Текст книги "Преступление Гаррарда"
Автор книги: Эдвард Филлипс-Оппенгейм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
27
На следующее утро ровно в восемь Гарвей был в своем бюро. С девяти часов начались муки ожидания. Грэйс никогда не опаздывала. Он прислушивался к каждому шагу. Каждый раз, когда открывалась дверь, его сердце замирало. Но пробило уже половину десятого, а Грэйс не было. Понял, что она не придет. В десять его посетил мистер Робинсон из Скотлэпд-Ярда.
– Пошлите его сюда, но дайте понять, что я очень занят,– сказал Гарвей телефонистке.
Инспектор вошел и сел на предложенный Гарвеем стул.
– Чем могу вам служить, господин инспектор?
– Мистер Гаррард, я являюсь, к сожалению, но весьма неприятному делу, но должен вам откровенно сказать, что, несмотря на неопределенные улики, вся история является для нас загадкой. Мой шеф прислал меня сюда лично переговорить с вами, прежде чем мы приступим к исполнению своих обязанностей.
– Я весь в вашем распоряжении,– ответил Гарвей и отодвинул кипу бумаг в сторону.– Могу я закурить? Я два часа напряженно работал.
– Пожалуйста.
Гарвей закурил папиросу и протянул инспектору портсигар.
– Не закурите ли вы, господин инспектор?
– Благодарю вас. Теперь нет. Если позволите, попробую объяснить, что привело меня сюда.
– Обязательно.
– Вы, конечно, помните, что несколько месяцев назад в вашей приемной был найден мертвым господин Эбинезер Свэйл.
– Я хорошо помню этот случай.
– Ни при нем, ни в его номере не было найдено никаких денежных сумм. Во всяком случае не больше того, что требовалось для уплаты по отдельному счету. А его считали состоятельным человеком, хотя и большим чудаком. Кроме того, мы получили достоверное известие, что по прибытии в Англию он имел при себе очень значительную сумму в американских долларах. Мы говорили с его внучкой, которая ездила в Америку, чтобы на месте получить сведения, но по приезде она не могла сообщить нам ничего нового, и мы до последнего времени ничего о ней не слышали. Наше собственное расследование, напротив, не осталось безрезультатным. Нам удалось обнаружить одну из акций, которые покойный мистер Свэйл привез в Англию.
– Одну-единственную акцию?– пробормотал Гарвей.
– Этого было вполне достаточно,– сухо ответил инспектор.– Она находилась в Южном Банке среди ценных бумаг, представленных вами как обеспечение.
– А как обстоит дело с другими акциями?
– Мы ждем сегодня телеграммы из Америки. Как только получим все интересующие нас справки, обратимся в Банк и проверим все ценные бумаги, которые вы депонировали.
– Понимаю.
– Вчера вечером нам телефонировала одна дама, которая назвалась мисс Свэйл, внучкой покойного. Она в бессвязных выражениях сообщила, что пропавшие акции были похищены из портфеля ее дедушки, когда покойный лежал в вашей приемной, и что вы депонировали эти акции в Южном Банке. Но когда мы сегодня утром пришли на квартиру молодой девушки, чтобы это запротоколировать, на основании телефонных известий мы никогда не приступаем к делу, мы нашли комнату запертой. Девушка уехала.
– Уехала до того, как вы пришли?– недоверчиво спросил Гарвей.
– Вот именно. По какой-то причине она очень спешила. Заплатила за квартиру и уехала в шесть часов утра, не оставив никакого адреса.
– Это действительно очень интересно, господин инспектор. В этот ранний утренний час, правда, можно иметь некоторую охоту изобретать романы, но не кажется ли все это вам немного неправдоподобным?
– Может быть, сэр. Но это короткий пересказ событий, и я явился спросить, не хотите ли вы что-нибудь по этому поводу заметить?
– Ни одного слова.
Инспектор был заметно удивлен.
– Вы понимаете, сэр, что расследование должно продолжаться в отсутствие девушки. Но начальник желает, чтобы я особенно обратил ваше внимание на это. Должен напомнить, что вы обвиняетесь в том, что присвоили себе деньги и депонировали их в банке.
– Но мой обвинитель исчез.
– Каким образом обнаруженная ассигнация попала в ваш банк?
– Вы едва ли можете рассчитывать получить ответ на этот вопрос. Могу сказать только, что ассигнация очутилась там – одна или вместе с другими – для того, чтобы находиться в сохранности, пока ее не потребуют.
– Вы хотите сказать, что банк не имеет на нее никаких прав?
– Ни малейшего права. В таком большом деле, как наше, каждый день остается излишек по счету. Я хотел бы сообщить вам на случай, если это интересует вашего шефа, что мои ревизоры составляют отчетность фирмы, которая назначена к продаже. Отчетность обнаружила излишек в нашу пользу в более чем 1 500 000 фунтов. К чему же понадобилось бы мне присваивать чужие деньги?
– Все это очень загадочно. Я посоветовал бы, мистер Гаррард, в ваших же собственных интересах быть с нами откровеннее. Уверяю, шеф не хотел бы причинить вам никаких неприятностей. На основании полученных сведений мы имеем право действовать совсем другим образом, но хотели бы по возможности обойтись без резких мер. Поэтому-то я и пришел к вам.
– Передайте вашему шефу, что я очень благодарен. Скажите также, что эта история связана с некоторыми обстоятельствами, о которых ничего не могу сообщить, пока меня не принудят к этому. Будь у меня возможность, говорил бы гораздо откровеннее и ради себя, и ради вас. Но вынужден предоставить вам действовать всецело по вашему усмотрению.
– В таком случае нам придется дать приказ о вашем аресте. Тогда вы вынуждены будете сделать показания, в которых теперь отказываете. Если собираетесь и в дальнейшем держаться подобным образом, посоветовал бы вам обратиться к своему адвокату.
– Я это сделаю.
Инспектор поднялся.
– Мне очень жаль, сэр, что не удалось добиться от вас более откровенных показаний. Надеюсь, вам ясно, что мы сделали все возможное, чтобы избежать неприятностей. Наше дальнейшее поведение падет виной на вас.
– Вы прикажете арестовать меня?
– Я не вижу другой возможности.
– Но на каком основании? Из-за кражи ассигнаций? Но как они могут считаться украденными, если находятся на хранении в Южном Банке? Если эта дама хочет перевести их на свое имя, это очень легко сделать.
– Если это возможно, советую срочно сделать это. Кроме того, хотел бы обратить ваше внимание еще на одно обстоятельство. Возвращение собственности только смягчает приговор над виновным, но не устраняет его целиком. Простите мою откровенность, сэр. До свиданья…
Короткая беседа с инспектором придала бодрость Гарвею. Он решил бороться до конца. Взяв шляпу, он предупредил, что через 15 минут вернется, и уехал в банк.
Мистер Поултон тотчас же принял его. Гарвей сразу приступил к делу.
– Мистер Поултон, насколько я вчера понял, счет фирмы «Гаррард и К°» находится в совершенно удовлетворительном состоянии, и бумаги, которые дал вам в качестве гарантий, вам больше не нужны.
– Совершенно верно, но если вы хотите просить нас о возвращении этих бумаг, могу только повторить вам уже сказанное мистером Альпином: мы получили распоряжение из полиции не выдавать деньги.
– Отлично! Но полагаю, вы можете перевести эти ассигнации на счет молодой дамы, которая действительно является их собственницей.
– Право, не знаю, но думаю, против этого не станут возражать.
– Пожалуйста, переведите их на имя мисс Грэйс Свэйл.
– Она в Англии?
– Вчера была в моем бюро, сегодня уехала на два дня, но как только вернется, попрошу ее зайти к вам. Думаю, она откроет у вас текущий счет.
Мистер Поултон провел рукой по лбу. Хладнокровный тон посетителя смутил его.
– Разве мисс Свэйл поручила вам депонировать эти деньги, мистер Гаррард?
– Семейные обстоятельства мешают мне быть вполне откровенным. Предпочел бы сейчас не говорить об этом, Вы слышали, что мы организуем акционерное общество?
– В Сити не говорят ни о чем, кроме этого. Вчера нас посетил мистер Чолмер. Несмотря на загадочное недоразумение с этими ассигнациями, искренне хотел бы поздравить вас с блестящим успехом. В анналах коммерческой жизни вы просто уникум.
– Благодарю вас.
– Мистер Чолмер обещал мне некоторое количество акций, хотя не думаю, чтобы посторонним легко было получить их.
– Да, посторонние имеют мало шансов, но постараюсь получить пару акций для вас, мистер Поултон.
Он попрощался, и мистер Поултон проводил его до дверей.
28
В этот день Гарвей завоевал любовь всех своих подчиненных, уже раньше восхищавшихся им. Возвратившись в торговый дом, он к каждому обратился с ласковым приветствием. Сведения об организации акционерного общества были встречены общим одобрением.
– Мы, конечно, не можем обещать акции всем,– сказал он, обращаясь к небольшой группе,– но хотели бы удовлетворить в первую очередь тех, кто состоит в каких-либо деловых отношениях с фирмой. Я поручил ревизорам составить план. В первую очередь получают акции служащие, потом клиенты и наконец посторонние, если окажется излишек акций.
Когда он вернулся в кабинет, место Грэйс было еще не занято. Он поспешно прочел письма и телеграммы. От нее не было пи строки. На мгновение он почувствовал, что бодрость покидает его.
Доложили о приходе Жоржа Бэкингама. Гарвей овладел собой и предложил Жоржу кресло.
– Спасибо, что пришел. Работаю здесь 13-14 часов в сутки, и мне трудно оторваться от работы, чтобы поехать к тебе.
– Этот визит не доставляет мне ничего, кроме удовольствия, друг мой. Рассказывай, что случилось. Полагаю, твои материальные затруднения уже ликвидированы.
– Так оно и есть, но у меня затруднения другого рода.
– В чем же дело?
– Расскажу тебе обо всем. Кури, если хочешь, и слушай.
Гарвей подробно сообщил обо всем случившемся, начиная с той минуты, когда нашел у себя в приемной труп Эбинезера Свэйла. Но ни одним словом не заикнулся о своих отношениях с Грэйс. Их ссору, приведшую к тому, что она телеграфировала в Скотлэнд-Ярд, он передал в совершенно измененном виде. Лицо Бэкингама сделалось серьезным.
– Эта девушка хочет отомстить тебе?
– Не думаю. Вызвала Скотлэнд-Ярд в припадке гнева. Она очень вспыльчива и потом пожалела об этом. Сегодня утром она не явилась. Видимо, хочет держаться в стороне.
– Было бы, конечно, очень желательно иметь ее на твоей стороне, но дело, к сожалению, теперь от нее не зависит.
– Ты думаешь, что, установив принадлежность находящихся в Южном Банке ассигнаций Эбинезеру Свэйлу, полиция возбудит дело против меня независимо от того, как относится к происшедшему Грэйс?
– Да, несомненно. Но здесь появляется еще один вопрос. Банк вынудил тебя депонировать эти бумаги?
– Разумеется! Иначе я бы никогда в жизни не пошел на такой шаг. За день до этого мне в банке заявили, что должен немедленно покрыть счет или представить гарантию. В противном случае он отказывался платить по нашим чекам.
– Это ухудшает дело, Гарвей. Если бы ты просто отдал деньги на хранение банку, никак не использовав их, уже бы даже этим совершил преступление. Теперь же, когда полиции станет известно, что ты находился в то время в нужде, твое положение совсем скверно.
– Ладно. Рискнул и мне не повезло. Не возьми я этих ассигнаций, фирма Гаррарда оказалась бы банкротом. Я спас фирму и заработал миллион. Ассигнации возвращаются их владельцу. Никто при всем этом не потерял ни одного пенса. Право, не знаю, поступил бы я при подобных обстоятельствах иначе, случись они во второй раз.
Бэкингам нахмурился.
– Я не сказал бы этого, Гарвей.
– А я это говорю и думаю точно так же. Погляди-ка на эти портреты, Жорж. Для этих людей фирма была гордостыо и святыней. Я сам назвал бы себя преступником, если бы не предпринял ничего для спасения фирмы. Личный позор мало тревожит меня. Что бы со мной ни случилось, смогу после этого жить где-нибудь вдали.
– Конечно. Может быть, тебе дадут всего год, но даже если только 12 дней, это тоже достаточно скверно.
– Знаю. Я знаю, что Англия, Париж и Ривьера будут для меня закрыты. Что ж, уеду немного дальше.
– Твоя жена знает что-нибудь об этом? Не на основании ли этого потребовала она развода?
– Мильдред умная женщина. Она, очевидно, инстинктивно почувствовала, что происходит неладное. Но она полагала, что не я, а фирма будет потеряна. Ты знаешь, что она сделала в мое отсутствие: продала дом и уехала за границу. Ее просьба о разводе несколько удивила меня, но это, впрочем, вполне понятно. Она хочет, пока еще не утратила своей красоты, заблаговременно обзавестись богатым мужем, и это ей, вероятно, удастся.
– Вполне вероятно. Она выглядит очень хорошо… Я хотел бы побеседовать с мисс Свэйл. Глубоко убежден, что она не захочет тебе мстить, но хотел бы дать ей маленький совет.
– Сам охотно поговорил бы с ней, но боюсь, она решила не показываться. Кстати, Жорж, как пройдет развод, если я буду в тюрьме?
– Об этом мы успеем подумать. Теперь надо приложить все усилия, чтобы ты не попал в тюрьму.
– Скажи, как я должен держать себя?
– Пока тебе остается ждать. Пусть Скотлэнд-Ярд примет какие-нибудь меры. Как только они начнут действовать, позвони мне. Ты, знаешь, старый дружище, я сделаю все возможное.
Бэкингам распрощался. Остаток дня Гарвей провел словно во сне. В пять часов он послал нарочного на квартиру Грэйс. Тот принес его письмо нераспечатанным, девушки там не было. Пробило шесть, а Скотлэнд-Ярд не подавал еще никаких признаков. В семь Гарвей сам поехал в Челси. Но портье не сообщил ему ничего нового. Гарвей вернулся к себе, принял ванну, переоделся и отправился, как обычно, в клуб. Там он встретился с Бэкингамом.
– Какое счастье, что ты здесь! Я уж думал, что придется поужинать одному… Кстати, мисс Свэйл спряталась не особенно далеко.
– Что это значит?– спросил Гарвей.
– По дороге сюда я заглянул в «Савой», где должен был встретиться с клиентом. В гриль-баре увидел ее. Она ужинала с Филиппом Бартлетом. Я уже тогда в Рейклафе заметил, что он влюблен в нее.
– Ты говорил с ней?– с трудом произнес Гарвей.
– Нет, и теперь жалею об этом. Узнал бы, но крайней мере, ее адрес. Но они меня не заметили, и я не хотел мешать. Хочешь вина, Гарвей? Ты выглядишь скверно.
Гарвей кивнул. Он не мог произнести ни слова.
29
В этот вечер Гарвей выпил за ужином гораздо больше шампанского, чем было в его привычках. Он говорил очень много и оживленно. Но это была лишь поза, за которой он пытался скрыть свою тоску. Он спокойно ожидал тюрьмы, позора. Но страх потерять Грэйс грозил сломить его силы. Истеричное бешенство, заставившее донести на него, могло толкнуть ее и на более ужасный поступок. Он ушел в пустую комнату и зашагал по ней, как безумный. К нему подошел Бэкингам.
– Послушай-ка, дружище, так не годится. Ты до сих пор великолепно держался и должен довести свою роль до конца.
– Не беспокойся, Жорж, это пустяки. Хочу только сказать, что мы, которые пытаемся строить свою жизнь на известных принципах, круглые дураки.
– Не думаю.
– Может быть, ты и не дурак, но я глупец, глупец, понимаешь?
– Нет. Выражайся, пожалуйста, яснее.
– К сожалению, не могу. Послушай, Жорж, ты добросовестно стараешься помочь мне, но сейчас у меня на душе совсем другое. Никто не может помочь… Пожалуйста, оставь меня одного.
Бэкингам знал своего друга. Он ушел, а Гарвей, выглядевший, как осужденный на смерть, поехал в «Савой». Он медленно вошел в гриль-бар. Грэйс там не было. Он решил навести справки в бюро отеля. Внезапно остановился, точно прикованный к земле, и почувствовал, что кровь отхлынула от сердца. У него закружилась голова. За одним из столиков сидела Грэйс. Прежде чем он успел сделать хоть одно движение, она подняла голову – и их глаза встретились. Она протянула навстречу руки. Ему показалось, что перед ним раскрываются ворота рая.
– Грэйс!
– Гарвей, ты!
Она подвела его к дивану.
– Я собиралась в Париж. Потом пришла в голову другая мысль. Хотела уехать, чтобы избавиться от обязанности давать показания, но решила, что смогу пригодиться тебе. Я не вернулась в свою квартиру, чтобы меня не нашла полиция, пока не поговорю с тобой. Еще ничего не произошло?
– Ничего. У меня был криминальный инспектор и задал несколько вопросов. Я говорил со своим адвокатом. Потом расскажу подробнее.
– Как ты узнал, что я здесь?
– Я обедал в клубе. Бэкингам сказал, что видел тебя здесь с Филиппом Бартлетом.
Она все поняла. Его расстроенное лицо, беззвучный голос сказали ей, что он пережил. Она схватила его за руку.
– Гарвей,– засмеялась она,– посмотри на меня. Я еще не переодевалась с утра. Разве я выгляжу так, будто обедала с кем-нибудь? Я увидела в гриль-баре людей в скромных костюмах, вошла и села в наш уголок. Когда почти кончила есть, подошел Филипп Бартлет, обменялся со мной несколькими фразами и спросил позволения присесть к моему столику выпить чашку кофе. Потом он ушел со своими знакомыми – вот и все!
Гарвей ничего не ответил. Но десятипудовая тяжесть отлегла от сердца. Мучительные часы были забыты. Ему казалось, будто кто-то другой переживал их.
– Ты очень, очень глуп,– прошептала она.
– Согласен с этим.
Только теперь он заметил, что они не одни в помещении.
– Куда мы пойдем?– спросил он.– Может, ко мне?
Грэйс с радостью согласилась.
– Там мы сможем поговорить. Здесь это невозможно. Я чувствовала, что ты придешь. Видишь – шляпа уже на мне.
Они покинули отель и поехали в кварталы Албани.
Когда он ввел ее в свой салон и посадил в громадное кресло, она осмотрелась вокруг с неодобрением.
– Как роскошно!
– Конечно! Для бедной, ограбленной девушки, полагаешь ты. Но завтра сможешь позволить себе какую угодно роскошь. Придешь на работу?
– Если это необходимо…
– Знаешь ли ты, что очень богата?
– Чудно! Сколько у меня денег?
– Приблизительно миллион долларов. В английской валюте 12 000 фунтов в год.
– Но, к сожалению, ты и сам очень богат,– вздохнула она.– Жалко!
– У меня едва ли будет возможность тратить состояние. Завтра утром ты поедешь со мной в банк. Поручи им продать несколько акций, чтобы иметь наличные. Потом они дадут тебе чековую книжку и ты сможешь тратить, сколько захочешь.
– Об этом я всегда мечтала, но теперь следует подумать о другом. Как тебе помочь?
Гарвей обнял ее. На минуту они позабыли обо всем, потом сказал:
– Не хочу быть пессимистом, Грэйс. Но нам следует спокойно смотреть в глаза действительности. Мой адвокат очень дельный человек. Он сообщил, что полиция имеет все нужные сведения и примет меры. То, что ты, единственная пострадавшая, не желаешь этого, не играет никакой роли. Я оскорбил не личность, а закон.
– Это чрезвычайно глупо. Разве я не могу поклясться, что одолжила тебе эти деньги?
– Но тебя тогда не было в Англии. Ты можешь только, если хочешь, заявить, что деньги возвращены целиком и будь ты здесь, несомненно, доверила бы их мне. Это не изменит сущности дела, но может смягчить приговор.
– Но, Гарвей,– в ужасе вскричала она,– неужели ты думаешь, что тебя посадят в тюрьму?
– Боюсь, что да, хотя, может быть, только на короткий срок. По закону я вор, но мне служит утешением то, что я спас фирму и заработал большие деньги.
– Ты думаешь только о себе, что же станет со мной?
– Это зависит от тебя. Бракоразводный процесс уже начался, и прежде чем меня выпустят из тюрьмы, я буду свободен. Если ты меня так любишь, Грэйс, что можешь ждать…
– Не могу прожить без тебя ни одного дня! Вчера вечером я действовала, как безумная. Ты должен простить меня. Я принадлежу тебе навеки. Буду ждать, сколько ты захочешь.
– Так пусть делают со мной, что хотят! Бэкингам полагает, что наказание будет не особенно строгое… После этого мы поедем за границу.
– На свете много прекрасных мест, где мы могли бы поселиться, но я не постыдилась бы остаться с тобой и в Лондоне, или в Париже. Какое нам дело до других, когда мы вместе?!
Оба предались мечтам. Потом Гарвей отвез ее в «Савой», и они попрощались, уверяя друг друга, что провели самый прекрасный вечер в жизни.
30
На следующее утро авто Гарвея было задержано по дороге уличным движением, и он пришел в бюро несколько позже обычного. Грэйс, сидевшая уже за своим столом, взглянула на него с упреком.
– Мой дорогой шеф, в эти напряженные дни…
Он рассмеялся и поцеловал ее.
– Больше не придерживаюсь никаких правил и предписаний, не хочу упустить случая поцеловать тебя. Скоро, пожалуй, у меня не будет возможности делать это.
Они приступили к работе. Греторекс пришел с одним из заведующих складами, и некоторое время мужчины были заняты обсуждением цен. Гарвей постарался уверить их, что поступил хорошо, ограничив в последнее время количество закупаемого товара.
– Наш склад достаточно велик… А теперь я должен отправиться с мисс Свэйл в банк, Греторекс. Если кто-нибудь пожелает меня видеть, скажите, что скоро вернусь.
– Может быть, они и вовсе не явятся к тебе,– прошептала Грэйс– Надеюсь, они решили не беспокоить тебя…
Мистер Поултон принял их очень любезно.
– Это та дама,– сказал Гарвей, представляя Грэйс,– чьи бумаги я депонировал у вас. Вы перевели их на ее счет?
– Еще вчера днем, мистер Гаррард.
– Будьте добры продать одну из ассигнаций на 10 000 долларов, а из остальных денег открыть текущий счет на имя мисс Свэйл. Она сможет жить на проценты.
– Полугодовые проценты составляют около 6000 фунтов. Если мисс Свэйл не особенно расточительна, то в состоянии будет прожить на эти деньги, не продавая другие акции.
Грэйс подписала несколько формуляров, после чего получила чековую книжку.
– Я знал мало женщин, которые оказались внезапно владельцами крупных состояний,– заметил мистер Поултоп,– и надеюсь, что мы еще долго будем иметь удовольствие заведовать вашими деньгами.
– Мне не нужны эти ассигнации, но рада, что они сослужили службу мистеру Гаррарду, и охотно предоставила бы их в его распоряжение и на будущее, если они ему понадобятся.
– Очень рад.
Они распрощались. На обратном пути Грэйс внезапно почувствовала, что бодрость покидает ее.
– Что я буду делать с 12 000 в год, Гарвей, если тебя не будет со мной?
– Возьми себе в компаньонки старую француженку, поезжай в Италию и поищи подходящее местечко для нашего медового месяца…
До часа дня оба работали как обычно, потом поехали в «Савой» обедать. Гарвей шутил и смеялся, стараясь разогнать тревогу, все более овладевавшую сердцем Грэйс. В половине третьего они вернулись в Бермондси. Как только Гарвей ступил на порог торгового дома, он понял, что произошло. Греторекс последовал за ним по лестнице. Он казался очень взволнованным и задержал своего шефа прежде, чем тот вошел в бюро.
– Вас ждут двое из Скотлэнд-Ярда, сэр. Я провел их в ваш кабинет. Они не пожелали сообщить, зачем пришли.
– Отлично. Вы уполномочены подписывать чеки, Греторекс?
– Да, сэр, но с тех пор как вы здесь, не делал этого.
Гарвей кивнул ему и вошел в сопровождении Грэйс в приемную. Ожидавшие его люди поднялись. В одном из них Гарвей узнал инспектора, раз уже посетившего его.
– Инспектор Робинсон, сэр. Вы, вероятно, помните меня?
– Отлично помню, господин инспектор.
– Мне очень жаль, сэр, но случилось то, чего я боялся. У меня приказ о вашем аресте.
– На каком основании?
– Вас обвиняют в том, что украли у покойного мистера Свэйла 250 000 фунтов в американской валюте. Должен предупредить, мистер Гаррард, что каждое ваше слово может превратиться в оружие против вас же.
– Мое заявление ведь не принесет вреда?– спросила Грэйс.
– Конечно, нет.
– В таком случае разрешите сказать, что мистер Гаррард вовсе не крал этих денег. Они принадлежат мне как единственной наследнице покойного, и я передала их в распоряжение мистера Гаррарда.
– Этот вопрос сейчас не главный, мисс! Но нам известно, что во время совершения кражи вас не было в Лондоне. Не желаете ли вы отдать какие-либо распоряжения, мистер Гаррард? Мы хотим облегчить эту процедуру по мере возможности и можем поехать с вами на вашем же автомобиле.
– Очень благодарен вам. Если разрешите, я просмотрю письма, прибывшие за время моего отсутствия, и скажу несколько слов управляющему.
– Пожалуйста, сэр.
Гарвей сел и взял стопку писем. Сверху лежало одно в большом конверте с надписью: «В собственные руки срочно». Он вскрыл конверт и вынул два письма: одно на бланке Южного Банка, другое в запечатанном конверте, адрес на котором был надписан незнакомой ему рукой. Он прочитал письмо из банка, гласившее:
«Дорогой мистер Гаррард!
Прилагаемое письмо найдено среди ассигнаций, которые мы переписали на имя мисс Свэйл. Спешу переслать Вам его в надежде, что оно окажется Вам полезным.
С совершенным почтением
Джемс Поултон».
Чтобы выиграть время, он прочел эти строки еще раз. Его мозг лихорадочно работал. Письмо, еще не вскрытое им, несомненно, было от Эбинезера Свэйла. Не исключено, что содержание его оправдывало его поступок. Он вскрыл конверт и приступил к чтению. Не дрогнув, ознакомился с его содержанием, но чувствовал, как сильно бьется сердце.
– Странное совпадение! – произнес он наконец.– Письмо, которое я куда-то засунул и не мог найти, обнаружено среди ассигнаций, депонированных мною в банке. Разрешите прочесть его вслух, потом я передам его в ваше распоряжение.
Инспектор согласился. Гарвей, взглянув на Грэйс, начал:
«Отель «Савой», среда, вечер.
Дорогой мистер Гарвей Гаррард!
Я пишу Вам, находясь в тяжелом положении, которое вместе с сознанием долголетней дружбы с Вашей фирмой дает мне смелость обратиться к Вам с большой просьбой. Я привез с собой из Соединенных Штатов 1 000 000 долларов в американской валюте ассигнациями. Они составляют почти все мое достояние и после смерти перейдут к Грэйс Свэйл, моей внучке и единственной родственнице, которая должна через несколько дней приехать сюда из Парижа. Вчера вечером у меня был тяжелый сердечный приступ, и я чувствую себя больным и слабым. Mысль о том, что могу внезапно умереть, имея при себе такую крупную сумму, наполняет меня тяжелой тревогой. Я собираюсь поэтому посетить Вас в Вашем бюро и поручить Вам хранение своих денег.
Я прошу Вас выплачивать моей внучке проценты в сумме, какую найдете возможной, капитал же поместить в Ваше дело или какой-нибудь банк. Надеюсь, что требую от Вас не слишком многого, и хотел бы напомнить, что являюсь старым другом Вашего отца. Я положу это письмо вместе с ассигнациями на случай, если не застану Вас в торговом доме.
Искренне преданный Вам
Эбинезер Свэйл»
После того как Гарвей прочел письмо, воцарилась глубокая тишина. Только Грэйс тихонько вздохнула. Гарвею показалось, что он заметил улыбку на портрете своего отца.
– Как видите,– сказал он,– вся эта возбужденная вами из-за ассигнаций история в высшей степени смешна. Я депонировал их в банке по просьбе покойного мистера Свэйла, и они находятся теперь в распоряжении его внучки.
– Я хотела, чтобы мистер Гаррард распорядился ими,– сказала Грэйс,– и была бы рада, если бы никто не вмешивался в это. Теперь они перенесены на мое имя, и мысль о возлагаемой этим на меня ответственности внушает мне страх.
– Насколько мне известно, вы же заявили в полицию об исчезновении денег, мисс,– заметил полицейский инспектор.
– Это случилось прежде, чем я прочла письмо деда и получила сведения от мистера Гаррарда.
– А телефонное сообщение?
– Видно, кто-то сыграл с вами шутку. Я никогда в жизни не телефонировала в Скотлэнд-Ярд.
Инспектор казался немного смущенным.
– Не разрешите ли вы мне, сэр, еще раз прочесть оба письма?
Гарвей протянул их ему, и тот внимательно прочел еще раз.
– Я хотел бы телефонировать моему шефу. Можно устроить это так, чтобы меня никто не слышал?
– В коридоре есть три телефонные будки; пожалуйста, пользуйтесь любой.
Инспектор прошептал несколько слов своему коллеге и вышел. Гарвей закурил сигарету. Грэйс наклонилась к нему.
– Знал ты что-нибудь о письме? – спросила она еле слышно.
– Нет.
– Изменит ли оно положение вещей?
– Сейчас увидим.
Инспектор вошел, закрыв за собой дверь.
– Мистер Гаррард, счастлив сообщить, что мой начальник распорядился не приводить в исполнение приказа о вашем аресте. Он считает, что письмо мистера Свэйла осложняет судебное преследование, возбужденное против вас. Но все же должен попросить вас прийти к нему вместе с мисс Свэйл и, если возможно, с директором вашего банка, захватив с собой письмо. Если вы в состоянии доказать подлинность письма, процесс будет, по всей вероятности, приостановлен.
Гарвей встал.
– Думаю,– обратился он к Грэйс,– что мы сейчас же исполнил эту просьбу…
Через час они покинули Скотлэнд-Ярд. Оба молчали, немного уставшие от происшедшего.
– Благодарение Богу, что дед написал это письмо!
– И что Поултон нашел и прислал его. И все же – я вор.
– А я лгунья,– вздохнула она.
– Глупости! Уверен, что инспектор не поверил ни одному твоему слову.
– И как будто кто-нибудь мог поверить тому, что ты вор!
