Текст книги "Диадема для Золушки (СИ)"

Автор книги: Екатерина Слуднева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Мартин мельком глянул на Ульяну, и ее лицо как-то странно изменилось, но сейчас соображать было некогда, и он пообещал себе, что потом об этом подумает.

Он усадил Настасью Любинцеву на заднее сиденье, «поухаживал» за Ульяной, и не успел проехать и ста метров, как Настя заснула.

– Интересно, сколько она выпила? – шепотом спросил он и усмехнулся, глядя на нее в зеркало заднего вида, – Она живет с родителями?

– Да… – немного растерянно ответила Ульяна.

– Нельзя ее домой в таком виде, – вывел Мартин, – позвони ее родителям, скажи, что она у тебя ночует, чтобы не волновались. Наверняка сейчас спать не ложатся – ждут.

– А…

– Если сказать, что у меня, нас не поймут, и ей потом «вставят».

– Так, а куда мы сейчас едем? – все ж таки не поняла Ульяна.

– Как куда? Ко мне домой. Я-то один живу. Квартира у меня большая, всем места хватит.

И Ульяна послушалась его.

И позвонила родителям Настены. И успокоила взволнованную маму, которая искренне удивилась, что ее решили предупредить. Оказывается Настасья никогда неудосуживалась этого сделать, а иногда и сутками не бывала дома, и родители о ней ничего не знали.

И согласилась ехать к нему домой.

В общем-то, ее согласия никто и не спрашивал. А зачем спрашивать-то? Только лишние разговоры заводить. Легче вот так просто сказать, что будет так, и так оно и будет. А то она еще начнет сомневаться, выламываться или говорить, что это не удобно.

А чего, собственно говоря, неудобного-то? Все очень даже удобно, потому что он так решил, что всем удобно. И все, на этом точка. Решение обжалованию не подлежит.

Мартин въехал в подземный гараж новенького элитного дома и припарковался.

– Приехали, – сообщил он, повернувшись к Ульяне и оценивающе глядя на нее. Она как всегда нервничала, заламывая мягкие пальцы.

Так или иначе, он вышел из машины, открыл заднюю дверь, где спала Настена, и «прицелился», как бы лучше ее вытащить. Еще немного подумав, он достал из кармана ключи и протянул их Ульяне.

– Нужно будет поставить на сигнализацию, – сказал он неуверенно, – тут надо…

– Хорошо, я знаю, – перебила его Уля и улыбнулась.

Интересно откуда?

Это он подумал, но спрашивать не стал. Сейчас было не время. Да и вообще, у него к ней еще очень много вопросов есть. И если начать сейчас что-либо спрашивать, потянется вся ниточка, а клубочек был не маленький. И сейчас ему точно не хотелось распутывать все узелки.

Квартира у него действительно была большая – двухъярусная, и обставлена по последнему слову моды и техники, и, кажется, была новой и еще не совсем «обжитой», и определенно точно, ее еще не касалась рука женщины, что даже немного обрадовало Ульяну.

Мартин уложил спать Настену на втором этаже в гостевой спальне, и вместе с Ульяной спустился вниз.

– Чай? – предложил Мартин.

– Не откажусь, – согласилась Уля.

Большая и очень стильная кухня отделялась от гостиной только лишь барной стойкой, и Ульяна нашла это очень удобным, поэтому она примостилась на вращающемся стуле со стороны гостиной, чтобы все хорошо видеть.

– Мартин, расскажи о себе? – попросила Ульяна, немного освоившись в новом пространстве.

– Тебя интересует что-то конкретное? – уточнил он, продолжая нарезать сыр для бутербродов, в то время как чайник на плите готовился вот-вот закипеть.

– Нет, – поторопилась ответить Уля, почему-то решив, что это должно что-то значить, – просто вот уже месяц мы с тобой знакомы и каждый вечер проводим в библиотеке, а я о тебе знаю только то, что тебя зовут Мартин и ты не слишком силен в математике. Да, кстати, откуда такое имя?

Для всех знакомых у него по этому случаю всегда был припасен простой односложный ответ, но именно этой девушке и именно сейчас ему хотелось рассказать все, что только было возможно. Всю свою жизнь, все свои переживания и мысли. Мартин усмехнулся и поставил тарелку с бутербродами перед Ульяной, и та не колеблясь и не переживая о том, что есть на ночь глядя – безумие, принялась с аппетитом их поглощать.

– Когда мои родители поженились, у моей матери уже было двое детей оба от разных браков, – начал Мартин, – Как она сама потом рассказывала, она очень любила путешествовать и знала несколько языков. Первый ее муж был старым французом. Никакой любви, просто выгодная партия. Через год на свет появился мой старший брат Франсуа. Старик был безумно рад наследнику. Но его отцовское счастье длилось не долго, через четыре года он скончался, оставив все свое многомиллионное состояние ей.

Вторым был испанец, немного старше мамы, ее первая настоящая любовь. Рождение второго сына Мигеля, девять лет безумного счастья, и нашумевший на всю Европу развод, после которого она увеличила свое состояние, выиграв бракоразводный процесс, вернулась в ГДР к родителям в возрасте тридцати шести лет, где вскоре и познакомилась с моим отцом.

– Почему они развелись? – спросила Ульяна.

– Просто однажды в дом пришла женщина с ребенком на руках и заявила, что этот ребенок от ее мужа. Тот долго отпирался. Но мама настояла на проведении анализа крови. Женщина ничего против не имела. Естественно ребенок был его.

– Ничего себе!

– Но, кстати сказать, на другой он так и не женился. Вероятно, решил, что еще один развод его разорит.

Мартин замолчал, разглядывая Ульяну.

Странно, когда он делал ремонт в этой квартире, ему было почти все равно, какой шедевр из нее могут сотворить дизайнеры. И вообще ее нынешний внешний вид только чудом стал таким. Если бы в спешке дней перед отъездом в Лондон ему не встретился старый школьный приятель – Жора, бывший двоечник, а ныне продвинутый дизайнер, так бы и стояла она с клеенкой на стенах вместо краски и обоев. А посередине только диван, чтобы спать, телевизор, чтобы иногда мучить пульт, клацая по каналам, и холодильник, чтобы в нем мышь повесилась. Жора долго возмущался, что Мартину совсем нет дела до своего жилища. И тогда Мартин сказал: «Делай, что хочешь, только меня не трогай!». И денег дал. И Жора не трогал. А через месяц привел его в готовую квартиру. Мартин не оценил, но все же улыбнулся и сказал: «Спасибо!». И Жора, как не признанный гений обиделся и исчез.

А теперь он подумал, как здесь уютно и как хорошо сюда вписывается Уля. Такое впечатление, что Жора сделал все специально для нее.

– Твоя мама была немкой? – спросила Ульяна, прервав его мысли.

– Немкой она не была, – ответил Мартин и продолжил свой рассказ, – Ее корни разбросаны по всей Европе. Своих детей она называла в зависимости от национальности мужа. Отец был младше нее на шесть лет. Как он попал в ГДР в то время для всех и по сей день остается загадкой. Он был доктором физико-математических наук, и к несчастью мне его гениальность в этом направлении не передалась. Его унаследовала Маша – моя старшая сестра. Она любимица отца, и вырастил ее он практически сам. Она очень простая и умная женщина. От матери у нее только внешняя красота. А вот Соня родилась двумя годами позже и стала полной копией мамы. Ее воспитали настоящей аристократкой, и замуж она вышла за английского герцога. Я же появился на свет на сорок девятом году маминой жизни, и тут она уже не выдержала и назвала меня так, как хотелось ей. Так и получился я Савельев Мартин Алексеевич, но в православной церкви я крещен как Павел. Вообще же все врачи отговаривали маму рожать. Почти пятьдесят лет как-никак. И отец тоже боялся за нее. Им все говорили, что может родиться ребенок с синдромом Дауна и все такое. Так что получается, что я мамина маленькая прихоть.

Она умерла, когда мне было тринадцать, от рака легких. Она очень много курила. К моменту моего рождения у меня было уже два племянника и племянница. Франсуа уже имел двоих детей шести и трех лет. У Мигеля – дочь семи месяцев от роду. Дом у матери был очень большой, старинный особняк, и Мигель с семьей жил с нами, в правом крыле дома, поэтому мы с Алисией были очень дружны. Да что там были, мы и сейчас с ней очень хорошо общаемся. На данный момент у меня уже есть внучатый племянник – Амадей. Ему уже почти пять лет, он славный мальчик очень добрый и весьма сообразительный, и на меня похож.

Сам я рос сорванцом, и никакие аристократические манеры не признавал, как бы не бились мать, Соня и няньки. Как самый младший в семействе, я был всеобщим любимцем, и внимание всего нашего большого семейства было приковано ко мне и Алисе, и надо заметить, расслабиться мы никому не давали. Однако Маше все-таки удалось внушить мне, что Алисия – девочка, и я должен защищать и заботиться о ней. Поэтому в школе, если назревал конфликт, первое что я делал – это бежал к младшему сыну Франсуа Луи, и тогда уже мало никому не казалось.

– А сам в драки не лез? – спросила Ульяна.

– Ты что! – Мартин даже рассмеялся, – Когда я понял, что пользуюсь популярностью у девчонок, а понял я это еще в первом классе, то напрочь отказался от подобной забавы, и когда никто из родни не видел, даже применял некоторые джентльменские штучки по отношению к какой-нибудь симпатичной девочке. Я всегда шалил, баловался и проказничал, но никогда не дрался. У меня для этих целей были племянники. И это знали все. И уважали меня. Я ведь еще и учился хорошо.

– Почему ты приехал в Россию?

– Когда умерла мама, она оставила все мне. Как бы она не любила отца, она не могла не подумать обо мне. Я был еще ребенком, и мама не могла допустить, чтобы я остался ни с чем. Отец очень влюбчивый человек, и мать знала, что у него были постоянные романы на стороне, но всегда закрывала на это глаза, потому что не хотела остаться снова одна. Она побоялась завещать свой фонд ему, для его и моей безопасности. Просто по завещанию, если у меня еще нет наследников, в случае моей безвременной кончины все состояние и имущество переходило во владение нескольких реабилитационных центров онкобольных в разных странах. Каких именно, можно будет узнать только после моей смерти, вскрыв ячейку в каком-то швейцарском банке.

– Видимо она была умной женщиной! – восхищенно проговорила Ульяна.

– Да, она была по своему гениальна, – согласился Мартин, – Но пока я был несовершеннолетним, всем управлял мой отец. А в Москву мы приехали только потому, что там, в Германии было очень тяжело пережить смерть мамы. И потом я решил остаться здесь. Отец остаться не мог, но его брат согласился взять меня к себе. Он был разведен и жил один. Мы подружились и так я осел на родине своего отца. Тут в то время конечно тяжело было, но точно не тяжелее, чем в огромном особняке, почти замке, где все овеяно трауром. При жизни мамы там было всегда как-то светло, тепло и уютно. Всегда многолюдно, куча друзей, родственников, постоянно какие-то праздники, а с ее уходом все это тоже исчезло. Осталась только пустота, холод и серость каждого дня, убивающая жизнь и в нас самих… Это для тринадцатилетнего мальчика перенести было тяжелее, чем экономический кризис в России, тем более что отец постоянно высылал мне деньги.

Мартин замолчал и посмотрел на Ульяну. Она внимательно его слушала в течение всего его рассказа. Их взгляды встретились, и она смущенно опустила ресницы, оттенившие голубые глаза. Тонкими белыми пальцами она поворачивала легкую кружечку на блюдце, слегка позвякивая по ней сияющими ноготками. Она сделала маникюр! Про себя Мартин улыбнулся. Неужели она начинает меняться? Но все тот же толстый серый свитер с высоким воротом, штаны – явно шире, чем она есть, бледное лицо, темные волосы, аккуратно заплетенные в толстую косу, только один маленький завиток выбился из пряди и упал на ухо возле самой щеки, сейчас загоревшейся алым румянцем из-за того, что он – Мартин, так пристально рассматривает ее. Прямой идеально очерченный нос, тонкие темные брови, над которыми сегодня явно кто-то поработал – еще одно изменение, ясные голубые глаза, и чуть пухлые розовые губы, вспоминая вкус которых, Мартин невольно улыбнулся.

Оценив ее состояние, как заметно уставшее, он взглянул на часы. Они показывали уже четвертый час утра, к тому же чай давно был выпит и бутерброды съедены. Пора было отправляться спать.

– Утомил я тебя? – вздохнул он, предвкушая расставание и холодную постель, и сразу устыдился такой своей мысли.

– Нет, что ты! – возразила Ульяна, но тут же ощутила тяжесть своих век.

– Я покажу тебе комнату.

Они остановились возле двери в ее комнату, как возле подъезда. И как-то так случилось, что ни ей, ни ему не хотелось спать, хотя еще минут пять назад они чуть ли не клевали носом в чашки с чаем, и не хотелось расставаться именно сейчас.

Это при том, что она его целый месяц не подпускала к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, что не принимала его цветы, не соглашалась идти с ним в кафе. И что произошло сейчас? Что изменилось теперь? Она сама не могла этого понять, но и не хотела, чтобы он уходил. И совсем не хотелось думать, почему возникло такое желание.

И он не ушел. Он просто попробовал. Попробовал остаться с ней еще на немного и, сняв ее очки, посмотрел в глаза, и почему-то они показались ему голубыми, хотя он точно знал, что они карие.

Наверное, это просто сон, и он уже спит, а, как известно, во сне возможно все, даже самые невероятные мечты могут сбыться во сне.

И он попробовал. Попробовал снова ее поцеловать. Но, как и в прошлый раз, ее губы не ответили ему, и он уже почти отчаялся добиться ее взаимности. Но когда он уже отстранился и взглянул на нее, она улыбалась, и глаза ее сияли темным счастливым огоньком.

– И ты не дашь мне пощечину? – спросил Мартин, не веря своим глазам.

– Нет, – прошептала она.

И он снова стал ее целовать в губы, в щеки, в лоб и в нос, и целовал, пока не услышал, что она смеется.

– Что? – спросил он, держа ее голову в своих ладонях.

– Ты не бритый, – она снова усмехнулась и отступила назад в комнату, потянув его за собой, и теперь уже сама поцеловала его.

Она сама. И это значило гораздо больше, чем, если бы она ответила на его же поцелуй.

Он обнял ее и испугался.

Объемы свитера были много больше чем она сама. Она отказалась очень тонкой и хрупкой, и ему было страшно прижимать ее сильнее. Но он не мог долго сдерживать себя. Ему стало мало только лишь ее поцелуев. Ему нужна была она вся, без остатка.

Его руки на ее спине под свитером делали что-то невообразимое. От них исходил разряд энергии мощности, сводившей ее с ума. И не было ни сил, ни желания останавливать все это безумство.

И что самое важное, он больше не чувствовал в ней прежней скованности. Она вела себя с ним абсолютно свободно, как будто это все вполне естественно и нормально, и не было между ними никогда той пропасти до дрожи при одном лишь прикосновении.

Уля стащила с него свитер и ощутила жар его тела еще ближе и сильнее. Она почувствовала под своими пальцами его сильные мускулы и подумала, что этого ей не хватало. И она не смутилась от такой своей мысли, она чувствовала себя настоящей женщиной, и почему-то сейчас это оказалось счастьем.

Вскоре свитер и штаны полетели на пол, и в лунном свете остался только стройный идеальный силуэт. Он отошел от нее ненадолго и оглядел всю с ног до головы. Она была безупречна.

Она видела его восхищение, и это было приятно. Она не смущалась и не торопила его, она давала ему возможность привыкнуть к себе другой.

Она запретила себе думать. Так она могла все испортить. Сейчас она могла только чувствовать. И пусть потом снова будет плохо, но сейчас она будет счастлива.

– Ты совершенство! – восхищенно произнес Мартин, глядя на нее.

– Нет, я не совершенство, – возразила Ульяна, хотя слышать эти слова было полным блаженством.

– Передо мной мечта, или действительно ты? – спросил он, подойдя, но, не прикасаясь к ней. Его от нее отделяла лишь тонкая грань ее кружевного нижнего белья. Странная она все-таки: толстая плотная верхняя одежда и нежные идеальные кружева, наверняка не дешевые.

– Придумай что-нибудь сам, – усмехнувшись, попросила она, и не в силах больше ждать потянулась к его губам, чтобы поцеловать.

– Подожди, – попросил Мартин. Он должен был точно знать.

– Что-то не так? – встревожилась Ульяна.

– Я могу у тебя спросить?

– Что?

– Ты прости меня за бестактность… – его голос дрожал от возбуждения, но, тем не менее, он медлил.

– Говори уже, – подгоняла его Уля, спустив руки к ремню его джинсов.

– Ты была когда-нибудь с мужчиной? – выпалил Мартин громом среди ясного неба.

– Да, – ответила Ульяна, посмотрев в его глаза и остановившись, – А ты думал, я девственница?

– Да.

– Почему?

– Потому что ты боишься меня!

– А в данный момент я разве боюсь тебя?

– Мне так не кажется.

– Тогда какие еще могут быть вопросы?

– Никаких!

Она сделала еще шаг и обвила его шею руками, и эти объятия отразились сладостной болью внизу живота. Из груди вырвался приглушенный стон, сдержанный жарким поцелуем чувственных губ, и волна страсти и все испепеляющего желания накатила и унесла их обоих в пучину блаженства и наслаждения.

Когда все закончилось, ему не хотелось спать, как это было всегда. Он знал, что девушки этого не любят. И чтобы не засыпать, он часто выходил на балкон и много курил, а потом все начиналось сначала. И, в конце концов, он уходил на рассвете, чтобы хоть немного поспать дома.

А сейчас спать совсем не хотелось. И курить тоже не хотелось. Хотелось с ней говорить. Говорить о многом, о важном и о пустом. О чем угодно, лишь бы говорить.

– Уль, – позвал он ее.

– У-у, – отозвалась она где-то в районе его уха.

– Уль, ты что спишь? – он искренне удивился. Она ведь должна была его теребить, чтобы он не заснул. Они все всегда так делают!

– А что я, по-твоему, должна сейчас делать? – промурлыкала она и потерлась носом о его колючую щеку.

– Уль, ты не должна спать!

– Почему?

– Девушки ведь не любят, когда парни засыпают после…

– В таком случае, можешь считать меня парнем… – хихикнула она и устроилась поудобнее у него на плече.

– Уль!

– Ну, что? – она оторвала голову от его плеча и, опершись рукой о его грудь, внимательно посмотрела ему в глаза, хотя в темноте можно было разглядеть только очертания его лица.

– Давай поговорим? – он почти умолял ее.

– Мартин, ты что, сбрендил? Ночь на дворе, я спать хочу, – она не видела его настроения, не видела его довольной улыбки и веселых глаз. Она не могла и не хотела его сейчас понимать. Она не верила ни ему, ни себе. Особенно себе. Она хотела только успокоиться и заснуть.

Не было у нее сейчас никакого возвышенного настроения. Точнее не было абсолютно ничего. Совсем ничего. Пустота. И ничего больше.

Ей не хотелось к нему прижиматься, как к родному и единственному человеку. Ей не хотелось, чтобы он прижимался к ней. Вернее ей было все равно, будет он к ней прижиматься или нет. Оставалось только полное безразличие ко всему. Она знала только то, что сейчас ей как никогда хорошо и спокойно, и больше ничего не нужно.

И все.

Действительно все.

И она отвернулась от него.

– Тебе что, не понравилось?

– Ты дурак? Или прикидываешься? – она резко поднялась и посмотрела на него. Она была возмущена, – Вроде бы уже взрослый мальчик, а ведешь себя, как ребенок! Давай спи! Ты разве не устал?

Она снова отвернулась, а он обиделся, и она это поняла.

– Не обижайся, пожалуйста… – промурлыкала Уля, но говорить о том, что она не могла дать ему больше, чем уже было, не стала.

Она боялась. Боялась самой себя. Еще не известно, кем она проснется завтра, Ульяной или Улитой. И не известно, кто был сейчас, и кто испытывал безумное наслаждение несколько минут назад. Тогда о чем может идти речь? О каком «завтра», если у нее нет и «сегодня».

«В былом не знали мы добра, не видим в предстоящем. А этот час в руках у нас, владей же настоящим!» – вспомнила она слова великого философа. Как бы она хотела сейчас владеть настоящим, но не могла. Раньше у нее была четкая отлаженная система. А теперь ее не стало. Теперь она не знала, что происходит, и как на это реагировать.

Она открыла глаза, и посмотрела на него.

Он спал. Так спокойно и сладко. Его чуть пухлые губы были слегка приоткрыты. Словно дотронувшись до них взглядом, она облизнула свои, еще помнящие его прикосновения, и даже смутилась и ненадолго опустила взгляд. И так приятно было на него смотреть. На то, как он дышит, как равномерно вздымается его грудь при этом. И так захотелось снова прижаться к нему и поцеловать, но она не могла.

Было приятно вот так просто лежать рядом с ним, ощущать тепло его тела и вспоминать прошедшую ночь, и то безумство, которое было между ними. Она вспомнила и то, как его обидела. Но она знала, что поступила правильно. И, значит, ночью с ним была Улита, а теперь вернулась Ульяна. А Ульяна не может ответить на его чувства. Ульяна не предпринимает необдуманных поступков. И у Ульяны с Мартином ничего не было.

Поэтому между ними больше ничего и не будет. Это она так решила. И ее решение не обсуждается.

Она встала, приняла душ и оделась. И теперь волосы уже не пахли его туалетной водой. И значит, больше ничего не напоминает о вчерашнем событии. Она себе больше ничего не оставила.

Она заглянула в комнату Настены. Та спала сном младенца, и Ульяна улыбнулась. Она еще чуть приоткрыла окно, чтобы проветрить комнату, и спустилась на первый этаж.

На кухне уже вовсю хозяйничал Мартин.

Его волосы были взъерошены, и на нем были только джинсы, и это снова напомнило Уле прошедшую ночь. И хотя она была незабываемой, она не должна ее вспоминать никогда. Ведь они друзья, и ничего большего у них быть не может. И то, что она себе ничего не оставила, не значит, что и у него ничего не осталось. У него все осталось во всей полноте, и он всегда будет об этом напоминать.

– С добрым утром! – сказал он, повернувшись к ней. Он не мог на нее долго обижаться.

Он был бодрым и веселым. У него было хорошее настроение. Он надеялся, что теперь все изменится. Что это ее странное поведение ночью, было всего лишь от усталости, и что это ничего не значит.

– С добрым утром, – повторила она без каких-либо эмоций.

Ничего не изменится.

Ее взгляд был абсолютно пустым и ничего не значащим, и он ее понял. Он понял ее еще ночью, когда она заснула и, значит, не только от усталости. Он все ворочался и думал. Думал, почему она стала так холодна к нему. И ведь она сама его потянула за собой. Остановись она сама, он бы не продолжил, но это была ее инициатива. А теперь она делает вид, что ничего не было. Но ведь это было, да еще и как! И он не может вот так просто согласиться с ней. Он не сдастся без боя. Он не оставит все так, как есть, как она сама решила. Это и его жизнь тоже. И если она хочет вот так все бросить, то он, по крайней мере, должен знать почему!

– Завтракать будешь? – спросил он, как ни в чем не бывало.

– Буду, – так же равнодушно ответила Уля.

– И ты не спросишь, что у нас на завтрак?

– Нет.

– Ты хотела меня обидеть? – он не выдержал и вышел из себя, бросил кухонную лопатку в раковину, и она загремела, нарушая нежную утреннюю тишину. Ее безразличие ко всему его взбесило.

– Нет.

– Но у тебя это получилось!

– Извини... – все так же без эмоций ответила Уля.

Он повернулся к ней лицом и вздохнул.

– Уля, не надо делать вид, что ничего не было!

– Я не хотела этого…

– Может, ты еще скажешь, что я тебя оскорбил? – он был возмущен до глубины души, – Я не верю тебе! Не верю ни единому твоему слову. Да что говорить! Не твоя ли рука привела меня в твою комнату? Не ты ли меня целовала? Ульяна, опомнись! От чего ты бежишь?

– Если бегу, значит, есть от чего…

– А что это у вас здесь происходит?

Это проснулась Настасья.

«Ты вовремя!» – обрадовалась Ульяна, отвернувшись к окну и часто моргая глазами, чтобы не было слез.

«И чего тебе не спится?» – про себя спросил Мартин.

– И вообще, где мы?

– Вы у меня дома, – вполне спокойно ответил Мартин.

– А что мы здесь делаем?

– У-у, дамочка, я вижу, вы вообще ничего не помните! – он рассмеялся, как будто и не было никакого разговора с Ульяной, – садитесь завтракать.

– А что на завтрак? – поинтересовалась Настена, подойдя к столу.

Ну вот. Типичная женщина. И типичные женские вопросы, и такая же типичная «женская логика». Неужели у вас, Ульяна, не помню как вас по батюшке, отсутствует «женская логика»?

– Яичница, не с беконом, но с сосисками, – ответил Мартин, и украдкой взглянул на Ульяну.

Она сидела за столом как-то очень правильно, но явно чувствовала себя не уютно. Но не из-за того, что между ними произошло. Об этом, казалось, она уже забыла. Она определила его в ранг лучших друзей, и ни каких неудобств больше быть не могло.

Тогда почему?

– Уль, что-то не так? – спросил он участливо, решив не ломать голову догадками, и плевать ему было, что они были не одни. Настена ведь ее лучшая подруга, наверняка все узнает, и какая разница сейчас или когда-нибудь потом.

– Нет, все хорошо, – она натянуто улыбнулась и продолжила ковырять вилкой в тарелке.

– Уль…

– Может, вы все-таки расскажете, что вчера было? – прервала его Настя. Спасать подругу от нежелательного разговора она и не думала. Просто так случилось, что спросонья она растеряла всякое чутье и проницательность, и теперь определенно не видела, что атмосфера в этой комнате слегка напряжена.

– А ты нам вчера ничего не рассказывала, – Мартин, глядя на нее, снова усмехнулся, – Ты заснула, как только я вынес тебя из клуба. Что ты вчера пила?

– Да не знаю я, Киря что-то принес…

И тут она все вспомнила и мгновенно помрачнела. От прежнего хорошего настроения не осталось и следа. Она вспомнила, как он заказал ей какой-то коктейль, оставил одну у барной стойки, а сам ушел играть с друзьями в бильярд. А когда она его нашла, он уже был под действием каких-то наркотиков, по всей видимости, не в первый раз. Он был посмешищем всех окружающих. Он ходил по комнате, как-то странно приседая на одной ноге, и махал руками. Наверное, в своем воображении он просто летал от удовольствия. Его снимали на встроенные в телефоны фото и видеокамеры.

А потом он увидел ее и, кажется, узнал и собрался получить еще большее удовольствие. Она только чудом смогла от него вырваться, потому как помогать ей никто не пытался. Она убежала в дамскую комнату и расплакалась. И, наверное, только теперь подействовала та гадость, которую она пила, потому что она не помнила, когда звонила Ульяне, и после этого тоже ничего.

– Насть, ты чего? – запереживала Ульяна, посмотрев на подругу, и оставив свои собственные мысли, – Тебе плохо?

– Нет, все в порядке… – и она задумалась, замкнулась и вообще ушла в свой мир.

– Ну, девчонки, вы меня уже достали! – Мартин не был в бешенстве, напротив, он был даже очень весел, – Вот ей богу достали! Одна вон сидит, как на иголках, и бессмысленно тыкает вилкой в тарелку! Другая – отказывается говорить, почему мне пришлось ее вчера в два часа ночи из клуба забирать!

– А тебя никто и не просил, – вспылила Настасья.

Мартин обиделся.

– Я просила, – заметив это, поправила ее Ульяна, и Настя покраснела и опустила взгляд в тарелку.

– Детский сад «Ромашка», – решил Мартин, – осталось отправить вас по своим комнатам, подумать над своими словами. Вам сколько лет, малыши? Двадцать один или два?

Настасья отмолчалась на этот вопрос.

– Двадцать три завтра исполнится! – сказала Ульяна как-то очень весело.

– У тебя завтра день рождения? – уточнил Мартин, с нежностью глядя прямо ей в глаза.

– Да.

– А сколько тебе? – спросила Настя.

– Двадцать шесть.

– Так ты уже взрослый мальчик!

– А то!

– А жениться, когда собираешься?

– Да вот, как найду диадему и красную ленту с надписью «Мисс Вселенная 2003» для своей Золушки, так и женюсь на ней.

– Это я вчера ляпнула? – смущенно спросила Настасья.

– Да, – Мартин улыбнулся, – но почему именно две тысячи третьего?

– Тогда Мисс Вселенной стала русская девушка, – она не вспомнила, что ему говорила, но решила, что это как-то связано.

– Так это у нее я должен одолжить корону и ленту для Золушки?

Интересно, как ты это сделаешь, если диадема вдребезги разбита?

В том, что именно Ульяна была Золушкой, Настасья была уверена, но не нашла, что ему ответить, и только рассмеялась. Не могла она выдать чужую тайну. Тем более тайну лучшей подруги, которая сейчас сидела абсолютно бледная, ведь речь шла о ней.

– А ты чего бледнеешь? – заметив это, спросил Мартин с насмешкой, – Рано еще бледнеть, я тебе еще предложения не делал. Вот сделаю, так где-то через месяц или два, тогда будешь бледнеть.

Она поняла, о чем он говорит. Она его очень хорошо поняла. И с его стороны было очень неосмотрительно говорить об этом в присутствии Настасьи. Это касалось только их двоих, и никого больше. И она никому не собиралась рассказывать о том, что произошло, даже лучшей подруге.

– Ты уже сделал все, что мог, – пробормотала Уля себе под нос и встала из-за стола, – Спасибо за завтрак. Насть, нам пора.

И она вышла из комнаты.

– Я что-то пропустила? – спросила Настена, внимательно глядя в лицо Мартину, и все-таки ощутив, что здесь что-то не так.

– Ты? Нет, – в его глазах по-прежнему была насмешка, – Извини, нам с Улей надо поговорить.

И он пошел за Ульяной.

– Ну, и куда ты собралась? – спросил он.

– Домой, – ответила она обуваясь.

– Я вас отвезу.

– Благодарю, как-нибудь сами доберемся!

– Никаких «сами» и «как-нибудь», – он произнес это очень властно, – я вас сюда привез, я и отвезу!

Она посмотрела на него непроницаемым взглядом. Она не могла вот так просто сдаться. Но что еще она могла сделать.

– Идем, – сказал Мартин и, взяв ее за плечи, повел вперед прямо в ботинках, – Нам надо поговорить.

– Не о чем нам с тобой разговаривать, – буркнула Ульяна.

– Ошибаешься.

– Я в обуви, – не сдавалась девушка.

– Значит, будешь мыть полы.

– Еще чего…

Она не успела договорить, потому что в один момент оказалась свешенной через его плечо. С той же бесцеремонностью Мартин стащил с нее ботинки и отшвырнул куда-то в сторону входной двери.

– Поставь меня! – потребовала Ульяна.

– Не вздумай подняться – ударишься, – предупредил он, будто бы не слыша ее.

– Не ударюсь, если ты меня опустишь на пол.

– Дорогая моя, я бы с удовольствием сейчас опустил тебя на что-нибудь мягкое и занялся бы с тобой любовью, даже без твоего согласия на это…

– А вот это уже статья…

– Может и статья, но уверен, это выбило бы все твои ужасные мысли на мой счет, которые почему-то поселились в твоей голове этой ночью. И я для этого ни чего не делал.

– Мартин, не надо, – она испугалась.

– Хорошего же ты обо мне мнения, – а он обиделся, – либо еще не понимаешь, что происходит.

– А что происходит?

– Происходит то, что есть одно большое «но», которое не позволяет мне делать ничего того, что я говорил.

Мартин принес ее в свой кабинет и усадил в кресло напротив своего. Он молчал и рассматривал ее, а она все прятала взгляд.