Текст книги "Камни его родины"

Автор книги: Эдвин Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Он встал, с трудом переводя дыхание. Спортивный жук уже выехал на середину улицы Рафф видел, как оглянулась Мэрион, потом жук словно прыгнул, рванулся вперед: Рафф представил себе, с какой злобой, с какой яростью нажимала Мэрион педаль газа.

Он медленно влез в «виллис», не чувствуя ни облегчения, ни злорадства; ему просто было очень грустно. И поехал он не к Эбби, а назад, к Вертенсонам. К ней.

Когда он вошел, вечер был в полном разгаре, в апогее шумного успеха. Казалось, в гостиной теснится еще больше народу, чем раньше. У длинного стола стоял Роджер, окруженный гостями. Он показывал макет нового дома, время от времени поднимая крышу, чтобы все могли рассмотреть пятистенную гостиную и как она расположена по отношению к другим комнатам.

Рафф ждал чего-то.

– Где Трой? – спросил он наконец.

– Трой? – Роджер взглянул на него. – Она ушла минут пять назад.

– Ушла? – Рафф уставился на макет. Потом пересек гостиную и подошел к Эбу и Феби, которые почти весь вечер не расставались.

– Пожалуй, я пойду, – сказал он. Вид у него был поникший, пришибленный.

– Да вы только что пришли! – заметила Феби.

– Видите ли... – Рафф не знал, что сказать. – Я ушел в такой спешке... Думал, что нужно вернуться... Хотел повидать Трой...

– Но она-то не хочет тебя видеть, – возразил Эбби

– Знаю.

Что-то в его голосе заставило Эбби пристальнее взглянуть на него.

Но ТУТ вмешалась Феби:

– Рафф, а вам известно, что Тикноры просто с ума сошли от вашего дома? Они...

– Да, Роджер только что говорил мне. Но я должен был убрать отсюда Мэрион. Что о ней сказала Трой?

– Ничего особенного, – ответила Феби. – Что-то вроде того, что Мэрион Мак-Брайд похожа на старый Капитолий в Бостоне: такая же златоглавая и такая же бесполезная для общества.

Рафф даже не улыбнулся.

– Что она сказала? – обратился он к Эбу.

– Что ты предатель, – добросовестно ответил Эб и увидел, как опять потемнели глаза Раффа.

Эбби был удивлен. Он давно уже обратил внимание на повышенный интерес Раффа к Трой. Началось это с той ночи, когда родилась Дебора, или немного позже, после возвращения Раффа из Мичигана, и особенно бросалось в глаза потому, что прежде Рафф совершенно не реагировал на слова и поступки Трой. Доведись ему услышать, что Трой только что полетела вверх тормашками с банкерхиллского памятника[57]57
  1 памятник американским солдатам, погибшим во время войны за независимость в битве у Банкер-хилла в Бостоне (1775).


[Закрыть], он только зевнул бы в ответ.

– Замечательно удачный вечер, – подойдя к ним, сказал Винс.

– Да, – согласилась Феби.

Винс раскраснелся, на лбу у него выступили капли пота. Он расстегнул серый пиджак, под которым был надет пестрый вязаный жилет, вытащил пачку «Парламентских» и данхилловскую зажигалку.

– Ив Викфорд только что сказала мне, что у Берта наклевывается покупатель для твоего дома.

– Знаю. Берт сегодня водил его осматривать дом, – равнодушно отозвался Эбби. Он не позволял себе надеяться на удачу. Пусть раньше Берт Викфорд принесет ему задаток. Слишком уж много было этих покупателей.

Винс закурил.

– Досадно, что Трой пришлось уехать домой.

Рафф сделал резкое движение.

– Спокойной ночи, – сказал он вдруг и зашагал к Роджеру и Лойс.

– Что это гложет мистера Блума? – спросил Винс. – Впрочем, насколько мне известно, мы сегодня упустили клиента.

– Не понимаю, – сказал Эбби, хотя отлично понял

– И не кого-нибудь, а Тикнора. Ты знаешь, кто он такой?

– Что-то не припоминаю.

– Ничего особенного он собой не представляет, –. поспешно отступил Винс. – Во всяком случае, с точки зрения человека, который не жаждет быть причисленным к сливкам торрингтонского общества. А я, безусловно, не жажду. – Винс выждал секунду, потом закончил: – Но все же он – президент шарикоподшипниковой фирмы «Тикнор».

– У вас, должно быть, на всех заведены карточки, – с невинным видом сказала Феби.

– Нет, – засмеялся Винс. – Но у Берта Викфорда заведены. Он-то и сказал мне. Родж Вертенсон рисовал для Тикнора рекламы. Отсюда и знакомство. Они проезжали мимо и решили заглянуть к Вертенсонам. Но, как я понял, Рафф торопился и не соизволил...

– Он действительно очень спешил, Винс. Так ведь с кем угодно бывает, – сказал Эб. Он не был склонен оправдывать Раффа, но каждое слово Винса раздражало его.

Винс начал переходить от группы к группе, потом заглянул в буфетную и наконец снова присоединился к Эбу, который вместе с другими архитекторами стоял у длинного стола посреди столовой, обсуждая будущий фестиваль искусств Новой Англии – самое значительное в году событие для всех архитекторов восточных штатов.

– Кто знает, кого в этом году прочат в члены жюри?

– Я знаю, – сказал Эб. – Джорджа Хау, Уоллеса Харрисона, Марселя Брейера[58]58
  1Джордж Хау (1886 – 1954), Харрисон Уоллес Керкмен (1895 – ?) – американские архитекторы.


[Закрыть] и Мэтью Пирса.

– Команда хоть куда! – заметил кто-то.

– А кому-нибудь здесь известно, оправдал ли себя этот феноменальный метод подъема плит? – спросил Винс.

Один из ньюханаанских архитекторов, молодой человек с песочными волосами, сказал, что прошлым летом работал для строительной компании на Западном побережье и что там этот метод дал семнадцать процентов экономии на двухэтажном здании.

Винс засыпал его вопросами, объяснив Эбби, что хочет испытать этот метод на постройке школы Татл.

– Думаю, вы найдете все подробности в отчетах американского института бетона, – сказал светловолосый

Винс немедленно вынул маленькую записную книжку и сделал пометку. Потом заговорили о чем-то другом, и он отошел. Эбби отлично понимал, что Винс провел вечер с большей пользой, чем он или Рафф. Он решил послушаться Феби и подальше спрятать свою неприязнь к Винсу.

Он уже прощался в холле с Феби и Вертенсонами, когда зазвонил телефон. Трубку сняла Лойс.

– Да, Рафф, он еще здесь. Собирается уходить. – Она протянула трубку Эбу. – Судя по голосу Раффа, что-то экстраординарное.

Эб неохотно, с какой-то опаской взял трубку.

– Алло, Рафф, в чем дело?

– Эбби, ты теперь свободный человек.

– Что?

– Я принял телеграмму для тебя. Только что передали из Бриджпорта. Славное дело, Эбби, дело на славу. Ты свободен. Это официально.

Эб крепче сжал трубку, бросил взгляд на Феби и глубоко вздохнул.

– Пожалуйста, Рафф, прочти вслух. Нет, не надо, я еду домой. Сейчас выезжаю. – Потом все-таки спросил: – Чья там подпись – Нины?

– Нет, Элен.

Эбби повесил трубку и негромко сказал:

– Хорошо бы выпить еще по стаканчику.

Феби нервно провела рукой по челке.

– То самое, Эб?

Эбби только кивнул.

– Ох, Эбби! – Она подошла и обняла его. И Вертенсоны, которые тоже поняли, что произошло, двинулись в столовую, и Роджер сказал, что, пожалуй, самое время распить бутылочку перцовки.

35

В памятном календаре Эбби Остина, всегда лежавшем У него на столе в конторе, конец апреля и начало мая были Расписаны следующим образом:

29 апреля

Приготовить синьки проекта Дворца иск. и рем.

Заседание комитета Тоунтонского общ. гор. благ. 8 вечера. Пов. дня: арх. выставка.

5 мая

Церемония открытия Тринити-банка. 10 утра.

7 мая

Конференция в Бриджпорте – Атлантический банк. (Захватить фото Тринити-банк)

8 мая

Совещание попечит. совета доусонской частной школы, Фарингтон, Коннект. 2-30.

(Захватить фото школы Татл, эскизы Дворца иск. и т. д.

11 мая

Совещание в конторе. 9 утра.

17 мая

Свадьба. Вертенсоны. В полдень. (Чек Хьюниджеру за свадебный букет.)

Встретить бостонский поезд в 11-40.

(Напомнить Раффу Блуму о времени, месте, костюме, бутоньерке).

Однако за это время произошли три события, которое затрагивали не столько Эбби, сколько Рафферти Блум» и Винсента Коула, но тем не менее оказались более важными для него, чем все дела, отмеченные в календаре если, конечно, не считать свадьбы с Феби. И началось это всё в субботу, на следующий день после вечера у Вертенсонов.

В этот субботний полдень Рафф ушел из конторы с уже принятым решением. «Стоит только решиться на что-нибудь, как сразу становится легче на душе», – думал он, усаживаясь в «виллис», чтобы ехать в Смитсбери. Из кулька, лежавшего рядом с ним на сиденье, он вытащил кисть винограда без косточек, потом выбрался на Тоунтонское шоссе и помчался на север; миновав цепочку городков – Истон, Ньютаун, Брукфилд, Бриджуотер, Нью-Милфорд, Кент и Корнуолл, – он свернул на восток к Смитсбери.

Хотя решение выйти из фирмы зрело в нем давно и сегодня он собирался перейти к действию, никто даже не догадывался о его намерениях: у него не хватало духу заговорить об этом с Эбби или Винсом. Особенно с Эбби. Эбби попал в такой переплет, так мучительно ищет свой путь в архитектуре, так дорожит их фирмой, их сотрудничеством...

Впрочем, в последнее время жизнь Эбби стала налаживаться. Еще немного – и все войдет в колею: развод с Ниной уже получен, до свадьбы с Феби остается меньше двух недель. Впервые Эб так твердо становится на ноги. Пожалуй, тверже, чем он сам.

Было еще одно обстоятельство, которое помогло Раффу прийти к окончательному решению. Это случилось сегодня. Нечто совершенно непредвиденное. Утром Сью Коллинз принесла почту в чертежную и одно письмо положила на доску Раффа. Оно было от Мансона Керка – удивительное, потрясающее письмо.

«Дорогой Рафф Блум!

Прилагаемый чек на полторы тысячи долларов составляет половину маленького вознаграждения, полученного мною от «П. и П.» за отличный, как считают некоторые, проект Химического исследовательского института.

Считайте этот чек компенсацией за кое-какие ваши идеи, которые я использовал в проекте после вашего ухода.

Но главным образом это повод, чтобы предложить вам вернуться к нам на выгодных условиях. Надеюсь, при первой возможности вы мне ответите.

Мансон Керк.

P.S. Хотелось бы, чтобы вы не откладывали этого в долгий ящик».

Рафф читал и перечитывал письмо, недоумевая, стараясь понять, что могло подвигнуть Керка на такой шаг. Так ничего толком и не поняв, он позвонил в контору «П. и П.» и вызвал к телефону Сола Вейнтроуба.

Вейнтроуб сразу все объяснил. Мансону Керку недавно оперировали почку. Ему не сказали, что у него рак, но он достаточно умный человек и, конечно, догадывается. Он продолжает ходить в контору, но работает плохо. Ему осталось жить считанные месяцы. Сол сказал, что Керк ведет себя с сотрудниками все так же странно и неприятно, но при этом теперь прямо говорит о том, как ему нужен талантливый архитектор и, попадись ему такой, как охотно он стал бы работать с ним бок о бок.

Вот и все. Просто и грустно.

Рафф мгновенно забыл о своей неприязни к Керку. Не в деньгах дело и даже не в болезни – это ведь не оправдание для его поступка, – а в том, что трудно ненавидеть человека, который стал так уязвим.

Но какая ирония, что этим чеком, лежащим в его бумажнике, этим неожиданно свалившимся на голову подарком судьбы, который даст ему возможность открыть в подходящий момент собственную контору, он обязан мучительному лету, проведенному за чертежной доской в нью-йоркской конторе «Пирса и Пендера»! Ужасному лету, которое преподнесло ему Мэрион Мак-Брайд!

В два тридцать он подъехал к дому Стрингеров, Одержанному в колониальном стиле. Сидя в гостиной, где, как всегда, все было вверх дном, Рафф рассказал хозяевам о своем решении, объяснил, почему он его принял. Он перечислил все мотивы, умолчав только о последнем и самом главном: о Трой.

– Рафф, я разрываюсь между желанием ускорить ваш переезд и страхом перед ответственностью, – сказал Кеннет Стрингер. Все в тех же поношенных грязно-оливковых флотских брюках и свитере защитного цвета, он в старинном сосновом кресле с высокой решетчатой спинкой. Это кресло было неотделимо от дома, и сколько священников, должно быть, уже сидело в нем!

– Минуточку! – воскликнула Молли Стрингер и бросилась на кухню разнимать подравшихся ребятишек. Вернувшись, она снова уселась на тахту. – Теперь продолжайте. – Коричневая юбка из плотного сукна и красновато-коричневый свитер, почти в тон волосам, округляли ее худую, долговязую фигуру.

– Дело не только в новой церкви, – объяснил Стрингер. – Я с самого начала говорил вам: на попутный ветер не рассчитывайте. Я имею в виду вообще работу в Смитсбери.

– Нечего со мной деликатничать, Кен, – заметил Рафф. – Говорите прямо: я ведь не барышня.

Стрингер рассмеялся.

– Ну что ж, можно изложить это и по-другому. Я живу здесь несколько лет и, кажется, неплохо знаю город и окрестности. – Он взглянул на Молли. – Сделаем вот что: я. просто приведу вам все «за» и «против». Начнем с «за». Смитсбери растет. После войны население его почти удвоилось – этого, как ни грустно, нельзя сказать о числе моих прихожан. Развивается и промышленность. Видимо, это результат общей децентрализации. В окрестностях появились небольшие машиностроительные заводы, изготовляющие детали станков. Ну, и не надо забывать, что в радиусе пятидесяти миль находятся Винстед, Торрингтон, Хартфорд, Нью-Бритен и так далее. Среди населения стали преобладать люди относительно молодые. Как правило, это ветераны войны с женами и детьми. В основном – квалифицированные рабочие, служащие, инженеры, химики.

– И, насколько нам известно, ни одного архитектора, – вставила Молли. Она усмехнулась, и россыпь мелких веснушек у нее на скулах стала заметнее.

– Не считая мистера Хоули, разумеется, – поправил ее Кен. – Джорджа Синглтона Хоули. Но он уже старик. Джордж – джентльмен до мозга костей. Не пропускает ни одного собрания гарвардских выпускников.

Рафф кивнул.

– А в сущности, как вы и сами видите, Смитсбери просто провинциальный городишко. Но для вас, думается мне, важнее то, что происходит вокруг Смитсбери. А там настоящая строительная горячка.

Рафф, сидевший на кушетке, весь подался вперед. У него засосало под ложечкой от радостного волнения, от перспектив, которые сулил его весьма рискованный план. Ему даже показалось, что он без труда расстанется с Тоунтоном.

– Теперь перейдем к «против», – сказала Молли.

– Мы считаем Смитсбери чудесным городом, – грустной улыбкой сказал Кен. – Но будем смотреть правде в глаза, Рафф: его старая гвардия, его, так сказать, сердцевина именно такова, какой вы ее представляете. Тут столкнетесь и с традициями, и с предрассудками, и с непробиваемой ограниченностью. Но ведь с этим вы столкнетесь везде. Мне очень стыдно, Рафф, но я должен предупредить вас, что, будь ваша фамилия Рэндол, или Смит, или Хоули, или Брустер, у вас было бы больше шансов.

– Пусть вам не будет стыдно, – ответил Рафф. – Когда-нибудь я расскажу вам о моих встречах с весьма густопсовыми типами из этой породы, которые бегают у нас на свободе.

– В Смитсбери положение несколько другое, – заметил Стрингер. – Они здесь не бегают на свободе, а сидят в своих старинных укреплениях. Это опаснее.

– Пожалуй, – согласился Рафф.

– Ну а остальное вам известно. Что касается современной архитектуры, то сейчас положение лучше, чем было, но все же... – Он провел рукой по коротким светлым волосам. – Вы знаете, с чем я воюю в нашем строительном комитете. В каком-то смысле с тем же самым придется воевать в Смитсбери и вам. Но...

– Но вы все же не сбежали отсюда, – сказал Рафф. Для него это было очень важно. Кеннет Стрингер живет в Смитсбери, а уж он-то не из числа угодливых и мягкостелющих священников, он не станет играть роль этакого добродушного простачка, не станет подслащивать свои убеждения. Он дипломатичен, верно, но в его положении иначе и нельзя. И все-таки, при всей его молодости, он не боится говорить о религии в терминах, свойственных его времени и его поколению.

– Да, – сказал Стрингер, – я не сбежал. Остается обсудить последний вопрос: очень ли вы хотите перебраться сюда?

– Очень, – не колеблясь, ответил Рафф и тут же спросил: – Кен, когда состоится следующее заседание комитета? Вы мне писали, но я забыл.

– Через две недели с небольшим. В понедельник.

– Приеду во что бы то ни стало. И черт меня подери, если... – Он запнулся.

Стрингер усмехнулся.

– Я служил на флоте, – заметил он и жестом попросил Раффа продолжать.

– В общем, я хотел сказать, что на этот раз постараюсь быть во всеоружии. – Он вспомнил свой позорный провал в Ньюхилле.

– Отлично! – Стрингер снова взглянул на жену и потом сказал: – Послушайте, Рафф, а вы уверены, что это не будет опрометчиво? Насколько я могу судить, у вас там в Тоунтоне, вполне налаженное дело. И что скажут ваши компаньоны?

– Пока еще не знаю.

– Поймите, я просто не могу допустить, чтобы вы поступили неблагоразумно с точки зрения... – начал Стрингер.

– Благоразумно или неблагоразумно, но я этого хочу, – сказал Рафф. Помолчав, он добавил: – Рано или поздно наступает момент, когда человек должен поставить точку на всем, что делал по обязанности, и взяться за то к чему у него лежит душа.

– Мало кому представляется такая возможность, – возразил Стрингер.

– Иной раз приходится самому ее создавать, – сказал Рафф с какой-то непонятной грустью.

Молли Стрингер встала.

– С чего это все вдруг повесили носы? – Она заглянула в кухню, потом вернулась. – Пообедайте с нами, Рафф, – попросила она и сразу же таинственно зашептала: – Когда дети улягутся спать, мы угостим вас сами знаете чем. Можно бы и сейчас, но ведь эти сорванцы все выбалтывают. Не успеешь оглянуться, как об этом будет знать каждая собака в Смитсбери.

– Да, –. подхватил шутку Стрингер, – а как только в Смитсбери начнут сплетничать о том, что Стрингеры угощают коктейлями, нас моментально вытурят отсюда и переведут в какой-нибудь большущий город с большущим приходом и солидным окладом.

– Значит, остаетесь? – настаивала Молли.

Рафф сказал, что с удовольствием останется, если это не нарушит ничьих планов.

– Сегодня в восемь заседание Клуба молодоженов, – бросил, как бы между прочим, Кен. – А что, если и вы поедете с нами? Вот было бы хорошо!

– Но я не молодожен, – запротестовал Рафф принужденно-беспечным тоном.

Молли засмеялась, но тут же согласилась с Кеном который заявил, что, пожалуй, это лучший способ познакомиться хотя бы частично с молодежью Смитсбери.

– Кстати, по поводу «за» и «против», – сказала вдруг Молли. – Смитсбери – невеселое место для холостяка. У нас кругом одни женатые пары. А как по-твоему, Кен?

«Что ж, – думал Рафф, – к этому не привыкать. Понемногу свыкаешься с тем, что приходится все время бывать среди женатых людей, входить в их жизнь и незаметно уходить из нее; свыкаешься с неустроенностью, с одинокой постелью». Он вспомнил вызывающе-покровительственный вопрос Мэрион Мак-Брайд: «У вас по-прежнему нет своего дома, своего угла?»

Кен Стрингер сел работать – ему нужно было закончить проповедь к завтрашнему дню, – а Рафф решил до обеда побродить по городу. Он еще раз осмотрел церковь конгрегационалистов, потом направился к участку за городским сквером, отведенному под новую церковь, и сделал кое-какие заметки. Возвращаясь, он зашел в какую-то лавчонку и купил сластей для стрингеровских ребятишек и для Деборы.

Члены Клуба молодоженов собирались раз в месяц в приходском доме, примыкающем к церкви. Рафф приготовился к худшему. Он представлял себе это собрание как нечто среднее между спевкой в ХАМЛ[59]59
  1 Христианская ассоциация молодых людей.


[Закрыть] и заседанием Общества Восточной Звезды[60]60
  2 Франкмасонское общество, очень распространенное в США.


[Закрыть].

Но благодаря стараниям Молли и Кена Стрингера вечер прошел удивительно приятно и непринужденно. Людям искренне хотелось поближе познакомиться друг с другом, даже Рафф не чувствовал себя чужаком. Программа таких вечеров обычно состояла из выступлений членов клуба. На этот раз, например, молодой инженер показал снятый им во время отпуска цветной фильм о Гаити, сопровождая его веселыми комментариями, а молодой врач сделал сообщение о том, как некоторым муниципалитетам Удалось организовать в своих городах образцовые родильные дома.

После этого желающие приступили к закуске. Рафф – зритель и гость – налил себе сидра. Вдруг до него Донеслись слова Кена, обращенные к сидящим за карточным столом парам:

– Если нам удастся упросить Раффа выступить как-нибудь с рассказом о современной архитектуре, по-моему, Это будет очень здорово.

– Что? – воскликнул Рафф и стал лихорадочно придумывать, как бы отвертеться, но Кен ловким маневром втянул его в оживленную беседу, и отвертеться не удалое

И тут Рафф начал понимать, что этот белокурый священник с такой мальчишеской, заурядной, благодушной внешностью – человек несокрушимой энергии, который все время что-то придумывает, организует, устраивает и спокойно гнет свою линию, добиваясь того, что считает необходимым для своей церкви и своего города. Он собирал комитеты, устраивал вечера, составлял списки лиц, которые могли бы преподавать в воскресной школе, или распространять билеты, или помогать ему на воскресных вечерних собраниях Общества пилигримов, давал людям задания заставлял их говорить «да» вместо «нет», выуживал у Рафферти Блума согласие выступить с речью перед членами Клуба молодоженов...

Да, это было одно из тех собраний, от которых люди сперва открещиваются, а потом, вспоминая, радуются, что приняли в них участие.

Возвращаясь холодной коннектикутской ночью в Тоунтон, Рафф вдруг понял, что преподобный Кеннет Стрингер за один-единственный день изловчился незаметно вовлечь его в жизнь Смитсбери, познакомил по крайней мере с десятком супружеских пар, договорился о выступлении в конце мая, полностью инструктировал насчет того, как следует держаться перед церковным строительным комитетом, и начал подыскивать ему жилье.

Раффа даже в дрожь бросило: ведь пока еще он не только не порвал со своей тоунтонской жизнью, но даже не заикнулся ни о чем своим компаньонам.

В воскресенье утром он проснулся на рассвете, разбуженный нечистой совестью и страхом перед наступающим днем. Он вышел в кухню, потом пил кофе у серванта, стоявшего в дальнем углу огромной стеклянной гостиной. Ожидая, пока появится Эбби, выкурил полпачки сигарет.

Когда Эбби, торопливо глотая апельсиновый сок, сказал, что очень спешит к Вертенсонам – у него там назначено свидание с Феби, – Рафф облегченно вздохнул. Эб и Феби завтракали сегодня у Трой.

– Если у тебя найдется свободная минута, Рафф, – говорил Эб, ополаскивая свой стакан, тщательно вытирая его и ставя на место в шкаф, – загляни, пожалуйста, к Хьюниджеру. Там будет Винс. Они уже начали ломать магазин и...

– Хорошо, – сказал Рафф, радуясь, что объяснение откладывается.

Он поехал не к Хьюниджеру. Он поехал к Трой. Винса не будет дома, и это, может быть, последний шанс увидеть Трой наедине. Рафф захватил с собой подарок для Деборы – разноцветного картонного паяца, которого можно будет укрепить на спинке кровати.

День выдался теплый и пасмурный, на земле и прошлогодней траве в полях еще лежал снег. Деревья стояли голые, но Рафф заметил, что они окутаны прозрачной зеленоватой дымкой: так бывает всегда перед тем, как распустятся почки. Время цветения было не за горами.

Подъехав к «старой перечнице», Рафф обогнул дом, подошел к черному ходу и постучал в толстую дощатую дверь. Ответа не было. Он открыл дверь и заглянул в маленькую гостиную. Пусто. Он переступил порог, и тут из кухни появилась Трой с ребенком на руках.

Он неловко протянул ей пакет.

Трой молча показала на бутылочку, которую держала в руке, вышла из комнаты и стала подниматься по лестнице в детскую.

Он ждал, тихонько прохаживаясь взад и вперед. В столовой на овальном столе времен королевы Анны стояло четыре прибора: серебро и китайский фарфор, вынутые для праздничного завтрака. Из кухни доносился запах жареной ветчины. На серванте поблескивали четыре бокала для мартини (для двух супружеских пар).

Трой вернулась через пятнадцать минут. Она была уже не в синих брюках и теннисных туфлях, а в серой шерстяной юбке, бледно-желтом свитере и желтых мальчиковых туфлях. На шее – тонкая нить жемчуга, в ушах – крошечные жемчужные сережки.

Глядя на нее, чувствуя горячую волну в груди, он думал: «Я еще могу остаться, могу не выходить из фирмы, не делать этого шага...»

– А это что, Рафф? – Ее голос и глаза были серьезны. Она подошла к кофейному столику, открыла серебряную коробку, вынула сигарету, закурила от настольной серебряной зажигалки.

Рафф неуклюже подошел к кушетке, отдал Трой пакет и буркнул:

– Предложение мира.

Потом он ждал, стараясь не показать, как отчаянно нужно ему, чтобы она улыбнулась или чтобы ее суровые глаза хотя бы потеплели.

– Это для Деборы, – добавил он, не дождавшись ни того, ни другого.

– Благодарю вас, – ответила она, не открывая пакета откладывая его на кофейный столик. – Зачем вы притащили это, Рафф? Вы и так совсем задарили Она села на обитую выцветшим ситцем тахту. – А с чего это вдруг вам понадобилось идти ко мне с повинной?

Единственный возможный ответ был под запретом.

Все, что угодно, только бы обелить себя, только бы все осталось по-старому!

– А я не собираюсь ни в чем виниться. Ничего и не было бы, если б вы не прижали ее к стенке. Ведь это вы полезли в бутылку!

– Ну и черт с ней! – вспылила Трой. – Это дело прошлое. Но я очень рада, что полезла. Я не могла иначе. И мне наплевать, что она положила меня на обе лопатки а я отпустила ее, не дав сдачи!

– Она...

Трой посмотрела на него.

– Не в ней дело. Дело в том, что я не могу уважать человека, который знает, что она такое, и все-таки появляется с ней на людях. Не говоря уже о том, что лезет к ней в постель, а вы, судя по всему, так и закончили этот вечер.

– Нет, я... – Он был в бешенстве от того, что позволил ей напасть и теперь вынужден защищаться.

– Бросьте, Рафф, не стоит копаться в этом.

Теперь она, конечно, подумает, что он оправдывается. Вне себя от злости, он разразился:

– Какое это имеет значение? Я не спал с ней, а сдуру выскочил из ее машины и чуть не сломал себе шею. Но даже если бы я поехал к ней, это не ваше дело. Я говорил вам, что она чудовище, и, если я хочу спать с чудовищем, это касается только меня. И совсем не значит, что я соглашаюсь с ней или одобряю ее.

– По-моему, значит! – спокойно, не повышая голоса, сказала Трой. – Она бесстыжая интеллектуальная шлюха, и нужно быть таким же бесстыжим и низкопробным, как она, чтобы...

– Я не претендую на высокую пробу!

– Потому что не можете претендовать, – отрезала она.

Он метнул на нее свирепый взгляд, отвернулся и полез в карман за сигаретами.

– А я-то считала вас последовательным, – продолжала она свой обвинительный акт. – Я находила оправдание для всех ваших поступков и думала, что вы не только верите в какие-то идеалы, но и умеете не изменять им. Мне и в голову не приходило, что вы готовы пуститься во все тяжкие, как только у вас засвербит в штанах!..

Рафф круто повернулся к ней; теперь он хотел одного – ранить ее, ранить во что бы то ни стало.

– Вы правы, я легко пускаюсь во все тяжкие и доказал когда мы... – Он запнулся, в ужасе от того, куда завела его вспышка гнева.

– Кто здесь пускается во все тяжкие? – раздалось другого конца комнаты.

На пороге стояла Феби Данн. Из-за ее плеча выглядывал Эб.

– Воскресная идиллия! – с наигранной шутливостью сказал Эб, подходя к ним. – Трой, ты все еще пилишь моего бесценного компаньона? А ведь он будет моим шафером.

– Я думала, мы давным-давно поставили крест на Мэрион Мак-Брайд, – заметила Феби.

– Нет, не поставили. Отнюдь. – Трой подошла к Феби и поцеловала ее. – Простите, Феби.

И тут Рафф неожиданно для самого себя выпалил:

– Эбби, твой бесценный компаньон выходит из дела.

Эбби застыл, пораженный этим внезапным и враждебным заявлением. Воскресный день начался тихо, безоблачно, счастливо – и вдруг словно гром с ясного неба!..

Если бы такое заявление сделал Винс Коул, Эбби принял бы его.

Но Рафф!

Нет, это невозможно ни принять, ни понять. Более того – в это невозможно поверить.

– Рафф, а ты не пьян? – задал он бессмысленный вопрос, когда угрюмое, давящее молчание стало невыносимо. Потом обратился к Трой: – Он хватил лишнего, Трой?

Трой не ответила. Она продолжала смотреть на Раффа. Рафф ответил, но не сразу:

– Будем считать этот вопрос решенным, Эбби. – Он неуверенно двинулся к выходу.

– Простите меня, – бросил Эбби в сторону Феби и Трой; вслед за Раффом он вышел из дому и остановился. У машины Раффа. – Ты ведь это не серьезно, Рафф, правда? – каким-то деланным тоном спросил он. – Нельзя *е так внезапно...

– Это не внезапно. – Рафф стоял у дверцы «виллиса» и не сводил глаз с дома. – Ведь я с самого начала считал, что Фирма – для меня дело малоподходящее. Я согласился стать компаньоном, чтобы помочь тебе после смерти Верна. А мне самому это всегда было не по душе...

– Знаю, – сказал Эбби. – Но теперь, когда мы наконец завоевали... Впрочем, это несущественно. Важно другое: я отказываюсь верить, что ты способен так поступить. Во всяком случае, со мной.

Рафф дернулся, темно-синие глаза стали почти черны ми. Он поднес руку к щеке, дотронулся до своей сплющен ной переносицы.

– Мне и самому чертовски тяжело, Эбби, сам пони маешь. Но дело не в тебе и не в Винсе. Дело во мне. Эбби горестно покачал головой.

– Не понимаю. Честно говорю тебе, Рафф, я ничего не понимаю. Объясни мне, чем ты недоволен?

– Я всем доволен, Эбби. – Рафф снова оглянулся на дом.

– Это правда?

– Да.

– Но ты не можешь уйти... не... – Эбби начал заикаться от мучительного недоумения. – Ты ни слова не говорил об этом раньше. Как же ты вот так вдруг...

– Мне и сейчас было очень трудно начать этот разговор. – Рафф с ожесточением дергал ручку дверцы.

– Но ведь должна быть какая-то причина! – уже теряя надежду, умолял Эбби. – Объясни мне.

– Я уже объяснил. Эта причина существовала всегда.

– Я знаю, Рафф, ты не хотел быть компаньоном в фирме, тебе неприятна организационная сторона дела, но ведь тебя никто не стеснял и... – Эбби оборвал фразу. Потом грустно спросил: – Что же ты собираешься предпринять?

– Думаю обосноваться в Смитсбери. В том городке, где я был вчера. Мне нравится та местность. Попробую открыть контору...

– Это слишком глухой угол, – не успокаивался Эбби.

– Мне вот о чем нужно поговорить с тобой, – продолжал Рафф. – Там у меня маячит одна перспектива – постройка церкви. Разговоры об этом начались давно, и тогда мы еще были компаньонами. Если из этого что-нибудь выйдет, вы с Винсом имеете право на... Словом, мы поделим на тех же основаниях, что и...

– Ради бога, Рафф, прекрати! Как же ты начнешь дело? Ты-то ведь знаешь, какой капитал нам пришлось вложить...

– На меня свалились полторы тысячи долларов.

И тут Эбби впервые узнал об истории с Химическим исследовательским институтом и о чеке, полученном от Мансона Керка. С бесконечным восхищением он посмотрел на Раффа, который до сих пор ни разу не упомянул об этом случае.

– Но даже если так, Рафф, – сделал он еще одну пытку, – этих денег хватит ненадолго... – Он запнулся: ему хотелось во что бы то ни стало удержать Раффа, но претило пускать в ход недозволенные приемы. пошел он напрямик, – я просто не могу обойтись без тебя...

Рафф на секунду отвел глаза.

– Я ни за что не ушел бы, Эбби, если бы ты не стоял ногах так прочно. Ты никогда еще не был в такой хорошей форме.