Текст книги "Готика Белого Отребья (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Вдоль одной стены стояли музыкальные автоматы, вдоль другой – кабинки для посетителей. Центр заведения занимали бильярдные столы и один “настольный футбол” без игроков. Однако топография бара не имела большего значения. Наконец подошёл бармен, но не с тем вопросом, который он хотел бы услышать…

– Что ты здесь делаешь, приятель? – cказал высокий, худощавый, с длинными седыми волосами и козлиной бородкой бармен. На нем была джинсовая куртка без рукавов и кожаная ковбойская шляпа. – У тебя есть яйца, скажу я тебе. Недавно один ублюдок, похожий на тебя, свалил, не заплатив…

Глаза Писателя в ужасе выпучились.

– Сэр, боюсь, вы ошибочно обознались. Я в городе всего час, только что сошёл с автоб…

Бармен схватил Писателя за горло и слегка сжал его.

– Эй, Рини! Разве это не тот же самый болотный подонок, лизатель свиных задниц, который съебался на прошлой неделе, не заплатив за выпивку и отсос!

Тощая женщина, со внешностью самой деловой проститутки, залпом “убрала” большой бокал пива, помолчала, прищурилась, нахмурилась и отрыгнула;

– Рэй, отпусти этого человека, чертов придурок! Это не тот! Ты чё, снова забыл одеть очки?

Хватка немного ослабла.

– Да у него же те же патлы, такая же бородень? А ну признавайся, это ты тот любитель халявы?

– Это не он, придурок! Cбежавший парень, был намного моложе и не такой толстый… без обид, мистер.

– Я не обижаюсь, – задыхаясь, выдавил Писатель.

Бармен отпустил его.

– Прости, друг. Это просто…– oн снова пристально вгляделся в лицо Писателя. – Могу поклясться…

– Он немного похож на него, но был лет на двадцать моложе, – вклинилась в разговор женщина. – Сэр, вы должны простить этого крутого засранца с холмов за мозги "крикера".

Южное гостеприимство давно ушло вместе с ветром. Писатель потёр горло, чувствуя, как к его покрасневшему лицу возвращается нормальный цвет. Неужели я такой толстый? – задумался он и, взглянув на свой живот, подавил ответ.

– Всё в порядке. Простое недоразумение, и можно сказать, что недоразумения доказывают самый очевидный элемент человеческого существования. Если интересно, исследуйте философские труды превосходного французского математика Рене Декарта.

Бармен с женщиной уставились на него.

– Он городской, Рэй, вот и всё, – отважилась сказать женщина.

– Да, похоже на то, – ответил бармен. – Ну, так что будешь, незнакомец? Первый пердёж мы просрали.

– Первый пердёж? – не понял писатель.

Рэй закатил глаза.

– Первый – за счёт заведения.

Из пивных кранов на него смотрели мрачные перспективы, но когда он спросил, нет ли у них пива марки «Collier’s Civil War Lager», утвердительный ответ бармена привёл его в восторг.

– Должен предупредить, прежде чем открою, – сказал Рэй. – Это самое дорогое пиво в городе. Три бакса за бутылку!

– Bы ведь никогда не были в Манхэттене, Рэй? Несите его и стакан, пожалуйста, будьте так добры.

Холодное пиво было подано, и первый глоток щекотал Писателю горло, как говорится, розовым. Наверно, я алкоголик, но, полагаю, я составлю компанию Эрнесту Хемингуэю, Шервуду Андерсону и Дилану Томасу.

– Это пиво привозит парень, у которого по кабельному идёт модное пивное шоу, он варит пиво со своей женой. Они поставляют его сюда постоянно, потому что у них куча баров и ресторанов. Они делают нам скидку на каждый второй галлон, и его жёнушка, скажу я тебе, – бармен присвистнул. – Грёбанная секс-машина. Её задница, которую она одевает в узкие джинсы, заставит тебя кричать, а её огромные сиськи под обтягивающей майкой заставят кричать твой член в штанах, чувак.

Должно быть, горячая дама, – с изумлением подумал Писатель.

– Ну, я должен сказать, что это прекрасно сваренное пиво, произведённое, как я подозреваю, по старинным чешским рецептам, привезённым сюда в начале девятнадцатого века.

– Да, но знаешь, что? Эта маленькая сучка строит мне глазки и вечно нагинается так, чтобы я видел вершину холма!

– Эй, Рэй, клянусь, из твоего рта вылетает больше дерьма, чем из всех коровьих жоп на ферме Чарли Фуксона! – oтозвалась Нини.

Теперь она мыла пивные бокалы в трёх раковинах, и ей пришлось наклониться. Данная поза не позволила Писателю избежать видения её обнаженных грудей, выглядывающих из-под блузки с глубоким вырезом. Писатель подумал о двух белых носках с бейсбольным мячом в каждом из них.

– Эта женщина посмотрит на тебя только в твоих мечтах Рэй! И это хорошо, потому что ты ничего бы не смог с ней сделать! Потому что твой член уже лет десять как обмяк, как мокрая лапша!

– О чем ты говоришь, женщина? Мой член твёрд, как дуб, и я тебе это докажу, чёрт возьми!

– Помечтай, Рэй!

– Нет, нет, нет, ты помечтай, Рини, у меня такие стояки по утрам, что и студентикам не снилось!

– Единственная моя мечта, которую ты мог бы воплотить в жизнь – это уйти!

Слушая эту не очень-то доброжелательную беседу, Писатель чувствовал себя столбом, вбитым в землю, и всё же сохранял добродушное выражение лица, чтобы не обидеть хозяев. Облегчение охватило его мгновение спустя, когда Рэй отправился разговаривать с другими посетителями бара.

Приятный хмель крепкого пива медленно проникал в его существо. Теперь настроение было то что нужно… Он вытащил из верхнего кармана вездесущую ручку и небольшой блокнот, потому что ему захотелось сделать несколько пометок для pомана. Было бы захватывающе написать целую книгу, основанную на той таинственной первой странице. И всё же он был уверен, что, когда это произойдёт, к нему вернётся память. Он предчувствовал это событие с предвкушением, как человек, который был близок к тому, чтобы открыть замок сундука с сокровищами, найденного на чердаке.

Блестящая фраза всплыла в его голове, и, как сказало бы большинство писателей, необходимость её записать была немедленной; иначе она была бы забыта навсегда. Возбуждение охватило его тело и душу, он приложил кончик ручки к бумаге и начал…

– Яяяяяяяяяяяя-яяааббадааабааа-боооо! – pаздался вопль после того, как дверь с грохотом распахнулась. – Я ЗДЕСЬ, чуваки, да НАЧНЁТСЯ ПАТИ! Как дела у моих любимых деревенщин? Я ОТКИНУЛСЯ с “кичи” сегодня, и я готов туууууууусить! Бум в шоколадку! Бум-бум в шоколадку! Бум в шоколадку!

Это вопиющее отвлечение разрушило блестящую фразу Писателя, прежде чем ручка даже успела шевельнуться. Мысль исчезла. Как пар на ветру. Писатель ни в коей мере не был склонен к враждебности, и даже в своих фантазиях он не был способен допустить мысли о насилии. Однако именно в этот момент он заскрежетал зубами и невольно подумал: Кто бы ни был этот КОНСКИЙ ЗАД, я добровольно отдам свою душу Осирису, чтобы проломить ему голову железной дубиной!

Обернувшись, он увидел, что «Конский зад» была толстым деревенщиной в кожаном жилете без рукавов и потертой кожаной шляпе, одетым так похоже на бармена Рэя, что он мог быть только его сыном

Чуму на тебя. Верни мне мою мысль, подлый хулиган!

– Замути мне пару стопок, па! – довольно крикнул бывший заключённый. – Давай быстрее, мне надо ёбнуть!

Рэй ухмыльнулся.

– Деньги вперёд, сынок, только мы-то знаем, что их у тебя нет, так почему бы тебе тогда не свалить нах отсюда прямо сейчас?

– Да ладно тебе, па. Я же только откинулся с тюряги! Так нельзя обращаться со своим единственным сыном!

– Единственное, что я должен сделать со своим единственным сыном, так это вышибить из него всё дерьмо! Твоей дорогой, покойной матери было бы чертовски стыдно видеть, каким ты стал. Теперь тащи свой жирный, бесполезный зад отсюда и не смей приходить домой, пока не найдёшь работу!

– Ну, па….

Когда сын ушёл, весь бар зааплодировал.

– Должно быть, у меня на члене было собачье дерьмо, когда я обрюхатил его мать, – заметил Рэй, качая головой.

Писатель сидел опустошенный. Как только он отпил пива и попытался сосредоточиться на письме, зазвенели пейнтбольные автоматы, бильярдные шары, а потом – Щёлк! Щёлк! Щёлк! Это был настольный футбол. Внезапно, почти пустой бар превратился в – битком забитый, и “тихий вечер в спокойном созерцании” резко оказался вне его досягаемости. Не хватало лишь стука “дартса”.

Что я здесь делаю? Я не помню этого места, да я вообще НИЧЕГО не помню с тех пор, как приехал в город двадцать лет назад. Логично было бы уйти, но…

По крайней мере, ещё одно пиво было абсолютно необходимым. Если я уйду, то где я буду пить? Нет ничего более неразумного, чем бродить ночью по незнакомому городу. Пойти, что ли, искать другой бар? Так он если и есть, то, наверно, будет такой же, как и этот. И я могу быть легкой добычей для грабителей…

Он искал глазами Рэя или женщину, чтобы заказать ещё пива, но их нигде не было видно. Галдёж и шум бара переполнили его мозг; в данный момент он очень хотел затычки для ушей. Какие ещё нужны были доказательства его алкоголизма? Мне так нужно ЕЩЁ ОДНО ПИВО, что я собираюсь и дальше продолжать сидеть в этом кабаке, похожем на девятый круг ада Данте. Писатель подпер рукой подбородок.

Наконец вернулся Рэй и принёс ему ещё одно пиво. Все барные стулья были заняты, но рядом с Писателем никто не сидел.

Меня что, предали анафеме? – подумал он, но на самом деле ему нравилось сидеть одному. Если бы это был, скажем, бар рядом со школой Лиги Плюща, тогда всё было бы по-другому. Несомненно, происходил бы какой-нибудь оживленный дискус. Но здесь?

Только не в этом месте.

Писатель подскочил на стуле, когда Рэй резко проревел:

– Милки, шевели задницей и принеси ещё льда! Сейчас же!

На мгновение высокий долговязый бармен неуклюже поднялся с большим ведерком со льдом. Но не эта заурядная задача сковала взгляд Писателя и заставила его задуматься. Это был сам помощник бармена.

Высокий, сутулый, со странно длинным узким лицом, выступающим подбородком и вьющимися седыми волосами. Красными глазами. Он был альбиносом.

Несомненно, он родственник Сноуи и ее матери... Но эта вероятность исчезла, когда он подумал более просто и сосредоточенно: Сноуи...

Да какое же у неё было великолепное тело! Такая лучезарная аура, настоящее воплощение желанности и добродушия, по-настоящему веселая молодая женщина. Ну и что с того, что у неё лицо сурового мужика…

Искры снова начали потрескивать «к югу от пояса», как говорится. Это проливало свет на одну из загадок Писателя. С тех пор, как всё это началось в кабинете доктора Оффенбаха, у Писателя возникло острое и даже обостряющее чувство сексуального влечения, что совершенно противоречило его натуре. Как уже упоминалось, он чувствовал себя настолько погружённым в свои эрудированные музы и эстетические мысли, что у него не оставалось места ни для желания, ни для вожделения, ни для романтического интереса любого рода, и до провала памяти он не мог представить себе, что он был когда-то иным. Симпатичная девушка, проходящая мимо, потрясающая фотомодель на развороте журнала или на рекламном щите, его несколько случайных встреч с эротическими образами в интернете – всё это не воспринималось в его мозговом существе, известном, как человеческое сексуальное влечение.

Писатель был вполне доволен, что его не отвлекают; он не хотел, чтобы в его уме было что-нибудь, что могло бы помешать его истинной философской природе. И хотя ему казалось, что он занимался сексом в то или иное время в своей жизни, он всё же не мог этого вспомнить!

Он чувствовал себя счастливым и даже превосходящим в своём пренебрежении к смехотворному, неистовому и животному совокуплению, а также ко всем его вязким составляющим. Что касается женщин, то Писатель хотел бы засунуть свой пенис в зловонную плотскую дыру, обрамлённую волосами, не больше, чем в сливное отверстие на дне мусорного бака. Точно так же он не мог понять, что побуждало женщин брать в свой рот выходное отверстие мужского мочевого пузыря, чтобы позволить ему “кончить ей в рот”, не говоря уже о том, чтобы потом глотать продукт оргазма. Когда такая отвратительная мысль пришла ему в голову, он заметно вздрогнул. И сама идея приложить свой рот к отверстию, через которое женщина мочится, истекает кровью и рожает детей… ФУ!

…была очень мерзкой!

А сейчас?

Сейчас?

Со мной что-то происходит, – понял он.

Уже половина его нового пива ушла во время этих размышлений.

Я похотливее шакала, накаченного “испанской мушкой”^[13]. Я же НИКОГДА не был таким? Но сейчас?

Он посмотрел на барменшу.

Рини? Прямо сейчас, если бы она хотела взять мой пенис в рот, клянусь Джорджем, она бы его получила! А если бы она захотела секса, я бы повалил её на пол и драл до потери пульса и все такое!

Да, этот поход в бар уж точно не удался. Он чувствовал себя раздосадованным, обманутым и смущенным этими вновь обретенными эмоциями, вобщем, он, как и его штаны… неловко напрягся. Пора расплатиться и вернуться к себе в номер. И кто знает? Может, я столкнусь со Сноуи. А если нет, то у меня, по крайней мере, будет возможность ещё раз полюбоваться ВЕЛИКОЛЕПНЫМИ сиськами её матери…

Он уже собрался было махнуть Рэю, чтобы тот дал ему счёт, как его коснулoсь дуновение приятного аромата, а затем и пара взволнованных рук.

– Я знала, что мой друг будет здесь! – взволновало его ухо горячее женское дыхание. – Моя мама сказала, что ты ушёл из гостиницы, и ты был похож на человека, который ищет выпивку.

Он обернулся и увидел, что Сноуи практически взбирается на него, как на тренажер в спортзале.

– Ах, Сноуи, как я рад тебя видеть! Веришь или нет, я как раз думал о тебе!

– Надеюсь, это были приятные мысли!

– Очень, – сказал он, чувствуя, как напряглась его эрекция.

Сноуи немедленно села на стул и придвинулась как можно ближе к Писателю.

Её правая рука легла на внутреннею сторону его левого колена. Писатель от нежного прикосновения чуть не кончил в штаны.

– Угостишь меня выпивкой? Просто зарплата будет только в пятницу и…

– Ни слова больше. Бери, что хочешь.

Жар её тела, ее присутствие рядом с ним и это проклятое мыло, или шампунь, или что там, чем она ещё пользовалась… Oслепительная мысль пронзила его: У меня нет другого выбора, кроме как пойти в мужской туалет и подрочить. Во имя Валгаллы, дай мне силы!

– Рэй, это мой друг ______, – сказала Сноуи бармену. – Он известный писатель!

– Черт, правда? – удивился бармен. – Хочешь хороший совет…

– На самом деле я не такой уж и известный, – поспешил добавить Писатель, но тут все его мысли замерли. – А, ладно, забудь, – oн повернулся. – Сноуи, я разве говорил тебе, что я писатель?

– Не ты, а ма. Рэй, я буду то же, что и он, – oна схватила его за рукав и притянула к себе. – Мне всегда хотелось попробовать это пиво, но оно слишком дорогое для меня!

Писатель заказал ещё пива. Куча вопросов теснилась в его голове, и он горел желанием задать их, но ему было крайне тяжело не смотреть на Сноуи. Её внушительные бёдра в джинсах, её грудь – как он полагал, без лифчика – под пурпурной блузкой. Он был уверен, что на её джинсах не было никаких линий трусиков, и всё, что он мог себе представить, это её лобковые волосы, такие же бело-жёлтые, как и волосы на её голове.

Я что, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собираюсь пойти в туалет передёрнуть? У него не было никакого вежливого способа сказать ей, что его эрекция протекала, как кран у плохой стиральной машины, и Сноуи только усугубила ситуацию, когда сжала его колено без видимой на то причины.

Он изо всех сил пытался отвлечься из оцепенения похоти:

– Сноуи? А ты знаешь, как твоя мать узнала, что я писатель?

Когда она пожала плечами, её потрясающие груди приподнялись на несколько дюймов, а затем опустились.

– Я думала, ты ей сказал.

Писатель неопределенно кивнул.

– А ты случайно… не видела кого-нибудь похожего на меня в городе?

– Ты шутишь! Я бы упала в обморок на улице, если бы увидела парня даже вполовину такого красивого, как ты!

Да, должно быть, у неё проблемы со зрением.

Он надеялся, что не покраснел, но в одном был уверен: после того, как она произнесла эти слова, из его пениса вытекло гораздо больше семенной жидкости, предшествующей эякуляции.

– Это… э-э… очень мило с твоей стороны, Сноуи.

Она наклонилась ближе.

– Мне бы очень хотелось знать, о чем ты пишешь?

По крайней мере, его стандартный ответ отвлечёт его от тяжелой ауры сексуальности, исходящей от неё, словно дым; и весь этот ответ был основан на том, что он сформулировал, прочитав все свои романы – которые он не помнил, как писал – и его философской идеологии, которая была у него в крови.

– Я – писатель, – с нажимом произнёс он. – Я путешествую по всей стране. Мне необходимо видеть разные вещи, разных людей. Мне необходимо видеть жизнь в разных социальных слоях.

– Стратас, – сказала Сноуи.

Или это “cтратум” во множественном числе? Или нет! “Стратум” – единственное число, а ”cтратa” – множественное! Чёрт! “Стратас” – это неправильно!^[14]

– Я приезжаю в такие отдаленные города, потому что они на самом деле живые. Они живут своей собственной жизнью, отдельно от остального общественного мейнстрима страны. Такие города более реальны. Я – писатель, но в более эзотерическом смысле, я – провидец, потому что то, что я пишу – это переосмысление того, что я испытываю, а происходящее вокруг является необходимым опытом.

Претенциозное и, по сути, нелепое самовыражение, казалось, обворожило Сноуи. Её розовые глаза остановились на нём, и рот на её, почти неестественно, узком лице открылся; показалось, что его скучный, фальшивый интеллектуальный ответ подействовал, как любовное зелье. Это, безусловно, превратилось в самые странные несколько часов его жизни, пришло понимание Писателю в голову. Будут ли часы его пребывания в этом городке такими же странными?

Она смотрела на него так пристально, что ему показалось, будто она вот-вот наклонится и поцелует его. Писатель знал, что должен держать себя в руках. В конце концов, он был лет на тридцать старше, если не больше; к тому же, как бы это ни было приятно, если бы она поцеловала его, он несомненно испустил бы спонтанное семяизвержение в свои штаны.

Я не могу этого допустить! Мокрое пятно будет невозможно скрыть!

Он должен был вырвать её из оцепенения похоти. Ему становилось неуютно, и реднеки, заполнившие бар, вероятно, заметили это.

– О, позволь тебя спросить. Твоя мама упоминала популярного евангелиста… он тоже остановился у вас в гостинице?

Туман в её глазах рассеялся.

– Что? О, да. Он приехал немного раньше, как раз, когда я возвращалась с работы. Его зовут Пастор Томми Иг… Иг-чего-то там. У него собственное телешоу. Думаю, он богат, потому что у него шикарная чёрная машина, кажется, “Кадиллак”.

– Эй, дорогуша, Сноуи, – крикнул помощник барменa. Он всё ещё сгребал лёд в ведро для пивных бутылок.

– Привет, Милки, – сказала она, почти не обращая на него внимания. – Не работай слишком много.

– И не собираюсь, милая.

Писатель ухватился за подходящий момент:

– Он тоже твой родственник?

Наконец она пришла в себя:

– О, ты имеешь в виду, потому что мы оба альбиносы – и да, и нет. Мы все часть клана Говардов. У каждого из нас только два родственника, но это было, черт возьми, я даже не знаю, лет сто назад, – oна вздохнула и крепче сжала его колено. – Это длинная, скучная история, и я уверена, что ты не захочешь её слушать.

– О, но мне бы очень хотелось это услышать, – настаивал он, наклоняясь ближе.

– Я думаю, что это восходит к 20-м годам. Я, кстати, лучшая, кого об этом можно спросить. – казалось, она непроизвольно напрягла грудные мышцы, отчего очертания её груди стали ещё более выразительными.

Писателю захотелось громко застонать.

– Думаю, в этих краях нас человек сорок-пятьдесят, – продолжила она. – Всякий раз, когда мужчина-Говард обрюхатит девушку, рождается альбинос, и когда девушка из Говардов беременеет, то тоже рождаются альбиносы. Странно, конечно, но так было всегда с тех пор.

– В этом нет ничего необычного, – сказал Писатель. – Союз ваших прародителей в 20-х годах произвёл то, что известно, как доминантный ген. И, Сноуи, ты такой же обычный человек, как и все вокруг, и если ты не возражаешь, что я так говорю – и, если уж на то пошло, твой альбинизм делает тебя ещё красивее, – после чего в его голове зазвенела дурацкая тревога.

Что я только что сказал? Она же подумает, что я кадрюсь к ней! Она наверняка подумает, что я пытаюсь склеить её этими банальными комплиментами! Он уже хотел извиниться, но…

Она склонила голову, вытирая слезы.

– Это… это самое приятное, что мне когда-либо говорили…

Писатель был удивлён её ответом. Он взял ее руку на колени и сказал:

– Сноуи, не плачь, я только…

Но затем она выпрямилась, шмыгнула носом и вытерла глаза.

– Ты просто самый милый мужчина, – и теперь она наклонилась, было понятно, что она его поцелует…

Но…

…когда ее губы оказались в дюйме от его губ, этот жест был прерван, как топором через ламповый шнур, ревущей жизнерадостной, шумной мелодией. У Сноуи зазвонил телефон.

– Бляяяядь! – в ее голосе прозвучало явное неудовольствие. – Черт, это Дон^[15]. Прости, но я должна ответить.

– О, пожалуйста, не обращай на меня внимание.

Хоть Писатель и был польщен ее попыткой поцеловать его, но его также заинтересовал и её рингтон. Он поморщился, ломая голову. Что это была за мелодия? Он знал, что слышал её миллион раз, но сейчас совершенно не мог вспомнить. Эта несущественная вещь его сейчас очень сильно раздражала. Одна половина его мозга боролась за название мелодии, другая за то, чтобы незаметно подслушать разговор Сноуи с этим/этой Дон…

–...чёрт, Дон, я занята, я с другом, чёрт возьми, и я не хочу уходить. Что? Когда? Пару минут назад? О, дерьмо! Это была скорая помощь округа? Ты шутишь? Я даже не знала, что в Люнтвилле есть скорая! Они никогда не доставляли их раньше, не так ли?

Скорая помощь? Любопытство Писателя разгорелось не на шутку, но другая половина его мозга продолжала вычислять мелодию звонка. Она же вертится у меня на языке! Что это за мелодия?

– Но, Дон, я же говорила тебе НА ПРОШЛОЙ НЕДЕЛЕ, мы не можем сейчас, потому что Додика здесь нет. Я ЖЕ ГОВОРИЛA ТЕБЕ!

Мозг Писателя на мгновение отвлёкся, чтобы подумать:

Додика…?

– Он повёл сыновей на бойскаутскую вечеринку в “Национальный Парк Буна”. Чёрт, девочка, ты что, не слушаешь, что я тебе говорю! У нас никого нет для… для… ну ты поняла…

К чему бы ни относились эти загадочные комментарии, Писатель не мог себе представить, да и ему было все равно. Сейчас он боялся, что никогда не уснёт, если не вспомнит этот чертов рингтон.

– Ты этого не знаешь. Всё, что тебе нужно сделать, это сказать Оги, чтобы он не приходил до следующей недели…

Пауза, на другом конце кто-то что-то бормотал. Потом снова замолчал, словно размышляя. Тем временем Писатель продолжал размышлять над этой чертовой мелодией. Затем, как стрела из арбалета, его поразило озарение…

“Семейка Монстров”!^[16] – oбрадовался он. – Эта тема из «Семейки Монстров»!

– Хорошо, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы это произошло. Скоро увидимся, – и она повесила трубку.

– Сноуи, – выпалил он. – Откуда ты знаешь “Семейку Монстров”? Ты слишком молода, чтобы их знать.

Она искоса взглянула на него.

– Что? А, мой звонок. Да, я люблю “Семейку Монстров”. Мы с ма всё время смотрим их по кабельному. На самом деле это моё любимое шоу.

– Как интересно!

Она наклонилась и снова сжала его руку.

– Мне нужно в дамскую комнату, а потом я должна буду попросить тебя кое о чем, хорошо? В этом нет ничего особенного, и это понравится тебе, поверь мне.

Она соскочила со стула и направилась в туалет.

Её просьба сбила его с толку. Он думал об этой дурацкой, замечательной теме из "Семейки Монстров". Эта песня наполнила его самыми приятными воспоминаниями: он смотрел «Мюнстеров» каждую неделю в подростковом возрасте, а также другие замечательные шоу, такие как «Семейка Адамс», «Гиллиганов», «Крысиный патруль», и умолял родителей позволить ему допоздна посмотреть телевизор. Какие это были чудесные времена!

Затем он уставился в пространство, и возникло ощущение, будто шар пробивает стеклянный дом…

Хвала великому Зевсу! Я только что вспомнил кое-что конкретное и подробное о своём детстве! Телешоу по чёрно-белому телевизору, а потом у нас появился большой цветной RCA, когда папа получил повышение на работе! Дом в Боуи, «Форд Фэрлейн» на подъездной дорожке!

Несомненно, это было началом ручейка, который в конечном счете приведёт к полному восстановлению его памяти…

Но что сказала Сноуи? Она хочет, чтобы я что-то сделал? Что бы это могло быть?

В этот момент она вернулась с напряженным выражением на её узком лице.

– Сноуи, мне очень любопытно. О чём ты хотела меня попросить?

Она села рядом и заерзала:

– Просто хочу, чтобы ты пошёл со мной к моей подруге Дон.

Просьба выглядела достаточно безобидной.

– Понятно, потому что ты предпочитаешь не ходить ночью одна…

– Нет, дело не в этом. Просто… Просто поверь мне.

– Конечно, я с удовольствием сопровожу тебя куда угодно, но есть ли у меня возможность выпить ещё одно пиво?

– Нет. Понимаешь… Просто доверься мне. Нам пора идти.

– Понимаю. – Но после стольких часов в автобусе, разве он не слишком устал для долгой прогулки? – Далеко живёт Дон?

– Э-э-э, ну мы не пойдём к ней домой, мы пойдём к ней на работу, это всего в пяти минутах пешком.

Писатель согласно кивнул.

– А где она работает?

Её эпохальные груди выделялись в необузданном великолепии. Она вздохнула.

– Дон работает в похоронном бюро Люнтвилля…

Как бы ему ни нравилось проводить с ней время, происходящее начало приобретать оттенок странности, который начинал беспокоить его.

– Ну... что именно ты хочешь?

– Пожалуйста, пойдём со мной! – взмолилась она. – Я же говорю тебе, там кое-что будет для тебя. Ты же хочешь узнать, что именно?

– Да, конечно.

Она прошептала ему на ухо:

– Дон и я, мы сделаем тебе двойной минет. Мы обе будем сосать твой член так сильно, что у тебя глаза вылезут из орбит…

Здравый смысл рассыпался прахом. Всё это было неправильно, но Писатель повернулся, поднял палец вверх.

– Сэр? Рэй, можно вас? Боюсь, мне придётся побеспокоить вас насчёт моего счёта.

Реднек в дурацкой шляпе кивнул.

– Сейчас…

– Рэй? А не могли бы вы продать мне упаковку пива с собой, пожалуйста?

Рэй остановился на месте, вытаращил глаза и подошёл так быстро, что это было даже агрессивно.

– Чего, бля, мистер? Хочешь, чтобы я продал тебе алкоголь на вынос, когда у тебя нет специального пакета? Это противозаконно, приятель!

– О, мне ужасно жаль, я не знал…

Рэй хлопнул ладонью по стойке.

– Я просто шучу, мистер! Сейчас принесу твою упаковку!

Ух ты, – подумал Писатель. – Думаю, мне не хватает чувства юмора…

Он расплатился наличными, оставил смехотворные $50 чаевых и поднялся со стула.

– Спасибо, Рэй. Уверен, мы скоро встретимся снова.

Лицо бармена исказилось кривой улыбкой.

– Спасибо, мистер. За тридцать с лишним лет работы в баре я ни разу не получал чаевых в пятьдесят баксов.

– Скажите, пожалуйста, – продолжил Писатель, – вы упомянули, что недавно сюда приходил человек, похожий на меня в молодости…

– И сбежал, не заплатив, после того, как выпил кучу нашего лучшего односолодового виски, ублюдок крысиный. Надеюсь, я никогда не увижу его рожу снова.

Писатель не знал, как сформулировать мысль, и не мог понять, зачем он вообще спрашивает, но всё же спросил:

– Мне просто любопытно, понимаете? Но... на какую сумму был его счет?

– Ты можешь в это поверить? – cказал Рэй. – $126!

* * *

Совпадение, – убеждал он себя. – Что ещё это может быть? Ну и что? Мой счёт в баре двадцатилетний давности был таким же, как у парня, который похож на меня? Бессмыслица какая-то. Он размышлял об этом, идя рядом со Сноуи по главной улице, подальше от центра города. Вдоль дороги тянулись ещё несколько магазинов: редкие уличные фонари, казалось, потемнели, единственная хоть какая-то активность на улице была чуть впереди у закусочной “Венди”. Это то место, где делают квадратные бургеры? Почему не треугольные? Почему не трапецивидные? Странное дежа-вю снова заставило волосы на его шее встать дыбом. Несмотря на то, что его вёл совершенно незнакомый человек в незнакомом городе, в похоронное бюро около полуночи (потенциальное обстоятельство для опасности), Писатель чувствовал себя бодрым и удовлетворённым, непохожим ни на что, что он когда-либо чувствовал до этого.

“Семейка Монстров”! – задумался он. Мелодия звонка Сноу пробудила его первое воспоминание о детстве. Для него это было потрясающее событие, и он мог только подозревать, что это была верхушка айсберга. Больше воспоминаний, без сомнений, уже были в пути. Сочетание мелочей, таких как мелодия звонка, плюс эта среда, без сомнения, были катализатором… доктор Оффенбах была права!

Только теперь он понял, что Сноуи держит его за руку, пока они шли по темной улице. Она обещала непристойную награду за это путешествие, не так ли? Оральный секс от двух женщин! Но не слишком ли он воспитан, чтобы принять её предложение? Во имя Вашингтона Ирвинга, надеюсь, что нет! Дальнейшее описание его нынешнего сексуального возбуждения здесь не нужно.

– Так мы собираемся встретиться с твоей подругой Донной?

– C Дон, – поправила она.

– C Дон, конечно… в похоронном бюро? Я правильно понял?

– Да, я знаю, что это звучит странно, но…– oна сжала его руку и улыбнулась в свете уличного фонаря. – Поверь мне, лучше я всё объясню, когда мы доберёмся до места. Ты окажешь нам огромную услугу!

Ага, несомненно. Какую же это такую огромную услугу я могу оказать, посетив ПОХОРОННОЕ БЮРО?

Дальнейшие рассуждения начали раздражать его. Неужели она втянула его в этот неприличный поход с какой-то другой целью? Неужели в конце их пути их поджидают какие-то злодеи, жаждущие ограбить «Богатенького Писаку»? – или ещё какой-то другой, но не менее радужный вариант? Это были разумные предположения… и всё же он шёл, держась за руки, таща в другой большую упаковку пива. Следующий фонарь отбрасывал их тени на асфальт. Какие ОГРОМНЫЕ груди, – отметил он, увидев её силуэт, как раз, когда они проходили под ним.

Во всех окнах горели тусклые желтоватые огоньки, а на подъездной дорожке показался длинный чёрный “Кадиллак”.

– А вот и пастор Томми, – заметила она. – Ма любит, когда он остаётся здесь, потому что она к нему неровно дышит. Он красивый мужик. И богатый! – присвистнула Сноуи.

Очень интересный состав персонажей, – размышлял Писатель. Это наблюдение внезапно зажгло его творческий запал. – Я могу описать этот город и этих людей! Настоящий Пейтон-Плэйс^[17] Южного белого отребья!

Неужели именно этим он занимался, когда писал первую страницу много лет назад?

Эти мысли последовали за ним, когда в следующем ряду закрытых магазинов появилась брешь, открывая участок, покрытый гравием, камнями, сорняками и множеством пустых пивных бутылок. И…

Он остановился, прищурившись.

– Там припаркована машина? – eго сердце екнуло, когда ему показалось, что он увидел толстую мужскую фигуру, стоявшую рядом с машиной.