Текст книги "Кораллы мертвеца"
Автор книги: Екатерина Красавина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Катя подошла ближе. – Вот смотри, здесь оказались записаны следующие фамилии: Никитина и Коваленко. А напротив – цифры. Очевидно, денежные суммы.
Катя опустилась на стул. – И что это значит? – Кажется, это уже вопрос по твоей части, – поддел её Алексей. – Ты у нас расследуешь это дело. Отличный виски. Сто лет такого не пил. – Слушаешь, Алексей, я сегодня была у Никитиной. И она ОТРИЦАЛА факт своего знакомства с Макеевым. Сказала, что возможно, виделась с ним всего один раз на художественной ярмарке. И то не помнит, было это или нет. А тут получается, что она его хорошо знала. Если бы у неё не было веских причин, она бы не стала врать мне. – Получается, что так. – Смотри, Алексей, – Катя вырвала лист из своего блокнота и стала чертить на нем. – Полгода назад в ЦДХ состоялась выстака-ярмарка, на которой Никитина и Коваленко купили работы художников со стенда Макеева. Причем, специалисты в один голос утверждают, что работы эти неинтересны и никакой художественной и эстетической ценности не представляют. Тем не менее эти двое покупают их. И спустя две недели, Макеев открывает свою фирму "Антиквариат и ломбард". На деньги Никитиной и Коваленко. Другого объяснение здесь нет. Но судя по расшифрованной книжке, были ещё какие-то денежные поступления? – В том-то и дело. Бери табурет и двигайся ко мне ближе. Здесь не просто цифры, но и даты, когда переводились эти деньги. Видишь, – палец Алексея скользнул по вертикальным столбцам. – Да... протянула Катя. – Головоломка. В любом случае ясно, что между ними существовала тесная связь. Больше ничего в книжке нет? – Есть ещё одна запись, но это уже не фамилия, а кличка какая-то – Герцог Б. Кто это? – И тоже рядом запись денежных сумм? – Да. Так что складывается интересный треугольник: Коваленко, Никитина, Герцог Б и сам Макеев. Точнее, не треугольник, а квадрат. – Черный квадрат. – Не приплетай Малевича! – И все они были повязаны определенными финансовыми отношениями, – размышляла Катя. – Возможно, что это, как ты говорил мне вначале, "художественная" мафия. Ну это ещё требуется доказать, – не согласился с ней Алексей. Следовательно, мне всерьез надо взяться за Никитину и Коваленко. – С Коваленко ты, как я понимаю, ещё не беседовала? – Нет. Вполне вероятно, что он и не захочет со мной разговаривать. – К этому тоже надо быть готовой. Кто он там у нас? – Бизнесмен. – Налей-ка мне ещё виски. – Пьяньчужка, ласково сказала Катя. – Видела бы тебя Мариша. Кстати, как там "Влюбленный Шекспир". – Клевый фильм. Я даже не знал, что он был таким бабником. Творческие люди всегда нуждаются в романах. Это мы можем прекрасно обходиться и без них. – Ты так думаешь? Что-то по тебе этого не скажешь. Ярин, лучше тебе потихоньку собираться домой. А то я сейчас на тебя уже рычать начну от твоих реплик. – Намек понял. Оревуар. – И Алексей поднялся со стула. – Чао, Алексей, чао, – пропела Катя, идя за ним в коридор.
* * *
Самые худшие Катины опасения в отношении Олега Коваленко сбылись – он наотрез отказался с ней разговаривать. Это передал ей помощник Коваленко Дима Ширяев. – Но дело очень важное. Оно связано с убийством, – упавшим голосом сказала Катя. – Давайте с вами встретимся и вы мне все расскажете. А я потом постараюсь донести эту информацию до шефа. – Хорошо, согласилась Катя, – где и когда? – Через два часа на Чистопрудном бульваре. – Договорились. Как вы выглядите? – В светло-сером костюме. В руках папка. Я буду ждать вас на трамвайной остановке.
Дима Ширяев оказался приятным молодым человеком, словно сошедшим с рекламных обложек фирм "Валентино" и "Джорджио Армани". От него пахло умопомрачительным парфюмом, и на секунду Катя закрыла глаза. Запах был потрясающим. – Рассказывайте.
Они шли по бульвару, отыскивая свободную скамейку. – Понимаете, Дмитрий... – Отчества не надо. – ... дело настолько ... щекотливое. И не в интересах вашего начальника быть в него замешанным. – Я слушаю. – Убит некий Макеев Олег Васильевич, директор фирмы "Антиквариат и ломбард". Вы не в курсе, Олег Владимирович был с ним знаком? – Кажется, нет. В списках наших клиентов такой человек, по-моему, не фигурирует. А у вас есть данные, что Олег Владимирович его знал? – Есть.
Катя украдкой взглянула на Диму. Обаятелен, вежлив. Хорошо владеет собой.
К такому так просто не подъедешь. – Я посмотрю в компьютере фамилию Макеева. Потом попробую аккуратно спросить шефа. Я не хочу, чтобы у него были ненужные неприятности. Будем действовать вместе. – Дима улыбнулся Кате и взял её за локоть. – Осторожно, лужа. – А какие конкретно есть улики в отношении Коваленко. – Я пока не могу разглашать эти данные. Тайна следствия. – Вы говорили, что из детективного агентства? – Да. – Значит, милиция пока во все это не замешана? – Мы работаем в контакте с официальными органами, – выдала Катя стандартную формулировку, которую она обычно говорила в таких случаях, – но эта информация находится пока только у меня. – Все это очень серьезно. – Дима остановился и присвистнул. Кажется у Олега Владимировича зреют крупные проблемы. Я постараюсь выяснить все что могу в отношении Макеева и тогда сразу перезвоню вам. Возможно, его подставляют. Недругов и конкурентов у нас хватает. Недавно мы получили выгодный госзаказ на обслуживание оборонных предприятий. Объем работы вырос, прибыль увеличилась, так что... – Но один раз Олег Владимирович точно встречался с Макеевым. На художественной выставке-ярмарке, где он приобрел работы художников, которых курировал Макеев.
Дима спотыкнулся и с удивлением посмотрел на Катю. – Эти работы покупал я.
Катя невольно схватила Диму за рукав пиджака. – Вы? – Ну да, я. Шеф сказал: купи работы у Макеева. – Видите, Олег Владимирович все-таки упомянул его имя ! – Кто-то из знакомых мог порекомендовать ему этих художников. Сам он, как я знаю, не очень интересуется искусством.
"Никитина, – стрельнуло в Катиной голове. – Ему могла сказать об этом Татьяна Александровна. Катя хотела спросить: знал ли Олег Владимирович Никитину, но потом решила, что пока не стоит. Пусть Дима сначала выяснит насчет Макеева. – Как узнаете полезную информацию – сразу звоните мне. Это в ваших интересах. – Идет. Оставьте телефончик. – Муромцева Екатерина Станиславовна, – прочитал Дима на визитке. – Очень приятно было познакомиться.
Катя почувствовала, что краснеет.
– Я надеюсь на вашу помощь, Дима, – и протянула ему руку.
Он бережно взял её и поцеловал кончики пальцев.
Идти к Никитиной смысла не было. "Ищи обходные пути", – дала себе команду Катя. Она оставила в "Белом грифе" запрос о Никитиной. И через два дня поучила информационную справку, из которой узнала, что Никитина Татьяна Александровна является крупнейшим в России галеристом и одним из самых известных экспертов в сфере искусства. Но гораздо большую ценность для Кати представляли сведения о школе, где она училась, потому что именно туда и направилась сотрудница детективного агентства "Белый гриф" Екатерина Муромцева.
К Катиному счастью в школе ещё работала учительница русского языка и литературы Вера Андреевна учившая Никитину. Она вспомнила её, правда, сразу предупредила, что ничего особенного рассказать не может( Катя представилась, как всегда, журналисткой). Беседовали они в коридоре в перерыве между уроками.
– Училась она хорошо. Литературу очень любила. Знала её прекрасно. Даже стихи писала, из-за этого у Тани какой-то конфликт вышел с матерью. Она была у неё такая строгая, я бы сказала, суровая. Она подавляла Таню, не давала ей свободы. А ведь в юности все хотят поскорее расправить крылышки. Но теперь Таня человек известный... – У вас бывают встречи выпускников? Почему же нет, бывают. Раз в три года. – Татьяна Александровна на них приезжает? – Нет, – вздохнула Вера Андреевна. – Ни разу. Жаль! Наверное, времени нет, а может и не хочет, – после короткой паузы добавила учительница. – Ну а что вы ещё можете сказать о её характере, привычках? Столько лет прошло! Что я могу помнить? Многое забылось. Девочка как девочка. Скромная, застенчивая. С мальчишками не крутилась. – А с кем она дружила? Подруги у неё были? – Рая Крицкова. Она всегда к нам на встречи выпускников приходит. Да и просто иногда в школу забегает. Живет неподалеку. – Где? – оживилась Катя. – Вон в том доме, – Вера Андреевна подошла к окну и показала на белый двенадцатиэтажный дом. – А квартира, этаж? – Четвертый или пятый. У меня там когда-то племянница жила. Я к ней в гости ходила. – Спасибо за интересную беседу, – поблагодарила Катя. – Да я вроде ничего ценного и не рассказала вам. К сожалению. – Все равно спасибо.
Немного поболтавшись около дома и разговорившись с сидевшими на лавочке старушками, Катя узнала, что семья Крицковых живет на пятом этаже в двадцать девятой квартире Катя зашла в подъезд иприслонилась к почтовым ящикам. "Что я скажу Рае? Буду кормить сказкой о журналистике. Ладно, что-нибудь придумаю по ходу дела, – решила Катя.
Но оказалось, что Рая уже давно не жила с родителями, а снимала квартиру на Садово-Самотечной улице. – Можно адрес? – попросила Катя. – Мне срочно.
Сестра, полная крашеная блондинка с подозрением взглянула на нее. – Вы её знакомая? – Да, – не моргнув глазом, ответила Катя. – Мы недавно познакомились.
Получив адрес, Катя тяжело вздохнула: "Ярин как ясновидящий. Все наперед знал. Предрек мне беготню. Так оно и выходит. Из Марьина на Садово-Самотечную... Я уже как волк стала – меня тоже теперь ноги кормят.
Раи дома не было, и Кате пришлось три часа сидеть во дворе на скамейке и любоваться видами обшарпанных домов. В центре блестел только фасад, если какой-нибудь любопытный нырял под арку, он, как правило, оказывался в грязно – сером колодце домов с пыльными окнами. Чтобы скоротать время, Катя сбегала в ближайший газетно-журнальный киоск и купила кипу газет. Солнце приятно пригревало, и Катя почувствовала себя никуда не торопящейся пенсионеркой, мирно читающей на лавочке. Заголовки леденили душу: "Сын убил собственную мать", "Маньяк-педофил и его жертвы", "Дочь – любовница отца". Детективное агентство отдыхает, – подумала Катя. – Такие страсти-мордасти, что хочется скорее бежать домой, спрятать голову под подушку и никогда не выходить на улицу". Время от времени Катя входила в дом, поднималась по лестнице на третий этаж и звонила в дверь Раиной квартиры, но никто не отвечал. Кате стало жарко, она скинула куртку и сняла берет.
Рая объявилась в шесть вечера. Она была полной противоположностью своей пышной сестре. Маленькая, худенькая, темноволосая. – Вы ко мне? спросила она Катю. – Да. Я работаю в журнале "Седьмое небо" и мне поручили написать статью о Никитиной Татьяне Александровне. Я решила обратиться за сведениями к вам. – А почему ко мне? – Вы с ней когда-то дружили. – Ну это было ещё в школе! Сейчас я с ней вижусь очень редко. Иногда бываю на выставках и все. Вы проходите, не стойте в коридоре.
Квартирка у Раи была совсем малюсенькой. Две крохотные смежные комнаты и трехметровая кухня. – Это и есть "квартира гостиничного типа"? поинтересовалась Катя, стоя в комнате половину которой занимал разложеный диван. – Столько раз читала в объявлениях: "Продается квартира гостиничного типа", но никогда не представляла как она выглядит. – Нет, нет. Я думаю, это – бывшая комната для прислуги. Просто её потом переделали. Дом старый, построен ещё до революции, планировка для нас необычная, хотя от неё уже почти ничего и не осталось. – Идите сюда, на кухню, – крикнула Рая.
Катя села на круглый высокий стул и поджала под себя ноги. – Просто мне удобно снимать это жилье: плачу мало, а живу от родителей отдельно. Работаю по ночам, так что мне все это очень даже подходит. – А где вы работаете, если не секрет? – поинтересовалась Катя. – В издательстве. Переводчиком. Английский и немецкий. Раньше работала в Министерстве сельского хозяйства. Нуднятина жуткая. Еле ноги оттуда унесла.
Зато сейчас мне нравится. Деньги, правда, не очень большие. Но на жизнь хватает. И сама себе хозяйка.
Перед Катей незаметно очутилась большая тарелка с блинчиками, политыми томатным соусом.
– Блинчики по-мексикански, сама готовила. По особому рецепту. – Какая прелесть! – восхитилась Катя, отрезая ножом кусочек блинчика. – За последнее время я в заправского повара превратилась. Так увлекательно придумывать новые рецепты, отыскивать что-то необычное. – А у меня с этим плоховато, – мужественно призналась Катя. – Все больше полуфабрикаты, да сухомятка. – Вы простите, одна живете? – Сейчас одна. – К сорока годам вам в любом случае захочется кулинарить. Поверьте мне. Да, вы хотели меня спросить о Татьяне? – спохватилась Рая. – Я вас совсем заболтала. – Что вы! Так приятно. А то порой целыми днями поговорить не с кем. – Вы же журналистка, – удивилась Рая.
"Черт! – прикусила язык Катя. – Осторожней, а то выдашь себя с головой".
– Когда сидишь дома и пишешь пространные обзорно-аналитические статьи, то... – Понятно. А специфика журнала какая? – Русско – бразильская тема. Пишем о известных людях, новостях политики и экономики, культуры. Знакомим Бразилию с Россией. – В советские времена это называлось – укреплять дружественные связи. – Вот, вот. – А в Бразилии вы были? – Пару раз. – А я – один. Помните эти маленькие кафе вдоль Капобаканы? – Катя похолодела, и остаток блинчика выпал из её рта на тарелку. Брызги томатного соуса попали на Катину светлую водолазку, и Рая охнула. – Осторожней! Сейчас пятновыводитель принесу. – Спасибо, – сказала Катя, радуясь перемене темы.
После того как пятна благополучно исчезли, Катя решила взять инициативу в свои руки. – Какой Таня была в школьные годы? – Таня... – Рая прищурилась. – Вы не курите?
Катя покачала головой.
– Я закурю. Вы не возражаете? – Ради бога, делайте как вам удобно.
Рая достала из маленького шкафчика, висящего над плитой пепельницу в виде озорного чертенка с закрученным хвостом, вынула из пачки сигарету и затянулась. – Вы знаете, Рая, только между нами, я немного беседовала с Никитиной, и она мне показалась надменной и неприветливой. Такой удачливо-напористой дамой. – Господи, – выдохнула Рая. – Просто вы не знаете Татьяну...
ГЛАВА 6
Еще маленькой девочкой Таня усвоила одну очень простую истину: в этой жизни ей рассчитывать не на кого и не на что. Родители Тани развелись, когда ей было семь лет, и с тех пор Танин мир как бы разделился на две половины: до и после.
Тот прежний мир был уютным и спокойным как любимый плюшевый мишка, с которым она засыпала в постели, уткнувшись в мягкие родные лапы. В том мире осталась дача, которую они снимали в подмосковной деревне Красногорке, вишневое варенье на блюдечке, прохладная речка, смешные фигурки зверей, вырезанные отцом из дерева, придуманные им сказки...
Отец сначала переехал жить к своей матери, а потом у него появилась другая женщина. Об этом Тане сообщила мать, брезгливо поджав губы. Втайне Таня не осуждала отца, ей казалось, что он как принц из волшебных сказок, наконец-то, вырвался из постылого царства и отправился бродить по свету в поисках принцессы и неожиданных приключений. Отец был мягким добрым фантазером. Сколько себя Таня помнила, мать вечно пилила отца за его неспособность твердо стоять на ногах, получать приличную зарплату и заводить нужные знакомства, которые помогли бы ему сменить квартиру и работу.
Мать была другой. Ее лицо с вечно поджатыми губами и укоризненным взглядом преследовало Таню, где бы она не оказалась, и любой свой поступок Таня соизмеряла с материнской оценкой: хорошо-плохо. О том, что жизнь состоит из труднообъяснимых противоречий, полутонов и парадоксов, мать просто не догадывалась или не принимала во внимание. Таню она воспитывала в строгости, наказывая за малейшие провинности.
День Тани был поминутно расписан. Над её кроватью висел большой лиcт ватмана, расчерченный вдоль и поперек. Это был распорядок Таниного дня, от которого она ни в коем случае не могла уклониться – как поезд, ездивший по одному и тому же маршруту в течение многих лет. На этом листе не находилось места для детских игр, походов в кино и прогулок по Москве. Запретные радости Тане приходилось урывать тайком, под страхом неминуемого разоблачения.
Она жила с матерью в маленькой двухкомнатной квартире, единственной достопримечательностью которой было пианино, доставшееся от дальней родственницы. Таню не учили музыке, считая это ненужным баловством, но она любила иногда открывать тяжелую крышку и робко касаться пальцами желтовато – перламутровых клавиш. Именно в одно из таких мгновений и родились у Тани странные, непонятно откуда нахлынувшие строчки: "Я полюбила городок у моря, на крышах ветровые флюгера, туманом заколдованные горы, да уезжать мне, кажется, пора...". Возникшее видение гор, сине-бирюзового моря, двухэтажных каменных домов с серебристыми флюгерами и широкими террасами было настолько отчетливым, что у неё перехватило дыхание. Таня поспешно схватила лежавшую на столе тетрадь и быстро написала эти строки. Своим открытием она не поделилась ни с кем, даже с Раей Крицковой, единственной школьной подругой, с которой они вместе делали горько-счастливые вылазки в ближайший кинотеатр и на Тверской бульвар.
Закончилось все достаточно печально. Географичка, пролистывая тетрадь, наткнулась на стихи и сообщила об этом матери. Та разорвала их и предупредила, чтобы "это было в первый и последний раз", иначе ей придется принять "соответствующие меры". Диапазон "мер" был обычно достаточно широк: от запрещения выхода на улицу до глухого молчания. Теперь Таня писала стихи на вырванных листочках, которые прятала в надежном тайнике – за задней стенкой старого шкафа.
В восьмом классе привычное течение жизни резко нарушилось. Таня впервые в жизни влюбилась. Ее избранником стал Гоша Шарапов, высокий блондин с обаятельно-нахальной улыбкой, не обращавший на Таню никакого внимания. На Таню налетел шквал стихов. Они были выспренными и неуклюжими, в них часто рифмовалась кровь-любовь и страдание-мечтание. Таня ещё не читала иронично-мудрого Уайльда, сказавшего, что во всяком откровенном чувстве есть нечто нелепое. Влюбленность кончилась внезапно, когда Таня увидела как Гоша обнимает за плечи самую красивую девушку школы Веронику Листьеву. Что-то хрустнуло в её груди и разлилось острой болью....
В девятом классе Таня стала задумываться: куда ей поступать. Мать неоднократно говорила Тане, что ей придется готовиться в институт самой, репетиторов она нанять ей не может, а отец слишком слабохарактерен, чтобы заработать приличные деньги. Иногда отец возникал на Танином горизонте как слабый огонек "летучего голландца". Свидания с ним обычно заканчивались через пятнадцать минут. Он вечно куда-то спешил, улыбался своей мягкой улыбкой, гладил Таню по голове, спрашивал как дела и получив ответ, что все хорошо, согласно кивал и снова возвращался в свою жизнь. Отец не замечал или не хотел замечать, что у Тани нет зимних сапог, что она плохо одета, у неё напряженные отношения с матерью, и вообще, ей хочется поплакать на его плече. После встреч с отцом Таня обычно упрямо вскидывала голову вверх и глотала беззвучные слезы.
Первый серьезный конфликт с матерью возник, когда Таня тайком записалась в литературную студию при популярном юношеском журнале и сказала, что будет поступать в литературный институт. Мать весь вечер кричала, что нужно думать о серьезной профессии, а не заниматься блажью... Таня стояла, закусив губы и упрямо повторяла про себя: "Все равно я буду писать стихи, все равно". Она даже не заметила, что чашка, которую она держала в руке, треснула и осколок больно впился в ладонь. Потекла кровь...
Литературная студия размещалась в старинном здании в одном из уютных московских переулков. Тане нравилось все: небольшая комната с грязновато-зелеными стенами, ядовито-красная герань на окнах, узкие деревянные столы, преподаватель Игорь Петрович, полный пожилой мужчина с седой шевелюрой. Он разбирал каждое стихотворение, чуть прищурив глаза, и вытянув листок перед собой. Он говорил, что надо побольше читать классиков, обращать внимание на образность и выразительность слова и рекомендовал всем как руководство к действию свою последнюю книгу "Тайны и уроки поэтического ремесла". Таня как завороженная внимала этому, в общем-то неглупому, но абсолютно бесталанному человеку, как она поняла значительно позднее. Но тогда, ей казалось, что она стоит на пороге удивительного мира, который вот-вот распахнет перед ней свои двери.
Матери Таня врала про дополнительные занятия в школе и кружки в Доме Пионеров. Впрочем, матери было не до нее: она работала санитаркой в больнице, вкалывала по две смены, и Танина жизнь её мало интересовала. Она только следила за тем, чтобы в дневнике стояли хорошие отметки.
Спустя полгода после того как она записалась в студию, к ним пришел новенький – Константин Вершицкий. Таня познакомилась с ним и её жизнь резко изменилась...
* * *
Ярин сидел у своего старого друга, Славы Ничипоренко, в прошлом Славки – Толстого, а теперь высокого худощавого мужчины, сотрудника Генеральной прокуратуры. Именно он помог Ярину выйти на следователя ведущего дело Макеева . Они сидели и выпивали уже пятую кружку пива. Алексей чувствовал так, словно и было прожитых лет, а они шкодливые пацаны покупают тайком бутылку "жигулевского" и распивают её в школьном саду.
С Славой Алексей по мере возможностей и времени регулярно встречался. Оба они работали над расследованием уголовных дел, у них было общее боевое прошлое, скрепившееся в дворовых драках, и, наконец, им просто было интересно общаться друг с другом и спорить до посинения. Споры обычно кончались ничем: каждый оставался при своем мнении. Год назад Слава развелся с женой, забрав себе дочь – четырнадцатилетнюю Ирину, и подрастающий тинейджер доставлял ему немало хлопот и огорчений. – Не знаю, как я её прокормлю, – жаловался он Ярину. – Уже сейчас вся зарплата уходит на её тряпки, а что будет дальше? – Может быть шить в ателье, – предложил Ярин, имевший о женской моде самое смутное представление. – Да ты что, сейчас все только на рынках покупают. Какое ателье, не смеши!
Сегодня Ярин пришел к другу с вполне определенной целью. Он знал, что в прокуратуре находится обширная база данных, нечто вроде глобального компромата на разных чиновников и бизнесменов, чьи пути так или иначе пересекались с законом. Ему важно было узнать о Коваленко. – Работы завал? – осведомился Ярин. – А когда её было мало? К тому же давят со всех сторон. Начнешь серьезное дело, улики соберешь, доказательства представишь, а оно рассыпается на глазах: то один свидетель откажется от своих слов, то другой. Или звоночек сверху раздастся: "Отбой". И вся работа коту под хвост. Есть и "темные лошадки", где мотив вроде бы на поверхности и все знают кому выгодно данное убийство, а попробуй докажи! Например, дело Кричевского. – И до сих пор никакого движения? – Почему, работаем. Потихонечку. Ясно, что его смерть на руку либо Борисову, либо Рудневу. Но не пойман – не вор. К тому же, недавно случилось ещё одно ЧП. Вдову Кричевского обокрали. Влезли, когда дома никого не было. А незадолго до этого – покушение на неё было. Чудом уцелела. – А что взяли? – Три тысячи долларов. Лежали, как она сказала, на карманные расходы. – Нам бы такие карманные, – вздохнул Ярин. – И не мечтай! – Только деньги взяли? – Ну ещё кое-какие драгоценности, которые лежали не в сейфе, а на виду. Домработница потом подтвердила это. – Наверное, эти деньги у Кричевской не последние, да и драгоценности тоже. – Еще бы, – присвистнул Нечипоренко, – богатейшая дамочка. Унаследовала телевизионный холдинг и все акции мужа. Такие с голоду не помрут. – Да и одна она долго не останется. – Если с головой на плечах, в брак не кинется. Зачем? Охотники за её денежками всегда найдутся. Одно время у неё был скоротечный роман прямо накануне смерти мужа. С неким Олегом Коваленко. Так, бизнесмен средней руки. – Коваленко? – переспросил Ярин. – А ты что, его знаешь? – с подозрением взглянул на него Слава. – Да нет, просто он у нас по одному делу проходит. – Любопытно! И что там? Коваленко оказался связан с Макеевым, директором фирмы "Антиквариат и ломбард" убитым три недели назад. – Странно! Ты держи меня в курсе, ладно? Может ниточка об убийстве Андрея Кричевского неожиданно всплывет с совсем другой стороны. – Постараюсь, у нас у самих это дело почти что в тупике. Сложность ещё и в том, что Макеев был был голубым. А эта братия тщательно конспирирует свои контакты и связи. – Коваленко вроде бы традиционной ориентации. Впрочем, кто его на самом деле разберет. Свечки мы не держим. А вообще интересная цепочка: Коваленко – Макеев – Андрей Кричевский. И ещё Никитина. – Это что-то связано с искусством? – Ярин расхохотался. – Темный ты человек, Славка, никуда не ходишь, газет не читаешь. Татьяна Никитина дама очень известная, у неё галерея "Фото АРТ". – Когда мне ходить? Работаешь, спины не разгибая. Да ещё Иринка постоянного внимания требует. Это ты у нас холостяк вечный! – Да ты не обижайся на меня. Может быть вместе и сходим к Никитиной, просветимся, Иринку прихватишь. – Это кто меня и куда прихватывать собирается? – раздался звонкий девичий голос.
В дверях стояла Ирина., крепко сбитая девочка в кожаной куртке и мини-юбке. – Пап, ну опять ты наклюкался! Одни бутылки стоят. – Что значит, "опять"? – возмутился Славка, – нельзя раз в месяц душу отвезти? – Нельзя, а то привыкнешь: и раз в месяц превратится раз в неделю, а потом и каждый день. Знаю я вас, мужиков безвольных. – Откуда опыт? – подал голос Ярин. А вы, Алексей Николаевич, не острите. За папой глаз да глаз нужен.
Когда Ирина ушла, Славка с гордостью подмигнул Ярину. – Видал, какая она у меня: в ежовых рукавицах держит. – Поэтому я никак и не женюсь. Терпеть не могу никаких рукавиц. – У тебя ещё все впереди. Нападешь, влюбишься...А с Иринкой все понятно, насмотрелась на мать-алкоголичку и теперь боится, что я пойду по той же дорожке. – Ладно, я пошел. Время уже позднее, – сказал Алексей, вставая со стула. – Звони. Информируй. Держи меня в курсе Кричевской, Коваленко. – И ты не пропадай.
В коридоре Алексея перехватила Ирина. – Вы оставшиеся бутылки забрали? – Да там одна всего. – Подождите.
Через минуту Ирина совала в руки Алексея "жигулевское". – Ты что! Ни-ни, забирайте! – Вынеси хоть пакет, я под мышкой не понесу. Примут за алкоголика.
Ирина взглянула на него, хотела что-то сказать, но передумала и расхохоталась.
Алексей погрозил ей пальцем. – Твою реплику я на лбу прочитал. Как ты обо мне думаешь! Ну что за девки такие пошли язвы, – пожаловался Алексей, глядя на свое отражение в большом зеркале, – на язык попадешь – не отмоешься. Неси пакет, кому говорят, – шутливо прикрикнул он на Ирину. – А то здесь в коридоре оставлю.
* * *
Когда Леночку попросили помочь Виктории Сергеевне, она сразу согласилась. "Она так осунулась в последнее время, похудела, стала рассеянной", – мгновенно прокрутилось у Лены в голове. – А что я могу сделать для Виктории Сергеевны? – Ничего особенного, просто тебе надо будет порекомендовать ей сходить в один магический салон. Подлечиться и укрепить нервную систему. Вот, – и человек протянул ей клочок бумаги, на котором было написано: "Башня Мерлина", Армянский переулок, дом... – Хорошо, мне так хочется, чтобы Виктория Сергеевна поправилась, – вспыхнула Лена. – Я тоже этого хочу. Я неоднократно говорил ей, что надо обратиться за помощью к специалистам, но она никак не реагировала на мои слова. Ты сможешь убедить её лучше меня. – Я попробую. – Не откладывай. Сделай это сегодня или завтра. – Обязательно. Я для Виктории Сергеевны готова на все. – Ну вот и хорошо, – человек улыбнулся ей. – Умница, только никому об этом не говори. Это будет нашим секретом.
Лена кивнула и заторопилась на работу. Обеденный перерыв заканчивался.
С тех пор она несколько раз звонила и докладывала о состоянии Виктории Сергеевны. Последний разговор был особенно коротким. – Ей помогло, помогло, – ликовала Лена, – большое вам спасибо. – Отлично. Значит, все в порядке, раздалось на том конце. – Больше мне не звони, не надо и помни о нашей договоренности: обо мне ни слова. – Хорошо, – Лена повесила трубку, но в её душе поселилось сомнение: вдруг она сделала что-то не так.
Ночью её соседка по комнате Галя услышала плач и проснулась. – Ленка, ты чего ревешь? Что случилось? – Просто так. – Ты что просто так! рассердилась Галя. – Знаешь, мне завтра вставать во сколько! Первая пара начинается в восемь сорок пять.
Леночку Виктория Сергеевна устроила в общежитие пединститута. – Не сердись, Галя ... мне так плохо!
Галя села в кровати и зажгла ночник. – Может ты все-таки расскажешь в чем дело?
Лена отрицательно покачала головой. – Не могу. Но по-моему, я предала одного человека. – Ну и молчи, – Галя выключила свет и отвернулась к стенке. – Хочешь реветь – иди в коридор, а мне не мешай спать. Влюбилась, наверное, да начиталась своего любимого Бунина, вот и развела страсти. – Да нет... – Лена, все! Я из-за тебя спать на лекции не собираюсь. – Хорошо, больше не буду.
Но успокоиться Лена не могла. Она долго ворочалась, потом тихонько зажгла ночник над кроватью и достала из тумбочки томик Бунина, который всегда лежал у неё под рукой . Она раскрыла свой любимый рассказ "Легкое дыхание" и стала читать, приподнявшись на локте: "На кладбище, над свежей глиняной насыпью стоит новый крест из дуба, крепкий, тяжелый, гладкий..."
* * *
Константин Вершицкий был единственным сыном и внуком потомственных моряков. Его прадед Николай Иванович закончил одно из самых аристократических учебных заведений России – Морской кадетский корпус. Костя любил рассказывать легенды своей семьи, которые разворачивались перед восхищенной Таней как старинное фламандское кружево. История дворянского рода Вершицких вместила в себя войны, революции, сталинские лагеря, расстрелы, преданную любовь и жгучую ненависть. Любовь к морю текла в их крови. "Понимаешь, – объяснял Костя Тане, – у обычных людей глаза могут воспринимать местность, застроенную домами, а у нас – нет. Нам хочется видеть синюю бескрайность сливающуюся с горизонтом. Такова генетическая особенность нашего рода".
Костя часто выезжал с родителями в Ялту и Феодосию. В свое первое выступление в литературной студии Костя читал стихи о Коктебеле. Таня, не отрываясь смотрела на него, а после занятий подошла и спросила: почему чайки напоминают ему маленьких льдинок парящих в воздухе.
Они подружились. Костя жил на Ордынке, и Таня любила бывать у него дома. Большая трехкомнатная квартира с гулким коридором казалась Тане нездешним миром, куда она попала по чистой случайности.