Текст книги "Никогда не подсматривай (СИ)"

Автор книги: Екатерина Бэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Никогда не подсматривай

1 глава. Она увидела убийство

С детства меня все, кому не лень, корили за рассеянность. Отец так прямо и говорил: «Сюзон, рассеянность – это твой единственный существенный недостаток». И был прав. Рассеянность мешала мне в детстве быть более живой и непосредственной девочкой, а сейчас она заставляет меня забывать о самых элементарных вещах. Доходит до того, что я могу внезапно очнуться посередине разговора, не помня ни слова из сказанного. Я пыталась с этим бороться, но увы, безрезультатно. Такая рассеянность иногда встречается у ученых, погруженных в обдумывание своей теории. А мои мысли витают в облаках. Честно говоря, я не могу даже толком объяснить, о чем, собственно, я думаю. Забавно, правда?

Итак, все дело в моей оторванности от реальности. Мне всегда казалось, что мои воображаемые миры куда интереснее реального. Ну разумеется, ведь выдумать можно все, что угодно. А на самом деле все не так, как хотелось бы. И все же, с другой стороны, нельзя сказать, что я мечтательна. Нет. Скорее всего, все дело в моей способности уходить от реальности и погружаться в некое подобие сна наяву. Я слушаю, но не слышу, я смотрю, но не вижу, я нахожусь в данном месте, но меня самой здесь нет. Вот так все обстоит на самом деле.

И поэтому я удивилась, когда мои родители отправили меня на службу к принцессе. Особенно, на этом настаивала мама. Она полна тщеславия, насколько я помню, она всегда хотела жить лучше, чем мы живем в данный момент, занимать ведущее положение в обществе, иметь много денег. Последняя проблема была и остается в нашей семье самой существенной. Денег нам никогда не хватало. Их всегда было катастрофически мало. Просто обида берет за наш род. Де ла Фонтэны в давние времена были очень влиятельны, даже сейчас считаемся одним из наиболее знатных родов. Знатных, но не богатых. Говоря проще, мы – почти нищие. И это качество не может искупить ни знатность, ни образование, которое дали нам наши родители. Нам, это мне и моей сестре Алиенор. Алиенор старше меня на три года, замужем, но как она сама говорит, своего мужа терпеть не может. Честно говоря, это меня не удивляет. Если бы вы видели ее мужа! Ему уже за сорок, лысеющий, толстый и одышливый мужчина, постоянно потеющий. Он и Алиенор – небо и земля. Моя сестра высокая, тоненькая, белокожая, с золотистыми волосами и карими глазами – настоящая красавица, и рядом с нею ее муж больше смахивает на гоблина. Мне жаль Алиенор до такой степени, что я иногда плачу, когда представляю себя на ее месте. Правда, мама говорит, что от меня с моим чересчур живым воображением нельзя ждать слишком многого. Я могу представить себе все, что угодно, забыв, что на самом деле все иначе.

Итак, что касается моей новой должности фрейлины. Честно говоря, мне трудно составить какое-то особое мнение об этом. Чтобы чего-то добиться, будучи фрейлиной принцессы, нужно обладать тщеславием матери. И в любом случае, как следует потрудиться. А я, мало того, что рассеянна, так еще и фантастически ленива. Признаюсь в этом без стыда, потому что это очевидно. О моей лени люди слагают легенды. Говорят, что мадемуазель де ла Фонтэн не встанет с кресла даже для того, чтобы поднять золотой слиток, потому что для этого ей придется пошевелиться. Не знаю, подняла бы я слиток, если бы мне повезло его увидеть. Наверное, все-таки подняла бы. Если только он не слишком тяжелый.

Прошла уже неделя, как я приступила к обязанностям фрейлины Ее Королевского Высочества. Я написала, кажется, что приступила к обязанностям. Точнее, пыталась приступить. Дениза Лагранж и Марселла де Монтале, которые служат вместе со мной, все время тормошат меня и пытаются направить на путь истинный. Возможно, они хотят, чтоб я с головой окунулась в их интриги. Честно говоря, эти интриги напоминают мне хитроумную старинную шкатулку, хранящуюся у мамы в укромном месте. Сама шкатулка достаточно большая и с виду вполне обычная, но вот внутри нее находится еще одна, в той – другая – и так до самой маленькой, в которой с трудом помещается кольцо.

Итак, я не стала принимать участие в интригах, хотя бы потому, что на то, чтобы понять их, мне потребуется лет сто, не меньше.

Поэтому я держалась особняком и, часто оказываясь одна, бродила по мрачным переходам Лувра, знакомясь с обстановкой. Ни Дениза, ни Марселла ни за что не согласились бы сопровождать меня в хождениях, которые были совершенно бесцельны. А они никогда не делали ничего бесцельного. Дениза, которая была мне немного ближе, чем Марселла, вероятно потому, что у нее было больше терпения, как-то спросила, почему я так странно провожу свое свободное время. Это был сложный вопрос, я сама этого не знала.

Следует также добавить, что меня никогда не пугали ни темные коридоры, ни пустынные переулки, ни лес. Я бродила как неприкаянная по всем вышеперечисленным местам и никогда не встречала ничего такого, что бы меня испугало. Жители в округе в уверенности, что я немного странная. Наверное, это так. Все зависит от того, что именно считать странным. Некоторым кажется странным вышивание крестиком. Впрочем, с таким же успехом можно называть странной всю нашу семью. Например, папа увлекается химией и тратит на это все свое свободное и несвободное время, а также деньги, которые и без того исчезают у нас с пугающей быстротой.

Так вот, в тот день, с которого началась эта история, я вновь бродила "где-то там". Днем я была свободна от своих обязанностей и, как обычно, отправилась побродить по замку. Кстати, выражение "где-то там" придумала Дениза, отвечающая на вопросы, где мадемуазель де ла Фонтэн. "Мадемуазель де ла Фонтэн? О, как обычно, бродит где-то там. Где именно? Понятия не имею".

Сейчас я уже не могу вспомнить точно, где именно я была. Помню лишь темные, длинные коридоры, комнаты, в которые я изредка заглядывала и лестницы, по которым поднималась или спускалась. Этот процесс длился довольно долго, может быть час, может быть два, точно не скажу. Я устала и решила отдохнуть. Идти обратно до моих апартаментов было слишком долго, поэтому я открыла первую попавшуюся дверь и оказалась в маленькой комнатушке. Оглядев ее беглым взглядом, я отметила кровать, шкаф и зеркало. На полу лежал пушистый ковер, в ворсе которого мои ноги тонули по щиколотку.

Больше в комнате ничего не было. Я подошла к окну и отодвинула тяжелую длинную портьеру. Окно было маленькое и узкое. Сквозь него я видела пустынный двор с аккуратно подстриженной травой и низкие кустарники. Все это было очень плохо видно сквозь пыльное стекло, к которому давно не прикасались. Я провела по нему пальцем, посмотрела на него и вытерла о портьеру. На стекле осталась длинная, узкая полоса.

Устроившись на подоконнике, я прислонилась спиной к стене и задумалась. На этот раз я думала о более конкретных вещах. Я думала об Алиенор и нашей с ней непохожести. Незнакомые люди никогда не угадывали в нас сестер. Как я уже говорила, Алиенор была высокой, белокожей и златоволосой. Меня же ростом Бог обидел. Я была маленькой. Многим женщинам я была по плечо, не говоря уже о мужчинах. И если бы это компенсировалось фигурой! Нет, фигурой я даже отдаленно не походила на гурию. Я имею в виду, никаких пышных грудей и бедер, тонкой талии – ничего похожего. Во мне узким было все, грудь едва намечалась. Алиенор смеялась надо мной и говорила, что меня унесет порывом ветра. Вполне возможно.

Я часто досадовала на свою внешность, глядя на отражение в зеркале. Начать хотя бы с цвета глаз. О нет, они не голубые, не зеленые, не серые, не карие, не даже черные. Они желтые, да, почти совершенно желтые, словно у кошки. Такой странный эффект дает смесь зеленого и желтого с примесью ореха. Ужас и кошмар, кошмар и ужас, утешает только то, что зрачки обычные, а не вертикальные. Могу считать себя счастливицей. Волосы тоже отвратительные, темная рыжина, и это при том, что я всегда ненавидела рыжих. Тощая, рыжая, желтоглазая ведьма, тьфу! Я уродина. Сейчас заплачу.

Плакать я не стала, просто не успела начать. Входная дверь скрипнула. Я легко соскочила с подоконника и спряталась в складках тяжелой портьеры. Теперь я уже не считала свою эфемерность недостатком. Благодаря ей я смогла остаться незамеченной.

Секунду спустя в комнату вошел незнакомый мне мужчина, держа за руку женщину. Он раздраженно захлопнул за собой дверь.

Я осторожно выглянула из-за портьеры, разглядывая их. Мужчина был высок, атлетически сложен, смугл, черноволос, с темными глазами. Оценив его с женской точки зрения, я решила, что он довольно симпатичен.

Потом я перевела взгляд на женщину. Скажу сразу, она была красива. Это был недосягаемый для меня идеал красоты. Она была великолепно сложена, а ее рост был тем, чем надо. Голубоглазая, белокурая, с таким лицом, за которое мужчины, не задумываясь, отдают жизнь.

– Вот, хотя бы здесь, – сказал мужчина.

В его голосе я не уловила трепетного восторга, который бывает у мужчин, когда они остаются наедине с самыми очаровательными женщинами. В нем было раздражение и едва сдерживаемая злость.

– Мне все равно, где с тобой разговаривать, – отозвалась женщина, – зачем ты затащил меня сюда?

– Сядь, – он почти толкнул ее на кровать.

Женщина с трудом удержала равновесие, ухватившись за спинку. Села, расправила складки платья. На ее лице появилась злость, но потом она согнала ее усилием воли и улыбнулась. Ее улыбка была обольстительной.

– Иди сюда, Гастон, – пропела она грудным голосом, пробирающим до самых печенок, – здесь есть кровать. Как ты думаешь, зачем ее поставили?

– Ты что, не понимаешь меня, Элиза? – фыркнул он от раздражения, – я хочу поговорить с тобой.

– Вот и поговорим. Потом, – она рассмеялась весьма привлекательным смехом.

– Дура, – процедил Гастон сквозь зубы.

Я сдавленно фыркнула, зажав рот рукой. Он был недосягаем для нее, несмотря на всю ее красоту и очарование. Либо все это уже потеряло для него свою прелесть.

– Что происходит, Гастон? – возмутилась Элиза, – как ты со мной разговариваешь?

– Так, как ты того заслуживаешь.

– Что-о?!

Она вскочила и кинулась к нему, намереваясь залепить пощечину, во всяком случае я бы точно так поступила, но Гастон успел схватить ее занесенную руку. Скрутив женщину, он встряхнул ее и проговорил, глядя на нее с нескрываемым отвращением:

– Эти штучки прибереги для мужа, поняла? Все еще воображаешь, что можешь дурить мне голову?

– Как ты смеешь? – задыхаясь, прошептала она.

Я поняла, что все это было куда более серьезно, чем я предполагала. Мне стало неуютно и хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Но это было невозможно, поэтому я осталась.

– Ох, как я смею, – передразнил он ее, – считаешь, что это произведет на меня впечатление? Увы, Элиза, напрасно. Попробуй это на ком-нибудь другом, кто еще не успел изучить тебя. Хотя я сомневаюсь, что во Франции остались люди, для которых ты являешься недосягаемой.

С этими словами Гастон швырнул ее на кровать, на этот раз более удачно (или неудачно, смотря как взглянуть) и Элиза с криком упала.

– Негодяй!

Она подскочила, потирая предплечья, которые болели после его хватки.

– Я тебе этого никогда не прощу!

– И не надо, – скривился он, – невелика потеря. Я это как-нибудь переживу.

– Мерзавец! – Элиза была в ярости.

Она топнула ногой.

– Он меня бросит! Ха-ха-ха! Мне смешно, я просто умираю от смеха! Неужели, ты думаешь, болван, что я тебя когда-то любила? Да меня тошнит от тебя! И ты прекрасно знаешь, что мне было от тебя нужно.

Гастон стиснул кулаки и прошипел сквозь зубы очень мудреное ругательство. Я его даже не поняла сперва, но когда до меня дошло, то я ужаснулась.

– Да, да, – продолжала Элиза злорадно, – документы, которые ты для меня украл. Смешно было смотреть на тебя тогда. Ты же просто умирал от желания затащить меня в постель! Ну да, а теперь ты протрезвел. Как же. Теперь ты остепенился, может, еще и жениться надумаешь на какой-нибудь очень приличной девственнице из тех, которые не знают, чем можно заниматься в постели. Это тебе подойдет. Мерзавец. Еще никто так меня не оскорблял!

– Странно, – губы Гастона искривила усмешка, хотя даже издалека было видно, что он с трудом сдерживает ярость, – ты же прямо напрашиваешься на это.

– Еще одно оскорбление в мой адрес, Гастон – и тебе не поздоровится, – Элиза сузила глаза.

– Ты мне угрожаешь? Ты?

– Я. И я не шучу. Либо ты делаешь то, что я захочу, либо…

– Либо что? Чем ты думаешь заставить меня? Своим продажным телом? Ты думаешь, что стоит тебе скинуть платье, я буду делать все, что ты скажешь?

– Конечно, будешь. Еще как будешь, – протянула она угрожающе, – ты забыл, что ты у меня в руках. Вот здесь, – Элиза показала ему свой крепко стиснутый кулачок, – вот здесь ты у меня, негодяй. Одно слово – и все узнают, кто ты есть на самом деле. Преступник, вор, негодяй и предатель. А еще, изменник. Совсем забыла. Ты же передал те бумаги шпиону. Так что, тебе некуда деваться, ты сам загнал себя в ловушку и из нее нет выхода. Ты еще на коленях ко мне приползешь, умоляя о прощении.

– На коленях? – повторил он, делая шаг по направлению к ней.

Я никогда не видела мужчину в такой ярости. Он весь побелел, так, что кожа приобрела какой-то сероватый оттенок.

– Дрянь, – выдавил он из себя, хватая ее за горло.

Элиза, увидев, что с ним происходит, вскрикнула:

– Гастон, отпусти меня! Гастон, ты что, с ума сошел? Гастон, мне больно! О Господи…

Последний звук получился странно булькающим. Он сдавил ей горло.

Я смотрела на это расширенными глазами. Все это уже давно перестало меня забавлять. Я вцепилась руками в портьеру, словно она могла меня защитить и молила про себя Господа Бога, чтоб меня не заметили. И чтоб все это закончилось. Мне хотелось завизжать, но я подавила в себе это желание, зажав обеими руками рот. Кажется, я даже затолкала туда изрядный кусок портьеры.

Я не могла оторвать глаз от происходящего кошмара. Смотрела на бедную, глупую Элизу, которая хрипела, извивалась, дергалась всем телом. Ее лицо покраснело от нехватки воздуха. Через минуту голова откинулась назад, и она безжизненно поникла в руках убийцы. Все было кончено.

Очертания комнаты плыли у меня перед глазами, к горлу подкатывала тошнота. Я задыхалась так сильно, словно сама побывала в руках у Гастона. И я уже была готова в это поверить, как обнаружила причину удушья. Конечно, портьера. Вытащив ее изо рта, я глубоко вдохнула в себя воздух.

Тем временем, Гастон поднял с пола несчастную и понес к массивному шкафу. Открыв дверцу, он засунул труп женщины вовнутрь. Гастон тяжело дышал, лицо его искажала судорога, руки дрожали. Видимо, не каждый день ему приходится убивать женщин.

Он застыл посреди комнаты, как изваяние, обхватив голову руками. Мне хотелось только одного: чтобы он поскорее ушел. Я не могла больше оставаться здесь. Я едва стояла на ногах, чувствуя себя так отвратительно, словно все людские хвори, сговорившись, одновременно напали на меня.

Наконец, Гастон вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Я выпустила из рук портьеру и упала на ковер. Ноги меня не держали, они были словно ватные. Меня всю трясло. Я приподнялась на руках и доползла до угла, на большее меня не хватило. Меня вывернуло прямо туда. Честно говоря, таких спазм в желудке я никогда не испытывала. Не зря говорят: "вывернуло". Потому что, у меня было именно такое чувство: словно меня выворачивает наизнанку.

Наконец, я встала на ноги, которые тряслись словно желе. Вытерла рот платочком и зажала его в кулаке. И только теперь до меня дошло, что в комнате находится труп. Подумав об этом, я сглотнула, ощущая комок в горле. Мне вновь стало нехорошо.

Никогда еще я не видела трупы так близко. Бедняжка. А может быть, она не умерла, и я смогу ей помочь? Позову кого-нибудь. Нетвердыми шагами я направилась к шкафу и открыла дверцу.

В том, что Элиза была мертва, не оставалось никаких сомнений. Шея посинела и распухла, глаза выпучены, язык свешивается наружу.

Я издала сдавленный вопль и почти в беспамятстве вылетела за дверь. Как безумная, я пронеслась по коридору, поднялась по лестнице и сломя голову побежала к себе.

По пути в моем замутненном сознании всплыла мысль, что в этот час я должна быть у принцессы. Исполнять свои обязанности, чтоб их. Я резко остановилась, потом развернулась и помчалась в покои принцессы.

Ворвалась в помещение, словно шутиха. Услышав мои торопливые шаги, принцесса и две ее фрейлины обернулись. Дениза и Марселла сделали испуганные лица и жестами указали на мои растрепанные волосы.

Но это дошло до меня спустя лишь некоторое время. А тогда я не поняла их намеков. Я присела перед принцессой, которая состроила недовольную мину:

– Мадемуазель де ла Фонтэн, – раздельно начала она, – когда вы научитесь приходить вовремя, хотела бы я знать? И что это за вид у вас?

Я не имела возможности посмотреть на себя в зеркало, но могла представить. Потому я машинально пригладила волосы и оправила платье, хотя это уже не имело никакого значения.

– Прошу прощения, ваше высочество, – вновь присела я.

Принцесса что-то процедила сквозь зубы, видимо, у нее сегодня было не лучшее настроение. Впрочем, она никогда не отличалась мягкостью в обращении, во всяком случае, за то время, что я ее знала, она никогда не бывала доброй и ласковой.

Она махнула рукой, указывая на мое место. Я прошла туда и застыла. Больше всего мне сейчас хотелось упасть в обморок. Но мой организм был слишком крепким для этого.

Дениза продолжала прерванное занятие. Она читала вслух. Слова она выговаривала четко, но у нее начисто отсутствовало выражение. Эта монотонность усыпляла. Таким голосом читают молитвы, а не любовные романы.

Принцесса прикрыла рот веером и зевнула.

Марселла дернула меня за платье и прошептала:

– Что с тобой было, Сюзон? У тебя такой вид, словно ты увидела привидение.

В такой момент мне было не до откровенностей. Тем более, что я – не очень откровенный человек. Я лишь дернула бровями. Но Марселла не отставала.

– Почему ты бежала?

– Просто так, – прошептала я, мечтая, чтобы она этим удовлетворилась.

Но вы не знаете Марселлу. Так просто от нее не отвязаться.

– У тебя насмерть перепуганный вид.

– Глупости. Что ты выдумываешь?

– Де ла Фонтэн, – громко проговорила принцесса, – кажется, вы сегодня особенно разговорчивы. Займите место Лагранж и продолжите чтение.

Я присела и подошла к Денизе. Та указала мне ноготком предложение, на котором остановилась и, изумленно тараща глаза, отошла к Марселле.

Я взяла книгу, несколько секунд тупо на нее смотрела, потом села на стул. Предложение, отмеченное Денизой расплывалось перед глазами. Руки задрожали. И я с грохотом уронила книгу на пол.

Принцесса вздрогнула и сдвинула брови в одну черту.

– Мадемуазель!

– Простите, ваше высочество, – я поспешно подобрала книгу и сдув с нее несуществующую пыль, стала листать, стараясь поскорее отыскать то место, где остановилась Дениза. Книга прыгала у меня в руках.

В приемной воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц. Дениза и Марселла переглядывались, не понимая, что со мной происходит. Я стиснула зубы, пытаясь взять себя в руки. Принцесса еще сильнее сдвинула брови, сдерживая все растущее раздражение. Ее нога стучала по полу.

Наконец, я нашла нужное место:

– "О, моя дорогая королева, я готов отдать за вас жизнь! – воскликнул герцог", – мой голос звучал тускло и надтреснуто, язык с трудом повиновался.

Какая глупость! Какая в высшей степени дурацкая фраза. Боже мой, неужели на свете существуют люди, умеющие выражаться столь выспренно даже в повседневной жизни? Да если бы такие вдруг объявились, на них бы сбегалась посмотреть вся округа и за это зрелище брали бы огромные деньги. И звучит эта фраза насквозь фальшиво. Особенно, когда ее озвучила я.

Я подняла голову и заметила три пары глаз, неотрывно смотрящих не меня. Две из них излучали откровенную панику, а третья была готова испепелить меня.

– Мадемуазель, вы заснули?

– Да, то есть, нет.

Неужели, все это время я сидела как истукан? Должно быть, да, если они все так на меня смотрят.

– Простите. Я… да, конечно, – я низко склонилась над книгой, – где это? А, вот. "О, моя дорогая королева, я готов отдать за вас жизнь! – воскликнул герцог".

– Это я уже слышала, – отчеканила принцесса.

Дениза закатила глаза. Марселла тихо фыркала в кулачок.

– П..простите, Мадам. "О, моя до…". Простите.

– "Я готов отдать за вас жизнь! – воскликнул герцог", – закончила она, – мы учим эту фразу наизусть, де ла Фонтэн? Если это так, то мы ее уже запомнили, спасибо.

– Я прошу прощения, ваше высочество, – руки у меня еще сильнее задрожали, я впилась глазами в текст, лихорадочно отыскивая нужное место, – "… отдать за вас…". Нет. Ну, в общем, "он опустился перед ней на одно колено и пост… потч… поч-ти-тель-но…"

Ба-бах! Проклятая книга снова упала на пол, а я от испуга заревела. Сейчас что-то будет. Это точно. По-моему, я сделала все, чтобы меня с треском вышвырнули вон.

– Что с вами, мадемуазель? – спросила принцесса, – вы здоровы?

– Да, – ответила я, перемежая слова со всхлипами, – то есть, нет. Не совсем, ваше высочество.

– Идите к себе, – сказала она.

Я взглянула на нее и сквозь слезы увидела на ее лице выражение участия. Но скорее всего, мне это показалось. Очень уж хотелось, чтобы меня кто-то пожалел. Принцесса, разумеется, умирала от раздражения.

Я встала, присела и почти выбежала за дверь.

Просто ужасно! Я вела себя так безобразно, что даже нет слов, чтобы в достаточной степени выразить, насколько. Впрочем, этот вопрос недолго занимал меня. Когда я дошла до своей комнаты, то происшествие вылетело из головы.

Я села на стул. Мне было трудно дышать, и я немного ослабила шнуровку корсажа. Господи, неужели такие вещи происходят на самом деле? Конечно, происходят, дурочка. Очень часто. Только я предпочла бы, чтобы не на моих глазах. Убитая не выходила из головы. Она стояла передо мной: посиневшая, опухшая шея, одутловатое, искаженное ужасом лицо, выпученные глаза и раскрытый рот, откуда наружу свешивается язык.

Эта картина показалась мне настолько реальной, что меня вновь едва не стошнило. Я вспомнила руки убийцы на шее Элизы и, зажав рот рукой, едва не наполовину высунулась в окно. Глубоко вздохнув несколько раз, я подавила приступ рвоты. Только сейчас я заметила, что волосы почти полностью рассыпались, от прически ничего не осталось.

Я подошла к зеркалу и с минуту созерцала себя. Да, вид у меня был – хуже не придумать. Натуральная рыжая ведьма, только помела не хватает. Неудивительно, что принцесса подумала, что со мной не все в порядке. Лицо было бледным, словно бумага, глаза лихорадочно блестели, губы тряслись, волосы стояли дыбом. Вполне можно счесть, что я увидела призрак. Или целых два призрака. Не знаю, сколько, до сих пор еще ни одного не встречала. И не хочу. Но, если подумать, лучше было бы увидеть призрак, чем убийство.

Пугало. К моим внешним данным только дыбостоящих волос и не хватает. Хватит пялиться в зеркало, пользы никакой, только настроение портить. Хотя, что там портить!

Я взяла щетку и почистила платье. Потом как следует расчесала волосы и уложила их в прическу. Немного кривовато, правда, но сойдет. Придет служанка, уложит как надо.

В дверь постучали. Я бросила взгляд на свое отражение и нашла его приличным, то есть, таким, как всегда. Во всяком случае, люди не будут с воплями от меня шарахаться.

– Войдите.

В комнату вошли Дениза и Марселла.

– Сюзон, что с тобой произошло? – спросила Дениза, подходя ко мне и взяв за руку.

– Ничего, – отозвалась я, состроив безмятежный вид, невзирая на то, что руки предательски дрожали.

– Где ты была? – более определенно спросила Марселла.

– В саду.

И почему я все время вру?

– И что ты там делала?

Мне захотелось ее треснуть, но я сдержалась и только пожала плечами.

– Ничего. Гуляла.

– Гуляла? Неужели? А отчего волосы растрепались? Ты бежала? От кого? – не отставала от меня Марселла.

Характер у нее был въедливый. Ни за что не отстанет, пока душу не вытянет.

– Ни от кого я не бежала, глупости. Что ты от меня хочешь, Марселла?

– Я хочу знать, что с тобой случилось, Сюзон. Ты должна нам рассказать.

Девушки обступили меня так, что я не смогла бы вырваться, даже если бы и захотела.

– Может быть, ты влюбилась? – предположила Дениза.

Я хмыкнула в ответ. Ну конечно, Дениза, как обычно, только об этом и думает. Что ни случись, у нее все "влюбилась". Доходит до смешного. "Почему ты такая бледная, Сюзон?" "Живот болит". "Может быть, ты влюбилась?" Может. Но скорее всего, слопала что-то лишнее. У нее любой человеческий поступок может быть оправдан только любовью.

– Нет, не думаю, – ответила за меня Марселла, – у нее был насмерть перепуганный вид. Кто за тобой гнался, Сюзон?

– Призраки, – сердито отрезала я, – целая стая привидений, которые вдруг захотели немного поразвлечься.

– Очень смешно, – обиделась Марселла.

– Перестань, Сюзон, – Дениза покачала головой, – сейчас не время шутить. Скажи нам правду.

– Какую правду? Я и говорю вам правду. Я бежала, потому что знала, что опаздываю.

– И это все?

Марселла скептически усмехнулась. Она мне не верила. И правильно делала, между прочим. Я, конечно, говорила им правду. Но не всю правду.

– А чего тебе еще? Я же сказала…!

– Не сердись, – успокаивающе произнесла Дениза, – мы не хотели тебя обидеть. Но ты должна нам сказать, что с тобой случилось, Сюзон. Ведь мы же подруги.

– Со мной ничего не случилось, – ответила я.

– А почему ты плакала?

Ехидная Марселла все замечает и ничего не забывает. Отвратительная черта.

– Просто так.

– Просто так? – она приподняла брови, – интересно. Очень интересно.

Что интересного она в этом обнаружила, я не поняла. Зато поняла другое: если я в самое ближайшее время не придумаю более-менее правдоподобную причину, они меня со свету сживут своими вопросами.

– Ну, если ты так сильно хочешь знать, то я плакала потому, что мне вдруг захотелось домой.

Ничего более правдоподобного я не смогла придумать. Вероятно, от страха голова потеряла способность соображать. Бывает. Со мной еще не то бывает. Случай в комнате тому подтверждение.

Подруги переглянулись.

– Ну хорошо, – сказала Марселла, – пусть так. Хотя мне не верится.

– А мне все же кажется, что она влюбилась, – гнула свое Дениза.

– Ну конечно, – фыркнула я, – гуляла, гуляла, и вдруг влюбилась. В статую у фонтана.

Марселла расхохоталась, а Дениза надула губы.

– В этом нет ничего смешного. Сюзон, как обычно, морочит нам голову. Перестань, Марселла! Нечего ей потакать. Я утверждаю, что она влюбилась. Все признаки указывают на это.

Подруга залилась смехом еще громче.

– Разумеется, Дениза, особенно волосы, стоящие дыбом. У всех влюбленных они именно так себя и ведут.

– Но она плакала!

– От чего, по-твоему, она плакала?

– Прочла про любовь герцога и расстроилась.

Тут уже засмеялась я. Все это было до невозможности абсурдно.

– Может быть. Но мне кажется, что Сюзон плакала от страха.

– От страха?! – воскликнули мы с Денизой в один голос.

– Да, от страха, что принцесса выйдет из себя и наконец выгонит тебя с треском. Сколько еще можно терпеть, что у тебя все из рук валится.

– Не все, – возразила я.

– Ну, почти все. Будь внимательней, Сюзон, иначе это когда-нибудь случится.

На лице Денизы было написано упрямство. Она упорно продолжала считать, что я влюбилась. Знать бы, в кого.

– Говорите что угодно, но я в жизнь не поверю, что ты, Сюзон, не замечаешь, какими глазами на тебя смотрят мужчины.

– Дениза, будь правдоподобней, – захохотала Марселла, – если Сюзон вообще хоть что-нибудь замечает, я постригусь в монахини. Бьюсь об заклад, она не увидит даже бородавки у себя под носом.

– Нет у меня никаких бородавок, – обиделась я.

– Это я так, к примеру. Разумеется, у тебя нет бородавок. Но не отрицай, что ты рассеянна до изумления.

Этого я отрицать не стала. Но поинтересовалась:

– И какими же глазами смотрят на меня мужчины? Наверняка, полными ужаса.

Подруги фыркнули.

– Если ужаса, то только от того, что ты не замечаешь их стараний.

– Каких еще стараний?

– Привлечь к себе твое внимание, конечно.

– Глупости, Дениза, она не заметит этого, даже если они будут стоять на голове.

Марселла засмеялась. Дениза тоже, хотя несколько тише и деликатнее. Я рассердилась.

– Нечего надо мной издеваться!

– Никто над тобой не издевается, Сюзон. Мы просто пытаемся раскрыть тебе глаза. Ты же очень хорошенькая девушка. А главное, необычная. Конечно, мужчины пытаются завлечь тебя в свои сети.

Я посмотрела на них с изумлением. Надо же, какие хорошие у меня подруги! Говорят заведомую ложь только для того, чтобы я не расстроилась. Я едва не прослезилась.

– Вот если бы ты еще причесалась как следует, – спустилась с небес на землю Марселла, – и умылась, цены бы тебе не было.

Ну конечно, что еще ждать от Марселлы? Любой комплимент она низведет до уровня поучения. Причесаться и умыться, видите ли. Когда бы я успела это сделать, если только что пришла? Впрочем, если быть честной, то успела бы, если б захотела. А я даже не вспомнила об этом. Меня интересовали другие вопросы.

Вредное и коверное существо – Марселла. Она никогда еще не говорила ничего приятного. Точнее, даже приятные вещи она говорит с таким видом, словно это какие-то смертные грехи. Лицо у нее при этом такое ехидное, что невольно ищешь в ее словах какой-то подвох. К примеру, позавчера она сказала мне: "Какое у тебя хорошенькое платье, Сюзон!" И я тут же бросилась к зеркалу, чтобы оглядеть себя и найти какие-то погрешности. Кажется, ничего не нашла, но настроение совершенно пропало. Мне начало казаться, что у меня все же что-то не так. Может быть, фасон не столь моден, а может оборочки здесь совершенно лишние.

Вот такая она, Марселла. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Впрочем, и от нее иногда бывает польза. Сейчас, например, я перестала трястись от страха и прибодрилась. Ни к чему трястись от того, что уже прошло. Какой бы не была ситуация, из нее непременно существует выход. И я его уже видела. Мне нужно поскорее забыть обо всем и жить дальше так, словно ничего не случилось.