Текст книги "Головач-3 (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

Соавторы: Райан Хардинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Через несколько минут Брайс, Оги и Кларк шли по грязной дороге, по обеим сторонам от которой стояли ветхие автофургоны. Это было какое-то "неосредневековье": перед многими трейлерами стояли металлические бочки с горящим внутри огнем, над которыми деревенщины жарили освежеванных белок. Повсюду носились щебечущие, чумазые дети в дырявой одежде. Сгорбленные старухи тащили сумки с продуктами или ведра с колодезной водой. Отовсюду звучало "кантри", одна песня накладывалась на другую, отчего получалась какая-то путаница из нот. Разобрать что-то было невозможно, лишь несмолкающее бряцанье и перебирание струнами. Бесчисленные пожилые люди на инвалидных креслах выглядывали с импровизированных террас. Некоторые набивали трубки, некоторые сжимали в скрюченных руках пивные банки или емкости с прозрачной жидкостью.

– Эй, Кларк, гляди, – сказал Оги. – Это твой папа! Не поздороваешься?

– А твой братец шутник, – сказал Кларк Брайсу.

– И не говори.

Брайс подумал о "старперах", которых они видели днем напротив "Чокнутой Сэлли". Он не удивился бы, если б среди них были некоторые из местных "часовых". Со своими хмурыми минами они выглядели совершенно одинаково. И, хотя изначально казалось, что их оскорбляет присутствие людей, знающих, что вай-фай это не название китайской еды на вынос, Брайс заметил, что на самом деле они не обращают на их троицу совершенно никакого внимания.

Вокруг устраивали потасовки шелудивые псы, а под трейлерами и среди груд мусора, сломанной мебели и ржавеющих машин можно было легко заметить скачущих крыс угрожающих размеров. Брайс поморщился от этого внезапного постижения реальности. Это был американский Третий Мир, трагедия нищеты, скрытая от большинства, и волновавшая лишь немногих. Божечки, лучше никогда не забывать, насколько мне повезло, – подумал он.

– По-моему, очень похоже на 5-ую Авеню, – хохотнул Оги. – Говоришь, мы только что прошли "Барберри Шоп" (элитная британская марка одежды – прим. пер.)?

– Имущие и неимущие (изв. американский телесериал – прим. пер.), вот что это, – сказал Кларк. – Нам повезло, что мы относимся к числу первых.

Оги ухмыльнулся.

– Не повезло, Кларк. Просто мы стоим выше.

– Ты такой сострадательный, Оги, – пробормотал Брайс.

– Не хочу вам, двум либералам, это говорить, но нам предопределено быть лучше, чем эти опустившиеся деревенщины. Они не сделали ничего, чтобы жить лучше. В отличие от нас.

– Гуманист Года.

– Лучше просто стерилизовать этот срез общества. Спасти миллиарды, уходящие на выплаты по фиктивной потере трудоспособности и на государственные дотации. Черт, не удивительно, что Казначейство США не выдержало. Каждый из этих старых уродов подчистую высасывает сиську Америки, а также всякие нелегалы, гребаные дети-"гаранты" (дети, обеспечивающие своим родителям статус «легальных иммигрантов» – прим. пер.), сраные гетто и клятые бомжи.

– Вот что мне нравится в Оги, – пошутил Кларк. – Он просто разрывается от сострадательности и любви к своим собратьям.

Оги издал язвительный смешок.

– Да ну на хрен, мужик. Эти генетические отбросы не могут быть моими собратьями. – Он указал взглядом на группу босоногих беременных женщин, которые болтали и курили, сидя на шатких ступенях у входа в один из трейлеров. – И посмотрите на этих жирных бомжих. Готов поклясться, они постоянно беременеют, едва у них начали расти волосы на лобках. Они просто плодят "спиногрызов", чтобы получать талоны на еду. И это мы платим за то, что они нагуливают себе жир, в то время как их дети бегают вокруг тощие, как скелеты.

– Он всегда такой гадкий, когда принимает на грудь? – спросил Кларк Брайса.

– Бывает и хуже... – Самое ужасное, Брайс знал, что его брат совершенно серьезен в своих взглядах. – Лучше нам найти каких-нибудь шлюх и избавить Оги от этих оруэлловских заскоков.

– Шлюхи! Да! – заорал Оги, привлекая к себе внимание.

Кларк огляделся вокруг.

– Кстати о шлюхах, где они? И где петущиные бои и самогон?

Брайс закатил глаза.

– Что, просто подойдем к кому-нибудь и спросим: "Извините, где тут у вас бордель?".

– Почему нет? – сказал Оги. – Думаешь, эти отбросы обидятся? Половина из них, наверное, предложит обслужить тебя прямо на месте.

Брайс указал вперед, где ярко горели фонари и откуда доносился шум веселья.

– Похоже, там что-то интересное.

Вскоре они оказались в месте, которое Брайс мысленно назвал бездной мигающий огней, шатающихся пьяниц, криков, хохота и потасканного вида женщин, бросающих на них страстные взгляды. Все это напоминало ему карнавал, где зазывалы ничем не отличались от посетителей. Деревенщины слева, – подумал Брайс, – деревенщины справа. На крыльце следующего трейлера сидели девицы с сияющими глазами, в топиках и обрезанных шортах. Одна оттянула щеку языком и изобразила оральный секс, другая похотливо раздвинула ноги. А у третьей на топике было написано «ГЛОТАЛКА».

– Вы это видели? – спросил Оги с некоторым энтузиазмом в голосе. – Вот вам и вечеринка!

– Оги. Посмотри на них. Они же несовершеннолетние. Тебе должно быть стыдно за себя.

– Знаю. Должно быть. – Оги издал смешок. – Но мне не стыдно! – Он повернулся к девицам и крикнул: – Что так поздно гуляете, разве завтра не в школу?

На лицах у всех отразилось почти одинаковое замешательство, хотя одна продолжала комично оттягивать щеку языком.

Проходя мимо, Оги ткнул большим пальцем себе за плечо.

– Они, наверное, вылетели из школы, когда еще Буш был президентом.

– Какой именно? – спросил Кларк. Оба фыркнули смехом.

Мимо проковыляла очередная толпа деревенщин, распивающих пиво и другие напитки и похлопывающих друг друга по спине. Странно, но казалось, что никто из них не обращал внимание на троицу нью-йоркцев в шортах "Докерз", рубашках "Томми Багама" и теннисных туфлях за 200 долларов.

– Это, типа, как Бурбон-стрит в Нью-Орлеане, – заметил Кларк, – только...

– ... только вместо туристов, – уточнил Оги, – толпы деревенщин.

Кларк с долей сарказма произнес:

– Брось, Оги. Где твоя политкорректность? Мы не называем их больше деревенщинами. Это сельские жители Юга, имеющие более низкий экономический статус. Нехорошо называть их деревенщинами. Слова могут обидеть, Оги. Деревенщины тоже люди.

Оги расхохотался.

– Простите! Я имел в виду «Американус Белус Быдлус»!

Вдруг Кларк вытянул в сторону руку, останавливая их. Все заметили одно и то же: потрясающую девушку с длинными блестящими волосами, в короткой джинсовой юбке и топе от бикини, с телом, достойным журнального разворота. Но видели они ее лишь сзади.

– Вот это "соска", – сказал Кларк, выпучив глаза. И даже Брайс приподнял бровь, обратив внимание на идеальные формы женщины.

– Наконец-то, золотая жила, – сказал Оги. – Смотрите, как надо действовать, – а затем он отделился от группы, подошел к фигуристой женщине сзади и похлопал ее по плечу. – Эй, красотка. Мы с друзьями ищем развлечений. Как насчет того, чтобы уединится куда-нибудь вчетвером?

Когда женщина повернулась, Брайс, Оги и Кларк лишились дара речи. Потом кто-то из них пробормотал себе под нос:

– Срань госссссссс...

Голова, присоединенная к идеальному телу, была деформированной. Лоб был раздут, глаза находились на разном уровне и слишком близко друг от друга. А рот...

– Срань госссссссс...

Ее рот и вовсе не походил на рот. Скорее, это была дырка в месиве из перекрученной плоти. Брайс подумал о "чесночных завитушках", которые заказывал себе в "Ил Мулино" на прошлой неделе.

Лицо девушки исказилось в неком подобии улыбки, а затем она произнесла: – Гу-гу-гу.

Очевидно, что Оги был застигнут врасплох.

– Эм... эээээ...

– Га-га-га-га... гааааааа!

Брайс и Оги опустили глаза.

– Божечки, – прошептал Брайс. – Она же совсем ненормальная.

– Гидроцефалия, – диагностировал Кларк, – аутизм, синдром "пьяного зачатия". У бедняжки целый букет врожденных дефектов.

– Для тебя это – соль земли, – сплюнул Оги. – Ее мамаша, наверное, глушила самогон всю свою гребаную беременность.

Но тут женщина сжала в руки в кулаки и затопала обутыми в шлепанцы ногами, будто разозлившись.

– Ти-ти-тииииии, – затараторила она.

Брайс, Оги и Кларк стояли посреди этой неловкой сцены, переминаясь с ноги на ногу ногами. Но тут перед ними, словно из неоткуда, появился огромный, жизнерадостного вида деревенщина.

– Блин, Бабба! Ты чего беспокоишь этих парней?

– Она нас вовсе не беспокоит, – заверил его Брайс.

– Меня зовут Логер, парни, а ее – Бабба, – представился здоровяк. С такой широкой дружелюбной улыбкой добрее парня быть не могло. – Понимаете, она просто свернула не туда, когда возвращалась в дом своего папаши. Обычное дело. В следующий момент Логер осторожно развернул Баббу кругом, лицом к входу. Он сделал быстрый жест руками, на что Бабба, пуская слюни, кивнула.

– Ладно, я так и думал. Ты всегда сворачиваешь у старого кладбища, где похоронен Дядюшка Септимус. Тебе туда, Бабба, – и Логер указал вдоль дороги. – Теперь понимаешь? Так ты попадешь домой. Иди же.

Молодая женщина уставилась на него, пуская слюни из мясной завитушки, являющейся ртом, и моргая. Потом посмотрела в указанное ей направление своими близко сидящими глазами и кивнула. Неуклюже, будто страдая легким параличом, она двинулась вдоль дороги.

Логер повернулся к трем манхэттенцам.

– Жалко Баббу, – объяснил он. Просто неправильно вылезла из мамашиного живота. Старый Дядюшка Септимус раньще говаривал, что Бабба родилась этой, как там ее, «лигофренкой», а еще... дайте вспомнить правильные слова... что Господь не нашел подходящего способа наделить ее ни разумом, ни нормальной внешностью.

– Она дойдет сейчас до дома? – спросил Брайс. – Я с радостью подвезу ее, если подскажете дорогу.

– О, очень любезно с твоей стороны, дружище, – сказал Логер, – и я ценю это, но Бабба сама дойдет до дома. Ей не впервой. – Теперь тип обратился к ним напрямую. – Так вы, парни, наверное, из Нью-Йорка, да?

– Ага, приехали сегодня днем. И услышали...

Логер ухмыльнулся.

– Конечно. Услышали про Бэктаун. Со всеми так бывает. В Бэктауне можно очень приятно провести время.

– Мы просто хотели немного развлечься, вот и все, – сказал Брайс, но тут Оги неуклюже вмешался в разговор:

– Блин, мужик, вы ищем бордель! Мы хотим оттарабанить несколько деревенских шлюх....

Стиснув зубы, Брайс пихнул Оги локтем, а Кларк отвел его в сторону.

– Извини, мужик, – сказал Брайс. – Как видишь, наш невоспитанный приятель немножко пьян.

Логер продолжал улыбаться простой глуповатой улыбкой.

– Да все нормально, с кем не бывает. Но вся "движуха" не здесь, а там, в самом конце. – Логер указал рукой и понизил голос. – У нас тут есть несколько реально смазливых "телок", и почти каждый встречный продаст вам отличного самогона. А если хотите поиграть, просто постучите в трейлер к Мэрли, и скажите, что вы от Логера.

– Спасибо, Логер. И еще раз извини за нашего приятеля.

Логер отмахнулся.

– Забудь. А сейчас просто веселитесь.

Затем Логер удалился, и Брайс присоединился к Оги и Клару, стоящим чуть в стороне.

– Черт возьми, Они, – сказал он, усмехнувшись. Хочешь, чтоб всем нам надрали задницу? Нельзя приезжать в подобное место и называть людей деревенщинами!

Оги вздохнул.

– Ладно, извини. По-моему, меня немного занесло. Мне нужно перепихнуться, мужик. Хочу трахнуть какую-нибудь грязную «дырку».

– Чего тебя так тянет на все "грязненькое"? Ты что, пещерный человек?

Кларк выглядел взволнованным.

– Твой брат ссылается на наши первичные лимбические "я", следуя нашим основным импульсам, нашему подсознанию. Брайс, пещерный человек живет в каждом из нас. Подавлять это вредно для здоровья.

– Отлично, теперь у меня и с тобой будут проблемы? – покачал головой Брайс. – Причем здесь гребаные пещерные люди? Здесь мы реально на чужой территории, парни. Надеюсь, вы оба осознаете это.

– Чушь, – усмехнулся в ответ Оги. – Мы приехали сюда за "кайфом", так давайте же получим его. – И, черт, – ты видел какое обалденное тело у той косорылой "ненормаши"?

– Ты себя не контролируешь, Оги, – огрызнулся Брайс. – Ради всего святого.

– Чушь. Я устал заниматься херней, и уж точно не приехал сюда из самого Верхнего Вест-Сайда, чтобы просто слоняться по трейлер-парку. Я хочу, грязную, сисястую шлюху-южанку с пучком лобковых волос больше, чем шматки дерна, которые ты оставляешь после себя в гольф-клубе "Бетпаж".

Оги и Кларк громко рассмеялись и ударили по рукам.

Брайс, как обычно, лишь нахмурился. Эти парни безнадежны.

***

Через час Брайс начал чувствовать себя все более и более отстраненно. Он думал, что поездка с Оги и Кларком избавит его от хандры и поможет забыть о Марси. Прошло слишком много времени, и он должен был уже оставить все это позади. Но по какой-то причине голова у него была занята в основном образами Марси. Даже деревенский трейлер-парк со всеми своими развлечениями не смог притупить его боль. Эта поезда была огромной ошибкой, – подумал он. Поверить не могу, что позволил Оги уговорить меня на нее.

Брайс остался стоять на краю гравийного тротуара, постукивая ногой от бескрайней скуки. За последний час крики, улюлюканье и грохот музыки усилились вдвое, чем вызвали у него головную боль. Где они, черт возьми? – подумал он, глядя на часы. Нельзя трахаться так долго. Но, наконец, со стороны трейлера донеслось громкое и протяжное: «ЙAAAAAAAAAAA-ХOO!». Судя по голосу, крик принадлежал Оги. Они с Кларком, пошатываясь, брели по тротуару. Оги сжимал пинтовую бутылку чего-то, что могло быть лишь кукурузным самогоном.

– Ну и как, парни? – спросил Брайс. – Получили свой минимальный суточный рацион "грязненького"?

Оги хохотнул.

– Черт! Моя девка оттрахала меня так, как никто еще раньше не трахал, а на одной из сисек у нее было два соска!

– Звучит потрясающе.

Кларк ухмыльнулся, пытаясь отдышаться.

– А.. а... а моя девка! Ее звали Бетти Сью...

– Почему я не удивлен? – заметил Брайс.

– ... и... и она смогла закинуть оба колена себе за плечи, мужик! Клянусь, я заставил ее кончить!

– Конечно, Кларк. Наверное, даже пару раз, верно?

Оги сунул Брайсу бутылку.

– Попробуй, братан! Купил у одного парня. Это настоящий "Маккой"!

Брайс сделал нерешительное лицо, глотнул, затем выплюнул, поморщившись.

– Этим дерьмом можно заправлять газонокосилку, мужик! У вас от него будет травма мозга! – Затем он выбросил бутылку.

– Эй! – недовольно воскликнул Оги.

– Тебе хватит! Вы, парни, получили своих "грязных" развлечений, так что давайте выбираться из этого "болота".

– Ни за что, Брайс! – сказал Кларк. – Мы только начали!

– Да! Мы пойдем еще на один заход, – хвастливо заявил Оги.

Брайс рассмеялся.

– Не мечтайте. Вы, парни, уже слишком пьяны. Только оконфузитесь.

– Ни за что, Джоз. Просто нам надо немного времени на... как это называется, док?

– Эректильный рефрактерный период, достаточный для восстановления эякуляторной способности, – произнес скороговоркой Кларк.

– Да! Именно! – сказал Оги. – Мы немного поиграем, пока наши старые "джонсоны" снова не придут в боевую готовность!

Оги и Кларк ударили по рука, а Брайс застонал. Он нехотя последовал за ними вдоль "главной улицы". Слева от них, в противоположном направлении, шатаясь, брела пьяная деревенская девка с обалденным телом, в обрезанных шортах и топике. Большую часть ее оголенного тела покрывали татуировки.

Оги хихикнул.

– На этой пьяной шлюхе клейма ставить негде.

– Она, похоже, спала на комиксах, – усмехнулся Кларк.

Пышногрудая девица, пошатнувшись, остановилась, затем прислонилась к столбу, очевидно, чтобы не упасть. Брайсу никогда не нравились татуировки, но что-то в них всегда привлекало его внимание. Тело конкретно этой женщины было покрыто месивом из черепушек, "свободных птичек", пронзенных кинжалами сердечек, и тому подобного. Пупок окружала самая замысловатая татуировка: наклонившаяся и ухмыляющаяся через плечо девушка. Ее анус располагался как раз на месте пупка.

– Шикарно, – сказал Брайс. – Вот это да, в жизни такого не видел. И думать не хочу, что может быть у нее между ног.

– Она слишком пьяна для секса, – сказал Оги. – Идем.

Брайс двинулся, было, вслед за друзьями, но в последний момент что-то привлекло его внимание и заставило замереть на месте.

И это не пьяная женщина. А проходящий мимо нее мужчина, возможно, тоже пьяный. Огромный, мускулистый работяга в трактористской бейсболке, выпачканных травой джинсах и рабочих ботинках. Он был без рубашки, и когда повернулся, Брайс заметил огромную татуировку, украшающую ему всю спину. «НИНАВИЖУ БАБ», под надписью была изображена мужская фигурка, вставляющая пенис в череп женской фигурке.

Ниже было еще одно слово: "ГОЛОВАЧ".

Выпучив глаза, Брайс уставился на этот странный чернильный образ. Моргнул, а затем...

Оги схватил его за руку.

– Брайс! Идем!

– Эй, Оги, видишь татуировку на...

Оги сердито зыркнул на него.

– О чем ты? Идем! Кларк уже ушел вперед.

Через трейлер от них Кларк беседовал с каким-то старым, бородатым деревенщиной в соломенной шляпе.

– Верно, сынок. Рулетка, покер, блэкджек, "кости".

– Я бы хотел покер, – с энтузиазмом произнес Кларк.

Но Оги казался недовольным.

– Где тут собачьи бои, папаша?

– Извини, сынок. Только по субботам.

– А петушиные?

Старик покачал головой.

– Закончились. Час назад, – а затем он подмигнул и указал на металлическую бочку с ревущим в ней пламенем. В корзинах над огнем жарились ощипанные петухи. – Это – проигравшие.

– Блин, – пробормотал Оги.

Старик махнул рукой.

– Но у нас есть кое-что получше, чем петушиные бои. Зуб даю, вы те самые городские парни, о которых я слышал.

– Почему вы так уверены? – спросил Брайс.

Старик хрипло рассмеялся и похлопал Брайса по спине.

– Ты мне нравишься, сынок! Смышленый парень! Но если хотите чего-то, чего никогда раньше не видели...

– Да, мужик! – встрял Оги. – Именно этого мы и хотим!

– Харч-вечеринка на заднем дворе, – сказал старик, ткнув большим пальцем себе за спину. – Первая ставка – десять "баксов".

Кларк выглядел озадаченным.

– Какая вечеринка?

– Харч-вечеринка, сынок, Харч-вечеринка.

– Не похоже на интеллектуальное состязание, – с усмешкой сказал Брайс.

Но Оги уже завелся.

– О, круто! Старое доброе соревнование по плевкам в длину. Идем!

Брайс был в ярости.

– Ты, что, шутишь?

Оги и Кларк бросились за трейлер. Брайс, находясь в полной растерянности, повернулся к бородатому старику.

– Что это на самом деле, сэр? Соревнование по плевкам?

Старик усмехнулся.

– Можно сказать и так, сынок, можно сказать и так.

– Не хочу обидеть вашу культуру, но я сомневаюсь, что соревнование по плевкам может доставлять кому-то удовольствие.

Старик снова подмигнул.

– А ты сходи, посмотри. Если у вас в городе есть такое, я съем свою шляпу.

Какого хрена, – подумал Брайс. Хмуро качая головой, он двинулся вокруг трейлера.

Представшая перед ним сцена напоминала средневековую. Расчищенный участок за трейлером освещали керосиновые факелы. Дальше темнел лес. В левой части участка собралось больше двадцати мужчин, все деревенщины. Они хохотали, обменивались "петюнями" и хлестали пиво. Глаза у всех горели в предвкушении, казалось, чего-то запретного.

Справа, на сорной траве стояло два раскладных садовых стула.

Для чего эти стулья? – подумал Брайс. Для зрителей? Судей?

Один из мужчин нетерпеливо крикнул:

– Эй, Текс! Начинай уже! Я свой харч уже приготовил!

Длинный деревенщина с выпирающим кадыком собирал по "десятке" с вновь прибывших.

– Попридержи коней, Донни Бой. Мне нужно деньги собрать. К тому же девок еще нет.

Девок? – задался вопросом Брайс. Пожалуйста, скажите, что здесь не будет никаких любительниц харчков, или я разворачиваюсь и прямо сейчас еду домой.

Наконец, подошла очередь их троицы.

– По "десятке" с каждого за игру, ребята, – сказал дылда Текс.

Оги посмотрел на Брайса и Кларка.

– Ну, что, за дело, парни! Черт, в детстве я мог переплюнуть кого угодно!

– Это не делает чести выпускнику Гарвада, – сказал Брайс.

– Я участвую, – сказал Кларк и вслед за Оги "отслюнявил" десять долларов. – И... вы сказали что-то насчет девок?

Прежде чем Текс ответил, Оги пихнул локтем Брайса.

– Давай! Не ссы!

Заплатив, Брайс сказал:

– Поверить не могу, что только что подписался на соревнование по плевкам. Папа перевернется у себя в могиле.

Оги ухмыльнулся.

– Только если мы проиграем. К тому же, он, наверное, уже вертится с того момента, как мы въехали в этот город.

Праздная болтовня вокруг внезапно смолкла, когда к стульям приблизились две тени. – Вот они! – крикнул кто-то, и следом раздался шквал свиста и аплодисментов.

Брайс, выпучив глаза, смотрел на чуждое ему зрелище. Тени принадлежали двум женщинам. Одна – полная дама, за шестьдесят, с взъерошенными, торчащими вверх седыми волосами, отвислыми щеками и огнем в глазах. Другая – фигуристая двадцатилетняя девушка с прямыми каштановыми волосами, с большим количеством бирюзовой бижутерии, в обрезанных джинсовых шортах, потрепанном белом топике и рваных шлепанцах. Выражение лица у нее было не самым счастливым.

– Что все это значит? – спросил Брайс Текса, который рассовывал по карманам собранные деньги.

– О, ничего особенного, – ответил тип. – Просто смотрите представление. Старуху зовут Дора. Она выиграла больше, чем кто-либо. Свыше дюжины раз, скажу я. Сиськастая мокрощелка – это Карли Энн. Тоже не промах. Выиграла восемь раз. В прошлом обе поднимали больше чем по "сотке". А выиграть они очень хотят, потому что им нужны деньги. Победитель получает половину всей собранной суммы.

– Это же не соревнование по плевкам? – спросил Брайс.

– В некотором роде, сынок. – усмехнулся Текс. – Просто смотри, и потом тоже можешь встать в очередь, если захочешь. Не вижу причины отказываться. Затем дылда подошел к сидящим женщинам, и в то же самое время большинство других мужчин сформировали за каждым стулом две одинаковых очереди. Молодая женщина, Карли Энн, сидела на левом стуле. Дора – на правом. Она громко хлопнула в ладоши и поприветствовала Карли Энн:

– Избавь себя от проблем, сучка! Я пойду домой с деньгами, а ты – с животом, полным харчков.

Если бы глаза умели убивать, взгляд Карли Энн мог бы стать смертельным оружием.

– Завали свое сморщенное хлебало, стара пьяная манда! Я не просто выиграю эти деньги, я еще надеру твою старую толстую задницу!

Дора издала хриплый смешок.

– Я порадуюсь, когда ты проиграешь, потому что остаток ночи тебе придется сосать члены, чтобы оплатить аренду трейлера. Как я слышала, единственное, что ты умеешь, это сосать члены. Этому тебя научил твой бесполезный папаша.

– Не говори так о моем дорогом усопшем папе, ты, гребаная толстуха!

Дора хрипло усмехнулась.

– Едрен батон, твой папаша сейчас жарится в аду, дьявол дерет его в задницу... и ему это нравится. И все знают, что твой первый спиногрыз – от него.

– Я тебя грохну, ты, старая летучая мышь! – Но едва Карли Энн поднялась со стула, как Текс схватил ее за плечи и силой вернул на место.

– Прекрати, Карли, – тихо сказал он ей. – Вставать со стула – против правил. Если вы двое хотите подраться, можете сделать это после вечеринки.

Брайс стоял, разинув рот. Шестеренки в голове у него бешено крутились, как и у Оги с Кларком. Харч-вечеринка, – подумал он. В прошлом обе поднимали больше чем по «сотке».

И самая решающая фраза: Живот, полный харчков…

– Вы, парни, думаете о том же, что и я? – спросил Оги.

– Этого... этого просто не может быть, – сказал Кларк. – Верно?

Текс свиснул.

– Слушайте, все! Прежде чем мы начнем, давайте поприветствуем трех наших городских гостей! – и он указал рукой на Брайса, Оги и Кларка, которые все это время безмолвствовали.

Двор огласился свистом и аплодисментами.

– А теперь, покажем этим городским парням, как дела делаются! – Едва Текс договорил, как первый мужчина в очереди к Карли встал прямо у нее за стулом, а первый мужчина в правой очереди встал прямо за Дорой.

Карли Энн и Дора запрокинули головы назад.

Затем широко раскрыли рты.

Двое мужчин принялись откашливаться, звук при этом был влажным и пронзительным, как от циркулярной пилы.

Текс поднял руку, словно сигнальщик на гонке, затем резко опустил ее, крикнув:

– Один!

Двое, стоящих за стульями мужчин, почти одновременно сплюнули по сгустку флегмы в разинутые рты Карли и Доры, которые обе соискательницы тут же проглотили.

Подошли следующие двое мужчин, откашлялись и...

– Два! – крикнул Текс.

... сплюнули мокроту во рты Карли и Доры.

Затем:

– Три!

– Четыре!

– Пять!

И так далее.

Когда – на счет шестнадцать – первоначальные очереди сделали полный цикл, Текс объявил тайм-аут и поинтересовался у участниц:

– Как себя чувствуете, дамы? Готовы продолжать?

– Еще как, Текс! – рявкнула Карли. – Мы еще даже не дошли до пятидесяти, и сегодня я преодолею этот предел! Я сдохну, если эта старая сморщенная корова съест больше харчков, чем я!

– Тогда сдохни, ты, накачанная молофьей бомжиха! – огрызнулась в ответ Дора. – И я сама вырою яму для твоей вонючей "дырки", потому что, насколько я могу судить, то, что мы только что проглотили, не тянет даже на закуску. И слушай сюда, королева отсоса: ты проиграешь! -

А затем... цикл возобновился.

Хрррр-КХА!

– Семнадцать!

Хрррр-КХА!

– Восемнадцать

И так далее.

Брайс словно находился в каком-то наркотическом ступоре от этой демонстрации абсолютного человеческого позора. Некоторые мужчины из очереди открыто потирали себе промежность, испытывая настоящее возбуждение при виде этих двух добровольно унижающихся женщин. Соски у Карли торчали, выпирая из-под тонкого топика, будто она тоже испытывала возбуждение от унижения. Поверить не могу, что вижу это, – пришла Брайсу в голову самая тупая мысль. Поверить не могу, что такое возможно...

Когда он повернулся к Оги и Кларку, чтобы уговорить их уехать...

Где...

... их уже не было на месте. Но ему потребовалось лишь слегка повернуть голову, чтобы увидеть, куда они ушли.

Они оба стояли в очереди.

– Двадцать пять!

Хрррр-КХА!

– Двадцать шесть!

Хрррр-КХА!

Брайс бросился к Оги, стоящего в очереди к Карли.

– Оги. Пожалуйста, скажи мне, что ты не будешь делать это, – произнес он, словно на автомате. – Пожалуйста. Скажи мне, что ты не будешь плевать женщине в рот.

Оги покосился на него.

– Что? Что тут такого? Это все – часть развлечения. Посмотри на них. Им это по-настоящему нравится. Мы можем обидеть их, если не будем участвовать. Об этом ты думал?

Брайсу захотелось схватить брата за шею.

– Плевать в рот женщинам? Это же позор! Это худшее отношение, которое я когда-либо видел. Ты унижаешь их самым чудовищным образом!

– Ты кто, гребаный Андерсон Купер (амер. журналист, писатель и телеведущий – прим. пер.)? – морщась, ответил Оги на протест Брайса. – Черт, в Нью-Йорке орудуют производители детского порно, торговцы людьми, уличные банды, избивающие людей до полусмерти лишь затем, чтобы снять это на сотовый телефон и выложить в интернет. А это – ерунда.

Брайс был потрясен. Он посмотрел на Кларка, стоящего в очереди к Доре.

– И ты туда же, Кларк! Ты же манхэттенский врач! Ты будешь плевать в рот той женщине просто ради прикола?

Кларк, ухмыляясь, пожал плечами.

– Почему нет? Все так делают. Будет что рассказать парням в следующий раз, когда мы пойдем выпить в "Гарриз Бар" Это совершенно безопасно... по крайней мере, для тех, кто в очереди. – Затем он принялся откашливаться.

– Ради бога, Кларк! – взвыл Брайс. – Не надо!

Оги уронил свой сгусток флегмы прямо в раскрытый рот Карли. Она тут же проглотила его.

– Зашибись! А у тебя вкусные харчки, городской.

Текс положил руку Брайсу на плечо.

– Отойди, сынок. Ты задерживаешь шоу.

– Да, красавчик, – сказала ему Дора. – Если не будешь плевать, отвали!

Текс захлопал, подзадоривая Кларка.

– Давай, городской! Отвали-ка Доре нью-йоркских "грудных устриц".

Кларк наклонился, подождал, когда Дора снова примет правильное положение, затем...

шлеп!

... сделал весомый вклад в рот старухе.

– Тридцать три!

– Ммммм-уммммм. – Дора облизнула губы. – Совсем неплохо для городского засранца. Лучше, чем вино в коробках.

Брайс отошел в сторону, и просто стал дальше наблюдать это отвратительное представление. С еще большим отчаянием он увидел, что Оги и Кларк снова встали в очередь. Они ухмылялись друг другу, будто участники групповухи в одном из тех идиотских порнофильмов, ожидающие своей «порции». Они потянулись друг к другу и ударили по рукам.

Отсчет продолжался.

– Сорок восемь!

– Сорок девять!

У нескольких мужчин, похоже, был сильный бронхит, и они очень радовались большому количеству флегмы, которым сумели обеспечить вечеринку. Брайс был поражен тем, что они обходились без респираторов, при всей той гадости, которой были забиты их дыхательные пути. Текс продолжал отсчет, между делом вставляя более примечательные комментарии, типа:

– Пусть она лопнет, Крокер! Накати ей домашнего "грудного пудинга"!

А затем, обращаясь к мужчине, который выглядел, как Роберт Плант в 70-ом:

– А вот Джимми-Боб! Никто так не харкает "заварным кремом", как он!

Следом шел горбленный, со слезящимися глазами старик в шляпе с загнутыми кверху полями. Он наклонил голову влево и издал звук, похожий на гусиный крик, собирая из горла мокроту для орошения.

– Вот так, старина Олли, кинь ей в зоб свои "десять центов".

Это был нескончаемый поток мерзких, презренных и бесстыдных персонажей, невосприимчивых к неодобрительным взглядам Брайса (и его гримасам отвращения).

Через некоторое время притащился полный мужчина с морщинистым лицом. Он держал подмышкой бутыль с кислородом. На носу у него было приспособление с трубкой, подсоединенной к бутыли. Текс обратился к Брайсу напрямую:

– Смотри, сынок. Это – Милтон Уоллер. Он не пропустил еще ни одну харч-вечеринку. Обычно приезжает на своей коляске, но, похоже, сегодня, он выглядит бодрячком. Понимаешь, Милтон много лет проработал на угольных шахтах в Бетеле, и заработал "черные легкие" (пневмокониоз шахтеров – прим. пер.). – Затем он крикнул: – Готовься к харчу с песочком, Карли Энн! – А потом обратился к старику: – Давай, Милт! – Подари даме прелесть!

Брайс отвернулся на секунду позже, и успел увидеть, как черная флегма в виде толстой нити сперва свесилась с губ мужчины, а затем плюхнулась прямиком в рот Карли. Та поморщилась, какое-то время колебалась, удерживая ее во рту, затем крепко зажмурилась и...

гульк

... все проглотила.

В тупом отчаянии Брайс смотрел, как Оги и Кларк пошли на очередной круг, и, сделав дело, снова ударили по рукам. Потом Брайс заметил в очереди какую-то женщину, потасканного вида блондинку в привычном наряде из обрезанных шорт и топика. Она сплюнула Карли в рот довольно крупный харч и сказала:

– Как тебе вкус, сучка?!

Карли проглотила, и ее лицо исказилось яростью.

– Эй, это же не харч!

– Ты права, тварь, – усмехнулась блондинка. – Это – молофья твоего дружка, которому я только что отсосала. Это тебе за то, что трахалась с моим мужем! – затем она шлепнула Карли по голове.