Текст книги "Солдат Пешкин и компания"

Автор книги: Ефим Чеповецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

ОЛЯ-МОДА

Недавно из пятого «Б» к нам Олю Фост перевели. Для исправления. Не понимаю я учителей. Наш классный руководитель говорит, что худшего класса, чем наш, не придумаешь. Родители считают, что я в этом классе совсем испортился, а её перевели для исправления!

Таня Задиранова перед уроком географии ходила в учительскую за журналом и случайно подслушала, что Оля Фост в пятом «Б» всех девчонок испортила. Ну, наши девчонки сразу решили не поддаваться, даже внимания на неё не обращать. И вот, представьте себе, на следующий день все они вокруг Олиной парты прямо хороводы затеяли. На каждой переменке толкутся, будто там мёдом помазано. Оказывается, Оля в школу принесла заграничный журнал «Кино», где всякие артисты сфотографированы и моды есть: платья, кофточки, туфли. В общем, чепуха всякая.

– Ой, Оленька! Ой, куколка! – пищали девчонки.– Дай хоть одним глазом поглядеть!

Оля дала им журнал и сказала:

– Только не порвите!

Девчонки начали разглядывать фотографии киноартистов. Но они им не понравились:

– Ну и артисты! Какие-то прилизанные, старые.

И все сошлись на одном: что наш киноартист Рыбников, тот самый Рыбников, что в кинокартине «Высота» играет и поёт: «Не кочегары мы, не плотники…», в тысячу раз лучше.

. Оля ехидно улыбнулась и говорит девчонкам:

– Так и знала, что вы не туда смотрите. В журнале главное – моды! – И открыла журнал на последней странице.

Девчонки смотрят и молчат. Конечно, что они в модах понимают? Ничего! Оля – другое дело. Во-первых, она второй год в пятом классе учится, а во-вторых (мы все это заметили), всегда какие-то фасоны выдумывает, разные косыночки, брошки, финтифлюшки носит.

На большой переменке девчонки целую пресс-конференцию устроили по вопросам мод. И тут Оля им призналась, что собирается стать манекенщицей, то есть живым манекеном, который в Доме моделей по длинному столу ходит.и разные платья показывает. Она говорила;

– Музыка играет, а ты ходишь, крутишься, и все тебе

Аплодируют, как артистке. Надо быть очень культурной, чтобы стать манекенщицей, потому что нужно уметь делать вежливые движения, улыбаться и поворачиваться на каблуках. Никакая география, и арифметика, и даже устная речь – не нужны, потому что манекенщицы всегда молчат. Нужно иметь только одно общее образование.

– Как интересно! – запищала Нина Лопухова. Она всегда кричит «интересно», даже когда совсем не интересно.

Девочки на неё зашикали, а Оля продолжала:

– И теперь совсем не модно причёсываться. Нужно ходить растрёпанной…

– Знаю, знаю,– снова запищала Нинка.– Эта причёска называется «я у мамы дурочка»!

Девчонки прыснули, а Оля сказала:

– Вовсе нет, ничего вы не знаете. Такая причёска называется «стиль».

В общем, девчонки ничего не поняли, а Оля не успела им объяснить, потому что начался урок.

Павел Афанасьевич вызвал Олю к доске и спросил:

– Ну, как ты себя чувствуешь в новом классе?

– Я себя везде хорошо чувствую,– ответила Оля.

– Вот и отлично,– сказал Павел Афанасьевич.– Рассказывай, что ты на сегодня приготовила?

– Ничего,– спокойно ответила Оля.

– Почему?

Оля взялась рукой за голову, закатила глаза и сказала:

– Потому что у меня травма.

Это слово мы уже тоже знали, потому что когда Олину маму вызывали в школу и просили обратить внимание на поведение дочки, она всегда говорила: «У Оленьки травма: нервное потрясение и головные боли. И всё это из-за того, что учителя от неё требуют больше, чем от других».

– Я понимаю,– сказал учитель.– Здесь обстановка для тебя новая. Но ведь у тебя и в пятом «Б» тоже всегда была какая-то травма… Садись, пожалуйста.

Оля ни капельки не смутилась и села на место, а мы все удивились её нахальству. После урока она сообщила девочкам, что в субботу придёт в школу в платье нового фасона, который она сама придумала, и что «все так и ахнут».

В субботу всё и случилось. Оля действительно пришла в школу в новом наряде: в розовой прозрачной кофточке и в зелёной юбке. Кофточка была широка в плечах, а юбка почему-то в поясе делала её очень толстой. Лакированные босоножки тоже были велики. Когда девочки её окружили, она торжественно вынула из портфеля серую дамскую сумочку и сказала:

– Заграничная! – Сумочку она тут же спрятала в портфель.

Девочки ничего не сказали, только пожали плечами. Одна Нинка Лопухова, которая даже и не разглядела сумочки, воскликнула:

– Какая прелесть!

Когда прозвенел звонок, в класс, вместо Павла Афанасьевича, пришла учительница физкультуры Ольга Васильевна.

– Павел Афанасьевич заболел,– сказала она.– У вас будет урок физкультуры. Стройтесь, пойдём в спортзал!

Оля немного заволновалась, но в строй стала и всю дорогу почему-то держалась руками за поясок.

Когда пришли в спортзал, Ольга Васильевна сказала:

– Будем заниматься на шведской стенке. Первое упражнение – преднос.

И показала, как надо делать.

Все страшно обрадовались и по очереди стали делать упражнение. Становились спиной к шведской стенке, брались руками за перекладину и поднимали ноги под прямым углом.

Когда дошла очередь до Оли, она заупрямилась и не захотела лезть на стенку. Тут Таня Задиранова подняла руку и сказала:

– У неё травма!

– Помолчи! Знаю про эту травму.

Тогда кто-то из мальчишек ехидно сказал;

– Ей нельзя портить фигуру! Ей можно делать только вежливые движения – она будет манекенщицей!

Все засмеялись, а Ольга Васильевна, наверное, не расслышала. – -

– Не срывай урок, Оля! – строго сказала она.

И Оля, как приговорённая, пошла к стенке. Только она поднялась на носки и взялась за перекладину, как босоножки свалились с ног. Они ведь были номера на три больше, чем надо! Но это полбеды! Вдруг юбка её начала удлиняться и опустилась до полу. Оля покраснела, как красный перец, и в зале все притихли. Притихли для того, чтобы набрать побольше воздуха и захохотать. Но засмеяться никто не успел, потому что в зал вошла Олина мама. Она подбежала прямо к Оле:

– Где моя сумочка? – дрожащим голосом спросила она.– Там все документы! Там пропуск в министерство! Я из-за тебя на работу не пошла!… Боже мой, зачем ты надела мою юбку? И кофта моя! И туфли!…

Дальше рассказывать нечего. В пятый «В» переводить Олю не стали… Потому что пятого «В» в нашей школе нет. К тому же она потеряла весь свой авторитет и все её стали называть Оля-мода. Вот и вся история. А дружить с ней девочки начали только тогда, когда учительница по домоводству объявила, что Оля хорошо шьёт и что у неё хозяйственные способности.

ЯЗЫК «ФИНТИ»

Иностранный язык учить трудно. Немецкий ли, английский, французский,– всё равно трудно. В русском языке и то всего не запомнишь, а как же в иностранном? И всё-таки мы учим, и отличники у нас есть. Один только Васька Барсуков баклуши бьёт; ждёт, пока язык без грамматики придумают.

Случай, о котором я хочу рассказать, как раз с ним и произошёл.

Прибегает как-то раз Васька в школу и кричит:

– Братцы, нашёл!

– Что нашёл? – спрашиваем.

– Язык без грамматики нашёл! «Финти» называется! Во,– говорит,– сила! За один день выучить можно!

И давай что-то финтикать.

– Если бы,– говорит,– у нас этот язык изучали, я бы сразу пятёрку отхватил. Ну вот, скажем, я говорю: «Яфин-ти идуфинти играфинти в футбофйнти!» Вы не знаете, что это означает. А в переводе на русский язык получается: я иду играть в футбол!… Это древнейший язык,– говорит Васька,– он ещё до русского на земле существовал…

В общем-то язык всем понравился. А насчёт того, что он на земле ещё до русского существовал,– никто не поверил. Тут Васька заврался. Потому что перед каждым «финти» русское слово стоит.

Все ребята за переменку язык «финти» выучили, а девчонок учить не стали. Пусть завидуют.

Домой мы с Васькой вместе пошли и всю дорогу на языке «финти» разговаривали. Когда в трамвае ехали, все вокруг думали, что мы иностранные туристы, и смотрели на нас. Я в трамвае Ваське говорю:

– Вафинти, нафинти взяфинти билефинти!

– Не нафинти, – говорит Васька. – Турифинти ефин-ти без билефинти!

Одна кондукторша разобралась.

– Хватит,– говорит,– вам болтать! Берите билеты!

Пришлось взять.

А на другой день на первом уроке был немецкий язык. Нужно было дома слова наизусть выучить. Васька, конечно, ничего не делал. Прибежал в школу пораньше, разыскал Таню Щеглову, нашу круглую отличницу, и давай срочно языку «финти» обучать.

– Ты зачем это делаешь? – спрашиваю.– Язык-то секретный!

– Чудак ты,– отвечает Васька.– Сейчас урок немецкого языка. Меня Ольга Павловна обязательно вызовет. Танька мне на языке «финти» подсказывать будет, учительница не поймёт, а я -отвечу. Понял?

«Эй ты,– думаю,– до чего хитёр! Может, у них действительно что-нибудь выйдет?»

Тут как раз звонок прозвонил. Ольга Павловна сразу вошла в класс. Она молодая – первый год учительницей работает. В прошлом году сама ещё в институте студенткой была, а в нашей школе старшей пионервожатой.

Проверила Ольга Павловна ребят по списку и говорит:

– Ну, Барсуков, иди отвечать!

Идёт Васька к доске, а с Тани глаз не сводит, моргает ей.

– Ты домашнее задание выучил? – спрашивает Ольга Павловна.,.

– Да-а,– тянет Васька, а у самого голова «нет» говорит, так и ходит справа налево.

– Тогда скажи мне, что значит «дэр тыш»?

– Дэр тыш… дэр тыш…– бормочет Васька и пялит глаза на Таньку.

А та, как назло, в парте роется и не видит Васькиных знаков. Тогда Васька давай шипеть на языке «финти».

– Тафинти, чтофинти знафинти дер тышфинти?

У Ольги Павловны глаза большие, круглые стали, как у наших девчонок, а потом она платок ко рту приложила, вроде закашлялась. А Танька вертится, как стрекоза на булавке, и не смотрит на Ваську.

– Ну, так что же значит «дэр тыш»? – снова спрашивает Ольга Павловна.

А Васька:

– Дэр тыш… дэр тыш… в переводе значит, ну, это…– И снова давай шипеть: – Тафинти, чтофинти?… Ну финти!

Тут у Таньки все тетради из парты на пол вывалились, и она полезла доставать их. Вылезла и тычет пальцем в крышку парты. Всем ясно, что она ему «стол» говорит. А Васька понял так, что она ему намекает, мол, ты тупой, как доска, и сам давай стучать пальцем в лоб: дескать, у самой голова пустая. Потом махнул рукой и говорит:

– Вы меня, Ольга Павловна, что-нибудь полегче спросите.

Ольга Павловна захлопнула журнал, улыбнулась, встала и отвечает ему на чистейшем языке «финти»:

– Яфинти тебефинти стафинти двофинти и садифинти на мефинти!

Класс так и грохнул от смеха. Васька пошёл на место и Таньке кулак показывает. А Танька оборачивается и говорит:

– Ты, Васька, тупой, как дэр тыш, вот тебе и пару зафинтили.

С тех пор Ваську в классе «дэр тышем» зовут, а к языку «финти» у всех интерес пропал, даже сам Васька перестал на нём разговаривать.

ДЕНЬ САМОУПРАВЛЕНИЯ

В нашем лагере на каждой смене бывает день самоуправления. Кто пионер, тот знает, что это значит. В такой день все ребята заменяют взрослых: становятся вожатыми, педагогами, врачами, поварами и даже начальниками лагеря. А все взрослые становятся пионерами – нулевым отрядом. Это очень важное и полезное мероприятие. В такой день видно, кто на что способен, а кроме того, очень весело.

Я хочу рассказать о нашем дне самоуправления и о том, какая должность была мне поручена.

Произошло всё так. По специальному приказу были распределены должности. Коля Шибуков из первого отряда назначен начальником лагеря, Валя Сомова, наш председатель совета дружины – старшей пионервожатой, Женя Куц – дворником, Майя Сахарова – биологом, а все председатели советов отрядов стали вожатыми. В нулевом отряде, у взрослых, председателем стал Иван Филиппович, начальник лагеря, а Рая, старшая вожатая, просто звеньевой. Вчера на вечерней линейке был зачитан приказ, а сегодня чуть свет началось самоуправление.

Но самое смешное то, что нашего музвоспитателя Абрама Соломоновича назначили Ваней Уховым. А Ваня

Ухов – это никто, просто пионер, причём самый отъявленный бузотёр в лагере.

Абрам Соломонович маленький, толстый и лысый. Он с самого утра начал бегать в трусиках по лагерю и мешать дворнику Жене Куцу подметать дорожки. Точно как Ваня…

И всё-таки это тоже не самое смешное. Самое смешное произошло тогда, когда пришёл я на распределение должностей. Я опоздал на вечернюю линейку, потому что мне в санчасти перевязывали ногу, которую я ещё утром разбил. Навстречу мне выбежала Нинка Глаз и ехидно объявила: «Вовка, поздравляю, тебя назначили шефом!» Я сначала обрадовался, думал – начальником лагеря; оказывается, меня назначили шеф-поваром. Я никогда не мечтал о такой работе. Девчонки начали хихикать, шушукаться и пальцами на меня указывать. Я бы уже лучше согласился стать главврачом. Тогда бы я назначил в этот день уколы и Нинке Глаз велел бы сделать сразу три: в руку, в ешь ну и ещё в одно место, чтобы не ехидничала…

Ну, назначили, так назначили. Я от поручений никогда не отказывался, поэтому решил делать всё добросовестно.

Прямо с линейки пришлось идти в бухгалтерию составлять на завтрак меню. Прихожу, а там уже Толька Брикин и Зина Гладышева. Кроме них, никого нет. Оказывается, Толька назначен главным бухгалтером, а Зина кладовщицей. Толик сидит с важным видом за бухгалтерским столом и на счётах костяшки перебирает; щёлкнет и кричит: «дебет», «кредит», «сальдо, але оп». Орёт сам не знает что, потому что «сальдо» это вовсе не «сальто» и нечего «але оп» кричать. Вообще у Брикина с арифметикой никогда не ладилось, всегда на троечках выезжал, а тут вам пожалуйста – главный бухгалтер!… Зина подходит ко мне, заламывает, как артистка, руки и говорит:

– Ой, Вовочка, что я буду делать, в складе замки не исправны, а я материально ответственное лицо за все продукты!

«Ну и артистка! Знает же, что это игра и ни за что она не отвечает, а строит из себя какое-то чучело»

Я хотел ей это сказать, но тут как раз Настоящий кладовщик, Захар Петрович, явился. Толька Брикин вскочил из-за стола и кричит:

– Захар Петрович, вы уже больше не кладовщик!…

Захар Петрович сперва побледнел, а когда Зина сказала, что кладовщицей назначили её,– успокоился.

Потом пришли главный бухгалтер и повар.

Нас попросили подождать, пока они всё обсудят, а потом нам доложат.

Ничего особенного на день самоуправления готовить не собирались, только к обеду на третье решили впервые дать клубнику, потому что Захар Петрович сказал, что она у него больше лежать не может. Если клубнику не впишут в меню, то он должен будет составить акт и выбросить её. Вписали. Потом предупредили, чтобы мы к шести утра были на местах, иначе завтрак и обед запоздают.

Я пошёл проводить немного шеф-повара, Павла Васильевича. По дороге он мне сказал, что за завтрашний день очень волнуется.

– Питание – это не шутка! А когда под руками лишние люди вертятся, то можно такое наварить, что сам есть не будешь. Меня же каждые полчаса будут таскать на всякие лекции и массовки, которые вы там будете проводить… Ах, как будто не понимают, что всё держится на питании… Родители чего требуют? – спросил он и сам ответил; – Килограммы!…

Я хотел ему сказать, что питание не самое главное, а важней всего воспитание и закалка, но промолчал, чтобы не обидеть его. Потом вежливо попрощался и сказал:

– Вы, Павел Васильевич, не волнуйтесь, я не опоздаю и буду вам очень помогать.

Когда я прибежал к своей палатке, то меня там ожидало человек пять лагерных обжор.

– Вовка,– требовали они.-Ты гляди, чтобы у нас полные порции были. И чтобы на добавки не скупились… по два раза давали!

– Ладно,– сказал я.– По три порции Каждому дам. Что мне, жалко, что ли.

Потом я долго не мог заснуть, вертелся и думал о том, какая тяжёлая работа у шеф-повара Павла Васильевича и вообще у всех, кто на кухне трудится. Каждый день в шесть утра поднимаются и целый день у горячей плиты стоят… И мама тоже. Она, прежде чем на работу пойти, завтрак мне готовит, после работы обеды варит, сразу на два дня. А в выходной день на рынок идет и полные авоськи оттуда тащит… Как я раньше этого не понимал?! Очень тяжело маме. Вот завтра посмотрю, как всё варится, научусь, а приеду домой, буду матери помогать…

Больше, кажется, я ни о чём не думал, потому что, когда Зина меня утром разбудила, я снова о маме вспомнил.

– Как тебе не стыдно?! – кричала Зина.– Из-за тебя вся работа на пищеблоке стоит! Ты что, забыл, что ты шеф?… Я уже два часа продукты выдаю, а принимать некому…

Сначала я не понял, чего она от меня хочет, про какой-то пищеблок орёт. Я ведь ещё не знал, что это кухню в лагере так называют. Потом, когда увидал, что вокруг меня ребят нет, а из столовой шум доносится – сразу понял, что проспал. Оказывается, уже все с линейки на завтрак пошли, а про меня забыли, думали, что я давно на кухне работаю. Побежал я за палатками на хозяйственный двор, чтоб меня никто не видел, а оттуда уже на кухню пробрался. Прихожу, а Павел Васильевич смотрит на меня с удивлением и спрашивает:

– Ты кто такой? Тебе что здесь нужно?

Ну, я ему, конечно, напомнил, кто я и зачем пришёл.

– А-а-а! – припомнил Павел Васильевич и забеспокоился.– Ох ты, беда моя, тебя-то здесь не хватало! И что за день такой?! – А потом махнул рукой и говорит.– Ладно, иди получай халат, колпак и приходи сюда – к делу пристрою.

Получил я халат, колпак и пришёл на кухню. Пришёл, а Павел Васильевич снова меня не узнал. Потом вспомнил и говорит:

– Ты всё равно опоздал, так пойди погуляй, пока обед закладывать не начнём.

Вышел я в столовую. Ребята завтракают. Увидели меня и давай кричать:.

– Молодец, Вовка! Ух и макароны вкусные у тебя получились! И творог сегодня не кислый…

Я хотел им сказать, что завтрак без меня варился, да не успел – меня позвали к столу, где нулевой отряд сидел, то есть все взрослые.

– Товарищ шеф-повар, надо бы нашему отряду добавки дать: видите, какие у нас пионеры большие,– сказал физрук и протянул свою пустую тарелку. Вожатые тоже стали требовать добавки. А Абрам Соломонович, тот, который теперь Ваней Уховым стал, начал по столу ложкой колотить и согнул её. Подошла к нему Валя Сомова и, как старшая вожатая, потребовала, чтобы он вышел из-за стола. Все за него заступились, говорят: «Ваня» не виноват, ложки такие, что сами от ветра гнутся». Это они как раз правду сказали: ложки у нас в лагере никудышные, тонкие, как бумага, а вилок вообще не дают, боятся, чтобы мы не покололись…

В общем, пошёл я на кухню и говорю Павлу Васильевичу:

– Нулевой отряд добавки просит.

Павел Васильевич сердито на меня посмотрел, а его помощница, тётя Феня, говорит:

– Пусть понесёт им добавку, ему для авторитета это нужно.– И навалила мне целую миску макарон с сыром.

Увидели ребята, что я вожатым добавку несу, и давай орать:

– А нам чего не несёшь?!

– Ты же обещал.

– Даёшь добавку!…

Что же вы думаете, я им макарон не раздобыл? Четыре миски добавочных слопали! Сам не знаю, что на ребят нашло. В другой день так от одной порции остаётся, а сегодня – всё подчистую подъели.

Не помню, кто первый крикнул: «Качать нашего Шефа!» Ну, и начали меня ребята швырять под самый потолок. Бросают и выкрикивают:

– Благодарность ему вынести!

– На линейке отметить.

– Вызвать к спуску флага!…

Еле живого отпустили. Один рукав у халата наполовину оторвали, на колпак ногой кто-то наступил. Наконец, разбежались. Тут я почувствовал, что сам есть хочу. Я ведь еще ничего не ел, только другим носил. Пришёл на кухню и спрашиваю у тёти Фени:

– Мне завтракать полагается?

– А разве ты не завтракал? – спрашивает.

– Нет ещё,– говорю,– не успел.

– Господи, дитя-то голодное! – засуетилась тётя Феня.– А ведь в кастрюлях-то ничего варёного не осталось, всё на добавки роздали. Ты хоть хлебушка перекуси. Вот ведь работа у нас с тобой какая! Других кормишь, а самому перехватить некогда…

Поел я хлеба с чаем и жду, что мне делать прикажут. Вдруг вижу – Зинка тащит корзину с клубникой.

– Скорей,– кричит.– Надо её чистить, а то она вся раскисла!

Помог я ей корзину к зеленщикам дотащить. Заходим в зеленную, а там – много корзин с клубникой. Ребята сидят и чистят её. Хвостиков целую гору нащипали, а клубники почти не видно. Догадаться не трудно, куда она девалась,– всё у них на лице написано.

– Бессовестные! Бессовестные! – закричала Зинка.– У меня на складе больше ни одной корзины не осталось! Вы всю поели!

А краснолицые ей отвечают:

– Мы только гнилую едим. Её же к столу подавать нельзя. Можешь сама попробовать…

В это время раздался голос Павла Васильевича:

– Всем по местам закладываем обед!

Я, конечно, немедленно побежал в кухню. Павел Васильевич посмотрел на меня и спрашивает:

– Чего тебе надо?

Я снова напомнил ему, что я шеф-повар.

– Ох, извини, забыл, видишь, сколько тут мороки? -

сказал раскрасневшийся от жары Павел Васильевич.– Ты стой в сторонке и смотри, учись. Если бы раньше пришёл* я бы тебе всё подробно рассказал, а теперь сам наблюдай… Вот это – борщ…

Повар начал бросать в большой котёл нарезанную капусту, свёклу и картошку.

– Борщ – главное блюдо в обеде! Гляди, сколько витаминов! – Он поднял черпаком целую гору нарезанных, овощей.

Но на этом лекция неожиданно закончилась. В кухонное окно заглянула Валя Сомова и обратилась к Павлу Васильевичу:

– Пионер Бирюков, почему вы не на беседе? Весь нулевой отряд в сборе, только вас нет. Сегодня Владимир Говорков шеф-повар, а не вы.

– Что ещё там за беседа? – спросил Павел Васильевич, вытирая передником руки,

– Как раз по вашей части. Пионерка Света Гусакова будет рассказывать о болгарской кулинарии; Она с отцом целый год в Болгарии прожила,, её отец тоже повар.

Павел Васильевич широко раскрыл глаза, потом посмотрел на будильник, который стоял на полочке, и сказал:

– Как же, как же, обязательно надо послушать!… Ну, раз ты шеф-повар,– обратился он ко мне,– то вот тебе соль и через полчасика бросишь её в борщ.– При этом он всыпал в белую кастрюльку почти целую пачку соли.– Гляди же не забудь! – бросил он на ходу и уже с улицы снова крикнул: – Феня, поглядите за борщом!

Возле плиты стоять было жарко. Плита на пищеблоке большая, напоминает машинное отделение на пароходе, а шипение шкварок похоже на шум поршней. Я поставил кастрюльку с солью возле будильника, а сам отошёл в сторонку, подальше от плиты.

Вдруг подошла повариха тётя Феня. В руках она держала тарелку, а на ней лежали большие кости, и от них шёл очень вкусный пар.

– Вот это тебе за усердие*– сказала она.– Гляди, какие мослы! Здесь одних мозгов на нас двоих хватит. Идя в столовую погрызи, а я уж сама за всем присмотрю.

Я глянул на часы и спокойно пошёл в столовую. Целых двадцать пять минут надо было ждать, чтобы сыпать соль в борщ.

На костях было много мяса. Ко мне присоединился Пашка Снегирёв, и мы вдвоём обработали кости снаружи и внутри. Тётя Феня была права: мозга было много, и был он очень вкусный.

– Знаешь, как эти кости называются? – спросил я у Пашки.

– Кости и всё тут.

– Эх ты! Это ж – мослы! Понимаешь?

– Нет,– сказал Пашка.

А я и сам до сегодняшнего дня всё забываю спросить, почему они мослами называются.

Долго мы с Пашкой болтали. Я ему рассказывал, как пищеблок устроен и почему пища вкусная бывает. Больше, конечно, врал и выдумывал, потому что сам ничему не успел ещё научиться.

О соли я вспомнил только тогда, когда протрубил горн и отряды двинулись в столовую. Вскочил я, побежал на кухню, схватил с полочки соль и бросил её в борщ. Хотел я еще черпаком помешать, да пока искал его, кастрюлю унесли к окошку, где выдача происходит, и стали разливать по тарелкам.

Тут как раз Павел Васильевич пришёл.

– Ну, молодец докладчик! – говорит.– Очень интересно про болгарскую кухню рассказала. Девочка дело знает. Я бы ещё слушал, да регламент у неё кончился… Ну, а у тебя как дела, шеф-повар?

– Всё в порядке! – говорю.

– Тогда гуляй,– сказал Павел Васильевич и выпроводил меня в столовую.

Дежурные уже борщ по столам разнесли, и разговоры утихли. Заработали ложки. Пошёл я между столами и смотрю, как ребята едят. Хожу и думаю: «Сейчас опять хвалить начнут. Тут уж я им скажу, что борщ сам варил». Только ребята почему-то сопят и косо на меня смотрят, а кое-кто ложки бросил. За столами младших отрядов шум начался. Я подошёл к Пашке Снегирёву и спрашиваю:

– Ты чего борщ не ешь, мослов объелся, что ли?

– Сам ты объелся. Ты лучше свой борщ попробуй, а тогда спрашивай.

– Ну и попробую…

– Попробуй, попробуй! – раздалось со всех сторон.

Взял я у Пашки ложку и хлебнул борща из его тарелки.

Проглотил и чувствую, что всего меня внутри обожгло – чистая соль. Я хотел улыбнуться, но меня, видно, здорово перекосило, потому что ребята смеяться начали.

– Ну, что, вкусно?

– Лезь в тарелку – соль добывай!

– Знаменитый шеф-повар!

А настоящий Ваня Ухов подошёл, хлопнул меня ладонью по затылку и крикнул:

– Пересол на спине!

Тут все заорали «пересол на спине» и давай меня дубасить. В это время в столовой появились Павел Васильевич и тётя Феня.

– Что случилось, за что они тебя? – спрашивает Павел Васильевич.

– За то, что борщ солёный! – говорю.

– Как?! – возмутился Павел Васильевич.– А где вы были, Феня?

– Как это «где»? – обиделась тётя Феня.– Вы же мне велели за борщом присмотреть. Я солила и пробовала…

Тут мне всё ясно стало. Выходит, пока я с Пашкой эти самые мослы грыз, тётя Феня борщ варила. Она же не знала, что Павел Васильевич это мне поручил. Вот мы вдвоём борщ и посолили.

А ребятам что, они знают, что я сегодня шеф-повар, ну и давай за пересол благодарить по спине.

С третьим блюдом тоже чепуха вышла. Ребята на кухне так клубнику почистили, что её только на три младших отряда хватило.

Павел Васильевич положение исправил. Он срочно из кладовой яблок выписал. И по две штуки тем дал, кому клубники не хватило.

После обеда время быстро к вечеру катится. В играх и массовках принимали участие все «пионеры» нулевого отряда, а на лагерном стадионе состоялась футбольная встреча: нулевой отряд с десятым играл – с самыми маленькими. Ну и смеху было.

На всех участках всё благополучно прошло. В палатках и домиках чистота была образцовая, на территорию ни один родитель не проник, и все ребята проявили себя как отличные вожатые, педагоги и хозяйственники. Вот только со мной эта неприятность случилась. Хотел мне за это Коля Шибуков, как начальник лагеря, на вечерней линейке выговор закатить, но слово попросил Павел Васильевич и сказал, что Владимир Говорков не виноват, что вся вина на него одного ложится.

К торжественному спуску флага вызвали пионера нулевого отряда Ваню Ухова, то есть Абрама Соломоновича. Это всех удивило, потому что настоящего Ухова не за что было к мачте вызывать. Оказывается, Абрам Соломонович не смог долго бузить. Он по натуре человек спокойный и вежливый, без дела сидеть не мог, поэтому за время мёртвого часа сочинил новую походную песню для нашего лагеря. И слова, и музыку сам написал. За это его и вызвали к спуску флага. Нулевой отряд, уходя с линейки, пел эту песню. Там в припеве такие слова были:

Цвети, как весной,

Наш лагерь «Лесной»…

Ребятам очень понравилась новая песня, и вообще все остались днём самоуправления довольны. Даже я.