Текст книги "Спаси своего принца"

Автор книги: Эдриан Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Гляди, Твинс, какая красота… – пробормотал Шон, разглядывая часовню, вызолоченную лучами заходящего солнца. – Все-таки я – гений. Лучшего городка для съемок найти невозможно… Прогуляемся?

По выражению, появившемуся на мордочке Твинса, Шон понял, что хорек предпочитает прогулку на своих двоих. Он спустил хорька с рук и, надавив на ручку, немного удлинил шлейку. Твинс засеменил рядом с хозяином, периодически останавливаясь, оглядываясь вокруг и обнюхивая свежую травку, только-только пробившуюся из-под согретой весенним солнцем земли.

Шон обошел вокруг часовни и удовлетворенно кивнул головой. Чем больше опускалось солнце, тем она выглядела мрачнее.

Надо сказать операторам, чтобы они сняли часовню в сумерках, подумал Шон. Было бы идеально, если бы мы отсняли несколько сцен именно в это время суток. Луиза Бергман и Оливье Лав на фоне часовни, освещенной лучами заходящего солнца, – зрители должны быть в восторге. А может быть, все не так плохо, как я себе рисовал?

Тревога, захватившая Шона еще в дороге, потихоньку рассеивалась. Он потянул Твинсона за шлейку и зашел в часовню.

Внутри пахло старостью, во всяком случае, так представлял себе этот запах Шон: чуть горьковатый, сырой запах плесени. Заходящее солнце заглядывало в стрельчатые окошки, рамы которых были украшены скромным плетеным орнаментом, но оно освещало лишь часть часовни – другая скрывалась во мраке.

Шон пригляделся к стенам. На них были изображены библейские сюжеты и усталые лица святых. Лишь одно привлекло его внимание: в углу, на стене, куда еще падали солнечные лучи, было изображено какое-то странное существо.

Шон подошел поближе, наклонился и принялся рассматривать удивительное создание, изображенное живописцем. Существо нельзя было назвать ни зверем, ни человеком. Это было странное тщедушное создание с огромными глазами и тонкими, как прутья, руками, сжимавшими темно-лиловый шар, прикрепленный к цепочке.

Что бы это могло быть? – мелькнуло в голове у ошарашенного Шона. В первый свой приезд он не разглядел этого рисунка. Впрочем, ничего удивительного: рисунок был совсем небольшим, к тому же располагался внизу стены и в самом ее углу. Его как будто нарочно нарисовали отдельно от остальных изображений.

Может быть, рисунок сделали позже? – подумал Шон. Но что это за существо? Призрак? Эльф? Гуманоид? А что за странный шар оно сжимает в руках? И кто додумался нарисовать его здесь, в часовне? Эх, не зря он требовал от Эммета, чтобы тот привез в Ловенхилл их консультанта по вопросам мистики…

Внезапно за спиной Шона раздалось какое-то шарканье. Милано, хоть и не был суеверным, порядком испугался и даже тихо вскрикнул, чем вызвал у пришедшего ехидное хмыканье.

Шон обернулся и вздохнул с облегчением, когда разглядел в полумраке часовни знакомую щупленькую фигурку в мешковатой одежде.

– Вы бы хоть предупреждали… – укоризненно покосился Шон на девушку. – Что вам тут понадобилось?

– А вам? – вместо ответа нахально поинтересовалась она.

– Мне? – недоуменно уставился на нее Шон. – Я вообще-то – режиссер. А в этом месте будет проходить часть съемок…

– Проникаетесь атмосферой? – ехидно полюбопытствовала Джун. – Заметно – на вас лица не было, когда вы обернулись.

– Уж будто?

– Точно вам говорю. Побледнели, прямо как камень, из которого эту часовню строили, – ехидно заметила она. – Даже вскрикнули. Решили, наверное, что я – тот призрак, которого так боятся местные…

– Вы – призрак? – Шон усмехнулся, чтобы скрыть смущение. – Да ну, бросьте. Я просто от неожиданности… Даже не испугался, а растерялся. А в легенды я не очень-то верю. Люди в больших городах умудряются сочинять про «дома с призраками», что говорить о маленьких, таких, как Ловенхилл…

– А я верю, – пожала плечами Джун, – во всяком случае, верю в то, что была какая-то причина для того, чтобы выдумать легенду…

– Возможно… – Шон покосился на стену и поманил пальцем Джун. – Подойдите-ка сюда и посмотрите на это.

Джун принялась внимательно разглядывать рисунок, на который указал ей Шон.

– Ничего себе… А кто это такой? Вы не знаете? – подняв голову, поинтересовалась она у Шона.

Акварельно-голубые глаза смотрели на него так, словно он и вправду мог ответить на все ее вопросы. Шону это льстило и смущало одновременно.

– Я скверно разбираюсь в религии. Могу сказать только то, что к католическим святым этот парень не имеет отношения. Если у этого существа вообще есть пол… Правда, вот что странно, – немного помолчав, добавил Шон. – Техника рисунка одна и та же – может быть, художнику, который расписывал здесь стены, подражал какой-то талант, а может быть, сам художник дорисовал это изображение. Вот только зачем?

– Может, у него было видение? – предположила Джун.

– Все возможно. Особенно когда переберешь с выпивкой, – усмехнулся Шон.

– Слышала бы вас моя бабушка, – покачала головой Джун.

– А что, миссис Петсилия – ярая противница алкоголя?

– Пентилия, – поправила его Джун. – Нет, просто ей не нравятся богохульники.

– Я – вовсе не богохульник, – обиделся Шон. – Пошутил, только и всего. Да и не верю я в видения. Вот вам, Джун, они часто являлись?

– Ни разу, – честно призналась Джун. – Но ведь они являются не всем.

– Естественно, не всем. Только тем, кто любит закладывать за воротник, злоупотребляет таблетками и прочей гадостью, а еще людям с душевными расстройствами…

– Ну вот, снова вы за свое, – вздохнула Джун.

– Извините, если оскорбил ваши чувства. Просто я – материалист и во всем пытаюсь найти рациональное зерно.

– Странно… – Девушка поправила выбившуюся из того, что сложно было назвать прической, прядь волос и недоуменно покосилась на Шона.

– Что вам кажется таким странным? – полюбопытствовал Шон.

– Вы не похожи на режиссера, который снимает «мистические комедии».

– А на кого, по-вашему, я похож?

– Не знаю… Если бы вы снимали какие-нибудь драмы или триллеры, я бы не удивилась…

Шон усмехнулся.

– По-вашему, я должен закатывать глаза к небу, взахлеб говорить о чудесах и без умолку шутить?

– Я не это хотела сказать… – стушевалась Джун.

– Знаете, Джун, у меня есть знакомый актер. Он – комик. Я не буду называть его имени, но оно довольно известное. Так вот, этот комик на экране смешит своих зрителей до слез. А в жизни – это невыносимо тяжелый человек. Мрачный и довольно желчный. От него уже ушли две жены, а теперь и третья собирается его бросить…

– Может быть, теперь он задумается, – спокойно ответила Джун, которую эта история, кажется, не слишком уж впечатлила.

– О чем?

– О том, что пора меняться.

Шон махнул рукой. Что, спрашивается, он хотел услышать от зеленой девчонки? Видно было, что Джун прекрасно поняла его жест, но вслух ничего не сказала, только слегка прикусила нижнюю губу.

Ребенок, подумал Шон. Даже обижается, как маленькая девочка…

– Как ваша бабушка? – смягчив тон, поинтересовался он. – Вы хорошо устроились?

– Лучше некуда, – недовольно пробормотала Джун. – Бабушка наотрез отказалась заселяться в гостиницу, и теперь мы – гости одинокой пожилой дамы «без вредных привычек»…

– А вы хотели, чтобы у нее были вредные привычки? – улыбнулся Шон.

– Нет, я просто думала, что в гостинице нам будет веселее, – призналась Джун. – Но бабушка решила, что она готовит лучше, чем повара в гостиничном ресторане. Так что мне снова придется питаться овсяной кашей и котлетками на пару…

– Здоровое питание, – пожал плечами Шон. – Вы должны быть благодарны своей бабушке за заботу.

– За это она бы простила вам богохульство, – хмыкнула Джун. – Знаете, наверное, это хорошо. Но я бы предпочла, чтобы иногда было плохо… А где ваш замечательный зверек? Вы не взяли его в Ловенхилл?

– Зверек? – переспросил Шон, и тут же похолодел. Рассматривая загадочный рисунок на стене, он, судя по всему, уронил шлейку, а Твинс, воспользовавшись этим, отправился осваивать новую территорию. – Твинс… Он, кажется, сбежал… Надеюсь, он не выбрался из часовни…

– Да не волнуйтесь вы так, – поспешила успокоить его Джун. – Наверняка он где-то здесь… Эй, Твинс! – позвала она. Высокие своды часовни ответили ей эхом.

– Да не кричите вы так, – раздраженно буркнул Шон. – Испугаете его, и тогда он точно сбежит. Это же не собака, а фретка…

Шон и Джун разбрелись по часовне в поисках хорька. Вскоре совсем стемнело, и часовня погрузилась во мрак. Шон почувствовал, как горло снова стискивает ледяной обруч, мешающий дышать.

В такой темноте они точно не отыщут Твинса! Что же делать?!

И тут, словно кто-то подслушал его мысли, между колонн скользнул желтый луч. Шон вначале опешил, но очень скоро постиг природу этого невесть откуда взявшегося света: кто-то всего-навсего включил карманный фонарик.

– Откуда вы его взяли, Джун? – спросил Шон. Эта неожиданная помощь немного его успокоила.

– Карманы – великая вещь, – ответил из-за колонны насмешливый голос. – В них столько можно засунуть – вы даже не представляете…

Теперь понятно, почему она носит брюки с таким количеством карманов… Интересно, что в них еще, кроме фонарика?

– Идите сюда, Джун, – позвал девушку Шон. – Я тут тычусь в стены, как какой-то крот…

Маленькая фигурка выскользнула из-за колонны и направилась к нему. Шон редко умилялся, но во всем облике Джун было что-то трогательное. Она казалась такой худенькой, слабенькой девочкой, особенно в куцем свете фонаря, в этой старой полуразваленной часовне… И все же, несмотря на свою кажущуюся слабость, эта девочка умудрялась сохранять самообладание гораздо лучше него, серьезного взрослого мужчины…

Шон почему-то задался вопросом, что бы на ее месте делала Селина. Скорее всего, переживала из-за дорогих туфель и умоляла Шона убраться наконец из этого странного места…

В любом случае, Селины здесь не было, а Твинсона нужно было отыскать во что бы то ни стало. Шон отмахнулся от дурацких мыслей и принялся объяснять Джун, куда может спрятаться домашний хорек.

– Если Твинс все еще здесь, то наверняка забрался в какую-нибудь норку или щель. Светите вниз так, чтобы я смог их обнаружить.

– Ладно, – согласилась Джун, а потом, немного подумав, спросила: – Слушайте, а вы ведь говорили, что он любит овсяное печенье. У вас случайно нет его с собой?

– Случайно есть, – ответил Шон и вытащил из кармана пиджака небольшой пакетик с печеньями.

– Тогда шуршите.

– Что? – недоуменно покосился на нее Шон.

– Шуршите пакетиком, комкайте его в руках. Твинс услышит и наверняка прибежит за своим лакомством, – объяснила Джун.

– Попробую, – пробормотал Шон и начал неуверенно мять пакетик пальцами.

– Не так. Дайте-ка лучше мне. – Джун забрала пакетик и начала тереть его в ладонях. – Уверена, что наш беглец скоро появится…

Шон в который уже раз подумал, что Джун невероятно наивна, но другого выхода все равно не было. Пока Джун усиленно шуршала пакетом, он забрал у нее фонарик и принялся светить им в поисках норы или дырки в полу.

Вдруг возле колонны мелькнула маленькая длинная тень. Сердце Шона радостно забилось – тень действительно оказалась Твинсоном. Предателем Твинсоном, который вначале подло бросил своего хозяина, а теперь пришел, но вовсе не к Шону, а к Джун, мало того, еще и позволил этой девчонке взять себя на руки!

Джун залилась радостным смехом и принялась гладить хорька, а Шону осталось только сердито коситься на эту парочку и ревновать своего питомца к Джун. Конечно, он был несказанно рад возвращению Твинса. Но такому предательству – нет уж, увольте!

– Ну что вы дуетесь? – прочитала его мысли окончательно развеселившаяся Джун. – Он же пришел. Да я уверена, что мы бы нашли его и без этих печений. Правда, Твинс?

Предатель… – фыркнул про себя Шон, но Твинс повернулся к хозяину с такой виноватой мордочкой, что Шон немедленно простил хорьку и бегство, и совершенно недопустимое поведение.

– Иди сюда, безобразник, – растрогался Шон.

Твинс спрыгнул с рук Джун, которая его уже не удерживала, и, подойдя к хозяину, поднял мордочку и посмотрел на него преданным взглядом.

Шон присел на корточки, и Твинсон забрался к нему на руки.

То-то же, ревниво подумал Шон. А то ведешь себя, как какой-то дамский угодник…

– Ну все, мне пора, – спохватилась Джун. – Миссис Петти сделает из меня котлету на пару, если я не успею к ужину.

Шон вышел из часовни следом за Джун. Если так пойдет и дальше, он будет ходить у этой девчушки в вечных должниках. Она спасла его от грабителей, умудрилась отыскать Твинсона… Да, Шон не скоро заплатит по счетам…

– Спасибо, Джун. Вы снова мне помогли, – поблагодарил он девушку.

– Да бросьте вы, – смущенно улыбнулась она. – Это вы мне помогли. Вы даже не представляете, что было с бабушкой, когда она узнала, что получила роль, которая пришлась ей по душе.

– Вам не за что меня благодарить, – покачал головой Шон. – Это только ее заслуга… Я никогда не беру на такие роли актрис, чья игра мне кажется посредственной. Это – мой принцип. – Шон мысленно вздохнул, вспомнив о ссоре с Селиной. – Правда, иногда эти принципы мне дорого обходятся, – пробормотал он.

– Вы поссорились с невестой? – неожиданно поинтересовалась Джун.

Шон опешил. Ему даже показалось, что он ослышался, выдав собственные мысли за вопрос собеседницы.

– Что вы сказали? – изумленно переспросил он.

– Что вы поссорились со своей невестой… – уже не так уверенно повторила Джун.

Господи, неужели об этом уже успели написать в прессе? – испугался Шон.

– А вам-то откуда это известно?

– Я просто предположила. Она ведь приходила на Кастинг вместе со своей матерью. А ее мать пробовалась на ту же роль, что и моя бабушка. Ну, я и подумала…

– Напрасно подумали, – раздраженно перебил ее Шон. – И вообще некоторые соображения лучше оставлять при себе. Вас этому разве не учили?

– Меня учили говорить правду, – сухо ответила Джун и, бросив на Шона обиженный взгляд, кивнула Твинсону. – Пока, Твинс. И больше не теряйся.

Шон посмотрел вслед маленькой фигурке.

Она обиделась. Нет, он обидел ее… Сама виновата – не нужно было совать нос не в свое дело. И все-таки он погорячился. Джун – еще совсем юная девушка. Она не понимает, что есть догадки, которые лучше не озвучивать, есть вещи, о которых лучше не спрашивать. Тем более тех людей, с которыми ты едва знаком…

Шон надеялся, что вскоре позабудет о неприятном происшествии, но до глубокой ночи ворочался в кровати, чувствуя, как внутри бултыхается неприятный осадок. И только приняв решение извиниться перед Джун, Шон наконец уснул. Но сны его были тревожны.

7

Джун проснулась довольно рано и, выбравшись из комнаты, сразу же услышала на кухне голоса бабушки и миссис Тины Поллет, хозяйки дома. Женщины мило щебетали и, судя по всему, готовили завтрак.

Миссис Поллет и миссис Петти нашли друг друга сразу – это Джун поняла еще в первый день приезда. У пожилых дам оказалось очень много общего: обе были вдовами, обе придерживались правил здорового питания и обе были помешаны на фильмах Шона Милано.

Вначале Джун подумала, что еще одной Пентилии Лиллард она уже не вынесет, но потом поняла, что в таком соседстве есть свои преимущества: у бабушки появилась собеседница, и она уже не так опекала внучку. Благодаря долгим душевным беседам Пентилии и миссис Поллет Джун удалось посмотреть местную достопримечательность – часовню Уайт Ривер – и в одиночестве побродить по Ловенхиллу.

К тому же миссис Поллет оказала бабушке неоценимую услугу – помогла той заучивать роль. Сценарий, который Пентилии дал Милано, пожилые дамы читали вдвоем, и это доставляло обеим немалое удовольствие, а заодно и освобождало Джун от необходимости читать по бумажке слова многочисленных героев и персонажей «Моих странных друзей».

Джун сбегала в душ и пришла на кухню.

– Доброе утро, миссис Поллет. Привет, ба…

– Доброе утро, соня, – улыбнулась ей миссис Поллет. – Твоя бабушка встает гораздо раньше, чем ты.

– Она отсыпается, миссис Поллет, – ответила за внучку Пентилия. – Раньше Джун каждое утро приходилось вставать в страшную рань, чтобы успеть упаковать сандвичи.

– Бедняжка, – сочувственно покосилась на девушку миссис Поллет. – Как же это, наверное, тяжело…

– Ничего особенного, – улыбнулась Джун. – Зато здесь я посплю вволю… Что у нас на завтрак?

– Творожная запеканка с орехами и какао, – ответила бабушка. – Миссис Поллет варит потрясающее какао с парным молоком. А вместо сахара добавляет фруктозу…

– Ба, ты что, хочешь, чтобы я похудела? – вздохнула Джун, усаживаясь за стол, покрытый скатертью в крупных ярко-желтых подсолнухах.

– Я хочу, чтобы ты ела полезную пищу, – важно ответила Пентилия. – А фруктоза – это…

– Плодовый сахар, – мрачно закончила Джун.

– Он не так вреден для зубов, как обычный сахар, – не обращая внимания на внучку, продолжила Пентилия. – И не вызывает…

– Аллергии, – не меняя тона, закончила Джун.

Миссис Поллет посмотрела на девушку и улыбнулась.

– Точь-в-точь как моя дочка. Лил тоже бесили мои попытки заставить ее есть здоровую пищу. Я думала, что Лил вырастет и скажет мне «спасибо», но не тут-то было… Вот она – нынешняя молодежь…

– Да уж. Едят всякую гадость, – поддакнула Пентилия.

Чтобы не слушать рассуждений о своем бестолковом и непутевом поколении, Джун проглотила запеканку, одним глотком осушила чашку с какао и убежала переодеваться.

Сегодня миссис Петти предстоял трудный день – первый день съемок. Самых первых съемок в жизни Пентилии Лиллард… Джун казалось, что сама она волнуется гораздо больше, чем бабушка. Но вскоре выяснилось, что это вовсе не так.

Миссис Петти вышла из своей комнаты с тем же выражением на лице, какое Джун уже видела у бабушки перед кастингом. На этот раз преданный поклонник Пентилии – бакалейщик Миглс – был слишком далеко, чтобы Джун могла припугнуть бабушку его визитом. К счастью, вмешалась миссис Поллет, которой удалось немного успокоить приятельницу и убедить ее в том, что она отлично знает свою роль.

Всю дорогу до дома, где снималась первая в ее жизни сцена, Пентилия твердила внучке, что не помнит ни единого слова из своей роли, что не сможет сыграть, и Милано с позором выгонит ее со съемок, что самой нелепой идеей в ее жизни был этот злополучный кастинг, что, конечно же, во всем виновата Джун, которая буквально заставила свою несчастную старую бабушку явиться пред светлые очи Милано.

Джун мужественно слушала все эти жалобы и была несказанно счастлива, когда они наконец-то добрались до дома, который Милано выбрал для съемок. Территория вокруг дома была огорожена лентой, натянутой на большие синие треугольники, сделанные из пластика.

Кроме актеров и съемочной группы возле дома собралась куча зевак. Для местных жителей такое зрелище было в диковинку, и Джун даже удивилась, что вместе с Пентилией не пришла ее новоиспеченная подруга миссис Поллет.

Присутствие известных актеров немного оживило миссис Петти. Она во все глаза смотрела на Оливье Лава, Луизу Бергман и других, чьих имен Джун уже не могла запомнить. Пентилия только и делала, что тыкала локтем в бок внучки и указывала ей на очередную знаменитость.

– Вспомни, что ты – актриса, а не зритель, – наконец не выдержала Джун. – Они вообще-то теперь – твои коллеги.

Джун тут же пожалела о сказанном. Неподдельное восхищение, появившееся на лице Пентилии, сменилось испугом. Она снова вспомнила о том, что придется играть, и начала безуспешно вспоминать свои слова.

Джун пыталась найти глазами Милано, но режиссер, если и пришел на съемочную площадку, то был уже в доме. Зато к растерянной парочке подошел Эммет Мэдлоу который тут же увел Пентилию знакомиться с актерским составом.

Джун подумала, что на съемочную площадку ее не пустят, но когда мужчина с рупором объявил, что съемки начинаются, Пентилия помахала внучке рукой, предлагая следовать вместе с ней. Джун поняла, что ей все-таки предстоит стать свидетельницей этого великого события, и покорно пошла следом за актерами и съемочной группой.

Чтобы никому не мешать, Джун сразу облюбовала себе местечко на широком подоконнике в гостиной, где проходили съемки. Оттуда все было видно, а главное – это место позволяло Джун находиться подальше от Милано, который сильно рассердил ее в их последнюю встречу. Джун подумала, что тут-то Милано точно ее не заметит, но глаза режиссера не просто скользнули по подоконнику – они остановились на ней.

Ну что уставился? – раздраженно подумала Джун. Да, я сюда пришла. Да, я сижу на подоконнике. Но я же никому не мешаю?

Впрочем, взгляд Милано на этот раз не показался ей встревоженно-сердитым, каким он был обычно. Напротив, режиссер смотрел на нее с каким-то подозрительным интересом.

С чего это вдруг? – подумала Джун. У мистера Гения в кои-то веки хорошее настроение?

Милано продолжал на нее смотреть. Джун смутилась и первая отвела взгляд. Она попыталась найти глазами бабушку, но той на съемочной площадке почему-то не оказалось. Остальные актеры тоже куда-то исчезли, и Джун догадалась, что они, скорее всего, гримируются и переодеваются. Из всех актеров в гостиной остался только Оливье Лав. Его герой по сюжету должен был появиться в десятой или одиннадцатой сцене.

Джун заметила, что Милано снова на нее смотрит. Больше того, ей даже показалось, что он все это время не отводил от нее взгляда.

Черт возьми, да что тебе от меня понадобилось?! разозлилась она. Это что – психологический прием? Тебе хочется, чтобы я убралась отсюда? Черта с два – моя бабушка первый раз в жизни снимается в кино. И сегодня я должна сидеть здесь, даже если вам, Шон Милано, это не нравится!

Когда Милано поднялся со стула и направился к ней, Джун окончательно уверилась в том, что режиссер хочет удалить ее со съемочной площадки. Джун решила занять оборонительную позицию, даже плечи распрямила, хотя внутри у нее все съежилось от его пристального взгляда.

– Добрый день, Джун, – неожиданно вежливо обратился к ней Милано. – Пришли поддержать миссис Лиллард?

– Угу, – буркнула Джун, чувствуя себя совой, которую пытаются вытащить из дупла.

– Угу – означает «да»? – полюбопытствовал Милано.

– Не знаю, как у вас, а у нас именно это и означает…

– У кого это – «у вас», позвольте поинтересоваться?

– У воспитанных людей, – сухо ответила Джун. – Хотя мне было бы очень любопытно, если бы кто-то, говоря «угу», имел в виду «нет».

– Когда болгары кивают головой, это означает – «нет», а когда хотят сказать «да», наоборот, мотают ею, – с улыбкой сообщил Милано. – Так что бывают и исключения…

Ну что ты привязался? – недовольно подумала Джун. Давай уже наконец скажи, что недоволен моим присутствием… Теперь я поняла, чем отличается воспитанный человек от невоспитанного: воспитанный интересуется твоими делами, а потом посылает тебя ко всем чертям. А невоспитанный посылает сразу… Да, Шон Милано воистину – пример хорошего воспитания…

– Я хотел кое о чем поговорить с вами, – Милано посмотрел на Джун так, словно они были заговорщиками. – Надеюсь, вы уделите мне немного внимания?

Джун окончательно растерялась, но ответить не успела, потому что у режиссера зазвонил мобильный. Милано достал телефон и, извинившись перед Джун, отошел, чтобы поговорить.

По выражению его лица Джун поняла, что беседа ему предстоит не из приятных. Милано действительно говорил со своим собеседником довольно резко, видно было, что он недоволен ни тем, кто ему позвонил, ни тем, что ему говорили.

Милано закончил разговор, но к этому времени в гостиную вернулись актеры. Джун не сразу узнала бабушку: грим и одежда изменили Пентилию так, что та выглядела гораздо моложе своих лет. Куда подевалась миссис Петти, которая еще пару часов назад трещала с соседкой о «непутевой молодежи»? Перед камерами стояла решительная, властная женщина в наглухо застегнутой блузке цвета стали и серой юбке из жесткой ткани.

Ничего себе преобразилась, присвистнула про себя Джун.

Девушка уже позабыла о разговоре с Милано, впрочем, и режиссеру было теперь не до нее – надо было начинать съемки.

Через несколько минут гостиная расчистилась. В центре всеобщего внимания оказались трое: Луиза Бергман, одетая в длинное бледно-голубое платье, также глухо застегнутое, как и блузка Пентилии; молодой человек, актер, имени которого Джун не запомнила, и сама Пентилия, которая держала в руках серебряный поднос с чашками, чайником и блюдом, полным пирожных.

Джун увидела пирожные и почувствовала, как предательски урчит у нее в животе. Наверняка эти штуки с жирным кремом особенно вкусные. И вредные…

Милано махнул рукой.

– Начали! Сцена восьмая, дубль первый! – выкрикнула какая-то женщина, и раздался треск черно-белой «хлопушки».

Ну вот и началось, подумала Джун и, забыв о пирожных, во все глаза уставилась на бабушку. Пентилия поставила поднос перед Луизой Бергман и незнакомым Джун актером.

– Спасибо, мама, – поблагодарила ее Луиза.

Мама? Почему мама? – удивилась про себя Джун и тут же сообразила, что миссис Петти сейчас – вовсе не миссис Петти, а мисс Мизетта Хадсон, мать Элисон, то есть Луизы Бергман. А тот молодой человек, чьего имени Джун так и не запомнила, – жених Элисон, которого мисс Хадсон с удовольствием принимает в своем доме.

– Угощайтесь, – любезно предложила Мизетта Хадсон и ласково посмотрела, но вовсе не на дочь, а на ее жениха.

– Спасибо, мисс Хадсон, – поблагодарил Мизетту молодой человек.

– Ну что вы, дорогой… – ласково укорила его мисс Хадсон. – Мы ведь – добрые друзья, так что обращайтесь ко мне запросто: Мизетта. Или мисс Мизетта, как вам будет проще…

– Ты так нравишься маме… – игриво улыбнулась молодому человеку Элисон. – Это просто удивительно. Обычно она не жалует моих ухажеров…

– Вот именно – ухажеров, – сухо парировала Мизетта. – А Брайен – почти что член семьи. Хотя мне до сих пор кажется странным, что такой приличный и воспитанный молодой человек задумал жениться на моей непутевой дочери.

– Мама… – смущенно улыбнулась Элисон. – Не слушай ее, Брайен, – повернулась она к жениху.

Милано махнул рукой и выкрикнул:

– Стоп!

– Стоп! – повторила за ним женщина с «хлопушкой».

Джун вздрогнула и покосилась на режиссера. Она не ожидала, что Милано умеет так громко кричать. Чаще он ворчал и бубнил себе под нос, из-за чего начинало казаться, что ему вовсе не тридцать девять, а все шестьдесят.

– В чем дело? – недовольно поинтересовалась Луиза Бергман.

Джун тоже подумала, что Милано совершенно незачем было так кричать и прерывать съемки. Но у режиссера были на этот счет свои соображения.

– Сейчас объясню.

Он поправил синий шарф, обмотанный вокруг шеи, поднялся со стула и подошел к небольшому столику, за которым сидели актеры.

Первым делом Милано потянулся к чашке, которую сжимала в руках Пентилия. Женщина держала ее так крепко, что Милано пришлось буквально вырывать несчастную чашку из ее рук.

Чем ему чашка не угодила?! – возмутилась про себя Джун.

– Отдайте, – приказал режиссер, и Пентилии пришлось отпустить чашку. – Вот в этом-то все и дело. Вы вцепились в нее так, что у вас пальцы покраснели. Оператор снимает средним планом, но я подозреваю, что даже на среднем плане это будет заметно. Ну зачем вы впились в нее, а, миссис Пемзилия?

– Пентилия, – с достоинством поправила его бабушка. – Мы ведь пьем чай, не так ли?

– Так ли, так ли, – раздраженно пробормотал Милано. – Но это не значит, что все должны вцепиться в свои кружки и сжимать их, пока фарфор не треснет или не посинеют руки. Вы должны взять чашку. Вот так, – продемонстрировал он, – поднять ее, поднести к губам, а потом поставить на блюдце. А что делаете вы? – Милано сжал ручку чашки пальцами. – Вы пытаетесь ее раздавить…

Луиза Бергман позволила себе всего лишь одну беззлобную улыбку, но сделала это совершенно напрасно: Милано тут же набросился на нее:

– А вы, Луиза? Ваша героиня – молоденькая и неуверенная в себе девушка, которая во всем идет на поводу у своей матери. Брайен для нее – очередной проект мисс Мизетты. Она и глаза-то боится поднять на молодого человека… Вы же флиртуете с ним, строите ему глазки. Улыбаетесь так, словно собрались его соблазнить… Что до вас, Томми, – повернулся Милано к актеру, которому его слова едва ли не польстили, – то у меня одна-единственная просьба: не сидите, как истукан! Эта девушка вам нравится, очень нравится. Но вы далеко не уверены, что она отвечает вам взаимностью, и делаете все, чтобы ее очаровать. Всем, надеюсь, понятно, что я хочу увидеть? – спросил Милано под конец своей разгромной тирады.

– Всем, – дрожащим подбородком кивнула Пентилия.

– Понятно, – с томным вздохом ответила Луиза.

Томми ограничился едва уловимым наклоном головы.

– Отлично. Что ж, продолжаем.

– Начали! Сцена восьмая, дубль второй, – предупредила женщина с «хлопушкой», и съемки продолжились…

Экзекуция прервалась только через полтора часа. У Джун затекло все, что только могло затечь. Все это время она ерзала на подоконнике и мечтала о прогулке, свежем воздухе и дневном свете – в гостиной светили большие лампы, которые, наоборот, создавали впечатление, что за окнами – вечер.

Покинуть съемочную площадку Джун не могла: разумеется, ее уход заметила бы бабушка, которой и так порядочно досталось от режиссера. Джун дала себе обещание, что пока бабушка «не разыграется», не привыкнет к тому, что она – актриса, внучка будет терпеливо сносить подобные экзекуции.

– Никогда бы не подумала, что одну-единственную сцену можно снимать так долго, – поделилась Джун с Пентилией после того, как объявили перерыв.

– Что вы хотите от Милано?.. – вздохнула Луиза Бергман, сидевшая рядом с Пентилией. – Я слышала, что полтора часа – еще не предел. Так что мужайтесь, миссис Лиллард. Милано не успокоится, пока не выжмет из нас все соки. О, Оливье, – улыбнулась она подошедшему актеру. – А вы – стойкий оловянный солдатик. Я думала, сбежите уже через полчаса.

– Я не убегаю от трудностей, – с улыбкой ответил ей актер. – К тому же мне полезно посмотреть, как играют другие. Я же должен понять, что за человек – моя возлюбленная…

Луиза ответила ему кокетливой улыбкой.

– А вы, – обратился Оливье к Джун, – тоже будете играть в «Моих странных друзьях»?

– Нет, – покачала головой Джун. – Я приехала с бабушкой, – кивнула она на Пентилию. – Как «группа поддержки». Я и раньше подозревала, что из меня не вышло бы актрисы, но сегодня убедилась в этом окончательно. Эта профессия требует огромного терпения. И мужества, – покосилась она на бабушку, – чтобы выдерживать натиск Милано…

Оливье и Луиза расхохотались и принялись болтать о чем-то своем. Джун заметила, что общество друг друга доставляет им большое удовольствие. Судя по всему, Оливье остался на съемочной площадке только из-за Луизы. Как и Джун – только из-за бабушки…

Восьмая сцена, раскрывавшая характер взаимоотношений матери и дочери, а также дочери и ее жениха, была наконец-то снята. Настала очередь следующей, девятой сцены. В ней Элисон расспрашивала Мизетту Хадсон о семейной реликвии – старинном серебряном кресте, украшенном александритами, – которая, по слухам, приносила этой самой семье одни лишь беды.