Текст книги "Преступление Гаррарда"

Автор книги: Эдвард Филлипс-Оппенгейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

19

Гарвей охотно отправился бы прямо с вокзала в торговый дом, но из чувства долга поехал сначала на Кэрзон-стрит. Когда проезжал по знакомым улицам, ему показалось, что был в отсутствии страшно долго. Автомобиль остановился у его дома. С удивлением взглянул он на окна без занавесей, открыл дверь и вошел. Из приемной исчезла вся мебель. В ней работали красильщики и декораторы, с удивлением посмотревшие на него.

– Что это значит, Эндрью? Я не отдавал распоряжения о ремонте. Он совсем не нужен. Где леди Гаррард?

Слуга оказался, вероятно, в очень неловком положении. Его лицо приняло озабоченное выражение. Он вынул из кармана письмо и протянул его хозяину.

Гарвей вскрыл конверт. Письмо было короткое, но содержательное:

«Дорогой Гарвей!

Я сегодня узнала о том, что предчувствовала уже давно: твоя поездка в Нью-Йорк является лишь предлогом, чтобы обмануть твоих кредиторов, и, думаю, ты находишься уже по пути в Южную Америку.

По отношению ко мне ты вел себя более чем низко. Я сама предприняла все возможное для защиты своих интересов: продала дом и всю обстановку лорду Крэнли. Он хочет сейчас же поселиться здесь. К сожалению, не получила за дом той суммы, которую предполагала получить. Но мне сказали, что твои кредиторы смогут потребовать и этот дом. Я уезжаю за границу, хотя не знаю, как проживу на свои скудные средства. Поручаю Эндрью передать это письмо. Надеюсь, ты вспомнишь обо мне, если удастся раздобыть денег.

Одну или две недели я останусь в отеле «Негреско» в Ницце. Потом мне придется подыскивать недорогую квартиру. Одна мысль об этом приводит меня в ужас.

Мильдред».

Гарвей прочел письмо еще раз.

– Где мои платья, Эндрью?

– Все уложено, сэр. Всего семь чемоданов. Леди Крэнли разрешила оставить их в вашей комнате, там же все для игры в поло и гольф.

– Семь чемоданов,– задумчиво произнес Гарвей.

– Самое необходимое на две недели я могу уложить в пару чемоданов и несессер.

– Отлично. Отправьте это в мой клуб, а остальное поместите пока куда-нибудь. Останусь в клубе, пока найду квартиру. Жена и вам сказала, что я не вернусь?

– Да, сэр!

– Она ошибалась. Я и не думаю покидать Англию. Сейчас еду в клуб и сниму комнату. Можете прийти туда распаковать мои вещи. Тогда мы поговорим о дальнейшем.

– Простите, сэр, значит, эта должность остается за мной?

– Конечно, Эндрью. Я вами вполне доволен.

– Очень рад, сэр. Отвезу вещи и к половине седьмого приготовлю платье на случай, если вы захотите переодеться.

Гарвей поехал в клуб, снял комнату и позвонил в Сити. Греторекс тотчас же подошел к аппарату.

– Здравствуйте, Греторекс! Все в порядке?

– И даже еще лучше, сэр. Мы работаем в две смены – до 10 часов вечера. На железной дороге в наше распоряжение предоставлены особые поезда.

– Положение рынка?

– Удовлетворительное, сэр. Вчера чувствовался особый недостаток в товаре. Теперь скупают все, даже те, кто раньше не делал этого.

– Никаких известий из банка?

– Ничего особенного, сэр. Мистер Поултон сказал, что хотел бы поговорить с вами, как только приедете.

– Каковы наши финансы?

– Сейчас не могу, к сожалению, сообщить вам точных цифр. Сегодня после обеда составлю отчетность.

– Надеюсь, все наши служащие довольны сделкой с «Мак Дормат»?

– Разумеется, сэр. В Бермондси только и разговоров, что об этом.

– Хорошо. В три я буду, Греторекс.

– Мы все рады будем видеть вас, сэр…

Гарвей пошел в курительную. Там встретил нескольких старых друзей, которые поздоровались с равнодушием англичан.

– Думал, ты в Америке,– сказал, зевая, один из них,– хочешь коктейль?

Гарвей принял предложение, и оба выпили. Подошел еще один знакомый – Филипп Бартлет.

– Где Мильдред? Ты продал дом, Гарвей?

– Да. Мильдред находила его слишком тесным. Она уехала в Ниццу к концу сезона. Мы вынуждены были вернуться сюда раньше обычного.

– Где же ты теперь?

– Найму квартиру на несколько месяцев. Придется пока побыть в Сити.

– Остаешься здесь к обеду?

– Не знаю. Может быть. Жду телефонного звонка. Что нового?

Несколько минут они разговаривали о разных пустяках. Потом Гарвей распрощался, нанял такси и поехал в «Савой». Первая, кого встретил при входе, была Грэйс. Она выглядела очень несчастной. С радостным восклицанием кинулась ему навстречу.

– Что случилось? Как чудесно так скоро увидеться с вами.

На мгновение он крепко сжал ее руки в своих. И понял, почему письмо Мильдред принесло ему такое облегчение, почему он с таким блаженством покинул свой опустевший дом.

– Жена уехала за границу, я остался без крова. Кажется, мы могли бы вместе пообедать.

– Великолепно! Мне было так скучно. Не хотелось идти одной в ресторан. Переодеться или я могу пойти так?

– Вполне. Идемте в гриль-бар. Как хорошо, что я пришел. Иначе вы съели бы, вероятно, сухарь или яичницу.

– Конечно! Я смогу вместо этого получить цыпленка и потом апельсин?

– Заказывайте все, что угодно.

После обеда она внимательно посмотрела на него.

– Разве не отвратительно, что я так весела? Может быть, вы опечалены тем, что ваша жена уехала? Вероятно, очень неприятно найти по приезде пустой дом.

Он рассмеялся.

– Вы не можете себе представить, насколько он был пуст и насколько я был счастлив.

20

В половине четвертого Гарвей вошел в отделение южного Банка в Бермондси. Мистер Поултон принял его с чувством благоговейного восхищения.

– Очень рад снова видеть вас, мистер Гаррард,– сказал он, подвигая ему кресло.– Слышали о вас чудеса. Говорят, вы откупили все товары у американской компании «Мак Дормат»?

– Мы можем быть довольны. Все идет как нельзя лучше.

– Прекрасно! Поздравляю вас. Вы не сочтете меня нескромным, если спрошу, каков ваш оборот за последний месяц?

– Около миллиона. Кроме того, запасы товара сильно поднялись в цене, а заключенная теперь с фирмой «Мак Дормат» сделка должна принести нам минимум 200 000 фунтов прибыли.

– Баснословно!

– Полагаю, наш счет теперь совершенно удовлетворителен.

– Совершенно.

– Вы ничего не имели бы против, чтобы я взял обратно американские ценные бумаги, которые дал вам как гарантии?

– Понятно. Можете получить их без всяких затруднении. Я сообщу об этом на следующем же заседании.

– Я не могу получить их сейчас же? Охотно взял бы их с собой.

– К сожалению, это невозможно. Они находятся в сейфе нашего центрального банка и могут быть получены только с особого разрешения дирекции. Но я сегодня же вечером позвоню туда.

Гарвей поднялся.

– Пожалуйста, устройте это по возможности скорее. Буду вам очень благодарен: я одолжил их на некоторое время и должен вернуть.

– Сделаю все возможное для ускорения дела,– обещал мистер Поултон, провожая своего клиента до двери.

Гарвей сел в автомобиль и поехал в торговый дом, где царило оживление. Войдя в кабинет, он замер от неожиданности: Грэйс сидела за столом, склонившись над пишущей машинкой.

– Не ожидал увидеть вас здесь сегодня.

– Я решила, что лучше будет, если приду сразу,– ответила она, улыбаясь.– Очаровательный мистер Греторекс сказал, что сотни писем ожидают вас. Я вам понадоблюсь.

Он повесил шляпу и медленно стягивал перчатки. В Грэйс было много привлекательного, что сразу бросалось в глаза: белоснежная кожа, алые губы, горящие черные глаза. Но ясно было, что она постаралась придать своей внешности вид, соответствующий ее должности. Волосы были причесаны гладко, и вместо элегантного костюма на ней было простое черное платье.

– Так хорошо? – озабоченно спросила она.– Я здесь для того, чтобы работать, и хотела бы выглядеть только как ваша секретарша. Продиктуйте мне все нужные письма. Я отпечатаю их потом на машинке в другой комнате, чтобы шум не мешал.

– Очень хорошо.

– Я действительно могу вам пригодиться,– тихо сказала она.– А когда работа будет окончена и мы куда-нибудь поедем вместе, буду тем, чем вы захотите.

Он заставил себя ответить деловым топом:

– Вы очень благоразумны. Итак, наши отношения налажены. Я благосклонный к вам принципал, вы – деятельная секретарша. Сейчас позову Греторекса, и он ознакомит меня с содержанием писем.

Греторекс, казалось, помолодел. Сел на предложенный ему стул и беседовал с Гарвеем около часу, потом удалился с частью писем, и Гарвей начал диктовать Грэйс ответы на оставшиеся.

– Это самое важное,– сказал он.– Теперь мы устроим для вас рабочую комнату.

На его звонок появился служащий, унесший по его приказанию пишущую машинку. Грэйс вышла из кабинета Гарвея с холодным деловым выражением, ни разу не оглянувшись. Оставшись один, Гарвей вынул бумагу для своих личных писем. Потом прочел еще раз письмо Мильдред. Внезапно ему пришла в голову какая-то мысль. Он снял с телефона трубку и обратился в центральное бюро фирмы:

– Соедините меня с банком Фардаля. Хочу знать, в Лондоне ли он и можно ли поговорить с ним.

Через пять минут он узнал, что Фардаль уехал на несколько недель. Справившись об адресе, получил от одного из служащих ответ, что Фардаль уехал в Южную Францию, не оставив определенного адреса. Письма не должны были ему пересылаться и все деловые вопросы должны были решаться в Лондоне. Поблагодарив, Гарвей повесил трубку.

Он подвинул поближе бумагу, но долго не мог остановиться на обращении в письме. Наконец ему удалось написать следующее:

«Дорогая Мильдред!

Думаю, будет лишним говорить, что твое письмо, которое передал мне Эндрью, явилось тяжелым ударом. Я не знаю, кому ты обязана полученными сведениями, но тебя обманули как относительно моего положения, так и относительно моих планов. По возвращении из Ривьеры я действительно нашел дела фирмы сильно пошатнувшимися, но делаю все, чтобы привести их в порядок, и имею все основания предполагать, что усилия увенчаются успехом. Хотел бы напомнить, что ложь не в моем характере и при отъезде из Англии мне незачем было разыгрывать роль удирающего банкрота.

Твое материальное положение не представляется мне в таком мрачном свете, как тебе. У тебя рента в 2000 фунтов в год. За дом и мебель ты получила 30 000 фунтов дохода. В настоящий момент я еще не в состоянии увеличить этой суммы, но как только мои планы будут приведены в исполнение, позабочусь об этом.

Кроме того, не хотел бы скрывать от тебя, Мильдред, что считаю твое поведение неправильным и в высшей степени эгоистичным. Ты продала в мое отсутствие не только дом, но и мебель и все вещи, составлявшие мою личную собственность, на которую ты не имела никакого права. Ты ясно показала, что ничем не хочешь помочь мне в тяжелую минуту. Твое поведение вынуждает снова подвергнуть испытанию наши отношения, которые, как ты согласишься, приняли за последние годы очень неудовлетворительный характер. Ты, кажется, не питаешь больше ко мне никаких теплых чувств, и я должен о себе сказать то же самое. Не знаю, хочешь ли ты принять меры для развода. Но если собираешься это сделать, я ожидаю сообщения о твоих условиях. Если же хочешь и впредь носить мое имя, я должен напомнить о моем праве назначать твое местожительство и выбирать твоих друзей. Жду твоего ответа.

Гарвей».

Он заклеил конверт и погрузился в размышления. Ему казалось, что он был не совсем честным, составляя это письмо, хорошо знал, что в глубине души хотел лишь одного: свободы. Он ни слова не сказал об этом Мильдред и не сообщил ей, что именно является причиной этого желания. С другой стороны, он ясно сознавал, что эта истинная причина оставила бы ее совершенно равнодушной. Он теперь отлично изучил ее характер. Попроси он у нее свободу, она использовала бы это для предъявления новых денежных требований…

Раздался телефонный звонок. У аппарата был мистер Поултон.

– Я говорил с директором,– сказал он,– кажется, все можно устроить без всяких затруднений. Принесу их вам в будущий вторник.

– Только через неделю? Мой друг требует свои бумаги. Мой счет дает мне полное право получить их обратно.

– Конечно, мистер Гаррард, но такие вещи не делаются в пять минут. Постараюсь, чтобы это уладилось как можно скорее.

– Но бумаги…

Внезапно Гарвей смолк: услышал, что кто-то тихо открыл дверь, и понял, кто стоит на пороге.

– Ну ладно,– поспешно закончил он.– Только, пожалуйста, не позже будущего вторника.

Он повесил трубку. Несколько минут у него не хватало духу взглянуть на нее. Грэйс закрыла за собой дверь и положила перед ним пачку писем. Он взял перо и только теперь взглянул на нее.

Но ее лицо было спокойным. Несколько минут она, ожидая, стояла перед ним. Он облегченно вздохнул и взялся за работу.

21

Герберт Фардаль на некоторое время выкинул из головы вое свои банковские дела.

Хмурый и недовольный расхаживал он назад и вперед по вестибюлю отеля «Негреско» в Ницце. Он прошелся таким образом уже раз пятнадцать, и его терпение окончательно иссякло, когда дверь лифта открылась и на пороге показалась Мильдред. Увидев ее элегантную фигуру и очаровательную улыбку, он почувствовал, что его гнев испаряется. Она не зря заставила себя ждать: белоснежное парижское платье, черная, украшенная драгоценными перьями шляпа и очаровательные лакированные туфельки были исполнены вкуса и изящества. Мистер Фардаль любил по возможности чаще показываться с элегантными дамами того общества, в которое стремился быть принятым. Когда он поцеловал ее свежеотманикюренные пальцы, его плохое настроение окончательно исчезло.

– Я не долго заставила вас ждать? – равнодушно сказала она.– Массажистка запоздала и я чувствовала себя немного усталой.

– Всего 45 минут.

– Серьезно? Когда одеваешься, время летит так быстро! Где мы обедаем?

– Где хотите. Не отправиться ли вам в Монте-Карло?

– Прекрасно! Вы поможете мне выиграть немного денег.

Эта перспектива не привела мистера Фардаля в особый восторг. Помощь заключалась в том, что он делал за нее все ставки, расплачивался при проигрыше и предоставлял все выигранные деньги ей. Но он не хотел показаться нелюбезным.

– Мы можем зайти на полчасика в игорные залы или вернуться сразу же на автомобиле сюда.

– Увидим,– ответила она, садясь в машину.– Вы получили какие-нибудь известия из Англии?

– Ничего интересного. По возвращении из Америки ваш муж звонил мне.

– Кто знает, что ему нужно было!

– Он ничего не поручил передать и только справился о моем адресе, которого ему, конечно, не сообщили.

– Зачем ему понадобился ваш адрес? Ведь в делах у вас нет ничего общего.

– Ровно ничего. Знаете, я принял все меры, чтобы предотвратить эту возможность.

– Его фирма еще существует?

– По-видимому. Должен сказать, Мильдред, я ровно ничего не понимаю во всей этой истории. В Сити не случается вещей, которые остались бы тайной для меня. Фирма Гаррарда никогда не была акционерным обществом, никогда не опубликовывала своих отчетностей, но я хорошо знаю, она была накануне краха. Уже одно то, что Гарвей просил у меня взаймы, было плохим признаком.

– Если бы он знал об этом, то не пришел бы к вам. Он не таков.

– Если бы знал – о чем?

Опа, улыбнувшись, взглянула на него.

– О ваших намерениях.

– Намерения! – насмешливо повторил он.– Послушайте-ка, Мильдред, не хочу рассердить вас как в прошлый раз…

– Мы говорим о делах Гарвея,– прервала его Мильдред.

На минуту он погрузился в мрачные размышления.

– Ладно, закончим разговор на эту тему, прежде чем перейти к другому. Скажите, пожалуйста, за вашим мужем числится какой-нибудь коммерческий опыт? Имеет он какое-нибудь представление о делах?

– Насколько мне известно, ни малейшего. Он никогда не пытался даже ознакомиться с положением дел фирмы, совершенно не знал цены деньгам.

– В таком случае ничего не понимаю. i

– Как же так?

– Да вот в Сити очень много говорят о нем. Рассказывают, что он предпринял очень крупную спекуляцию. Колоссальными закупками собирается поднять цены на кожу. Это ему не удастся. Деловой мир не даст таким образом провести себя какому-нибудь новичку. Ему, вероятно, крайне нужны деньги, и полагаю, он неизбежно доведет себя до тюрьмы.

– Это все звучит очень печально,– вздохпула Мильдред.– Вы знаете, как я ненавижу скандалы. Было бы гораздо лучше, если бы он как-нибудь незаметно исчез. Но он, как и большинство людей в наши дни, ужасный эгоист. Знаете ли, сколько денег он оставил перед отъездом?

– Да?

– 500 фунтов,– презрительно произнесла она.

– На ведение хозяйства?

– О, да нет же. На хозяйство получаю каждый месяц эту сумму от Греторекса.

– Значит, на булавки.

– Гарвей вообще не дает мне на булавки ни гроша.

Фардаль был удивлен – ее ответ, по-видимому, не совсем удовлетворил его.

– Откуда же берутся ваши платья и вое прочее?

– Я не без средств. Имею небольшую ренту, которая оплачивает мои туалеты. Но прекратим этот разговор. Утро такое прекрасное, что не хочется предаваться заботам.

– Да, утро прекрасное.

– Я довольна платьями, которые Молинэ прислал мне из Парижа. Я очень торопила их, тем не менее они сделали все прекрасно. Это платье, например, безукоризненно.

Он не мог скрыть своего восхищения. Она была прелестно одета.

– Думаю, вы ни о чем на свете не заботитесь, кроме своих нарядов.

– О чем же другом мне думать? Игра развлекает меня, лишь если выигрываю, а спорт мне скучен. Правда, охотно танцую, но нельзя же вечно танцевать.

Фардаль нахмурился. Он был плохим танцором, и она на каждом шагу давала ему почувствовать это.

– На свете существуют еще люди,– сказал он,– они вас нисколько не интересуют?

– Не особенно. С женщинами я не лажу, а мужчины ужасно эгоистичны.

– Я тоже эгоист?

– Боюсь, вы такой же, как все.

– Это мило! Я бросил дело, друзей, все и торчу здесь, чтобы быть с вами, а вы называете меня эгоистом.

– Но, дорогой друг, это вовсе не признак альтруизма! Вы приехали сюда потому, что вам хотелось приехать, не так ли?

– Возможно, но мне кажется, мог бы с таким же успехом оставаться в Лондоне.

– Действительно!

– Я приехал сюда, чтобы быть с вами, приехал потому, что – понимайте это как хотите – вы мне нравитесь. И что же? Требуете, чтобы я жил в отдельном отеле, нанял для вас у Негреско самые лучшие комнаты, а мне не разрешается даже зайти к вам. В мои обязанности входит завтракать с вами, гулять, обедать, после чего должен на несколько часов оставить вас одну, помогать при игре в карты и отвозить ночью в отель.

– И этого вам недостаточно!

Фардаль относился к своей спутнице с глубочайшим уважением, но на этот раз вышел из себя.

– Неужели полагаете, что какой бы то ни было мужчина в мире удовлетворится тем, что я получаю?

Мильдред иронически взглянула на него.

– Дорогой друг, не будьте же глупы! Что еще могу дать вам? Понимаете ли вы, что мне необходимо соблюдать крайнюю осторожность? Гарвей наверняка поручил кому-нибудь наблюдать за мной, тем более что вы здесь.

– Я не люблю вашего мужа, но уверен, что он не принадлежит к мужчинам, шпионящим за своими женами.

– Женщине в моем положении ничем не следует рисковать. Если дело пойдет до банкротства, немедленно потребую развода и полагаю, что он не будет настолько эгоистичен, чтобы отказать мне. Тогда буду делать все, что захочу.

– Пока же?

– Но мы почти все время вместе, я не встречаюсь ни с одним мужчиной, кроме вас.

– Вы полагаете, что этого достаточно?

– Делаю все возможное.

– Неправда. Вы отлично знаете, что большинство женщин, даже вашего ограниченного круга, ищет какую-нибудь любовную интрижку, особенно здесь, на курорте. Я мог бы назвать их около дюжины. Возьмите к примеру леди Пэльтроп, с которой так дружны.

– Мэри так неосторожна.

– Во всяком случае у нее достаточно смелости, чтобы поступать так, как она хочет. Это Бэрнли не отступает от нее ни на шаг. Вероятно, у него имеются основания для этого.

– Вы становитесь грубым,– жалостно сказала Мильдред.

– Боже, сколько людей! – прибавила она оживленно, когда автомобиль остановился у отеля «Де Пари».– Еще слишком рано для завтрака. Я хотела бы съездить на несколько минут к Янецкому. Или пойдемте лучше пешком.

Фардаль отпустил шофера. Они подошли к углу площади и остановились у витрины известного ювелира.

– Я отдала в починку маленькую брошь и хочу узнать, готова ли она, но просто боюсь войти. У них такие изумительные вещи! Посмотрите на эти бриллиантовые серьги. Я давно уже мечтаю о таких.

Но на этот раз ее спутник остался непоколебим. Вздохнув, она вошла в магазин.

– Подожду вас у дверей и выкурю папиросу,– предупредил он.

– Как хотите.

Но на пороге она остановилась. Он вынул свой портсигар.

– Вы знаете, ненавижу ходить одна в такие магазины. Если зайдете со мной, провожу вас потом в ваш любимый бар, где сможете покурить и выпить коктейль.

Он убрал портсигар в карман, зашел с ней в магазин, уплатил за починенную брошку и равнодушно посмотрел, когда она велела показать бриллиантовые серьги. Мильдред внимательно осматривала драгоценности.

– Прелестно,– сказала она приказчику.– Но, к сожалению, слишком дорого для меня. 50 000 франков не особенно большая сумма, но я вынуждена отказаться от этих серег.

Внимание Фардаля внезапно привлекла газета, лежавшая на прилавке. Он слегка вскрикнул от удивления.

– Откуда у вас эта газета? – спросил он ювелира.

– Не знаю, сэр. Ее, вероятно, забыл американец, который только что был здесь.

Фардаль улыбнулся и указал пальцем на фотографию на переднем листе газеты.

– Взгляните-ка, Мильдред.

Она посмотрела через его плечо сначала рассеянно, потом с глубоким интересом. Это была изумительно хорошая фотография Гарвея и Грэйс. Она прочла напечатанные крупным шрифтом строки:

«Гарвей Гаррард, английский кожаный король, покидает на «Бенгарии» Нью-Йорк где сделал колоссальные закупки кожи. Сопровождает его очаровательная секретарша, внучка Эбинезера Свэйла, миллионера из Коннектикута, недавно умершего в Лондоне. Мисс Свэйл находит свою первую поездку в Америку восхитительной».

– Вы знали, что у вашего мужа есть секретарша, которая выглядит, как кинозвезда?

– Я и понятия не имела об этом! – возмущенно вскрикнула Мильдред.– Зачем Гарвею секретарша? Он никогда не занимался делами!

Она забыла даже о серьгах, пристально посмотрела на фотографию, бегло прочла текст, взяла газету и направилась к выходу. Фардаль, улыбаясь, следовал за ней.

– Мадам еще вернется,– сказал он продавцу,– надеюсь, вы отдадите серьги за 30 000.

Мильдред шла рядом. По блестевшим глазам и крепко сжатым губам видно было, что она разгневана.

– Боюсь, что вы составили ложное представление о своем муже. Он – как и все мы – позволяет себе некоторые отклонения в сторону. И, надо сказать правду,– девчонка очаровательна.

Она не произнесла ни слова. Молча подошли они к кафе и сели под пестро разрисованный зонтик. Кельнер принес коктейли, и Фардаль зажег папиросу.

– Он поступил со мной возмутительно, – сказала Мильдред наконец.– Полагала, что у него хватит такта не доводить свои глупости до всеобщего сведения.

– Ему не следовало давать своей фотографии,– заметил Фардаль.

– Вы что-нибудь знали об этом?

– Да, кое-какие слухи доходили,– солгал он.

Она взяла второй коктейль. Он склонился к пей.

– Эти серьги были довольно хороши,– начал он. Жестокое выражение ее лица немного смутило его.

– Мы можем после обеда снова посмотреть их,– предложил он.

– Отлично!