Текст книги "Воровка. Ты не убежишь (СИ)"

Автор книги: Екатерина Котлярова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

33

Мирон

Моя девочка жмётся ко мне всем дрожащим и таким хрупким телом. Неописуемая нежность плещется в моей груди, а пальцы всё ещё подрагивают из-за пережитого страха.

Ни разу в жизни так не пугался. Ни единого раза мне не казалось, что я на несколько мгновений умер. Когда увидел Ави в этом костюме, обтягивающим стройные ноги и ладную попку, не мог отвести от неё взгляда. Пожирал её фигуру глазами. Каждый изгиб.

В принципе, как и весь чертовски тяжёлый месяц, в течение которого наблюдал, как она милуется с Гришиным.

Я заметил её страх перед лошадьми. За этот месяц я изучил эмоции на её лице досконально. За этот месяц я стал окончательно повёрнутым. Одержимым. Ей.

Я следил за ней, чтобы девчонка, не дай бог, не свалилась с лошади, на которую я её подсадил. Видел, как страх на её лице сменился решительностью и сосредоточенностью. Как и всегда, когда она решает сложную задачу. Когда погружается в учёбу с головой.

А я просто подыхал от желания, видя, как стройные бёдра покачиваются вперёд и назад. За этот месяц я стёр кулак в кровь, представляя её под собой. На себе. Рядом с собой. На коленях. Уверен, моя девочка сгорела бы от стыда, если бы только узнала, какие картинки мелькают в моей голове. И не только тогда, когда она находится в поле зрения. Ночью. В душе. Да почти постоянно.

И это бесит. Вымораживает. Заставляет скрипеть зубами. Потому что она не моя.

Не моя, конечно. Но это не мешало мне с вожделением наблюдать за ней, раскачивающейся на лошади. И лишь мои похоть и желание, направленные на Аврору, были причиной того, что я заметил, как тварь Новикова, держа в руке острый камень, опустила его на крупу лошади.

Казалось, что моё сердце вывалилось на землю под ноги моего коня, когда я увидел, как лошадь заржала, встала на дыбы и рванула в лес. Я смотрел на хрупкую фигуру Авроры и молил Бога, чтобы она не слетела. Молил её, чтобы она держалась.

Я действовал на автомате. Я не осознавал, как пришпорил коня и направил его наперерез. Сначала думал, что нужно сдёрнуть девчонку за талию, но риск уронить её и травмировать был слишком велик. В голове пронеслись десятки картин, как она падает на листву, потому что я не смог удержать.

Я не помню, как слетел с коня. Как оказался перед мордой лошади Авроры. Как останавливал её, даже не чувствуя страха за свою жизнь. Мой взгляд уже ощупывал Аврору, которая жмурила глаза и держалась за поводья с такой силой, что пальцы стали синими.

Опускаю голову и взглядом скольжу по расслабленному лицу девчонки. Лежит, опустив ресницы и о чём-то думая. Кожа вся поцарапана, кровь уже подсохла. Я давлю в себе желание начать покрывать её лицо поцелуями. Ловлю любопытные взгляды однокурсников, которые на нас постоянно бросают. Особенно злобные принадлежат Гришину. Я только со спокойствием встречаю их, выгибая бровь и молчаливо спрашивая, чего он хочет.

Эта девушка моя. Потому что сейчас она жмётся ко мне, обжигая дыханием шею.

– Всё, дорогие студенты. Пора возвращаться в академию, – Ева Кирилловна хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание. – Гуськом направляемся по тропе. Коней не гоним.

Все послушно поднимаются с травы и песка, отряхиваются и удаляются. Аврора отрывает голову от моей груди, садится и сжимает пальцы в кулаки. Кидает взгляд на свою лошадь и заметно начинает дрожать. Я накрываю её руку ладонью. Девчонка поворачивает ко мне голову и смотрит на меня невозможными карими глазами, в которых я вижу собственное отражение.

– Так, Аврора, я Зарю забираю. Я понимаю, что ты теперь боишься, поэтому прошу твоего молодого человека довезти тебя до академии.

– Но он не мой… – девчонка краснеет, пытается возразить, но я её перебиваю:

– Хорошо, Ева Кирилловна. Доставлю в целости и сохранности.

– К слову говоря, Мирон, за сегодняшнюю пару я добавлю тебе восемьдесят баллов.

– За что это? – мои брови взлетают вверх.

– За самоотверженность и храбрость, Быков. Это был не просто урок верховой езды. Как я и сказала ранее, это и пара психологии. В стрессовой ситуации, которая не была запланирована, ты сумел сориентироваться, – женщина пожимает плечами. – При видении бизнеса эта черта характера очень важна.

Я не говорю ей, что я так поступил лишь по одной причине – на лошади была моя любимая девушка. Я никогда не лгу сам себе и признаю, что будь на месте Авроры другая – я бы не сообразил. Я бы не кинулся следом.

– Спасибо, – я киваю женщине.

– На коня и поехали, я буду сзади.

– Аврора, я посажу тебя на коня, – склоняюсь к её бледному лицу.

– А если он рванёт? – пальцами цепляется за мою толстовку.

– Он не рванёт, потому что не будет команды. Не бойся, звёздочка, – шепчу ласково, отводя волосы с её лица. – Я сразу же сяду сзади.

Несмотря на дрожь и страх, девушка кивает. Я руками обхватываю тонкую талию. Поражаюсь тому, насколько это девчонка лёгкая и хрупкая. Усаживаю её в седло. Вижу, как она цепляется за поводья. Запрыгиваю сзади неё. Девчонка немного ёрзает, из-за чего её округлая попка несколько раз елозит по моему паху. Я сцепляю зубы и сипло выдыхаю. И, видя напряжённую спину Авроры, понимаю, что она даже не догадывается, какое влияние на меня оказывает. Я мимолётно целую её в макушку, беру поводья и мягко давлю пятками на бока Тумана. Конь трогается, а я тут же начинаю говорить Авроре на ухо:

– Смотри, какой дуб. Мой сосед рассказывал, как можно определять его возраст. Чем толще он, тем старше дерево. Но основной способ определения возраста дерева заключается в изучении его годичных колец. Каждый год в стволе дерева образуется новое кольцо.

Аврора послушно поворачивает голову и внимательно меня слушает, постепенно расслабляясь и переставая сжимать поводья с такой силой. А через десять минут и вовсе откидывается на мою грудь. Я чувствую её острые лопатки. И как часто колотится сердце. Улыбаюсь, будто невзначай зарываюсь носом в волосы на её макушке.

Я не знаю, как она будет вести себя в академии. Может, снова наденет маску безразличия и холодности.

У конюшни я снимаю Аврору с коня, отдаю Тумана конюху и поворачиваюсь к девчонке, которая щурит глаза и смотрит куда-то в сторону.

– Василиса! – вдруг взвизгивает счастливо. – Спасибо! – кидает мне, а потом разворачивается и убегает, из-за чего её волосы развиваются за спиной.

Наблюдаю за тем, как она подлетает к подруге, прерывисто её обнимает, а потом и вовсе приподнимает над землёй. Иррациональная ревность колет сердце. Я настолько эгоистичен, что хочу спрятать её ото всех. Хочу, чтобы она мне так на шею кидалась.

Трясу головой и поворачиваюсь к Еве Кирилловне, которая выходит из конюшен.

– Вы пойдёте к ректору? – спрашиваю напористо.

– Пойду, – женщина кивает.

– Могу я пойти с Вами?

– Мирон, я решу этот вопрос, – женщина немного виновато улыбается.

– Я знаю, чья дочь Милена, – говорю спокойно. – И я уверен, что этот инцидент пропустят мимо ушей. Она подвергла жизнь студентки опасности. Аврора могла свалиться и сломать шею.

– Не пропустят, Мирон. Иди, пожалуйста, на обед.

Я скриплю зубами, но ухожу. Я был свидетелем каждой сцены, когда эта тварь унижала Аврору. И каждый раз я хотел схватить её за волосы и хорошенько оттаскать. Как бы не злился на девчонку, я готов за неё рвать глотки.

Аппетита нет, поэтому я иду в комнату. Место, где меня укусила лошадь, саднит. Я иду в душевую, скидываю грязную одежду в стиральную машину и запускаю стирку, а сам встаю под струю воды. Я стою под лейкой с закрытыми глазами, поэтому не сразу замечаю, что погас свет. Выключаю воду, смахиваю рукой капли с лица и выхожу из кабинки. Сначала думаю, что вырубили электричество, но замечаю, что стиральная машинка всё ещё работает. Мне кажется, что я слышу шаги за спиной. Оборачиваюсь, и в то же мгновение на голову обрушивается что-то тяжёлое. Я пошатываюсь. Пытаюсь ухватиться за остатки сознания. Смотрю в лицо урода, который скалится, как шакал. И всё же заваливаюсь на спину, на кафель. Я пытаюсь удержать ускользающее сознание, не дать уроду добить меня. Но чёртова темнота накрывает.

*****

Аврора

– Боже, я так сильно по тебе скучала, – я жмусь к Василисе, которая после больницы выглядит ещё худее, чем обычно.

– И я, моя бусинка, – девушка обнимает меня в ответ, целуя в щёку. – Постоянно корю себя за то, что тогда наговорила тебе. Мне так стыдно. Я просто…

– Не оправдывайся, ведь ты права.

– Нет. Послушай, прошу. Я разозлилась, потому что очень тебя люблю и мне больно видеть, как эта… вытирает о тебя ноги. Я просто разозлилась, что ты так плохо относишься к себе. Что не уважаешь сама себя.

– Она сегодня чуть не убила меня, – признаюсь Лисе.

Рассказываю обо всём, что произошло. И о том, как мой любимый спас меня.

– Твой рыцарь на чёрном коне, – Василиса умилённо улыбается. – А Олег что?

– Пока молчит, – я взглядом окидываю столовую и сводного брата не вижу. – Я пока не говорила ни с кем из них. Я пока в растерянности.

– Ну, посмотрим, – Василиса подмигивает.

– Ты точно в порядке? – снова спрашиваю её.

– В полном. Мамуля сказала, что судьба полностью избавила меня от того, что может меня связывать с Ярославом. И она права, он бы точно не дал мне спокойно жить, если бы узнал про ребёнка. Он бы попытался забрать, и мой рыжик тут был бы бессилен. Хотя… Данька бы полез в драку, а я не хочу, чтобы он подставлялся.

– Он невероятный парень, Лиса, – говорю с восторгом.

– Я знаю. Мама уже сыном его называет, – подруга смаргивает слёзы. – И папе понравился. Я так боялась, что они не одобрят… А он и их очаровал. Особенно, когда узнали, что Данька собирался стать отцом, несмотря на то, что ребёнок не от него.

– Меня это тоже тронуло до глубины души. Я сначала не могла понять, когда вы так быстро успели.

– Мы с ним не спали, – Василиса говорит в лоб, смущая меня.

Я краснею, бледнею и угукаю, хватаю стакан и залпом выпиваю. Вдруг кругом начинается суета. Преподаватели вскакивают со своих мест и куда-то бегут. Я не зацикливаю на этом внимание, поворачиваюсь в Василисе и продолжаю разговор. После обеда мы идём в комнату. Я настолько рада, что не буду ночевать одна и что Лиса в порядке. Улыбка не сходит с моего лица.

До определённого момента, пока в дверь не стучат.

– О, Дань, проходи, – я отхожу, чтобы пропустить друга в комнату.

Слышу, как возится за спиной Василиса, явно обрадованная тому, что он пришёл. Но улыбка пропадает с моего лица, когда я вижу, что парень слишком серьёзный.

– Что случилось, родная? – спрашивает Лиса, проскальзывая мимо меня.

– Аврора, на Мирона напали в душевой.

– Что? – я пошатываюсь и рукой хватаюсь за косяк.

– Ударили по голове тупым предметом.

– Как он? Что с ним?

– Шишка. Рану зашили. Ещё сотрясение мозга. Но всё в порядке. Он уже пришёл в себя.

– Я к нему, – я выскакиваю из комнаты и лечу в больничное крыло.

Мирон лежит на одной из коек. Белый. С замотанной бинтами головой. Он спит, и я иду на носочках, чтобы не потревожить сон.

– Боже мой, Мирон… Как же так? Любимый мой…

Мирон спит крепко, поэтому не слышит моих слов. Я сижу у его кровати минут пять. Смотрю в лицо, поглаживаю руку, а потом меня осеняет, кто мог это сделать.

Я иду искать Олега. И, как ни странно, нахожу его в саду. Он сидит под дождём, не обращая внимания на то, что он промок. Я подлетаю к нему и даю пощёчину.

– Урод! Подлый урод, – кулаками начинаю молотить по плечам. – Да как ты мог? Так подло напасть на него! За что? За то, что я его выбрала? За то, что я его люблю! Я ненавижу тебя. Ненавижу так, что в лёгких жжёт. Чтобы ты провалился.

Я в очередной раз бью его со всей силы кулаком в плечо и разворачиваюсь, чтобы уйти. Олег пытается перехватить меня за запястье, но я не позволяю меня коснуться.

– Ты мне омерзителен, – сплёвываю ему под ноги и иду в академию.

.

Захожу в просторный зал, где на стенах висят картины и стоит множество лавочек. Здесь студенты проводят время между парами. Но сейчас здесь пусто. Я падаю на одну из скамеек, закрываю лицо ладонями и реву. Мне так больно, что кажется, сердце разорвётся.

– Я не трогал его, – голос Олега раздаётся совсем рядом.

– Уйди, – не отрываю ладоней от лица.

– Я не трогал его, Аврора. И я совсем не хотел тебя растоптать, – вспоминает мои слова месячной давности. – Я хотел, чтобы ты меня любила, как моя мать.

Я отрываю лицо от ладоней и смотрю на Олега, который уставился в одну точку.

– Что?

– Смотри, – он тянет мне фотографию. Старую. Потёртую. На ней девушка, с которой мы поразительно сильно похожи. – Моя мама в молодости. Ты пришла в наш дом… светлая, мягкая, добрая. Я думал, что ты сможешь меня полюбить. Как она. Любым. Я был одержим идеей присвоить тебя себе. Привязать к себе, чтобы ты не могла уйти. Как она… – он сжимает в руке фотокарточку, проводит по ней пальцем.

– Ты мне угрожал…

– Угрожал… Я дерьмовый человек, и я это знаю, – он кивает головой. – Мама умерла, отец откупается деньгами, а я что только не делаю, чтобы его внимание привлечь. Только новой жене он дал любовь, мне с Лизой – нет. Мы просто то, что осталось после бывшей. Мы те, кого можно показать партнёрам. Придаток.

– Он любит вас, – возражаю.

– Все так думают. Даже ты, – он ухмыляется. – Он к тебе проявляет больше внимания, чем к нам с Лизой за последние пять лет. Да, я тварь, Аврора. Урод. И я прошу у тебя прощения.

– За что именно?

– За то, что лез. За слова и угрозы. Я ведь ни разу не поцеловал тебя. Не мог понять, почему лицо твоё перед глазами, когда других имею, но рядом с тобой я просто хочу… другого.

– Чего другого? – хмурюсь.

– Ласки, – признаётся честно. – Я фото нашёл не так давно, – усмехается. – И тогда всё понял. А ещё понял, что не хочу видеть твои слёзы. Ты же ни разу не плакала. Кроме дня побега.

– Я не понимаю тебя, Олег, – я стираю слёзы со щёк. – Ты снова будешь давить?

– Нет. Нет, Аврора. Не буду. Я вижу, что ты любишь Быкова.

– И?

– А я люблю тебя. И, как оказывается, я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Ты же сказал, что твоя одержимость была связана с твоей мамой, – я в полном непонимании качаю головой.

– Так и есть. И я действительно люблю тебя. Но как свою… маму, – он говорит так тихо, что я едва слышу. – Как сестру… Моя любовь к тебе была больной. Одержимой. Только видя тебя с другим и не испытав ревности, я понял, что чувства имеют другой характер. Я был у психолога. Твои слёзы что-то сломали во мне. Заставили понять, насколько я конченый человек.

– Олег, всё совсем не так…

– Так, Аврора. Я знаю, ты всегда ищешь оправдания. Ты всегда находишь всё самое светлое. Но я урод. Но я не трогал Мирона, Аврора.

– Наверное, я дура, но я верю тебе, – я вздыхаю и опускаю плечи.

А потом оглушительно громко чихаю.

– Ты вся промокла. Иди в комнату. Скоро отбой.

Я киваю. Встаю с лавочки, направляюсь к двери. Но что-то толкает в спину. Я разворачиваюсь к Олегу и протягиваю ему мизинец.

– Давай мириться.

– Я с тобой не ссорился, – говорит беспомощно, смотря на меня беспомощным и разбитым взглядом.

– А я с тобой ссорилась. Давай заключим мир. Наши отношения не заладились. Были просто ужасными. Но сейчас… я готова попробовать быть тебе настоящей сестрой. Просто родным человеком.

Олег шмыгает носом и опускает красные глаза, в которых едва заметно блестят слёзы. Он обнимает мой мизинец своим и трясёт наши руки.

– Вот и помирились, – я улыбаюсь криво, взъерошиваю его волосы. – Иди в душ. Заболеешь, брат.

Он кивает, а я иду в комнату. Не знаю почему, но мне кажется, что моя жизнь только что кардинально поменялась…

34

Аврора

Мир лежит в больничном крыле больше недели. Я прихожу к нему всякий раз, когда он спит. Я до ужаса сильно боюсь встретиться с ним лицом к лицу. После того, что я ему наговорила. Сейчас всё слишком сильно поменялось.

И вот сейчас, стоило мне только узнать от Дани, что Мирона выписали, я трусливо сбежала с пар. Спряталась в галерее, пустым взглядом скользя по стенам и картинам.

– Ты украла у меня! – любимый хриплый голос отражается от стен просторного зала.

Я вздрагиваю. Прикрываю глаза и пытаюсь унять громкое сердцебиение.

– Что? – я в растерянности оборачиваюсь и смотрю на Мирона, который медленно приближается ко мне.

Голова всё так же перебинтована, под глазами синяки. Но он всё равно красив до безумия. Такой родной и любимый, что в грудной клетке всё сжимается. Я смотрела на него спящего, и забыла, какие пронзительные у него глаза.

– Ты снова украла у меня! – повторяет громче, сокращая расстояния между нами.

– Мирон, – я качаю головой, прикрываю глаза, обхватывая себя руками за плечи. – Не нужно этого. Уже не смешно. Мы вроде давно забыли эту шутку.

– Нет, Аврора, это не шутка. Ты украла у меня, – его голос становится ниже, а взгляд давит.

– И что на этот раз? – я выгибаю бровь, пытаясь выглядеть уверенной, хотя в груди всё печёт.

Мирон обвивает пальцами моё запястье, дёргает меня на себя и крепко обнимает, не давая вырваться. А я и не могу. Я слишком рада тому, что он так близко. Что родной, такой любимый запах окутывает со всех сторон. Я так соскучилась по нему. По этому взгляду, на дно которого я проваливаюсь.

– Ты украла у меня то, что невозможно вернуть. То, что ты не сможешь мне вернуть. Нечто бесценное, Аврора, – его мягкие губы прижимаются к моему лбу, горячее дыхание опаляет лицо. – Ты украла мою душу, девочка. Моё сердце, – ласковый поцелуй в уголок губ. – Мой покой. Мои мысли.

Он шепчет это вновь и вновь, покрывая поцелуями каждую черту моего лица.

– Мирон, – выдыхаю поражённо, откидывая голову назад и заглядывая в красивое лицо, – что ты такое говоришь?

– Украла сразу, когда только подошла ко мне там. На вокзале, – шепчет тихо, целуя меня в висок и втягивая с жадностью запах моих волос. – Ты лишила меня всего – сна, покоя. Как ты будешь возвращать долг, девочка? Что дашь мне в ответ, звёздочка?

Я долго молчу, обдумывая свой ответ и не веря собственному счастью.

– Думаю, – поднимаю руку и нежно провожу пальцами по его щеке, – я знаю, как я смогу вернуть тебе долг, Мирон. У меня есть одна идея.

– И как же? – поворачивает голову и целует в центр ладошки.

– Я уже отдала. Моё сердце уже в твоих руках, а каждая моя мысль принадлежит тебе. Каждая чёртова мысль! – говорю чуть громче, чем следовало.

– Мало. Мне этого мало, Аврора, – говорит Мир, большими пальцами поглаживая по плечам.

– Что? – я удивляюсь.

– Чертовски мало. Я хочу тебя себе! – говорит вкрадчиво.

– Только если это будет взаимно, – мой голос срывается от чувств, а пальцы, которые Мирон жадно целует, сильно подрагивают.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает тихо, пальцами поглаживая мою поясницу.

– Все твои девчонки, которые вьются вокруг тебя, – в голосе слышатся ревнивые нотки. – Которые каждый день были возле тебя…

Мирон обхватывает моё лицо обеими ладонями, склоняется и лбом вжимается в мой лоб.

– Скажи, почему в такой момент тебя снова съедают сомнения изнутри? Почему? Я говорю тебе о том, что люблю тебя, а ты ревнуешь.

– Ревную, потому что люблю! – выкрикиваю громче, чем следует.

– Любишь? – руки моего любимого сильно дрожат, и я понимаю, что парень прячет от меня взгляд.

– Больше, чем себя, – говорю тихо. – Чем кого-либо на этом свете.

Признания слетают с губ, хотя, казалось, что признаться я не смогу.

Мирон целует моё лицо. Быстро и прерывисто. Я чувствую его прерывистое дыхание на лице, улавливаю дрожь сильного тела.

– Убегала от меня? – спрашивает молодой человек, прижимая к себе и стягивая с волос резинку.

Они волнами падают на спину. Мирон тут же запускает пальцы в пряди и начинает их перебирать.

– Да, – признаюсь ему честно.

– Почему? – молодой человек целует меня в ухо, прикусывает мочку.

– Прости меня. За то, что тогда сказала. Я… соврала. У меня никого и никогда не было. Только ты. Только ты один, – я вжимаюсь лбом в его грудную клетку, втягиваю запах Мирона.

– Так в чём проблема, малышка? К чему всё это было? – спрашивает строго молодой человек, сжимая волосы на моём затылке и запрокидывая мою голову назад, чтобы посмотреть в глаза.

– Я… Расскажу, – киваю ему и улыбаюсь.

Я рассказываю ему всё и впиваюсь пальцами в плечи молодого человека, когда он с рычанием намеревается идти искать Олега, чтобы его поколотить.

– Разорву его на части. Уничтожу!

– Тише, любимый. Прошу тебя, – я подпрыгиваю, руками и ногами обхватываю его, мешая двигаться.

– Аврора, он домогался тебя.

– Мы с ним поговорили. Всё хорошо. Последний месяц он не прикасался ко мне, – говорю торопливо. – Он совсем не плохой человек, любимый. Просто запутался. Сейчас мы пытаемся наладить с ним отношения.

– Зачем? – рычит ревниво, сжимает руки на ягодицах, из-за чего наша поза выглядит слишком провокационной.

– Он мой брат, как ни крути. Пусть сводный, но он всё равно моя семья.

– На кой чёрт нужна такая семья, звёздочка? Чтобы он причинял тебе боль? Заставлял плакать? – хмурит свои смешные брови.

Я глажу его по затылку, пытаюсь успокоить.

– Родной мой, я хочу объяснить, почему я такая… почему я так тянусь к людям, которые меня отвергают.

Мирон направляется к дальней лавочке, опускается на неё, пряча нас от чужих глаз.

– Ну, я жду твоего рассказа, звёздочка, – располагает на своих бёдрах лицом к себе, не давая мне сдвинуться.

– Мои родители женились рано, когда они были студентами. Они были такого же возраста, как и мы с тобой. Папа любил маму до безумия, а она… Мама всегда была слишком холодной, безразличной и отстранённой. Я всегда просила её поцеловать меня перед сном, мать говорила, что не хочет. Что не любит, когда к ней лезут. Даже в моменты, когда мне было особенно сложно, она отмахивалась. Не навязывайся. Не будь назойливой. Будь гордой. Будь отстранённой. Это то, что я слышала постоянно. Я делала всё, чтобы получить от неё похвалу, а не критику. Я пыталась добиться её расположения. Поэтому, Мирон, я такая. Поэтому я всегда пытаюсь добиться расположения от тех, кто ко мне безразличен. Вот так, как-то, – я пожимаю плечами.

– Спасибо, – Мирон давит мне на затылок, чтобы уложить голову себе на плечо.

*****

Любит. Аврора меня любит. В грудной клетке взрываются фейерверки. Смотрю в расстроенное лицо, провожу пальцами по складке между бровями. Целую её приоткрытые губы, хочу забрать всю её обиду и боль.

– Ты прогуляла пары, – говорю тихо, поглаживая тонкую шею, видя, как по её коже бегут мурашки.

– Да. Я испугалась почему-то. Я так боялась, что снова увижу твоё безразличие.

– Но ты каждый день приходила ко мне, – улыбаюсь, когда глаза девчонки широко распахиваются, а губы забавно округляются.

– Ты не спал? – спрашиваю изумлённо.

– Не спал. Делал вид, – признаюсь, получая удовольствие от того, что она смущается.

– Ты всё… слышал? – в изумлении распахивает глаза ещё шире.

– Конечно, слышал, – целует меня в висок.

– Но почему же… молчал? – опускает длинные ресницы.

– Потому что я понимал прекрасно, что ты совсем не хотела говорить мне это в лицо, – я пожимаю плечами.

– Как и ты, когда посылал мне стихотворения, да?

– Какие стихотворения, Аврора? – я напрягаюсь всем телом.

– Мне казалось, что почерк не твой. Но я всё гадала… Кто может их писать.

Аврора говорит сбивчиво, кусая губу и глазами бегая по моему лицу.

– Я не писал стихотворений, – я отвожу волосы с её лица.

– Но когда же тогда?

– Мне тоже очень интересен этот вопрос, – ревнивое рычание вырывается из грудной клетки.

– Но… А ты помнишь, кто на тебя напал?

Я закрываю глаза и откидываю голову назад, ударяясь затылком о стену. Я знаю, что видел лицо напавшего на меня человека. Но как я не пытаюсь напрячь память, всё смазывается. Одно сплошное серое пятно.

– Нет. Не помню. Меня уже допрашивали. Всё осложняет то, что в академии нет камер видеонаблюдения. Поэтому такие проблемы с поимкой этого урода.

Аврора вдруг выпрямляется и смотрит на меня с ужасом.

– Мирон! Их было три.

– Что? – я хмурюсь, пытаюсь понять, о чём говорит девушка.

– Мир… Нам нужно в деканат, – девушка пытается подняться, но я ладонью давлю ей на поясницу, удерживая на месте.

– Нет, звёздочка. Объясни, что ты имела в виду.

– Три стихотворения. И каждое было подсунуто под дверь в тот день, когда на кого-то нападали. Первое, когда мы ходили на свидание. Я была уверена, что это ты. Потом подумала, что почерк не твой. Мы поссорились. Я про него совсем забыла. Второе я нашла, когда у Милены случился выкидыш. Получается, на неё тоже напали, но она не помнит. А третье было в день, когда ты оказался в душевой. Я его даже не открыла. Я так радовалась, что Лиса вернулась, а потом за тебя испугалась… Боже… Нужно их взять и отнести в деканат. Это что же получается? Я виновата? Но…

– Тихо, – я прерываю её сбивчивую речь ласковым поцелуем.

У меня получается отвлечь девчонку. Ласковые ладони снова оказываются на затылке, а хрупкое тело льнёт к моему. Чёрт. Мысли со свистом вылетают из головы.

– Пойдём к тебе в комнату. Возьмём письма, потом в деканат. Потом разберёмся.

– Хорошо, – Аврора тяжело дышит, скользит рассеянным взглядом по моему лицу.

Улыбаюсь. Губами прикасаюсь к кончику её вздёрнутого носа. Поднимаюсь и ставлю её на ноги. Беру Аврору за руку и веду к её комнате. Знакомый путь, который я преодолевал практически каждый день. Девчонка даже не подозревает, сколько раз я сидел на полу у их комнаты и судорожно думал – постучать или нет. Показался мне тот её взгляд на паре или нет. Действительно ли она разглядывала меня в столовой или нет. Столько пустых сомнений. Страхов, впитавшихся в подкорку с детства.

*****

Аврора

В общежитии стоит непривычная тишина. Я ключом открываю комнату, приглашаю Мира войти и в смущении закусываю губу. Я вдруг осознаю, что мы остались с ним наедине. Поворачиваю голову к Мирону и теряю связь с реальностью, когда попадаю в плен ласковых карих глаз.

По его лицу понимаю, что его голову посещают те же мысли, что и меня.

Раздается щелчок дверного замка.

Я не знаю, кто из нас делает первый шаг, но в следующее мгновение наши губы сливаются в поцелуе. Страстном. Несдержанном. Сметающем все запреты на своём пути. Убирающим все страхи. Сейчас я хочу принадлежать ему не только душой, но и телом. Я хочу забыться в его объятиях, потеряться в страсти. Я судорожно начинаю расстёгивать пуговицы на его рубашке.

– Звёздочка моя, что же ты делаешь? – хрипит Мирон, когда подушечки моих пальцев скользят по его горячей коже.

Я не успеваю ответить, как Мирон уже срывает с меня блузку, рассыпая по мягкому ковру маленькие перламутровые пуговицы.

Он прижимает меня к себе, заставляя зарыться лицом в его шею, вдыхать аромат его кожи, смешанный с лёгким запахом медикаментов. Его руки скользят по выгибающейся от желания спине, отзываясь на каждый мой вздох и судорожное движение.

Мир водит пальцами по влажной коже, будто опытный музыкант, играющий на гитаре.

– Мир, прошу. Я так хочу… Хочу тебя!

– Сейчас, моя маленькая. Чёрт. Не могу больше ждать.

Мощные руки обхватили мою талию, сжали так сильно, что я на мгновение почувствовала боль. Ткань рубашки смялась под напором пальцев. Внезапно раздался громкий треск. Блузка не выдержала и треснула, упав на пол. Я бы попыталась прикрыться руками, но между нашими телами не было ни миллиметра свободного пространства. Мирон вжимает меня в себя так крепко, что дышать становится тяжело.

Его пальцы нежно скользят по моей спине, ласкают её, сминают кожу, ловко нащупывают застёжку бюстгальтера, расстёгивают и тянут вниз.

Мирон слегка отстранился, лишь чтобы позволить ткани соскользнуть по моим рукам и упасть на пол. Если бы я, по привычке, спрятала взгляд, то не заметила бы, как его глаза засияли, вспыхнули ещё большей страстью и желанием.

Когда я попыталась прикрыть грудь, Мирон ловко перехватил мои ладони, аккуратно завёл за спину и прижался губами к моей скуле.

– Уже поздно стесняться, милая, – прошептал он жарким голосом. Мои ноги подогнулись от его хриплого, напряжённого вкрадчивого голоса.

Мирон подхватил меня на руки и понёс к кровати, ни на мгновение не отрывая взгляда от моего покрасневшего лица. Он налетал на углы и спотыкался, но не обращал на это внимания. Именно в этот момент я ощутила себя центром его вселенной.

Мирон положил меня на кровать и снял свою одежду за считаные секунды. Мои щеки заалели ещё сильнее, когда он скинул боксёры и отшвырнул их ногой в угол. Я хотела отвести взгляд, но не могла, а мой взор непроизвольно возвращался к его идеально подкачанному телу. Мирон был стройным и подтянутым с широкими плечами и развитой мускулатурой.

– Ты стесняешься, маленькая соблазнительница? – хрипло рассмеялся он, опускаясь на меня сверху и придавливая своим телом. Своей идеальной и желанной тяжестью.

Я не успела ничего сказать; он вовлёк меня в жадный поцелуй. Лишь теперь я поняла, что до этого он сдерживался. Лежа на кровати, я благодарила судьбу за то, что нахожусь в горизонтальном положении, потому что в противном случае я бы упала в обморок от переизбытка эмоций. Волны чувств захлестнули меня, становясь с каждой секундой сильнее и мощнее.

Меня захватывали ощущения – руки и губы Мирона были повсюду. Каждая клеточка моего тела пылала от его прикосновений. Я и не подозревала, что место под коленкой может быть таким чувствительным, а поцелуй за ухом способен лишить голоса. Когда боль внезапно кольнула низ живота, я уткнулась носом в его влажное плечо, пытаясь пережить это чувство. Мирон замер, поцеловал мои волосы и мягко помассировал пальцами затылок.

Меня трясло от незнакомых ощущений, настолько противоположных и противоречивых – я хотела оттолкнуть его и прижаться ближе одновременно.

Я слышу, как Мирон тихо стонет, сжимая зубы и опаляя внутреннюю сторону бедра.

– Как ты? – спрашивает сипло, когда переводит дыхание.

– Волшебно, – я улыбаюсь, носом утыкаюсь в его шею. – Просто волшебно.

– Люблю.

– А я тебя.

Тесно прижавшись друг к другу, лежим некоторое время, восстанавливая дыхание и просто наслаждаясь близостью друг друга.

– Нужно посмотреть письма, – я закутываюсь в одеяло и соскальзываю с кровати, спешу к столу, открываю ящик и достаю смятое письмо. – Вот. Я его ещё не читала.

«В ночи темной светит огонек,

Пламя страсти разжигает в моем сердце ток.

Ты смотришь на него с восхищением,

Но я, буду рядом, отмету сомненья.

Он соперник, на него смотришь с любовью ты,

Но уничтожу я его, уберу с пути.

Вместе будем я и ты,

Для нас откроются все миры.

Ветер в лицо, и я иду вперед,

За нами смело новый день придет.

Ты поверь, любовь моя сильна,

Ни один соперник не сумеет разлучить нас никогда».

Мир подходит ко мне, быстро натянув нижнее белье и штаны.

– Я знаю этот почерк. И я вспомнил, кто это сделал.