Текст книги "По законам красоты"

Автор книги: Ефим Зборовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

И С НЕОСПОРИМЫМ СПОРЯТ

Отражая в значительной степени общепризнанные вкусы определенного времени, эстетика одежды постоянно развивается, подчиняясь при этом диалектическим законам: количественные изменения неизбежно вызывают качественный скачок. Для примера можно привести возникшую в свое время такую тенденцию моды, как уменьшение ширины (низа) брюк. Читатель, видимо, помнит, что еще в конце 40-х – начале 50-х годов всеми принятой шириной считалось 28—30 сантиметров. Модельеры, меняя направление моды, постепенно уменьшили эту ширину до 21—23 сантиметров. Ныне ее и придерживаются. Это не просто уже, чем, положим, двадцать лет назад. Это нечто новое.

Читатель может возразить: ведь и в более далеком прошлом такие брюки были в моде. Подумаешь, считались красивыми широкие, стали считаться узкие. Зачем выдавать старое за новое, да еще за красивое?

Тут-то и проявляется ошибочность таких рассуждений. Ошибочность не по невежеству, а из-за незнания существа вопроса. Дело в том, что в прошлом узкие брюки в массе не прививались, хотя многие их носили. Почему? Да потому, что в них было мало красивого, они не гармонировали с силуэтом и пропорциями пиджака, выглядели скорее механическим придатком к нему, нежели продуманным предметом ансамбля. Не увязывались они и с пальто. В народе их прозвали «дудочками».

Иное дело сейчас, когда современный пиджак и пальто с их главными силуэтными линиями плеч, талии, длины, объемности трансформировались и отвечают естественным пропорциям человеческой фигуры, когда найдено единство линии и гармоническое сочетание между ними и брюками.

Такой фасон нашел эстетическое признание. Более того, он создает иллюзию грациозности.

Не отказываясь от художественных сокровищ прошлого, от идеалов красоты, созданных человеком во все предыдущие эпохи, черпая в них вдохновение и используя все ценное, интересное, перспективное, мы со временем, однако, меняем прежнее представление о прекрасном. Н. Г. Чернышевский по этому поводу писал: «Изменяются в своем содержании наши желания, и прекрасное исчезает, исполнив свое дело, доставив ныне столько эстетического наслаждения, сколько мог вместить нынешний день; завтра будет новый день, с новыми потребностями, и только новое прекрасное может удовлетворить их».

Итак, понятия о красоте, как и вкусы людей, меняются, совершенствуются, развиваются. Иногда кажется, что мода делает сразу слишком резкий скачок. Но это не так. Он, этот скачок, подготовлен внутренними тенденциями и закономерностями развития моды. Вот почему, как правило, рациональность и эстетичность новых направлений быстро обретают широкую популярность и большое число сторонников. Это вполне понятно, потому что одеваться по моде – значит стремиться к культуре в одежде, хотя в принципе эти понятия не адекватны.

Но, изменяясь, мода приобретает не только сторонников. Нередки случаи, когда отдельные лица, да и не только отдельные, открыто высказывают свое несогласие с новыми линиями, фасонами, словом, с новой модой. Речь идет не о специалистах-модельерах, которые квалифицированно критикуют с профессиональной точки зрения те или иные элементы моды, стараясь устранить имеющиеся недостатки эстетического или рационального характера. Мы говорим о приверженцах старой, отжившей моды, которые не желают замечать современности и в современности тех изменений, которые появились в фасонах одежды. Вспомним хотя бы, с каким пылом обрушивались несколько лет назад на узкие брюки. Тех, кто их носил, даже оскорбляли, называя накипью, стилягами и т. д. Называли без разбору. Потому что нередко подлинный стиляга по душе, манерам, потребительскому взгляду на мир оставался вне критики, так как носил клеш, а человек передовой, умный, толковый, полезный подвергался нападкам только из-за того, что одевался модно. Нет-нет да эта тенденция «встречать по одежке» проявляется и сейчас.

Между тем, кто думает, что новое эстетическое направление в одежде основывается на полном отрицании или огульном охаивании всего старого, глубоко ошибается. В свое время об этом прекрасно сказал Владимир Ильич Ленин в беседе с Кларой Цеткин:

«Красивое нужно сохранить, взять его как образец, исходить из него, даже если оно «старое». Почему нам нужно отворачиваться от истинно прекрасного, отказываться от него, как от исходного пункта для дальнейшего развития, только на том основании, что оно «старо»? Почему надо преклоняться перед новым, как перед богом, которому надо покориться только потому, что «это ново»? Бессмыслица, сплошная бессмыслица! Здесь много лицемерия и, конечно, бессознательного почтения к художественной моде, господствующей на Западе»⁹9
  К. Цеткин. Воспоминания о Ленине. М., Госполитиздат, 1959, стр. 10.


[Закрыть].

В самом деле, никому из модельеров в голову не приходило отвергнуть однобортный или двубортный костюм, пальто, кепку или шляпу только лишь на том основании, что их носили еще в старину. Наоборот, эти формы одежды прочно вошли в обиход, стали традиционными, общепризнанными. Со временем они естественно изменяются, приспосабливаются к новым условиям и новым требованиям моды, но не исчезают. Эстетические поиски сводятся не к отрицанию этих форм, а к усовершенствованию, обогащению их более рациональными чертами, более красивыми линиями, большим разнообразием фасонов, фактурой и расцветкой тканей. Вот почему неправы люди, непреклонно отдающие свои симпатии пиджакам с гренадерскими плечами и брюкам полуметровой ширины, в которых они видят эталон красивой одежды. Что-либо другое воспринимается ими как откровенная крамола и безвкусица. Но ведь то, что так рьяно защищается приверженцами устаревшей моды, в свое время явилось на смену другим фасонам и линиям и тоже, безусловно, вызывало разные мнения, в том числе и отрицательные. Эталоном вкуса должны быть эстетические нормы, а не милые сердцу воспоминания о когда-то модных фасонах.

Особую группу приверженцев старой (и противников современной) моды составляют те, которые полагают, что делают это по идейным соображениям. Это добросовестно заблуждающиеся люди. Им кажется, что мода не только отражает вкусы, но вроде бы даже «консервирует» идеи определенного времени.

Опять приведем пример с узкими брюками.

Когда они начали входить в моду, в Общесоюзный дом моделей пришло письмо из Владивостока. Его авторы писали, что никогда не откажутся носить широкие брюки, так как они «родились с первым залпом «Авроры». Действительно, под влиянием революционной романтики в те годы вошли в моду широкие брюки. Одеваясь таким образом, люди отдавали дань уважения героическим революционным матросам. Но широкие брюки появились не после залпа «Авроры», а гораздо раньше 1917 года. Просто на какое-то время они стали модными. И наверняка даже в те годы многие замечали, что широченные штаны, собирающие пыль и грязь, не ахти как удобны. Но никому не приходило в голову их менять, ибо они отвечали вкусам широких масс так же, как и кожанки, френчи, сапоги – непременная одежда тех лет. Однако не ширина брюк выражала идеи революции. Поэтому сохранять верность ее идеям не значит отдавать предпочтение тогдашним модам.

Иногда моду отрицают только потому, что отдельные лица обращаются с ней весьма своевольно. Подобные отказы в «вотуме доверия» моде неоднократно приходилось выслушивать и автору этих строк. Как-то после лекции, прочитанной для научных работников Академии наук СССР, ко мне обратился один ученый, высказавший пылкие критические замечания в адрес современной моды. Свои претензии к ней он сопровождал массой примеров. Собеседник возмущался узкими брюками, которые носят товарищи его сына, такими, которые стесняют движения и с трудом натягиваются. Свой гнев мой оппонент обратил и на галстуки, разрисованные обезьянами, на пестрые краски носков, сочетающиеся с брюками спокойных оттенков, и т. д. и т. п. Словом, высказываясь, как он полагал против современной моды, человек по существу говорил об утрировании ее, доведении до абсурда. Но из-за этого не стоит ломать копья. Право же, излишества, отсутствие вкуса, не в меру экстравагантность еще никогда не встречали всеобщего одобрения. Всем известно, что они превращают в уродство даже самые совершенные по идее вещи.

Еще в 1931 году в беседе с молодыми ударниками, вошедшими в литературу, Горький говорил: «Мы не так одеваемся, как должны одеваться. Нужно одеваться ярче. К чему эти серые и черные пиджаки? Нужно голубое, зеленое, красное, синее, чтобы... сверкала радуга. Это подымает настроение. Наши костюмы не отвечают внутреннему настроению, тому размаху творчества, которым живет страна...»¹⁰10
  М. Горький. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 26. М., Гослитиздат, 1953, стр. 62.


[Закрыть].

Горьковские слова служат великолепным ответом на аргументы ревнителей старой моды и в наши дни.

Советское моделирование основывается на понимании важного принципа, смысл которого заключается в том, что одежда – один из видов искусства. Наряду с другими средствами она оказывает влияния на воспитание человека, формирование его внешнего облика с самого детства до глубокой старости. В общей культуре нашего советского быта она по праву занимает видное место.

Современная буржуазная эстетика, оторванная от реальной жизни широких масс трудящихся, отрицательно влияет и на культуру одежды. Она нацеливает на внешний шик, лоск, является средством рекламы и беззастенчивой наживы. Она теоретически и практически служит одному классу – классу эксплуататоров. Служит даже тогда, когда занимается так называемой массовой одеждой. Рассчитанный на отсталую психологию, внешне приближенный к одежде богатых, такой костюм должен демонстрировать всеобщее благоденствие, пресловутые «равные возможности» для капиталистов и рабочих. На самом деле, это «ширпотреб», обогащающий только богатых.

Вспоминается в связи с этим выставка моделей одежды в Москве осенью 1962 года, представленная крупнейшими итальянскими фирмами. Многие силуэты мужской одежды не понравились московским модельерам, закройщикам и публике. Они изобиловали элементами экстравагантности и вычурности. Их линии и формы искажали естественные данные мужской фигуры, а чрезмерная подтянутость делала эти костюмы непрактичными в носке. Один из моих коллег во время демонстрации моделей справедливо заметил: «В этих костюмах больше женственности, чем мужественности».

Говоря об эстетике в одежде, следует иметь в виду не внешний ее блеск, а подлинную красоту, ласкающую глаз, доставляющую наслаждение и радость.

Читатель вправе спросить: а возможно ли соблюсти все советы автора? Да, возможно. Даже при покупке готового платья, если проявить должный вкус. Не говоря уже об индивидуальном пошиве, позволяющем все детализировать, продумать до мелочей. Не зря ведь он пользуется широкой популярностью. Назовем несколько цифр. Только в Российской Федерации насчитывается 14 тысяч ателье и мастерских индивидуального пошива, в которых работают 400 тысяч человек – всего на 30 тысяч меньше, чем на предприятиях массового пошива. Каждый второй взрослый человек республики пользуется их услугами. Любопытно, что в ателье изготовляется в 2,5 раза больше женских платьев, чем легкой промышленностью.

Но еще большие перспективы ожидают индивидуальный пошив к концу пятилетки. Он возрастет на 60 процентов. К этому времени в каждом областном центре РСФСР будет Дом моделей индивидуального пошива одежды.

А сколько женщин сами шьют себе и своим близким! Жаль, что по этому вопросу нет пока статистических данных. Они представляют несомненный интерес.

Предпочтение индивидуальному пошиву одежды свидетельствует не только о стремлении к красоте, индивидуализации одежды, но и о возросшем материальном уровне трудящихся. Ведь не секрет, что одежда, сшитая в ателье, обходится несколько дороже, чем готовая. А коль скоро люди все же стремятся шить на заказ, причем процент таких «индивидуалистов» в хорошем смысле слова растет,– значит, выросли наши доходы, значит стремление к красивому подкреплено материальными возможностями.

Многие ли капиталистические страны могут похвастаться таким большим количеством заказчиков? Вряд ли. На Западе это не по кармину подавляющему большинству трудящихся. В ателье индивидуального пошива, к знаменитым мастерам обращаются только представители богатых классов, правящая элита, так называемые «сливки общества», чьи карманы оттопыриваются от толстых чековых книжек.

МОДА – ЗАКОНОДАТЕЛЬ КРАСОТЫ

ПРИЧУДЫ ПРОШЛОГО

Мы до сих пор очень часто употребляли слово «мода», не пытаясь дать ему определение. Оно звучит для нас вполне привычно, понятно, и как-то не принято задавать себе вопрос, что за ним обозначено. Спросите любого, и он скажет: «Знаем, знаем... Мода это...» И запнется. Вот так-то: знаем и не знаем.

Так что же это такое?

Естественно заглянуть в энциклопедии. Все они разными словами утверждают одно: мода – это временное господство вкусов, проявляющихся во внешних формах быта, в особенности в одежде.

В общем, правильно. Но только в общем. Если, например, взглянуть на формирование моды в историческом аспекте, то выяснится, что слово это имело и другое содержание.

Мода, отражая различные эстетические веяния века, в поисках нового эффекта линий, цветов, утилитарности, отражает вместе с тем политические взгляды, идеи эпохи, ее общественный уклад. Довольно часто она преследовала тщеславную цель нравиться другим. Об этом более двухсот лет тому назад, осуждая нравы и обычаи того времени, писал представитель французской просветительской философии Шарль Монтескье: «Общество женщин портит нравы и формирует вкус. Желание нравиться более, чем другие, порождает наряды, а желание нравиться более, чем можешь сам по себе, порождает моды»¹¹11
  Ш. Монтескье. Избранные произведения. М., Госполитиздат, 1955, стр. 413.


[Закрыть].

В различные социально-экономические эпохи мода проявлялась не только из стремления к обновлению, но из-за почтительности к отдельным лицам или группе привилегированных в обществе людей, а порой и из желания подражать им, походить на них.

Разумеется, это меньше всего характерно для народной моды, которая находилась в прямой зависимости от социальных факторов, сложившихся при том или ином господствующем классе. Вспомним, что в рабовладельческом обществе рабам запрещалось носить определенную одежду. Надеть шляпу – означало навлечь на себя самые строгие наказания. Этот головной убор был атрибутом лишь свободного мужчины. Несколько позднее девушкам, прислуживающим хозяйке, не разрешалось носить шляпу и чепчик – принадлежность служащего.

Впрочем, царившие сословные перегородки не мешали инстинкту бессознательного подражания. Знаменитый русский психолог В. М. Бехтерев назвал его «одним из основных биологических рефлексов», свойственных человеку.

Примеры подражания в одежде иногда вызывались совершенно неожиданными обстоятельствами. Стоило, например, одной королеве, властительнице тогдашней моды, пожелать для беспрепятственного появления на балах скрыть свою беременность под специально придуманными на сей случай широкими фижмами кринолина, как этот инстинкт сработал. Тысячи женщин и девушек, которые не были в ее положении и ничего не подозревали, немедленно начали подражать чудовищному нововведению. Широкой и по сути бесформенной одежде были принесены в жертву многие прелестные фигуры, отличавшиеся стройностью, грациозностью и красотой. Стоило французскому королю Людовику XIV завязать широким шарфом шею, чтобы скрыть следы шрамов после операции, как вскоре и придворные, и даже люди низших сословий тоже надели широкие галстуки.

Однажды этот же король взял с собой на охоту свою возлюбленную. Ветер растрепал его фаворитке волосы. Не имея возможности как следует причесаться, она связала их лентой, концы которой весьма изящно падали на ее красивый лоб. Король при взгляде на эту неожиданно образовавшуюся прическу пришел в неописуемый восторг. Придворные дамы не замедлили его разделить. Вскоре они трансформировали свои прежние прически в прическу с лентой, принимавшую потом самые причудливые формы. Примерно также возникли туфли на высоком каблуке. Их ввела одна из королев Франции, желая скрыть свой низкий рост.

В начале 90-х годов XIX столетия на скачки в Лондон прибыл наследник английского престола – будущий король Эдуард VII. В этот день, как назло, моросил дождь. Когда принц выходил из коляски, то, чтобы не запачкать брюки, он загнул их. Это случайное обстоятельство показалось тогдашним модникам примечательным. Манжеты на брюках немедленно стали достоянием всей Англии. В Россию они проникли в начале 1910 года.

Стремление к подражанию превращалось в своего рода болезнь. Богатые дамы и господа буквально из кожи лезли, лишь бы перещеголять друг друга. «Утереть нос» графине такой-то или князю такому-то стало их главным занятием. Нередко тот материал, из которого одна шила себе наимоднейшее платье, использовался другой для... обивки стен, в пику сопернице. Они ради этого готовы были терпеть неудобства, даже страдать. Видимо, тогда-то и родилось известное французское выражение: «Если хочешь быть красивым, надо страдать».

Русская знать, чрезмерно увлекаясь западной модой, доводила подражание до абсурда, а иногда и до уродства. Это особенно заметно было в начале XIX века в Москве во времена Александра I. Характеризуя тогдашних без конца забавлявшихся и рядившихся модников, поэт Батюшков в письме одному из своих приятелей писал: «Здесь я видел московских франтов в лакированных сапогах и широких английских фраках и в очках и без очков и в растрепанных прическах».

Но история и психология моды знает и другое. Известно, что в прошлом причуды или прихоть какого-либо важного в обществе лица, известной группы или класса могли на какое-то время влиять на обычаи, стиль и вкусы. Следовательно, носители моды как бы становились побудительной силой ее развития или падения. Так, если Петр I, как мы уже знаем из истории костюма, принудительным порядком ввел в России западную моду, то воцарение Павла I ознаменовалось гонениями на моду иного характера. Из указов военного губернатора Петербурга, изданных в 1798—1800 годах, видно, что всем запрещалось ношение фраков. Взамен их вводилось немецкое платье. Вместо разных жилетов разрешались только немецкие камзолы. В равной мере запрещалось носить жабо, а женщинам – синие сюртуки с красными воротниками и белой юбкой.

Русский император-самодур, пытавшийся в союзе с Австро-Венгрией и другими реакционными правительствами подавить Французскую буржуазную революцию конца XVIII века, видел смысл в том, чтобы заодно обрушиться и на моды французского происхождения, распространенные тогда в России.

Мода знает и другие курьезы, возникшие из социально-бытового и экономического уклада общества. В числе других средств передвижения человека появились коляска, карета, увлечение верховой ездой вызвало необходимость менять костюм, в частности женский. В конце XVIII столетия многие женщины увлекались велосипедным спортом. Поначалу это считалось причудой. Находились и такие, которые видели в таком виде женского спорта нечто неэстетическое и даже... безнравственное. Позже, когда велосипед все же получил права гражданства не только у мужчин, но и у женщин, последние стали носить шаровары – более целесообразный вид одежды, заменяющий неудобную юбку.

Как ни странно, новая женская спортивная мода, родившаяся прежде всего из утилитарных потребностей, вызвала небывалую реакцию. Дискуссия о том, должна ли женщина носить шаровары, красиво ли это и гигиенично ли, приняла необычайно острый характер. Противники новой моды в доказательство своей правоты выдвинули возражения, основанные на нравственных и научных концепциях. Другие не менее обосновано защищали шаровары. По столь животрепещущему вопросу вышли в России две специальные книги: «Женщина и велосипед» (1899 г.) и «Дама в штанах» (1912 г.), в которых с исторической достоверностью и криминалистической точностью доказывалась абсурдность отрицания женских шаровар и их крайняя утилитарная необходимость. Один из авторов писал: «Уличные скандалы в столицах мировых, как и у нас в России, поражают своей нелепостью, своей беспочвенностью».

И все это происходило несмотря на то, что мужчины ничего не теряли от этого разумного новшества моды, а женщины в свою очередь не приобретали никаких привилегий перед мужчинами. Дебатировалось обыкновенное удобство.

Вспоминая о своей первой встрече в 1893 году с Полем Лафаргом, супругом дочери Карла Маркса – Лауры, первый нарком просвещения А. В. Луначарский рассказывал, как Лафарг гневно обрушился на тех, кто в то время яростно отстаивал длинные, до пола, женские юбки, нелепость которых доказывалась веками. Всем было известно, что они менее гигиеничны, ограничивали свободу движения, мешали женщине овладеть велосипедом. «Надо, – говорил Лафарг, – давно сбросить эту нелепую юбку и надеть более или менее благопристойные и подходящие женщине штаны. Если же штаны уж слишком пугают нашу тупую цивилизацию, то, по крайней мере, надо всемерно укоротить юбки».

Участники вопиющих нападок на женщин не считались и с тем, что в разные исторические периоды дамские брюки были профессиональной особенностью, спецификой моды, что надевать юбку во многих жизненных случаях просто немыслимо. Известно, например, что в конце XVIII века, когда в Англии появилась новая профессия кровельщицы, первая женщина, работавшая по этой профессии, вышла на крышу в штанах. Появись она в юбке, это посчитали бы не только нецелесообразным, но и неприличным.

Так или иначе, но мода оказалась сильнее предрассудков, разум сильнее привычек. Шаровары прочно вошли в гардероб женщин.

В наш бурный век, когда динамика жизни требует от женщины легкости, энергичности и быстроты, вряд ли кто станет осуждать моду на женские брюки. Разве только, если их носят в совершенно неуместных случаях и неуместной обстановке. Во всяком случае, своим правом носить брюки женщины обязаны людям прошлых поколений, сумевшим их отстоять. И как мы видели, с большим трудом.