Текст книги "Сказки и истории"

Автор книги: Эдит Несбит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Эйч-Оу считал, что деньги надо потратить на компоты, консервы и разные вкусные вещи из местной лавки, чтобы с их помощью несколько разнообразить скромную жизнь и сделать размышления более приятными, при этом ничуть не умаляя их возвышенности.

Освальд твердо стоял на том, что как бы ни были хороши подарки, которые вам покупают другие люди, гораздо лучше получить в руки наличные деньги, чтобы истратить их по своему усмотрению. Дикки сказал:

– Я знаю одно – деньги не должны лежать без дела. Папа говорит, что это никудышный бизнес.

– Но в банке они начисляют процент, разве не так? – спросила Дора.

– Конечно, начисляют: пару пенсов в год или что-то вроде того! С таких процентов не разжиреешь. Мы должны пустить деньги в торговый оборот и получить с них прибыль – вот что мы должны сделать.

– Но это деньги мисс Сэндал, и мы не можем пускать их в дело без ее согласия.

– Они пока что не принадлежат мисс Сэндал, потому как у нее их нет, но в то же время они ей принадлежат, поскольку мы не можем потратить их на себя. Стало быть, мы являемся – как это называют? – распорядителями капитала из двух соверенов, потому что сама бедная мисс Сэндал неспособна нормально распорядиться деньгами. Это ясно как дважды два. Зато мы могли бы после операции вручить ей не два фунта, а целых десять.

Такие аргументы приводил в свою пользу Дикки.

Данное совещание происходило на песчаном пляже, что навело Алису на мысль:

– Давайте купим сеть для ловли креветок и будем их продавать прямо из окна нашего дома – дорога проходит всего в двух шагах, так что без покупателей мы не останемся.

Но когда мы спросили ее, как ей понравится каждое утро в любую погоду залезать в море по самую шею и ловить сетью креветок, она призналась, что не смотрела на эту затею с такой точки зрения. Кроме того, креветки – слишком дешевый продукт, на два пенни ими можно наесться до отвала.

Разговор на эту тему не был по-настоящему интересен никому из нас кроме Дикки, поскольку мы тогда еще не верили в возможность разбогатеть при помощи торговых операций. Однако мы были готовы поддерживать беседу ради того, чтобы доставить удовольствие Дикки, если бы нас не прервал стражник из береговой охраны, наш большой друг, появившийся на дальнем конце дамбы и призывно помахавший нам рукой. Когда мы подбежали к нему, он сказал:

– Послушайтесь моего совета – бегите скорее домой. Там вас ожидает приятный сюрприз.

Пренебрегать такими советами было не в наших правилах.

– Наверное, там полно всяких вкусных вещей, – сказал Эйч-Оу, – которые полагаются людям в награду за скромную жизнь.

Надежда увидеть корзинки с пирожными, конфетами и прочими сластями, придала нам сил, и домой мы летели как на крыльях.

Однако нас ждали не корзинки с пирожными. Вместо них мы увидели в прихожей большую коробку, а рядом с ней два длинных ящика, адресованных Дикки и мне. В щелях между досок ящика виднелась упаковочная солома, и наши сердца в один и тот же миг подпрыгнули и радостно забились – мы поняли, что там были велосипеды.

Так оно и оказалось – великолепные педальные машины были подарком нашего «индийского» дядюшки, милейшего и добрейшего человека на свете.

Пока мы извлекали велосипеды из их временного стойла, остальные занялись коробкой, на которой были написаны их имена.

Там они обнаружили конфеты и кексы, и кроме них еще много прекрасных вещей. Доре досталась корзинка для рукоделия, обтянутая изнутри красным атласом, где хранились серебряные наперстки, всевозможные шпильки, ножницы, а также маленькие ножи с серебряными рукоятками. Алиса получила кисти и коробочку с самыми разными красками.

Такая же точно коробка и кисти достались Ноэлю, а Эйч-Оу стал обладателем «Тети Салли» – забавной игры, в которой нужно с большого расстояния выбивать трубку изо рта деревянной куклы. Ко всему прочему в коробке оказалось еще много книг – не тех серых унылых книжек, какими был полон дом мисс Сэндал, а хороших, веселых и увлекательных книг, от которых бывает невозможно оторваться, пока не прочтешь их вплоть до последней страницы. Однако книжки мы, не сговариваясь, отложили до лучших времен. Ибо что значат книги для человека, в котором осталось хотя бы капля спортивного духа, когда два новеньких велосипеда стоят наготове, как боевые кони в старинной балладе, и только что не грызут удила перед смелым броском.

И мы сделали смелый трехмильный бросок перед обедом, упав в общей сложности только пять раз. Три падения были на счету Дикки, один раз упал Освальд, а еще одна авария получилась совместной, когда мы столкнулись друг с другом. Велосипеды, к счастью, при этом не пострадали.

За несколько последующих дней мы постепенно привыкли к велосипедам и пришли к выводу, что на них невозможно ездить с утра до вечера без перерыва. Тогда-то мы и обратились к книгам. Лишь одна из них имеет прямое отношение к этой истории. Она называлась «Полезное Руководство для юных Конструкторов и Ученых». Сами понимаете, что книгу с таким «полезным» названием мы взялись читать в последнюю очередь. К нашему удивлению, она оказалась далеко не такой скучной, как можно было ожидать. В книге подробно описывалось, как самому сделать ту или иную вещь – гальваническую батарею, воздушного змея, мышеловку и множество других, – как выполнять чеканку, резать по дереву или шить изделия из кожи. Мы перепробовали очень многое из указанного в книге, потратив на это почти все с таким трудом добытые нами деньги, и в нескольких случаях добились успеха. Напоследок мы взялись за воздушный шар с горелкой.

На его изготовление ушла масса времени, а потом он вспыхнул и сгорел за одну секунду, так и не поднявшись в воздух.

Мы сделали еще один шар, но в последний момент Ноэль уронил его в лужу рядом м дождевой бочкой, и шар сразу раскис и развалился, поскольку был склеен из папиросной бумаги.

Мы сделали еще один. Однако теперь нас подвел клей, который оказался плохого качества, так что к намазанной им поверхности невозможно было ничего прилепить.

Тогда мы сделали еще один.

Как только шар был готов, Освальд забрался с ним на свинарник миссис Биль и держал его строго вертикально, пока Дикки поджигал пропитанную спиртом вату, которая находилась там, где у больших воздушных шаров обычно подвешивается гондола. От ваты был протянут также проспиртованный жгут к небольшой свечке, загоравшейся внутри шара и нагревавшей воздух, в результате чего, как говорилось в книге, «шар должен легко и свободно подняться над землей, быстро набрать высоту и далее лететь по ветру, иногда преодолевая таким образом значительные расстояния.»

Как это ни странно, но в данном случае все произошло именно так, как было описано в книге, – мы уже знали по опыту, что подобные совпадения случаются довольно редко.

Была тихая безлунная ночь, на небе светили только звезды. И вот, к нашему удивлению и восторгу, воздушный шар поплыл вверх, оставляя на небосводе светящийся след, подобно яркой рукотворной комете.

Он летел вдаль над болотами, становясь все меньше и меньше, и наконец совсем пропал из виду, оставшись лишь в нашей памяти. Некоторые из нас не верили в успех этой затеи, но Освальд настоял и был теперь очень доволен тем, что довел дело до концу. Он не любил терпеть поражения. Отныне эпопея с воздушным шаром считалась удачно завершенной – о строительстве еще одного шара никто и не помышлял – и мы в прекрасном настроении отправились домой спать.

Дикки всегда засыпал мгновенно, а Освальд имел привычку перед сном вспоминать события минувшего дня; На сей раз он уже почти заснул – по крайней мере ему вспомнился летящий по небу слон с зажженной внутри него свечкой, что было лишь отчасти похоже на действительный воздушный шар, – когда в спальню вошла Алиса и вывела его из дремотного состояния.

– Освальд! – сказала она умоляюще.

– Что такое опять стряслось? – спросил Освальд строго, но не сердито.

– Воздушный шар! – сказала Алиса.

– Ну и что с ним? – Освальд по-прежнему сохранял спокойствие, хотя и был потревожен в самый интересный момент своих воспоминаний.

– Мне только что пришло в голову! Когда он опустится вниз – подумай, Освальд! – ведь там на болотах полным-полно ферм! Шар может упасть на ферму и что-нибудь поджечь. Но тогда ты будешь поджигателем и тебя запросто могут повесить!

– Не будь идиоткой, – урезонил ее Освальд. – Если бы из-за шара мог случиться поджог, о нем писали бы в книге полезных советов. Иди ложись спать и перестань выдумывать Бог знает что!

– Надуюсь, что этого не случится, – сказала напоследок Алиса и пошла куда ей было велено. Освальд приучил младших детей к дисциплине.

На следующее утро от ночных страхов не осталось и следа, и мы принялись мастерить клетку для барсуков – на случай если мы вдруг кого-либо из них поймаем.

Работали все кроме Дикки, который одолжил у мистера Каррингтона полевой бинокль и полез на мельницу, чтобы рассматривать оттуда проходящие корабли. Спустя четверть часа он ворвался на нашу строительную площадку с криком:

– Скорее идите за мной! Увидите сами! Там на болотах пожар!

– Я так и знала! – всплеснула руками Алиса, уронив тяжелые плоскогубцы на ногу старшему брату. – Что я тебе говорила!

Мы поднялись на верхнюю площадку мельницы и, передавая друг другу бинокль, убедились в правоте Дикки – вдалеке над залитой утренним солнцем зеленой равниной поднималось небольшое облачко дыма, под которым то и дело мелькали желтоватые языки пламени.

Освальд, как всегда, нашелся первым. Он сказал:

– Какой смысл стоять тут и пялиться в бинокль, разинув рты? Мы должны поспешить на помощь. Едем туда и, если потребуется, вызовем пожарных. По машинам, Дикки!

И мы бросились к велосипедам. Через минуту-другую мы уже мчались по ровной дороге через болота, останавливаясь на каждой развилке, чтобы поглядеть в бинокль и определить верное направление. Очень скоро – то ли из-за нашего приближения к месту пожара, то ли потому что сам пожар постепенно набирал силу – дым стал виден и без бинокля. Езда заняла у нас гораздо больше времени, чем мы предполагали вначале; уже давала себя знать усталость, но, несмотря на это, мы продолжали с прежней скоростью вращать педали. Меньше всего нас заботило то, что мы в очередной раз пропустили время обеда.

Наконец мы добрались до места – это была ферма «Корона Овендера». Нам пришлось перетаскивать велосипеды через изгородь, а затем вести их по вспаханному полю, поскольку с этой стороны мы не обнаружили никакого въезда на ферму.

Усадьба «Корона Овендера» состояла из небольшого жилого дома, амбара напротив него и огороженного участка, на котором тесными рядами стояли стога сена. Горели как раз два стога, расположенные в непосредственной близости от амбара; ветер разносил над усадьбой клубы едкого дыма, а длинные языки пламени упорно тянулись к бревенчатой стене здания.

Мы спрятали велосипеды в неглубокой канаве на краю поля и обошли всю усадьбу к надежде встретить хозяев и спросить, не нужна ли им наша помощь. Однако мы не встретили ни единого человека.

Пожар разгорелся, хозяева куда-то запропастились – мы не знали что делать. Даже Освальд, всегда такой сообразительный, на сей раз поскреб пятерней в затылке – некоторые люди уверяют, будто этот своеобразный массаж помогает им думать, но лично я считаю его бесполезной и, к тому же, некрасивой привычкой.

– Надо было предупредить людей в деревне, – сказал Дикки.

Мы не сделали этого раньше и, должен сознаться, поступили так нарочно, потому что нам очень хотелось приехать на пожар первыми. Так оно и получилось, и теперь мы могли сетовать лишь на самих себя.

Пламя между тем разрасталось, смола, которой были промазаны щели амбара, начала плавиться и медленно стекать вниз по стене.

– Там есть колодец! – неожиданно вскричал Дикки. – Вон, посмотри, в углу двора. А рядом с ним пара ведер.

Освальд все понял. Без промедления устремившись к колодцу, он принялся черпать воду и поднимать ее наверх, а Дикки носил полные ведра и выплескивал их на раскаленную стену амбара. Вода шипела и мгновенно превращалась в пар, но какая-то польза от нашей работы все же была. Во всяком случае амбар пока не загорался. Мы про очереди вращали колодезный ворот и бегали с ведрами. Руки немели от усталости, рядом с огнем было нестерпимо жарко – одним словом, занятие это оказалось не из приятных. Вдруг мы услышали где-то поблизости странный пронзительный звук, нечто вроде сдавленного вопля, и, оглянувшись, заметили потную краснолицую женщину, неуклюже перелезающую через ограду фермы.

– Здравствуйте! – сказал Освальд.

– Ох! – тяжело выдохнула женщина. – Так это горит не дом? Ну и дела! Слава Богу, что горит не дом. А я-то уж было подумала, что это горит дом.

– Всему свое время, – сказал Освальд. – Пока вы тут причитаете, загорится и дом.

– Ох, бедная Лили! – сказала женщина. – Она там, в доме, лежит на кровати, а дом скоро загорится. Проклятый ветер дует как раз в его сторону. Однако, где же Ханисетт?

– Кроме нас здесь никого нет. Дом заперт на ключ, – сказали мы.

– Да, я знаю, все из-за этих бродяг. Ключ у Ханисетта. Я не собиралась приходить раньше обеда. А она лежит больная в кровати, спит себе преспокойно и ведать не ведает, что очень скоро сгорит.

– Мы должны ее оттуда вытащить, – сказал Освальд.

Но женщина, похоже, пропустила его слова мимо ушей. Она не двинулась с места и только и делала что повторяла: «Где же Ханисетт? Ах, чтоб его! Куда подевался этот Ханисетт?»

Освальд понял, что ему придется брать командование на себя, – он уже был готов к подобному повороту событий и, не тратя времени на оценку ситуации, сразу приступил к решительным действиям. Со словами «За мной!» он поднял с земли камень и разбил им кухонное окно. Затем, просунув руку в отверстие, он открыл задвижку, распахнул окно и залез внутрь дома. Задняя дверь оказалась запертой на ключ, но зато переднюю держал только один засов. Однако отодвинуть его Освальду не удалось – судя по всему, засов был недавно покрашен и задвинут в паз еще до того, как краска высохла. Теперь он сидел мертво.

Освальд вернулся на кухню, высунулся из окна и крикнул, обращаясь к остальным:

– Обойдите вокруг дома и толкните переднюю дверь. Навалитесь на нее изо всех сил!

Голос его звучал твердо и повелительно – таким голосам невозможно не подчиниться. Дикки и местная женщина подчинились; однако позднее Дикки рассказывал, что женщина наваливалась на дверь отнюдь не изо всех сил. Точнее говоря, она не наваливалась на нее вовсе до тех пор, пока Дикки не соорудил из нее нечто вроде живого тарана и не ударил им в дверь после чего засов легко открылся.

Вслед за женщиной мы поднялись по лестнице и вошли в спальню, где обнаружили еще одну женщину, которая сидела в постели, выпучив глаза и трясясь мелкой дрожью.

– Ах, это ты, Элиза, – произнесла она и расслабленно откинулась на подушки, – а я было подумала, что в дом залезли бродяги.

Вместо того, чтобы тактично подготовить больную к неприятному известию – как, несомненно, поступили бы мы с Дикки, даже будучи в сильной спешке, – Элиза брякнула напрямик:

– Будь довольна, Лили, что не сгорела еще со всеми потрохами и кроватью впридачу!

С этими словами она завернула бедную женщину в одеяло и подняла ее за плечи, а нам сказала держать ее за ноги.

Однако Освальд полагал, что в данном случае торопиться как раз не следует.

– Куда вы хотите ее перенести? – спросил он.

– Да куда угодно! – вскричала Элиза. – Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

– Подождите немного, – сказал Освальд. – У нас еще есть время.

Он и Дикки быстро направились в соседнюю комнату, и, найдя там большую пуховую перину и полный комплект постельного белья, спустились с этой добычей вниз по лестнице, отошли на приличное расстояние от дома и устроили временную постель на ровном сухом месте посреди луга. Только после этого мы взялись перетаскивать несчастную больную.

К тому времени внутри дома было уже полно дыму, хотя огонь пока еще не добрался до его стен.

Наощупь, спиной вперед, спускаясь по узкой скрипучей лестнице с больной женщиной на руках, мы чувствовали себя настоящими отважными пожарниками – не хватало лишь соответствующей униформы и прежде всего блестящих пожарных касок.

Когда мы наконец дотащили Лили до ее новой постели, она на секунду пришла в себя – до той поры она находилась в полуобморочном состоянии – и, вцепившись Освальду в руку, прошептала:

– Спасайте рухлядь!

– Какую рухлядь? – не понял Освальд. Он думал, что бедная женщина бредит.

– Она говорит о мебели и вещах, пояснила Элиза, – только спасать их бесполезно. Эта напасть не иначе как послана свыше.

– Ерунда это все, – вежливо сказал Освальд, и мы бросились обратно в дом, увлекая с собою Элизу.

На первый взгляд в доме было не так уж много мебели и разных предметов домашнего обихода, но это впечатление оказалось обманчивым. Каждый раз, возвращаясь в дом за очередным грузом, мы находили все новые и новые вещи, которых не видели там минутой раньше – казалось, они размножаются с той же скоростью, с какой мы их перетаскиваем. Для начала мы вынесли всю одежду из шкафов и комода, а также белье в корзинах и больших узлах, сваленных грудой в чулане. От Элизы не было никакого толку; она только и делала что металась из угла в угол в поисках гаечного ключа, чтобы отвинтить спинки железных кроватей. Что касается Освальда и Дикки, то они трудились не покладая рук, вынося стулья, столы, каминные коврики и прочую – как ее здесь называли – рухлядь. Когда Освальд в очередной раз возник в дверном проеме, держа в руках кресло, а под мышками – чайный поднос и гладильную доску, он едва не сбил с ног какого-то мужчину.

– Что здесь происходит? – спросил мужчина.

– Пожар! – сказал Освальд.

– Ага, я так и подумал, – сообщил вновь пришедший, весьма довольный собственной догадливостью.

– В таком случае помогите спасти вещи, – сказал Освальд, передавая ему свою ношу.

Вскоре начали подходить и другие люди с соседних ферм, и все они включались в работу, но никто из них не мог потягаться в усердии с Освальдом и Дикки. Элиза так и не нашла гаечный ключ, поскольку теперь ей было не до поисков, – каждый раз, когда она видела кого-нибудь из соседей, которые прибывали со всех сторон как муравьи, спешащие к своему муравейнику, на выбегала им навстречу, чтобы снова и снова рассказать историю о Ханисетте, которого угораздило куда-то запропаститься.

Но вот появилась какая-то женщина, представлявшая для Элизы особый интерес, судя по тому, что она затащила ее в укромное место под лестницей и принялась излагать все с самого начала и с дополнительными подробностями. Я ненароком услышал часть их разговора.

– …Эта бедная миссис Симпкинс, – говорила Элиза, – ее муж с тремя другими людьми погнал скотину на Эшфордский рынок, а мы с моим мужем хотели на это время забрать Лили к себе – все-ж-таки она моя сестра. Тогда и Ханисетт мог бы поехать в Ромни и договориться насчет овец. Но она отказалась перебираться к нам, хотя у дома уже стояла повозка и вообще все было готово. Уперлась и ни в какую – ну что с ней поделаешь? Поэтому мы решили, что Ханисетту будет лучше остаться пока дома, а в Ромни он может съездить и завтра.

– Значит, если бы она не отказалась ехать, дом был бы сейчас пуст? – спросила вторая женщина.

– Да, – сказала Элиза, – мы обо всем договорились, но потом она вдруг уперлась как…

– Попридержи-ка свой длинный язык! – с неожиданной яростью оборвала ее собеседница. – Лили твоя сестра, а Том Симпкинс – мой брат, и если ты не будешь держать язык за зубами, они оба могут попасть в беду. Дом-то, я слышала, застрахован?

– Ну и что? – пробормотала Элиза. – Я не понимаю…

– Ты никогда ничего не понимаешь! Сказано тебе – помалкивай, пока тебя никто не спрашивает, а когда спросят, говори, что пришла проведать сестру, а тут пожар, и больше ты ничего не знаешь.

– Но почему…

– Заткнись! – вторая женщина схватила Элизу за локоть и поволокла ее прочь, свирепо шепча ей что-то на ухо.

Между тем пламя набирало силу, но теперь здесь было много мужчин, которые выстроились цепочкой и непрерывно поливали стену водой, не давая ей загореться.

Когда из дома были вынесены все вещи, те, кто работал там, перешли к амбару. Освальд и Дикки, разумеется, были в первых рядах. Они вытаскивали из амбара тюки с овечьей шерстью – бесчисленное количество тюков – и не останавливались до тех пор, пока дело не дошло до мешков с семенами репы и прочих не столь уж ценных предметов. Тут они решили, что потрудились достаточно, и направились к тому месту, где были сложены извлеченные из кладовой продукты. Взяв кувшин молока, хлеб и сыр, они отнесли это все больной женщине, удобно расположившейся на устроенной ими посреди луга постели. Женщина выпила немного молока и предложила нам разделить с нею трапезу. Мы не стали обижать ее отказом и мигом расправились с хлебом м сыром (это был хороший голландский сыр), запивая еду молоком.

Мы как раз опорожнили кувшин и еще не успели перевести дух, когда невдалеке послышались крики, – напрямик через поле в сторону дома катила пожарная машина.

Мне ужасно нравятся пожарные машины. Такие шумные, сверкающие и стремительные, они чем-то напоминают мне огромных железных драконов, всегда готовых сразиться с бушующей огненной стихией.

На сей раз, впрочем, стихия могла бушевать сколько ей заблагорассудится, поскольку пожарные, несмотря на их великолепную униформу и блестящие медные каски, оказались совсем не готовы к борьбе. Как выяснилось, они не привезли с собой воды, а колодец к тому времени был уже вычерпан почти до дна.

Вместе с пожарными, лишь ненамного их обогнав, на своем старом разболтанном велосипеде, прибыл человек по фамилии Ханисетт, который лично ездил в пожарную часть поднимать тревогу. Уезжая, он спрятал ключ от дома в обычном месте, о котором Элиза знала, но не догадалась там поискать. Кроме того, он оставил ей записку, нацарапанную огрызком красного карандаша на обратной стороне счета за сенокосилку. Вот дословный текст этой записки:

«СТАГА СИЛНО ГАРЯТ. ЕДУ ЗА ПАЖАРКОЙ»

Освальд по сей день хранит записку Ханисетта в память об этом знаменитом событии.

Увидев цепочку людей, передающих друг другу ведра и поливающих стену амбара, Ханисетт сказал:

– Послушайте, парни, вам что, больше нечем заняться? Оставьте в покое амбар, ветер уже час как дует в обратную сторону.

Все огляделись и поняли, что Ханисетт говорит правду. Пламя распространялось в противоположном от амбара направлении, захватывая ближайшие стога сена, в то время как стена амбара была совершенно холодной и очень мокрой, а поливавшие ее люди с удивлением обнаружили, что стоят посреди большой лужи воды.

Только сейчас, когда строения усадьбы были вне опасности, Освальд смог собраться с мыслями и вспомнить о вероятной причине пожара – о воздушном шаре с горелкой, который он собственной рукой запустил в сторону болот, неся тем самым гибель и разрушение окрестным фермам.

Понемногу сгущались сумерки; но даже великолепное зрелище ярко пылающих стогов сена на фоне темно-синего вечернего неба не пробудило в сердце Освальда ничего, кроме сожаления и горькой досады на самого себя. Взглянув на Дикки, он понял, что тот испытывает сходные чувства.

– Что-то я устал, – сказал Освальд. – Пора ехать домой.

– Люди говорят, что при таком ветре все одиннадцать стогов обречены, – заметил Дикки.

– Это мы обречены, – сказал Освальд.

– На что? – не понял его менее сообразительный брат.

– На тюремное заключение, – бросил через плечо Освальд, направляясь к тому месту, где они спрятали велосипеды.

– Еще неизвестно, может быть, наш воздушный шар здесь совсем ни при чем, – сказал ему вслед Дикки.

– Догадаться нетрудно.

– Но никто не узнает, если мы сами не проболтаемся.

– Мы не можем держать это дело в секрете, – сказал Освальд, потому что тогда в поджоге обвинят кого-нибудь другого. Я уже слышал кое-какие намеки насчет страховой премии.

Все равно нам не стоит спешить с признанием, – возразил Дикки. – Подождем, и если кто-нибудь и вправду будет арестован за поджог, тогда уже делать нечего – расскажем им все как есть.

Освальд задумчиво покачал головой. Предложение Дикки было вполне разумным, но что-то мешало ему с ним согласиться.

Они уже садились на велосипеды, когда из кустов по ту сторону дороги вышел мужчина и приблизился к ним.

– Похоже, там все сгорело? – спросил он, кивая на зарево.

– Не все, – сказал Дикки. – Мы спасли мебель, шерсть и много других вещей…

Мужчина окинул нас тяжелым взглядом и медленно произнес:

– Вы поступили благородно, но могли бы не очень стараться. Все имущество фермы застраховано.

– Послушайте, – сказал Освальд серьезно, – я не советовал бы вам говорить о страховке в присутствии посторонних.

– Это еще почему? – удивился мужчина.

– Люди могут подумать, что вы специально подожгли свою ферму, чтобы получить страховку.

Человек изумленно вытаращил глаза, затем нахмурился, а затем разразился смехом и, пробормотав напоследок что-то о юных мозгах и старческой мудрости, быстро пошел прочь.

Мы также двинулись в обратный путь, и чем ближе мы подъезжали к дому, тем больше мрачнели наши лица и тяжелее становилось на душе.

Той же ночью, дождавшись, когда уснут младшие, мы собрались на совет. Алиса и Дора, судя по их лицам, проплакали весь день напролет. Их немного успокоило лишь наше сообщение о том, что никто на ферме не сгорел заживо. Алиса призналась мне, что днем не находила себе места, вспоминая различные истории о многодетных семьях, за одну ночь обращавшихся в груду тлеющих головешек, и о страшных пожарах, возникавших по вине детей, которые затевали опасные игры с огнем. Что касается воздушного шара, то мы так и не пришли к единому мнению – говорить о нем взрослым или нет.

Освальд и Алиса считали, что лучше во всем сознаться, Дикки настаивал на том, что нужно обождать, а Дора предложила никому ничего не говорить, но написать о случившемся папе, который тогда находился в Лондоне.

Алиса сказала:

– По-моему, нет никакой разницы – от нашего шара загорелась ферма или от чего-то другого, мы все равно должны о нем сообщить. Я почти уверена, что пожар начался по нашей вине.

– Мне тоже так кажется, – согласился Освальд. – На сей раз, похоже, нам не удастся увильнуть от тюрьмы.

В конце концов мы легли спать, так и не придя к окончательному решению.

Освальд проснулся на рассвете и первым делом выглянул в окно – густое облако дыма по-прежнему висело в той стороне, где была расположена злополучная ферма. Пройдя в спальню девчонок, он разбудил Алису и сказал:

– Представь себе, что полиция все это время держит фермера в сырой и холодной темнице, подозревая его в поджоге, тогда как по справедливости в этой темнице вместо него должны сидеть мы.

– Я постоянно думаю о том же самом, – сказала Алиса и добавила. – Даже во сне.

– Давай, одевайся быстрее, – скомандовал Освальд.

Алиса надела платье и спустилась вниз, где на дороге перед крыльцом ее ждал Освальд. Он был очень бледен, но взгляд его выражал твердую решимость.

– Я думаю, пришло время сдаваться властям, – сказал он. – Идем сейчас же, больше нельзя откладывать. Они должны знать о нашем воздушном шаре с горелкой. Разумеется, мы возьмем всю вину на себя – другие, если захотят, могут оставаться в стороне.

– Они не захотят нас бросить, когда узнают, что речь идет о тюрьме, – сказала Алиса. – Но мы в любом случае будем считаться главными преступниками. Хорошего в этом немного, но зато таким образом мы совершим благородный поступок. Идем.

И тут вдруг выяснилось, что мы не знаем куда идти. Мы знали только, что в подобных ситуациях раскаявшиеся преступники сдаются властям, но где находятся эти власти и что они собой представляют – для нас это оставалось загадкой.

– Может быть, сдадимся полиции? – предложила Алиса, но тут же отвергла свою мысль. – Нет, так не годится. В деревне всего один полицейский, да и этот Джеймсон – ужасный зануда. К тому же он глуп как пробка. Такому сдашься, и сам будешь не рад.

Я не думаю, что среди читателей этой книги найдется так уж много людей, в свое время совершивших настоящий большой поджог, но те из вас, на чьей стороне лежит подобное преступление, наверняка поймут чувства Освальда и Алисы, искренне желавших раскаяться и не знавших, как это сделать.

Мы провели невыносимо мучительный день, бесцельно слоняясь по дому и саду. И в течение всего дня на горизонте маячил столб дыма – стога продолжали греть. Все обитатели деревни, у кого был повозки или велосипеды, отправились смотреть на пожар, словно это была ярмарка или бродячий цирк. Конечно, при других обстоятельствах мы поступили бы точно так же, но сейчас подобное поведение казалось нам безнравственным.

Вечером Освальд отправился на прогулку и не заметил, как ноги сами привели его к убогому жилищу Старого Моряка, который когда-то был нашим соучастником в истории с контрабандой.

Любовь к истине не позволяет мне умолчать о том, что появление Освальда в этих краях не было чистой случайностью. Не исключено, что он надеялся извлечь кое-какую пользу из разговора со Старым моряком, проведшим всю свою жизнь в обществе контрабандистов и разбойников с большой дороги и знавших немало верных способов избежать тюрьмы, не подводя при этом под суд ни в чем не повинного человека. Моряк, как обычно, с черной трубкой в зубах сидел на пороге своей хижины. Завидев Освальда, он заговорщицки ему подмигнул, что также было обычным приветствием, вошедшим у старого контрабандиста в привычку. Освальд сказал:

– Я хочу с вами посоветоваться, но это должно остаться между нами. Я знаю, вы умеете хранить тайну.

Патриарх грабежа и разбоя энергичным кивком подтвердил эту мысль, и тогда Освальд одним духом выложил ему всю историю с воздушным шаром от начала и до трагического конца. Закончив рассказ, он сразу почувствовал огромное облегчение.

Моряк выслушал его, не перебивая, а затем несколько раз пыхнул трубкой и произнес:

– На сей раз, приятель, тюрьма тебе не грозит. Считай что пронесло. Я видел вчера, когда он взлетал – забавная штука, что верно то верно, и выглядит со стороны очень даже красиво.

– Мы все видели, как он летел вверх, – сказал Освальд. – Вопрос в том, где он приземлился.

– В Бэмарше, сынок, – таков был ответ, заставивший Освальда вздрогнуть от неожиданности. – Он зацепился за верхушку грушевого дерева в саду у племянницы мужа моей сестры. Сегодня утром она показала мне его остатки – там еще красной краской были написаны ваши имена.

Вне себя от радости, Освальд задержался лишь на секунду, чтобы крепко пожать руку своему благодетелю, и со всех ног помчался домой, спеша сообщить эту новость остальным.