Текст книги "Сказки и истории"

Автор книги: Эдит Несбит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Один из солдат обернулся и взглянул на Освальда. Он был совсем молодой – почти как старшеклассник в их школе. И Освальд не мог не ответить на его взгляд.

– Я не предатель, – сказал он; – Я ведь не знал, в чем дело; Если бы вы тогда попросили меня помочь, я бы ни за что вас не выдал.

Солдат промолчал, но вместо него вновь заговорил велосипедист.

– Не болтай глупостей, парнишка, – сказал он. – Или ты уже с детства мечтаешь о тюремных нарах? Нашел тоже кому помогать – вонючим дезертирам! А вы двое пошевеливайтесь, нечего зря вертеть башками!

И они ушли через мостик и дальше по белой дороге, петляющей между кустов и зарослей осоки.

Когда они скрылись из виду, Дикки сказал:

– Странно это все. Лично я презираю трусов. А дезертиры – самые настоящие трусы. Однако мне их жалко.

Алиса, Дора и Ноэль зашмыгали носами и уже были готовы расплакаться.

– Конечно, мы поступили правильно, помогая поймать дезертиров, – сказал Освальд. – Только вот когда этот солдат обернулся и посмотрел на меня…

– Да, сказал Дикки. – Вот именно.

И они медленно зашагали в сторону дома. Настроение у всех было отвратительное.

Несколько минут они шли молча, а затем Дора подала голос:

– Я думаю, что человек на велосипеде просто выполнял свой долг.

– Разумеется, – согласился Освальд, – но это был его долг, а не наш. С какой стати нам было вмешиваться?

– А день сегодня такой прекрасный, – сказал вдруг Ноэль и громко всхлипнул.

День и вправду был лучше некуда. С утра до полудня еще было пасмурно, а сейчас солнце ярко сияло над зеленой равниной, придавая всему, к чему прикасалось, благородный золотистый оттенок: ослепительно сверкали лужи и окруженные болотной травой озера, вспыхивали веселыми искрами стога свежего сена на лужайках и гладкие листья деревьев, а чуть поодаль блестели красные черепичные крыши деревни, к которой мы и держали свой путь. Вечером того же дня Ноэль написал поэму. Она начиналась так:

 
«Солдаты, не мучьте себя понапрасну,
Пытаясь бежать в день погожий и ясный.
Вот если бы в дождь вы решили бежать,
Тогда б вас непросто было поймать.
Ведь если поблизости Освальда нет,
Никто не направит погоню на след…»
 

Конечно, за подобное сочинительство ему следовало бы надавать по шее, однако, Ноэль был слабаком, драться с которым неинтересно; к тому же во всех поэтах, пусть даже и малолетних, есть что-то такое, что делает драку с ними постыдной – это все равно что бить девчонок. Поэтому Освальд решил не высказывать вслух своего мнения о поэме – иначе Ноэль, который имеет привычку плакать по всякому поводу, распустил бы нюни и без битья. Вместо этого Освальд предложил навестить нашего друга свинопаса.

К свинопасу отправились все, кроме Ноэля, который был занят, дописывая свою поэму, а также оставшейся с ним Алисы и Эйч-Оу, уже лежавшего в постели.

Мы рассказали свинопасу про дезертиров и про угрызения совести, и он сказал, что вполне понимает наши чувства.

– Чертовски даль несчастных ребят, которым приходится тянуть армейскую лямку, – сказал он. – Однако я не одобряю дезертирства – это стыд и позор, вот что я об этом думаю. С другой стороны, как-то несправедливо, когда такая силища – армия, флот и полиция, а также Парламент вместе с Королем, – и все против бедного парня, которому захотелось погулять на свободе. Но, насколько я понял, ты выдал его не нарочно?

– Не так чтобы совсем уж нарочно, но не нечаянно, – сказал Освальд и тяжело вздохнул. – Хотите мятную лепешку? Это очень вкусно.

Свинопас съел лепешку и продолжил разговор.

– Я тут сегодня узнал еще об одном беглеце, – сказал он. – Какой-то там парень дал деру из Дуврской тюрьмы. И сидел-то н, как говорят, за пустяк – стянул четырехфунтовый кекс с прилавка в кондитерской Дженнера, что на Хай-стрит. Частью от голода, частью из озорства. Но даже если бы я и не знал, за что его посадили, думайте, я навел бы на его след полицейских ищеек? Никогда, провалиться мне на этом месте! Кто угодно, только не я. Надо дать парню шанс, я так полагаю, иначе все это будет уже нечестно. Ну а вы не расстраивайтесь из-за этих «томми». Скорее всего, их поймали бы и без вашей помощи. Я тоже встретил сегодня эту парочку, и подумал: они не уйдут! Сразу видно – не та закваска. А для вас это будет уроком. В другой раз подумаете, прежде чем открыть рот.

Мы обещали, что впредь будем умнее, попрощались и пошли домой. По пути Дора сказала:

– А вот если, к примеру, тебе попадется беглец, который окажется кровожадным убийцей, ты ведь выдашь его полиции?

– Это само собой, – сказал Дикки. – Только для этого надо знать наверняка, что он кровожадный убийца, а не человек, утащивший в прилавка кекс, потому что он был очень голоден. Неизвестно еще, что бы ты стала делать, окажись ты голодной как он.

– Я не стала бы воровать, – сказала Дора.

– В этом я не уверен, – заявил Дикки, и они начали спорить и спорили всю дорогу до дома, а когда мы уже подходили к крыльцу, с неба хлынул сильнейший ливень, так что мы возвратились с прогулки как нельзя вовремя.

Я давно уже заметил, что всякий разговор о еде неизменно приводит к тому, что ты вдруг начинаешь испытывать ужасный голод. Миссис Биль, конечно, покормила бы нас, но она уже ушла домой. Поэтому мы решили сами наведаться в кладовую, благо на ее двери не было никакого замка, если не считать большой деревянной щеколды, которая открывалась, если потянуть за привязанную к ее концу веревочку. Пол кладовой был выложен сырым красным кирпичом – это делается специально для того, чтобы имбирное печенье становилось мягче после того, как корзинка с ним постоит на таком полу. Осмотрев полки, мы нашил половину большого сладкого пирога и много маленьких пирожков с мясом и картошкой. Что ни говорите, а миссис Биль – на редкость толковая женщина; я знаю многих людей, которые гораздо богаче ее, но не имеют и малой доли ее здравого смысла.

Мы перетащили съестные припасы на кухню и устроили славный пир, причем ели, не садясь за стол, а стоя, как это делают лошади.

Затем нам пришлось выслушать Ноэля, который прочел вслух свою новую поэму. Она была очень длинной; начало ее вы уже знаете, а заканчивалась она так:

 
«Учтите на будущее, дезертиры:
Куда благороднее в красном мундире
На поле сраженья стоять как гора
За Короля и Отчизну – ура!»
 

Ноэль признал, что «ура» звучит чересчур жизнерадостно для концовки поэму о солдатах с такими несчастными лицами, какие мы видели у тех двоих сразу после ареста.

– Но здесь «ура» написано не про солдат, – пояснил он. – Это про Короля и Отчизну. Подождите секундочку, я сделаю дополнение, – и он написал следующее:

 
«P.S. – Солдаты, я к вам обращаюсь сейчас —
Слово „ура“ здесь совсем не про вас.
Я его здесь говорю и пою
Во славу Отчизне и Королю».
 

Дикки сказал, что последняя рифма неудачна.

– Ты не можешь петь «ура», – пояснил он свою мысль. После этого Ноэль все время, пока укладывался спать, распевал на разные лады «ура». Алиса сказала, пусть уж он лучше поет, чем скандалит. Впрочем, шума от его пения было не меньше, чем от приличных размеров скандала.

Перед сном Освальд и Дикки совершили обход дома и проверили все запоры на дверях и ставнях. Эту операцию каждый вечер обязан был проделывать глава семьи, которым в отсутствие папы был Освальд. На окнах второго этажа ставни отсутствовали, и вместо них просто опускались шторы. Уайт-Хаус – так называется дом мисс Сэндал – расположен не в самой деревне, а «в двух шагах» от нее, по выражению миссис Биль. Это первый дом, который попадает на вашем пути, если вы идете в деревню со стороны болот.

Совершив обход, мы напоследок заглянули под кровати и в стенной шкаф, проверяя, не прячется ли там ночной грабитель. Девчонки попросили нас заглянуть и под их кровати тоже – сами они на это не решились. Лично я считаю, что от такой проверки вреда может быть намного больше, чем пользы. Предположим, к вам в дом и вправду проник грабитель – тогда для вас же самих будет лучше не знать о его присутствии. Что толку, если вы вдруг обнаружите в стенном шкафу здоровенного детину, который к тому же наверняка будет вооружен до зубов? Нет уж, я предпочел бы оставаться в блаженном неведении – пусть себе тащит из дома все подряд, тем более что в доме, где царствует принцип «живи скромно; возвышенно думай» ночному грабителю трудно рассчитывать на богатую добычу. Возможно, именно поэтому мы до сих пор так никого и не нашли ни под кроватями, ни в стенном шкафу.

Наконец со всеми делами было покончено, и мы погасили лампы, оставив только одну – рядом с кроватью Ноэля, который не переносит темноту. Он утверждает, что в темноте живут такие особые гадкие твари, которые исчезают только при свете лампы или свечи. Переубедить Ноэля невозможно – научные доводы и здравый смысл ему одинаково чужды.

Затем мы с Дикки надели пижамы. Кстати, это Освальд упросил папу купить нам пижамы вместо ночных рубашек – в пижамах гораздо удобнее изображать клоунов, Вест-Индийских плантаторов и других персонажей, которые обычно ходят в просторных одеждах. Итак, мы надели пижамы, залезли под одеяла и очень быстро уснули.

В те минуты никто из нас еще не ведал о том испытании, которое готовила нам судьба в ближайшие ночные часы.

Пока мы спали, дождь лил не переставая, и яростный ветер с воем и свистом носился над голым пространством громадных болот. И через ночь, через ветер и дождь к нам шаг за шагом неумолимо приближался неведомый и ужасный посланец все той же коварной судьбы. Надеюсь, что этот пассаж показался вам достаточно интригующим. И еще я надеюсь, что сердце ваше замерло в предчувствии чего-то страшного. Но поскольку я не хочу, чтобы оно – то есть ваше сердце – остановилось совсем, я скажу вам заранее, что никто из нас не был злодейски зарезан в постели и что наши юные души не отлетели на небеса с ангельскими улыбочками на полусонных лицах Отнюдь нет. В действительности случилось вот что:

Я не могу сказать точно, сколько времени прошло с того момента, как я погрузился в сон, когда этот последний был прерван бесцеремонными тычками в спину и перепуганным голосом Дикки (позднее он заявлял, что нисколечко не испугался, но мне-то со стороны было слышнее).

– Что это? – спросил Дикки.

Освальд оперся на локоть и прислушался, но не смог различить ничего, кроме сопения Дикки и бульканья воды, переливавшейся через край кадки, которая стояла как раз под окном их спальни.

– Ну, в чем дело? – спросил в свою очередь Освальд.

Он произнес это совершенно спокойно, без того раздражения, какое несомненно прозвучало бы в голосе многих старших братьев, внезапно разбуженных среди ночи тычками в спину.

– Вот оно! – сказал Дикки. – Опять!

На сей раз это действительно был посторонний звук, очень сильно напоминавший удары кулаком по входной двери. В домах, где живут скромно и возвышенно думают, обычно не бывает дверных молотков.

Освальд быстро преодолел свой страх – если то, что он испытывал, можно было вообще назвать страхом (я не собираюсь сейчас вдаваться в детали, говоря о его мимолетных ощущениях) – и зажег спичку. В следующую секунду стук в дверь возобновился.

У Освальда, как известно, железные нервы, но даже он слегка вздрогнул, заметив две былых фигуры, бесшумно появившихся в дверях спальни. Конечно же, это были Алиса и Дора в ночных рубашках; однако, согласитесь, в подобной ситуации можно ожидать чего угодно.

– Это грабитель? – спросила Дора, громко стуча зубами, из-за чего ее речь звучала невнятно.

– Я думаю, это миссис Биль, – сказала Алиса. – Возможно, на забыла ключ.

Освальд вытащил из-под подушки часы.

– Половина второго, – сказал он.

Дверь задрожала от новой серии ударов. И тогда неустрашимый Освальд взял свечу и направился к окошку на лестничной площадке, которое находилось как раз над входной дверью. Все остальные последовали за ним. Освальд открыл окно, высунулся наружу и спросил:

– Кто там?

С крыльца донеслись шаркающие звуки шагов, как будто кто-то отступил назад от двери, а затем раздался мужской голос:

– Это дорога на Эшфорд?

– Эшфорд в тринадцати милях отсюда, – сказал Освальд. – Вам надо перейти на Дуврскую дорогу.

– Я не хочу переходить на Дуврскую дорогу, – сказал голос. – Я сыт по горло этим чертовым Дувром.

В этот миг, как позже мы все признавались, по телу каждого из нас пробежала холодная дрожь.

– Как хотите, – сказал Освальд. – А до Эшфорда тринадцать…

– Кроме тебя, есть кто-нибудь дома?

– Скажи, что у нас здесь полно людей с ружьями и собаками, – шепотом подсказала Дора.

– Нас здесь шестеро, – объявил Освальд, – и все вооружены до зубов.

Незнакомец рассмеялся.

– Я не грабитель, – сказал он. – Я просто сбился с пути, только и всего. Еще до темноты я рассчитывал быть в Эшфорде, но дождь спутал все карты, и я уже несколько часов кружу по этим проклятым болотам и не могу выйти на нужную дорогу. Полагаю, они там меня уж ищут, но я чертовски устал и не могу идти дальше. Вы не пустите меня в дом? Я посидел бы на кухне и немного согрелся.

Освальд, убрав голову из окошка, повернулся к остальным, и на лестничной площадке состоялся военный совет.

– Так и есть, – сказала Алиса. – Слышали, что он сказал о Дувре и о том, что они его ищут?

– Послушайте, вы ничем не рискуете, пуская меня к себе, – донесся голос снаружи. – Я вполне приличный человек, даю вам слово.

– Лучше бы он этого не говорил, – прошептала Дора. – Конечно, это тот самый беглец. Может быть, спросим его напрямик?

– Судя по голосу, он очень устал, – сказала Алиса.

– И промок, – добавил Освальд. – Я слышал, как у него в ботинках хлюпает вода.

– А что будет, если мы его не впустим? – спросил Дикки.

– Его схватят и отведут обратно, как тех солдат, – сказал Освальд. – Вы как хотите, а я рискну. Кто боится, может уйти в свою спальню и запереться на ключ.

После этих слов он вновь высунулся наружу, подставив голову и шею под струи воды, стекавшей с крыши, и сказал:

– Над боковой дверью есть навес. Заверните за угол и укройтесь пока под ним, а я буду внизу через пару секунд.

Освальд и Дикки быстро надели ботинки, накинули курточки, и, отправив девчонок обратно в спальню, спустились к парадной двери.

Незнакомец, вероятно, услышал грохот отпираемых засовов, и когда дверь отворилась, был уже тут как тут. А может, он вовсе не уходил под боковой навес.

Мы вежливо расступились, он шагнул в прихожу/, и у его ног мгновенно образовалась большая лужа.

Мы заперли дверь. Пришелец растерянно озирался по сторонам.

– Не волнуйтесь. Здесь вы в безопасности, – сказал Освальд.

– Спасибо, – сказал незнакомец. – Я это вижу.

Мы не могли не почувствовать жалость при взгляде на несчастного преступника. Освальд подумал, что даже тюремщики или торговец, у которого он украл кекс, смягчились бы, встреть ни его в таком виде. Он оказался не в тюремной одежде. Освальд был бы не прочь посмотреть на него в арестантской робе, но с другой стороны он понимал, что в подобных случаях беглец первым делом должен избавляться от столь важной улики. Незнакомцу это удалось – сейчас на нем был серый костюм с бриджами, сплошь заляпанный болотной грязью. Его некогда синяя шляпа расползлась под дождем, а на лице появились синеватые потеки, отчего он стал похож на джентльмена из рассказа мистера Киплинга. Он был мокрее чем кто-либо, кого я видел выходящим из бассейна или из морских вол.

– Идемте на кухню, – сказал ему Освальд, – там вам будет удобнее обтекать. Да и пол там кирпичный. И они прошли на кухню.

– А что, взрослых в доме нет? – спросил человек.

– Нет, – сказал Освальд.

– Тогда, я думаю, бесполезно спрашивать, не найдется ли у вас глотка бренди.

– Ни капли, – сказал Дикки.

– А как насчет виски или джина? Есть в доме хоть что-нибудь спиртное?

– Ничего, – развел руками Освальд. – Впрочем, я могу посмотреть в шкафчике с лекарствами. А вы пока снимите свою одежду и положите ее в раковину. Я подберу вам другую из гардероба мистера Сэндала. Человек заколебался.

– Так будет лучше для маскировки, – сказал Освальд заговорщицким шепотом и тактично отвернулся, чтобы не смущать собеседника своей догадливостью.

Дикки притащил кое-что из вещей брата мисс Сэндал, и человек пошел в каморку за кухней переодеваться. Освальд между тем обследовал шкафчик с лекарствами и принес два флакона: один с соляной кислотой, которая, по словам незнакомца, была жуткой отравой, и другой с камфарным спиртом, несколько капель которого он вылил на кусочек сахара и предложил незнакомцу как превосходное средство от простуды, однако тот с отвращением отказался. Пока он менял одежду, мы попытались разжечь в камине огонь, но у нас ничего не получилось. В конце концов мы израсходовали весь коробок, и Дикки отправился наверх за спичками. Там он обнаружил, что девчонки не только не легли в постель, но, напротив, надели платья, и потому позволил им спуститься на кухню. А раз уж они спустились, то мы заодно позволили им растопить камин. Что они и сделали.

Когда беглый преступник появился наконец из каморки, он выглядел уже значительно лучше и вполне мог бы сойти за порядочного человека, если бы не зловещие синеватые пятна на лицо, оставшиеся от размытой дождями шляпы. Дикки шепотом обратил мое внимание на то, как сильно меняет человека одежда.

Увидев девчонок, он отвесил им достаточно вежливый, хотя и короткий поклон, а Дора спросила:

– Как поживаете, сэр? Надеюсь, у вас все хорошо?

– Совсем неплохо, – ответил преступник, – особенно если сравнить с тем, что мне довелось пережить.

– Что будете пить – чай, какао? – продолжила беседу Дора. – Вы предпочитаете сыр или холодный бекон?

– Все равно, на ваш выбор, – сказал он, и тут же, безо всякой паузы добавил. – Я не вижу причин вам не доверять.

– Конечно, вы можете нам довериться, – сказала Дора серьезно, – и, вот увидите, мы вас не подведем. В этом доме вы в полной безопасности.

Глаза незнакомца широко раскрылись.

– Бедненький, он не ожидал, что с ним так хорошо обойдутся, – прошептала Алиса. – Представляю, каково ему было в тюрьме.

Мы дали ему какао, сыр, бекон и хлеб с маслом, и он приналег на еду, в то же время не снимая ног в теплых ботах мисс Сэндал с каминной решетки.

Девчонки хорошенько выжали его одежду и развесили ее на раме для сушки белья у дальнего края камина.

– Я вам чрезвычайно признателен, – сказал он. – И никогда не забуду вашей доброты. Сожалею, что разбудил вас своим стуком, но у меня не было другого выхода. Я промок насквозь и с полудня не имел ни крошки во рту, а этим проклятым болотам, казалось, нет ни конца ни краю. Я уже совсем было отчаялся, когда вдруг увидел впереди огонек – и это оказался ваш дом.

– Вам повезло, что вы попали именно к нам, – заметила Алиса.

– Еще бы! Вряд ли я мог рассчитывать на такой прием в другом месте. На сей счет у меня нет ни малейших сомнений.

Его речь была правильной, не как у простых людей, и в то же время его голос не был голосом джентльмена – чего-то джентльменского в нем недоставало. Я заметил, что он слегка запинается в конце каждой фразы, как будто его постоянно тянет добавить «мисс» или «сэр».

Освальд попробовал представить себя на месте этого человека – как он устало бредет под проливным дождем по ночной дороге, зная, что за ним гонится полиция, и не надеясь на то, что кто-нибудь проявит сострадание и откроет перед ним дверь своего дома. Это было ужасно.

– У вас, похоже, был очень трудный день, – сказал он сочувственно.

– Что верно, то верно, – согласился незнакомец, отрезая себе еще один ломтик бекона. – Благодарю вас, мисс (на сей раз он сказал это вслух), еще полкружечки, если можно; Что верно, то верно. Я не хотел бы вновь пережить что-либо подобное. С утра у меня была уйма времени, и я успел кое-что сделать, но потом то ли охота пропала, то ли что еще – ну, вы знаете, как это бывает.

– Могу себе представить, – сказала Алиса.

– А перед обедом небо затянуло тучами. Затем, ближе к вечеру, если вы помните, снова появилось солнце, но было уже слишком поздно. Ну а потом начался ливень. О Боже! Настоящий потоп, даю вам слово! Я поскользнулся и съехал в канаву, думал – все, пришел мой последний час. Еле-еле выбрался, но при этом оставил в канаве все свои вещи. Судите сами, в каком я теперь положении! Клянусь Богом, одной такой ночи вполне достаточно для того, чтобы человек решил раз и навсегда порвать с этим гнусным занятием!

– Я надеюсь, что вы так и сделаете, – сказала Дора очень внушительным тоном, – не стоит из-за этого губить свою жизнь.

Готов с вами согласиться, хотя я не думаю, что вам так уж много известно о моем занятии, – говоря это, незнакомец вновь принялся за сыр, одновременно подвинув ближе к себе банку с маринованными овощами.

– Но я очень надеюсь… – начала Дора, однако Освальд не дал ей продолжить. Он не считал данный момент подходящим для нравоучений.

– Значит, вы бросили свои вещи в канаве, – сказал он, – а каким образом вы раздобыли эту одежду?

Он указал на серый костюм у камина, над которым тонкими струйками поднимался пар.

– Эту? – понял глаза незнакомец. – Ну, как обычно.

Освальд был слишком хорошо воспитан, чтобы спросить, каков этот обычный пусть превращения арестантской робы в приличный серый костюм с бриджами. Он подозревал, что это был тот самый пусть, каким в свое время проследовал четырехфунтовый кекс из кондитерской Дженнера, что на Хай-стрит.

Алиса беспомощно взглянула на меня. Я понимал и вполне разделял ее чувства.

Укрывательство преступника, разыскиваемого полицией, – это дело совершенно особого рода, и тому, кто когда-либо им занимался, знакомо ощущение леденящей пустоты, которое возникает у вас где-то в районе верхней пуговицы жилета или – если на вас одета пижама – в том месте чуть пониже груди, где обычно завязывается поясок. К счастью, у нас еще оставалось несколько бодрящих мятных лепешек. Мы съели каждый по две штуки и почувствовали себя лучше.

Девчонки взяли простыни с постели Освальда и перенесли их на кровать в дальней комнате, где обычно ночевала мисс Сэндал, когда ей случалось приехать сюда из Лондона, на время оторвавшись от переломанных костей своего братца – распространителя полезных брошюр.

– Если хотите, можете лечь спать, – сказал Освальд незнакомцу, – мы разбудим вас в нужное время. И ни о чем не беспокойтесь. Мы будем стоять на страже и в случае чего сразу же ладим вам знать.

– Разбудите меня в восемь часов, – сказал беглый преступник, – у меня впереди еще долгий путь. Не знаю, как вас и благодарить за этот прием. Спокойной вам ночи.

– Спокойной ночи, – сказали все.

– Положитесь на нас, – добавила Дора. – Пока вы спите, мы что-нибудь придумаем.

– Не стоит вам ломать голову. Это уже мои заботы, – сказал человек, глядя на серый костюм, подсыхавший у камина. – Если уж я оттуда вылез, то сумею потом влезть обратно.

Он взял свечу, и Дикки проводил его до комнаты мисс Сэндал.

– «Если уж я оттуда вылез», – повторила Алиса. – Что он хотел этим сказать? Не собирается же он в самом деле потихоньку залезть обратно в тюрьму, а потом сделать вид, будто сидел там все это время, только они его почему-то не замечали? Это было бы довольно странно.

– Итак, что мы предпримем? – спросил Дикки, присоединяясь к остальным. – Между прочим, он сказал мне сейчас, что ненавидит гнусную конуру, в которой но ютился в Дувре. Бедняга, его вполне можно понять.

– Надо подобрать такую одежду, в которой его никто не узнает, – сказала Дора.

– Мы можем переодеть его в женское платье и притворимся, что он – наша тетушка, – предложила Алиса. – Я читала про такие вещи в книжках. Было уже три часа ночи, но никто не хотел спать. Мы зажгли еще несколько свечей и поднялись на чердак, где стояли сундуки мисс Сэндал. Там мы нашли все необходимое для маскировки – платье, накидку, капор, вуаль, перчатки, нижние юбки и даже туфли, которые, как все мы в глубине души понимали, вряд ли пришлись бы впору мужчине. Покончив с этим, мы сложили готовый наряд тетушки на диване в гостиной, и только сейчас позднее время дало, наконец, себя знать. Наши глаза слипались, а челюсти, наоборот, не закрывались из-за непрерывной зевоты. Посему было решено немного вздремнуть. Алиса сказала, что она умеет просыпаться в заранее намеченное время с точностью до минуты, и мы ей поверили, поскольку она уже несколько раз демонстрировала эту свою способность. Мы договорились, что на разбудит нас в шесть утра.

Увы! Все заверения Алисы оказались пустым звуком, и это не она подняла нас с постелей. Мы проснулись от раздавшегося в нашей спальне голоса миссис Биль.

– Привет! – сказала она. – Пора вставать, джентльмены. Уже половина десятого, ваш приятель давно оделся и сидит за столом в ожидании завтрака.

Мы выпрыгнули из кроватей.

– Послушайте, миссис Биль! – вскричал Освальд, никогда и ни при каких обстоятельствах не терявший самообладания. – Не говорите никому о том, что у нас этой ночью был гость.

Она засмеялась и вышла из комнаты. Вероятно, она решила, что это всего лишь один из глупых детских секретов. Она не знала всей правды.

Мы застали вчерашнего гостя сидящим у окна.

– Вам бы не следовало выглядывать на улицу, – заметила Дора. – Это неосторожно. Вдруг вас кто-нибудь увидит?

– Пускай увидит, – сказал он. – Мне не жалко.

– Но тогда вы снова окажетесь там, откуда с таким трудом выбрались.

– Мне так или иначе придется там побывать, – сказал незнакомец, на котором все еще была одежда скромно живущего и возвышенно думающего мистера Сэндала. – Надо взглянуть, что сталось с моими вещами, которые я бросил в той проклятой канаве. Прежде всего меня волнует состояние камеры.

– Вчера вы сказали, что ненавидите свою камеру, – напомнил Дикки.

– Неужели я так сказал? Должно быть, я малость погорячился. В любом случае, она стоит немалых денег.

– Но с нашей помощью… – начала Дора, и в этот момент Освальд, который был не по годам сообразителен, почувствовал, как у него краснеют уши и краска постепенно заливает лицо и шею. Прервав Дору на полуслове, он спросил:

– Скажите пожалуйста, что вы делали в Дувре? И в чем вообще состоит ваше занятие, которое вы собираетесь бросить?

– В Дувре я был по делам, – сообщил незнакомец, – а последнее время я занимался церквами – в Хайте, Бэмарше и…

– А кондитерскими вы больше не занимаетесь? – спросил Дикки, не обращая внимания на пинки, которые я давал ему под столом. – Я имею в виду ту кондитерскую, где вы стащили кекс, за что были посажены в Дуврскую тюрьму – ту самую, откуда вы недавно сбежали, потому что…

– Бог мой! – воскликнул незнакомец. – О чем это вы говорите?! Вы меня с кем-то спутали.

– Но тогда кто вы такой?! – возмутилась Дора. – Если вы не бедный сбежавший из тюрьмы вор, то кто вы такой вообще?

– Я фотограф, мисс, – сказал гость. – Езжу по стране, делаю снимки старинных зданий.

И только тут до него дошла суть происшедшего – я думал, он никогда не перестанет смеяться.

* * *

Завтрак остывает, – напомнил Освальд.

– Да, да, конечно, – сказал фотограф, понемногу успокаиваясь. – Ну и дела! Бывает же такое! Клянусь Богом, мне будет что рассказать своим друзьям.

– Нет, – вдруг сказала Алиса, – мы думали, что вы беглый преступник, и хотели вам помочь, – она указала на диван, где был разложен в полной готовности наряд фиктивной тетушки. – Мы о вас позаботились, а взамен вы должны обещать, что никому об этом не расскажете. Вспомните, – добавила она уже другим тоном, – вспомните о холодном беконе и сыре, о маринованных овощах, которые вам так понравились, о камине и горячем какао, о сухой одежде и о том, что мы из-за вас не спали всю ночь.

– Ни слова больше, мисс, – сказал фотограф с достоинством. Ваша воля для меня закон. Я буду нем как могила.

И он с таким аппетитом набросился на яичницу с ветчиной, словно прошли как минимум две недели с тех пор, как он съел у нас почти все запасы бекона.

* * *

Позже мы узнали, что он прямиком от нас направился в деревенский трактир, где после первой же рюмки разболтал всем подряд о своем ночном приключении. Я не знаю, все ли фотографы по натуре беспечные и неблагодарные люди. Освальд надеется, что не все, но на сей счет у него нет полной уверенности.

Многие после подшучивали над нами по этому поводу, но свинопас сказал, что мы вели себя так, как должны себя вести настоящие молодые британцы, а подобная похвала из уст уважаемого вами человека значит совсем немало.

Когда мы рассказали эту историю нашему «индийскому» дядюшке, он воскликнул: «Какие глупости! Вы никогда не должны поступать таким образом. Это пособничество уголовному элементу». Однако мы думали совсем по другому, когда уголовный элемент (каковым мы считали фотографа) находился среди нас, усталый, несчастный, промокший насквозь, а где-то в ночи его «уже искали». Разумеется, он имел в виду своих друзей, обеспокоенных его долгим отсутствием, но мы-то полагали, что речь идет о полиции. Иногда бывает очень трудно дать правильную оценку вещам и событиям. Если то, что вы СЧИТАЕТЕ справедливым, на самом деле таковым не является, то как вы можете это знать, и как тогда можно судить о чем-либо вообще?

* * *

Единственным, что несколько подняло наше настроение, было полученное на следующий день известие о тех двух дезертирах, которые все-таки удрали от коричневого человека на велосипеде. Вероятно, до них понемногу дошло, что их двое, а он один, и тогда они, спихнув этого типа в глубокую канаву, спокойно отправились по своим делам. Их так и не поймали, и это обстоятельство меня очень радует. Скорее всего, здесь я тоже – как и во многих других случаях – поступаю неправильно, и мне следовало бы огорчаться. Тем не менее я очень рад и ничего не могу с этим поделать.

III. ПОДЖИГАТЕЛИ

(История одного преступления)

Это миссис Биль уверила нас, что мисс Сэндал живет скромно, потому что у нее мало денег. А насчет возвышенных мыслей мы догадались и сами – что еще может прийти в голосу человеку, который питается только растительной пищей и ходит зимой и летом в одних и тех же уродливых ботах.

Вот почему мы решили раздобыть для нее немного денег и сделали это тем же способом, каким мы однажды уже добывали деньги для самих себя. Не буду распространяться обо всех подробностях, поскольку это уже отдельный разговор; скажу лишь, что мы в конце концов стали обладателями двух соверенов – двух славненьких золотых мнет по одному фунту каждая.

Теперь пришло время решать, как нам поступить с этими двумя фунтами, чтобы мисс Сэндал получила от них максимальную пользу.

– Давайте положим их в банк, – предложила Дора.

– Много ли с этого толку? – возразила Алиса. – Уж лучше пусть они будут у нас в руках, чем где-то в банке. По крайней мере, так мы их можем потрогать.

Ноэль предложил купить какую-нибудь симпатичную вещь и украсить ею неприглядное жилище мисс Сэндал.