Текст книги "Правила игры без правил (сборник)"

Автор книги: Эдуард Геворкян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Глава вторая

Наверху стихло. Минут двадцать я ждал, прислушиваясь, а затем вышел в коридор. Никого не было, но там, на этажах, у лифта вполне мог сидеть охранник. На всякий случай.

Лифтом пользоваться рискованно, а где у них лестница, я так и не понял. План здания, наверно, устарел. В некоторых местах полагалось быть комнатам, в других – лестницам, однако, судя по всему, с тех пор как был составлен план, два или три капитальных ремонта внесли свои коррективы. Зато днем, обходя здание, я обратил внимание на водосточные трубы. Гладкие, блестящие, словно отполированные многими поколениями школяров. С одной стороны, несолидно инспектору ползать по трубам, словно ночному гуляке, но с другой – на что только не пойдешь, лишь бы не тревожить занятых людей.

Я был уверен, что на первом этаже нет ни души, но эта уверенность быстро испарялась, мой затылок немел, наливался свинцом, а значит, сзади неслышно и быстро подкрадывается… с кастетом… сейчас врежет! Не оборачиваясь, я резко дернулся вправо и стукнулся о стенку. В пустом коридоре никого не было.

Я пожал плечами и вернулся в комнату.

Взяв из портфеля кое-какие мелочи, я пошел к выходу. У последней комнаты услышал странные звуки и слегка приоткрыл дверь. Из-за темной щели выполз могучий храп. Завистливо вздохнув, я пошел к выходу. Дверь во двор оказалась открытой, и это меня не удивило.

Во дворе было темно и глухо. Ежась от мокрой прохлады, я прошелся вокруг дома, приложившись разок плечом о дерево. Можно было подумать, что в здании, темнеющем на фоне безоблачного звездного неба, все вымерло, если бы не тонкие спицы света, местами пробивающиеся на втором и третьем этаже. Луны не было, ее загораживал склон.

Пока я ходил у дома, ветер пригнал туман, звезд почти не осталось. Я споткнулся о корень и, к стыду своему, потерял направление. Внутренний голос подбивал идти вправо.

На руку упало несколько капель. Только дождя мне не хватало! Я пошел быстрее, но тут же уперся вытянутой ладонью в металлическую полосу. Нащупав соседние полосы, я понял, что внутренний голос привел к воротам.

Выругавшись, я повернул обратно и шел на этот раз медленнее. Не успел я отойти шагов на двадцать, как затылок опять свело от напряжения. На этот раз я был уверен, что за мной кто-то идет. Я шагнул с дорожки на траву, за дерево. Во мне медленно взбухала злоба – если и эта тревога окажется ложной, то я за себя не отвечаю. Подпалю школу!..

Кто-то беззвучно прошел мимо, выдавая себя движением воздуха. Он шел от ворот, следовательно, к школе. Слава богу, что-то начало происходить. Наконец появляется некто, за которым можно следить, выявлять контакты, брать с поличным и нейтрализовать. Разумеется, если это не какой– нибудь крупный пень из курии вышел погулять перед сном.

Ночная приставка барахлила. Пока я вкручивал фильтры, он скрылся за поворотом. Не отрегулировав как следует, я двинулся за ним. Большой четкости не требовалось, хватит и контура. Не подвели бы только батареи, все-таки сыро…

Возбуждение улеглось, все стало обыденным, привычным. Ночной гость, судя по контуру, – мужчина. Охранник или воспитатель, загулял допоздна в Долине, а теперь спешит исполнять служебные обязанности. Я беру его за кадык и спрашиваю, не пешком ли он топал от самой Долины, а если его подвезли, то кто и докуда, и почему не было слышно машины – туман идет сверху, и слышно пока хорошо.

Он будет врать или говорить правду. Не имеет значения, мне бы только на слове поймать, а все остальное само вытянется. Ну а если это подопечный, то еще лучше. Дать пару раз по соплям, он и посыплет, как выбирался из школы (это, скажем, ерунда, отсюда только безногий или ленивый не сбежит, если захочет), куда и к кому уходил, а главное – почему вернулся? Если же он посторонний, то открываются очень богатые перспективы. Курии, например, нет нужды лазать по ночам!

Ночной пришелец вышел прямо к зданию. Я сунул приставку в карман. Ветром разогнало туман, звезд хватало, чтобы следить за его перемещениями, тем более что из-за горы весьма кстати вылез край луны.

Он подошел к входной двери. Я напрягся, собираясь рвануть за ним и догнать у лифта, однако полуночник потрогал дверь, затем отошел на несколько шагов и, судя по позе, стал разглядывать окна.

Правую руку он держал в кармане, а левую у лица. Та-а-ак! Я нырнул за скамью и выдернул приставку. Минуты две он стоял неподвижно, я успел подстроить фильтры. Он стоял боком, лицо светилось красным пятном, у глаз дрожал полупрозрачный прямоугольник с темными четкими кружками. Проклятие! У него тоже приставка ночного видения. Хорошо, что он не обернулся. Повезло. Одно уже ясно – это посторонний.

Он снова пошел к двери, открыл ее, заглянул внутрь и, оставив ее открытой, двинулся в мою сторону, смотря куда– то вбок. Дойдя до угла, заглянул за дом, потом вернулся, но опять не вошел. Проверяет подходы!

Пока он шелестел листвой за углом, я рванул к входу и быстро проскочил в свою комнату. Встав у двери так, чтобы видеть в щель коридор, я вытащил из футляра ампулу с люмоксином и погасил свет. Будет забавно, подумал я, если он полезет ко мне в комнату. Мелькнула мысль, что фигурой этот тип напоминает Шефа. Я позволил себе улыбнуться, но тут освещение в коридоре изменилось. Слабый шелест шагов приблизился к моей двери. Я поднял ампулу.

Когда темная фигура пересекла поле моего зрения, я зажал свободной рукой нос и рот, а потом сдавил тонкий пластик. Струя люмоксина, шипя и испаряясь, брызнула в коридор.

Глухой шлепок об пол.

Задержав дыхание, я медленно сосчитал до пяти и вышел в коридор. Среднего роста мужчина в черной кожаной куртке лежал вниз лицом, мерно сопя и время от времени глухо постанывая. Я втащил его к себе, включил свет и перевернул на спину.

Минуту или две я в полном оцепенении смотрел на его длинное лицо с большой родинкой под носом, а потом еле сдержал истерический, а вернее, идиотский смех.

Затем с трудом одолел соблазн пнуть лежащего и сел. Теперь я уже ничего не понимал.

Надо же! Старина Бидо собственной персоной пожаловал в гости. Может, и здесь в каком-то смысле помойка, но не до такой же степени!

– Вы всегда сначала вырубаете человека, а потом смотрите – кого?

– Когда как. Вот вода…

Бидо отхлебнул из стакана и со стоном взялся за голову. Приложился крепко лобешником, не иначе. Хотя после люмоксина как с похмелья: жажда и головная боль.

На столе был разложен малый джентльменский набор, который я выгреб из его карманов, пока он валялся без чувств. Пукалка с глушителем, кастет, отмычка, моток толстой лески с крюком и метателем, несвежий платок, начатая пачка «Люкса 001» и визитная карточка. Самой интересной из этого перечня была визитная карточка. Жирным золотом оттиснутые буквы гласили, что в миру Бидо зовут Лайоном Круипо. Это не новость: когда он попадал к нам, трясли его крепко, подозревая в скупке краденого у шатунов. Но вот маленькая четверка в углу визитки, которая медленно становилась на свету невидимой, говорила о многом. Пока Лайон-Бидо жадно пил воду, я развлекался тем, что зажимал угол между большим и указательным пальцем. Спустя несколько секунд четверка снова проявлялась.

Кто бы мог подумать, что наш скромный Бидо – «аббат»!

А как он крутил на допросах, ломая из себя бедного несчастного иммигранта! Что говорить, с такой визиткой пришлось бы отпустить, не связываясь. Иногда, по слухам, прихлопывали втемную и «аббатов», но по тем же слухам курия не любит, когда ее люди светятся без нужды или без санкции.

Старина Бидо немного пришел в себя. Его длинное лицо еще более вытянулось, он с вежливым равнодушием поглядывал на меня, явно предоставляя самому выкручиваться из ситуации.

Мне захотелось дать с места, не вставая, ребром ладони снизу по ноздрям этого типа, чтоб зашелся кровью, стервец! Лучше бы он оставался шатуном, старым, хитроватым, безопасным и весьма симпатичным шатуном. С «аббатом» не поговоришь запросто о жизни, не рявкнешь внезапно и не возьмешь за ухо. «Аббат» при случае может выйти на Шефа. С другой стороны, если прижарит, то и я могу выйти на «кардинала», ну и тем более на «аббата». Поговорим, как равный с равным… ствол ему в глаз!

Бидо допил воду и рассовал свое хозяйство по карманам.

Не было ни одной стоящей мысли, потом пришли сразу две, мелькнули, спутались. Бидо при любых обстоятельствах не должен был красться и таиться, наоборот, подвалил бы на свою делянку с понтом и обязательно с оравой служек. Марку держать надо!

Но если делянка не курии, тогда получается, что директор Юрайда мелкий самозванец! Такой дерзости конклав никому не спустит. Как ни крути, место директора в этой школе скоро будет вакантным. Но что, если в курии раскол и свои дела – настолько темные, что скоро вакантной окажется моя должность?

Вот еще о чем я думал, наблюдая, как старина Бидо запихивает в карман пачку «Люкса»: я трепыхаюсь здесь черт знает сколько и не выкурил ни одной сигареты. Курящих тоже не видел. Я забыл о сигаретах и не вспомнил бы, если бы не «Люкс», а ведь моя норма – полторы пачки в день! От этой бессмыслицы стало страшно, а голову словно обдало холодным воздухом. Меня проняло – дела здесь и впрямь нечисты!

Старина Бидо явно не собирался курить, хотя у меня на допросах клянчил сигарету за сигаретой, выдирал зубами фильтр и прикуривал одну от другой.

Не распыляют же здесь в конце концов антитаб через кондиционерную систему? К тому же Пупер систему никак не задействует, лентяй такой! Оригинальная вырисовывается методика воспитания: стрелять из миномета можно до изнеможения, карате или палочный бой сколько душе угодно, но вот курение… ай-ай-ай, курят только дурные мальчики, которые не слушают наставлений матушек, не ходят в воскресную школу и непременно плохо кончают. Хотя кто знает, может, у директора Юрайды идиосинкразия на табачный дым, вот и он сыплет щедрой рукой антитаб в вентиляцию и кастрюли.

– Недоразумение можно считать не имевшим места, – произнес Бидо.

– Несомненно, – ответил я.

– Мы вполне могли бы установить неофициальный контакт, вы понимаете… – Он пошевелил в воздухе пальцами.

– Если не ошибаюсь, школа не контролируется вашими людьми? – осведомился я.

– Право, я затрудняюсь… – замялся он.

– Спасибо, достаточно… Неофициально фиксирую, что вы ничего не сказали. Тогда кто их пасет?

– Не знаю. Собственно говоря… э-э-э…

– Ясно! Ты… пардон, вы для того и здесь. Есть догадки, предположения?

Старина Бидо с большим сомнением гладил свой подбородок, его явно распирали противоречивые чувства. Честно говоря, тот, прежний Бидо, фонтан вранья и остроумный сквернослов, мне нравился больше, чем этот уныло дипломатствующий «аббат».

– Они к нам не имеют никакого отношения, – сказал наконец Бидо. – Сначала думали, что здесь этих на запасные органы откармливают, но оказалось, что ничего подобного. Пустой бизнес, но все же какие-то мелкие деньги крутятся бесконтрольно. Непорядок. Послали людей, люди исчезли. Я троих потерял. Даже не булькнули.

Вот это дела! Курии зубки пообломали! Куда же это я, позвольте спросить, лезу и во что успел вляпаться? Разведка? Непохоже, они бы завернули за сто километров и еще пинком сзади приветили для скорости.

Хорошо, что я не один в этом чертовом месте и Бидо вроде напарника. Дело становилось мрачным и непонятным. Правительство в лице разведки и курия в своем собственном лице вроде не имеют к этому заведению отношения, а насколько мне известно, это единственные реальные силы, с которыми надо считаться в нашей благословенной стране. Некоторые полагают, что это даже одна сила. Может, радикалы? Но у них монет хватит разве что на десяток списанных пулеметов. Нет, радикалами не пахнет, левыми тоже, левые нынче тихие, они принципиально против насилия после того, как им вломили под Самтером.

На часах было ровно три.

Старина Бидо оглядел комнату, нервно зевнул и сообщил, что собирался идти напролом. Недавно здесь пропали трое, повторил он, сгинули и чирикнуть не успели. Крепкие бойцы, не новички, один из них стажировался на Сицилии.

А сейчас с ним человек двадцать. Оцепили школу за оградой, никто не выскочит. Он решил взять первого, оттащить за ворота и крепко встряхнуть.

Глупая затея! Хотя моя ночная вылазка ничуть не умнее. И я собирался брать языка, трясти, вытряхивать, но что именно – представлял слабо. Теперь я понимал бессмысленность моей акции. Ну, скрутил бы охранника или воспитателя, а что они знают? Нет, господа мои, как в свое время сказал один неглупый человек: бей в голову, остальное само развалится. Надо брать директора за кадык и трясти до посинения. Он-то должен наверняка знать, что они делают с детьми, куда их потом прячут и кто за этим стоит.

Терять нечего. Утром я заведу его сюда, старина Бидо вкратце расскажет ему, что причитается самозванцам, а если не убедит, тогда я вколю директору немного сыворотки.

Бидо согласился с моим планом сразу.

– Ваши люди могут пойти напролом? – спросил я.

– Нет, они ждут меня. Если не вернусь через…

Он беспокойно взглянул на часы, вдавил ногтем кнопку. В часах пискнуло. Бидо шепнул что-то вроде «место» и отпустил кнопку.

– Вовремя, – облегченно выдохнул он, – а то через полчаса они бы тут все разнесли. Теперь без сигнала не начнут.

Старина Бидо задремал на стуле, мне же не спалось. С ночным гостем откровенного разговора не получилось. Он мямлил, крутил, но так и не объяснил толком, почему сам сунулся в школу, а не послал кого помельче.

Интересно, в какую вонючую дыру я лезу, если даже курия здесь ползает по ночам, а глубоко законспирированный «аббат» шастает с пистолетом и подставляется? Надо уносить ноги, пока не оторвали! Шефу покажу жетон, порадую старика. Правда, в прошлом году, за неделю до того, как разбиться в аварии, Барлетт ляпнул с похмелья, что дочь Шефа обручена чуть ли не с племянником «кардинала». Хотя Бар– летг всегда врал оптом и в розницу, но почему бы не предположить, что Шефа попросили по-семейному пощупать это дело. А старина Бидо прикрывает меня или дублирует. Забавно…

Сон не шел. Я достал зажигалку и подключился наугад ко второму этажу. Там, оказывается, тоже не спали. Что это у нас? Кнопка четыре, кажется, холл. Разговаривали подростки.

«…Мы на двух машинах шли, а когда деревья начали падать, то выскочили да как дали вдоль дороги, эти все попрятались по норам. А потом Кук прошелся из лейки, вот крику-то было, ха-ха-ха, а на базу вышли только вечером, а там ловушка, Кука в темноте зацепили, а Пет сказал, что Куку крышка, если не успеем до утра выбраться…»

«Успели?» – спросил второй хриплым голосом.

«Хрен на рыло! Влезли по уши в болото и хлюпали сутки, а вокруг эти носились, песни пели и головешки кидали. Утром старшие вернулись, всех шестипалых положили, нас вытащили».

«А-а-а…»

«Вот тебе и а! Пет тогда нас обругал, сволочи, сказал, мальцу каникулы испортили».

«Так ведь Кук выжил!»

«Вы что тут расселись, – вмешался третий голос, – тест по химии уже раздали, не успеете, болваны».

Интересный разговорчик. Надо спросить у ребят, куда их возят на каникулы и какие это еще каникулы в спецшколе?! Да и занятия ночью, в четвертом часу… не спят они вообще, что ли?

В классах я тоже оставил кнопки. В одном было тихо, в другом, судя по всему, шел урок!

«…Вопрос твой хорош, Макс, но ты забегаешь вперед. К прерафаэлитам мы еще вернемся, и ты мне напомнишь, – говорил мягкий, хорошо поставленный голос. – Теперь обратите внимание на лицо всадника. Видите, это не свирепая жажда крови, нет, перед нами напряженное спокойствие честного сожаления. Воин убивает, потому что идет бой. Кто прав, а кто виноват, будет спрошено после, а пока либо ты, либо твой враг. Заметьте, краски не грубы и не крикливы, что было свойственно раннему периоду творчества. Преобладают полутона, война изображается не грудами окровавленного мяса, нет, мы видим пластику мышц, а линии копий и мечей рассекают пространство картины на фрагменты, членимость которых строго мотивирована – сила против силы…»

Не знаю, сколько времени я бесцельно вертел в руках зажигалку. Можно подумать, что это не школа для социально опасных подростков, а Куперсфильдский колледж для интеллектуальной элиты. В конце концов здесь собраны не мечтательные отроки с томиком Овидия под мышкой, а завтрашние шатуны или профи для курии. И попали они сюда не по злой воле родителей, заточавших младших сынов в монастырь. Ремеслами они вполне владеют, хоть сейчас в оружейную мастерскую. Но на кой черт этим ребятам ночные лекции по живописи?

У нас в школе такими предметами и не пахло. Базовые предметы, куцые факультативы, половина преподавателей ходит с синяками, а половина лупцует нас. В старших классах одни вроде меня взялись за ум, другие рассосались по бандам и спецшколам.

Старина Бидо вдруг тонко захрапел. Минуту или две я смотрел на него, и мрачные мысли крутились в голове. Вот еще целый куст проблем. Интересно, даст ли мне его оцепление благополучно выскочить отсюда или прихлопнет по недоразумению?

Глаза начали слипаться. Засыпая, я подумал, что если заваруха начнется ночью, то очень много шансов проснуться покойником.

Проснулся я от толчка.

Старина Бидо стоял у двери, держа руку в кармане. Заметив, что я встаю, он поднес палец к губам.

В коридоре гремели шаги, слышалась возня, гудел лифт. Бидо выругался и отошел от двери.

– Доброе утро! У них что, двери нигде не запираются?

– Видимо, нет, – ответил я.

Бидо прошелся по комнате, поглаживая подбородок. Придя к какому-то решению, он, искоса поглядывая на меня, зашептал в часы, а потом прижал их к уху.

Я вошел в душевую. Бриться не стал, щетина еще незаметна, тем более не хотелось лезть за бритвой в портфель. Покончив с туалетом, я вернулся в комнату и обнаружил Бидо сидящим на неубранной кровати. Он рассеянно вертел в руках часы, осторожно постукивал по ним пальцем и снова прижимал к уху.

– Черт бы побрал эту технику!

– Ничем не могу помочь.

Кривая улыбка не украсила его лицо. Он даже слегка осунулся, в глазах появился лихорадочный блеск. Я бы даже сказал, что он отчаянно трусит. Впрочем, я тоже не супермен в красно-синем плаще. Но делать-то нечего…

Восемь утра. Пора начинать нашу авантюру. Утешало одно: поскольку за моей спиной замаячила курия, то, оказавшись в темной комнате с двумя чудовищами, я не наступлю на мозоль хотя бы одному из них.

– Значит, так, – сказал я, – постараюсь заманить сюда директора. Если не выгорит, то вернусь, и тогда можно звать подкрепление. А если не вернусь, тем более.

– Не нравится мне это! – мрачно встряхнул часами Бидо.

– Они могут начать без сигнала?

– Нет, но… – Он задумался.

– Ну хорошо. В случае чего, буду поблизости.

Не знаю, в каком случае я собирался быть поблизости, но уж больно затравленный у него был вид.

Я вышел во двор и немного растерялся. За время, проведенное здесь, мне стала привычной обстановка недомолвок и умолчаний, тумана и полумрака. А сейчас небо было чистое, лишь два перистых облачка в вышине тянулись друг за другом, солнце наполовину вышло из-за гор, высветив узоры опавших листьев, что багровыми и желтыми пятнами окаймляли двор.

По школьному двору весело носились парни, покрикивая, задирая и толкая зазевавшихся. Причиной оживления был армейский четырехосный «беккер», до самого верха брезентовой крыши набитый картонными ящиками. Двое крепких ребят спускали их вниз, остальные подхватывали, волокли и складывали у входа в здание. Через несколько минут я обнаружил причину суматохи: ящики без надписей и наклеек, на мой взгляд, совершенно неотличимые друг от друга, сортировались по какому-то признаку и растаскивались по разным местам. Крик, шум и дерганье шли из-за споров, куда какой ящик нести.

Двое воспитателей безучастно наблюдали за разгрузкой. У кабины грузовика директор Юрайда подписывал на колене бумаги и по одной совал их в окно водителя.

Я увидел Селина. Он стоял у кузова и распоряжался, куда нести очередной ящик, непрестанно покрикивая: «Не перепутайте, не перепутайте!» Затем сорвался с места, подбежал к ближайшему штабелю и выдернул из середины ящик – штабель развалился, от крика зазвенело в ушах.

На меня не обращали внимания. Если нас с Бидо вышибут отсюда без существенного ущерба для ребер и копчика, то я надолго запомню это утро: грузовик, коробки и я, дурак дураком, ничего не понимающий…

Проходя мимо коробки со слетевшей крышкой, я заглянул в нее. Рулоны бумаги, белой бумаги, раза в два шире туалетных рулонов. Они что, засранцы, на десять лет вперед запасаются?

Юрайда отошел от кабины. Заметил меня. Для начала я пожелал ему доброго утра. Он ответил мне тем же. Выдавив из себя еще несколько пустых фраз, я замолчал, соображая, как умудрился широченный «беккер» пролезть через ворота, миновав врытый посередине рельс? А куда смотрело оцепление? Может, они попрятались в ящиках с туалетной бумагой и сейчас выскочат оттуда с криком «Спокойно, это налет!»?

– Ребята заправили вашу машину, – сказал директор.

Ага, в смысле, пора, мол, тебе и прощаться.

– Спасибо, – ответил я.

Интересно, чем они ее заправили, далеко ли я уеду и что от меня останется, когда их заправка сработает?

– Теперь ряд мелочей…

– Каких еще мелочей? – резко спросил директор.

– От силы пять – десять минут, оформим акты ревизии и все. В конце концов я тоже не хочу задерживаться.

Директор Юрайда нахмурился. Ему явно не хотелось говорить со мной о чем бы то ни было. По всей видимости, он считал, что я просто тяну время. Тем не менее решив, очевидно, что так от меня проще отвязаться, предложил пройти в его кабинет и подождать, когда покончат с разгрузкой.

Ладно, пусть будет так.

Я не стал беспокоить старину Бидо. Директор мог вернуться не один, а афишировать связи с курией небезопасно, если нет численного перевеса.

В кабинете за директорским столом сидел Пупер и рылся в бумагах. Увидев меня, он расплылся в улыбке, кивнул, сгреб все в ящик стола и попятился к двери, чуть не опрокинув кресло.

Сев на его место, я дождался, пока он закрыл за собой дверь, и отколупнул «кнопку». Не оставлять же на память! Интересно, почему здесь любой вхож в кабинет директора и может свободно шарить в его бумагах?! Я выдвинул верхний ящик и наугад взял несколько листков. Платежные бланки.

Черт, кажется, я сглупил в разговоре с директором. Какие там еще акты ревизии, если ревизор я липовый? Впрочем, директор вроде бы не обратил на это внимания.

Два раза на селекторе загорался вызов, но я проигнорировал. Потом я рассмотрел его тщательнее. Оказалось, это добрый старый телефон с приставкой, а не внутриведомственный многоканальник. Может, у них есть прямая связь с Долиной?

Недолго думая, я набрал номер местного отделения. Трубку взял дежурный. Уже хорошо. Я назвал свой код и столичный номер. Через несколько секунд меня соединили с конторой. Из моего отдела на месте никого не было, а секретарша нелюбезно ответила, что начальство работает дома. С женой на диване, добавила она. У Шефа трубку никто долго не снимал, потом взяла его жена. Минуты три ушло на пустую светскую болтовню. Я нервничал, директор мог войти в любой момент. Наконец она позвала супруга.

Шеф удивился моему звонку и спросил, не произошло ли чего-нибудь, требующего немедленного вмешательства. Нет, нет, заверил я, все более или менее в порядке (здесь я мысленно выругался). Как скоро, спросил Шеф, я думаю возвращаться? Как получится, ответил я, думаю, что скоро. Шеф помолчал и спросил, как я себя чувствую.

Он был уверен, что линия на поводке. Было бы странно, если бы телефон не прослушивался. На вопрос о самочувствии я разразился тирадой, в которой со смаком описал состояние печени, желудка и предстательной железы. Пусть слухачи гадают, что я имею в виду. Шеф тоже задумался над моей бессмыслицей, потом хохотнул и пожелал удачи.

– Еще один вопрос, – успел сказать я до того, как он собрался положить трубку, – что, в книжке у Лучника насчет меня ничего интересного?

Опять молчание. Шеф кашлянул и спросил, правильно ли он меня понял. Разумеется, ответил я, все, наверно, в ажуре, но на всякий случай хотелось бы уточнить. И если не трудно, то желательно сейчас.

Шеф передал трубку жене, и пока старая кошка молола языком, я, хихикая и поддакивая в нужных местах, гадал, скоро ли вернется директор и что меня дернуло спросить о реестре. Интуиция, что ли? Те несколько сотен номерных квадратов были в основном правительственными гадючниками, нашпигованными новейшей или выдаваемой за новей– шую'смертоубийственной техникой. Ее тщательно оберегали от глаз честных налогоплательщиков, на чьи деньги, кстати, все это было сработано и которым, как я полагаю, плевать хотелось на нее. А кому было интересно, тот мог все в самом лучшем виде разглядеть или даже сфотографировать на память со своих спутников слежения.

Жена начальника умолкла на полуслове, в разговор с параллельного телефона вмешался Шеф.

Он сообщил, что по моему возвращению даст команду секретарше готовить на меня бумаги, что я засиделся в капитанах и пора расти дальше. И что мне надо срочно сворачивать дела и выезжать прямо сейчас, потому что время не ждет. Когда же я, похолодев, спросил, почему меня не предупредили, он резонно ответил, что самому надо заботиться о пределах своей деятельности. И положил трубку.

К своему удивлению, я вдруг понял, что во мне нет страха. Теперь, когда я знал, что Закон о Возмездии не распространяется на квадрат школы и не важно, кто тут ворочает – правительство, разведка, курия или все хором дружной семейкой, я получил свободу рук. Вернее, ног. Шеф будет с меня пылинки снимать и на себя перекладывать, он ведь тоже ковал мое поражение.

Встану сейчас и тихо удалюсь, не хлопая дверью, пока они разгружают туалетную бумагу. Портфель, правда, остался в комнате, но портфель не стоит заупокойной мессы. Пусть останется на память Бидо. Да вот, еще с Бидо… неудобно покидать, не попрощавшись, но ничего не поделаешь. Я в эти игры не играю. Ставки не те и правил я не знаю. Пусть Бидо меня простит, если выберется без ущерба. Не знаю еще, как меня выпустят его головорезы. Грузовик они пропустили… в школу. А из школы?

Я медленно поднялся с директорского кресла и замер стоя. Что за бред! Даже если мы с Шефом вели себя как последние недоумки, то куда смотрела курия? Итак, Шеф направляет меня на очередное дело. Причем не важно – сам направляет или по чьей-то наводке. Затем Бидо возникает из тьмы и входит со мной в контакт. При этом все благополучно забывают свериться с реестром номерных квадратов! Ну, пусть я обычно беру дело без расспросов, пусть Шеф, утомленный после секретарши, забыл посмотреть карту. Но чтоб курия совалась туда, где ей делать нечего?! А если они решили, что могут здесь поживиться, то мне ни к чему торчать между двумя дорожными катками. В конце концов мое начальство нынче велело оперативно уносить ноги. Правила хорошего тона требуют моего намека старине Бидо на то, что мы моемся чужим мылом и пора тихо оставить этот гостеприимный уголок, пока нами не занялись костоломы посерьезнее его гвардейцев. Но если Бидо знает, на что идет, и сочтет меня дезертиром, то вправе будет поступать по законам военного времени. Нет, сейчас не до приличий. К тому же я его сюда не звал, да и в одиночку выбираться легче.

Я снова опустился в кресло. При мысли, что надо красться мимо комнаты, в которой затаился Бидо, пробираться сквозь двор и кордон, возникали разнообразные «но», непонятная досада мешала действовать.

Обидно было уезжать, ни в чем не разобравшись. Я оказался в постыдной роли человека, которого крепко взяли за нос и водили по комнатам со словами: «Хотите на дурака посмотреть?» – а потом дали пинка под зад. Да провались они в самую глубокую и зловонную дыру, зачем мне лезть в их делишки, если нет состава преступления? А если есть – тем более! Я не идеалист. В наше время быть идеалистом не только глупо, но и опасно. Мне бы только добраться до своей конторы и взять тихое дело с пальбой, поножовщиной, заурядным насилием, не прикрытым бронированным щитом правительственных организаций или организованной преступности.

К черту все, ухожу! Я выбрался из-за стола и пошел к двери, но тут в кабинете объявился директор Юрайда. Усевшись на свое место, он озабоченно подвигал туда-сюда бумаги, потом поднял глаза.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы покинули нас с превратным мнением о нашей работе, – сказал директор.

К чему это он? Я плюхнулся в кресло перед столом, озабоченно глянув на часы, мол, все это мне до груши и вообще пора раскланиваться.

Директор тактично улыбнулся. Улыбку можно было расценивать как поощрение моей игре либо как насмешку над моими ужимками. А может, и так и этак. Плевать, козыри у него на руках, так что игра пока его!

Он сгреб оставшиеся на столе бумаги в ящик, минуту молча сидел, затем сильно потер нос, извинился и, вывалив бумаги обратно, стал перебирать их по одной. Я без всякого интереса следил за его манипуляциями, переводя взгляд с бумаг на лицо, с лица на телефон… Жаль, что я не спросил у Шефа, как этим ребятам удалось забрать Джеджера. Быстро они его заполучили, без бумажной волокиты и канители с оформлением. Странно. Я хорошо знаю молодцев из канцелярии, им даже если сам президент скомандует, и то неделю будут тянуть и согласовывать.

– Вот она! – провозгласил директор, взмахнув сложенным вдвое листком бумаги. – Извините за беспорядок, у нас сущий бедлам. Скоро выпуск, а людей, как я уже говорил, мало. Катастрофически мало.

Нашел кому жаловаться! Пусть обращается по инстанции к своему армейскому начальству, ему мигом пришлют людей. Вот уж где людей хватает, так это в спецслужбах. Тем не менее я сочувствующе развел руками – в смысле, ничего не поделаешь. Пустые слова…

– Надеюсь, вы давно уже догадались, что у нас не притон. Прошу извинить за дешевый розыгрыш с жетоном. Откровенно говоря, я был приятно поражен вашим поведением. Страх перед этими мерзавцами так велик, что многие удрали бы в тот же час. Однако признайтесь, вы все же были уверены, что имеете дело с курией?

– Ну еще бы! – охотно согласился я, тем более что так оно и было.

В следующую секунду я сообразил, что веду себя как полный кретин, демонстрируя излишнюю сообразительность, и мгновенно скорректировал:

– Как это – розыгрыш?

Директор испытующе глянул на меня, прищурился, но потом махнул рукой.

– Ладно, в любом случае вы вели себя достойно. Не кинулись за мной, уверяя в сочувствии, но и не сбежали. Хорошо, когда люди не теряют достоинства. Вы мне понравились!

– Польщен, – только и сказал я.

Знал бы он, с какой скоростью я собирался уносить отсюда ноги.

– Жетон можете предъявить вашему начальству, и вас оставят в покое. («О покое я уж как-нибудь позабочусь, – мелькнуло в голове, – выбраться бы, а жетон самому пригодится».) Но считаю свои долгом внести ясность…