Текст книги "Преступление Гаррарда"

Автор книги: Эдвард Филлипс-Оппенгейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

12

Гарвей спал глубоким сном, когда кто-то сильно постучал в дверь комнаты и зажег свет.

– Алло! – крикнул он, быстро садясь на постели.– Кто, черт возьми…

Внезапно он смолк. В комнате была Мильдред. В роскошном бальном платье она казалась ослепительно-прекрасной. Ее синие глаза смотрели на пего гневно и недоверчиво.

– Что это значит, Гарвей?

– Что? Что я в постели?

– Ты отлично знаешь, что я подразумеваю. Или, может быть, ты собирался скрыть это от меня? Что значат оба чемодана внизу с ярлыками «в Нью-Йорк»?

– Ах это! Ничего особенного. Андрью по глупости оставил чемоданы в передней. Я еду завтра утром в Нью-Йорк. Это не тайна.

– В Нью-Йорк? – насмешливо повторила она.– Думала, что теперь в моде Южная Америка.

– Мне нечего делать в Южной Америке.

– Да ты просто собираешься удрать после всего, что натворил здесь! Я не могу упрекать тебя за это, но что будет со мной?

– С тобой? Но я через три недели возвращаюсь, и если тебе за это время понадобятся деньги…

– Не валяй дурака, Гарвей! Неужели ты считаешь меня такой глупой? Ты хочешь исчезнуть – прекрасно. Но оставить меня без гроша?

– Хорошо, что напомнила об этом,– сказал он, зевая.– Я принес еще 500 фунтов. Они лежат на камине в твоей комнате.

– 500 фунтов? Но ведь ты-то берешь с собой не меньше 50 000?

– 50 000? Но откуда я возьму их?

– Ты всегда считал меня глупее, чем есть на самом деле, Гарвей. Мы оба отлично знаем, что ты просто удираешь от своих кредиторов.

– Ах, во-о-от оно что!

– Что тебе делать в Нью-Йорке? Ты всего две недели работаешь в фирме. Ты собираешься спрятаться там? Отлично! Лучше, если скроешься. Но оставить меня без денег – это подло!

Он совершенно проснулся и сел на постели.

– Не болтай глупостей, Мильдред. Все деньги на ведение хозяйства положены в банк на твое имя. На ближайшее время ты обеспечена, а через три недели я вернусь.

– Сколько денег ты берешь с собой? – снова спросила она.

– Два миллиона,– ответил он, взбешенный.– И все деньги до последнего гроша нужны мне лично.

– Но ты просто смешон. Вчера Фардаль сказал мне…

– Если ты еще раз произнесешь это имя…

– Ты не любишь Фардаля – и он не любит тебя. Но я нашла в нем преданного друга.

– Мне стыдно за тебя при мысли, что ты общаешься с таким человеком. Это делается против моей воли. Но об одном прошу тебя: не говори о нем.

– Ладно. Итак, я узнала вчера вечером, что в ближайшие дни ты предпримешь увеселительную поездку. Вижу, что это действительно так, и не буду мешать, не стану доносить, но требую дать часть денег.

Он взглянул на нее с любопытством. Сначала она произвела ослепительное впечатление, но в последнюю минуту в ней произошла резкая перемена: черты лица обострились, бледная от гнева стояла она перед ним, сжав губы.

– Ты заблуждаешься, Мильдред. Я не думаю о бегстве. Наоборот. Хочу не только спасти нашу фирму, но в совершенно реорганизовать ее. До сих пор счастье было на моей стороне. Я еду в Нью-Йорк для заключения торговой сделки; взял уже обратный билет на тот же пароход.

– Это твое последнее слово, Гарвей?

– Я сказал правду.

Не говоря ни слова, она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Он опустился на подушки. Последние узы, связывающие их, были порваны. Ее поведение еще раз заставило задуматься над их отношениями. В продолжение многих лет он смотрел на ее эгоизм и равнодушие как на нечто вполне законное и давал все, что мог. Что получил взамен? Ничего. При первом же испытании она спасовала. Он подумал о предстоящей поездке с радостью. Для него начиналась новая жизнь, в которой для Мильдред не было места.

На следующее утро Греторекс явился в точно назначенное время на вокзал. Сидя в купе поезда, отходящего в Соутгэмптон, Гарвей читал письма, раздавал инструкции, диктовал телеграммы. Он работал быстро с такой проницательностью и энергией, что Греторекс не мог скрыть своего изумления. Из советчика он превратился во внимательного и преданного исполнителя приказаний. Поспешность и сложность работы доставляли Гарвею дотоле неиспытанное наслаждение. Наконец пожал Греторексу руку и отдал последние распоряжения.

Когда поезд тронулся, он, усталый и довольный, откинулся на сиденье и приказал принести завтрак. Потом, отдыхая, курил до Соутгэмптона. С восхищением осматривал огромный пароход, отогнав все заботы. Шесть дней он решил не думать о вечно грозящей опасности, с легким сердцем поднялся на палубу и тотчас же был проведен в каюту.

13

На второй день поездки Гарвей сидел на палубе в плетеном кресле и просматривал первые полученные им телеграммы. Все известия были исключительно благоприятны: цены стояли твердо, заказы следовали один за другим, а запасы беспрерывно пополнялись. Беннет телеграфировал, что компания «Мак Дермот» ждет приезда Гарвея. Держа пачку телеграмм в руке, он вынул портсигар и внезапно услышал знакомый голос.

– Я вижу, вам действительно срочно нужна секретарша. Хорошо, что я здесь.

На мгновение ему показалось, что грезит. Но эта мысль исчезла, как только он взглянул на стройную, закутанную фигурку в соседнем кресле.

– Ваши бумаги сейчас улетят. Вы совсем беспомощны. Давайте их свяжу, у меня есть резинка.

– Позвольте, но что вы здесь делаете?

Вопрос был совершенно бессмысленным, но он все еще не оправился от своего удивления.

– Я – ваша спутница. Ведь я же говорила, что собираюсь в Америку.

– Но вы ни слова не сказали, что едете тем же пароходом.

– Я хотела приятно удивить вас. Разве это не приятный сюрприз?

– Ну конечно! Но ведь у вас был билет второго класса?

– Да, но когда я узнала, что вы едете на этом же пароходе, отправилась к казначею и попросила поменять билет. Я еще не уплатила разницу, но если по дороге не заработаю у вас немного денег, право, не знаю, что будет. Казначей очень любезный господин, но уже дважды напомнил, что я должна ему 23 фунта и 10 шиллингов.

Он уже оправился от удивления, но вместе с приятными в нем опять пробудились и мрачные мысли.

– Не беспокойтесь об этом, я сегодня же вечером улажу это дело. Но с другой стороны…

Его лицо нахмурилось.

– Не люблю людей, которые не заканчивают своих мыслей. Что вы хотели сказать?

– Я не понимаю, почему вам так хочется стать моей секретаршей?

Она плотнее закуталась в плед.

– Видите ли, как ни обидно в этом сознаться, но вы единственный человек, проявивший ко мне какой-то интерес: уверили меня, что дед был другом вашей фирмы и хотите помочь мне. Если деньги не найдутся, мне придется работать. Я получила подготовку для секретарской работы, почему бы не сделаться вашей секретаршей?

Это звучало убедительно. Он мысленно назвал себя недоверчивым глупцом, и в то же время в нем проснулась жажда борьбы. Если это было хитростью с ее стороны, дающей возможность наблюдать за ним в непосредственной близости, что же, он не станет препятствовать этому.

– Я нанимаю вас. Жалованье 300 фунтов в год и экстренные расходы, в счет которых входит, разумеется, и эта поездка. Будьте добры принести дюжину телеграфных бланков, я продиктую несколько телеграмм.

Она скинула плед и вскочила с кресла с такой грациозной легкостью, что он с восхищением посмотрел на нее. В одну секунду спустилась вниз и, прежде чем он успел оглянуться, стояла снова перед ним.

– Я сообщила казначею, что служу у вас и вы за меня заплатите. Он вздохнул с облегчением, услышав это.

– Хорошо. А теперь – пожалуйста.

Девушка подвинула к нему стул и села. Вынув карандаш и положив на колени для удобства сумку, она приготовилась и записала стенографически 12 телеграмм одну за другой.

– Теперь подпишите внизу значения слов и дайте мне проверить. Если телеграммы записаны правильно, дам вам шифр.

– Они записаны совершенно правильно.

– Надеюсь. Понимаете, я должен проверить вас.

Она закусила губу, но не произнесла ни слова.

Через четверть часа она вернулась с переписанными телеграммами. Он внимательно прочел их и, поправив несколько слов, одобрительно кивнул.

– Вы правы. Все точно записано. Поправки я внес в свой собственный текст. Вот шифр. Пишите по возможности подробнее и отошлите все телеграммы.

– Не дадите ли мне денег, если у вас не имеется текущего счета на телеграфе?

Он подал ей 10 фунтов и удобно растянулся в кресле.

– Купите записную книжку, куда будете вносить все расходы. Даю вам денег и поручаю вести расчеты.

Улыбаясь, она приняла ассигнацию.

– С удовольствием. Надеюсь, у вас найдется для меня еще работа, когда вернусь.

Его взгляд следовал за ней, пока она не исчезла.

Море было неприветливого стального цвета. Ему трудно было разобраться в своих мыслях, но чувствовал себя довольным. Его грезы были прерваны стюардом, который принес телеграмму. Гарвей машинально вскрыл ее и прочел несколько слов. Потом прочел вторично и сделал стюарду знак уйти. Телеграмма была несколько часов назад отправлена из Бермондси и гласила:

«Скотлэнд-Ярд звонил и присылал сыщика. Они справлялись об адресе мисс Грэйс Свэйл, внучке Эбинезера Свэйла, которая, по их словам, посетила вас в пятницу в здании вашего торгового дома. Если адрес вам известен, телеграфируйте. Греторекс».

Он изорвал телеграмму на мелкие кусочки и бросил за борт. Не успел снова занять свое место, как вернулась Грэйс с записной книжкой в руках.

– Я все записала. У меня осталось 4 фунта, 19 шиллингов и 3 пенса.

– Я хочу отослать еще одну телеграмму,– сказал он.

– В вашем распоряжении 4 фунта, 19 шиллингов и 3 пенса.

– Она не будет стоить так дорого.

Она взяла из сумки бланк и приготовила карандаш.

– Греторексу, «Гаррард и К°», Лондон. Адрес неизвестен.

– Это все?

– Да. После обеда работы не будет. Пойду уплачу за ваш билет.

– Я не нахожу слов для благодарности, мистер Гаррард, вы очень добры ко мне.

Они вместе прошли вдоль палубы. У лестницы, ведущей в каюты, остановились и распрощались.

– Надеюсь, завтра будет больше работы.

Его ответ был заглушен сиреной. Пароход вошел в густую полосу тумана. Она вздрогнула.

– Пойду к себе в каюту. Туман – единственное, чего боюсь, он делает меня больной.

Он хотел пригласить ее к себе в салон, но сдержался, вспомнив порванную телеграмму.

– Бояться нечего, но если там будете чувствовать себя лучше, оставайтесь в каюте.

14

Только к обеду следующего дня Гарвей снова встретился с Грэйс. Он сел за свой одинокий столик – весь день испытывал какую-то странную тревогу, как вдруг заметил проходящую по залу знакомую фигуру, направляющуюся прямо к нему. Девушка, грациозно и уверенно проходившая по залу,– она виновато улыбнулась, когда глаза их встретились,– мало напоминала призрачный образ, показавшийся ему в первый раз в темном проходе торгового дома. Черное платье было очень обыкновенно, но красота фигуры не нуждалась в украшениях, сделанных портнихой. Насколько было известно, она со вчерашнего вечера не покидала своей каюты, но все ее существо дышало здоровьем и жизнерадостностью. Он поднялся, чтобы поздороваться.

– Будет ли очень невежливо с моей стороны, если я попрошу разрешения сесть за ваш столик? Если хотите, только на сегодня. За моим столом нет ни одной дамы, а мужчины мне не особенно нравятся.

– Как раньше не подумал об этом! – воскликнул Гарвей.– Пожалуйста, оставьте за собой это место на все время путешествия.

– Надеюсь, не скомпрометирую вас,– сказала она, усаживаясь.

– Здесь никому нет до нас дела. И, кроме того, разве мы не состоим в официальных отношениях!

– Конечно. Но, с другой стороны, мне вовсе не хочется обедать с вами – официально.

Она выбирала для себя блюдо, как это делают французы, с заботливостью и вниманием и выпила стакан предложенного Гарвеем вина. Оба посмотрели сквозь иллюминатор на море, бывшее спокойным и синим.

– Как дивно! После того как прошел туман, хотела бы, чтобы поездка продолжалась бесконечно.

– Я тоже хотел бы этого и все же рад, что это невозможно. Я только недавно принялся за дело, а эта поездка – возвращение к моему прежнему существованию. Ничто не делает человека таким ленивым, как жизнь на пароходе.

– Каким это образом вы сделались таким рьяным коммерсантом?

– Компаньон недавно умер, и не осталось никого другого, кто мог бы взять на себя управление фирмой.

– Почему не продали фирму? Все говорят, что вы сказочно богаты.

– Безделье никому не пристало.

Она улыбнулась.

– Вам понадобилось много времени, чтобы дойти до этой мысли.

– Мне понадобилось много времени, чтобы дойти и до некоторых других мыслей. Я думаю, каждый переживает в своей жизни пору кризиса. Меня эта пора застала неподготовленным и беспомощным, чувствую себя, так сказать, лишь на пороге познания.

– Кто знает, как долго понадобится вам секретарша,– задумчиво произнесла она.

– Вероятно, до тех пор, пока вам не надоест быть ею.

– Почему – вероятно?

Он попробовал сделать торжественно-серьезную мину, которая соответствовала бы официальным отношениям шефа и секретарши. Но эта попытка кончилась ничем, когда он заметил насмешливое выражение ее глаз.

– Видите ли, у меня никогда не было секретарши. Наши отношения могут принять… немного своеобразный характер.

– Почему? Каким образом?

Он медлил. Но почему бы ему в конце концов и не высказаться? Пожалуй, это будет разумнее, нежели скрывать некоторые мысли.

– Вы очень привлекательны.

– Вы льстите. Но хотя бы так, что же из этого? Говорят, женщины мало интересуют вас. Кроме того, вы женаты на красавице.

– Мою жену считают очень красивой женщиной, но наш брак не был счастливым. Она недовольна.

– Вы изменяете ей?

– Да нет же! Дело вовсе не в этом.

– В чем же?

– Она очень честолюбива. Я не в состоянии удовлетворить все ее желания.

– Но вы так богаты! Неужели не можете дать все, что она хочет?

– Ей хочется титула. Хочется, чтобы я стал членом парламента или купил себе за 100 000 фунтов звание баронета или пэра.

– Так вот какая женщина ваша жена,– тихо произнесла Грэйс.

– Туалеты, драгоценности, высокое общественное положение – в этом смысл ее жизни. До недавнего времени я и сам был таким же. Жил для развлечений и спорта. Для человека вдумчивого не было бы никакой разницы между моей женой и мной.

– Я предпочла бы ваши недостатки. Но расскажите мне еще о вашей жене. Она любит вас?

– Я глубоко убежден, что ничего для нее не значу.

– Кто же любит вас?

– Откровенно говоря, не знаю. Это последствия моего образа жизни.

– Не считайте меня нескромной, если я задам еще один вопрос. Я полуфранцуженка и выросла в среде богемы. Кроме того, любопытна от природы. У вас нет подруги?

Он был немного смущен. Но сразу вспомнил обстановку, в которой она воспитывалась.

– Нет. Правда, не из нравственных соображений. Я не лучше других мужчин. Просто были вещи, которые для меня интереснее женщин.

Ее взгляд следил за пролетавшей чайкой. Подали следующее блюдо. Она снова казалась совершенно равнодушной.

– Каковы ваши планы на будущее? В чем для вас счастье?

– Любить и быть любимой,– ответила Грэйс, не колеблясь.

Гарвей снова смутился. Откровенность девушки была совершенно непонятна.

– Вы испытали уже это счастье или предчувствуете его?

– Нет еще. Я часто флиртовала, принимая ухаживания, и никогда ничего не давала взамен.

– Как эгоистично!

– Возможно. Обыкновенно мужчины предпочитают брать все от женщины, ничего не давая взамен. Я принадлежу к небольшой группе женщин-исключений.

– Мне кажется, вы слишком много размышляли о жизни для вашего возраста.

– Нужда заставила. Но я способна на безумства, если во мне заговорит настоящее чувство. Я знаю это.

До их слуха донеслись звуки оркестра. Гарвей внезапно почувствовал непонятную тревогу.

– Мой ответ был не полон,– сказала она, подымаясь,– я люблю богатство, роскошь и развлечения.

Они вышли на палубу, где играл оркестр. Солнце, окутанное красными облаками, погружалось в море.

– Вы должны прикрыться, если хотите остаться на палубе.

Грэйс отрицательно покачала головой и посмотрела на танцующие нары.

– Не хотите ли потанцевать? – спросила опа.

Он вдруг почувствовал, что только этого и хотел.

– Как чудесно,– шептала она через несколько минут,– иметь такого многостороннего шефа!

После танца они смотрели на звезды, зажигавшиеся одна за другой в темном небе…

Стюард принес прохладительное и передал Гарвею несколько телеграмм. Грэйс тотчас же вскочила.

– Шифр внизу. Одну секунду.

Она вернулась со своей сумкой, и они вместе прочли телеграммы.

– Это повышение цен вам выгодно? – озабоченно спросила она.

– В высшей степени. Еще один месяц, успешный ход дела в Нью-Йорке – и цель достигнута.

– Какая цель?

– Я честолюбив, как многие коммерсанты, и хотел бы, чтобы весь товар был чист от долгов,– уклончиво ответил он.– Хотите пройтись?

Она посмотрела на него, и ему показалось, что он прочел насмешку в ее глазах.

– Зачем? Мне здесь очень хорошо.

– Я должен ответить на телеграммы. Здесь ничего не видно.

Она не пыталась удерживать его. На ее губах играла улыбка. Он пошел в курительную, кинулся в кресло и заказал себе виски. Так сидел он несколько минут, сжимая в руке телеграммы.

– Когда мы приезжаем? – спросил он стюарда.

– В пятницу к пяти часам, сэр.

– Еще четыре дня! – с отчаянием подумал он.

15

Когда Гарвей на следующее утро проснулся, от его тревоги и дурного настроения не осталось и следа. Солнце сверкало над голубым морем, и сильный западный ветер освежающе действовал на нервы. Он нашел на передней палубе тихий уголок, просидел там до полудня, потом отправился на обычную прогулку. Грэйс нигде не было видно. Только плед и оставленная книга свидетельствовали о том, что она сидела в своем кресле. Когда он вышел после своего одинокого завтрака на палубу, застал ее за едой. Стюард прислуживал ей.

– Ничего не случилось, надеюсь? – озабоченно спросил он.

– Ровно ничего. Но вы все утро держались в стороне, и я решила, что будет приятно, если сделаю то же самое. Я ушла в дамский салон и просидела там все время.

– Что за вздор! – воскликнул он не особенно вежливо.– Я оставался один, чтобы спокойно обдумать несколько деловых вопросов.

– Ах так! Вы полагали, конечно, что моя болтовня помешает.

– Вовсе нет. Но боялся, что ваше присутствие слишком отвлечет меня от дел.

– Вы начинаете говорить, как все мужчины. Раньше не делали мне комплиментов – и это мне нравилось. Пожалуйста, угостите папиросой.

Он протянул ей портсигар.

Стюард собрал посуду и исчез.

– Нет ли какой работы?

– Пока телеграмм еще не было. Рассчитываю получить их к четырем часам.

– Вы тотчас же принесете мне, не так ли? -спросила она, раскрывая книгу.– Теперь хочется почитать.

Он ушел с таким чувством, будто его всемилостивейше отпустили, беспокойно провел весь день и боязливо избегал ее. К четырем часам прибыли телеграммы. Увидев его, Грэйс отложила книгу. Шифр, бумага и карандаш уже наготове.

Надеюсь, известия благоприятны? – вежливо осведомилась она.

– Прекрасны. Некоторые телеграммы потребуют очень длинного ответа.

– Тем лучше. Я не забуду стенографии.

Работа, лишь изредка прерываемая вновь прибывавшими телеграммами, была напряженной и утомительной. Только в семь часов с легким вздохом откинулась Грэйс на кресло усталая, но довольная.

– Полагаю, мы заслужили коктейль,– сказал Гарвей.

Они отправились в салон, куда принесли коктейли. По ее желанию он рассказал о своей большой спекуляции, ради которой ехал в Нью-Йорк.

– Это очень интересно,– сказала она, потягивая ликер.– Каким пароходом вы возвращаетесь?

– Этим же.

– Я постараюсь устроиться таким же образом. Пожалуйста, сообщите казначею, что возвращаюсь вместе с вами.

– Но ведь вы же ничего не успеете за одну неделю.

– Я намерена успеть. Раз вы уже наняли себе секретаршу, не хочу оставлять вас. Вдруг возьмете в Нью-Йорке другую?

– Уверяю, что не сделаю этого. Но не понимаю, каким образом вы успеете в течение одной педели съездить в Коннектикут и ознакомиться с положением дел вашего деда?

– Возможно, что не поеду в Коннектикут. Я послала – за ваш счет – телеграмму адвокату, который писал мне. Кстати, извините, если попрошу дать мне небольшой аванс.

Он быстро вынул бумажник.

– Тысячу извинений; 500 долларов достаточно? Я позабочусь о билете для вас на обратную дорогу.

– У меня еще никогда в жизни не было 500 долларов. Я, право, не знаю, следует ли мне брать эти деньги.

– Вам следовало бы взять еще больше.

– Почему?

– Потому что я совершенно уверен, что вы найдете состояние вашего деда и станете богатой женщиной.

– Откуда у вас эта уверенность? И почему всегда, когда говорите об этих деньгах, у вас лицо напроказившего школьника?

– Вероятно, у меня очень наивный вид. Что же касается денег, всем известно, что ваш дед был богатым человеком. Кроме того, не могу избавиться от известного чувства ответственности. Если бы мой управляющий не забыл доложить о вашем дедушке, он, может быть, был бы еще жив.

Она отрицательно покачала головой.

– Врач, посетивший его в отеле, удивлялся, что он пережил первый приступ.

Оба смолкли. Внезапно Грэйс встала.

– Я должна переодеться. Это продолжится немного времени. Выбор моих платьев невелик, но гонг прозвучал уже несколько минут назад.

– Вы не оставите меня сегодня вечером одного? – спросил Гарвей и тотчас же рассердился на себя за этот вопрос.

– Нет,– ответила она и засмеялась, уходя…

Переодеваясь, Гарвей еще раз обдумал создавшееся положение. Ему было ясно, что всякие отношения с женой порваны. После долголетнего отчуждения этот разрыв для каждого из них являлся желанным освобождением. Но он раньше никогда не думал, что заменит ее другой женщиной. Влечение к упорядоченной жизни, эстетическое чувство удерживали от флирта, хотя он вращался в кругу, где свободная любовь принималась как нечто само собой понятное. Но его натура противилась этому. Он был человеком утонченных требований. Разгульная жизнь знакомых ничем не привлекала его.

И теперь, завязывая перед зеркалом галстук, он почувствовал, что в душе зарождается нечто новое, прекраспое, доселе не испытанное. Сознание, что проведет весь вечер вместе с Грэйс, наполняло его сердце непонятной радостью.

Когда он сидел за своим столом и ждал, то пытался уверить себя, что она ему безразлична. Но когда она наконец показалась, и он поднялся, чтобы поздороваться, то понял, что она неотразимо влечет его. Спокойная уверенность ее манер, элегантная простота платья очаровывали, и он не переставал мысленно и с горькой иронией повторять, что узнай эта девушка, единственная, которую любил на земле, правду о нем, она приказала бы арестовать его сразу же по прибытии в Нью-Йорк.

– Почему вы так хмуры, дорогой шеф? Сожалеете, что пригласили меня к своему столу? Не хочется ли вам снова быть в одиночестве, как сегодня утром?

Он заказал бутылку шампанского. «Довольно разыгрывать святого Антония»,– мысленно сказал он себе.

– Напротив, рад вас видеть, но у меня такое же настроение, как сегодня утром.

– Желание одиночества?

– Нет. Но вы тревожите меня.

Грэйс рассмеялась, но ничего не ответила. Когда стюард ушел, она обратилась к Гарвею.

– Будьте так добры, объясните.

– Объяснение очень простое. Я, кажется, собираюсь попасть в смешное положение старика, который становится сентиментальным.

– Но вы вовсе не старик. Вы моложе всех молодых людей, которых я когда-либо встречала. Но сентиментальны – это меня удивляет.

– В сущности, я отнюдь не сентиментален. Меня тревожит только то обстоятельство, что слишком много о вас думаю.

Откровенность этого замечания на минуту привела ее в замешательство. Она слегка покраснела и опустила глаза.

– Почему же это вам неприятно? Не понимаю. Вам давно уже следовало сказать мне об этом.

Гарвей стряхнул с себя мрачное настроение. Она нашла верный тон. Он не должен был портить игры.

– Я серьезно размышляю о том,– ответил он, улыбаясь,– не слишком ли у меня привлекательная секретарша?

Грэйс слегка вздохнула.

– Вы возвращаете мне уверенность. Откровенно говоря, совсем не нравилась себе сегодня вечером, когда посмотрела перед уходом в зеркало. Поэтому-то я и опоздала.

– Не понимаю.

Она отпила шампанского.

– Я должна быть осторожной. У меня уже кружится голова. Лесть опасна, как это вино.

Критическая минута прошла. Они весело болтали, не останавливаясь ни на чем серьезно. Потом пили в салоне кофе и слушали музыку. Оркестр играл какой-то танец. Она вопросительно посмотрела на него.

– Сегодня вечером, принимая во внимание мое настроение, не решаюсь танцевать с вами.

Она встала и протянула тонкую белую руку.

– Я беру ответственность на себя.