Текст книги "Добрая Старая Англия"

Автор книги: Екатерина Коути

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Викторианские профессии: собиратели чистоты

Ознакомившись с профессиями, распространенными в викторианском Лондоне, вы уже не будете жаловаться на собственную карьеру. Всю дорогу на работу вы будете весело насвистывать, а на рабочем месте облобызаете коллег-интриганов, секретаршу-идиотку и шефа-самодура. Потому что вам очень, очень повезло. Если бы вы жили в Лондоне в середине 19го века, все могло оказаться гораздо хуже. Ведь наше знакомство со странными и неприятными викторианскими профессиями начнется с профессии собирателя собачьего помета. Тех, кто посвятил свою жизнь собиранию собачьих экскрементов, называли pure finders – собиратели чистоты. Этот эвфемизм возник в связи с тем, что собачий кал, наравне с птичьим пометом, использовали для очищения шкур в кожевенных мастерских. Вдобавок, «собиратель чистот» звучит гораздо внушительнее, чем «собиратель нечистот».

В самом факте собирания столь неприглядной субстанции нет ничего странного. Англичане 19го века все пускали в оборот – и кости, и засаленные тряпки, и бумажный мусор, и ржавые гвозди, и сломанные зонтики, и окурки. По грязным улицам рыскали мусорщики, которые обычно специализировались на каком-то определенном виде отходов. От рода их деятельности зависел как распорядок их дня, так и внешний вид, а также уровень дохода.

По подсчетам журналиста Генри Мэйхью, изучавшего лондонскую бедноту в 1840х, в городе работало около 240 "собирателей чистоты". В их числе были, в основном, нищие старики и старухи, не способные заниматься иным трудом, например, торговать. Впрочем, бродить по городу с утра до вечера, то и дело нагибаясь, было занятием не из легких. Кроме того, так подрабатывали ирландцы, запрудившие Лондон после "картофельного голода". Их дети собирали кости и тряпки, но если в поле зрения попадал собачий помет, его тоже подбирали.

Разницу между собирателями обычного мусора и собирателями помета можно было определить на глаз. У первых за плечами был мешок, а в руках остроконечная палка, которой они ворошили груды мусора. Их встречали в темных переулках, куда выливали помои и выносили сор. В отличие от своих коллег, "собиратели чистоты" ходили повсюду, ведь собакам закон не писан и место для туалета они выбирают произвольно. С собой "собиратели чистоты" носили объемистую корзину с крышкой, чтобы не оскорблять прохожих ее содержимым. Иногда на правую руку они натягивали кожаную перчатку, но гораздо чаще обходились без перчаток. Вымыть руку проще, чем возиться со стиркой.

Преуспевающий мусорщик в день мог насобирать полное ведро помета, которое затем продавал в кожевенную мастерскую. Полное ведро стоило от 8 пенни до шиллинга в зависимости от качества продукта. Да-да, в этом ремесле тоже были свои критерии. Кожевенники сообщали поставщикам, помет какого цвета и консистенции они предпочитают. Но как и в любой профессии, здесь не обходилось без мошенничества. Нечистые на руку собиратели отколупывали строительный раствор со стен домов и смешивали его с собачьим пометом для большего веса или лучшей консистенции. В некоторых случаях, они и вовсе скатывали известку в шарики и заменяли ими искомый продукт. Процветал также блат: к примеру, можно было договориться с владельцами питомников и, не тратя особых усилий, выгребать оттуда собачий помет. Впрочем, не все кожевенники принимали такой товар. Собак в питомниках кормили всякой гадостью, а это в свою очередь отражалось на продуктах их жизнедеятельности.

Владельцы маленьких мастерских могли и сами заниматься сбором нечистот, но уж очень хлопотным и не престижным было это дело, так что помет предпочитали все же скупать у поставщиков. Из-за высокого содержания щелочей, помет применялся в дубильном процессе. Сначала работник втирал его в шкуру, снаружи и изнутри. Это делалось для того, чтобы "очистить" шкуру, отсюда и название "чистота". Затем шкуру подвешивали сушиться, а помет помогал вытягивать из нее влагу. После просушки, помет соскребали. Таким образом очищали кожу, которая шла на изготовление обуви, перчаток, книжных переплетов и т. д. Выдубленная кожа была невысокого качества и сохраняла неприятный запах, так что изделия из нееценились недорого. Тем не менее, этот бизнес процветал.

Во время своих экспедиций по трущобам Лондона , Генри Мэйхью взял интервью у престарелой собирательницы помета. Старушка ютилась в комнатенке с разбитыми окнами, заткнутыми грязным тряпьем. По словам журналиста, она и сама напоминала груду тряпья и грязи. Каково же было его удивление, когда выяснилось, что старушка грамотна, изъясняется на правильном английском и в целом отличается от грубых лондонских нищих.

Ее история одновременно и печальна, и типична для лондонских мусорщиков. Отец был молочником и держал коровник. В семье водились деньги, так что дочка до 14 лет ходила в школу. Но когда отец умер, о школьных занятиях не могло быть и речи – девочке пришлось стать подспорьем матери. Дела пошли из рук вон плохо, коровы начали умирать, и, чтобы совсем без гроша не остаться, мать снова вышла замуж. Отчим обращался с девушкой так плохо, что она и сама поспешила под венец. Ее мужем был моряк. В первые годы после свадьбы они жили в относительном достатке: муж ненадолго уходил в море, а когда возвращался, отдавал супруге половину заработка. Но случилось несчастье – моряка насильно завербовали в военный флот, и домой он уже не вернулся. Вскоре до жены донеслись вести о его кончине. Женщина пошла в услужение, но через несколько лет снова вышла замуж. Казалось, уж теперь-то все будет благополучно, однако судьба распорядилась иначе: в самом расцвете сил мужа разбил паралич. У бедняги парализовало половину тела, и, в придачу, он едва не ослеп. Заниматься физическим трудом он уже не мог. Понемногу супруги проели остатки сбережений и распродали имущество. Исчерпав все возможности, муж решил собирать "чистоту". Поначалу эта профессия показалось женщине тошнотворной. После первой же попытки она потеряла аппетит и надолго забросила это занятие. Муж продолжал собирать помет в одиночку. К сожалению, он едва ноги передвигал, так что женщина махнула рукой на брезгливость и присоединилась к нему. По словам старушки, 15 лет назад, когда она только начала собирать помет, за него платили немалые деньги, но с тех пор цены значительно упали. А 6 лет назад умер ее муж – у него были такие приступы кашля, что изо рта хлестала кровь. Из их восьмерых детей в живых не осталось никого, так что теперь несчастная старушка вынуждена сама зарабатывать себе на жизнь. Но несмотря на голод и ужасные условия жизни, она не собиралась сдаваться в работный дом. Каким бы изнурительным ни был их труд, лондонцы предпочитали свободную городскую жизнь полутюремному существованию за стенами работного дома.

Источник информации:

Henry Mayhew, London Labour and the London Poor

Викторианские профессии: счастливое семейство

Еще одна специфическая викторианская профессия – дрессировщик «счастливого семейства». Любителям животных от нее, наверное, поплохеет.

В развлечениях лондонцы не знали нужды. Городские улицы были запружены не только торговцами всех мастей, но также певцами, акробатами, глотателями змей, шотландскими музыкантами, игравшими на волынке, художниками, которые за пенни вырезали из черной бумаги профиль заказчика, безрукими каллиграфами и слепыми чтецами. Охочие до зрелищ горожане могли не только поглазеть на карликов или бородатых женщин, но и ознакомиться с достижениями науки. Например, за небольшую плату можно было заглянуть в микроскоп. На выбор предлагались следующие объекты: блохи, сырные клещи, простейшие в капле воды, человеческий волос, поперечный срез трости, которой учители лупили мальчишек по рукам, и кусочек дубовой коры. Последний экспонат сопровождался патриотической лекцией о красоте английского дуба, которая затмевает узоры на индийских шалях.

Но простейшие интересовали отнюдь не всех, некоторые лондонцы предпочитали животных покрупнее – например, танцующих собак или канареек в пестрых костюмчиках. А с середины 19го века в Лондоне появился новый тип зверинца под названием "счастливое семейство". Некоторые англичане были слишком нетерпеливы чтобы дожидаться, когда же, согласно Библии, волк будет пастись вместе с ягненком. Гораздо интереснее прямо сейчас провести такой эксперимент! Суть нового зверинца была в том, чтобы запихать в одну клетку тех животных, которые в природе охотятся друг на друга, и приучить их к мирному сосуществованию. Правда, волков и ягнят в таких клетках не было, обходились живностью помельче – кошками, крысами, совами и т.д.

Richard Ansdell, The Lucky Dogs

По словам владельца одного из таких зверинцев, опрошенного Генри Мэйхью, первое "счастливое семейство" создал ткач из Нотингэма, приехавший в Лондон на заработки. Еще дома он содержал вместе птиц, кошек и крыс. В столице он соскучился по своим питомцам и попросил знакомых привести их к нему. Он построил для животных просторную общую клетку и начал выставлять их на Ватерлоо-роуд. Этот шедевр сентиментальности удивлял и восхищал публику, а в карманы шоумена стекались пенни и шиллинги. Однако вскоре у него появились конкуренты. Ушлые лондонские зазывалы разведали про эту диковинку и сами начали натаскивать домашних питомцев, чтобы затем превратить их в "счастливое семейство". Хотя дохода у него поубавилось, изобретатель зверинца не отчаивался и ездил на гастроли по стране. По словам его коллеги, в 1833 году его принимала при дворе сама королева!

Виды животных и птиц, составлявших "счастливое семейство", зависели от мастерства дрессировщика. У дрессировщика, давшего интервью Мэйхью, в одной огромной клетке жили 3 кошки, 2 собаки (спаниель и терьер), 2 обезьяны, 2 сороки, 2 галки, 2 сойки, 10 скворцов, 6 голубей, 2 ястреба, 2 домашние птицы (вероятно, гуси или утки), 1 филин, 5 обычных крыс, 5 белых крыс, 8 морских свинок, 2 кролика, еж и черепаха. По его мнению, труднее всего дрессуре поддавались ястребы и крысы, которые норовили то и дело напасть на своих сокамерников… то есть, на остальных членов большой и дружной семьи. Из птиц проще всего было дрессировать голубей, из животных – обезьян. Напротив, его конкурент заявлял, что дрессировать обезьян очень сложно, ведь во время игры они пускают в ход зубы и могут запросто поднять крысу за хвост.

Оба дрессировщика клялись, что добиваются желаемого результата исключительно терпением и лаской, никогда не опаивают животных опиумом, не бьют их и не выдирают им зубы. Впрочем, похваляясь своими животными, один дрессировщик добавил, что как-то раз оставил их без еды на 36 часов, но они даже не покусились друг на друга! Такой эксперимент он провел в Кембридже по просьбе какого-то ученого господина, хотя перед началом эксперимента все же накормил животных как следует.

Выставляли "счастливые семейства" возле Национальной галереи и моста Ватерлоо. Клетку ставили на тележку, которую можно было возить по всему городу. По ночам их разбирали по отдельным клеткам и заносили в помещение, чтобы экспонаты не замерзли и чтобы их никто не украл. Особо удачной считалась неделя, когда удавалось заработать 30 шиллингов, причем на прокорм животных из этой сумму могло уходить до 12 шиллингов. Тем не менее, владельцы уверяли, что кормят своих питомцев отборной едой, не хуже, чем в домах аристократов.

Источник информации:

Henry Mayhew, London Labour and the London Poor

Бульварное чтиво

Среди разношерстных уличных торговцев Лондона продавцов печатных изданий можно было выделить в отдельную категорию. Сюда Генри Мэйхью относит не только торговцев книгами, газетами, бульварными балладами и жизнеописаниями великих висельников, но и тех, кто разносил по домам открытки, записные книжки, альманахи,канцелярские принадлежности, а также конверты. Иными словами, всех, кто так или иначе имел дело с бумагой.

По словам Мэйхью, эти торговцы отличались как более благопристойным поведением, так и презрением к своим неграмотным коллегам. Они гораздо чаще вступали в официальный брак, а не снимали квартиру на пару со своей сожительницей. Иногда в этой братии попадались действительно образованные и воспитанные люди, впавшие в крайнюю нужду. Мэйхью взял интервью у женщины, совсем недавно начавшей торговать конвертами. Она происходила из благополучной семьи, но после смерти отца, армейского офицера, была вынуждена сама зарабатывать на жизнь. Поначалу она давала уроки музыки, но после тяжкой болезни оставила это поприще. Долгое время она скиталась по больницам и исчерпала все свои сбережения. В силу своей болезни, преподавать музыку она уже не могла. Знакомый посоветовал ей торговать конвертами от двери к двери. Обнищавшая учительница признавалась, что каждый раз дрожит, прежде чем постучать в дверь – вдруг на нее накричат. О том, чтобы продавать конверты своим бывшим ученикам, она и думать не могла – стыдно!

Торговец индуистскими трактатами (иллюстрация из книги Генри Мэйхью)

Впрочем, в большинстве своем торговцы бумагой были менее щепетильны и более деловиты. У них были хорошо поставленные голоса и бойкая речь. Надо ведь привлечь внимание публики, а порою и перекричать конкурентов, которые тоже норовят сбыть брошюрку про свеженькое смертоубийство. В ход шли любые средства, не только громкие крики, но и аляповатые плакаты. На них огромными буквами было написано, какие именно ужасти прохожие смогут прочесть в этой книжице или балладе. Заглавия были очень сочными, например, «Дьявольские опыты доктора *** над пациентами в состоянии мезмеризма» или «Тайные делишки в Белом Доме, Сохо». Огромной популярностью пользовались так называемые broadsides с текстом, отпечатанным на одной стороне бумажного листа. То были лондонские «интриги, скандалы, расследования». Листовки живописали убийства, громкие судебные процессы, откровения преступников, особо впечатляющие пожары и прочая, и прочая. Торговец подобными листками сообщил Мэйхью, что жители удаленных деревушек Норфолка, куда даже коробейники не захаживают, собирали пенни складчину, чтобы купить отчет о недавних казнях.

В середине 19го века расхожим товаром были баллады, как старинные, так и совсем новые, сложенные наспех чтобы увековечить очередное преступление. Лондонцы любили почитать, а то и промурлыкать песенку о матери, ослепившей родное дитя с помощью двух тараканов, или о хозяевах, моривших голодом служанку, или о девятилетнем мальчишке, зарубившем крошку-сестру. Продавались и непристойные баллады, о которых Генри Мэйхью с негодованием предпочел умолчать. Если баллады не отличались качеством, продавцы брали количеством. Иногда баллады печатали на широких листах и продавали… по ярду! Называлась это "торговля длинными песнями". Длинные полосы бумаги прикреплялись к шесту и колыхались на ветру, пока торговец вышагивал по улочкам, вопя: "Новые песни! Чудные песни! Три ярда за пенни! Кому песни? Три ярда песен!" (Оно и правильно – некоторую литературу можно только рулонами и продавать). Торговцев длинными песнями можно было увидеть летом. Зимой и осенью, в непогоду, бумага быстро сырела и теряла товарный вид.

Торговец длинными песнями

Некоторые торговцы полагались исключительно на свои ноги и голосовые связки. Другие же устанавливали книжные киоски на оживленных улицах. В таких киосках можно было купить как penny dreadfuls – дешевые детективы и ужастики, так и английскую классику. Книги были на любой вкус. Ближе к середине 19го века зародилась торговля путеводителями и каталогами различных музеев. Приторговывали ими возле Национальной галереи, Британского музея, Вестминстерского аббатства и прочих достопримечательностей. Музейных работников отнюдь не радовал этот бизнес, поскольку музеи сами печатали брошюры и каталоги. К вящей досаде торговцев, у входов в галереи довольно скоро появились объявления о том, что официальные каталоги можно купить только в вестибюле. Торговлю печатными изданиями также регулировали железнодорожные компании. Право торговать книгами и газетами на железнодорожных станциях и в метро получали по тендеру, и за это право нужно было платить. Отхватив этот лакомый кусочек, бизнесмен нанимал продавцов, как взрослых, так и мальчишек. Работа была хлебной – взрослые зарабатывали 20-30 шиллингов в неделю, мальчишки от 6 до 10 шиллингов. Серьезные романы в метро не котировались, продавали исключительно легкое чтиво стоимость до одного шиллинга за книгу.

Торговец канцелярскими принадлежностями

Самыми ушлыми из лондонских книгопродавцев были, безусловно, «торговцы соломой». Казалось бы, какое отношение солома имеет к печати? Оказывается, самое прямое. Держа в руках пучок соломы, торговец многозначительно подмигивал прохожим. Стоило ему привлечь их внимание, он сразу же заводил речь:

– Пожалуй, многие решат, что это абсурдная идея – продавать соломинку за пол-пенни, раз солома и так повсюду валяется. Но все дело в том, что власти запрещают мне торговать вот этими листками. Поэтому я продаю солому, а листки даю в придачу. Джентльмены найду здесь множество интересных изображений – и у кровати, и на кровати, и под кроватью!

Ни дать ни взять, настоящий диссидент. Таким образом сбывали не только порнографию, но также политические и антирелигиозные памфлеты. Да что памфлеты? Не пощадили даже саму королеву, пробрались в святая святых – ее семейную жизнь! В середине 19го столетия в Лондоне подобным образом продавали документ, предназначенный для "холостяков и дев, мужей и жен".

"ПИСЬМО

Отправлено из герцогства Кобург

Моя дражайшая Виктория!

[Неразборчивый текст]

Твой пламенный обожатель,

Альберт, герцог Кобургский"

С таинственными улыбками торговцы сообщали, что это, дескать, тайная переписка юной Виктории с женихом. А почему абракадабра вместо текста? Так это у них был секретный код! Его можно расшифровать с помощью зеркала, свечи и подробных инструкций продавца.

Но писать всю эту тарабарщину, как ни крути, слишком хлопотно. Гораздо проще остановить на улице прыщавого юнца с волосатыми ладонями и показать ему из-под полы пухлый пакет, завернутый в разноцветную бумагу и запечатанный красным сургучом. Это ничего, что сверху наклеен религиозный трактат или обрывок старой газеты. Так надо. Для конспирации. Потому что внутри там такое, ну такое!!! Самый смак. Берите, сэр, не пожалеете. Но когда юноша, задыхаясь от вожделения, прибегал в свою спальню, захлопывал дверь и дрожащими руками разрывал упаковку, то вместо стопки непристойных гравюр находил всего лишь обрезки бумаги. А торговца уже как ветром сдуло!

Источник информации:

Henry Mayhew, London Labour and the London Poor

Подметальщики перекрестков

William Powell Frith

Несмотря на обилие мусорщиков всех мастей, подбиравших с улиц любую мало-мальски пригодную рухлядь, в Лондоне середины 19го века было грязно. Хотя кэбы и омнибусы не досаждали горожанам выхлопными газами, лошади производили навоз, регулярно и в больших количествах. По подсчетам Генри Мэйхью, на лондонских улицах ежедневно находилось около 24 214 лошадей. В год они оставляли на улицах 36 662 тонны навоза. Учитывая, что на городские рынки также перегоняли скот, навоза было еще больше. К примеру, на рынке в Смитфилде ежегодно продавали около 224 000 голов крупного рогатого скота, 1 550 000 овец, 27 300 телят, 40 000 свиней. Летом навоз высыхал и превращался в едкую пыль, зимой смешивался со снегом до состояния вонючей бурой массы. В начальных строках "Холодного Дома" Чарльз Диккенс так описывает столичную грязь:

"Несносная ноябрьская погода. На улицах такая слякоть, словно воды потопа только что схлынули с лица земли, и, появись на Холборн-Хилле мегалозавр длиной футов в сорок, плетущийся, как слоноподобная ящерица, никто бы не удивился. Дым стелется едва поднявшись из труб, он словно мелкая черная изморось, и чудится, что хлопья сажи – это крупные снежные хлопья, надевшие траур по умершему солнцу. Собаки так вымазались в грязи, что их и не разглядишь. Лошади едва ли лучше – они забрызганы по самые наглазники"

Собиратель костей

Уличный уборщик

Хотя в Лондоне трудились уборщики, которые телегами вывозили пыль и мусор, их усилий было недостаточно, чтобы вычистить эти авгиевы конюшни. Однако некоторым лондонцам невообразимая грязища давала возможность заработать. Это были так называемые crossing-sweepers – подметальщики перекрестков. В их числе были как регулярные метельщики, работавшие на перекрестке каждый день с утра до вечера, так и те, кто переходил от перекрестка к перекрестку или подметал только в определенный день – к примеру, в воскресенье утром. Генри Мэйхью встречал метельщика, проработавшего на одном и том же месте более 40 лет. В ненастную погоду уборщики ловко орудовали метлами, расчищая дорогу прохожим, которые шли по тротуару или пересекали улицу. Таким образом, дамы могли перемещаться в пространстве, не замарав кромку платья вонючей грязью. Как водится, далеко не все лондонцы были довольны уличными метельщиками. Многие жаловались на их грубость и навязчивость.

Подметание перекрестков было занятием хотя и не слишком приятным, но довольно простым. Эта профессия не требовала особых затрат – нужно лишь время от времени покупать новую метлу. Как и многие другие занятия городской бедноты, включая продажу спичек или пение песен, это был удобный предлог для попрошайничества. Вместе с тем, метельщики могли с чистой совестью заявить, что не просто клянчат у прохожих деньги, но предлагают полезную услугу! Поскольку метельщики зачастую работали на одном и том же участке, иногда десятилетиями, жители окрестных домов привыкали к ним и подкармливали их, а порою давали еженедельное вспомоществование. Подметальщикам регулярно доставались объедки и поношенная одежда. Иногда слуги из близлежащих домов давали метельщикам поручения, посылали их принести что-нибудь, отправить письмо, помыть окна или вычистить ножи и обувь. Метельщики были только рады подсобить, рассчитывая заработать, а заодно и лишний раз попасться на глаза жильцам. Авось те вспомнят про них на день Святого Стефана и под Рождество! Вместе с тем, от метельщиков требовалось примерное поведение, ведь если досадить жильцам, те перестанут подавать. В теплую, погожую погоду, когда на улицах было сравнительно чисто, метельщики могли заняться и чем-то другим – например, продавать какую-нибудь мелочевку или петь жалостливые баллады.

Robert Sauber

Отношения метельщиков с полицией были неоднозначными. Их могли счесть за бродяг или же прогнать с перекрестка, если, по мнению полицейских, они приставали к прохожим или создавали дорожные пробки своей чересчур медленной работой. Вместе тем, метельщики следили за чистотой, да и нравом отличались покладистым. Полицейский мог защитить метельщика, если на его законном участке вдруг появлялся конкурент. Особо законопослушные уборшики даже обращались за разрешением, прежде чем обосноваться на том или ином перекрестке.

Подметанием перекрестков занимались как мужчины, так и женщины, как взрослые, так и дети. Среди взрослых попадались бывшие слуги, потерявшие место из-за болезни, а также немощные старики и калеки. Одним из таких калек был чернокожий моряк, потерявший обе ноги до колена во время пожара на судне. Он предпочитал работать зимой, потому что тогда его культи замерзали и передвигаться на них было проще. В остальное время он просил милостыню.Гораздо чаще взрослых подметанием перекрестков занимались дети. Пожалуй, наиболее известным малолетним метельщиком является Джо из "Холодного дома", который не получил даже начального образования и вынужден был бессмысленно скитаться от месте к месту:

"Зовут – Джо. Так и зовут, а больше никак. Что все имеют имя и фамилию, он не знает. Никогда и не слыхивал. Не знает, что "Джо" – уменьшительное от какого-то длинного имени. С него и короткого хватит. А чем оно плохо? Сказать по буквам, как оно пишется? Нет. Он по буквам сказать не может. Отца нет, матери нет, друзей нет. В школу не ходил. Местожительство? А что это такое? Вот метла она и есть метла, а врать нехорошо, это он знает. Не помнит, кто ему говорил насчет метлы и вранья, но так оно и есть."

Joseph Seymour

Тем не менее, опрошенные Мэйхью мальчишки-метельщики кажутся гораздо сметливее Джо. Некоторые тоже работали в одиночку, но это было опасно. Одинокого метельщика, появившегося на чужой улице, могли запросто побить. Поэтому мальчишки и девчонки сбивались в небольшие группы и работали поблизости, а иногда устраивали драки с другими шайками. Вожак такой группы носил почетный титул капитана или короля. Король следил за честным распределением заработка и обучал своих подопечных полезным трюкам.

Не рассчитывая заработать только подметанием, мальчишки развлекали прохожих акробатическими упражнениями. Почти все они умели ходить колесом или стоять на носу, точнее, на голове. Когда на улице останавливался омнибус, к нему подбегал метельщик и начинал кувыркаться на потеху пассажирам. А поскольку в городской пробке омнибус мог простоять довольно долго, мальчишка успевал получить несколько пенни. Метельщики не чуждались также изящных искусств. К примеру, один мальчишка, капитан уличной шайки по прозвищу Гусак, рисовал узоры из грязи. Начал он с того, что нарисовал в уличной грязи якорь, что очень позабавило прохожих. На следующий день он написал в грязи "Боже, храни королеву". Не самый подходящий материал чтобы славить монарха, но и это понравилось лондонцам – мальчишка отлично заработал. Однако эстетический порыв вышел бедняге боком. Прохожим так нравились узоры, которые он регулярно рисовал в грязи, что посмотреть на них собиралась небольшая толпа. Но полицейский, совершенно безразличный к прекрасному, счел это помехами дорожному движение и прогнал мальчишку с хлебного перекрестка.