Текст книги "Мелани (СИ)"

Автор книги: Екатерина Невская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Выходит, Траймон – это и есть Ветровоск? – уточнил Чудакулли.

– Именно, сэр, только по-клатчски, – кивнул Записатис. – Если б Билловы дети были такими же полиглотами, как он сам, фамилия сейчас и вовсе звучала бы, например, Ни Ий Тан, что нежелательно для приличного человека.

– Это всё хорошо, – проявил нетерпение аркканцлер, – но при чём же здесь Гальдер Ветровоск?

– Минутку терпения, сэр, сейчас всё будет, – успокоил архивариус. – Мы ещё не рассмотрели Симуса.

Чудакулли глубоко вздохнул и закатил глаза. Конечно, он многое узнал, но чуяло его сердце, что история оставшегося брата в пару слов не уложится.

– С Симусом всё куда как проще – он жил себе в Овцепиках да забот не знал, плохо только, что брат его так близко плюнул. Дочка Симусова, если верить документам, пролетела-таки точку невозврата... Впрочем, мы не о ней. Ему вообще с потомками не везло. Вот, смотрите: один уехал в знакомый уже Анк-Морпорк, и у него там родился сын и две дочери. С дочерьми всё ясно, а вот сын – как раз и есть искомый нами Гальдер, погиб в результате несчастного случая. Вот и всё.

– И впрямь всё, – с облегчением выдавил Чудакулли, но вдруг взгляд его скользнул к нижней части древа. – Стоп! Эти линии соединяются?

– Абсолютно точно, аркканцлер! – обрадовался вопросу Записатис. – Отец Гальдера не просто уехал, а бросил в Овцепиках жену – девушку из семьи Экклз, да ещё и маленького сынишку. Не спрашивайте меня, каким мёдом ему было намазано на чужбине, но по дороге он, само собой, потерял в реке документы, а выплыл холостяком. Девушка разозлилась и вернула себе девичью фамилию, каковую дала и мальчонке. Ну а его дочь в том же Анк-Морпорке сошлась с одним из Траймонов. Спустя пять веков уже и не разберёшь, что предки когда-то были роднёй, верно? Таким вот образом наша мисс Ветровоск является потомком обоих братьев по прямой линии.

– Потерянная наследница? – фыркнул Чудакулли.

– Вовсе нет, – спокойно ответил архивариус, – её никто не терял, хотя бы потому, что незачем было искать. Согласно Охуланской унии, Траймоны не наследуют за Ветровосками и наоборот. Да и, согласитесь, в роду толком нечего наследовать. Конечно, я отследил только ветвь, идущую от Эрла и Симуса – фамилия древняя, много и других равнозначных ветвей.

– Но в чём же тут смысл? – растерянно вопросил Чудакулли, пытаясь уловить хотя бы намёк на выгоду.

Такинадо Записатис покачал головой, улыбнулся и с назиданием изрёк:

– Смысл, сэр, тут один: Диск чрезвычайно логичен. Он соединяет разъединённое и возвращает туда, где положено быть.

"Тоже мне, философ! – пронеслось в аркканцлерском мозгу. – Может ему тоже, как казначею, пилюль каких попить?"

Вслух же он произнёс:

– Отлично, отлично сказано. А теперь, будь добр, сделай мне копию генеалогического древа.

– Только древа, сэр? – уточнил архивариус.

– Да, только древа, – ответил Чудакулли, выходя из архива. – Дальше пусть разбирается сама.

***

– Торгаш несчастный! – ругалась Катрин, разворачивая метлу на северо-восток, в сторону Борогравии. – Неужели им так мало платят?

– Платят! – расхохотался Церн. – Я бы за такую работу штрафовал.

– Могли бы разок и поработать ради разнообразия, – фыркнула Катрин.

– Нельзя им, – вмешалась Рамона, – в гримуаре было написано, что волшебник не должен осквернять себя работой, а уж волшебник-учёный – и подавно.

– Зато что-нибудь продать – энто пожалуйста, – развил мысль Церн.

– Продать – это ж не поработать, – согласилась Рамона. – С утра продал – весь год свободен.

До Борогравии было четыре часа полёта, и каждую минуту этого времени компания ланкрцев не преставала распекать аркканцлера Чудакулли, на чём свет стоит. В итоге, когда внизу промелькнула табличка со словами "Добро пожаловать в Борогравию – страну лесов и строгих нравов", молодые люди были уже ко всему готовы. Правда, конец надписи озадачил компанию, но, увидев, что до самого горизонта их встречают лишь полторы ёлки, путники расслабились: возможно, и со нравами тут точно так же.

Однако, именно в этом отношении система работала без сбоев.

– Эй, вы! – внезапно крикнул с земли пограничник. – Тут нельзя летать!

Две метлы приземлились с внешней стороны линии границы, на территории какого-то мелкого сопредельного графства. Прямо посередине бескрайнего поля стояли два пограничных столба и какие-то ворота, скорее напоминавшие традиционное украшение, чем первый рубеж обороны государства.

– Прошу прощения, – протараторила Рамона, – но нам нужно найти...

– Почему Вы в чёрном? – перебил её пограничник, показывая пальцем на Катрин.

– Стиль такой, – буркнула Катрин.

– Так вот, знайте, что в Борогравии чёрное не носят, не летают, не выходят на улицу после семи вечера, не приходят на работу позже семи утра, не работают меньше двенадцати часов, не сквернословят, не пьют алкоголя, шумно не развлекаются...

Ребята переглянулись. Страж границы перечислял разнообразные запреты, как заведённый, даже не думая останавливаться.

–...не пьют компот перед сном, не ковыряют в носу, не носят кеды с костюмом...

– Чё-то я не понимаю, – прошептал Церн, – как они работают по двенадцать часов, если после семи нельзя на улицу выходить?

– Ночуют на работе, небось, – ухмыльнулась Рамона.

–...не проводят ночей вне дома...

– Дома работают, значит, – высказалась Катрин.

– Я ща его убью! – закипал Церн.

–...не обижают старших, не обижают младших, не обижают женщин с детьми, без детей, а также детей с животными или без таковых. Наказанием за любую такую провинность является сожжение на костре. У вас есть два часа на то, чтобы привести в порядок внешность и одежду. Добро пожаловать в Борогравию!

С этими словами пограничник открыл скрипучие ржавые ворота высотой ниже метра и сделал широкий жест рукой, приглашая внутрь. Путники спешно вошли, пока он, чего доброго, не передумал.

– По крайней мере, теперь ясно, куда у них делись все леса, – подытожила Катрин.

– Пали жертвой строгих нравов, – мрачно подтвердила Рамона.

Озираясь по сторонам и испытывая тревожные предчувствия, ребята отправились на поиски постоялого двора или гостиницы.

Суровые северные ветры меж тем несли колкую ледяную крупу по бескрайним просторам Пупземелья. То был край вечной мерзлоты, где редкому человеку случается выжить. Белый снег, доколе хватает глаз, свинцовые тучи, неприветливое тёмное небо – и Кори Челести, самый высокий пик Диска. Он уходил вверх на десять миль, вершина его постоянно была скрыта за облаками, а сам он представлял собой спираль из камня и льда, который никогда не таял.

На самой высокой точке этого неприступного пика располагался Дунманифестин – дворец богов Плоского Мира. Там каждое мгновение разворачивались судьбоносные события: вот Слепой Ио играет в кости с крокодилоголовым Оффлером над картой Клатча, вот богиня любви Астория выбирает себе новую жертву, а вот и богиня мелкой ревности Крутилия откровенно скучает, когда всем хорошо. Последняя была дочерью вышеупомянутой Астории и Нуггана, Бога Бумагодержателей, Правильного Расположения Вещей на Столе, когда не Хватает Места и Необязательной Бумажной Работы. Тот, в свою очередь, был единственным почитаемым богом в Борогравии, где на фоне его культа появилось множество разнообразных запретов. Юная Крутилия, родившаяся в столь противоречивой обстановке, выбрала для себя нечто среднее между занятиями родителей и стала богиней мелкой ревности. Прошли годы, бледную кожу избороздили морщины, под жёлтыми глазами появились мешки, чёрные волосы навек застыли во всклокоченном состоянии, и без того стройная фигура окончательно ссохлась, а род занятий остался прежним: Крутилия летала над городами и нашёптывала молодым влюблённым девушкам крамольные мысли, переворачивала факты, вызывая небольшие ссоры на пустом месте. Словом, делала то, обо что богиня жгучей ревности, причина некоторых убийств, не стала бы и руки марать. И сейчас у неё появилась новая перспективная жертва: Рамона Подпруга, только что ступившая на борогравскую землю и представшая вместе с двумя друзьями перед суровым лицом столичной гостиничной служащей, отвечающей за приём и регистрацию постояльцев.

– Так-так, – строго произнесла регистраторша, – две девушки и юноша. Вы женаты?

– Нет, – хором произнесли все трое. Рамона залилась краской.

– Вы родственники? – продолжила уточнять строгая дама.

– Нет, – снова ответили ей.

– Но мы земляки, – нашлась Катрин. – Туристы из Ланкра.

Женщина покачала головой.

– Тогда ничем не могу помочь. Один номер вам не полагается, а трёх у нас нет.

– Но два-то есть? – не сдавалась склонная к переговорам молодая Ветровоск.

– Два есть, но в два вас селить нельзя: вас трое, вы не женаты и не родственники, – упиралась регистраторша.

– Как же так? – недоумевала Катрин. – Девушек в один номер, юношу в другой – только и всего.

Дама нахмурилась и поджала губы.

– Девушек в один номер тоже нельзя. У нас страна строгих нравов, мало ли чего.

– "Мало ли чего" у вас тоже бывает? – воскликнула Рамона.

– У нас всё бывает! – отрезала женщина, на щеках которой проступил предательский румянец. – Точнее говоря, в нашей стране даже думать о таком запрещено. Посторонние люди живут только по одному, а за разговоры, подобные вашим, можно и на костёр угодить.

Катрин обернулась и шёпотом спросила:

– Может, посох ей показать? Говорят, он у меня страх какой убедительный.

– Бросай это гиблое дело, – махнула рукой Рамона, – уж где-нибудь переночуем, а то мало ли чего, в самом деле.

Путники вышли из гостиницы и направились к центральной площади столицы Борогравии. О неровную брусчатку то и дело можно было споткнуться, но это не мешало им неспешно идти и рассматривать дома и местных жителей.

– Улицы прямые, а брусчатка кривая, – заметил Церн.

– Да и людей почти нет, – поделилась наблюдениями Рамона.

– Так они же не ночуют вне дома, – напомнила Катрин, – небось, уже по домам все сидят.

– Нас бы тут не засекли, а то вовек не отмоемся, – заволновалась Рамона.

Никто не успел ей ответить – внезапно сзади раздался страшный грохот. Он был похож на сход снежной лавины, землетрясение и массовую драку в баре одновременно. Обернувшись, молодые люди увидели позади себя странное существо, хлопающее ужасными руками, одна из которых была длинной и изогнутой, а вторая – идеально круглой и выпуклой.

– Что это? – выпалила Рамона.

– Понятия не имею, – прорычал Церн, – не иначе, местный дикий зверь. Катрин, готовь посох, обороняться будем.

Катрин и сама уже вытащила из-за спины своё титановое орудие и приготовилась держать оборону. Пока выстраивался боевой порядок, странное существо подошло ближе, и путники увидели всего лишь женщину, бьющую огромным половником в чугунную кастрюлю и истошно вопящую:

– Семь часов! Все домой!

– Уф-ф-ф, – выдохнула Катрин, убирая обратно посох. – Испугала, зараза.

– Зато глянь, – Рамона обвела рукой окрестности, – мы стоим одни во всём районе.

– Правильно! – с жаром откликнулся Церн. – Никто носа из дому не кажет – боится с энтим чудищем встретиться.

То, что Катрин, Рамона и Церн остались на улице одни, не прошло для них даром – странная женщина их заметила и двинулась прямо на них.

– Почему вы не дома?! – взвизгнула она, размахивая половником.

– Мы сейчас, – улыбнулась Рамона.

– Если вы сейчас же не окажетесь дома, я заявлю в жандармерию! – женщина перешла на ультразвук.

– Простите, а Вы-то почему не дома? – строго спросила Катрин.

Женщина возмутилась:

– Я собираю по домам таких, как Вы!

– Но это не отменяет того, что Вы сами не дома, – возразила Катрин, – и не на работе.

– Это моя основная работа! – голосом можно было бить бокалы.

– Так Вы, значит, ещё и работаете меньше двенадцати часов! А как же личный пример?

– Кончайте демагогию!

– Это не демагогия, это головология, – поправила Катрин.

– Ну и стойте тут, – женщина надула губы, – но под вашу ответственность.

– Ну и постоим, – заявила Рамона, показав уходящей женщине язык.

– Жандарм! – прогудел вдруг Церн.

Путники пригляделись и увидели справа от себя чеканящего шаг рослого верзилу в чёрной форме и фуражке. Они принялись рассматривать окрестные дома в поисках укрытия – знакомиться с остатками местных лесов не хотелось никому. Скамейки, фонари, безупречно прямые улицы, трёх– и пятиэтажные постройки...

– Подворотня! Драпаем туда! – скомандовал военнослужащий Церн.

Со всех ног овцепикцы бросились к высокой двустворчатой двери, спрятались за ней и с размаху закрыли за собой. Старая деревянная створка жалобно скрипнула и с оглушительным грохотом вернулась на своё место. Жандарм на мгновение остановился и обвёл улицу настороженным взглядом. Шум больше не повторялся. Страж порядка ещё раз огляделся, пожал плечами и медленно удалился.

– Вроде уходит, – прошептал Церн, наблюдавший за жандармом через щели в двери.

– Посидим пока здесь – мало ли что, – предложила Катрин.

– Вот уж дудки! – раздался за спинами молодых людей скрипучий голос. – Шатаются тут всякие, не дают честным людям нормально поспать – а ну вон отсюда!

Рамона, Катрин и Церн мгновенно обернулись – перед ними стояла сухопарая старушка, одетая в пёстрое, наглухо закрытое платье из плотной ткани. Правой рукой она гневно указывала на дверь, а левой держала огромный чугунный чайник.

– Вон, кому сказала! – снова взвизгнула она и замахнулась чайником. Из него вылетела струя кипятка.

"Хорошо ещё, не кислота", – подумала Катрин.

"Хорошо ещё, не запустила этой махиной", – подумал Церн.

– Простите, уважаемая леди, – пропела Рамона, уворачиваясь от чайника, – мы вовсе не хотели Вас потревожить.

– Чего сказала? – прорычала старушка. – Как назвала?

Струя кипятка снова вылетела из бездонного чугунного чудовища и едва разминулась с Церном.

– Пошла отсюда, кикимора! – пробасил тот.

– Ну наконец-то! – лицо женщины разгладилось. – Хоть один нормальный служивый, да и тот приезжий. А то эти всё – "леди, леди", тю!

– Что, вам нравится, когда вас кикиморой называют? – выпучил глаза Церн, дивясь неожиданному эффекту.

До растерявшейся женщины дошло: наглый иностранец произнёс что-то такое, что отнюдь не является комплиментом. Она замахала руками и буквально побагровела от злости.

– Всё, хватит! – выпалила она. – Живо идите в гостиницу!

– Нас оттуда выгнали, – с невинным видом прощебетала Рамона.

– Мало того, что выгнали из гостиницы, – продолжил Церн, – так ещё и какая-то ненормальная до заикания меня перепугала своим стуком в кастрюлю.

После этих слов старушка встала в позу оперной певицы и приготовилась было звать жандарма, но Катрин примирительно выставила вперёд руки. Известно, что у любой ведьмы руки довольно длинные, поэтому юная Ветровоск нечаянно угодила пожилой даме в челюсть. Однако, так примирение прошло даже быстрее: пока та стойко держалась за зубы и не могла заголосить, Рамона бросила распекать незадачливого Церна и пояснила:

– Вы его не слушайте – на него в детстве кастрюля упала...

– И весло, – вставила Катрин.

– Да, и весло тоже, – согласилась Рамона. – С тех пор он и заикается, когда кастрюлю видит. Детская травма, знаете ли.

Но бабушка, на своём веку повидавшая в Борогравии и не такое, рассказом не впечатлилась. Отойдя подальше от молодой ведьмы, она снова собралась позвать жандарма, но вновь была перебита хором девичьих голосов:

– Мы уж пробовали снова на него весло уронить – вдруг само рассосётся, а оно никак! Вы уж не серчайте на парня, не нарочно он. Вот мы вернёмся и снова ему веслом вдарим – для профилактики.

– И кастрюлей, – добавила Катрин, не сдержавшись.

Церн, у которого весло вызывало неприятные воспоминания, лишь угрюмо косился на Катрин и фыркал. Женщину же наконец пробрало: она выскочила из подворотни и заявила:

– Идите за мной – я сама вас сейчас сдам в гостиницу. Но учтите: если вахтёрша увидит меня вне дома – живо жандармов вызову.

Путники вслед за своей провожатой неспешно выбрались из подворотни и пошли узкими кривыми улочками. Не то, чтобы им не хотелось пройти по широкому и хорошо освещённому главному проспекту, раскинувшемуся буквально через один дом от них – нет-нет, так действительно было бы гораздо удобнее. Мешала лишь маленькая проблема: со стороны проспекта раздавался отчётливый звук топора, да и вид бесчисленных пней вокруг навевал сплошную тоску. В конце концов, часы на ратуше недавно пробили восемь вечера, а старушка и молодые люди были вне дома, да и Катрин по-прежнему была в чёрном, с метлой и оружием. Ни дать, ни взять – закоренелые преступники.

Тихо, стараясь не спотыкаться о неровную брусчатку и не слишком громко восхищаться особенностями местной природы, ланкрцы миновали ряды низеньких двухэтажных домов с облупившейся краской и плотно задёрнутыми шторами и вернулись к гостинице. Женщина, что вела их, размашистым жестом распахнула дверь и с порога закричала:

– Лора! Лора, кракозябра тебе на голову, подойди сюда!

Катрин, Рамона и Церн переглянулись: конечно, люди, знакомые с нянюшкой Ягг, привыкли и к более забористым выражениям, но слышать их из уст благочестивой старушки в стране строгих нравов (и особенно густых лесов) – это было уже слишком. То ли дело от знакомой уже регистраторши – та отреагировала ожидаемо:

– Кто там опять? Ах, Грета, ты! Заходи, сестрёнка, заходи. А эти что тут делают?

– Посели их у себя, Лора, – отрезала старушка. – Все расходы оплачу сама, лишь бы больше они не ночевали в моей парадной.

– Хулиганы? – насторожилась регистраторша.

– Нет слов! Прячутся от жандармов, ночуют где попало и даже... – Грета наклонилась к Лоре и быстро прошептала что-то ей на ухо.

Лора переменилась в лице: глаза сверкнули, губы сжались в нитку.

– Что ж, хорошо, – процедила она, – девушкам двухместный номер, парню – одноместный в другом крыле.

– Придумали тоже – крылья какие-то, – фыркнул Церн. – После замка-то!

– Что вы сказали? – прищурилась Лора.

– Энто... Мы согласны, – выдавил улыбку юноша.

– Тогда вот вам ключи, комнаты найдёте сами, – сказала регистраторша, хмыкнула и удалилась.

Спустя четверть часа ланкрские девушки уже рассматривали гостиничный номер и молча удивлялись: посреди него стояло нечто такое, чего им не доводилось видеть во взрослой жизни. Это было настолько нелогично, что даже не укладывалось в голове. Катрин протёрла глаза, посмотрела на это, на свой посох, потом ещё раз на это. Оно не менялось.

– Ничего я не понимаю в этой жизни, – изрекла наконец Рамона. – Зачем в двухместном номере двухъярусная кровать?

Катрин уже со всех сторон рассмотрела неуклюжую конструкцию и покатывалась от смеха.

– Как зачем? – хихикнула она. – Это же страна строгих нравов. Даже если здесь остановятся молодожёны, то пару раз промахнутся и свалятся на пол, прежде чем что-то сделать. А на шум как раз и жандарм прибежит. Так что ты смотри не роняй ничего.

– Тогда посох свой убери, – заявила Рамона, – а то свалится ночью – позора не оберёмся.

– Куда ж я его уберу? – пожала плечами Катрин.

– Да хоть куда, – Рамона была настроена решительно. – Сейчас я его к Церну отнесу – там уж точно ничего не случится. И кстати: чур ты ложишься на верхнем ярусе.

Катрин махнула рукой ей вслед и пробурчала:

– Летает лучше всех, а до сих пор высоты боится.

Она забралась на верхний ярус, кряхтя и стараясь, чтобы ничего не рухнуло. Рамона не вернулась ни через десять минут, ни через двадцать, ни через полчаса. "Видать, заблудилась", – подумала молодая ведьма, засыпая. Правда, посреди ночи ей сквозь сон показалось, что что-то упало, но она не придала этому значения – мало ли, жандарм уснул на посту или молодожёны осмелели.

Наутро Церн был вне себя от злости. Увидев в гостиничном коридоре Катрин, он едва не набросился на неё, однако внезапно передумал и лишь яростно выпалил:

– Катрин, чё энто такое? Ты своей палкой меня чуть на костёр не отправила!

Молодая ведьма огляделась, поправила шляпу и спокойно парировала:

– И тебе доброе утро, Церн. Я как раз шла к тебе за своим посохом. Кстати, ежели ты снова назовёшь его палкой, вылетит птичка.

Сержант армии Ланкра поморщился и начал по старой памяти тереть затылок.

– А то и он сам может случайно выпасть из моих рук и заехать тебе по лбу, – продолжила Катрин.

Церн бросил тереть затылок и принялся за лоб, попутно бормоча:

– Ну а если б я на костёр загремел? А если б в тюрьму? И всё из-за него, гада... ой, то есть посоха.

– А что с ним произошло? – поинтересовалась Катрин. – Неужто ночью он выкатился из твоей комнаты, и об него споткнулся генерал жандармерии?

– Хуже, – помрачнел Смит, – ночью я мирно спал ровно до тех пор, пока энтот посох не грохнулся на пол и не загремел. Я, как верный солдат его величества, поднял его и поставил на место – мы же им того чудика пришибли по королевскому указу, не мог же я его оставить на полу валяться. И, значит, дальше сплю. Но разве я знал, что тут мыши кругом! Самая жирная мышь толкнула хвостом посох, и он опять упал. Честное слово, сам слышал, как она хихикала!

Вид хихикающей мыши с хвостом, способным повалить титановый посох, вызвал у самой Катрин приступ хохота.

– И ничего смешного! – обиделся Церн. – На энтот грохот прибежал жандарм и какой-то тип из местной итицкой... етицкой... в общем, какой-то неприличной комиссии...

– Этической, что ли? – уточнила Катрин.

– Ага, – закивал Церн, – я так и сказал. В общем, начали они выяснять, чем я тут занимаюсь. А я стою в чём мать родила да с посохом в обнимку! Бедолага тот из комиссии не знал, что и думать.

– Извращенцы, – заключила Катрин.

– Извращенцы, ясно дело! – с жаром согласился Церн. – Но посох свой забери, а то меня самого будут извращенцем считать, а энто, говорят, заразно.

Катрин пожалела, что поблизости нет нянюшки Ягг – уж она-то знала всё о том, что заразно, а что нет. Тем не менее, посох из комнаты Церна перекочевал обратно в двухместные апартаменты девушек – молодая ведьма сама вынесла его, дабы не смущать больше местных блюстителей порядка. К тому же, именно посох сейчас был нужен больше всего: молодые люди собрались навестить покупателя столь необходимой подставки и, едва управившись с завтраком, вышли на тропу войны.

– Я тут с утра поспрашивал регистраторшу, – рассказывал по пути Церн, – и она объяснила мне на пальцах, что министерство обороны находится на центральной площади рядом с памятником. Когда я спросил её, чё там за памятник, она посмотрела на меня, как на глупого, и заявила, что его видно из любой точки города. Если я правильно её понял, то нам надо идти во-о-он на ту фигуру.

Путники присмотрелись: памятник действительно было видно отовсюду, а пройти к нему из любой точки Борогравии можно было практически по прямой. Все мало-мальски значимые дороги в этой стране сходились к гигантскому бронзовому изваянию на таком же гигантском гранитном постаменте. Ни дать, ни взять – историческая личность. По мере приближения к нему молодые люди впадали в ступор, всё больше и больше поражаясь тому размаху, с которым местные жители увековечили своего героя. Оказавшись рядом с ним, они остановились, как вкопанные, и не смогли двинуться дальше или хотя бы оглядеться.

– Энто чё за тип? – Церн отошёл от оцепенения первым.

– Сейчас посмотрим, – беззаботно отозвалась Рамона и подошла к постаменту, надеясь разглядеть надпись на нём.

– Дляъ забугорнен приехайтен... Интересно, что бы это значило? – развела она руками.

– Для интуристов, чё тут непонятного! – пояснил Церн, проследив взглядом за строчкой, идущей через весь постамент, и отойдя к её концу. – Генерал Вильфред... ладно, пропускаю всю эту муру... Райзенауэр, основатель Борогравии.

Действительно, причудливые имена мелкими буквами тянулись одно за другим, и чтение их заняло бы полдня. Рамона с восхищением смотрела на Церна.

– Ты борогравский знаешь? – выдавила она наконец.

– Так... в школе учил, – смутился Церн.

Генерал Райзенауэр был вылитой смесью бульдога с носорогом: такого зверского лица и маленьких глаз никто из ребят прежде не видел, а длинный крючковатый нос указывал, не иначе, на городские ворота. Что же до министерства обороны, то на него указывала шпора на левом генеральском сапоге.

– Проблемы будут, – заключила Рамона, едва увидев нужное здание.

– Разберёмся, – ответил Церн, тоже бросив взгляд на министерство.

Здание министерства обороны представляло собой замок в миниатюре, выстроенный больше для помпезности, нежели для обороны. На его центральной башне был установлен флюгер в виде сабли, а массивную дубовую дверь, окованную полосками металла, охранял закованный в латы стражник с алебардой. Одним словом, зрелище было серьёзным, и начать в столь нелёгком деле иностранные гости решили с дипломатии.

– Здравия желаю, – Катрин чуть поклонилась стражнику, – нам нужно срочно увидеть господина Родденбергера.

– Кто такие? Пошли вон, – лениво ответил латник. Было видно: дипломатией тут сыт не будешь, поскольку этот детина был явно не специалистом в области международных отношений.

– Сэр, мы прибыли издалека, – предприняла ещё одну попытку Катрин, – речь идёт о жизни человека, и только господин Родденбергер может помочь. Нам нужна подставка от кристалла долголетия...

– А больше вам ничего не нужно? – рассмеялся солдат. – Вон пошли, у нас попрошаек не любят.

– А я говорю, пошёл и проводил нас к Родденбергеру, – внезапно рявкнула Катрин, оказавшись вплотную к стражнику, – пожалуйста!

Неизвестно, что сработало: то ли волшебное слово, то ли фирменный прищур Ветровосков (а то и фирменный тон!), то ли боевой посох, внезапно сдавивший горло солдата, – но тот резко изменил мнение.

– Хорошо, хорошо, – прохрипел он, – как вас представить?

– Я Катрин Ветровоск, – представилась Катрин, – а это Церн Смит и Рамона Подпруга.

Стражник вдруг резко просиял и пригласил всех следовать за ним. По пути на него нахлынули воспоминания.

– Ах, точно! Мисс Ветровоск! Я обязан был Вас узнать! У нас был воин из Вашего рода – знатный воин был, Эрвином звали, как нашего министра обороны. Так вот он...

– Простите, – прервала его Катрин, – я не могу его знать.

– Да его все знают! – отмахнулся военный. – Это же Эрвин, он знаменит уже тем, что в честном бою одолел дикого кракозябра. Если Вы впервые в Борогравии, Вы явно ничего не знаете о диких кракозябрах...

– И знать не хочу, – парировала Катрин.

– Но тогда Вы не поймёте, с каким трудом Эрвин Ветровоск его прикончил!

– Не стоит вдаваться в подробности, – на остатках терпения процедила Катрин, – я всё равно не знаю этого человека.

– Но Вы же Ветровоск! – всплеснул руками стражник.

– Не по крови.

– Но как же? – удивился дотошный солдат. – Конечно, если Вы живёте с мужчиной этого рода...

– Да вот как раз с женщиной, – съязвил Церн.

За спиной сдавленно хихикнула Рамона. Катрин зажмурилась и ударила ладонью по лбу: откуда, в самом деле, борогравский замковый стражник может знать, что в Ланкре ученица ведьмы живёт под одной крышей с наставницей? Он, небось, и не знает, в какой стороне тот Ланкр вообще находится, и живёт счастливо без этого. Это же не дикие кракозябры.

Взяв себя в руки и показав Церну кулак, Катрин решительно отрезала:

– И вообще, стану я тут профессиональные секреты разглашать!

Но было уже поздно: солдат тихо ойкнул и остановился, его лицо сделалось пунцовым, и, казалось, даже волосы на голове зашевелились.

– В чём дело? – недовольно пробурчала Рамона, едва не влетев в стражника на ходу.

– Но я думал... – начал было оправдываться тот, но на сей раз его перебил Церн:

– Ты знай себе веди, думать потом будешь!

Солдат прошёл ещё с десяток шагов и упёрся в массивную резную дверь. На ней были изображены звёзды, луки и стрелы, револьверы, мчащиеся в бой воины со знамёнами, поверженные враги и прочие батальные сцены. Нетрудно было догадаться, что эта дверь принадлежит явно не министерству культуры, тем более, что на уровне глаз располагалась крупная золочёная табличка с надписью "Эрвин Вольфганг Бастиан Ферстер фон Родденбергер, министр обороны Борогравии".

– Стойте здесь, сейчас я вас представлю, – заявил стражник и торопливо исчез в дверном проёме, пряча всё ещё красную физиономию, о которую можно было зажигать фонари.

Через несколько минут он вышел, пробормотал "Можете идти" и поспешно удалился, пока не услышал ещё что-нибудь.

– Может, ты его... это? – задумчиво предложила Рамона.

– Что "это"? – усмехнулась Катрин. – Ты же знаешь, что я не умею Заимствовать людей.

– Тю! – фыркнул Церн. – Рэм, энто точно, она у нас больше по птицам.

– А ты? – Рамона с надеждой взглянула на Церна.

– Военный с военным всегда договорится, – заверил тот, заходя в кабинет Родденбергера.

В следующие несколько минут из-за закрытой двери доносилось только "Ой!" и "Ай!", затем оттуда вышел сияющий Церн с серебряной подставкой.

– Вот, – гордо произнёс он.

– Молодец! – восхитилась Рамона.

– Да, на всём Диске не найти ударной силы лучше, чем наш Церн, – похвалила Катрин.

Ланкрцы вернулись в гостиницу в приподнятом настроении, собираясь переночевать в Борогравии, а ранним утром вылететь домой. Рамона была так воодушевлена дипломатическими способностями Церна, что сбегала в ближайший магазин и принесла кулёк конфет. Когда она вновь появилась в номере, на её лице сияла торжествующая улыбка.

– Что это? – удивилась Катрин.

– Конфеты! – выпалила Рамона. – Подарю Церну, он же у нас такой молодец!

Ветровоск кивнула головой и отвернулась, представляя себе Церна, грызущего карамельки. Рамона же отправилась прямо в номер юноши, чтобы сделать ему презент немедленно.

– Церн, – позвала она, пару раз звучно стукнув в дверь, – Церн, выходи, у меня для тебя сюрприз.

Дверь распахнулась, и выглянул испуганный юноша.

– Рамона, это ты? Ты... энто... осторожней, а то строгие нравы, знаешь ли.

– Я знаю, – улыбнулась Рамона, – у меня для тебя подарок.

– Ух ты! – расплылся в улыбке Церн. – Проходи.

Рамона вошла в комнату Церна и сразу же перешла к делу: вручила ему яркий цветастый кулёк, обняла и поцеловала в щёку. Смущённый парень вяло сказал "Спасибо" и постарался спиной загородить следы, оставленные ботинками Катрин, когда та забирала свой посох, но было уже поздно: Рамона взглянула на пол и увидела всю картину.

– Ой, что это у тебя на полу? – изумилась она.

– Да так, ничего, – Церн даже слегка порозовел, – мелочи какие-то.

Девушка не стала расспрашивать подробнее и выпорхнула из номера, напомнив заодно Церну время вылета. Как назло, именно в этот момент богине мелкой ревности Крутилии было нечем заняться, поэтому она с громким хлопком появилась перед Рамоной в коридоре, села и скрестила крючковатые руки.

– Ну что? – проскрипела она, взглядом указывая на дверь комнаты Церна, где остались подозрительные следы.

– Земля, – побледнела Рамона, – кто-то насвинячил.