Текст книги "Спаси своего принца"

Автор книги: Эдриан Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Томми Дангл, актер, игравший Брайена, – с ним Джун успела познакомиться и пошептаться в то время, как Милано в очередной раз отчитывал актрис, – сказал ей, что десятая сцена будет снята как ретроспекция. Джун, конечно же, не поняла, что такое – ретроспекция, но Томми объяснил ей, что этот термин означает включение в сюжетную канву воспоминаний о событиях, которые произошли до начала сюжета.

– А-а… – восхищенно пробормотала Джун. – Значит, эту историю Милано хочет снять отдельно…

– Да, он говорил что-то насчет местной часовни, вокруг которой ходит столько слухов. Представляете, Джун, какой-то старый бродяга пытался даже отговорить Милано от съемок в часовне. Но все было бесполезно…

– А вы в это верите? – серьезно спросила его Джун.

Томми невесело усмехнулся.

– Вообще-то я суеверен, как и многие актеры. Знаете, очень часто бывает так, что во время подобных съемок происходят вещи неприятные, а иногда даже трагические. Но Милано, насколько я знаю, никогда не придавал этому значения…

– Он считает легенды глупой выдумкой, – задумчиво произнесла Джун. – Или пытается найти им разумное объяснение. А ведь далеко не все поддается разумному объяснению…

– Вы знаете Милано? – удивленно покосился на нее Томми.

– Так, совсем немного, – смутилась Джун, а потом смутилась еще сильнее, когда заметила, что Милано, объявивший очередной перерыв, направляется к ним.

Ах да, он ведь хотел о чем-то поговорить, вспомнила Джун и снова внутренне съежилась.

– Рад, что вы так серьезно подходите к делу, – обратился Милано к Томми. На его губах играла улыбка, которая показалась Джун насмешливой. – Вот и Оливье Лав тоже увлекся… процессом, – кивнул он в сторону Оливье, который рассыпался в комплиментах перед красавицей Луизой. – Можно я на секундочку похищу у вас Джун? Нам нужно кое-что обсудить…

Томми Дангл удивленно покосился на Джун. Джун почувствовала себя лгуньей: она только что сказала, что едва знакома с режиссером, а Милано обращается с ней так запросто… Вот приспичило!

– Конечно, – улыбнулся Томми и шутливо поинтересовался: – Вы, наверное, хотите предложить Джун роль в своем фильме?

– Уже предлагал, – серьезно ответил Милано, – но Джун отказалась.

– Жаль, – пробормотал Томми, которого последняя новость удивила не меньше, чем то, что Джун так коротко знакома с режиссером. – Я бы с удовольствием играл в одной команде с Джун.

– Не сомневаюсь, – кивнул Милано, и Джун на секунду показалось, что в его тревожных карих глазах загорелся какой-то странный огонек. – Пойдемте, Джун, вы еще успеете поболтать со своим новым знакомым…

Женский визг, раздавшийся на площадке, заставил смолкнуть не только Милано. Все мгновенно притихли и покосились в ту сторону, откуда донесся крик.

У Джун душа ушла в пятки, когда девушка поняла, что кричала ее бабка. Пентилия стояла, зажав в руке яблоко, и с выражением ужаса на лице смотрела на плетеную вазу с фруктами.

– Бабушка!

Нарушив всеобщее молчание, Джун спрыгнула с подоконника и подбежала к Пентилии.

– Что случилось?!

Бледная как мел миссис Петти дрожащим пальцем указала на фрукты. Джун посмотрела на вазу и поняла, чего так испугалась бабушка: между яблоками и гроздью красного винограда торчала чья-то маленькая остренькая головка с крошечными желтыми глазами, в центре которых красовались черные вытянутые зрачки.

– Змея… – пробормотала Джун, все еще не уверенная в том, что глаза ее не обманули. Но когда узкая чешуйчатая лента обвилась вокруг яблока, Джун оставили последние сомнения. – Мистер Милано! – обернулась она к режиссеру. – В вазе с фруктами – змея!

– Что?!

– Змея…

Милано подбежал к женщинам и молча уставился на плетеную вазу. Вскоре вокруг вазы собралась целая толпа.

– Откуда она взялась? – поинтересовалась женщина с «хлопушкой». Томми объяснил Джун, что это – Лилиан, режиссер-постановщик. Она должна следить за проведением съемок и поддерживать порядок на съемочной площадке.

– Ее принесли для меня… – пробормотал Милано и слегка оттянул свой синий шарф.

Джун поняла, что он все еще не пришел в себя. Тревога, подобно змее в плетеной вазе, вползла в его карие глаза и прочно там обосновалась.

Как бы у него снова не случился приступ, испуганно подумала Джун и начала вспоминать название таблеток, которые помогли ему тогда, в переулке.

Но таблетки не пригодились. Милано стало немного легче, как только он встретился взглядом с Эмметом Мэдлоу.

– Эммет, откуда эта ваза? – спросил режиссер у своей правой руки и «левой нога по совместительству».

– Ты просил принести фруктов, а я послал за ними Лиз, – невозмутимо ответил Эммет. – Сейчас я ее позову.

Вскоре прибежала запыхавшаяся Лиз, исполнявшая при Эммете обязанности «принеси-подай», и, краснея, поведала собравшимся, что фрукты тщательно помыла и собственноручно положила в вазу. Она оставила вазу на столе, потому что надо было сделать еще и кофе, а коньяка, который просил добавить в кофе Милано, под рукой не оказалось.

Лиз оправдывалась, как на суде, однако видно было, что девушка ни в чем не виновата.

– Может быть, змея сама заползла в эту корзинку? – предположил Ларри, ассистент Милано.

– Насколько я слышал, – возразил Эммет, – змеи в этих местах не водятся. Нет, это исключено. Ну, Милано, мужайся. Кому-то ты сильно насолил…

Милано посмотрел на Эммета с выражением явного неудовольствия на лице. Джун даже показалось, что он хотел что-то сказать, но сдержался.

– Я бы предложил тебе вызвать полицию, – продолжил Эммет. – Пусть они сами разбираются, кто засунул эту змею в вазу с фруктами.

– Пол-лицию?.. – испуганно пролепетала Лиз.

– Да успокойтесь вы, не будет никакой полиции, – раздраженно бросил Милано.

– Но Шон… – попытался возразить Эммет.

– Никакой полиции, – почти прорычал Милано.

– Ладно, как знаешь, – пожал плечами Эммет, который явно ждал от Милано другой реакции. – А что будем делать со змеей?

– Давайте ее убьем, – предложил Ларри.

– Нет уж, – вмешалась Пентилия, которая все это время молча взирала на плетеную вазу. – Змея – тоже тварь божья. Это я ее нашла и убить ее не дам. Лучше отнести ее куда-нибудь подальше и отпустить…

– Чтобы она кого-нибудь укусила? – поинтересовался Томми Дангл. – Нет уж, давайте отошлем ее в какой-нибудь террариум. А убивать ее, правда, не надо, Ларри. Хватит с нас дурных предзнаменований…

– Это вы о чем? – покосился на него Милано.

– Это я о том, что ее появление – дурной знак.

– Да будет вам, – усмехнулся Милано. – Нет никаких предзнаменований. И вообще, это даже забавно. Когда я ее увидел, сразу вспомнил о Клеопатре…

– Ну да, – вслух подумала Джун. – Ей тоже принесли змею в корзинке с фруктами. Царица хотела умереть красиво…

– А вы-то откуда знаете? – поинтересовался у нее Милано.

Джун вспыхнула. С тем же успехом Милано просто мог назвать ее дурой. Но он же воспитанный человек – в отличие от нее…

– Я работала в школьной библиотеке. А там много книжек с картинками, – не сдержалась Джун.

Кто-то из съемочной группы хмыкнул. Милано смутился и пробормотал:

– Что ж… уберите ее куда-нибудь… Пусть кто-нибудь отвезет змею в террариум, если вы так не хотите ее убивать… Думаю, это недоразумение не помешает нам продолжить съемки?

Что же может помешать великому Милано? – сердито подумала Джун. Разве только небо упадет на землю…

– Ну так вот, – оживленно продолжила Пентилия, глядя на миссис Поллет, которая с открытым ртом слушала свою собеседницу. – Оливье Лав и Луиза Бергман флиртовали напропалую. Вы бы видели, миссис Поллет, как сверкали глаза Луизы! А Лав… так и сыпал любезностями… Они буквально не могли оторваться друг от друга.

– А ведь оба помолвлены! – воскликнула миссис Поллет так, словно речь шла о ее близких родственниках.

– Да, непростая ситуация, – вторила ей Пентилия. – Оливье собрался жениться на актрисе Райс Уилспун, которая играла в той знаменитой драме… кажется, «Утес тревоги». А Луиза выходит замуж за знаменитого продюсера Дэвида Бэвори… Я видела его фото в «Вуман Синема». Честно признаюсь, Тина, он для нее староват…

– Это точно, – согласилась миссис Поллет. – А ведь какая красивая пара получилась бы из Луизы и Оливье. Просто загляденье!

Джун уже порядком устала слушать болтовню двух пожилых киноманок, поэтому решила вмешаться и задать вопрос, который интересовал ее гораздо больше, нежели флирт между Луизой Бергман и Оливье Лавом.

– Миссис Поллет, может быть вы знаете, что за история произошла в часовне Уайт Ривер? Томми Дангл мне сказал, что какой-то старик даже пытался отговорить Милано проводить в ней съемки…

– Томми Дангл… – подмигнула внучке Пентилия. – Очаровательный молодой человек, правда, Джун? Он начинающий актер, но подает большие надежды…

– Бабушка, – сердито оборвала ее Джун. – Ты все о своем… Миссис Поллет, так что же случилось с часовней? Я слышала эту историю краем уха, может быть, вы знаете подробности?

– Знаю, – ответила миссис Поллет. – Я даже знаю, кто пытался отговорить Милано от съемок. Это Дуглас, местный бродяга. Он слегка не в себе, но все ему сочувствуют. Дуглас построил себе хижину рядом с Уайт Ривер. Он единственный, кто решился поселиться в тех местах. Милано не в счет – он приезжий… Дуглас ко всем цепляется насчет этой часовни. Вот и Милано принялся донимать…

– Тина, а ты не думаешь, что та змея – дело рук вашего Дугласа? – полушепотом спросила Пентилия. – Может, он решил как следует припугнуть Милано?

– Нет, – решительно отвергла предположение подруги миссис Поллет. – Дуглас хоть и странный, но добрый старик. Он давно уже здесь живет, и ничего дурного никому не сделал. Это точно не Дуглас…

– Может это действительно предзнаменование? – немного подумав, изрекла Пентилия. – Ваш Дуглас прав, не стоит Милано связываться с этой часовней… Надо попытаться отговорить его от этой затеи.

– Бесполезно, ба, – покачала головой Джун. – Милано тебя и слушать не будет. Скажет, что это вымысел, да и только… Так что же было в часовне, миссис Поллет?

Миссис Поллет загадочно улыбнулась и начала свой рассказ.

– Когда-то, лет пятьдесят тому назад, в часовне Уайт Ривер еще проводили службы. Служил там один молодой священник. В Ловенхилл он приехал издалека, но очень любил этот город и его жителей. Местные тоже полюбили приходить на его проповеди. Говорят, когда он читал, казалось, вокруг летают райские птицы, а воздух напоен ароматом роз и благовоний. Глаза у него горели так, словно на него нашло озарение, а кое-кто даже болтал, что видел сияние над головой у священника.

К этому священнику приходили все, у кого случалась беда. Он помогал людям и словом и делом. Бродяге Дугласу – тогда он был еще мальчишкой – священник этот на собственные деньги покупал и вещи, и еду. Говорят, что Дуглас относился к нему, как к родному отцу…

Часовня Уайт Ривер до приезда этого священника выглядела совсем уж убого. Однако же ему удалось добиться, чтобы часовню отреставрировали. Мало того, священник этот собственноручно взялся за роспись стен – до него на стенах была лишь краска, да и та потрескалась со временем – и оказалось, что он – прекрасный художник.

Однако закончить свое дело священник не успел. Начал к нему по ночам являться какой-то страшный призрак. Священник заболел и слег, но вскоре поправился и, решив, что все это – происки лукавого, нашел в себе силы закончить роспись. И вот, в самую последнюю ночь к священнику снова явился призрак. Что он сказал ему, что сделал – никто о том не знает. Только поутру нашли этого священника… мертвым.

– Страсти-то какие! – с неподдельным испугом воскликнула Пентилия. – Нет уж, пусть Милано думает, что хочет, а я к часовне и близко не подойду. И правда, не зря змея в корзинке появилась – это знак свыше… Если Милано не одумается, глядишь, призрак сам к нему наведается…

– Бабушка, ну что ты говоришь? – покачала головой Джун. – Может быть, у этого священника были проблемы со здоровьем. Миссис Поллет сказала, что он болел, но потом снова встал. Вдруг он просто не вылечился до конца, и болезнь его доконала? А слух о призраке пустил кто-то из местных, например, тот же Дуглас?

Бабушка с подозрением покосилась на внучку. Джун поняла, что невольно принялась защищать Милано. Больше того – она говорила практически его словами. А ведь еще совсем недавно Джун сама упрекала Милано в том, что он ищет разумное объяснение там, где его найти невозможно…

– Ну, может, все это действительно было, – уже мягче добавила Джун. – Но почему вы считаете, что призрак непременно вернется, если в часовне начнутся съемки? Часовня давно заброшена, и назвать ее святым местом теперь уже сложно. К тому же Милано будет снимать днем, а не ночью…

– Еще бы он пошел туда ночью! – возмутилась Пентилия. – Я свое слово сказала – меня туда и калачом не заманишь…

Джун вспомнила странное изображение на стене. Наверное, его нарисовал тот самый священник… А может быть, именно это существо и заглядывало полюбоваться росписью стен? По телу Джун побежал противный холодок. И все-таки в бабушкиных словах есть доля правды: Милано стоило бы поостеречься и отказаться от своей идеи…

8

Джун надеялась, что третий день съемок пройдет без ее присутствия на съемочной площадке, но бабушке все же удалось уговорить ее прийти.

Пентилия успела перезнакомиться почти со всеми актерами и запросто общалась со знаменитыми Оливье Лавом и Луизой Бергман, к которым раньше относилась с таким трепетом, словно они были небожителями.

Шон Милано по-прежнему придирался к ней из-за ее привычки хватать первый попавшийся предмет и держаться за него, как за спасательный круг, но Пентилия потихоньку начала избавляться от этой скверной привычки. Все налаживалось, но бабушка по-прежнему не желала отпускать от себя внучку.

Джун начала подозревать, что ее присутствие на съемочной площадке нужно миссис Петти вовсе не для поддержки. Коварная Пентилия Лиллард задумала свести ее с Томми Данглом, в котором пожилая дама немедленно увидела потенциального жениха для своей «непутевой» внучки.

Джун ничего не имела против общения с Данглом. Ей тоже нравился этот молодой, немного стеснительный парень, чья актерская карьера только начиналась. С ним было интересно разговаривать. Он много рассказывал о технике съемок и познакомил Джун практически со всей съемочной группой.

Однако для Джун, как и для Томми, это было приятное знакомство, не более. Пентилия же, судя по всему, думала совершенно иначе и всячески старалась «вышибить» Кима Доджеса из головы Джун с помощью «клина», которым, по ее мнению, мог стать несчастный Томми.

Джун клятвенно пообещала себе, что больше не поддастся на бабушкину уловку. Пусть в следующий раз бабушка берет с собой миссис Поллет. Их гостеприимная хозяйка давно уже мечтает об этом, только не осмеливается предложить свою скромную персону в качестве сопровождения новоиспеченной актрисы…

Бабуля напрасно старается, вздыхала про себя Джун. За все это время Ким Доджес не проявил ко мне никакого интереса. Как будто я умерла… Может, я и в самом деле умерла для него? Он никогда не страдал от отсутствия женского внимания и наверняка уже утешился с какой-нибудь фигуристой блондинкой из нашего квартала…

Нельзя сказать, чтобы эта мысль оставляла Джун равнодушной. Конечно, она чувствовала уколы ревности, и весьма болезненные. Но время и расстояние потихоньку расставляли все по своим местам. Пока Джун находилась под обаянием Кима, он казался ей самым замечательным парнем на свете. А теперь, когда его не было рядом, Джун потихоньку начинала понимать, что они не такая уж замечательная пара, как ей представлялось еще совсем недавно.

Замужество – шаг серьезный и ответственный. Джун всегда говорила себе, что если выйдет замуж, то один раз на всю жизнь. Слово «развод» пугало ее. Оно казалось ей крахом, громом среди ясного неба. Джун не понимала, как люди могут вначале клясться друг другу в вечной любви, а потом запросто расходиться и снова клясться в любви своим новым избранникам.

Джун все чаще и чаще представляла Кима Доджеса в качестве своего мужа и понимала, что слишком поторопилась, дав ему согласие.

Как она будет жить с человеком, который не доверяет ей настолько, что не может отпустить ее в другой город, подозревая, что невеста изменит ему с первым же встречным? А этот странный разговор о машинах, из-за которых Ким рискует головой? Джун и сама уже не очень-то ему доверяла…

Ей вспоминались их короткие свидания. Разве они хоть раз говорили по душам? Разве Ким рассказывал ей хоть что-то интересное, что не касалось его увлечения – машин? Частенько он приглашал ее к себе, но всякий раз эти поездки заканчивались ссорами: Джун не хотела заниматься ничем таким до свадьбы, а Ким смеялся над ее «старушечьими заморочками». Джун всякий раз обижалась на эти слова и думала, что Ким не прав.

Сейчас, вспоминая свои чувства в те мгновения, Джун понимала, что Ким Доджес не так уж и ошибался. Но вовсе не в том, что смеялся над ней, а в том, что Джун могла бы заняться с ним любовью, если бы действительно любила его.

Люблю ли я его? – снова и снова спрашивала себя Джун. И всякий раз приходила к выводу, что слово «любовь» перестало казаться ей таким простым и понятным, каким она считала его раньше.

Обуреваемая этими противоречивыми мыслями, Джун пришла на съемочную площадку в довольно мрачном настроении.

Съемки проходили в том же доме, в той же гостиной, где Милано снимал сцену с Элисон, Брайеном и мисс Мизеттой, только обстановка и освещение в этой комнате были теперь совершенно другими.

В «обновленной» гостиной царили полумрак и жуткий беспорядок. На старом сломанном диване валялась подушка, обтянутая потертым вельветом, на полу валялся скомканный плед. На деревянном столе с резными ножками стоял ноутбук, клавиши которого были настолько «истоптаны», что половина букв на них стерлась. Рядом с ноутбуком стояло две пепельницы, заваленных окурками, лежали вперемешку пустые и полные пачки сигарет, а все это великолепие украшал поднос, на котором гордо возвышалась большая щербатая чашка и лежал недоеденный бутерброд.

Теперь гостиная представляла собой рабочий кабинет писателя Гарри Риверса, главного героя «Моих странных друзей», роль которого досталась знаменитому Оливье Лаву.

– Вот это да… – покачала головой Джун. – Ничего себе, живут писатели…

– Некоторые актеры живут точно так же, – улыбнулся Томми Дангл, услышав ее комментарий.

– Надеюсь, не вы? – в ответ улыбнулась Джун и тут же увидела, как перед ними выросла долговязая фигура Милано.

Появляется, как будто из-под земли, фыркнула про себя Джун. Интересно, что случится, когда он снова захочет со мной поговорить?

Однако на этот раз ничего не случилось. Милано улыбнулся своими губами-ленточкой и, отведя Джун в сторону, сделал серьезное лицо.

– Простите, Джун, что донимаю вас, но меня мучает совесть. А совесть, знаете ли, самый страшный инквизитор…

– Я знаю, кто такой инквизитор, – язвительно улыбнулась Джун. – Из книжек с картинками, разумеется…

– Джун… – укоризненно покосился на нее Милано. – Я думал, вы не такая злопамятная. В любом случае, я именно об этом хочу поговорить. Простите меня, я обидел вас тогда, в часовне. И, наверное, здорово задел… Я – резкий человек и не очень-то умею ладить с людьми… Но вас мне не стоило обижать, честное слово.

– А чем я отличаюсь от других? – спросила Джун, стараясь не отводить взгляда от карих глаз, в глубине которых, как всегда, таилось беспокойство.

– Вы молоды, а молодости свойственна наивность. Тогда вы задали мне вопрос, на который я не хотел отвечать. Вот я и нагрубил вам…

– Значит, вы извиняетесь только из-за моего возраста? А если бы мне было не девятнадцать, а тридцать, то вы бы и не потрудились извиниться? – с вызовом спросила Джун.

Милано нахмурился. Джун поняла, что он ожидал получить индульгенцию гораздо быстрее.

– Джун, есть вещи, о которых не стоит спрашивать едва знакомых людей… – пробормотал он. – Вы этого еще не понимаете, потому что молоды. Вот и все, что я хотел сказать… Так вы примете мои извинения?

– А как поживает ваш хорек? – поинтересовалась Джун, которую начала забавлять раздражительность Милано. – Надеюсь, об этом можно спрашивать едва знакомых людей?

– У Твинсона все в порядке, – мрачно ответил Милано. – Так, значит, вы будете злиться на меня всю оставшуюся жизнь?

– Ну что вы, – хмыкнула Джун. – Лет пять, не больше.

– С вами невозможно разговаривать серьезно, – раздраженно бросил Милано и, оставив Джун в гордом одиночестве, направился к одному из операторов, которому принялся что-то объяснять.

– Что ему было нужно? – спросил Томми, когда Джун вернулась.

– Хотел купить индульгенцию, но она стоила дороже, чем он думал, – пробормотала Джун.

– Что это значит? – недоуменно покосился на нее Томми.

Джун махнула рукой.

– Ничего особенного. Скажите лучше, зачем Милано понадобилось переснимать девятую сцену? Бабушка жаловалась, что она больше так не сыграет…

– Кажется, он хочет изменить семейную реликвию. Вместо креста, усыпанного александритами, он придумал аметистовую подвеску в виде большого шара. Не знаю, зачем ему понадобилось менять реквизит – суть-то остается прежней. Какая разница – крест из александритов или аметистовый шар на цепочке?

– Лиловый шар на цепочке… – Джун сразу вспомнила рисунок в часовне: загадочное существо держало в руках именно темно-лиловый шар. – Но это же… – Она осеклась, подумав, что не стоит говорить об этом Томми. А вдруг он настолько суеверен, что откажется от съемок?

Очередная сцена повествовала о том, как перед писателем Гарри Риверсом, который увлеченно работал над своим новым романом, появился призрак – двоюродная бабка и тезка Элисон Хадсон.

Эпизод был и комичным и трагичным одновременно. Комизм его заключался в том, что призрак прекрасной Элисон появился после двух других призраков, которые донимали несчастного Гарри уже не первый день, мешая ему работать, трагизм же – в печальном рассказе девушки, умершей еще в молодости. Несчастная тезка молодой Эдисон погибла из-за семейной реликвии, которой пытался завладеть злодей, уже наметивший себе новую жертву – внучку девушки-призрака.

Элисон-вторая, внучка призрака, то есть все та же Луиза Бергман, одетая в бледно-зеленое мерцающее платье и загримированная так, что ее лицо казалось бледным, как лунный свет, была великолепна. Великолепен был и Гарри Риверс, то есть Оливье Лав, который практически всю сцену нервно курил и смотрел на прекрасного призрака пылким и одновременно печальным взглядом.

Когда сцену отсняли, на съемочной площадке даже раздались аплодисменты. Один Милано по-прежнему был чем-то недоволен, однако делать очередной дубль он не стал, что, как поняла Джун, было наивысшей похвалой мастерству актеров.

По всей видимости, Милано стало душно. Он снял пиджак и повесил его на спинку стула. С шарфом он никак не мог расстаться, и Джун в очередной раз подумала, что Милано слишком уж бережет свое горло.

После блестяще сыгранной сцены режиссер объявил перерыв и ушел говорить по телефону. Джун заметила, что Милано неприятно отвечать на большую часть звонков. Иногда он задумчиво крутил мобильный в руках, словно размышляя, ответить настойчивому абоненту или проигнорировать его.

Милано с таким упорством пытался поговорить с ней эти несколько дней, что Джун даже почувствовала разочарование, узнав, что режиссер всего лишь хотел извиниться.

А что еще я ожидала от него услышать? – спрашивала себя Джун, но ответа не находила. Только чувствовала, что в этих глубоких карих глазах, кроме вечного беспокойства и тревоги, прячется что-то еще, что до сих пор никому не удалось увидеть…

За напряженной сценой, в которой Оливье и Луиза показали верх актерского мастерства, должна была последовать небольшая сцена, которую Милано планировал отснять на улице. После небольшого перерыва съемочная группа принялась перетаскивать оборудование и выносить во двор необходимую бутафорию.

Чтобы не сидеть без дела, Джун попросила Лилиан найти ей работу. Лилиан похвалила девушку за энтузиазм и немедленно придумала ей занятие: украсить рамы окон искусственными вьющимися растениями.

Пока Джун старательно украшала окна, у Милано снова начались неприятности.

Змей в плетеных корзинах на этот раз не было, однако, как выяснилось чуть позже, это происшествие было едва ли многим лучше, чем эпизод со змеей.

Пиджак, который Милано повесил на спинку стула, загадочным образом исчез. При этом стул остался стоять на прежнем месте, так что ни у кого из съемочной группы не было причин снимать с него пиджак. Как оказалось, Шон Милано переживал не столько из-за пиджака, сколько из-за его содержимого: тех самых таблеток, которые он постоянно носил с собой.

Последней пиджак видела Пентилия – это было за несколько минут до того, как его пропажу обнаружил Милано.

– Куда же он мог подеваться за три минуты?! – бесновался режиссер. – Раствориться в воздухе?!

– Успокойся, сейчас всех расспросим, – утешил его Ларри, а Лилиан созвала всех присутствующих на подобие совета, в ходе которого выяснилось, что пиджак видели все, однако никто не заметил его исчезновения.

Оливье Лав готовился к съемкам очередной сцены и переодевался в гримерке. Луиза Бергман болтала с Пентилией Лиллард и Томми. Те, кто занимался выносом из студии камер и прочего оборудования, совершенно не нуждались ни в стуле, ни в пиджаке. Остальные, подобно Джун, развешивали и расставляли бутафорию и так же мало интересовались судьбой стула и висевшего на нем режиссерского пиджака.

Несчастная Лиз снова начала твердить, что она тут совершенно ни при чем, и Ларри стоило немалого труда убедить ее в том, что ее никто ни в чем не обвиняет. После обсуждений, предположений, трогательных уговоров и убеждений все ринулись на поиски бесценной пропажи.

Джун не осталась в стороне. Побросав свои искусственные лианы, она в который уже раз ринулась на помощь Шону Милано. Девушка не очень-то надеялась отыскать пиджак, но все же слава человека, нашедшего бесценную пропажу, обрушилась именно на нее. После безуспешных попыток обнаружить его во дворе и в гримерке, куда, по предположению Лиз, его могли захватить по ошибке, Джун вернулась в гостиную и с удивлением увидела, что пиджак висит… на том самом стуле, с которого он загадочным образом исчез.

Все уставились на Джун, потом на пиджак, а потом на Милано. Милано подошел к пиджаку и с такой осторожностью снял его со стула, словно тот мог его ужалить.

– Аккуратнее, Шон! – крикнул ему Ларри. – Там может быть змея!

– Да ну тебя, Ларри… – пробормотал Милано, но на всякий случай встряхнул пиджак прежде, чем залез в карманы.

Милано обшарил карманы и, выудив из них два мобильных телефона, посмотрел на собравшихся.

Джун поняла все по его осунувшемуся, на глазах постаревшему лицу.

Таблеток в карманах не было.

– Простите, что побеспокоили, офицер Райан, – закончил Эммет свое захватывающее и интригующее повествование. – Но вы и сами понимаете, что такие «совпадения» нагнали на нас страху… Мой друг Шон, как всегда, скромничает, но я не могу молчать, зная, что ему угрожает опасность…

Все то время, что Эммет объяснялся с офицером полиции, Шон Милано стоял молча, поправляя свой шарф и разглядывая носки своих ботинок. Джун заметила, что режиссер не выглядит напуганным, скорее, его можно было назвать мрачным и подавленным. Несколько раз ей даже казалось, что Милано вот-вот перебьет Эммета и вставит свое слово, но Милано продолжал молчать, как будто неведомая сила сдерживала его порыв заговорить.

Выслушав Эммета, офицер Райан оглядел собравшихся и произнес:

– Думаю, не имеет смысла беседовать со всеми, кто принимал участие в съемках. Я пообщаюсь с теми, кто может хоть что-то показать. Вы говорили о помощнице, которая принесла вазу с фруктами… – От Джун не укрылась, как побледнела Лиз. – Об актрисе, которая нашла змею… – Бабушка даже плечи распрямила, услышав свое новое почетное звание. – И о девушке, которая нашла пиджак… – Джун мысленно вздохнула, представив неприятную и наверняка долгую беседу с полицейским. – Я поговорю с этими тремя женщинами, ну и, разумеется, с вами.

– Для этого обязательно ехать в участок? – поинтересовался Милано, который наконец-то обрел дар речи.

– Нет, вовсе нет, – поспешил заверить его полицейский. – Можно побеседовать и здесь, если вы выделите для этого отдельную комнату.

– Конечно, – кивнул Милано и покосился на Эммета. – Займись этим, будь любезен.

Джун поняла, что на сегодня съемки закончились. Милано распустил актеров и съемочную группу. Томми Дангл пожелал Джун удачи, а Пентилия, которая даже в такой момент не могла угомониться, пригласила молодого человека на пикник, который они с миссис Поллет задумали устроить ближе к вечеру.

Джун вспомнила, что миссис Поллет действительно предлагала бабушке прогуляться к озеру, но ни о каком «вечернем пикнике» речи не шло.

И снова происки Пентилии… Томми Дангл клятвенно заверил ее в том, что он обязательно будет, однако этим дело не кончилось. Прознав о пикнике, к нему поспешили присоединиться Оливье и Луиза, заявив, что «вечерний пикник» – это очень романтично. Джун подумала, что этой парочке любая совместная прогулка кажется сейчас «очень романтичной», но, разумеется, промолчала, мысленно наградив бабушку новым почетным званием – «сводница».

На допросе, который офицер Райан деликатно назвал беседой, Джун узнала кое-какие любопытные факты из биографии Шона Милано.

Оказалось, что он был в ссоре с Клемансом Гудвином, актером, претендовавшим на роль Гарри Риверса, которую в итоге получил Оливье. Клеманс Гудвин звонил Милано и даже угрожал ему. Мало того, выяснилось, что вот уже несколько лет Милано получает анонимные письма, автор которых всячески смешивает с грязью творчество режиссера и сообщает ему, что следит за ним везде и всюду.

Одно из этих писем лежало на столе перед офицером Райаном. Джун удалось заметить лишь то, что у анонима, писавшего Милано, безупречный почерк. Полицейский внимательно изучил письмо и поинтересовался у Милано, почему он до сих пор не сообщил об этих письмах в полицию. За него уже не в первый раз принялся отвечать Эммет.

– Видите ли, Шон не любит шумихи вокруг своего имени. Он вообще не хотел обращаться в полицию, я ведь сам позвонил вам, буквально вынудив его рассказать о письмах… И потом, Шон думал, что ему ничего не угрожает, а эти письма – бред сумасшедшего, не более того…

– Скромность – не всегда полезное качество, мистер Милано, – мягко обратился к режиссеру полицейский. – Вам стоило раньше забить тревогу. А вдруг на вас охотится маньяк? Вы подозреваете кого-то, кроме Клеманса Гудвина?

– Я никого не подозреваю, – глухо ответил Милано. – И даже Гудвина, будь он неладен. По-моему, он просто вспылил, не более того. Молодой, горячий, сами знаете, как это бывает… Из тех людей, с которыми я общаюсь, никто не способен на такое. Если только кто-то из тех, кому я когда-то не угодил… Но сами понимаете, всех не упомнишь…