Текст книги "Головач-3 (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

Соавторы: Райан Хардинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Я убью тебя, ей-богу! – завизжала Карли. – Убью нахрен!

Она снова собиралась, было встать, но Текс напомнил ей:

– Не надо, Карли. Встанешь – проиграешь. Досадно будет, если окажется, что ты глотала все эти харчки напрасно, не так ли?

– БЛИН! Тебе капец будет, когда я встану, грязная шлюха! – заорала Карли. Обуреваемая жаждой мщения, она запрокинула голову назад. – Давайте уже! Парни, можете харкать быстрее? В жизни не видела толпу таких сухоротых педиков!

Будь Карли чуть умнее, она бы воздержалась от последней фразы, поскольку та лишь простимулировала стоящих в очереди откашливаться еще усерднее и убедительней. Также некоторые мужчины, вместо того, чтобы отхаркивать, прикладывали большой палец к одной ноздре, и выдували чистую слизь из другой, прямиком в рот бедной Карли. Проглотив несколько раз, она рявкнула Тексу:

– Эй, это нечестно! Должен быть харч!

– Хватит ныть, девочка, – пожурил ее Текс. – Харч, сопли, все это – одно и то же. Странно, что ты воспринимаешь свое участие здесь, как нечто должное. Не у каждой девки есть возможность заработать такие легкие деньги. Если тебе не нравится... – Текс пожал плечами, – можешь признать поражение, и пусть выигрыш достанется Доре.

– Да, сдавайся, сосалка! – Дора издала хриплый смешок. – Сдавайся, как ты всегда делаешь в своей жалкой, соплежуйской, блядской жизни!

– Ты прыгала на половине бэктаунских членов, паршивая сучка, так что не строй из себя святошу!

Дора хохотнула.

– Я трахалась с теми, у которых хватило ума не "кидать палку" в твою гнойную, зассанную "дырку"!

Лицо у Карли Энн покраснело.

– Когда я отмудохаю ту шлюху, могу расплющить и твою мерзкую рожу!

– Что ж, может, я и испугалась бы до усрачки, если б думала, что ты будешь сидеть с разинутым ртом до победного конца, но не похоже, что мне здесь что-то угрожает!

Карли Энн открыла рот, чтобы сказать что-то, но осознала, что это лишь сыграет Доре на руку. Вместо этого она запрокинула голову назад, заорала:

– Давайте! – и снова широко разинула рот, приготовившись к очередной порции мокроты.

Отсчет продолжался:

– Шестьдесят шесть!

Хрррр-КХА!

– Шестьдесят семь!

Хрррр-КХА!

– Шестьдесят восемь!

Хрррр-КХА!

Брайс побрел к все еще стоящим в очереди Оги и Кларку.

– Я ухожу. Это выше моих сил.

– Где твое милосердие, Брайс? – сказал Оги с бесстрастным лицом.

– Милосердие?

– Ага. Мы даем этим бедным, подвергающимся дискриминации женщинам шанс выиграть немного денег в эти сложные для экономики времена.

– Вам, жлобам, должно быть стыдно за себя, – с отвращением произнес Брайс.

– Да, должно быть, – сказал Оги.

– Но нам не стыдно! – закончил за него Кларк. Снова раздался гиений смех.

Брайс бросил Оги ключи.

– Я возвращаюсь в отель пешком. А вы, два примерных горожанина, пока развлекайтесь.

В след удаляющемуся Брайсу несся смех.

– Мы всего лишь обращаемся к своему первобытному, лимбическому "я", Брайс! – крикнул Кларк.

– Не волнуйся! – добавил Оги. – Мы расскажем тебе, кто выиграл.

Брайс повернулся, чтобы показать им обоим средний палец, но так и не сделал это, поскольку на глаза ему попался кашляющий и задыхающийся Милтон Уоллер, который снова набрал полный рот зернистой черной флегмы и...

– Семьдесят!

... и уронил ее прямо Доре на язык.

– Лучший харч, который я проглотила за весь вечер! – воскликнула старуха. – По вкусу похоже на мясо! С дымком!

Брайс полубегом ретировался с ужасного заднего двора. Ему потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от негодования и отвращения. Он едва видел бродящих вокруг него людей, ему несколько раз пришлось останавливаться, чтобы сориентироваться и убедиться, что он идет в правильном направлении. Ближе к концу "главной улицы" он прошел мимо шумного трейлера, где, очевидно, играли в покер. И услышал – или ему показалось – как веселый голос с деревенским акцентом произнес:

– Едрить-колотить, Фарлер! Если сейчас не проиграешь, придется нам устроить тебе "головач"!

Вслед за этим раздался хохот, и Брайс покосился на шаткое жилище. Неужели он только что сказал... Но потом, отогнав от себя эту мысль, понял, что ему все равно. Он просто хотел свалить отсюда.

Наконец, Брайс выбрался из официального периметра Бэктауна. Слава богу. Петляющая дорога, похоже, была неплохо освещена луной. И он знал, что возвращение в мотель не займет много времени. Но не успел он отправиться в путь, как...

Черт, ссать хочу, как скаковая лошадь.

Он не понимал, зачем ему нужно быть таким щепетильным. Я могу поссать где угодно. Весь этот ГОРОДОК – сплошной сортир. Но его гарвардская культура настаивала, чтобы он сделал это хотя бы не посреди дороги. Он сделал несколько шагов в лес и нашел подходящее дерево.

Что это? – мысленно поинтересовался он, вглядываясь в пропитанные лунным светом деревья.

Оказалось, это всего лишь древняя ветхая хибара. Провисшую крышу покрывала бессистемно уложенная черепица из жестяных банок. Немногочисленные окна строения, казалось, давно уже потеряли свои стекла. Брайс уставился на лачугу, словно завороженный. Но почему – было для него загадкой. Он подошел ближе, не обращая внимания на давящий мочевой пузырь. Наверное, это была игра лунного света, но лачуга будто искажалась, некрашеные дубовые доски, казалось, источали слабое серое свечение. Что я делаю? – слегка встревожено спросил он себя.

Ему захотелось зайти в хибару.

Входная дверь – если это можно так назвать – состоящая из трухлявых дубовых досок, была закрыта, В центре двери был закреплен тусклый бронзовый овал, представляющий собой полусформированное лицо. Просто два глаза, безо рта и каких-либо других отличительных особенностей. Выглядело это "лицо" угрюмо, и даже зловеще.

Хотя, что за глупости? Это всего лишь дверной молоток.

В голову ему просочилась нездоровая мысль: Я постучу в дверь... и кто-то ответит...

Снова какая-то глупость. Это всего лишь старая дерьмовая лачуга, многие годы гниющая в лесу. Хотя проникновение – это совсем другое, и его повышенная городская чувствительность подняла тревогу. Его там могли поджидать несметные опасности. «Крэковые» наркоманы, «метамфетаминщики», сумасшедшие бомжи. И все же Брайс не стал обращать внимание на глас здравого смысла. Почему бы мне просто не поссать и не свалить отсюда? И опять его действия оказались для него загадкой. Скорее, это походило не на любопытство, а на непреодолимое желание.

Он распахнул хлипкую дверь и вошел.

Крошечный фонарик на брелке заполнил интерьер хибары сверхъестественным свечением. Внезапно Брайс задался вопросом, не галлюцинирует ли он. Может, кто-то в трейлер-парке подсыпал ему в напиток ЛСД или типа того? Но, нет, он ничего не пил.

Тогда что это за хрень? Болотный газ?

Но это всего лишь лес, не так ли? Здесь нет никаких болот.

Смрад гнилого дерева – и другие менее различимые запахи – били ему в ноздри. Водя лучом фонарика вверх-вниз, он увидел, что все углы помещение опутаны толстой, как марля паутиной. На стенах висели старые мертвые осиные гнезда, большие, как футбольный мяч. Хотя присутствовала высокая вероятность того, что мертвы были далеко не все. От одного сделанного вперед шага пол скрипел несколько полных секунд. На голой дощатой стене висело что-то похожее на изъеденный червоточиной листок бумаги. Брайс наклонился ближе и посветил фонариком. Да, это был листок бумаги. Часть его держалась за стену с помощью плесени, но он смог прочитать надпись: «Домашний любимец 1994 года по версии журнала „Пентхаус“». Джина Как-Там-Ее провисела на стене все эти двадцать лет. И теперь от нее остался лишь смутный призрачный образ, испещренный белыми пятнами. Видны были только впечатляющие имплантанты, и густая шапка крашенных, кажется, в рыжий цвет волос. Четкость же сохранили лишь темные точки глаз. Но когда Брайс переместил луч фонарика чуть выше, сердце у него екнуло.

Не может быть…

В центре лба был нарисован – очевидно, черной шариковой ручкой – грубый кружок, заштрихованный каракулями. Художник явно намекал на дыру во лбу "модели".

Боже мой…

Брайс быстро отвернулся, затем посветил лучом крошечного, но мощного фонарика на стоящий на уровне пояса продолговатый предмет. Стол. Восемь футов в длину, крепкий. Он даже не пошатнулся, когда Брайс толкнул его. Сделан на совесть.

Но для чего он?

Стол занимал большую часть главной комнаты. Почему не диван? – задался вопросом Брайс. Зачем ставить такую громадину посреди главной комнаты?

Затем Брайс направил луч света на стол и посмотрел внимательней.

Казалось, один конец был давно чем-то разъеден. Если кто-то, например, лежал на столе (хотя зачем вообще им это делать?), край, где находилась голова, потемнел и покрылся легкими выбоинами, будто его травили кислотой, или типа того.

Почему мне кажется, что это кровь?

Брайса продолжали атаковать мысли, которых он не мог понять. Да, место было зловещим. Да, здесь дурно пахло. Но почему тогда его обуял неумолимый и острый как бритва ужас?

Это всего лишь гребаная древняя хибара, – пытался он мысленно успокоить себя. И нет никакой причины полагать, что вещество на конце стола является старой кровью...

Но уравновешенности у Брайса не прибавлялось. Поморщившись, он бросился из хибары обратно в лес. Но тут же остановился, будто наткнулся на невидимую стену, когда увидел стоящую прямо перед ним фигуру.

– Черт! – взревел он, слова изумления застряли у него в горле.

– О, блин, мужик, это ты, – прозвучал знакомый голос. – Не хотел тебя напугать...

Брайс прислонился к дереву, грудь распирало так, будто это был бочонок с порохом, готовый взорваться. Наконец, он расслабился.

– Но у тебя получилось...

Фигура оказалась парнем, с которым он разговаривал ранее. Стьюи? Нет, Студи.

Тощий длинноволосый мужчина шаркнул ногами.

– Да, ночью в лесу довольно стремно, но это отличный короткий путь в город.

– Хорошо, именно туда я и направляюсь.

– Я так понимаю, ты со своими друзьями нашел дорогу в Бэктаун?

– Да, и теперь ищу, как выбраться. Мои приятели все еще там. "Тусят". А я? А мне хватило Харч-вечеринки.

Студи усмехнулся.

– Да, парни есть парни. А ту Дору сложно переиграть. Будь это слова или харчки. Как бы то ни было, я тоже возвращался в город, и тут наткнулся на тебя. Могу поклясться, я слышал в этой лачуге звуки. Но я и представить не мог, что увижу там кого-то. Нет, только, не в ней.

Брайс, прищурившись, всмотрелся сквозь пучок лунного света, бросающий полоску Студи на лицо.

– Судя по тому, как ты это сказал, это какая-то необычная лачуга?

Снова смешок.

– Не, не, вовсе нет. Многие говорят, что в ней водятся привидения. И я охотно верю, хотя сам никогда не видел там ничего подобно. Хотя, да, всякие истории про нее ходят, это верно.

Брайс насторожился.

– Какие истории?

– Ну, понимаешь, пятнадцать лет назад... хотя думаю, что больше двадцати... – однако нахлынувшие воспоминания не дали ему закончить. – О, пока не забыл, держи "десятку", которую ты мне одолжил. Говорил же, что верну.

Брайс уже не ожидал увидеть ни денег, ни Студи. С некоторым унынием он взял у мужчины десятидолларовую банкноту. Меня не волнуют деньги, я хочу услышать про...

Студи продолжил:

– Да, я купил себе пива в "Сэлли", затем поставил сдачу на Марли и выиграл в "кости" пятьдесят «баксов».

– Поздравляю, – сказал Брайс. – Тебе повезло больше, чем мне. Но минуту назад ты говорил...

Студи, казалось, снова вспомнил.

– Ах, да, лачуга.

– Лачуга с привидениями, – сказал Брайс. – Почему считается, что в ней водятся привидения? Это как-то связано с «головачами»?

Постоянно расслабленный Студи вдруг напрягся. В лунном свете он выглядел очень удивленным.

– По правде сказать, да. А как ты догадался?

Брайс не стал делиться своими наблюдениями: татуировка, комментарий из "карточного" трейлера, постер из «Пентхауса», и т. д.

– Скажем так, у меня было дурное предчувствие.

Студи прислонился к дереву и скрестил руки. Казалось, он был удивлен интересом Брайса к этой жуткой теме.

– Что ж, раз ты спросил, эта лачуга когда-то принадлежала одному старику, по имени Джейк Мартин. Мне и десяти не было, когда это все происходило. Но должен сказать, что старик всегда хорошо ко мне относился. Бедный старый засранец – он был башмачником, но страдал какой-то хворью, из-за которой, чтоб он не помер, ему отрезали ноги.

Брайс слушал, выпучив глаза. Черт. Башмачник... без ног...

– Так вот, все сводится к старому Джейку и его внучку, Трэвису Тактону. Жизнь у них была бедная и хреновая, и, полагаю, однажды они об этом задумались, да так, что повредили себе мозги. Почти каждая клятая семья в округе причиняла Мартинам и Тактонам какой-нибудь вред, я в том смысле, если заглянуть на несколько десятилетий назад. Воровали у них, лгали им, или изменяли. Блин, у них даже отняли обманом большой участок земли.

– Да? – сказал Брайс. – И что же?

Студи пожал плечами. – И однажды оба они сказали: "На хрен!" и решили устроить "ответку".

– То есть, "Головачи", – произнес Брайс.

– Угу. И это была "ответка" так "ответка". Джейк Мартин и Трэвис Тактон устроили здесь, в этой лачуге десятки "головачей". А, может, и сотни.

Десятки? Сотни? Услышанное не укладывалось у Брайса в голове. Это – безумие. Я должен сидеть у себя манхэттенской квартире за миллион долларов, и смотреть свой 72-дюймовый телевизор. А вместо этого я здесь, слушаю рассказ какого-то неудачника про то, как если обидишь не того деревенщину, тебя трахнут в голову.

Да. Безумие.

– Что-то не так, мужик? – спросил Студи.

Брайс ошарашено смотрел перед собой. Затем он вырвался из оцепенения.

– Да, да, есть такое. Раньше ты говорил, что за сто долларов ты…

Студи улыбнулся, смягчившись.

– Да, я говорил, что смогу доказать тебе, что "головачи" существуют на самом деле...

Брайс сунул ему в лицо стодолларовую купюру.

– Пошли, Студи.

Студи взял банкноту и с прищуром посмотрел на Брайса.

– Мужик, тебя мучает любопытство по поводу этого, да?

– Ага.

– Я возьму твои деньги и покажу тебе то, что ты хочешь увидеть. Только помни, что говорят про любопытство (имеется в виду поговорка «любопытство сгубило кошку» – прим. пер.).

– Я не суеверный, и терпеть не могу кошек. – Брас начинал терять терпение. Он сунул еще одну 100-доллровую купюру Студи в карман рубашки. – Раз мы заключили сделку, давай уже ближе к делу. Я не могу торчать здесь всю ночь.

Студи отошел от дерева.

– Ладно, дружище. Иди за мной...

Разочарование все сильнее проникало в Брайса, когда он топал вслед за своим "экскурсоводом". Тропинка вела их прямиком сквозь густой, первобытный лес. Брайс стряхнул с себя неприятное ощущение, будто кто-то в лачуге наблюдал за ним. Кто это мог быть? Призраки?

– Что случилось с теми двумя парнями? Трэвисом и Джейком Как-Там-Их?

– Померли, оба. Один коп застрелил их в той самой лачуге, из которой мы только что ушли. Застукал их с поличным, когда они трахали в голову Тибальда Кодилла. Думаешь, на этом все закончилось? Но... – Студи двигался вперед, с легкостью перешагивая через кусты ежевики. Но Брайсу приходилось нелегко. Он постоянно запинался об пни, а каждые несколько шагов за ботинки цеплялись вьюны. В какой-то момент в голову ему пришла нелепая мысль, что сам лес предостерегает его от этой прогулки...

– Но? – спросил Брайс. – Но что?

– Но "головачи" продолжают устраиватся, то тут, то там.. В основном, всяким отморозкам и бомжам. Наркоманам. Кто-то ловит их, а затем... – Студи беспечно пожал плечами. – Затем трахает в голову. Нет лучшего способа отправить послание.

Сырость лишь сильнее нервировала Брайса.

– Так куда именно мы сейчас идем?

– К доказательствам, дружище. Ты же этого хотел? Я увидел это сам лишь потому, что пошел из города через лес, чтобы срезать путь.

– Ты видел «головач»?

– Нет, я видел, как братья Ларкинсы хоронили кого-то.

– Хоронили... кого?

– Какую-то "мокрощелку", которой они устроили "головач". Еще ее дружка, но с него они только сняли кожу, как со свиньи.

Брайс поморщился.

– Сняли с него кожу?

– Ну, да, они постоянно делают подобное дерьмо. Снимают кожу, оголяют яйца, давят трактором. Но поступают так только с наркобарыгами, педофилами и тому подобными.

Оголяют яйца? Давят трактором? Да здесь совсем другой мир.

Брайс задумался над уроком истории, который преподал ему Студи.

– Братья Ларкинсы, – пробормотал он себе под нос.

Студи остановился и резко развернулся, предупредительно направив на него палец. Брайс впервые увидел этого человека серьезным. Судя по его жесту и тону голоса он был очень серьезен.

– Но никого не спрашивай про "головачи", и ничего не говори про братьев Ларкинсов. Иначе... Можешь быть уверен, что мы оба окажемся в земле. Слышишь меня?

– Отлично слышу. Так... они убивают наркодилеров? Если честно, я не возражаю. Но, а как же полиция?

Студи усмехнулся.

– Нам не нужна полиция, чтобы справляться с нашими делами, мужик. Мы сами заботимся о себе. Братья Ларкинсы – вот вся наша полиция. И единственное, с чем они не смирятся, это – наркотики. Если поймают кого-то, кто покупает их или продает... Больше его никто никогда не видит. Копы штата то и дело заезжают сюда, но они не желают связываться с местными. Они нас не трогают. Не хотят совать нос в наши дела. Это того не стоит. Все равно, все они – взяточники.

Брайс попытался усвоить услышанное.

– Ладно. Итак. Чтобы наказать наркодилеров, их трахают в мозги?

– Ага, – ответил Студи, как ни в чем не бывало.

Что ж, если перспектива того, что какой-то деревенский психопат кончит тебе в череп, не заставит тебя отказаться от наркотиков, то уже ничто не заставит.

Они все шли и шли под усиливающийся стрекот сверчков, а хруст веток под ногами становился все громче. Это жуткое путешествие и еще более жуткий разговор полностью лишили Брайса представления о его географическом местонахождении. И только он начал думать, что его заманивают в какое-то глухое место с целью грабежа...

… как Студи остановился.

– Это здесь, дружище.

Они стояли на поляне, и в лунном свете Брайс заметил чахлый, стелящийся над землей туман. А еще он обратил внимание на очень слабый запах.

В одном месте Студи отбросил ногой с земли листья. Внимательно посмотрел вниз, затем опустился на колени. Взмахом руки попросил Брайса сделать то же самое.

Брайс присел рядом с ним.

– То есть... мы пришли на...

– Капай, братан. Если хочешь увидеть. – Длинная пауза сопровождалась равнодушной улыбкой Студи. – Уверен, что хочешь? Ничего страшного, если ты передумал.

Конечно же, я не собираюсь раскапывать чью-то гребаную могилу, чтобы только узнать, совали ли ему в голову член, – подумал Брайс. Это безумие. И что, если совали? Это же не сериал «Место преступления: Люнтвилль». Я вернусь в «Росинку» и забуду про все «головачи». К тому же, если там действительно трупы, люди, которые зарыли их туда, не будут долго раздумывать, не расширить ли им могилу, если узнают, что мы что-то здесь вынюхиваем.

Самое здравое сейчас, это отказаться. Все зашло слишком далеко. Он начал уже мысленно сочинять извинение для Студи, за то, что потратил его время и заставил притащиться сюда...

Но вместо этого опустил руки и принялся копать. Это было опасно, ненормально и неприятно, но он должен был знать. Должен был увидеть сам, что все эти граффити, рисунки ножом и татуировки говорят правду. Во всяком случае, он всегда сможет убедить себя не верить в это безумие.

Вскоре оба мужчины черпали горстями перемешанную с листьями землю. Все это время Брайса преследовал тот слабый запах.

– Видишь, – между делом сказал Студи. – Это место не сколько лес, сколько кладбище. Даже думать не хочу, сколько наркобарыг лежит здесь. И по-моему, большинству из них был сделан "головач", особенно тем, кто женского пола. Что вполне уместно, скажу я. Эти подлые говнюки специально продают свое дерьмо детям, чтобы подсадить их. Затем заставляют их торговать телом за наркотики, а деньги берут себе. – Студи посмотрел на Брайса. – Можешь представить это себе, мужик? У тебя есть маленькая дочь, а потом какой-нибудь ублюдочный наркобарыга подсаживает ее на "дурь", а затем ты узнаешь, что он продает ее педофилам, а ей еще четырнадцати нет. Этого достаточно, чтобы вывести из себя приличных людей. Наркотики – зло.

Брайс был липким от пота и раздраженным, и социальное исследование Студи лишь усиливало его раздражительность. После нескольких минут рытья он остановился, чтобы вытереть лоб.

– Ты уверен, что это то самое место? Похоже, здесь ничего нет.

– Да? – сказал Студи. – А это видишь?

Вижу что? Брайс прищурился. Он зачерпнул из ямы еще одну пригоршню земли, и тут же почувствовал что-то... странное. Что-то холодное и липкое.

Он посветил своим крошечным фонариком и остолбенел

– Здесь ничего нет, говоришь? – сострил Студи.

Действительно, что-то там было. Лицо. Белое, как луна, лицо под слоем грязи.

– О, черт, – пробормотал Брайс.

– Это та "телка", блондинка, про которую я тебе говорил. – Студи присел, просунул руки под голые плечи трупа. – Давай, мужик, – прошептал он, ухмыляясь Брайсу. – Помоги мне вытащить ее...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Дверь трейлера с грохотом распахнулась, и два довольно крупных деревенщины вышвырнули Оги и Кларка на шаткое крыльцо. Оба упали плашмя на спины.

– И не ходите сюда! – крикнул один.

Второй, лысый тип с "элвисовскими" бакенбардами, свирепо зыркнул и указал на них пальцем.

– Не заставляйте нас повторять, если только не хотите вернуться в город с разбитыми рожами.

Дверь захлопнулась. Оги и Кларк поднялись на ноги, хоть и одуревшие, но еще не растрявшие всю чувствительность.

– Черт, Кларк, – рассмеялся Оги. Я считаю за честь, быть вышвырутым с покера в трейлер-парке Хонки-тонк Меном (Рой Уэйн Фаррис – амер. рестлер – прим. пер.).

Кларк же особой радости не испытывал.

– О чем ты думал? Назвал всех присутствующих в комнате, я цитирую: "кучкой вороватых деревенских вырожденцев".

Оги усмехнулся.

– Я, правда, так сказал?

– Да, именно так.

– Ну и хрен на них, если не понимают шуток... а еще они нас обжуливали. Это игра была такая же честная, как Либераче – натурал (изв. амер. пианист, всячески отрицавший свою гомосексуальность – прим. пер.).

Они потащились по главной улице, под хмурые взгляды местных лохмачей.

– Похоже, мы уже исчерпали их радушие, – сказал Кларк. – Давай просто вернемся в мотель.

– Да, я уже сыт по горло этим гребаным Бэктауном.

Они добрались до парковки, машин на которой было еще больше, чем раньше. С нескольких попыток Оги удалось открыть дверь внедорожника, и они с Кларком забрались внутрь.

– Черт, я пьян, – сказал Оги. Он поднял палец. – Но это хорошо.

– Хочешь, чтобы я сел за руль? – спросил Кларк, хотя был ничуть не трезвее. – Последнее, что нам нужно, это чтобы нас здесь остановили.

Оги завел автомобиль.

– Не остановят, а даже если остановят, думаю, мой друг Бен Франклин (амер. полит. деятель, изображенный на 100-долларовой купюре – прим. пер) и девять его братьев убедят копов нас не арестовывать.

В этот момент Оги въехал задом в заднее крыло какого-то пикапа.

– Молодец, Оги!

– Расслабься. Никто же не видел. – Оги выехал с парковки. – К тому же это не грузовик, а кусок дерьма. Владелец даже не заметит разницы.

После некоторых размышлений Оги повернул направо, вернувшись на Тик-Нек-роуд, в надежде, что едет правильно. Вскоре внедорожник несся по тихой дороге, разрезая тьму ярким светом фар. Уличных фонарей здесь не было. Единственным освещением служил тусклый свет звезд.

– Да, к черту Бэктаун, – сказал Кларк. – В жизни не видел столько идиотов.

– Пошли они все на хрен. Никогда терпеть не мог деревенщин, а теперь ненавижу их еще больше. Чтоб они рожи себе отстрелили, когда будут вещать на стену ружейный стелаж. Черт! Кстати, бордель мы так и не нашли.

– Ну и что. Я такой бухой, что у меня все равно не встанет.

– Чушь, – возразил Оги. – Мы – крепкие молодые парни. Не знаю, как ты, но я и бухой в жопу и трезвый, как стекло, могу всю ночь заниматься сексом, а проснувшись, буду готов еще "бросить палку".

– Лучше забудь, потому что туда мы не вернемся. Но, по крайней мере, мы повидали реальную жизнь. Как там он это назвал? Харч-вечеринка?

– Ага! – оживился Оги. – Это было круто! Как тебе Карли Энн? Вот тебе и дерьмовый денек в "Мухосрани"! Она проглатывает, наверное, целый галлон плевков, чтобы проиграть соревнование с разницей в один харч. Затем ей надирает задницу блондинка, которая отсосала у ее дружка. А в довершение всего, Дора сует палец себе в рот и выблевывает все содержимое желудка прямо девке на лицо. Я думал дать ей сто долларов, но... хрен на нее. Побеждай, либо вали домой. В яхт-клубе нам ни за что не поверят.

– Поверят, – сказал Кларк. – Я снял все на "айфон".

– Молодец! – Оги дал ему "пять". – Ты должен прямо сейчас послать мне это.

Кларк поморгал, будто пытаясь навести резкость на расплывающийся экран телефона. Несколько раз постучал по нему пальцем и в следующую секунду телефон Оги завибрировал у него в кармане.

– Нужно было порезать видео на несколько частей, – объяснил Кларк. – Черт. Телефон сейчас сдохнет.

– Не парься. Если наткнемся на еще одну Харч-вечеринку, воспользуемся моим.

– Едем обратно в мотель?

– Да, только мне все равно нужна "дырка", я имею в виду, сейчас. Давай возьмем Брайса и вернемся в "Сэлли". Я не уеду из этого гадюшника, пока не выбью дно еще у какой-нибудь деревенской сучки.

– Неплохой план.

Но в следующее мгновение Оги и Клар, прищурившись, всматривались сквозь лобовое стекло.

Кларк надел очки.

– Там кто-то идет?

– Точно.

– Это не Брайс?

Оги ухмыльнулся.

– Если только Брайс не отрастил себе обалденную жопу и убойные сиськи, с тех пор как мы видели его в последний раз.

Кларк посмотрел вперед.

– Ты прав! Это – "телка"!

Оги сбавил скорость, и в следующий момент пешеходка оглянулась через плечо.

– О, черт, это же та "ненормаша", – сказал Кларк.

Оги подмигнул.

– Ее зовут Бабба, верно? Давай немного развлечемся, – затем он поравнялся с девушкой, остановился и опустил стекло. – Привет, Бабба. Подвезти?

Бабба посмотрела на него косыми глазами и, пуская слюни, утвердительно кивнула головой.

Кларк потянулся назад и открыл заднюю дверь.

– Запрыгивай.

Качнув своими огромными грудями, Бабба забралась внутрь, немного помедлила, затем закрыла дверь.

– Спья... спья.. спьясибя!

Оги хитро ухмыльнулся Кларку.

– Беееееез проблем, Бабба.“

***

Брайс не понимал, что делает, и, тем не менее, продолжал этим заниматься. Внутренний голос, который подсказывал ему, что есть правильно, а что нет, очевидно, спал. А занят он был вот чем:

Он схватил мертвячку за правое запястье (за левое взял Студи) и тянул.

Совместными усилиями они вытащили труп из могилы. Большая часть земли с него отпала, оставшуюся Студи деловито стряхнул рукой. В лунном свете голое тело было цвета очищенного банана. Убрав грязь из глазниц, он обнажил широко раскрытые и остекленевшие глаза. Рот у мертвячки был закрыт, а синие губы крепко сжаты. Ареалы сосков, диаметром больше, чем серебряные доллары, тоже были синими, с лиловым оттенком, а сами соски, крупные как кончики мизинцев, странно торчали вверх. Смерть и погребение заставили проступить на теле, и даже на лице, тонкую паутину вен.

Брайс не стал задерживать луч фонарика на фигуре мертвячки, а сразу переместил его к макушке черепа. Поперхнувшись, он с трудом сглотнул и выдавил:

– Ты не врал...

Студи самоуверенно усмехнулся.

– Я же говорил. – Он вскинул брови, будто восхищаясь мертвым телом женщины. – Не мог как следует разглядеть, когда они ее зарывали. Даже не думал, что она такая "соска". – Затем он приподнял ее за плечи, отчего голова у нее наклонилась вперед. – Гляди-ка, посвети сюда. Он взялся за труп так, чтобы Брайсу было лучше видно.

Брайс опустил луч фонарика...

Студи откинул назад длинные пряди светлых волос, оголяя круглое трехдюймовое отверстие в макушке черепа. Он указал пальцем, и Брайс с отвращением разглядел кружок бело-розовых мозгов.

– Они вскрыли ей голову кольцевой пилой, – пояснил Студи, а потом дотронулся до мозгов кончиком пальца. – Видишь вон там?

То, на что он указывал, было похоже на разрез.

– Срань господня, – прошептал Брайс.

– Видишь, когда они извлекли из черепа костяной кружок, они ткнули туда ножом, чтобы сделать щель для своих "петушков".

Глазам своим не верю, – подумал Брайс. Казалось, он услышал далекий порывистый звук и почувствовал, будто смотрит на подробности этого зверства с какой-то невероятной высоты.

Слова Студи отдавались эхом.

– Все очень просто. После того как они вскрыли голову и сделали разрез... они трахнули девку в мозг.

Эхо вторило у Брайса в голове:

... они трахнули девку в мозг...

... трахнули девку в мозг...

... трахнули девку в мозг...

– Все правильно, – добавил Студи.

– Что? – спросил Брайс.

– Получают "головач" лишь те, кто его заслуживает. Насильники, наркобарыги, парни, которые забавляются с детишками. Братья Ларкинсы делают миру одолжение, избавляя его от подобного мусора. И не вижу причины, почему они должны отказывать себе в небольшом развлечении в обмен за свои усилия.

Брайс стоял, словно манекен, и смотрел вниз.

– Трахать чей-то мозг это развлечение?

– Ну, конечно, – ответил Студи, как ни в чем не бывало. – От "головача" бывает лучший "кончун", который только можно получить. Не знаю, почему, просто так есть. Если трахнешь башку какого-нибудь отморозка, потом такое чувство, будто яйца у тебя выжаты как лимон. "Головач" высасывает мужика подчистую. В мозге есть что-то, что делает трах очень приятным.

Брайс перевел на Студи полный ужаса взгляд.

– Так... ты делал это сам? Ты делал... "головач"?

Студи сел, прислонившись спиной к дереву. Вытер руки и закурил сигарету.

– Ясен пень, делал, дружище. Один раз пару лет назад, когда в город забрел этот бездомный чувак. Несколько людей сказали, что видели, как он подглядывал в окна начальной школы и дрочил. Затем этот бомж проделывал то же самое, наблюдая за детьми на игровой площадке, после чего убежал. Спустя пару дней он поймал маленькую Дженни Карнер, когда та возвращалась домой из школы. Дженни тогда и десяти еще не было. Попытался утащить ее в лес, но она, слова богу, удрала. Об этом стало известно, и тогда Хелтон Тактон поймал ублюдка, когда тот шел по старым железнодорожным путям. Хелтон схватил его и притащил к себе в хижину, а потом устроил "головач". Тогда многие из нас участвовали. Дюжины две парней трахнули его в голову. И знаешь, что?

– Что? – глухо отозвался Брайс.

Студи подчеркнуто ухмыльнулся.

– Тот бездомный чувак больше никогда не забавлялся с детишками, – затем он рассмеялся.

Брайс находился будто в прострации. Он снова опустил глаза на фигуристый труп, затем отвернулся и посмотрел в лес.

– И скажу тебе еще кое-что, – продолжил Студи, будто рассказывая сказку. – Это было лучший кайф, который я испытывал за всю мою клятую жизнь. Такого "кончуна" у меня не было ни до, ни после.