Текст книги "Преступление Гаррарда"
Автор книги: Эдвард Филлипс-Оппенгейм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
8
Мильдред первая оправилась от испуга. Она была более раздосадована, чем перепугана. Страх лишил Фардаля голоса.
– Гарвей, я… мы не слышали, как ты вошел.– Он подошел ближе, пристально взглянув на Фардаля.
– Я не видел причины предупреждать о своем приходе. Мне сказали внизу, что Фардаль здесь и что ты просила меня зайти.
Он подошел к двери и широко распахнул ее.
– Убирайтесь вон! – обратился он к Фардалю.
– Уверяю вас, Гаррард…
– Убирайтесь вон. Не нуждаюсь в ваших объяснениях. Уходите отсюда и по возможности скорее.
Герберт Фардаль ушел, дрожа всем телом, не попрощавшись с Мильдред. Гарвей запер за ним дверь и опустился в кресло, предварительно позвонив.
– Не думал, что ты увлечена им.
– Не понимаю, что хочешь этим сказать. Он забылся на минутку: это случается с мужчинами. Он пожалел меня.
– Пожалел?
– Ну конечно,– с возмущением сказала она.– Ведь ты довел меня до нищенства.
– Ах так! Ты обо всем уже рассказала…
– Да он и так был осведомлен об этом. Сказал мне, что ты просил у него взаймы.
Гарвей вздрогнул. Борьба, которую пришлось вести днем, утомила его, а замечание Мильдред причинило боль.
– Я был у него по делу. Фардаль банкир. Давать взаймы – не его профессия. С какой стати он является в твой салон так поздно вечером? В каких вы отношениях?
– Мы хорошие знакомые. Поужинали вместе у Ритца, и я просила зайти на полчаса. Хотела попросить у него помощи.
– Тебе не нужна ничья помощь.
– Не думаю. После того, как ты, которого все считают богатым человеком, попросил ожерелье и купчую, сразу поняла, каково положение дел.
Он никогда не ухаживал за другими женщинами. И жена тоже не позволяла никакого флирта, что было редкостью в их кругу. Наряды и выезды заполняли всю ее жизнь. История с Фардалем была, по-видимому, несерьезна. Он подумал, не сам ли виноват в ее равнодушии и недостатке сочувствия к нему. Не сделал ничего, чтобы быть к ней ближе. И даже о грозящей им катастрофе он поведал ей слишком мало.
– Мильдред,– начал он.– Может быть, я был недостаточно откровенен. И был неправ, требуя твоей помощи.
– Это было чудовищным эгоизмом.
Ее ответ звучал не особенно ободряюще, но он продолжал.
– Вероятно, это произвело на тебя ужасное впечатление. Но забудем об этом. Мне удалось уже раздобыть деньги.
– Каким образом?
– Я одолжил ценные бумаги, которые банк принял как гарантию.
– Одолжил?
– Да, Но, говорю откровенно, рискую очень многим. Во всяком случае, это единственный шанс выйти из затруднения.
– Ведь ты ничего не понимаешь в коммерции, запутаешь дела больше прежнего.
– Мне недостает практических знаний, но есть коммерческие способности, которые не имел еще случая применить. Отец был талантливым дельцом, а наследственность играет большую роль.
Она равнодушно взглянула на часы.
– Итак, что ты хотел сказать? Я хочу пораньше лечь. Завтра бал.
– Я участвую в трудной борьбе и хотел просить о нравственной поддержке, которую муж вправе требовать от жены.
– Это что за новости?
– Может быть, ты не считаешь это нужным, скажи прямо, и я не буду больше надоедать. Но не согласишься ли все-таки мне помочь?
– Каким образом? Отдав ожерелье и купчую?
– Вовсе нет. Я уже сказал, что отказался от этой мысли. Дело в следующем: для спасения фирмы решился на крупную спекуляцию. Моей главной опорой является кредит, который по-прежнему стоит непоколебимо. Все конечно, знают о понесенных нами убытках, но полагают, что при нашем богатстве это не имеет особого значения. Этот кредит – основа моего предприятия. Я должен во что бы то ни стало сохранить его. Во время борьбы все должно идти, как обычно. И в этом ты можешь помочь. Я вынужден оставаться некоторое время вдали от общества, но хочу, чтобы ты часто выезжала и принимала у себя. Мы никогда не оповещали о наших приемах в газетах. Пожалуйста, позаботься, чтобы на будущее это правило было отменено. Пусть все знают, что платье для ближайшего бала ты получила из Парижа воздушной почтой. В конце следующей недели ты дашь ужин.
– Подумал ли ты, что все это стоит денег?
– Греторекс выдаст тебе, как обычно. А вот еще 500 фунтов. Не хочу, чтобы ты нуждалась в деньгах. С другой стороны, должен соблюдать строжайшую экономию. Нам не нужно второго авто?
– Если ты собираешься разъезжать на извозчиках, нет.
– На следующей неделе продам своих пони и дом в Мелтюне.
– Это не раскроет твоего обмана?
– Нет. Я сказал, что отправляюсь с поло-клубом в Южную Америку, и поручил агенту подыскать в Мелтюне другой дом, который, разумеется, найду неподходящим.
– А если все-таки крах?
– Тогда мне все будет безразлично.
– Все?
– Если это не удастся, я исчезну.
– А что будет со мной?
– Я думаю, ты легко обойдешься без меня,– с горечью заметил он.
– Но материально?
– Ты не останешься нищей.
– Немногим богаче нищей. Ты возмутительно относишься ко мне. Твоей главной заботой должно было быть обеспечить меня.
Он задумчиво посмотрел на нее: лицо приняло жесткое выражение, ни единого слова сочувствия не проронили губы, ни единого слова одобрения его энергии. Она глубоко была убеждена в дурном исходе дела и думала только о своей судьбе.
– Это едва ли возможно. Если моя попытка удастся, тогда не о чем заботиться. Если нет, суд отберет у тебя все, что тебе дам.
Она презрительно рассмеялась.
– Неужели серьезно думаешь, Гарвей, что такой невежда, как ты, может в одно прекрасное утро появиться с пустыми руками в Сити и начать загребать деньги? Это все смешной блеф. И в этом я должна принять участие? В ближайшие же дни решу, что делать.
Она поднялась. Его взор следил за ней с вновь пробудившимся интересом. Ее гибкая фигура была очаровательна. Золотые волосы чудесно подходили к синим глазам. Она была, без сомнения, очень красивой женщиной. Но он понял, что их отношения окончательно порваны – она к нему совершенно равнодушна.
– Этот Фардаль,– сказал он,– не смеет больше являться сюда. Я распоряжусь, чтобы не принимали. Или ты сама это сделаешь?
Она посмотрела на него с ледяной усмешкой.
– Ты прав, я распоряжусь. Ты не думаешь, конечно, что этот человек интересует меня чем-нибудь, кроме своих денег?
– Конечно. Но этим он может заслужить твою благосклонность и с этой точки зрения опасен мне как супругу.
– В твоих устах это звучит почти оскорблением.
Он молча закрыл за ней дверь.
9
Через неделю цены начали подниматься, и никто уже не сомневался, что положение на рынке изменится. Беннет, многолетний представитель фирмы в Нью-Йорке, слыл чрезвычайно осторожным человеком и ежечасно телеграфировал в Лондон, прося расширения своих полномочий для дальнейших закупок. Гарвей неотступно поддерживал его. В пятницу вечером Греторекс вернулся в сопровождении одного из представителей и поспешно прошел в кабинет Гарвея. Взволнованный, он положил перед ним телеграмму.
– Замечательное предложение, сэр. Только что прибыло от Беннета. Если разрешите, я расшифрую телеграмму.
– Пожалуйста.
– Фирма «Мак Дермот» – одна из солиднейших кожевенных фирм Америки, которая экспортирует в Европу массу товара. Мы часто покупали у этой фирмы, но сделка, которую предлагают теперь, совершенно исключительна: она предоставляет в наше распоряжение на целый год весь свой запас. В течение года контракт может быть возобновлен на следующие 12 месяцев. У нас будет полнейшая монополия товаров этой фирмы.
– Хороший товар?
– Наилучший, сэр. Спрос на него огромен, но до сих пор он находился в руках различных фирм, и конкуренция была слишком велика. Если получим монополию, это дело разрастется до огромных размеров.
– Каковы их условия? Какой капитал нужно вложить в это и сколько придется платить еженедельно?
– Чудовищные суммы, сэр. Беннет не знает, что делать. Финансовая сторона дела беспокоит его. Что же касается остального, он усиленно рекомендует принять это предложение. Решение должно быть принято в 24 часа. Товар оценивается приблизительно в 100 000 фунтов.
– Каковы условия платы?
– Трехмесячные векселя и трехпроцентный учет.
– Телеграфируйте, что принимаем их предложение и я завтра же утром выезжаю в Нью-Йорк.
– Великолепная мысль, сэр! Нам нелегко будет без вас, но это крупнейшая сделка за последние годы.
Гарвей распрощался с агентом и, как только тот вышел, обратился к Греторексу.
– Насколько вижу, мы за все платим трехмесячными векселями, и счета в книгах разрастаются до огромных размеров. К 1-му поступают платежи от наших клиентов?
– Да, сэр.
– Итак, в настоящий момент наше финансовое положение достаточно солидно.
– Несмотря на то, что мы выплачивали огромные суммы наличными, сэр, думаю, что в конце месяца в состоянии будем уплатить в шесть раз больше.
– Отлично. Пусть кто-нибудь из конторщиков позвонит ко мне домой и прикажет слуге уложить чемоданы. Позвоните также в Кунардлайн и закажите каюту с ванной. Узнайте, когда отходит поезд к пароходу.
– Все будет сделано, сэр.
– Два-три раза в день телеграфируйте о вновь заключенных сделках и ценах дня. Вместе с материалом, который возьму с собой, это даст возможность оставаться в курсе дела… Если работа окончена, все служащие могут уйти. Я еще останусь здесь на некоторое время.
Кассир ушел. Гарвей занялся счетами. Раз или два его отрывали от работы, но постепенно шумное движение в здании замерло. Он продолжал работать, пока не наступила полная тишина. Наконец прервал работу, прислушиваясь к бою башенных часов. Пробило 10. Утомленный, но довольный, откинулся на спинку кресла. Он был всецело погружен в размышления о своем деле – в этих цифрах ему чудилось еще пеизведанная им романтика. Отдохнув немного, он встал, закурил папиросу, открыл дверь кабинета, посмотрел на ряд неосвещенных комнат – и его охватили воспоминания.
Воспоминания о трагическом происшествии, которое послужило опорой его теперешнему предприятию, которое с трудом оттеснял в область подсознания. За последние несколько дней он сделался предметом преклонения всех своих служащих, начиная с Греторекса и кончая последним носильщиком. В коммерческом мире усиленно заговорили о нем. Его считали крупным смелым спекулянтом, каким-то чудом. И что крылось за всем этим? Вор! Если случай до сих пор приходил ему на помощь и существование ассигнаций не было еще открыто, это был просто случай, не больше.
Он посмотрел на приемную. Там тоже было темно. С невероятной отчетливостью пережил он все с самого начала: страх при виде мертвеца, соблазнительные пачки, вынутые из портфеля, обещающие спасение и помощь. В сотый раз спрашивал себя, зачем старик носил при себе такую сумму денег. Но каковы бы ни были цели, он их не достиг! Гарвею казалось, что Эбинезер Свэйл где-то здесь, вблизи, что он покинул свое тихое кладбище и вернулся за деньгами. Обокрасть мертвеца! Тихий стон вырвался из груди. Он протянул руку к выключателю, но внезапно в приемной зажегся свет. Неужели происшествие того вечера повторялось снова? В самые страшные минуты жизни Гарвей проявлял отвагу и решительность, но теперь ужас парализовал его. Между тем двери приемной раскрылись.
– Кто здесь? – спросил он слабым голосом.
Вместо ответа перед ним появилась человеческая фигура.
Гарвей с лихорадочной поспешностью повернул выключатель.
10
В ярком свете лампы, залившем комнату, он увидел реальное человеческое существо. Это была миловидная девушка невысокого роста. На бледном лице печально смотрели из-под длинных ресниц большие темные глаза.
– Что вы здесь делаете?
– Я хотела видеть вас. И ждала.
– Почему же не просили доложить о себе? Вы здесь уже давно?
– Два часа – или больше. Я не думала о времени.
– Но это невозможно; здание было полно служащих, каждый из которых мог доложить о вас.
– Знаю. Но я ждала, пока все уйдут. Я только сегодня узнала обо всем. И хотела побыть в комнате, где умер мой дед.
– Эбинезер Свэйл был вашим дедом?
– Да. Я должна была приехать из Парижа, чтобы встретиться с ним. Вот приехала, но слишком поздно.
Пригласив ее в кабинет, он предложил ей кресло, а сам сел в полутьме у письменного стола. Перед ним была девушка, которую он обокрал.
– Смерть вашего деда была для вас, конечно, большим ударом, мисс Свэйл?
– Тяжелым ударом и еще более тяжелым разочарованием. Я уже готова была к поездке и ждала в Париже только письма от него, чтобы приехать. Вместо этого пришла телеграмма из Америки. Таким образом я узнала, что он мертв.
У нее был глубокий голос и, судя по произношению, она, вероятно, долго жила во Франции.
– Вы хотели остаться на некоторое время вместе с ним в Англии?
– Дед хотел взять меня в Америку. Я никогда его не видела. Мой отец поссорился с ним из-за моей матери, француженки.
– Ах вот что! – Теперь он понял, почему она говорила с легким акцентом, почему в ее одежде была какая-то неуловимая элегантность.
– Родители умерли. Дед посылал мне время от времени небольшие суммы. Он хотел, чтобы я изучила машинопись и стенографию на английском и французском языках. Я сделала это, а месяц назад получила от него письмо. Он писал, что приезжает в Англию и хочет увидеться. Две недели назад написал мне снова, что живет в отеле «Савой», ждет меня и приготовил мне сюрприз.
– Он не объяснил вам, что это за сюрприз?
– Нет. Но думаю, это были деньги. После того письма я не получала никаких известий. Ждала со дня на день – ни слова! Потом телеграмма из Америки с сообщением о смерти. Это было всем. Я решила приехать.
– И вы не нашли сюрприза?
Она вздохнула, ее глаза затуманились.
– Это эгоизм, конечно, но я горько разочарована. В отеле мне сказали, что денег, которые нашли при нем, едва хватило на уплату по счетам и расходы на похороны. Им пришлось даже добавить из своих средств.
– Он был, вероятно, большим чудаком. Мы телеграфировали в Нью-Йорк, и его управляющий Социус ответил, что Свэйл продал свою долю в фирме и уехал. Они полагают, что имел при себе крупную сумму.
– Значит, она пропала. Не думаете ли вы, мистер Гаррард, что его ограбили?
– Возможно, вы скоро узнаете, что он поместил свои деньги в какой-нибудь банк. Вы получите их через некоторое время – убежден в этом.
– Может быть. Пока же я потратила все свои деньги на этот дурацкий траур и билет второго класса в Америку.
– Вы едете в Америку?
– Мой дядя в Париже посоветовал съездить туда. Дед ведь не имел других родственников, а после него остались, вероятно, дом или какое-нибудь другое имущество. Может быть, он что-нибудь завещал. Я кажусь очень корыстолюбивой, не правда ли? Вы так странно смотрите на меня.
– Я? Вовсе нет!
– Возможно, я выражаю больше скорби по поводу своей судьбы, нежели по поводу утраты, но не умею лицемерить. Я француженка. Ему было уже 80 лет и он был болен. Я же в продолжение 10 лет была очень бедна. И вдруг это письмо! А теперь – опять прежнее.
На ее глазах блеснули слезы. Губы задрожали.
– Дорогая мисс, вы не должны заботиться о деньгах и очень хорошо сделали, придя ко мне. Ваш дед был одним из самых лучших друзей нашей фирмы. Я убежден – твердо убежден: скоро мы узнаем, куда он поместил свое состояние. До тех пор смотрите на наш торговый дом как на свой банк. Нам доставит удовольствие помочь вам.
Она взглянула на него с удивлением и благодарностью. Гарвей должен был сознаться, что впервые в жизни видел глаза, которые слезы делали еще прекраснее.
– Почему вы так добры?
– Дело не в доброте. Мы много лет торговали с вашим дедом. Он умер при посещении нашей фирмы. Понятно, что будем всеми силами поддерживать вас.
– Не дадите ли мне какой-нибудь работы? Не хотела бы принимать милостыню. Я охотно буду работать до тех пор, пока отыщутся деньги.
– Работу? Зачем? Какую работу?
Она посмотрела на него без всякой тени кокетства. Ему показалось, что она хладнокровно оценивает его.
– Я охотно сделалась бы вашей секретаршей.
– Моей секретаршей? Но у меня не было никакой секретарши.
– В таком случае вам необходимо нанять ее. Я уверена в этом. Видела сегодня вечером, какая масса народа бывает здесь. Я умею стенографировать и печатать на машинке на французском и английском языках.
– Мы постараемся подыскать для вас какое-нибудь занятие. Ведь вы уезжаете в Америку?
– Да, но скоро вернусь. Не хочу оставаться там. Люди, среди которых жил дед, были, вероятно, очень бессердечны. Они все так плохо отнеслись к моему отцу, когда он уезжал во Францию. Благодарю вас за обещание подыскать для меня какую-нибудь службу, но все-таки надеюсь быть вашей секретаршей.
На минуту его охватили сомнения, возникло подозрение, что этим поздним посещением торгового дома она преследовала какую-то цель. Но у него не хватило мужества заговорить об этом.
– Мы обсудим это, когда вернетесь из Америки. Уверен, что к тому времени состояние вашего дедушки найдется.
– Если сумма окажется достаточно велика, не стану работать. Но если их будет слишком мало…
– Надеюсь, денег будет много,– сказал Гарвей, поднимаясь и укладывая в портфель бумаги.– Каким образом вам удалось войти и все время пробыть здесь незамеченной?
– Все были слишком заняты, чтобы обращать на меня внимание. Я просто поднялась наверх и нашла приемную по газетным описаниям. Там села, словно поджидая кого-то, и никто не обращал на меня внимания. Потом постепенно все разошлись и, когда решила постучать к вам, услышала шаги.
– Вы напугали меня до смерти.
– Я сама была немного испугана. Уже одна мысль, что сижу в том же кресле, где умер дед, внушала страх. Увидев вас входящим из темного коридора, испугалась еще больше. Когда стану вашей секретаршей, всюду увеличим число ламп.
Он запер портфель, взял палку и шляпу.
– Значит, вернувшись из Америки, вы снова посетите меня? Отлично. Куда же отвезти вас теперь?
– Я вернусь в «Савой». Правда, это большая роскошь для меня, но речь идет только об одной ночи.
Они молча спустились по лестнице. Девушка споткнулась в темноте и невольно схватилась за его руку. Ее бледное лицо с яркими губами приблизилось к нему.
– Мне придется привыкнуть к запаху кожи, но должна сознаться, он отвратителен. Вы не находите?
– Я тоже терпеть не могу его, но приходится мириться. Может, пройдем до моста пешком? Там будет такси.
– Хорошо.
Они шли по безлюдным улицам мимо темных зданий, торговых домов. В такси с легким вздохом девушка опустилась на подушки.
– Вы устали?
– Конечно. Мне пришлось много ходить днем.
Он заметил тени под глазами и складку усталости у рта.
– Вы ужинали?
– Нет. В шесть я была уже у вас.
– Что же ели за обедом?
– Чашку кофе и печенье. Это было отвратительно.
– Ужасно! Я тоже еще не ужинал. Поеду с вами в «Савой», и мы поужинаем вместе.
– Чудесно! Теперь только почувствовала, что умираю от голода. Сама не решилась бы там поужинать. Вы прекрасный друг, мистер Гаррард.
В ее благодарном взгляде на этот раз было что-то кокетливое.
– Дорогая мисс, надеюсь, вы всегда будете считать меня своим другом.
11
В гриль-баре отеля «Савой», где Гарвей был редким, но желанным гостем, они сели за угловой столик. Девушка медленно потягивала коктейль.
– Не можете себе представить, как тоскую я но такой обстановке. Люблю веселье, красивые платья, люблю ужинать там, где играет музыка и танцуют.
– Ничего. Не сомневаюсь, что дед был очень богатым человеком и его состояние рано или поздно отыщется. Я твердо убежден в этом и готов предоставить вам любую сумму с условием, что вернете, когда получите наследство.
– А если деньги не найдутся? Я окажусь у вас в долгу, которого никогда не сумею оплатить.
– Это риск, но беру последствия на себя.
В ее глазах снова появилось загадочное полунасмешливое выражение.
– Я подумаю об этом. Рано или поздно, несомненно, приму предложение, но вы не должны считать меня неблагодарной.
Колебания имеют свои причины. В Париже всегда говорили, что в моем характере есть одна американская черта: очень независима. Никто в мире так сильно не хочет быть богатой, как я, но я хочу, чтобы эти деньги были моими. Может быть, я изменю этому принципу, но пока рассчитываю только на то, что вы или кто-нибудь другой помогут найти состояние деда.
Простой ужин, заказанный Гарвеем, был подан, и некоторое время оба молча утоляли голод. Она обрадовалась, как ребенок, увидев блюдо со спаржей, и ее восторг достиг своего апогея, когда кельнер принес бутылку шампанского.
– Не думайте, что я всегда такая ужасная обжора. Но за всю последнюю неделю ни разу не ела досыта, я была очень подавлена. И потом очутилась в Лондоне одна – это не особенно приятно.
Он прислушивался к словам и наблюдал за ней, неожиданно заметив, что она очень красива. Бледность лица не была болезненной. Она только резче оттеняла ее брови, темные, пламенные глаза и натурально красный цвет ее полных мягких губ. Женщины играли в его жизни такую ничтожную роль, что этот ужин вдвоем был для него чем-то новым. Он чувствовал, как приятно отмечать все, что нравится в ней, удовлетворяет его избалованный вкус: холеные руки, просто причесанные темные волосы, отсутствие драгоценностей, скромная элегантность черного платья, которое, как сообразил он, несмотря на свою неопытность, стоило, вероятно, очень дешево. Ему было хорошо и не хотелось думать о том, что скоро придется расстаться с ней и поехать домой. Он заказал кофе и выпил зеленый Greme de menthe, который она выбрала вместо ликера.
– Расскажите о вашей жизни в Париже.
Она взяла предложенную им папиросу.
– Моя жизнь была очень буднична и печальна. Когда-то мать была известной актрисой. Отец приехал против воли дедушки в Париж учиться живописи, по не добился успеха, и мы бедствовали. Потом он попробовал заняться торговлей, но из этого тоже ничего не получилось. Пять лет назад умер. Мать слишком состарилась для своих ролей и часто оставалась без ангажемента.
– А вы? У вас никогда не появлялось желания поступить на сцену?
– Мне предлагали работу в театре, но мать была против.
– Почему?
Она ответила не сразу, потом стряхнула пепел с папиросы.
– Она твердила, что подмостки опасны для девушки, и знала, что я люблю роскошь. Кроме того, предлагали выступать в ее ролях. Мысль об этом возмущала ее.
Он кивнул.
– После смерти отца дед поддерживал нас небольшими суммами. Я изучала стенографию и машинопись. Потом умерла мать. Я написала деду и получила очень ласковый ответ. Он успокаивал меня, обещая позаботиться. Потом пришло его письмо из Лондона. Я не спала по ночам, мечтая о будущем. Затем получила телеграмму из Америки. Это история моей жизни, мистер Гаррард.
– Никаких романов?
– Француз никогда бы не задал такого вопроса,– сказала она, смеясь,– Вы хотите, чтобы я исповедалась?
– Я слушаю.
– Признание унизительно, но не компрометирует. Большинству мужчин я совершенно не нравлюсь. Не знаю почему. Не объясните ли вы этого, мистер Гаррард?
Он ответил не сразу. Чтобы выиграть время, обратился к кельнеру и заказал брэнди. Когда снова обернулся, голос звучал спокойно.
– Затрудняюсь. Я не знаток женщин, но если хотите слышать мое мнение…
– Пожалуйста, продолжайте.
– По-моему, у мужчин, которые не находят вас привлекательной, очень мало вкуса.
– Это комплимент, хоть и не французский. Надеюсь, вы искренне придерживаетесь такого мнения.
– Вы, вероятно, смеетесь надо мной. Вспомните, я уже достаточно стар,– впрочем, сколько вам лет?
– В Париже, где молодость очень в моде, считалась уже перестарком. Мне 22 года.
– Вы не выглядите старше своего возраста, не помолвлены и не…
– Не собираетесь ли сделаться моим опекуном?
– С наслаждением согласился бы взять на себя эту обязанность.
Она смолкла, и он почувствовал на мгновение, что зашел, пожалуй, слишком далеко. Отлично понимал, что она под маской равнодушия зорко наблюдает за ним. Но его вид действовал на нее успокаивающе. В поведении Гарвея сказывались хорошее воспитание и порядочность.
– Я сказала, сколько мне лет, а вам сколько? – непринужденно спросила она.
– 38. Я достаточно стар для того…
– Для… для чего?
– Для того, чтобы искренне восхищаться вами.
– Очень рада, что провела вечер вместе с вами. Когда пришла в Бермондси, почувствовала себя очень несчастной, и мне приходили в голову мрачные мысли. Теперь они исчезли – и я счастлива.
– Мрачные мысли?
– Да. В газетах пишут много о таких вещах. Я спрашивала себя, действительно ли умер дед в вашей приемной от разрыва сердца? Может быть, деньги были при нем, и его убили и ограбили. Вот что мне пришло в голову, когда огни были потушены и я осталась одна в приемной. Вы будете смеяться, но было так страшно.
Он не смеялся, а смотрел, словно сквозь туман, и проклинал свою слабость. Краска сбежала с лица, и пот выступил на лбу. Подумал, что она заметила ужас, отразившийся на лице, но у него не хватало сил отвести взгляд.
– Это похоже на авантюрный роман,– пробормотал он.
Она посмотрела на него с загадочным выражением, и когда заговорила, голос звучал озабоченно.
– Ведь вы не думаете, что серьезно верю этому?
– Конечно, нет.
– Вероятно, я унаследовала актерский талант матери. Вы выглядели очень испуганным.
– Я действительно испугался. Совсем недавно принял управление делом и часто спрашивал, нет ли среди служащих какого-нибудь мошенника. Но освидетельствование врача исключает всякую мысль о преступлении. Не забудьте также, что за два дня до смерти у деда был сердечный приступ.
– Жалею, что заговорила об этом… Вы так добры ко мне.
– Хотел бы сделать для вас гораздо больше. Вы рассказали о своем положении. Разрешите стать вашим банкиром до тех пор, пока не получите наследство.
– Почему вы предлагаете это?
– У вас нет друзей, которые имели бы право позаботиться о вас больше меня. Ваш дед был, как уже сказал, нашим долголетним другом.
– Дед имел много друзей в Лондоне. Многие прислали сочувственные письма, но никто не предложил помощи.
– Вероятно, они не знали, в каком положении вы находитесь.
Она выпила кофе и поднялась.
– Мы поговорим об этом, может быть, я приму ваше предложение.
– Я еду завтра утром в Америку. Разрешите приказать моему кассиру выдать вам деньги по первому требованию.
– С этим можно подождать до вашего возвращения. Благодарю за ужин. Я подумаю обо всем. Пожалуйста, не беспокойтесь. Моя комната по этой стороне. Лифт тут же.
В ее кивке было много дружеского и еще чего-то непонятного.
Он взглядом проводил ее миловидную фигурку, исчезнувшую за дверью, и потребовал счет. Ему показалось, что пережил нечто, что отразится на всей его жизни.