Текст книги "Мелани (СИ)"

Автор книги: Екатерина Невская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Невская Екатерина Евгеньевна
Мелани

Все персонажи, когда-либо упоминавшиеся ранее в серии книг «Плоский мир» Т. Пратчетта, принадлежат наследникам уважаемого автора или иным правообладателям. Данное произведение не является и не будет являться средством извлечения коммерческой выгоды без предварительного урегулирования правовых вопросов с обладателями авторских прав.

На Дурной Зад опустилась тихая, тёмная ночь. И без того не слишком приметная, эта деревенька окончательно слилась с тёмными силуэтами величественных Овцепикских гор. Именно Овцепики собрали на себя большую часть магического поля Плоского мира – самого реального и самого несуразного из миров. Он имеет форму гигантского Диска, неспешно вращающегося на спинах четырёх исполинских слонов, которые, в свою очередь, деликатно переминаются с ноги на ногу на панцире вселенской черепахи – Великого А"Туина. Панцирь его был испещрён кратерами от метеоритов, за Край Диска выливался водопад, обдавая его солёными брызгами, а то и вынося всякий хлам или очередных учёных, желающих выяснить пол, возраст и строение его ноздрей – иными словами, условия работы оставляли желать лучшего, но Великий А"Туин всё равно продолжал двигаться к какой-то цели, известной до сих пор лишь ему одному, невзирая на то, что учёные старательно пытались выяснить и её.

Столь нелогичный мир удерживает от краха только одно – магия. Магическое поле является частью жизни всех плоскомирцев, от Агатовой империи до Крулла, но только в Овцепикских горах, самых высоких на Диске, его фон значительно повышен. Они являются скопищем сырой, неразбавленной магии, именно поэтому значительная часть всех ведьм, волшебников и жрецов происходят из какой-нибудь местной деревни. Потом, правда, они перебираются в Анк-Морпорк и напрочь забывают о родных краях.

Что касается Дурного Зада, то он слыл достаточно спокойным местом. О волшебниках здесь слышали только захватывающие истории, ведь сама деревня не могла похвастаться большим количеством знаменитых уроженцев. Сейчас же посёлок готовился ко сну. Свет давно погас во всех окнах деревенских домов, но в маленькой, практически вросшей в землю хижине, стоящей чуть поодаль от главной дороги, он не зажигался уже несколько дней. Лишь неверный отблеск масляной лампы иногда появлялся в одном из окон второго этажа.

Это была хижина матушки Ветровоск – самой могущественной и одной из самых влиятельных ведьм на Диске. Слава её прогремела далеко за пределами Овцепикских гор и докатилась даже до двуединого города Анк-Морпорка. Те, кто хоть раз слышал о ней, заранее старались держаться от неё подальше, поддерживаемые теми, кого угораздило всё же встретиться с ней на узкой дорожке. Но вот уже неделю никто не видел её и ничего о ней не слышал. Она не покидала хижины, обдумывая ощущения, вдруг начавшие проявляться. Любому местному жителю было известно, что ведьмы (как, впрочем, и волшебники) чувствуют приближение своей смерти. Теперь это предчувствие посетило матушку Ветровоск. Она знала, когда это произойдёт, где и как, знала, что Смерть придёт за ней лично, как и за всеми представителями её ремесла. По правде говоря, со Смертью ей доводилось встречаться неоднократно, провожая души умерших, спасая жизни новорождённых и даже вправляя Мрачному Жнецу кости. Тем не менее, перспектива самой стать целью его визита ей совершенно не нравилась.

На втором этаже хижины снова блеснула масляная лампа: Катрин, ученица матушки, бесшумно спустилась вниз и спрятала в шкаф старинный гримуар в кожаном переплёте. Это была стройная голубоглазая девушка среднего роста, с тёмно-русыми волосами до плеч. Одета она была в традиционное для ведьмы королевства Ланкр чёрное платье и тяжёлые армейские ботинки, доставшиеся ей ещё во времена службы в анк-морпоркской Страже. Да, Катрин Ветровоск – одна из немногих, кто, находясь в здравом уме, навсегда оставил шумный и весёлый Анк-Морпорк в пользу неприметного Ланкра. Конечно, отчасти этому способствовал наёмный убийца, шедший за ней по пятам, но, разобравшись с ним, она так и не вернулась к привычной беззаботной жизни.

Она потушила лампу и вышла во двор, прихватив метлу, лёгкий боевой посох из титана и дорожную сумку.

– Что-то погода сегодня нелётная, – пробурчала она, глядя в осенний туман, – но ничего не попишешь, и так уже здесь задержалась.

В такую ночь вряд ли кто-то стал бы слоняться по окрестностям, но Катрин, на бегу разгоняя метлу, постаралась особо не шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания. Резким рывком она взмыла в небо и полетела к границам королевства. Через двадцать метров она резко затормозила в воздухе, раздосадовано плюнула и полетела обратно за упавшей на землю шляпой. Выглянувший в тот момент в окно фермер толком ничего не понял, но предпочёл на всякий случай вымыть голову.

Наутро весь Ланкр узнал, что Катрин Ветровоск покинула свою наставницу.

Не в пример суровому северному Ланкру, королевство Крулл всегда славилось мягким климатом, богатой морской добычей, большим количеством учёных и лоботрясов, причём последние чаще всего были детьми первых. Само дискографическое положение способствовало этому: Крулл был большим островом около самого Края Диска, состоящим преимущественно из гор, лесов и ущелий. Местные умельцы в своё время возвели ограждающую Край Окружносеть, так что воды Окружного океана непрерывно несли в казну государства множество полезных вещей. Они тщательно сортировались: корабли шли на постройку домов, минералы и инструменты уходили столичным учёным, драгоценные камни продавались на благо страны, рыба и осьминоги оседали у местных аристократов, ткани и люди собирались там же. С таким источником дохода можно было бы не заниматься вообще ничем, но в Крулле непонятным образом завелись энтузиасты: учёные и рыбаки (не считая, конечно же, рабов). Последние изо дня в день удили рыбу в тихих водах реки Хакрулл, протекающей по равнине и впадающей в Краепад. Занятие это обходилось недёшево: удочки, снасти, приманка, одежда, закуска, местная бормотуха... словом, быть рыболовом означало быть либо последним бедняком, либо состоятельным лентяем, поскольку рыба чаще всего не разделяла такого трудолюбия.

А вот учёные как раз и составляли костяк крулльской аристократии. Они жили и работали в столице островного государства, по велению буйной фантазии правителей также названной Круллом. Высочайшая точка города выпирала за Край Диска, посему именно её облюбовали астрозоологи – исследователи Великого А"Туина и слонов. Что только они ни делали: запускали корабли, пробовали опускаться сами, перегибались за Край с различными устройствами, но результаты часто были самыми плачевными. Волшебники, вершившие дела Крулла, лет эдак четыреста назад посовещались и объявили профессию учёного чрезвычайно вредной. Это давало каждому из них право на кусок земли на равнине или в лесу и красивый белокаменный домик, от них же требовалась сущая малость: оказаться достаточно везучими и не рухнуть за Край в течение десяти лет. Таких исследователей было настолько мало, что дома из белого камня по всей стране считались признаком знатного рода. Отпрыски таких семей, по большей части, предпочитали не рисковать понапрасну и жили за счёт даров Окружносети, благо, при их распределении у них был приоритет.

Ещё одним атрибутом крулльских учёных были всевозможные слёты и конференции, на которых обсуждались новые приспособления, машины, материалы и просто идеи, с помощью которых можно добыть информацию о галактической черепахе – короче говоря, различные способы самоубийства. Для этой великой цели на небольшом отдалении от столицы был выстроен замок мудрецов Крулла. Его обслуживала целая толпа горничных, в его хозяйственных постройках был расквартирован военный гарнизон, который между делом его и охранял, а ещё он пользовался дурной славой. Говорили, например, что делегация подающих надежды молодых астрозоологов из За"Луня приехала набраться опыта, поселилась в замке мудрецов, да так оттуда и не вернулась. То ли повар был в том виноват, то ли архитектор – никто сейчас точно не скажет, но заблудиться в тех коридорах можно было даже с картой и указаниями наёмного гида. Поразмыслив немного, учёные приняли меры: отправили в За"Лунь официальные извинения, заменили всех поваров, а сам замок сделали постоянно обитаемым – издали указ, предписывающий каждому из них со всей семьёй по очереди селиться там на пять лет. Будешь жить в такой громадине – поневоле запомнишь все закутки!

Сейчас очередь обживать замок мудрецов перешла к семье Ловкинс, славящейся тем, что уже четыре её поколения двигали вперёд науку без единого несчастного случая. Однако, эти люди больше не владели сооружением – более того, история семьи прервалась именно этим фактом. Незаметно для крулльцев место сбора учёных перешло в чужие руки. Высокая, седовласая женщина подошла к окну замка. Он представлял собой величественное строение из грубого серого камня с многочисленными шпилями, высокими окнами и массивными дубовыми воротами, а худощавая женщина настолько резко контрастировала с ним, что трудно было представить её его единственной хозяйкой. Тем не менее, она владела и этой грандиозной постройкой, и всеми окрестными землями от столицы до горного хребта.

Женщина появилась внезапно, выйдя из одного из зеркал замка прямо на глазах предыдущих его хозяев. Об этом успел рассказать их младший сын, но больше о той семье никто ничего не слышал. Никаких следов Ловкинсов найти не смогли – по правде говоря, услышав историю последнего представителя семьи, никто и не стремился их поискать. До сих пор по Круллу ходил рассказ, что едва ли не самых видных исследователей собственноручно сгубил замок. Новая владелица спорной недвижимости не спешила его опровергать – напротив, она добавила парочку подробностей про солдат, поспешивших на помощь хозяевам. Правда, на самом интересном месте её покинуло вдохновение, и судьбу служивых никто так и не узнал, но дело обошлось и так: гарнизон поразмыслил и признал её хозяйкой и чуть ли не доктором наук заочно.

Голубые глаза женщины сверкнули – она увидела в небе чёрную точку, которая быстро приближалась.

– А вот и ты, – довольно произнесла она, – что ж, сестрица больше тебя не увидит.

Она остановила взгляд на приближающемся объекте и сосредоточилась.

***

Мелани и Джорджио были самой красивой парой во всём Крулле. Владелица ущелья гордилась ими, словно собственными детьми, и собиралась поженить уже в этом месяце. Джорджио Кьяссо был высок, мускулист и широк в плечах. Подобно всей местной аристократии, он носил тонкие завитые усики и прилизанные к черепу волосы, каштановый цвет которых выдавал в нём примесь не местной крови. Кроме того, для уроженца Крулла он был чересчур курносым, но в остальном выглядел как типичный южанин: загорелая кожа, зелёные глаза, ярко выраженные скулы. Одной своей монументальностью он производил на всех впечатление как минимум молодого графа, поэтому никто особо не интересовался чистотой его рода.

Что же до Мелани Уэзерс, то она выглядела явной северянкой, невзирая на попытки перенять местную культуру. Тёмно-русые волосы, голубые глаза, круглое лицо и белая кожа лишь с лёгким загаром буквально кричали на весь район: "Я не отсюда, а откуда именно, вам знать не нужно – всё равно вы понятия не имеете, где находятся эти дебри". Из одежды она носила на людях лишь сандалии, состоящие из пары ремешков и подошвы, да лёгкое белое кружевное платьице до колена, с открытыми плечами – в Крулле даже такая одежда порой избыточна, но ходить совсем уж без неё испокон веков не дают правила приличия. Благодаря этому платьицу Мелани выглядела очень хрупкой, но создавалось смутное впечатление, что она не снимала его даже на ночь.

Контраст между молодыми людьми был виден невооружённым глазом, но именно он притягивал к ним взгляды крулльцев. Местные старушки умилялись, едва завидев их, романтично настроенные барышни вздыхали и падали в обморок, трубадуры наперебой сочиняли про них лирические баллады, которые распевали по ночам под окнами тех самых барышень, едва успевших прийти в себя. Такое обилие красоты и лирики пагубно сказывалось на здоровье последних: они вновь начинали вздыхать и валились с ног, как подкошенные. Перепуганные певцы оставляли в покое одних болезненных дам и перемещались под окна других, но там их ждала та же история. Так они по очереди окучивали окна незамужних красавиц, периодически повторяясь и сталкиваясь, пока местный врач не вышел из себя и не посоветовал незадачливым женихам сначала просить руки избранниц, а уже потом распевать свои баллады. Эффект поразил воображение: в течение полугода неженатых трубадуров осталось только трое, а незамужних красавиц не осталось вообще. Естественно, это случилось благодаря жизненному опыту участкового терапевта и балладам про Мелани и Джорджио.

Единственным заметным недостатком этой пары была неопрятность Джорджио: он мог запросто явиться на приём в рабочей одежде или не мыть руки по паре дней. Будучи перфекционисткой, хозяйка здешних мест решила исправить дело и за пару крулльских долларов наняла столичного работягу нарисовать плакат о пользе гигиены и повесить его перед комнатой неаккуратного парня.

Согласился первый же исполнитель, в обычной жизни работавший, само собой, слесарем. Если бы хозяйка догадалась пригласить хоть самого завалящего, но художника, результат мог бы быть совсем другим, однако тут получился подлинный шедевр: в центре пергаментного листа красовалась некая зубастая амёба, от неё во всех направлениях разбегались анорексичные человечки, а сверху лошадиными буквами было написано: "Опасайтесь микробу!"

Поначалу плакат не возымел действия, но впечатление произвёл оглушительное: горничная, проходя по коридору с обедом для Джорджио, чуть на себя его не вытряхнула от смеха. Потом около плаката собрались чуть ли не все жители района, обсуждая, кто же все эти ипохондрики и кто такая микроба. Сам же виновник этих событий перед своей комнатой тоже покатывался от хохота и всякий раз врезался в чью-то статую, пока не сообразил: лучше уж сделать над собой усилие и начать мыть руки, чем погибнуть со смеху в столкновениях с несчастным изваянием.

Мелани же, напротив, была жуткой аккуратисткой – в её доме всё было в порядке и лежало на своих местах. Даже горничные и дворецкий удивлялись: мол, а мы-то на что? Тем не менее, они втайне признавались себе, что терпения на такую тщательную раскладку вещей им точно не хватило бы. Вот в доме молодого Кьяссо всё просто – горничные набросали всего в кучу и целый день ходят довольные, а хозяин потом и сам не разберёт, как это раньше лежало, да и было ли у него вообще.

Единственными, кто не поддавался панике и не разглядывал с завистью дом Джорджио, были садовники. До сада у Мелани не доходили руки, да и не к лицу ей было в лёгком платьице газоны косить и кусты подстригать. И вообще, настолько ярая поборница чистоты утомилась бы мыть руки после садовых работ – в народе даже шептались, что один из ипохондриков с плаката в доме Джорджио явно срисован с неё. Правда это или нет, но все они были изображены одинаково талантливо – палка-туловище, четыре палки рук и ног, круглое лицо, не менее круглый рот (застывший, конечно же, в вопле ужаса) и такие же глаза. Вместо волос было что-то непонятное – не то пакля, не то солома. Друг от друга их было не отличить, а значит, срисованы с Мелани были все.

Одним словом, садовники чувствовали себя вольготно. Не волновалась по пустякам и Рикелла Эррио – подруга хозяйки дома, высокая темноволосая и темноглазая девушка болезненного вида. Она была вынуждена продать своё жилище по причинам разной степени мрачности – от регулярных разбойничьих набегов до пытавшейся отравить её злой родни – и поселиться в особняке семьи Уэзерс. За кадром, правда, как всегда, осталась самая интересная вещь: кому и, главное, как Рикелла ухитрилась продать столь ненадёжную недвижимость. У всех было стойкое убеждение, что она сильно приукрашивает события, тем более, что в Крулле отродясь не было разбойников, но хитроумная девушка всякий раз утверждала, что дом её был именно продан. Она скрашивала скуку хозяйки дома, но с аккуратностью у неё тоже было не всё в порядке. Как-то раз она решила подшутить над излишне педантичной Мелани и спрятала её любимые домашние тапочки в чулан, будучи в полной уверенности, что она не решится там их искать. Итог оказался печальным: Мелани методично перерыла оба этажа дома, перетряхнула кухонную посуду, бельё и полотенца, перебрала запасы продуктов и направилась прямиком в чулан. Там она нашла искомое, но на этом не остановилась – всё содержимое этой тайной комнаты было извлечено и подвергнуто анализу. Дворецкий долго удивлялся, как хрупкая Мелани в одиночку смогла перетаскать три вязанки дров для камина, из особняка Джорджио прибежали горничные и, ведомые местной коллегой, с красными лицами принялись отбирать у хозяйки дома пять пачек любовных писем, а садовники прибежали спасать инвентарь. В конечном счёте Рикеллу хором попросили больше так не шутить, а на дверь чулана повесили амбарный замок. Тапочки, конечно, нашлись, но осадок остался надолго.

Неудивительно, что предстоящая свадьба двух настолько разных людей вызывала не только всеобщее умиление, но и изрядное удивление, но хозяйка здешних мест была твёрдо уверена, что всё будет хорошо.

***

На втором этаже хижины матушки Ветровоск снова зажглась масляная лампа. Высокая, жилистая девушка с длинными чёрными волосами сидела за низким дощатым столиком и читала «Историю магическихъ артефактаф» магистра Сочинилли – книгу, столь древнюю, что сама хижина в сравнении с ней казалась новостройкой. Девушка задумчиво листала страницы, словно ища что-то. Потёртые страницы рассказывали своё повествование: «Фсе старожылы Диска начали охоту за Кристаллом Долгалетия. И тогда магистр Брома разделил артефакт и отдал ево части ф вечное пользавание: кристалл нашол пристанище ф замке южных мудрецоф на Краю Диска, а дополняющая ево серебряная подстафка гномьей работы на львиных лапах храница у правителей двуединаго Анк-Морпорка: градоначальника или верховнаго валшебника. И когда Смерть пришол за магистром Брома, завещал он, чтобы и через века хранились части Кристалла Долголетия ф этихъ местахъ, соединяясь лишь ф случае крайней неабхадимости, ибо по атдельнасти они совиршенно бесполезны...».

За окном раздался чуть слышный шорох – это немного пошевелился затёкший в одной позе парень, наблюдавший за девушкой и её чтением. Он забрался по неровным стенам хижины на второй этаж и теперь боялся даже лишний раз вздохнуть: во-первых, чтобы не быть обнаруженным, а во-вторых, над ним нависла вполне реальная угроза упасть вниз и раскрыть себя в самом неприглядном виде. Юноша был высок и мускулист, а слабый отблеск масляной лампы порой выхватывал из темноты форму армии Ланкра, три медали разных стран и сержантские погоны. Он следил за каждым движением девушки и сразу заметил, что она нашла искомое: дыхание её участилось, в тёмно-карих глазах заплясали искорки, затем раздался истошный вопль:

– Ага-а-а-а!

От неожиданности юноша дёрнулся и разжал руки. В ту же секунду он сообразил, что сделал что-то не то, но было уже поздно: ноги в тяжёлых армейских ботинках забарабанили по стене хижины, руки в это время рассекали воздух, словно бы парень пытался взлететь, но полёта ожидаемо не случилось, и несчастный с громким стуком упал на землю. Почти сразу же он разразился жутким воем: знаменитые Травы матушки Ветровоск, которые обходили стороной даже дикие звери, прожгли форменные брюки и обеспечили производственную травму. Тем не менее, он был доволен: он успел прочесть то, что искала девушка, и был точно уверен в её дальнейших планах. Тем более, что в связи с травмой молодой военный твёрдо намеревался попросить отпуск на следующий же день.

Кряхтя и хромая на обе ноги, он побрёл в сторону леса. Декабрьское солнце окончательно зашло за горизонт, сгустились сумерки, и юноше, потиравшему боевую рану, пришлось добираться до дома по памяти.

Свет на втором этаже хижины погас. Некоторое время ничего не происходило, затем из хижины матушки Ветровоск, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь, осторожно вышла темноволосая жилистая девушка. Рамона Подпруга, пришедшая на смену улетевшей Катрин, с самого начала подавала большие надежды. Про неё любили говорить: "Не упустит своего, даже если оно чужое". Хоть у девушки и были проблемы с дыхательной системой, но с головой у неё всё было замечательно, поэтому она мгновенно замечала любую возможность улучшить своё положение. Когда Катрин Ветровоск ни с того ни с сего покинула Ланкр, Рамона быстро смекнула, что её место вакантно, и оно предполагает неслабую порцию уважения в Овцепикских горах и за их пределами. Придётся, правда, немного поработать, ну так когда обходилось без этого?

Иными словами, Рамона Подпруга живо взвесила все "за" и "против" и отправилась штурмовать хижину матушки Ветровоск с узелком своих пожитков и мешком сухарей. Последний она спрятала в специально пришитый задний карман на случай, если матушка откажет (из-за чего, правда, ей пришлось либо ходить сгорбленной, либо признать, что некоторые части тела резко раздались вширь). И не прогадала: та не пустила её даже на порог, однако хитрая Рамона никуда не ушла и неделю просидела под дверью чёрного хода хижины, напомнив тем самым матушке её же в молодости. Правда, девушка была уверена, что заодно имитирует показательную голодовку (сухари из заднего кармана она вынимала, само собой, втихаря), но не тут-то было: однажды влиятельной ведьме это наскучило, она вышла через парадную дверь, обошла дом, приблизилась к обедающей Подпруге и резким голосом спросила:

– Что едим?

Застигнутая врасплох Рамона чуть не подавилась сухарём, но учиться её взяли. С тех пор она с переменным успехом осваивала ведьминское искусство. По крайней мере, при полёте на метле она не сшибала все деревья в округе. К тому же, она умела взлетать прямо с места, без разгона, чем приводила в восхищение большинство юных ведьм.

– Уж кто умеет летать на метле, тот умеет! – с завистью констатировали молоденькие ученицы, издали увидав летящую Рамону Подпругу.

Другое дело, что с Заимствованием у неё было совсем плохо, да и травы от кашля путались в голове со слабительными составами, но зато при родах ей не было равных. Однако, сейчас она думала вовсе не об этом. Она осмотрелась по сторонам – не видит ли кто? – и взмыла в небо прямо со двора. Через пару минут чёрная точка растворилась в небе, и Рамона Подпруга оставила Ланкр.

***

Правительница Именно-Этой-Части-Крулльских-Гор настолько ценила своих подопечных, что позволяла им жить в небывалой роскоши. Например, Джорджио владел двухэтажным белокаменным особняком, в котором могла бы разместиться вся местная армия, а жили только три горничных, дворецкий, пара поваров да сам хозяин. К таким просторам нелегко было приспособиться: Джорджио раз пять забывал, где находится его спальня, и ночевал то в гостиной, то в ванной, то невесть где ещё. На шестой раз ему это надоело, и он распорядился поставить какие-нибудь аккуратные указатели, чтобы вписывались в интерьер и одновременно были заметны отовсюду. Главный архитектор на пару с главным скульптором подошли к делу творчески и поставили в особняке целый набор бронзовых статуй, указывающих в сторону спальни и кабинета Джорджио. Вдобавок к этому главный строитель намертво прикрепил их к полу, чтобы впотьмах никто ненароком их не свернул. С тех пор в особняке ночью можно было запросто набить себе шишку или выколоть глаз, но заблудиться – ни за что на свете!

Тем не менее, Джорджио мог по праву считать себя счастливым человеком – он не знал о наличии в своём особняке как минимум трети комнат. Этим вовсю пользовались слуги, каждый из которых хотел что-нибудь сохранить в тайне от хозяина. Например, одна неприметная подсобная комната служила местом встреч младшего повара и одной из горничных. Всё бы хорошо, только повар всякий раз прихватывал на эти встречи парочку своих лучших блюд, зачастую именно тех, которые обожал сам Джорджио. Тот, в свою очередь, интересовался внезапными переменами в меню и исчезновением нужных продуктов, а проштрафившемуся парню каждый раз приходилось говорить, что нужные припасы он как раз забыл приобрести. Если уж хозяин каким-то образом видел свои продукты до их приготовления, то повар отговаривался и вовсе неумело – дескать, совсем из головы вылетело, где они находятся, завтра же пущу в дело. Причём в последнее время склероз юноши приобретал уж и вовсе ужасающие масштабы, а недогадливая горничная всё никак не могла ему намекнуть, что кормят её не так плохо, и лучше уж переключиться на какие-нибудь другие действия. Ему бы мог подсказать женатый старший повар, если бы хоть что-нибудь знал о несчастных раскормленных влюблённых. Как итог, младшего повара всерьёз собирались лечить, а всё из-за одной неучтённой подсобки.

Ещё одна комната могла бы служить второй гостиной, а использовалась тем самым старшим поваром для игры в карты с дворецким. Играли они не просто так, а на желание, периодически привлекая для разрешения споров старшую горничную. Общий счёт у мужчин был ничейным, поэтому обвинить в сумасшествии кого-то одного не получалось: то дворецкий весь день встречал гостей в переднике и розовых шароварах, то старший повар лично разносил блюда на голове или жонглируя бокалами. Один раз и вовсе была сцена: дворецкий двое суток стоял на месте одной из направляющих бронзовых статуй, наотрез отказываясь слезать, а его обязанности в это время исполняла умирающая от смеха старшая горничная. Джорджио смог навести порядок, только пригрозив всему штату интересным визитом в закрытую лечебницу, а главный архитектор, главный скульптор и главный строитель ещё месяц ломали головы: как этот умалишённый смог снять статую с постамента, а потом вновь водрузить её на место? Они перекрутили все остальные статуи, но ничего подобного повторить так и не смогли. Трое отличных специалистов чуть не ушли на пенсию, а всё из-за одной неизвестной гостиной.

Зато особняк Кьяссо славился своей удобной площадкой для размещения различного транспорта – от карет до электроколясок – и великолепной колоннадой на входе. Немудрено, ведь хозяин дома занимал должность главного специалиста по режиму астрозоологов. Теоретически, он должен был следить за режимом работы и отдыха добровольцев, отправляющихся на очередные экстремальные исследования, но поскольку таковых уже давно не было, Джорджио просто считался видным специалистом, посиживая у себя в особняке.

Мелани жила в особняке поскромнее и поменьше, зато с вензелями на фасаде и чудным маленьким садиком рядом. Колоннады там не было и в помине, а из белого камня дом был выстроен лишь наполовину – новое крыло возводилось из различных даров моря: останков кораблей, якорей, сетей и прочего. В этом хозяйка дома видела только плюс: можно было идти по солидному коридору, устланному мягким ковром, и вдруг оказаться в каюте какой-нибудь триремы. Одним словом, романтика.

Население этого дома составляли дворецкий, горничная, два садовника, повар, хозяйка и её лучшая подруга Рикелла. Последняя должна была получить особняк в дар после свадьбы Мелани и Джорджио, но перспектива жить почти что одной в такой махине её не очень-то прельщала – хоть дом и был поменьше, чем особняк Кьяссо, но ненамного. Тем более, что "морскую" часть Рикелла недолюбливала за непредсказуемое размещение комнат и отсутствие логики при строительстве. За эти же особенности новое крыло особняка просто обожали слуги – найти там что-то или кого-то было крайне сложно. Другое дело, что это обожание было чисто платоническим, поскольку педантичность Мелани не позволяла обитателям дома проводить такие же авантюры, как у Джорджио. Всё самое нужное хранилось в старом крыле и подвергалось строжайшему учёту, повару не приходило в голову кормить единственную горничную на свиданиях, поэтому они выходили погулять в сад. Там они раз за разом вспугивали садовников, собиравшихся было разложить пасьянс, а те в отместку раскладывали на дороге колючие ветки.

Результат такого противостояния оказался плачевным для обеих сторон: однажды горничная напоролась-таки на колючки. Девушкой она была дородной, посему не понадеялась на друга-повара, а схватила лопату и побежала объяснять садовникам их ошибку. Те улепётывали со всех ног, но возмездие их всё равно настигло, да так, что даже Мелани с Рикеллой, Джорджио и дворецким лишь к вечеру смогли их разнять. От горничной стали прятать все тяжёлые предметы, повара загрузили подготовкой к масштабному приёму, а садовники с тех пор вздрагивали от каждого шороха. Страдающая аллергией Рикелла неоднократно предлагала избавиться от сада и уволить этих разгильдяев, но пятачок растительности перед домом был для Мелани вдохновителем и едва ли не орудием труда: молодая Уэзерс, как и её жених, занимала весьма хитрую должность в крулльской науке. Она была специалистом по интерьеру для экспедиций, то есть должна была обеспечить очередным добровольцам комфорт и уют, если те вдруг соберутся в исследовательскую экспедицию. Но раз уж никаких экспедиций не намечалось уже лет сорок, то и Мелани спокойно расслаблялась в особняке, получая бюджетную зарплату.

***

– Не понимаю, что происходит, – нахмурилась Маграт, глядя прямо в карие глаза нянюшки Ягг, – такого у нас никогда не было.

– Вот и я не понимаю, – сокрушалась нянюшка, протягивая руку к королевскому буфету, – Катрин всегда была славной девчонкой, а Рамона и вовсе выросла на моих глазах.

– Помню, как мы с Рамоной надували шары к возвращению наших солдат, – задумчиво пробормотала Маграт.

– А я помню, как она свалилась после первого же шара, а ты и надувала, и её откачивала, – прозвучал приятный мужской голос.

Фраза принадлежала мужу Маграт – королю Ланкра Веренсу. Он помнил, что своим восхождением на трон во многом обязан трём ведьмам, две из которых сейчас сидели в зале для торжественных приёмов и обсуждали положение третьей. Правда, его супруга оставила профессию ведьмы и стала настоящей королевой, но тягот ученичества и последующих забот самостоятельной ведьмы она не забыла.

Нянюшка Ягг нащупала в буфете бутылку вина, с шумом откупорила её, пригубила из горла и заявила королю:

– Кто старое помянет, тому, Ваше величество, глаз вон. Но Катрин оставалось каких-то два месяца до конца обучения, один из незанятых домов достался бы ей – так зачем ей улетать?