Текст книги "Осколки, острые, как ножи (СИ)"

Автор книги: Эфраим Тзимицу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Да, Юля, знаю – кивнул бизнесмен – Потому и говорю тебе, что скорее всего ничего путного тут не получиться…

– Совсем–совсем?! – блеснула бусинками слез в глазах его дочка.

– Скажем так, расклад почти как при игре в рулетку… Юля, пойми, я так говорю не потому что я такой злой, и хочу тебе помешать… Наоборот – я хочу, чтобы у тебя все получилось, и поэтому считаю, что просто запуска рекламной кампании тут не хватит… Тут нужно некоторое время, чтобы тебя оценили… И уже потом то все пойдет само собой, и никто не скажем, мол, «она папочкиными деньгами все сделала»

– Ну а если не оценят? – с обидой в голосе спросила Юля, думая про себя, «Как всегда, папуля прав».

– Оценят, Юль. Ты же моя дочка, значит, оценят, и не только из–за денег. Думаешь, я тоже за пять минут свой капитал сделал? Нет, Юля, это был труд, долгий кропотливый и сложный, но, однако, как видишь, я всего добился! И ты добьешься! – улыбнулся Сергей Степанович.

– Вы очень умный человек, уважаемый Сергей Степанович – заискивающе сказал Майкл.

– Я знаю – кивнул он в ответ, мысленно отвесив ему звонкий подзатыльник.

А расстроенная Юля отвернулась к окошку, думая про себя, что вот, и папа туда же, не может оценить её талант… Какие же все вокруг все–таки приземленные… Вот только Майкл её понимает, улыбнулась она при мыслях, о своем стройном загорелом женихе, которого она делала отважным героем всех своих произведений. Да, вот–то её понимает, а больше и никто, наверное…

А Майкл тем временем терзался мыслями, весьма далекими от возможного Юлиного счастья – его сейчас интересовало, как бы втереться в доверие к Сергею Степановичу. Этот суровый мужик оказался крепким орешком, и даже симпатия его дочки к нему, Майклу, не производила на него никакого впечатления. Чтоже делать, чтоже делать… А то ведь он и прав окажется – Джули он наскучит, она и выкинет его, как надоевшую игрушку! А этого допускать нельзя… А то он станет как этот мальчик с подносом… Как его, Рот, кажется… Что за имя такое дурацкое?

– Какие же вы все таки суетные – неожиданно проговорил Рот, со стуком опуская поднос на столик.

– Молодой человек, вы, кажется, забылись… – начал было Сергей Степанович, но Рот перебил его.

– Один хочет хапнуть деньги другого, девчонка хочет себе новую игрушку, поиграть в медиа–звезду – хмыкнул Рот, оглядев удивленных бизнесмена, его дочку, и её жениха – Другой просто из сентиментальности держит при себе эту маленькую капризную девчонку… Прах и тлен – засмеялся он.

– Твоего мнения я не спрашивал, сопляк! – вспыхнул Сергей Степанович. Копившееся в нем весь вечер раздражение наконец нашло себе выход и он обрушил свой гнев на дерзкого парня, который смотрел на него, будто бы он король мира, или того похлеще…

– Да ты в своем уме – взвился Майкл, мысленно благодаря этого паренька, за счет которого он сможет предстать в более выгодном свете перед Сергеем Степановичем – Ты же работаешь у этого человека! Ты ешь его хлеб, живешь под его крышей! И ты позволяешь себе такое…

– Что я?! Я капризная девчонка?! – забилась в истерике Юля – Да как ты… Да ты вообще! Что ты понимаешь! ТЫ вообще никто, понял! Ты тут прислуга, тебя вообще не спрашивают! Да тебя тут вообще не будет через пять минут! Сейчас же! Папа, папа! – закричала она, вкладывая в свои крики всю свою обиду на то, как её высмеяли на очередном литературном форуме, на этих «трололо», и на папу, который не захотел её раскрутить…

Глаза Сергея Степановича налились гневом, он яростно взглянул на этого парня, который стоял, усмехаясь, будто он был рад тому, какую лавину он привел в движение… И самое обидное и удивительное – он был прав во всем. И насчет этого лощенного молодчика, Майкла, который Юльку охмуряет, и про саму Юльку, как бы сам бизнесмен не хотел этого признавать, и даже, насчет него самого…

Но, все равно, правда это или нет, он позволит какому то нахальному сопляку влезать в дела его и его дочери, в его душу…

– Молчать всем! – рявкнул он, прерывая и суетливые фальшивые насквозь увещевания Майкла, и крики Юли – Ты, парнишка, собирай вещички, и можешь катиться отсюда на все четыре стороны! И считай, что легко еще отделался…

– Папа, папа, ну как же…

– Замолчи! – грубо прикрикнул на Юлю Сергей Степанович.

– А если…

– Слушай ты, если сейчас же рот не закроешь, покатишься вслед за ним, понял?! – рыкнул он на Майкла.

Но Рот, который слушал всю эту перепалку с улыбкой лишь залился жутковатым безумным смехом, будто бы все происходящее его забавляло…

«Может и правда, рехнулся?» – пронеслась мысль в голове у Сергея Степановича.

А парень, отсмеявшись, неожиданно взглянул на них, иным, чужим, нечеловеческим взглядом. Он будто стал выше ростом, и выглядел более внушительно… и вместе с тем, он внушал неясный ужас. Глаза его полыхнули ярким белым светом, заставив испуганных людей отшатнуться от него.

– Значит, хотите, чтобы я ушел… – протянул он изменившимся голосом.

– Убирайся! – проорал Сергей Степанович.

– Я уйду, конечно, не переживайте так – издевательски поклонилась нелюдь с горящими глазами, блеснув острыми, как ножи, клыками в издевательской усмешке – Просто, я не могу уйти, не разыграв небольшое представление… Если вам угодно, я, своего рода актер, и играю забавные роли… И сегодня, я сыграю свою роль для вас… Надеюсь, вам понравиться – завершил он свою речь, окинув их плотоядным взглядом.

– К-какую роль?.. – произнес дрожащими губами Майкл.

– Очень несложную роль, это займет некоторое время… Но уверяю вас, вам не придется скучать – засмеялся монстр.

– Ну, Рот, не надо… – всхлипнула Юля, умоляюще взглянув в светящиеся белые глаза.

– А, имечко мое вспомнила значит… – засмеялся тот, кого называли Ротом – Ну, скажем так, я не совсем Рот… можешь звать меня Ротнемрот^[1] – ухмыльнулся он – Да, пожалуй, так.

– Отпусти нас – заплакала Юля – Пожалуйста, не надо… Не надо…

– Следовало думать обо всем, когда ты кричала на паренька, который просто сказал правду обо всех вас – наставительно проговорил Ротнемрот, подходя ближе к Юле – Но, конечно, зачем нам думать, когда мы ощущаем себя хозяевами мира, и с нами ничего не может случиться – подходя к Юле ближе, он неуловимо менялся, и вот уже его обнаженное тело бугрилось мускулами, которые перекатывались под темной кожей, на которой выделялись отверстия сочащиеся темной кровью, будто следы от пуль… Он потер шею, на которой виднелся багровый рубец…

– И ты не подумала, девочка – продолжал монстр, подходя ближе к Юле, и протягивая к ней когтистые лапы – Что есть и кто–то пострашнее, кто–то, для кого ваша жизнь, лишь игрушка, а? – засмеялся он жестоким нечеловеческим смехом, разевая свою клыкастую пасть.

И тут с громким стуком подошедший сзади Сергей Степанович с силой ударил его по голове массивным зеркалом ручной работы. Прочное стекло разбилось вдребезги, и пара особенно крупных осколков вонзились в виски монстра, образовав странное подобие рогов.

– Как мило – ухмыльнулся он, повернувшись к бизнесмену – И что ты надеялся этим добиться? Думал вырубить меня? А? Что молчишь, торгаш? – ткнул он его в грудь пальцем, увенчанным острым, как бритва когтем, слегка ранив Сергей Степановича.

И тут осыпавшиеся к его ногам осколки стекла взвились гудящим роем, будто стая рассерженных пчел, и вонзились в руку Майкла, которую он уже положил было на дверную ручку, надеясь сбежать из комнаты, ставшей сценой для ожившего ночного кошмара.

Тот закричал и вскинул свободную руку, пытаясь как то защититься, но гудящие осколки перекинулись и на остальное его тело, разрывая его в клочья, превращая его в кровавое месиво…

– Эй, не помешаю? – поинтересовался кто–то.

Оглянувшись в ту сторону, Сергей Степанович увидел, как в комнате появилось новое действующее лицо – молодой парень, одетый в потертое кожаное пальто, с длинными темными волосами и горящими темными глазами.

Почему то он понял, что помощи от него ждать не следует, а поэтому, он сделал единственное, что оставалось ему в данной ситуации, и резко ударил кулаком в лицо стоявшему перед ним адскому отродью.

Его рука хрустнула от удара, но черная тварь с горящими белыми глазами даже не покачнулась, лишь ухмыльнулась еще шире, обнажив огромные белые зубы, на которых виднелись следы запекшейся крови.

– Молодец – похвалил его тот, кто появился в комнате – Правильно все делаешь, хотя толку от этого никакого!

– Да кто же ты тварь?! – крикнул Сергей Степанович, сжимая сломанную руку здоровой.

– О, а ведь такие вопросы я уже слышал… Ну или что–то в этом роде, а мучитель? – по отечески ласково обратился он к черной твари, которая снова обратила свое внимание на Юлю.

Тварь кивнула, не отрывая от Юли своих горящих жутким белым светом глаз.

– Не смей даже прикасаться к ней, тварь! – крикнул бизнесмен – Если надо, сожри меня, но не трогай её!

– Да не кричи ты так! – досадливо произнес тип в пальто, махнув рукой – Мы тут всех убьем, и тебя тоже, так что не поднимай излишней паники…

– Как убьете? – выдохнул обескураженный Сергей Степанович.

– Да так, убьем и все… Зря мы тут с мучителем чтоли пришли, а? – улыбнулся он, будто бы речь шла о чем–то очень забавном.

– И теперь…

– Довольно – перебил его второй монстр, тот, который пообещал убить всех, и резким движением руки прижал его к стене, не давая вырваться.

– Делай свое дело, мучитель, делай его как следует – кивнул он черной твари.

А та резким движением прыгнула на Юлю, и Сергей Степанович услышал громкий крик, крик его дочери, на пол хлынула ручьем кровь…

А Юля все кричала и кричала, тогда как черная тварь рвала её тело клыками и когтями, торжествующе рыча в такт её крикам боли.

А Сергей Степанович громко кричал, умолял, угрожал, проклинал, но не мог вырваться из прочной хватки монстра, одетого в драное черное кожаное пальто, который с улыбкой торжествующего и счастливого отца смотрел на то, как черное клыкастое чудовище, с головой, увенчанной рогами из острых как ножи осколков зеркала медленно раздирает в клочья его дочь…

В домике для прислуги между тем кипела своя жизнь – кто–то шутил, кто–то просто спал, но главное темой разговоров было, конечно, то, как новичок покажет себя перед хозяином.

– Да вернется он – настаивал старый Том – Конечно, тот на него наорет, не без этого, но прям такого страшного ничего не случиться… Да все наши уже через это прошли, обычное дело.

– Не скажи, Том – вздохнула озабоченная Бетти – Чует мое сердце, что–то страшное случиться… Вот только не знаю, что именно…

– Бетти, а что? Ты же этого паренька видела – щуплый он, даже если ум за разум зайдет и на хозяина броситься, так ничего страшного не случиться… Да и с ним Майкл этот, женишок хозяйской дочки, он тоже, если что, поможет, так что бояться нечего.

– Нет, Том – настаивала Бетти – Ты же видел его глаза – страшные, мертвые глаза, не как у человека… У меня часто мороз по коже просто проходил, когда он рядом был… И как ты только принял его…

– Хм, да и сам не знаю, Бетти, как то само оно вышло…

– Ой, страшно, Том… Глядишь выйдет нам это боком, вот помяни мое слово…

– А как? Вот как нам это может навредить?

– Не знаю, не знаю… Том, а ты помнишь, что сегодня днем произошло?

– Ты о чем?

– Ну, как этот Рот в обморок то упал?

– А, ну и?

– Как, что, ты когда–нибудь видел, чтобы нормальный человек сначала трудился так на солнцепеке, потом ни с того, ни с сего падал в обморок, и потом вставал, как ни в чем не бывало, даже на головокружение не жаловавшись?

– Ну… Ну разное бывает…. Может просто парень такой…

– Ты же знаешь – сказала Бетти – У меня бабка колдуньей была… И так вот я кое–что от неё унаследовала…

– Ой, Бетти, вот только не надо сейчас сказок про твою бабку… И про все эти ведьмины штучки…

– Да ты послушай! – строго произнесла старая служанка, заставив замолчать главного слугу – У меня недаром от этого парня мороз по коже – Злой он, темный и опасный… Но вот я же рядом была, перед тем, как он в обморок то упал… И скажу, я вот ощутила, перед тем, как он в обморок упал, будто он просветлел как–то… Будто солнышко из–за туч глянуло… А потом резко, как холодный порыв ветра накатил… И парень в обморок упал, и потом снова стал такой же… Злой…

– Так, так, так, что это у нас тут за беседы? – строго окликнул их голос, услышав который, все слуги встрепенулись – это был голос Сергея Степановича, их хозяина.

– Да ничего такого, Сергей Степанович – оправдывался Том, оглядывая своего хозяина – Просто разговариваем… Ничего страшного…

– Разговариваете значит… – задумчиво произнес бизнесмен – Том, собери во дворе всю прислугу, мне нужно объявление сделать… Лично, понял? Давай, собирай.

– Да, хозяин – кивнул Том, и пошел собирать прислугу, выдергивая из кроватей тех, кто успел задремать…

Вскоре прислуга собралась во дворе виллы. Среди людей слышались вопросы – Почему их собрали? Что случилось? Но никто не мог ответить на эти вопросы, даже сам Том, только старая Бетти вздыхала, и говорила, мол «Добром все это не кончиться…»

И вот перед слугами появился Сергей Степанович. Он вышел, и повернулся лицом к слугам. Они на миг опешили, ибо что–то было не так в его лице, что–то неуловимо изменилось, и это пугало людей…

– Друзья! – неожиданно обратился он к собравшимся, и это тоже было очень странно – строгий Сергей Степанович никогда не обращался так к своим слугам…

А он между тем продолжал.

– Друзья, сегодня вы все поучаствуете в одном знаменательном событии. В таком вам еще не доводилось участвовать, да и в будущем, ручаюсь, вы не сможете принять участие ни в одном подобном событии… А для начала, мне хотелось бы кое–что открыть вам… – поднял руку бизнесмен, призывая к молчанию.

– Том – негромко позвала Бетти – Наш хозяин… С ним что–то не то… Том, нужно бежать…

– Да замолчи, Бетти! – рассержено прошипел Том.

– Итак! – громко сказал Сергей Степанович и осел на землю.

И тут все увидели, что это было лишь его тело – все окровавленное и истерзанное, будто какой–то дикий зверь напал на него…

А рядом горделиво встал тот, кто все это время говорил за него и отдавал приказы слугам – темноволосый парень, с жестокой улыбкой. Рядом с ним из темноты возник и Рот… Или, быть может, лучше было назвать его Ротнемрот…

Все ахнули и поддались назад.

– Итак, друзья мои – начал тот, который прикидывался их хозяином – Этот паренек имеет для меня ценность… Огромную ценность! И теперь я считаю, что он должен доделать свою работу здесь, чтобы можно было отправляться дальше… Прошу вас постараться не паниковать… Увы, но вам будет очень больно, но боль – преходяща…

При последних его словах люди закричали и постарались убежать, но какое–то красноватое свечение не пускало их отсюда…

А Ротнемрот, снова приняв облик той жуткой твари, чью голову увенчивали рога из осколков разбитого зеркала, обрушивался то на одного, то на второго, раздирая их в клочья, и терзая мощными когтями людские тела…

– Я знала, что так будет, знала… – тяжело произнесла старая Бетти, перед тем, как чудовище разорвало ей глотку одним движением мощных клыков…

Глава 5. Промгородок

На крыше заброшенного заводского здания стоял парень. Подставив лицо ветру, он слегка потер виски, на которых виднелись шрамы…

– О чем ты думаешь? – услышал он голос. Обернувшись, он не увидел никого. Вздохнув, он прикрыл глаза – давно пора было привыкнуть, его собеседник любил такие фокусы.

– Ну, так о чем? – допытывался голос.

– Обо мне – вздохнул тот.

– И что? Ты чем–то недоволен?

– Да вроде все нормально… Но все–таки…

– Нормально – рассмеялся голос – Забавно… Я думал, что только я могу говорить о крови и муках как о «нормально»… А теперь, я нашел себе собеседника… И это приятно.

– Ты рад?

– Да.

– Ну чтоже… Я рад, что хоть кому то мои действия доставляют радость…

– Ты огорчен? Напрасно… У всех есть свое место в мире… Не задумывался ли ты, что возможно сейчас ты как раз на своем месте?

– Меня поставил сюда ты.

– И? А ты думал, что занять свое место можно как–то так… Чтобы оно само собой получилось? Тогда бы не было кого–то еще… Как я например, кто может помочь, направить…

– А не играешь ли ты мной, как пешкой?

– Скажешь тоже… Пешку я бы нашел себе еще, скажем в тот момент, когда ты пытался сбежать, уйти… Я бы не бросился на поиски тебя, а просто нашел бы кого то еще…

– Так кто же я для тебя?

– Наверное, я назвал бы тебя учеником… Наверное, это ближе всего…

– Ближе к чему?

– К сути. К сути того, чем ты являешься для меня.

– Я так важен?

– О да, ты важен…

– Но зачем тебе все это? Зачем ты делаешь все это? Зачем это делаю я? И к чему все это?

– Ты сейчас затронул очень сложный вопрос, парень… – вздохнул его собеседник выходя сзади, и становясь рядом с ним, с задумчивым видом глядя вниз, на территорию заброшенного завода.

– Сложный? – пытливо спросил у него парень.

– Да, сложный… Понимаешь, ты, конечно, увидел уже много из того, что обычно–то люди не видят, да и не подозревают, что такое может быть… Не только те пытки и муки, которые ты причинял другим, но и некоторые… скажем так, особенности мироздания… А что до пыток… Ну просто это есть, это есть в мироздании, и то, что ты увидел их, и причинял их, есть что–то нужное, понимаешь?

– Но почему именно пытки?

– Таков уж я – усмехнулся говоривший – Я суть страдания и насилия, я их зримое воплощение, я несу их в мир, и слежу, дабы их было столько, сколько нужно…

– И сейчас, их нужно именно столько?

– Верно…

– Так много?

– А сколько ты убил? Сколько ты замучил людей? Да, не скрою, в том и моя, скажем так, заслуга… Но непосредственно пытки были совершены тобой. Скажи, это много?

– Немало…

– Немало, говоришь… Но, в войнах в твоем родном мире, к примеру, на одну войну гибнет людей намного больше… И гибнут не только солдаты, которые знали, на что они идут, но и мирные люди. Например, девушки…

При упоминании о девушках, парня передернуло…

– Видишь? А к тем вещам я нередко вообще не прикладывал руки… Я не заставлял людей это делать. Но они совершают это. Или взять тебя. Я ощутил твою боль, твою муку… Твою душу просто выжгло жгучим горем… Ты мог убить, мог погибнуть, мог убить и затем убить себя… Ты был потерян, не знал, что делать…

А теперь представь себе, как парень, который еще вчера шутил с друзьями и пел песенки под гитару, получит оружие в руки, и, исполняя приказ своего командира, должен будет убить? Причем, скорее всего, он убьет такого же, как и он сам… А тот, кто начал войну, по прихоти ли, или руководствуясь какими–либо соображениями, будет наслаждаться жизнью, и, скорее всего, самой страшной его потерей будет пара капелек пота, которые выступят у него на лбу, при особенно пугающей сводке с места боевых действий.

А душа того кто убил, или души тех кто ждет солдат, которые уже не вернуться с фронта, кого убили, их души будут выжжены дотла горем, как и твоя, а может, и более… Что, это лучше?

– Но, хотя я и убил людей, и убил их немало, войны будут происходить, и будет случаться все, про что ты только что рассказывал?

– Верно… Быть может, кто–то задумается о том, стоит ли так поступать… Или, быть может, ты убил кого–то, кто убил бы другого в будущем?

– Мы меняем мир? Делаем его лучше?

– Нет…

– Ну, так к чему все это? – взглянул он в темные провалы глаз своего собеседника и учителя – Я просто хочу знать. Скажи мне, если ты так мудр и сведущ, каким хочешь казаться!

– Смотрю – усмехнулся в ответ его учитель – Что мои уроки пошли тебе на пользу – Ты стал более свирепым даже… Более настойчивым… Чем бы не кончилось твое приключение, если оно кончиться, то ты навсегда изменишься… И, надеюсь, в лучшую сторону… Чтоже, слушай…

Видишь этот завод, на крыше которого мы находимся сейчас?

Парень кивнул.

– Это очень хороший пример того, как можно, подчеркну, можно себе представить устройство мироздания. На самом деле оно, конечно же, устроено иначе… Итак, видишь, вот этот завод. Он не является коробкой, которая каким–то непонятным образом производит то, что она должна производить. В ней есть разные службы, отделы. Каждый отдел выполняет свою роль… И даже в одном отделе есть свои подразделения, и даже разные люди, которые могут выполнять разные роли, или даже делать одно и тоже дело оп разному…

И есть же кто–то, кто уничтожает то, что стало ненужным, или обрабатывает сырой материал, чтобы получилось то, что необходимо…

– А кем были те люди? Они сырой материал, или они не нужны?

– Подожди, послушай дальше… Я сказал тебе, что мироздание подобно в своем устройстве на завод… Но я сказал тебе и то, что оно устроено иначе… Сложнее… И мы, я и ты, являемся теми структурами, которые служат мирозданию. Да, мы приносим ужас и страдания в сердца людей, да, это так. Но мы поступаем так, должны… Как говорил кто–то, что художник, который пишет картину, среди прочих красок, выводит линии черной краской, и мы именно эта черная краска, что подчеркивает контур любого цвета…

– А скажи… Мог ли я, именно я, просто уйти… Ты же говорил, что нет ничего невозможного…

– Я хотел бы знать, зачем ты спрашиваешь это сейчас, ученик.

– Я не хочу уходить сейчас, учитель…

– Я знаю, но, тем не менее, я жду от тебя ответа.

– Я лишь хотел узнать – так ли в мире все жестко связано и предначертано… Так, что я не смог бы изменить ничего, и мог лишь стать твоим учеником… Мог ли изменить что–то, учитель?

Его учитель в ответ вздохнул и лишь устремил взор вдаль, на территорию заброшенного завода.

– Ты не можешь ответить? – допытывался парень.

– Могу – тяжело ответили ему после недолго молчания – Ты действительно вырос… Ты стал другим… Помни, чтобы не произошло, ты навсегда изменился, навсегда…

– Но, все же, я хочу услышать ответ…

– Я смотрю – засмеялся его собеседник – Что ты очень глубоко воспринял страдания и муки… И теперь ты мучаешь себя вопросами… Так же, как своими когтями и клыками ты мучаешь людей…

– Но…

– Послушай меня, ученик, послушай то, что я скажу тебе сейчас! Ты не случайно пришел ко мне, ты пришел, так как сам хотел этого!

– Я хотел смертей и мук другим?!

– Да, ты хотел этого… Ты, быть может, не мог признаться даже самому себе напрямую в этом, но сердце твое, оно желало этого, так же, как сейчас оно радуется всему злу, и всем мукам, что творишь ты… Ты мог уйти от меня, о да, мог! Но куда пришел бы ты? Кем бы ты стал? Ты мог бы стать простым злодеем и преступником, что окончил бы свое жалкое существование без всякого смысла! Ты нес бы на себе мой след, быть может… Но ты не стал бы никогда посланником иных, мировых, космических сил, что ведомы мной!

То, что я зову тебя своим учеником не делает тебя моим слепым рабом, но ты воистину мой ученик, каково не было у меня никогда…

– Но, учитель мой, а что если я обращу твои дары… Против тебя? – нехорошо усмехнулся парень.

– К чему это тебе? Чего ты этим добьешься? Ты надеешься причинить муки и страдание самому их воплощению? Воплощение любви может само любить, но оно таково, ибо нельзя воплотить любовь, не отдавшись ей…

– Любовь?

– Да, любовь… Воплощение её, подобная мне… Мой вечный противник… И мой лучший друг.

– Друг?! – воскликнул изумленный парень – Как она может быть твоим другом? Я же вижу, что есть ты и что есть страдание… Как светлое чувство любви может быть… подобно страданию… – задумчиво проговорил он.

– Подобно, нет. Но может ли нести его, да, может. Вспомни, друг мой, как ты стал тем, каким ты есть теперь. Как ты стал таким, каким я нашел тебя, предложив тебе спасение…

– Хочешь сказать, что любовь, что обожгла мое сердце, именно она сделала меня таким?..

– Любовь, что не знала ответа принесла тебе страдание, равного которому не знал мир… Почему же именно ты страдал так сильно – я не знаю, быть может так было уготовано… Мог ли ты смириться и бороться с этим страданием? Вероятно, мог, но этого не случилось. И тогда, любовь породила ненависть и муку, и теперь ты слушаешь меня здесь и сейчас…

– Но как? Как столь светлое и доброе чувство…

– Доброе и светлое? – жестоко хохотнул его учитель, сверкнув темным пламенем глаз – Любовь… Когда мы говорим о ней, мы часто вспоминаем лишь поцелуй двух любящих сердец под луной, или страстные объятия на пуховой перине, под шелковым покрывалом… Но это ли лишь любовь?

– А что же еще, учитель?

– Любовь, как знаешь ты, друг мой, это не только это… Чаще всего это и другое… Мой противник и мой друг сказала бы тебе, что истинная чистая любовь, она очень редка… Как и истинная жгучая ненависть… Люди часто зовут к себе любовь, падая в неё, будто мотылек в пламя свечи… И, не произнеся обычно ни единого зова, они падают в пучину ненависти…

Ненависть и любовь… Эти чувства так близки, что иногда грань между ними стирается напрочь, и отвергнутый любовник мстит, мстит так, как не сделал бы этого заклятый враг…

Я уже упоминал о поцелуях и объятьях. Ведь их же нередко дарят люди друг другу и без любви вообще… Любовь, это, что в твоем сердце, это то, что в твоей душе, как и та жгучая чистая сильная ненависть, про которую я тебе говорю.

А ведь если вспомнить даже о других внешних проявлениях любви… Помнишь, как многие люди, что рассказывают истории о любви, описывают прогулку влюбленных под улыбающейся полной луной?

А почему никто не вспомнит, или не подумает, что, в сущности, одно и тоже, про того, кто в тот самый миг, пока один идет с любимой по дорожке, украшенной лунным светом, другой в это время мучается и сгорает, от того пламени, что не утишает лунный свет, но напротив, что разгорается сильнее и сильнее, чем больше вокруг говорит ему о любви, о той любви, в которой он одинок? Никто и не вспомнит о боли, что испытывает тот, кто ни с кем не разделил груз своей любви… К чему вспоминать об этом, думать, говорить, если мы творим иллюзию, что если ты любишь, то ты счастлив, будто некая высшая сила прикроет тебя от всех невзгод, ради того, чтобы ты мог насладиться любовью… Тогда как сама любовь скорее ослепит тебя, дабы ты не видел ничего вокруг, лишь всепоглощающую охватившую самую твою суть любовь…

Ты скажешь, что это не любовь, та, что не разделена? Но не ты ли сам пылал от такой любви?

Любовь, истинная настоящая любовь очень часто мука и страдание. Люди теряют себя в этом чувстве, погружаются в него, преображаются… А некоторые преображают мир вокруг себя, словом или делом, свершая великие дела во имя своей любви, или же просто рассказывая о ней так, что те, чьи души не знали этого пламени, ощущают его жаркое касание…

Я видел множество таких людей, ведь ты же мог заметить, что я бессмертен и живу сквозь века, и много открыто моему взору… Такие люди всегда напоминали мне мотыльков, что сжигают свои крылья, подпитывая это вечное пламя, что преображаются охваченные им, чтобы после сгореть, оставив после себя лишь горстку пепла… А порою не оставив и её…

– Но, учитель, может же быть и другая любовь, та, что не сжигает, но согревает…

– Что?! Почему ты говоришь так? Как ты, тот, кто пытался бежать от самого себя, не в силах принять свою суть, может знать такие вещи…

– Быть может, когда я бежал от себя, я увидел что–то, что не видел ты…

– А, чтоже, ты шутишь, ученик мой… – усмехнулся темноглазый учитель – Чтож, ты можешь шутить, пока ты будешь учиться и постигать суть мирозданния… Со временем, ты поймешь, что ненависть чище и слаще… Она горда и чиста, и всегда шагает без оглядки и сожалений… Ты мой ученик, и я научу тебя ненавидеть! И я никогда не отступал, и принимал каждый брошенный мне вызов, и я не отступлю и теперь! Я развею заблуждения, и ты увидишь мою правду!..

– Твою правду? Как это понимать? Ты путаешь меня… Что есть твоя, а есть и какая то иная правда?

– Можно и так сказать… Я вижу, когда я сам преподаю тебе уроки, ты достигаешь куда больших результатов.

– А быть может, ты просто управляешь мною и лжешь мне, учитель? – пытливо спросил юноша, силясь угадать мысли своего собеседника.

– О, сомнения, сомнения – рассмеялся тот в ответ – Эти коварные враги, эти разрушители надежды, подчиняющие себе самую твердую волю, самый могучий ум… Бывает человек уже шагнул вперед, уже обрел решимость для величайшего свершения в своей жизни… Но вот коварный призрак сомнения вполз в его мысли, будто маленький подлый червячок… И все, уже нет будущего героя, подвиг остался несовершенным, свершению не нашлось места на страницах истории, и почему? Лишь потому, что маленькая тень сомнения коснулась мыслей…

– Я задал тебе вопрос, учитель – сурово произнес мучитель – Ответь мне на него! Я требую!

– А что ты сделаешь, если я не отвечу? – рассмеялся в ответ патлатый, оправив полы своего пальто.

Вместо ответа мучитель резко взмахнул рукой, на которой возникли длинные, тускло отблескивающие, острые когти, и с размаху вонзил её в живот своему собеседнику. Оскалив зубы, которые на глазах удлинялись и становились более острыми, он ждал, как его жертва согнется в агонии, истекая алой кровью…

Но его рука прошла сквозь тело его собеседника, как сквозь воздух, не встретив ни малейшего сопротивления….

А тот расхохотался, смотря, как его ученик пытается снова и снова поразить его, гвоздя когтями, и даже пытаясь вцепиться клыками ему в глотку, или в лицо. Но все было тщетно – все его атаки оканчивались так же, как и первая, то есть, ничем.

– Ну что ты будешь делать теперь? Ты бессилен ранить меня, ученик – и он протянул руку, резко схватив мучителя за горло железной хваткой.

Затем он легко оторвал его от земли, и, встав к краю крыши завода, поднял его в воздухе. Казалось, он собирается сейчас отпустить его, и бросить его вниз… Но он не бросал, лишь смотрел внимательно на то, как его ученик пытается освободиться.

– Итак, Ротнемрот, ты пытаешься бунтовать против меня – удовлетворенно произнес он, будто бы парень сделал что–то, чего его учитель давно от него ждал – Ты споришь со мной, и даже пытаешься убить… Ты хорошо учишь мои уроки… Ты становишься подобным мне… Какая ирония…

– В чем ты видишь иронию, тварь? – прохрипел мучитель, ибо так его называл его учитель ранее.

– А, я уже снова «тварь», не «учитель»… Еще один признак в тебе, который радует мой взор… Ирония в том, что ты становишься похож на меня… Но, увы, только лишь похож… Впрочем никому не дано стать мной, верно? – рассмеялся темноволосый, и резким движением бросил Ротнемрота снова на крышу.

Тот закашлялся, пытаясь подняться, и со злобой взглянул на своего учитель, на эту омерзительную черную тварь…

– Ненавидишь меня? – спросил тот, встретив его пылающий взгляд своими черными провалами, в которых горела насмешка – Чтож, это хорошо… Ты учишься ненависти… Пусть тебе даже придется ненавидеть меня…

– А что, ты хотел бы, чтобы я ненавидел кого–то иного? – попытался усмехнуться Ротнемрот.