто стоять и видеть его, грустно улыбающиеся, глаза, ощущать нежность прикосновения его тонких пальцев, от которых все тело напрягалось, а в памяти воспроизводилась прошедшая ночь.

– Я хотел тебя попросить, – ему действительно было тяжело это говорить, – В общем,… если вдруг я сегодня стал папой, сообщи мне, пожалуйста.

– И ты, как порядочный человек, женишься на мне? – она улыбнулась.

– Только, если ты сама согласишься на это, – он ответил вполне искренно, – Я был бы рад.

– Чему? – теперь она почему-то смеялась, хотя он говорил вполне серьезные вещи.

– Ребенку.

– Так женись, – она вытащила кисть из его руки и направилась к выходу, – будет у тебя семья и дети.

– А ты за меня пойдешь?

– Я? – она остановилась перед самой дверью и опустила глаза, и говорить сразу «нет» как-то не хотелось, не хотелось его обижать, она и без того его обидела, – А мне еще учиться надо, – обернувшись, ответила она с грустной улыбкой на лице.

– Нет, ну вы совесть имейте! – это снова, как всегда вовремя появилась Настасья, – Улька, твой телефон уже целый час разрывается!

Телефон у Ульяны в данный момент «разрывался» гимном Российской Федерации. Это означало, что звонил ей ни кто-нибудь, а папа – самый любимый и самый понимающий ее мужчина.

Она подняла трубку, а хорошо воспитанные друзья оставили ее наедине с отцом, отправившись пить чай на кухню.

– Да, пап.

– Улик, солнце мое, ты куда пропала? – такой вполне бодрый и любящий тон мог быть у отца только в выходной день, только утром, и только по отношению к любимой дочери, – Не звонишь, дома совсем не появляешься!

– Пап, ну ты же знаешь, чего мне стоит приехать домой, – она скучала по отцу, чувствовала себя виноватой, но ничего изменить не могла и не хотела, – И потом, у меня не было времени.

– Ну, сегодня-то ты приедешь? У меня юбилей все-таки, – с надеждой спросил отец.

– Ты же знаешь, я не могу появляться в подобного рода обществе.

– Улик, когда это все закончится?

– Я не знаю… – она вздохнула, душа ее разрывалась на части.

– Приезжай тогда в другой день, только предупреди меня заранее, чтобы я был дома, хорошо?

– Хорошо, – пообещала Ульяна.

– Тогда до встречи!

– До встречи…

Вышла Ульяна из кабинета Мартина совершенно потухшая, и Настена сразу заволновалась. Близкие друзья всегда чувствуют что-то неладное.

– Что-то дома стряслось? – спросила она.

– Нет, просто у папы очередное светское мероприятие, – почти буркнула Ульяна, и ее словам последовала тишина недоумения, отразившаяся на лицах Мартина и Настасьи, – родственники из Урюпинска приехали, – объяснила она и улыбнулась.

– А как папа отнесся к тому, что ты не ночевала дома? – спросил Мартин, не долго думая.

Вовремя конечно! Вчера он об этом и не вспомнил.

– А я ему об этом не говорила, – Ульяна усмехнулась, – я ведь одна живу. К тому же я уже девочка взрослая. Вполне имею право не отчитываться перед отцом о своих действиях.

– Везет же некоторым! – позавидовала Настя, – А вот мне сейчас как всегда предстоит скандал.

Ульяна и Мартин переглянулись.

– Мы вчера об этом позаботились, – сообщил Мартин.

– Я сказала твоим родителям, что ты ночуешь у меня, – дополнила Ульяна.

– Иногда лучше сообщить, где ты находишься.

– Ну да, вы еще меня поучите, что лучше, а что хуже, – возмутилась Настасья, – Тоже мне, учителя нашлись.

– Мы тебе никто и учить не собираемся, – ответил за двоих Мартин, несколько оскорблено, – Просто когда-то ты станешь матерью, у тебя будут подобные проблемы, и ты поймешь своих родителей.

При мысли о том, что Настасья когда-то станет матерью, воображение Мартина быстро нарисовало картинку, на которой его Ульяна сидит в креслокачалке с кругленьким животиком и вяжет их еще не родившемуся малышу носочки, шапочки и еще чего там можно вязать. Он невольно улыбнулся и взглянул на Ульяну.

– Ну что, Настасья, ты мне расскажешь, как найти эту самую, у которой есть все для моей Золушки?

– Я слышала, что она уехала за границу и вышла замуж, – скривив мордашку, ответила Анастасия.

Виртуозно соврала!

– Это что значит, что я в пролете?

– Выходит, что так.

– Значит, Золушка, остаешься ты без принца временно!

– Подумаешь, я могу и другого найти! Было бы только желание.

Теперь уже и сама Ульяна приняла игру, которую еще вчера затеяла Настасья.

– А вот я другую Золушку уже найти вряд ли смогу, – вздохнул Мартин.

– Ты и не найдешь, – Настя усмехнулась, – да тебе пальцем помани, и любая девушка станет твоей «Золушкой».

– Выходит, что не любая, – Мартин снова глянул на Ульяну, все еще не понимая, почему у нее голубые глаза, – Да и как-то так вышло, что любая мне не нужна.

Что он говорил, а самое главное кому он все это говорил, и как. Он просто жаловался Настасье на ее лучшую подругу, как бы шутя, но при этом вполне серьезно, и самое главное с грустной улыбкой, которая, казалось, навечно поселилась в уголках его светло-розовых губ.

Он понял всего несколько минут назад, что никакая другая девушка ему не нужна. Ему нужна была только Ульяна. Он понял это, когда попросил сообщить о возможном отцовстве, а она рассмеялась. Он не знал, почему она смеялась, но ему и самому вдруг стало очень весело. Словно от одной ее улыбки мог таять лед, а ночью становилось светло, как днем.

Он подумал, что это и есть та самая настоящая и единственная любовь, которой никогда раньше в его жизни не было, и возможно больше не будет, если не произойдет чудо, и Ульяна не изменит своего решения оставаться друзьями.

– Думаю, нам пора, – это снова сказала Ульяна, – нам не следует злоупотреблять гостеприимством.

– Сегодня выходной, – напомнил Мартин, – может, сходим куда-нибудь все вместе?

– Есть предложения? – обрадовалась Настя.

– Еще пока нет, но что-нибудь придумаем!

– Идите вдвоем, – это была Уля.

– Ты чего, Уль? – спросила Настасья взволновано. Она-то прекрасно понимала, что Мартин пригласил и ее только из вежливости, а если бы не Ульяна никакого предложения и не последовало бы.

– Папа просил приехать, – объяснила Ульяна, – родственники из Ханты-Мансийска не часто приезжают.

– Ты же говорила из Урюпинска, – заметил Мартин.

– А оттуда еще реже, – сориентировалась Уля.

– Почему нельзя просто сказать, что ты не хочешь со мной никуда идти?

– Потому что это не так?

– Тогда почему ты все время врешь?

– Я говорю правду!

– Думаю, мы оба знаем, «что это не так»!

– Может хватит, а? – это вмешалась Настена, – Вы ведете себя глупо.

В комнате воцарилось молчание. Мартин и Ульяна, как по команде, опустили взгляд и надули губы. И Настасья оказалась самым трезвомыслящим человеком.

– Мартин, мы поедем домой, – словно извиняясь, произнесла она.

– Я вас отвезу, – тоном, не терпящим возражений, сказал Мартин и вышел из кухни, чтобы одеться.

Настена взглянула на подругу, и та по-прежнему дулась.

– Уль, ты чего его так воспринимаешь? – спросила она, допив свой чай.

– Как я его воспринимаю? – Ульяна была недовольна.

– Зачем ты его отталкиваешь?

Ульяна не могла и не хотела сейчас всего рассказывать Настасье. Ко всему прочему, она прекрасно знала, что Настя все равно своего добьется, и сможет из нее выудить все, что ей нужно и интересно. Да, ее и саму интересовали некоторые подробности личной жизни подруги, но расспрашивать ее в присутствии Мартина ей все же не хотелось.

– Насть, ты не хочешь сейчас заехать ко мне в гости? – спросила она, и ее тон обещал раскрытие некоторых секретов.

– Мне же нужно было переписать прошлую лекцию по мировой экономике, – живо ответила Настя, и в глазах ее промелькнул озорной огонек.

Вернулся Мартин, и на нем был тот же свитер что и вчера вечером, и он уже успел побриться. Ульяна, заметив это, невольно улыбнулась и вспомнила, как было щекотно, когда он дотрагивался своей небритой щекой или подбородком до ее нежной кожи.

Она поняла, что он смотрит на нее, тут же покраснела и смущенно опустила длинные ресницы.

Значит, вспоминает. Значит, думает. Значит, это для нее что-то значит. Значит, все еще может измениться. И значит, у него еще есть шанс, есть возможность стать счастливейшим человеком на свете рядом с ней.

Сообразив все это, Мартин тоже улыбнулся, и хотя немного грустно, но все же с надеждой. С надеждой все же было немного легче, чем без нее вообще. Это был тот единственный, совсем слабый лучик, оставшийся от огромного пламени прошлой ночи.

– Едем? – уточнил он и, удостоверившись в правильности решения, направился к выходу, пропустив вперед девушек.

Мартин усадил Настасью на заднее сидение, а Ульяну, как и ночью, возле себя, и снова подумал, как было бы хорошо, если бы она была рядом с ним всегда. Сначала они вместе ездили бы в университет, а потом после его окончания, на работу. И работали бы они в соседних кабинетах. И он бы названивал бы ей каждый час и спрашивал бы, как у нее дела. А, в конце концов, он приходил бы в ее кабинет, выгонял бы всех ее посетителей, закрывал дверь на замок, и долго-долго целовал ее нежные губы со всей жадностью и страстью. И целовал бы до тех пор, пока было бы невозможно терпеть, но он отступал и зарывался в ее волосы, а она бы говорила, что он снова растрепал ее прическу…

– Мартин! – услышал он слабый голос Ульяны, – Мартин, может, мы поедем?

Ее большие почему-то голубые глаза были совсем близко, а в его руке оказались ее очки. Ее щеки раскраснелись, и он уже растрепал ее волосы. Он целовал ее не только в своем воображении, и, судя по всему, она не сопротивлялась и даже отвечала ему.

– Нет, – шепнул он севшим голосом, – Мы остаемся.

Он снова стал ее целовать, хотя делать это через коробку передач было не совсем удобно.

– Мартин! – она не сопротивлялась, а только слегка отодвинула его рукой, – Мы не одни!

И Мартин покраснел, а она хихикнула. Он совсем забыл, что на заднем сидении была Настя, которая, он посмотрел в зеркало заднего вида, притворялась, что с интересом рассматривает соседний автомобиль.

– Твои очки.

Он еще раз взглянул на Ульяну. Она от него отвернулась, но он знал абсолютно точно, на ее лице была улыбка. А это очень много значило.

– Куда вас везти, – спросил он, выезжая из подземного гаража, придя в себя.

– Ко мне домой, – быстро ответила Ульяна, повернувшись к нему, – Я обещала Насьтене конспекты по мировой экономике.

– Уль, ну почему нельзя прямо сказать, что вам просто надо посекретничать? – в его словах уже не было обиды, а скорее какая-то мольба с долей насмешки, – Мы ведь уже выяснили, что я мальчик взрослый, и все хорошо понимаю! Давай договоримся, что если тебе что-то нужно, то ты будешь об этом говорить прямо? Тем более ты и сама уже не маленькая девочка.

– Мартин, ты ворчун, – заметила Ульяна.

– Ты мне скажешь, куда мне ехать или мы остаемся жить у меня?

– А ты что разве не знаешь, где я живу?

– Ты предлагаешь мне везти вас за город на дачу к бабушке?

И тут Ульяна вспомнила ту единственную вещь, которую ей не позволил отец два года назад. В квартире, в которой она жила, она не была прописана, и в ее паспорте стоял прежний адрес. Отец ей так и не объяснил причину подобного решения. А ей самой вскоре это стало не важно. Главное, что жила она теперь одна, и так как ей самой хотелось.

Только вот теперь, когда Мартин знает ее настоящий адрес, он может узнать и кто она сама. А этого ей сейчас никак не хотелось. Оставалось только надеяться, что он не знает о том, что район, в котором она раньше жила, разделен на две части, старую и новую. В новой части за последние несколько лет выросли большие богатые особняки, принадлежащие довольно знаменитым людям в городе. А в старой располагались обычные дачи обычных людей.

Сообщив Мартину нужный адрес, Ульяна снова отвернулась к окну, но теперь она уже не улыбалась, а трусилась от страха разоблачения.

Мартин видел ее нервозное состояние, и его это совсем не радовало. Она стала бояться неизвестно чего, и он даже не мог предположить, что он такого сказал, что поверг ее в такое состояние. А в том, что в этом виноват именно он, Мартин был уверен на все сто процентов. Когда-то давно он очень хорошо усвоил, что во всех женских несчастьях виноваты только лишь мужчины. А в том, что сейчас в жизни Ульяны Цветковой есть только один мужчина, которым является он сам, Мартин был уверен точно так же.

За последний месяц только он занимал вечернюю часть ее дня. Он всегда нарочно тянул время, и они часто уходили под закрытие библиотеки. Он хотел ее проводить, но она всегда отказывалась. И он даже один раз проследил за ней до самого метро, за что ему на следующий день сильно досталось. Она тогда была возмущена до глубины души, и высказала ему все, что она о нем думала, только вот он ее тогда не слышал. Ему нравилось, когда она злилась. И он смотрел на нее весело и даже насмешливо, а она злилась еще больше, и потом грозилась уйти. А он снова брал ее за руку, и она так напрягалась от одного его прикосновения, что было уже не до злости, нужно было думать о том, как от него освободиться. Интересно, а как теперь она будет на это реагировать?

Он даже однажды залез в ее телефонную книгу, и там не было ни одного мужского имени, кроме какого-то Вангога, но его Мартин в расчет брать не стал, и тогда же записал свой номер. И она этого даже не заметила.

Золушка! Странно, а почему именно Золушка, а не какая-нибудь другая принцесса. Сказок ведь много, а принцесс еще больше. Должно же быть это с чем-то связано.

– Настена, а ты чего там сидишь, притихла? – спросил он с интересом.

– Не хотела вам мешать, – ответила Настя с полным равнодушием.

Мартин усмехнулся. Что там говорят о мужской солидарности? Видимо у женщин она тоже имеется.

– Насть, скажи мне, пожалуйста, – обратился он снова, – а почему все-таки Золушка?

Ульяна резко повернулась к нему со стеклянным непроницаемым взглядом. Значит, все-таки связано.

– Мартин, если бы я помнила вчерашний вечер, я бы тебе, возможно, рассказала бы, – ответила Настасья, и Ульяна облегченно сделала выдох и снова отвернулась.

– Знаешь, как говорят, что у пьяного на языке, то у трезвого в голове! И потом, ты же ответила, почему две тысячи третьего!

– А про это я помню только потому, что, когда вы с Ульяной познакомились, ты назвал ее именем той самой мисс вселенной.

Может быть, для обыкновенной женской логики этот ответ был бы вполне ясным и понятным. Но ему, Мартину, все же было не понятно, почему Настя называла весь вечер Ульяну Золушкой, которой он должен был подарить диадему и красную ленту с надписью Мисс Вселенная 2003, одолжив это все у той самой Мисс Вселенной, именем которой он при первом знакомстве назвал Ульяну.

В итоге Мартин окончательно запутался и решил оставить этот разговор до лучших времен, которые возможно никогда не наступят, и тогда он никогда не узнает, почему же все-таки Ульяна была Золушкой.

Потом Мартин вспомнил сказку про эту самую Золушку.

Золушка – бедная девушка, на первый взгляд не красавица, желающая пойти на бал, но злая мачеха ее не пускает, точнее, загружает ее работой. Внешний вид Ульяны может быть и соответствует главной героине сказки, но вот есть ли у нее злая мачеха? Идем дальше. А дальше должна быть крестная Фея – в реальном мире крестная тетка, жена бизнесмена или олигарха. То же самое, не известно есть она у нее, или нет.

Дальше. Дальше марафет, красота, бал и принц. Принц, по словам Настены – это я. Но есть одно маленькое «но» – принц видит Золушку впервые на балу, а мы с Ульяной знакомы уже целый месяц, да что там знакомы… так без отступлений, пожалуйста! Потом в полночь Золушка от принца убегает и становится обыкновенной девушкой – той же, кем и была. Похоже на прошедшую ночь, только бала у нас не было, и она никуда не убегала, а просто стенку между нами возвела. Значит, остается найти туфельку! Нет, в нашем случае не туфельку. Нам нужна диадема и красная лента с надписью Мисс Вселенная 2003.

«Нам», какое хорошее слово «нам»!

Лучше бы она просто лифчик в ванной забыла, он ведь, как и туфельки у Золушки, отличается от всего ее внешнего вида.

И все упирается в бал, которого у нас не было и в ближайшее время не намечается. А Настасья все придумала раньше, чем мы провели вместе ночь. Вот и получается, что ничего не получается.

Он остановился у нужного подъезда, и Настена, попрощавшись с ним, быстренько выскочила из машины. Ульяна уже хотела открыть дверь, как он снова взял ее за руку. Он просто хотел проверить, и проверка удалась. Она больше не дрожала, как осиновый листок на ветру, и не старалась поскорее освободиться от него. Она просто посмотрела ему в глаза, улыбнулась уголками губ и даже немного неуверенно сжала пальцы.

– Обещай, – тихо сказал он.

– Что обещать? – удивилась Ульяна.

– Обещай, что скажешь мне.

– Что тебе сказать?

– Что ты беременна.

– А ты думаешь, что сам этого не увидишь? – она опять смеялась, как и когда он сказал это впервые.

– Если ты сделаешь аборт…

– Мартин, я не буду этого делать, – она была вполне уверена в том, что говорила, но при этом все же улыбалась, – Я не ребенок. Мне не семнадцать лет, мне не нужно каждый вечер идти гулять или танцевать, согласись, детям в этом есть необходимость! И, в конце концов, если уж на то пошло, я смогу поставить этого ребенка на ноги, пусть с помощью папы, но смогу. И устроиться в жизни я тоже смогу. И потом, его ведь еще нет, что ты так переживаешь?

– Просто я хочу воспитывать его вместе с тобой, – его слова прозвучали как-то очень грустно и откровенно, а она снова смеялась.

– Меня Настя ждет, – как бы извиняясь, сказала она, и, видя его грустное лицо, добавила, – Я обещаю…

– Ульяна! – он на радостях потянул ее за руку и обнял, и прижал к себе сильно, хотя делать это в машине было очень неудобно.

– Мартин, ты это серьезно? – она была удивлена.

– Да, – он слегка отстранился и посмотрел ей глаза, – я очень хочу, чтобы ты стала матерью моих детей, потому что… – он задумался говорить или не говорить, и решил все же сказать, – я… люблю тебя.

И она снова испугалась. Он хотел ее поцеловать, но она увернулась и быстро выбежала из машины, чуть не упав при этом. Она пулей взлетела на седьмой этаж, это при том, что лифт не работал, и, затолкав в квартиру Настену, которая ее там уже ждала, захлопнула дверь перед самым носом Мартина. И он еще несколько раз позвонил. Но она и не подумала ему открывать, а, только, усевшись под дверью, разрыдалась.

– Улька, ты чего? – спросила Настена, сев рядом с ней, – Уль, ты что-то часто плакать стала, и все из-за кого? Из-за какого-то Мартина…

– Настька! – она плакала, но не знала от чего, от счастья или от горя.

– Да найдешь ты себе еще другого, – не унималась Настасья, – придумала из-за кого плакать…

– Насть! – позвала ее Ульяна, не в силах слушать ее бред, тем более что к ней он не относился.

– …ну, козлы, они и в Африке козлы…

– Настя-а!!!

– Что? – наконец услышала ее подруга.

– Насть, он сказал, что любит меня! – продолжая плакать, пролепетала Ульяна.

Настасья Любинцева с минуту молчала, облокотившись руками и спиной о комод, глядя куда-то в другое пространство, соображая, что же все-таки сейчас сказала ее Уля, и в итоге спросила.

– И чего тогда ты ревешь?

– Я ему не верю.

– Почему?

– Потому что я не красивая.

– И это говоришь мне ТЫ? – насмешливо спросила Настасья, – Ты ведь самая красивая девушка…

– Так ведь он-то меня такой не видел!

– Да, кстати, ты чего опять так вырядилась? И почему у тебя глаза голубые?

– Чего?

– У тебя голубые глаза!

Уля медленно встала с пола посмотрела на себя в зеркало, висевшее в прихожей. И глаза ее действительно были голубые. Странно, что Мартин этого не заметил, или заметил, но не сказал. Быть может, ночью и не заметил, но ведь утром все очень хорошо видно, и нужно быть слепым, чтобы не увидеть сияние этих глаз, особенно когда они были наедине. И веснушки, их ведь тоже не было.

– По крайней мере, одна мечта Мартина уже сбылась, – вполне спокойно произнесла Ульяна скорее для себя, чем для подруги, – Когда ты мне вчера позвонила, я стала быстрее собираться, и забыла линзы, а до веснушек мне времени не было.

– Значит, это твой настоящий цвет глаз? – уточнила Настя.

– Да.

– Выходит, он видел тебя почти настоящей, остались только очки и одежда!

– Да.

О том, что Мартин видел ее и без одежды, Ульяне упоминать не хотелось, но на лице ее появился легкий румянец, и Настя это заметила.

– Было что-то еще, чего я не знаю? – спросила она.

– А что ты знаешь? – лукаво спросила Уля.

– Ну, то, что вы целовались, я видела, и то, что ты от него уже не шарахаешься, как от огня тоже. Что было после того, как…, как я предполагаю, вы меня уложили спать?

– Мы сидели на кухне, пили чай и разговаривали, – с абсолютно честным видом ответила Ульяна, – Кстати, пойдем, попьем?

– Пойдем, – согласилась Настена, но не остановилась в своих расспросах, – А что было потом?

– А потом мы пошли спать… – она наконец сняла ботинки и направилась на кухню.

– А потом чисто случайно проснулись в одной постели! Да? – закончила Настасья, прошлепав по паркету вслед за ней, и кивнула головой.

– Да! – Ульяна точно так же кивнула, улыбаясь и напевая любимую мелодию себе под нос, включила электрический чайник и стала доставать кружки из шкафа.

– Ну?

– Что «ну»?

– Как тебе?

– Насть, ну я же не первый раз, как говорится, замужем, – Ульяна, еще больше покраснев, возмутилась, – Ну, переспала я с ним. Ну, и что еще? Ну, мамой могу стать теперь…

– Ты серьезно? – шокированная Настасья будто ослабла, плюхнулась на табурет.

– Куда серьезнее! – а Уля опять улыбалась и говорила очень весело, словно все это было всего лишь розыгрышем, – Мне Мартин все утро только об этом и говорит. Желает папой стать!

– А ты?

– А что я? Будет значит будет, а не будет, и слава Богу.

– А если и правда у тебя будет ребенок. Что тогда? – кажется, Настасья видела в этом великую проблему.

– А что тогда? Крестной тебя возьму. Пойдешь?

– Я?

– Ну, мне-то собственному ребенку крестной быть нельзя, значит ты!

– Улька!

– Я так понимаю, что до тех пор, пока не выяснится, будет у меня ребенок или нет, вы оба меня настолько достанете, что у меня уже ничего, никого и никогда не будет! Ох, Господи, прожить бы этот месяц поскорее! Или сколько там?

– Уль, если у тебя действительно будет ребенок, то ты будешь рожать? – снова спросила Настя.

– А почему это тебя так удивляет? – улыбнулась Ульяна.

– А как же университет?

– На момент, когда мне предстоит рожать, будут каникулы, а потом найму няньку.

– Так просто?

– А зачем нужно все усложнять?

– Ну, ты, Улька, даешь! – восхитилась Настена, – Я бы так не смогла.

– А ты такого и не вздумай натворить! – строго сказала Ульяна, – Мне-то что, одно образование у меня уже имеется, второе получу, даже если придется после академического отпуска, на крайний случай восстановлюсь на коммерческой основе. Я могу себе это позволить. А ты не смотри на дурной пример. Живи пока возможно вольной пташкой.

– А как к этому Мартин относится?

– Мартин жениться обещал, если я соглашусь, – Ульяна рассмеялась, – тебя вон целый день про Золушку спрашивал! И вообще весь такой внимательный, нежный, заботливый.

– Он любит тебя.

– Я уже это слышала от него самого, – Уля грустно улыбнулась, посмотрев на дно уже пустой чашки, – Но мне сначала нужно определиться, кто я! Ульяна, или Улита? А для этого нужно еще раз выйти в свет, но так, чтобы меня никто не узнал.

Часть третья

И тут ее телефон разразился какой-то классической музыкой, и она посмотрела в окошко.

– Кто? Вангог? – воскликнула она, – Но как? Ало! – она подняла трубку и, вскочив со стула, принялась расхаживать по миниатюрной кухне, в которой всего-то три шага можно было сделать.

– Улитка, ты что с ума сошла? – и это было приветствие.

– Ты же должен быть в Англии! – удивилась Ульяна.

– Какая к черту Англия? – возмутился Вангог, – Я в Москве, точнее я дома, а папа говорит, что ты не приедешь на его очередное светское мероприятие… прости, папа… то есть на его юбилей. Скажи мне, это правда?

– Вань, если ты сейчас не скажешь ничего папе, – медленно начала Ульяна, – и приедешь ко мне домой вместе со своей студией, тогда возможно, Вань, ты слышишь? Возможно я поеду с тобой на этот прием, согласен?

– Значит, правда! – голос Вангога потух, – Хорошо, я сделаю, как ты говоришь. Я поцелую за тебя папу, – казалось, он сейчас расплачется в трубку, – я передам ему привет. Но нам все равно будет не хватать тебя!

– Спасибо, Вань! – обрадовалась Ульяна.

– Пока еще не за что. Я еще не целовал папу.

– Вань, до встречи!

– Ага, пока!

Так как Ульяна не выходила из комнаты, Настасья имела возможность услышать весь разговор, точнее только то, что говорила Уля. Однако этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя лишней.

– Мне, наверное, пора, – проговорила она немного неуверенно.

– Насть, ты чего? – Удивилась Ульяна.

– У тебя ведь будет гость…

– Астасья, Вангог мой старший брат, – поняв, в чем дело, объяснила Уля, – Он приедет через полчаса, и, я уверена, будет рад с тобой познакомиться.

Настино живое воображение тут же нарисовало Вангога высоким широкоплечим красавцем с карими глазами и каштановыми волосами. И непременно он должен быть очень загорелым. Он ведь брат Ульяны, и значит, он похож на нее. И хотя Ульяна не была загорелой, и даже наоборот, ее кожа была довольно бледной, ее брат должен был обладать самой что ни есть сексуальной внешностью, и конечно загорелой кожей. Он ведь мужчина.

– А почему он Вангог? – спросила Настасья после долгого молчания.

– Потому что его зовут Иван, и он художник, – коротко и ясно объяснила Уля, – Вообще-то он представляет интересы моего отца в Лондоне, то есть он дипломат. Но ничто не делает его более счастливым, чем несколько дней в собственной студии с очаровательной натурщицей.

– Тогда почему он не остался просто художником?

– Потому что он очень ответственный человек. Он знает, что все, что сейчас принадлежит отцу, когда-нибудь перейдет по наследству мне и ему. И так как он старший, хотя у нас разница всего три года, то он должен знать, как этим всем управлять, чтобы никаких проблем не было. Поэтому он вот уже четыре года живет в Лондоне.

Если бы он был рядом тогда, когда я переворачивала свою жизнь верх дном, все было бы по-другому. Он не дал бы мне стать такой, какая я сейчас. Он бы даже против моей воли забрал бы меня с собой. Он уехал всего на месяц раньше моего дня рождения, а когда узнал, уговаривал отказаться от этой идеи, но я его не послушала.

И тут Улита переполошилась, вскочила с табурета, чуть его не уронила, и побежала в ванную.

– Он расстроится, если увидит меня в подобном наряде! – прокричала она по пути.

В прихожей задребезжал звонок.

– Насть, открой это, наверное, он! – снова крикнула Улита.

– Хорошо, – согласилась Настасья и открыла дверь.

Она застыла в изумлении и, кажется, даже приоткрыла рот. Он не был похож на придуманный ею образ, но все же он был поразительно красив и обаятелен. Он не был не слишком высок, плечи его были не столь широки, как казалось Настене, должны быть, и глаза его были не карие, а голубые. И волосы русые, а не каштановые, как у Ульяны. И лицо очень светлое, и щеки розовые от мороза. А на длинных ресницах остались капельки от растаявших снежинок.

И он, кажется, тоже не ожидал здесь увидеть кого-либо, кроме своей сестры, и поэтому тоже некоторое время молчал. Но потом дар речи пробудился.