Текст книги "Камни его родины"

Автор книги: Эдвин Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Он почувствовал, словно пощечину, гневный взгляд Винса.

Услышал спокойный голос Эбби:

– Плохо дело...

– Господи! – повторил Винс. – Ну, что же ты? Дочитывай.

Среди угрюмого молчания, которое Рафф ощущал всей кожей, он дочитал письмо:

– «... Хотя некоторые члены комитета нашли вашу идею построить ряд небольших, соединенных между собой зданий необычной и не лишенной достоинств, большинство сочло ее чересчур рискованной в экономическом отношении. Предпочтение было отдано первоначальному проекту построить одно большое здание, которое, не считая всего прочего, будет выглядеть внушительнее со стороны улицы и, следовательно, даст налогоплательщикам уверенность, что они не зря потратили свои деньги. Комитет поручил постройку школы нью-йоркской фирме «Гэвин и Мур».

– Гэвину? – Винс отшвырнул карандаш и уставился на Раффа. – Да откуда ты выкопал этот проект с отдельными постройками? Я же с самого начала говорил тебе, что они будут настаивать на одном здании! Объясни, ради бога, что ты там наплел?

Что он наплел? Как объяснить это Винсу, который смотрит на него в упор и орет, словно это не он так старался усвоить надменный тон и сдержанные манеры.

– Если ты помнишь, Винс, я настаивал на том, чтобы отложить выступление. Мне не хотелось выступать наспех, без всякой подготовки. Но раз уж я взялся выступить перед этой бандой, то сделал это так, как считал правильным, – сказал Рафф. – Чем больше я думал, тем больше убеждался, что весь первоначальный замысел неверен, вся концепция ошибочна. Мне очень жаль, Винс, но я сказал то, что считал единственно разумным.

– Ты считал? – повысил голос Винс. – А как насчет того, что все мои старания пошли прахом? Я обработал Ханта. Добился его согласия. И я, конечно, оттер бы Гэвина, как пить дать! Почему ты не взял за основу мой проект? Ты не имел права портить все дело своими дурацкими выдумками!

– Знаю, что не имел, – согласился Рафф. – Возможно, я действительно испортил дело. Но, Винс, если бы нам удалось построить эту школу так, как ее вижу я, мы создали бы замечательный ансамбль, и детишки...

– Мы работаем не для детишек, а для строительного комитета! – заорал Винс. Он побагровел и закашлялся.

– Послушай, Винс, я... – начал было Рафф.

– Я тоже думаю, – вмешался Эбби, – что тебе не следовало заходить так далеко, особенно сейчас, когда мы нуждаемся в заказах.

– Как по-твоему, часто бывает такой шанс у новой фирмы? – спросил Винс.

– Будут у нас еще шансы, – ответил Рафф. Он не поднимал глаз от письма.

– Но уж от Ханта нам ждать нечего, – возразил Винс.

– Да, неудача серьезная, – заметил Эбби. – И что это на тебя нашло, Рафф?

– Ничего на меня не нашло. Просто все делалось в такой идиотской спешке... К тому же комитет даже не пожелал выслушать меня до конца. Если бы они дослушали... Но они не хотели, их интересует только Удешевленная архитектура, только выставка для налогоплательщиков – словом, все, что угодно, кроме существа Дела! – Помедлив, он добавил: – Неужели ты думаешь, Эб, что мне хотелось провалить это?

– Разумеется, нет, но...

– Пойду, позвоню Ханту. – Винс встал, сверкнув глазами на Раффа. – Хотя надеяться уже не на что.

Вернувшись, он сказал:

– Я дозвонился. По его словам, комитет решил, что Рафф рехнулся. Он напугал их до полусмерти. – Винс схватил рейсшину и хлопнул ею по доске. – Что ты наделал, Рафф? Почему не использовал материалы, которые я тебе дал? Ты хотя бы посмотрел мои заметки? Сказал о школах, которые я построил у «Гэвина и Мура»? Ты, что же, рассказывал им, что думал о школьном строительстве знаменитый коммерсант Моррис Блум? Конечно, у них затряслись поджилки! И что это за галиматья насчет детских кубиков?

Рафф растерянно молчал.

– Успокойся, Винс, не кипятись, – заговорил Эбби. – Конечно, очень жаль, что это дело лопнуло. Но ведь теперь горю не поможешь.

Чертежная снова погрузилась в молчание.

Потом заговорил Винс – на этот раз куда сдержаннее:

– Я должен высказать свою точку зрения, Эб. Прежде чем мы упустим еще какой-нибудь заказ. Я считаю, что Рафф не может выступать в качестве представителя фирмы. Во всяком случае, таково мое мнение. И я думаю, Рафф сам согласится, что эта сторона дела – переговоры с клиентами – ему не по зубам.

Секунду Рафф сидел, глядя на доску, не зная, что сказать и сделать. Что правда, то правда. И Винс бесится с полным основанием. Но Рафф знал и другое: нельзя молча снести такой выпад. Он повернулся к Винсу.

– Я могу признать только одно: что упустил этот проклятый заказ. – Начав говорить, он вдруг почувствовал, что задыхается от гнева. – Да, упустил, и в ответе за это я один. Но случись мне вторично выступать перед этим комитетом, я слово в слово повторил бы все, что сказал тогда. Еще громче, чем тогда. Во что мы собираемся превратить фирму? Куда спешим вписать наши имена? В список беспринципных деляг? А потом что? Побежим занимать первые места среди строителей Гадвиллов? Попробуем побить рекорд по части выколачивания заказов? Или мы действительно собираемся заниматься архитектурой?

– Если ты берешь на себя арендную плату, и все расходы, и все наши... – начал Винс.

– Хватит, – перебил Эбби. – Не ссориться же нам всякий раз, как нам «улыбнется» какая-нибудь работа. Не лучше ли закончить тот заказ, который у нас уже есть? – Он указал на доску.

– На безрыбье и рак рыба? – съязвил Винс.

Рафф отвернулся и швырнул письмо Ханта в корзину для бумаг.

– Мне кажется, что, со своей точки зрения, Винс прав. Заказ действительно был великолепный. А нам он был нужен прямо до зарезу. Но и Рафф по-своему прав: получить работу, конечно, важно, но есть вещи поважнее. – Эбби в упор смотрел на Винса. – И, стараясь пробить себе дорогу, не будем забывать, что единственный заказ, который у нас пока что есть, раздобыт именно Раффом.

– Я говорю о потере двадцати пяти тысяч, Эбби, – холодно заметил Винс. Потом он кивнул на Раффа. – А не о получении пятисот долларов.

– А я говорю об архитектуре! – рявкнул Рафф. – Об архитектуре, будь оно все проклято!

– Довольно, Рафф, – мягко сказал Эбби. – Давайте возьмем себя в руки.

– Ты прав, – внезапно сказал Рафф. – Постараюсь держать свой дурацкий рот на замке. – Он повернулся к Винсу. – Мне чертовски жаль, Винс, что так вышло. Я ведь тоже хотел, чтобы мы получили этот заказ.

Винс мельком взглянул на него, кивнул и буркнул:

– Ладно. – Но глаза его по-прежнему смотрели враждебно.

Придвинув стул, Рафф начал работать. Но карандаш уже не повиновался ему.

В конце дня Рафф поехал к Коркорану – показать ему эскизы. Покончив с этим, он уселся один в дальнем конце бара и заказал виски. И вдруг вспомнил, что в кармане У него все еще лежат два нераспечатанных письма. Сперва он прочел письмо из «Сосен». Отложил его. Выпил виски. Перечитал. День дурных вестей. Черный день и для него и Для Джулии.

Звонить туда в такой поздний час бессмысленно. Но завтра с утра он закажет разговор с главным врачом – с этим сладкоречивым мозгляком, заправляющим «Соснами».

Чем порадует третье письмо? Он вскрыл конверт (М.Э. Мак-Брайд, архитектор). «Приезжайте на коктейль, будут гости, простите за такое запоздалое приглашение, не могла найти ваш адрес».

Виски согрело его. Но еще больше согрел образ Мэрион.

Только в Гринвич он не поедет. Не такой уж он болван чтобы сносить высокомерные выходки и насмешливый ядовитый антисемитизм этой женщины, которую он заставил начать новую жизнь и открыть людям свою красоту и талант.

Рафф сунул письмо в задний карман, сел в «виллис» и поехал в Вестпорт, где в маленьком ресторанчике на побережье подавали отличных, варенных на пару ракушек

Он съел два десятка ракушек, половину кисло-сладкого итальянского хлебца и запил все двумя кружками пива

Куда все-таки девать этот пустой осенний вечер?

Поехать в Гринвич. Он нуждается в Мэрион, хочет ее. Несмотря ни на что.

Дорога в Гринвич разочаровала его. Похоже на окрестности Тоунтона. Кругом аккуратно распланированные поселки и не менее аккуратно распланированные поместья. Все изысканно, все прилизано, все выглядит подделкой под сельские красоты.

И все-таки это лучше, чем город. А жители этих мест, обыкновенные горожане, служащие крупных фирм, обладатели лимузинов, синих бумажных штанов, пестрых рубашек, нарядных тракторов и неописуемо разукрашенных коровников, – они, конечно, отличная мишень для насмешек, но, если подумать, эти люди внушают даже некоторое уважение: по крайней мере они стремятся к чему-то лучшему и даже возвышенному.

Когда Рафф приехал к Мэрион – она жила при конторе, – гости уже расходились. Мэрион разговаривала с какими-то людьми, окружавшими ее, но, завидев Раффа, немедленно пошла к нему навстречу. Ее походка была так изящна, а комната так элегантна, что Рафф сразу почувствовал себя оборванцем.

Ну и фасад у Мэрион (теперь ее уже никто не называет «Мак»)! Корона белокурых волос и матово-черное платье! Конечно, свела с ума весь город, а может быть, и весь Ферфилдский округ. Вот они, люди, которые толпятся у нее если не в сердце, то, во всяком случае, в конторе (или все-таки в сердце?) – тесный кружок «интеллектуалов», и «художников», и рекламистов, и жаждущих рекламы владельцев местных предприятий – лощеные, загорелые, глядящие в оба.

Когда за последним гостем закрылась дверь, Мэрион подошла к Раффу, который стоял у окна ее ослепительно белой конторы, и прижалась губами к его губам.

Верна себе: не теряет ни минуты.

Она сразу увела его в глубь дома, в спальню, где две стены были выкрашены в желтовато-зеленый цвет, а две – бутылочно-зеленый; напротив кровати висело большое прямоугольное зеркало, прикрепленное серебряными скобками.

– Как хорошо, что вы все-таки явились, приятель, – сказала она, внимательно оглядывая его. – Вид у вас такой же, как всегда: приятно-непочтенный. Я наняла двух новых чертежников. Оба тупицы. Прежние так смотрели на меня, что пришлось их уволить. Я слишком занята и слишком благопристойна. Иначе гринвичские матроны выжили бы меня из города. А сейчас они приглашают меня в гости. Но это все ерунда. Я строю три огромных дома, и один из них – для... – Она вдруг осеклась. Потом хвастливо продолжала: – Фотография первого дома будет опубликована в «Лайф» – отличный особняк в четыре тысячи пятьсот квадратных футов. Может быть, вы все же переедете сюда, Рафф?

К этому времени он уже был целиком во власти ее обаяния. Впрочем, так бывало всякий раз. Вместо того чтобы стукнуть ее или просто уйти, он безвольно стоял, глядя на Мэрион и желая ее всем своим существом. Комната тонула в зеленоватом сумраке.

На следующее утро Рафф приехал в контору раньше всех и заказал междугородный разговор с главным врачом «Сосен», доктором Шиндлером.

Ожидая вызова, он сел за стол Сью Коллинз в пустой приемной. Воспоминания ночи, проведенной с Мэрион, обступили его. Он, конечно, ни о чем не жалел: разве можно жалеть о такой ночи? Но все же он упрекал и пилил себя за то, что у него не хватило мужества уйти. Оправдать такое поведение нельзя, но оно блестяще иллюстрирует, на что может пойти мужчина, который так и не встретил настоящей любви.

Есть и другое утешение: в общем, эта история не так уж важна. Принципы нужно беречь, лелеять, но пускать их в ход только тогда, когда дело стоит того.

– Алло! – сказал он, услышав на другом конце провода голос. К телефону подошел Шиндлер. – Я вчера получил ваше письмо, доктор. Можно тут что-нибудь предпринять?

– Ваша мать – трудная пациентка, мистер Блум. – Гнусавый, елейный голос. – Мы понятия не имели, что У нее воспалительный процесс на ноге, пока...

– Но как это могло случиться? Гангрена... такая инфекция... Я полагал, что вы...

– Она не позволяла сестрам впрыскивать себе инсулин, – объяснил Шиндлер. – Вот в чем беда. Да еще в том, что она ухитрялась доставать виски. Она очень хитра – обычная история с такими больными, но...

Да. Все это Рафф знал не хуже, чем Шиндлер. Но почему в таком случае его заставляли оплачивать дополнительные счета?

– Вы посылали мне счета за инсулин, тогда как моя мать... – начал он.

– Ваша мать, – перебил Шиндлер, – обычно выхватывает у сестры шприц и бросает его на пол. Таким образом, инсулин расходуется зря. – Пауза. – Мистер Блум, если вы желаете поместить вашу мать в другую больницу...

Прикидывается, сукин сын! Отлично знает, что Джулия отказывается переезжать, что ее расстроенное воображение принимает «Сосны» за желтый кирпичный дом, что она все время ждет возвращения Морриса из очередной поездки.

– Нет, – нехотя сказал он. – Прошу прощения. Я не могу ее увезти. Она не позволит, сами знаете. Но неужели ничего нельзя предпринять? Что можно сделать с ее ногой? Меня это дьявольски тревожит.

– Мы тоже этим очень встревожены, уверяю вас.

И тут Раффа осенило.

– Доктор Шиндлер, не будете ли вы так любезны вызвать из Детройта доктора Майера, Рудольфа Майера. Я с ним лично знаком и очень хотел бы, чтобы он посмотрел ее. Расходы беру на себя.

К концу разговора лоб и шея Раффа покрылись липким потом.

Он открыл ящик, вынул бланк, написал письмо доктору Майеру и пометил на конверте «авиа». Выписал санаторию чек в погашение сентябрьских расходов.

Затем он побрел в чертежную и опустил жалюзи на окне, выходящем на восток. Проходя мимо доски Винса Коула, он выругал себя за то, что так напустился на него накануне. Конечно, Винс вышел из себя, когда узнал, что сорвался такой важный заказ. Можно ли его за это упрекать? Разумеется, нельзя. Даже его недоброжелательство, заметное, в общем, уже давно, нельзя считать достаточным основанием для безобразной сцены, разыгравшейся вчера в конторе.

И еще одно следует помнить: именно Винс, вопреки своим правилам, добывал летом работу для Раффа. Не будь этой работы, нечем было бы оплатить сейчас не только консультацию такого врача, как Рудольф Майер, но и непрерывно растущие расходы на содержание Джулии.

Рафф снял пиджак и повесил его в большом чулане, где складывали образчики строительных материалов. Закатав рукава рубашки, он подошел к своей доске в углу комнаты, все еще размышляя о вчерашней ссоре, о провале переговоров в Ньюхилле и о том, как возместить утрату, за которую в ответе он один.

Вдруг, под влиянием какого-то импульса, он снял телефонную трубку и попросил соединить его с домом преподобного Кеннета Стрингера в Смитсбери. Он совсем позабыл о Стрингерах, забыл и о проекте церкви, не вспоминал об этом с того самого августовского уик-энда, когда впервые побывал в Смитсбери.

– Алло! Можно попросить к телефону мистера... преподобного Стрингера?

– Его нет дома. Говорит миссис Стрингер. А кто...

– Молли? Это Рафф Блум. Не узнал вашего голоса, Молли.

– Я так орала на своих драгоценных отпрысков, что совсем охрипла. Откуда вы, Рафф?

В голосе Молли Стрингер было столько приветливой теплоты, что Рафф немного успокоился.

– Из Тоунтона. У меня сегодня свободный вечер, – он сказал это так, словно остальные вечера были заняты, – вот я и подумал, что если вы с Кеном дома, я бы заехал к вам.

– Кен с утра уехал в Стонингтон. Решил на зиму пересыпать яхту нафталином. Но он вернется после ленча. Приезжайте, Рафф! Мы уже отчаялись увидеть вас... Минуточку... Джоан, тише!.. Мама разговаривает по телефону. Простите, Рафф. Папочкина любимица сведет меня сегодня с ума. О чем это мы говорили? Ах да, итак, мы ждем вас к концу дня. У Кена какое-то собрание, очередные бойскауты, но к вашему приезду мы уже расправимся с ними.

– Отлично, Молли! – воскликнул Рафф.

Как только Винс и Эбби пришли в контору, Рафф рассказал им о своем плане поехать в Смитсбери и повидать Стрингера. После этого у него даже исправилось настроение. Временно, во всяком случае. Так или иначе, все-таки ему удалось кое-как заделать вчерашнюю очень неприятную трещину в отношениях. Эбби всячески подбадривал его, и даже Винс благосклонно поделился с ним сведениями о проблемах церковного строительства, о попечительских советах, о строительных комитетах и прочее. И откуда Винс все это знает!

Прежде чем взяться за работу, Рафф спросил:

– Как твоя вчерашняя поездка? Как Нина?

– Спасибо. Хуже быть не может. Врачи говорят потребуется немало времени, чтобы поставить диагноз. Видимо, ей придется пробыть там месяца два-три.

– Эб, мы собираемся завтра напоить тебя до потери сознания. – Винс принялся точить карандаши.

– Это будет нетрудно. – Эбби наколол на доску лист кальки.

Жужжание точилки прекратилось. Винс повернулся к Эбби:

– Вчера я кончил подготовку материалов для Милвина. Завтра возьмусь за него всерьез. Хорошо бы договориться. Правда, у него есть еще два компаньона – с ними будет труднее. – Винс задумался. – Такой поселок обойдется тысяч в шестьсот. Если не дороже. Эскизы у меня в кабинете. После завтрака, когда мы закроем контору, давайте посмотрим их.

Эбби сказал, что это недурная идея, а Рафф заметил с юмором висельника:

– Может, поручишь мне обработать Милвина? Сам знаешь, для клиентов Блум неотразим.

– Да, – бесстрастно ответил Винс.

В половине десятого в чертежной стало тихо: все снова взялись за проект коркорановского бара.

Около двенадцати в чертежную вошла Сью Коллинз. Она прикрыла за собою дверь.

– Мистер Блум, вас там спрашивают. Я сказала, что не знаю...

– Кто? – Рафф повернулся на стуле.

– Миссис Вертенсон. Она пришла со своей родственницей.

– Вертенсон? А, Лойс Вертенсон! – Он отложил угольник. – Сейчас выйду к ней. – Он зашагал к двери, на ходу объясняя Винсу и Эбби: – Я говорил вам о ней – она из ньюхиллского комитета.

– Рафф, – остановил его Эбби, – ты без пиджака.

Рафф бросился в чулан и надел пиджак. В приемной он увидел двух женщин, которые рассматривали чертежи Тринити-банка и фотографии дома Эбби.

Заметив Раффа, Лойс Вертенсон сняла очки и протянула ему руку.

– Я пришла узнать, не нужен ли вам новый клиент. Это я. – Лойс Вертенсон улыбнулась своей сдержанной улыбкой. Повернувшись к девушке, стоявшей рядом, она воскликнула: – Ох, простите! Это моя кузина – мисс Данн. Мистер Блум.

Феби Данн вежливо поздоровалась с Раффом. Он пристально посмотрел на нее.

– Вы, наверно, уже получили письмо от Джоша Ханта? – спросила Лойс Вертенсон.

– Да, – живо откликнулся Рафф. – Да. Вчера.

Миссис Вертенсон покачала головой.

– Не думайте, что я не старалась их уговорить.

– Вы были изумительны, – с жаром сказал Рафф.

– А сейчас я хотела бы поговорить с вами о доме. Мы – мой муж и я – с июля только и делаем, что пытаемся раздобыть архитектора, и нам это до смерти надоело, и у меня чувство, что вы – тот самый человек, которого мы ищем. Я и решила заехать к вам в контору: если вы свободны сегодня, я показала бы вам участок. Нужно будет решить кучу вопросов...

У Раффа даже сердце сжалось от волнения. Дом.

И тут он вспомнил, что Молли и Кеннет Стрингеры из-за его звонка перестроили все свои планы.

– Сегодня не могу, но завтра... – огорченно сказал он.

– Завтра ничего не выйдет. Мой муж улетает в Дирборн, и я должна отвезти его в нью-йоркский аэропорт. Значит, я была права, Феби, когда говорила тебе, что вряд ли нам удастся заполучить его в последнюю минуту, – обратилась она к спутнице.

Феби Данн кивнула и улыбнулась. Рафф снова задержался на ней взглядом: бледное лицо, прямые черные волосы, челка, гладкое черное платье с белыми пуговицами. О таких девушках говорят, что они «интересные»: что-то в ней есть артистичное. Девушки с такой внешностью обычно встречаются в районе Одиннадцатой улицы в Нью-Йорке. Притом в ней чувствуется настоящая сердечность. Проницательный взгляд, волевой подбородок, крупный рот и стройные ноги. Как ни странно, чем-то напоминает Трой. Нельзя сказать, чтобы красивая, но сердечная и стоящая, а не великолепное чудовище вроде Мэрион Мак-Брайд.

А ведь он может позвонить Стрингерам и отложить поездку. Может.

Вот он, его шанс. Дом. Шанс построить дом.

Ничего не решив и опасаясь, что они распрощаются и уйдут, Рафф сказал:

– Раз уж вы здесь, не хотите ли посмотреть нашу чертежную?..

– Ты не возражаешь, Феби? – спросила миссис Вертенсон.

Рафф улыбнулся девушке, изо всех сил стараясь сделать эту улыбку неотразимой. Она ответила ему прямым взглядом. Не таким, на который он надеялся сейчас, о котором мечтал всю жизнь, но все же она сказала, что с удовольствием посмотрит чертежную и он видел, что ей это действительно интересно.

– А это – мои компаньоны, – сказал Рафф, открывая дверь в чертежную. Он представил дамам Винса и Эба и ему было очень приятно, что Лойс Вертенсон немедленно рассказала, в каком она была восторге от его выступления перед ньюхиллским комитетом.

Феби Данн распечатала пачку сигарет, и Винс подскочив к ней, щелкнул серебряной зажигалкой. Увидев, с каким жадным любопытством она оглядывает длинную комнату, он начал водить ее от доски к доске, показывая рабочие чертежи.

– Сразу после этого совета, – говорила миссис Вертенсон, – я сказала мужу, что хочу поговорить с мистером Блумом насчет нашего дома. Хотя я никогда не видела ни одного построенного им здания, все равно – я его поклонница.

– Мы все его поклонники, – с обычным своим тактом сказал Эб. Рафф заметил, что во время разговора он то и дело украдкой посматривал на Феби Данн.

– Беда в том, – поспешно сказал Рафф, – что мне надо ехать в СмитсВерн, а у миссис Вертенсон сегодня единственный свободный день.

И тут Феби отошла от чертежной доски Винса и сказала:

– Лойс, а может быть, с нами согласится поехать мистер Остин?

И Рафф понял, что исключен из игры. Он видел, с каким выражением Феби Данн взглянула на Эба, как нежно зарумянились ее бледные щеки, как заблестели глаза. Все было ясно. Словно она что-то просигналила флагом, и усталые глаза Эба расширились и смягчились. Он принял сигнал. Принял мгновенно.

Когда двое людей обмениваются подобными сигналами, это значит, что между ними произошло замыкание. Рафф всю жизнь мечтал о таком замыкании, ждал его, но произошло оно между Феби Данн и Эбом. Мгновенное. Молниеносное.

– Отличная идея, – сказала миссис Вертенсон. – Если, конечно, мистер Остин не возражает. – Потом она обратилась к Раффу: – Ведь фирма-то одна. – Но было ясно, что вести переговоры она хочет только с Раффом.

Рафф провел ее в кабинет Эбби и усадил на кованый железный стул.

– Я даже не спросила вас о гонораре, – сразу сказала она.

– Об этом мы успеем договориться. – Из чертежной до него доносился голос мисс Данн. И голос Эбби.

Вот ведь собачья ерунда! Пришла в контору неизвестная девушка с интересным лицом, он засмотрелся на нее, слишком много вообразил и, так как она ему не ответила, почувствовал себя задетым! Что с ним происходит? Конечно, он в неважной форме – мало спал ночью у Мэрион, много волновался утром, когда звонил в «Сосны», но это не объясняет щемящей тоски, овладевшей им только потому, что девушка не обратила на него внимания. Он так упрямо искал большого, полноценного чувства – никакое другое его не удовлетворяло, – с такой надеждой всматривался в каждое новое женское лицо, так верил в счастливое завершение своих поисков, что под конец даже такой заносчивой твари, как Мэрион Мак-Брайд, удалось скрутить его.

Он сунул в рот сигарету и облокотился на маленькую чертежную доску Эба. Во рту было горько: ночью курил до одури.

И все-таки он справился с этой внезапной вспышкой чувства, и на душе у него стало легче. Он понимал, что должен благодарить за это Лойс Вертенсон: она отыскала его, пришла к нему, она хочет, чтобы он построил ей дом. Это его шанс.

– Говоря по совести, мы с Роджером в полной растерянности и даже не знаем, что мы, собственно, хотим. Нам не повезло с другими архитекторами, и, кроме того, мы пересмотрели слишком много эскизов, слишком много планов.

– Могу я заехать к вам на будущей неделе? – спросил наконец Рафф. – Мне хотелось бы посмотреть, что и как, и задать вам кучу вопросов.

– Кучу вопросов? – Она прищурила близорукие глаза; во взгляде появилось откровенное удивление.

– Понимаете, – сказал Рафф, – мне нужно побольше Узнать о вас.

– Хотите устроить нам допрос?

Рафф покачал головой. Хорош, нечего сказать: уже Успел напугать ее.

– Нет, конечно, но подумайте сами, как можно проектировать дом, ничего не зная о его хозяевах?

– Ах вот как! – Она улыбнулась. – А что вы хотели бы знать?

Он заколебался, чувствуя, что его слова могут показаться нелепыми.

– Ну, например... Сами ли вы делаете всю домашнюю работу или вам кто-нибудь помогает, и есть ли у вас какие-нибудь маленькие пристрастия, и что вы предпочитаете – ходить в гости, или принимать у себя, или вообще вести замкнутую жизнь, и какой у вас муж, и что ваши дети...

Она покатилась со смеху, и он замолчал:

– Простите, – сказала она.

– Я только... – начал было Рафф.

– Я засмеялась потому, что вспомнила о последнем архитекторе, с которым мы вели переговоры, – оправдывалась миссис Вертенсон. – Не буду называть имя. Он тоже забросал нас вопросами, но совсем в другом роде: какую сумму мы можем вложить в строительство, и какой заплатим ему гонорар, и понимаем ли, что все изменения, какие мы захотим внести в проект, будут увеличивать стоимость дома.

– Ну что ж, эти вопросы тоже придется задать, – признал Рафф. – Но они не имеют прямого отношения к сути дела.

– А в чем суть? – спросила она с глубоким, неподдельным интересом.

Воспрянув духом, Рафф немедленно оседлал своего конька:

– В вас, в Вертенсонах. И в участке. Дом должен быть похож на вас и, следовательно, неповторим. Такова по крайней мере моя точка зрения.

– Ох, я уже не могу дождаться! – с еще большим энтузиазмом воскликнула миссис Вертенсон. – Пожалуйста, продолжайте.

– Например, если ваш муж болезненно застенчив и замкнут, было бы идиотизмом с моей стороны злоупотреблять стеклянными стенами, так ведь?

Она улыбнулась.

– Нет. Роджер не застенчив. Но, разумеется, у него бывают приступы дурного настроения. Мистер Блум, я просто не знаю, как мне дождаться дня, когда вы приедете к нам. Устраивает вас вторник?

– Приезжайте к обеду. И привезите с собою миссис Блум.

– Миссис Блум не существует в природе.

– Да ну? – Лойс Вертенсон смущенно улыбнулась. – А я-то сказала Феби, что вы, безусловно, женаты и у вас по меньшей мере трое детей. Наверно, я так решила из-за вашего проекта школы. Чтобы придумать такой проект, нужно быть не только архитектором, но и любящим папашей. – Пауза. – Значит, во вторник?

Рафф сказал, что вторник его вполне устраивает.

– К этому времени и Роджер уже вернется из Дирборна, – заметила она. – Он сейчас иллюстрирует рекламную брошюру компании Форда и занят по горло. д когда Роджер работает, у меня одна забота: не подпускать детей к его мастерской.

– Сколько лет вашим детям?

– Три и семь.

– Если можно, я приеду пораньше. Мне бы хотелось посмотреть на них.

– Крис, мой старший, калека. – Она произнесла это быстро и бесстрастно, но ее открытое лицо как-то неуловимо изменилось.

– Так. – Рафф притушил сигарету о край пепельницы на доске.

– Полиомиелит. Это одна из главных трудностей – я говорю о проекте дома. – Голос ее стал живее. Она вынула очки из сумочки. – Крисси очень трудно передвигаться, а он, разумеется, самолюбив. Когда вы приедете к нам, мы сможем... – Она не договорила. – Вот наши координаты. Мы живем в Южном Ньюхилле. А новый участок расположен на вершине Ньюхилл-Коув, как раз над морем.

Они обо всем договорились, и Рафф проводил миссис Вертенсон в чертежную, где ее ждала Феби Данн. И тогда Эб взглянул на часы, повернулся к мисс Данн и спросил, нельзя ли ему пригласить ее, пригласить всех позавтракать в Тоунтон-клубе?

Вскоре после ленча Рафф сел в «виллис» и помчался на северо-запад, в Смитсбери, к преподобному Стрингеру. И вот уже остались позади прилизанные поместья, крокетные площадки и оживленные дороги окрестностей Тоунтона. Через Реддинг, Ньютон, Брукфилд, вниз по петляющему шоссе, по старинному металлическому, непрочному на вид мосту через Хаузэтоник, за которым начинается Личфилдский округ, вдоль каменистого речного русла и густо заросшей вечнозелеными растениями лощины, и еще дальше, через уютное селение Бриджуотер, где две церквушки и всего одна лавка, а потом прямо на север, с холма на холм по беркшайрским предгорьям.

По дороге он не расставался с волнующей мыслью о том, что будет строить дом Вертенсонов. Наконец-то реальная перспектива, а не проблематический шанс! От этого сознания его путешествие в Смитсбери приобретало особенную прелесть.

Строить среди такой нетронутой природы – одно удовольствие. В этой местности ему все по душе, как было бы по душе Моррису Блуму, который во время своих поездок устраивал бы здесь пикники и удил рыбу.

Да, природа здесь почти девственная: ее волнистые контуры ничем не стеснены, а на холмах и в долинах переливаются и багрянец осенней листвы, и желтизна златоцвета и орешника, и блестящая зелень лавров, и алые пятна ягод на кустах сумаха.

И при этом она полна дружелюбной мягкости и словно приглашает строить дома и поселки, которые слились бы с ней естественно и органично1.

Рафф не отрывал глаз от дороги – и тем не менее видел все, что простиралось за ее пределами, почти ничего не упуская; подобно большинству архитекторов, он обладал как бы дополнительным зрением, помогавшим ему схватывать все особенности, все примечательные детали ландшафта.

Он впервые проезжал по этой местности, и она глубоко восхищала его, поражая своеобразной красотой: серо-зеленые оттенки мхов и лишайников на невысоких каменных оградах вдоль пастбищ; рыжие, белые и черные пятна коров на фоне когда-то красных, но давно облупившихся сараев; крикливо-яркие петухи-флюгеры; зеленые конические сосны, достигающие в Корнуолле огромной высоты; речки и ручьи, их неизменный блеск и журчание; Хаузэто-ник, который то сужается, то расширяется; отмели и пересохшие русла, усеянные сизыми камнями, и сверкающие голыши на дне черных заводей – прибежище множества форелей.

Поворот на восток. Скоро Смитсбери.

Он с самого начала должен был приехать в эти места, в этот нетронутый уголок Коннектикута, где мечтал поселиться еще в сорок третьем году, когда впервые попал сюда вместе с воинской частью, и потом, в годы студенчества, когда приезжал из Нью-Хейвена на топографические съемки в Корнуолл, Ханаан и Шерман...

Для архитектора нет места более подходящего, чем этот край – суровый и неподатливый, хмурый, выматывающий душу, вросший корнями в традицию и именно поэтому достойный самых лучших образцов современной архитектуры.

Смитсбери. В центре города, у северного конца сквера, стоит конгрегациональная церковь. Рафф видел ее вторич-НО. Община организована в 1731 году. Церковь воздвигнута в 1809 году. Снаружи – характерная обшивка некрашеным гонтом, восьмиугольная башня, увенчанная изящной пирамидальной крышей. Изнутри – гниль, жучок, термиты.