Текст книги "Обратно в каменный век"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Стоя за деревом, фон Хорст наблюдал, как динозавр скребет лапами по земле, пытаясь подняться. Рана была сильной, но не смертельной. Ла-джа прижалась к фон Хорсту. Он чувствовал, как бьется ее сердце. Наконец, динозавр встал. Какое-то мгновение казалось, что он снова упадет; потом он повернулся несколько раз, нюхая воздух. После этого двинулся в их направлении, медленно и осторожно. Теперь его вид показался фон Хорсту более угрожающим. Динозавр производил впечатление холодной, расчетливой машины разрушения, ожившего инструмента мести. Он шел прямо к дереву, за которым они прятались.

Это был напряженный момент. На мгновение фон Хорст растерялся, затем, наклонившись к Ла-джа, он прошептал:

– Зверь приближается. Беги к дереву позади нас, но так, чтобы зверь тебя не видел, и перебегай от дерева к дереву, пока не окажешься в безопасности. Когда он умрет, я позову тебя.

– А что будешь делать ты? Ты пойдешь со мной?

– Я подожду здесь, пока он не умрет наверняка, – ответил он. – Если будет надо, я выстрелю еще несколько раз.

Она покачала головой:

– Нет!

– Быстрее! – поторопил он. – Он уже близко. Он ищет нас.

– Я останусь с тобой, – поставила точку Ла-джа.

По ее тону он понял, что она не уступит. Из прошлого опыта он знал свою Ла-джа. Пожав плечами, он прекратил спор и еще раз взглянул на динозавра, который был уже в нескольких шагах от дерева.

Неожиданно фон Хорст выскочил из-за дерева и пробежал прямо перед носом у зверя. Он сделал все так быстро, что Ла-джа застыла от изумления. Но не динозавр. Он сделал то, на что и надеялся фон Хорст – с яростным ревом погнался за ним. Так фон Хорст отвел его от девушки. Сделав это, он повернулся лицом к зверю и, расставив ноги, начал стрелять в широкую грудь динозавра.

Фон Хорст опустошил обойму, но зверь продолжал наступать. Он увидел, как Ла-джа быстро неслась к нему, надеясь поразить динозавра небольшим копьем, которое было у нее в руках. Он попытался отскочить в сторону, но зверь, поднявшись на задние лапы, ударил фон Хорста по голове когтистой передней лапой, сбив его, потерявшего сознание, на землю.

Глава IX
Пещеры

Фон Хорст испытывал ощущение покоя и блаженства. Он осознал, что просыпается после долгого и освежающего сна. Он не открывал глаз. Ему было так удобно, что не хотелось делать это.

Восхитительное состояние длилось недолго – фон Хорст почувствовал головную боль. С возвращением сознания нервная система начала сигнализировать, что с ним далеко не все в порядке. Ощущение покоя уходило вместе со сном. Он открыл глаза и увидел над собой лицо Ла-джа, склонившейся над ним. Его голова лежала у нее на коленях. Она гладила его лоб своей мягкой ладонью.

– Ты в порядке, Фон? – прошептала она. – Ты не умрешь?

Он криво улыбнулся ей.

– О, Смерть! Где твое жало? – процитировал он.

– Он не ужалил тебя, – успокоила его Ла-джа, – он ударил тебя лапой.

Фон Хорст улыбнулся:

– Голова у меня болит так, как будто он ударил меня кузнечным молотом. Где он? Что с ним стало? – Он с трудом повернул голову и увидел лежащего без движения динозавра.

– Он умер, как только ударил тебя, – объяснила девушка. – Ты очень храбрый человек, Фон.

– Ты очень храбрая девушка, – ответил он. – Я видел, как ты бежала ко мне на помощь. Тебе не стоило этого делать.

– Разве я могла стоять и смотреть, как тебя убивают, когда ты вызвал ярость этого зарайта на себя, чтобы спасти меня?

– Так это был зарайт?

– Да, детеныш, – ответила девушка. – Хорошо, что не взрослый, хотя, конечно, взрослого в лесу не встретишь.

– Почему?

– Во-первых, он слишком велик; к тому же, он не найдет здесь еду. Взрослый зарайт в длину в восемь раз больше роста мужчины. Он не сможет легко двигаться среди деревьев, а стоя на задних лапах, он будет стукаться головой о ветви. Они охотятся на тагов и тандоров и другую крупную дичь, которая редко заходит в лес, – по крайней мере, в такой.

Попытавшись представить себе взрослую рептилию, фон Хорст мысленно присвистнул.

– Да, – сказал он, – хорошо, что мы наткнулись на сынка, а не на папашу. А что стало с тем человекоподобным, за которым он гнался?

– Он так и не остановился. Я видела, как он оглянулся после громкого звука из той штуки, которую ты называешь пистолетом, но не остановился. Я считаю, что он должен был вернуться, чтобы помочь тебе; наверное, он думал, что у тебя голова не в порядке, раз ты не убежал. Надо быть очень смелым, чтобы не убежать от зарайта.

– Бежать-то было некуда. Если бы можно было скрыться от него, я бы до сих пор еще бежал.

– Я в это не верю, – сказала Ла-джа. – Газ бы бежал, но не ты.

– Значит, я тебе нравлюсь чуть-чуть больше, чем Газ? – спросил он, рассчитывая на дружбу этой дикой маленькой девушки каменного мира.

– Нет, – с выражением сказала Ла-джа, – ты мне совсем не нравишься, но я узнаю смелого человека, когда вижу его.

– А почему я тебе не нравлюсь, Ла-джа? – спросил он с придыханием. – Ты мне нравишься. Очень нравишься…

– Ты мне не нравишься, потому что у тебя голова не в порядке; к тому же, ты не из моего племени и ты пытался командовать мною, как будто я принадлежу тебе.

– Теперь-то у меня точно голова не в порядке, – признал он, – но это не влияет на мои положительные качества. Правда, я ничего не могу сделать с тем, что я не из твоего племени. Ты не можешь попрекать меня этим. Это – ошибка моих родителей, что они родились не в Пеллюсидаре, и ты не можешь винить их за это, ведь они даже и не слышали о таком месте. А командовал я тобой только для твоего блага.

– А еще мне не нравится, что ты смеешься надо мной, думая, что мир, из которого ты пришел, намного лучше Пеллюсидара, и у людей там больше мозгов.

– Скажи мне, Ла-джа, смогу ли я когда-нибудь понравиться тебе? – спросил он более серьезно.

– Нет, – сказала она, – ты раньше умрешь.

– Я думаю, об этом побеспокоится Газ? – спросил он.

– Газ или кто-нибудь еще из людей моего племени.

Ты уже можешь встать?

– Мне очень хорошо, – сказал он. – У меня никогда не было столь удобной подушки.

Она мягко приподняла его голову и положила на землю, после чего встала.

– Ты всегда смеешься надо мной, – сказала она.

Он поднялся на ноги.

– С тобой, Ла-джа, но никогда над тобой.

Она внимательно посмотрела на него, как бы обдумывая его слова. Она пыталась, несомненно, найти в его словах какой-то двойной смысл, но ничего не сказала.

– Ты сможешь идти? – вот и все, что она произнесла.

– Я еле жив после такого удара, – ответил он, – но я пойду. Давай, веди меня в Ло-гар, в руки к Газу.

Они продолжили свой путь по лесу, изредка перекидываясь словами. Наконец, они подошли к крутой скале, которая загораживала им путь по прямой. Ла-джа повернула налево и пошла вдоль ее подножия. Она без колебаний выбрала направление, и тогда фон Хорст спросил ее, почему она повернула налево, а не направо.

– Если не знаешь и не можешь идти туда, куда указывает твоя голова, надо повернуть налево и идти, куда указывает сердце.

Он кивнул с пониманием.

– Неплохая мысль, – сказал он. – По крайней мере, избавляет от ненужных размышлений. – Он посмотрел на скалу, пытаясь на глаз измерить ее высоту.

Он увидел те же деревья, что и в лесу, и что-то еще – мельком, что-то движущееся, и, как ему показалось, уже знакомое ему.

– За нами следят, – сказал он.

Ла-джа посмотрела вверх.

– Ты что-то видел? – спросила она.

Он кивнул:

– Там наш беловолосый друг, или похожий на него.

– Он не наш друг, – поняла его буквально Ла-джа.

– Я просто шучу, – объяснил он.

– Хотела бы я, чтобы ты мне нравился, – сказала Ла-джа.

Он посмотрел на нее с удивлением.

– Я бы хотела, чтобы мне нравился человек, который может шутить перед лицом опасности, – сказала она.

– Ну, попробуй; но ты на самом деле думаешь, что этот парень опасен? Мне не показалось, что его надо бояться, когда он со всех ног удирал от зарайта.

Она нахмурилась и вопросительно посмотрела на него.

– Иногда ты выглядишь совсем как остальные, – сказала она, – но стоит тебе произнести что-нибудь, и я понимаю: твоя голова очень больна.

Фон Хорст рассмеялся:

– Да, думаю, юмор двадцатого века не очень-то ценится в плейстоцене.

– Ну вот ты опять! – крикнула она. – Даже мой очень мудрый отец не понял бы, о чем ты говоришь половину времени.

Двигаясь вдоль скалы, они постоянно были настороже.

– Почему ты думаешь, что этот беловолосый опасен? – спросил он.

– В одиночку он нам не страшен; но где есть один, там может быть и племя, а любое племя чужаков опасно для нас. Мы находимся в их стране. Им известны места, где они без труда смогут поймать нас и убить.

Мы даже не знаем, что находится, скажем, за поворотом тропы. Если это Лес смерти, люди, живущие здесь, опасны, потому что они не такие, как остальные. От отца к сыну передаются рассказы о странных вещах, происходящих в этом лесу. Мой народ – храбрый народ, но есть такое, с чем не совладать и с помощью оружия. Если это действительно Лес смерти, мы никогда не попадем в Ло-гар.

– Бедный Газ! – воскликнул фон Хорст.

– О чем это ты?

– Мне его жаль, ведь он лишится удовольствия убить меня или взять тебя в жены.

Она посмотрела на него с отвращением и замолчала.

Оба они искали признаки тех, кто шел по их следу; но ни единый звук не нарушал мертвую тишину леса, и они пока не видели ничего, что могло бы усилить их подозрение, поэтому они решили, что никто уже не следит за ними, и успокоились.

Они подошли ко входу в пещеру в скале, а так как они уже давно не спали, фон Хорст предложил зайти внутрь и отдохнуть. У него все еще болела голова, и он чувствовал, что нужно поспать. Вход в пещеру был довольно маленьким, и для того, чтобы проникнуть в нее, фон Хорсту пришлось встать на четвереньки. Он выставил впереди себя копье и несколько раз ткнул в воздух, чтобы проверить, не затаился ли в темноте какой-нибудь зверь.

Убедившись, что все в порядке, он вполз в пещеру; через мгновение Ла-джа присоединилась к нему. Быстрый осмотр показал, что пещера уходила глубоко в скалу, но так как им нужно было только место для сна, они легли неподалеку от входа. Фон Хорст лег головой к отверстию с копьем наготове на случай проникновения какого-нибудь непрошеного гостя. Ла-джа легла в нескольких шагах от него, ближе к центру пещеры.

Было очень темно и тихо. Мягкий поток свежего воздуха проникал через входное отверстие, избавляя пещеру от обычного сырого запаха, к которому уже привык фон Хорст. Вскоре они заснули.

Когда фон Хорст проснулся, голова его уже не болела, и он чувствовал себя значительно посвежевшим. Он повернулся на спину и потянулся, зевая.

Ла-джа тоже проснулась. Фон Хорст, убедившись в этом, спросил ее:

– Есть хочешь?

– Да, и пить тоже.

– Тогда пошли, – предложил он. – Однако нам нужно сперва выбраться из этого леса, а потом уже подумать о еде.

– Хорошо, – сказала она, – но почему снаружи так темно?

Фон Хорст встал на колени и посмотрел туда, где был выход из пещеры. Ничего не было видно. Он подумал, что, возможно, перевернулся во сне и сейчас смотрит в сторону, противоположную выходу, но куда бы он ни поворачивался, везде была непроглядная тьма.

Тогда он пополз вперед, ощупывая путь руками. Там, где должен был быть выход, он почувствовал закругленную поверхность большого валуна. Он ощупал его края и обнаружил засохшую землю.

– Выход заблокирован, Ла-джа, – сказал он.

– Но кто мог это сделать, не разбудив нас? – спросила она.

– Не знаю, – ответил он, – но каким-то образом выход из пещеры закрыт валуном и засыпан землей.

Сюда не проходит воздух.

Он попробовал столкнуть валун, но не смог даже пошевелить его. Тогда он начал выгребать засохшую землю, но чем больше он выгребал, тем больше ее насыпалось. Ла-джа подошла к нему, и они попробовали сдвинуть камень вдвоем, но тщетно.

– Мы заперты здесь, как крысы в ловушке, – сказал с отвращением фон Хорст.

– Но мы задохнемся, если не найдем какой-нибудь выход, – заволновалась Ла-джа.

– Должно быть еще одно отверстие, – сказал фон Хорст.

– Почему ты так думаешь? – спросила девушка.

– Ты разве не помнишь, что когда мы залезли сюда, здесь сильно сквозило! – спросил он.

– Да, действительно, пещеру продувало.

– Ну, раз воздушный поток входил в одно отверстие, он должен был выходить в другое; и если мы найдем это отверстие, возможно, мы и сами выберемся.

– Вдруг, вход завалил беловолосый со своими людьми? – сказала Ла-джа.

– Скорее всего, это были какие-то люди, – ответил фон Хорст. – Ни одно животное не смогло бы сделать это, не разбудив нас; на землетрясение это тоже не похоже.

– Интересно, зачем они это сделали?

– Вероятно, это самый безопасный и легкий способ убивать чужаков, зашедших в их страну, – предположил фон Хорст.

– Чтобы мы умерли от голода или задохнулись? – с отвращением сказала девушка. – Так поступают только трусы.

– Готов поспорить, что Газ никогда бы так не поступил, – сказал фон Хорст.

– Газ? Он убил множество мужчин голыми руками. Иногда он перекусывает им сонную артерию, и они умирают от потери крови, а однажды он сломал человеку шею.

– Какой игривый парнишка!

– Газ никогда не играет. Он любит убивать – вот его игра.

– Что ж, если я собираюсь с ним встретиться, мне надо выбраться отсюда. Пойдем к задней стене пещеры, может быть, найдем отверстие. Держись за мной и не отставай.

Фон Хорст медленно поднялся на ноги, чтобы измерить высоту пещеры, и обнаружил, что может стоять, выпрямившись; тогда он двинулся вперед, держась одной рукой за стену. Он двигался очень медленно, ногами исследуя пространство перед собой. Они прошли совсем немного, когда фон Хорст почувствовал под ногами листья. Он остановился и потрогал их. Пол пещеры был покрыт толстым слоем сухих веток, листьев и травы.

– Должно быть, здесь спал какой-то зверь или люди, – предположил он. – Жаль, у нас нет огня, мне не нравится пробираться в темноте.

– У меня с собой мои огненные камни, – сказала Ла-джа. – Если бы у нас была растопка, мы могли бы зажечь ветку.

– Я сейчас сделаю ее, – сказал фон Хорст.

Он расчистил место на полу, собрал сухих листьев, растер их в порошок и высыпал в кучку на землю.

– Давай, попробуй, – сказал он, и направил ее руку к растопке.

Ла-джа присела рядом с ним, ударила несколько раз камнем о камень; от искры растопка затлела. Ла-джа нагнулась и осторожно подула. Неожиданно вспыхнуло пламя. Фон Хорст стоял наготове с пучком сухой травы, которую он набрал для этого, и через мгновение в его руке горел яркий факел.

При свете факела они огляделись. Они были в большом помещении – в месте, где пещера расширялась.

Между сухими ветками и травой видны были обглоданные кости. Фон Хорст не мог сказать, были ли на них следы зубов зверей или людей; но так как это было место для сна, он заключил, что здесь жили люди. Однако они не нашли здесь ни обрывков одежды, ни сломанного или брошенного оружия, инструментов или черепков посуды. Если здесь и жили люди, то они стояли на очень низком уровне развития.

Перед тем как факел погас, они набрали побольше травы и сделали еще несколько факелов. Обеспечив себя таким образом огнем, они прошли из большого помещения в узкий извилистый коридор. Он привел их в другое, еще большее помещение. Здесь также имелись свидетельства пребывания людей, но довольно отвратительного свойства. Пол был усыпан человечьими костями и черепами. Жуткий запах разлагающейся плоти наполнял воздух подземного помещения.

– Пойдем отсюда, – сказал фон Хорст.

– Рядом с тем коридором, через который мы вошли в это помещение, еще три отверстия, – сказала Ла-джа. – Через какое пойдем?

Фон Хорст покачал головой:

– Мы можем попробовать все три. Начнем с правого.

Подойдя к отверстию, они чуть не потеряли сознание от исходящего оттуда зловония, но фон Хорст был намерен исследовать все возможные пути спасения, и он вошел через это отверстие в небольшое помещение.

То, что он увидел, заставило его замереть на месте.

У дальней стены комнаты была сложена дюжина человеческих трупов. Фон Хорст сразу увидел, что из этого помещения других выходов не было, и он поскорее отступил.

Одно из двух оставшихся отверстий было в копоти от дыма, а на полу лежали пепел и зола от костров. При виде этого у фон Хорста появилась новая мысль. Он подошел к этому отверстию и подержал около него дымящийся факел, дым начал втягиваться внутрь.

– Это отверстие наверняка ведет к выходу наружу, – сказал он, – его используют как дымоход при приготовлении пищи. Ну и публика населяет эти пещеры. Газ мне намного милее. Давай исследуем этот проход, Ла-джа.

Узкий коридор круто поднимался вверх.

– До верха должно быть недалеко, – сказал фон Хорст. – Высота скалы не больше пятидесяти футов, а мы все время понемногу поднимаемся с тех пор, как вошли в пещеру.

– Впереди виден свет! – воскликнула Ла-джа.

– Да, там отверстие! – подтвердил фон Хорст.

По пути они миновали несколько ответвлений от коридора, по которому шли, но они так спешили на свежий воздух, что не обращали на них никакого внимания. Не заметили они и крадущиеся в темноте тени.

Ла-джа шла следом за фон Хорстом. Она первая обнаружила опасность – но слишком поздно. Она увидела, что как только фон Хорст миновал одно из этих отверстий, оттуда показались руки, схватили его и втащили внутрь. Она крикнула, предупреждая его, и в тот же самый момент ее тоже втащили в отверстие на противоположной стене.

Глава X
Горбусы

Фон Хорст дрался изо всех сил, стараясь освободиться. Он громко кричал Ла-джа, чтобы она бежала к отверстию, которое они видели впереди. Он не знал, что ее тоже схватили. Казалось, в каждую его руку вцепилось по дюжине рук, и хотя он был мощным человеком, но не мог ни убежать, ни освободить свои руки и вытащить пистолет. Копье выдернули из рук лейтенанта, как только его схватили.

В коридоре, вниз по которому его тащили, было очень темно, и он не видел, кто его пленил, люди или звери. Но хотя они молчали, он был уверен, что это люди. Пройдя крутой поворот, они вошли в подземную комнату, освещенную большим количеством факелов.

И здесь фон Хорст увидел, в чьи руки он попал. Это были представители той же расы, что и тот, который убегал от зарайта, в основном мужчины; но среди них мелькали также женщины и около дюжины детей.

У всех была белая кожа, белые волосы и красные глаза альбиносов, что само по себе не было отталкивающим. Они выглядели столь ужасно из-за зверских, жестоких лиц.

Большинство собравшихся (а их было несколько сотен) сидели или лежали у стен круглого помещения, оставив в центре пустое пространство. В это пространство и втащили фон Хорста; его бросили на землю, связав руки и лодыжки.

Пока он лежал так, осматриваясь по сторонам, из отверстия, противоположного тому, через которое привели сюда его, втащили Ла-джа. Они подтащили ее к нему и тоже связали. Они лежали, глядя в лицо друг другу. Фон Хорст попытался улыбнуться, но у него ничего не получилось. Все увиденное им не давало ни малейшей надежды на то, что они смогут избежать участи тех, чьи останки они видели во время странствий по пещерам.

– Похоже, суровая будет зима, – сказал он.

– Зима? Что такое зима? – спросила она.

– Это время года, но ты даже не знаешь, что такое год. Что толку говорить об этом? Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– А зачем нам говорить?

– Не знаю зачем, но надо. Обычно я не болтлив, но сейчас мне надо говорить, или я сойду с ума.

– Тогда говори осторожно, – прошептала она, – если ты собираешься говорить о побеге.

– Ты думаешь, эти типы могут понять нас? – спросил он.

– Да, мы понимаем вас, – сказало одно из стоящих рядом существ пустым замогильным голосом.

– Тогда скажите, зачем вы схватили нас. Что вы собираетесь сделать с нами?

Тот показал свои желтоватые зубы в беззвучном смехе.

– Он спрашивает, что мы собираемся сделать с ними, – объявил он громким голосом.

По залу прокатился тихий смех.

– Что мы собираемся сделать с ними? – повторило это же существо несколько раз, и все принялись беззвучно хохотать.

– Раз они хотят знать, давайте покажем им прямо сейчас, – предложил кто-то.

– Да, Торп, – сказал другой, – сейчас, сейчас.

– Нет, – сказал тот, к кому обращались «Торп», тот, кто первым заговорил с фон Хорстом. – У нас и так хватает, и многие у нас уже давно.

Он приблизился к узникам и потыкал их пальцами под ребра.

– Их надо откормить, – объявил он. – Мы немного их покормим. Побольше орехов и фруктов, и у них на ребрах появится слой сочного жира. – Он облизнулся. – Уведите их в ту маленькую комнату и принесите им орехи и фрукты; и держите их там, пока не растолстеют.

Когда он закончил говорить, в центр помещения вбежало еще одно существо, в сильном возбуждении.

– Что с тобой, Дерг? – спросил Торп.

– За мной гнался зарайт, – воскликнул Дерг, – но это еще не все. Чужой гилок с женщиной сделал много громких звуков маленькой черной палкой, и зарайт упал и умер. Чужой гилок спас жизнь Дергу, но я не знаю, почему.

Мужчины, окружившие фон Хорста и Ла-джа, чтобы отвести их в комнату, в которой их будут откармливать, сняли ремни с лодыжек и уже помогали им подняться, когда Дерг, закончив свой рассказ, увидел их.

– Вот они! – вскричал он возбужденно. – Это тот самый гилок, который спас жизнь Дергу. Что ты собираешься сделать с ними, Торп?

– Их будут откармливать, – ответил Торп, – они слишком худые.

– Ты должен отпустить их, потому что они спасли мне жизнь, – настаивал Дерг.

– Я должен отпустить их, потому что этот гилок – дурак? – спросил Торп. – Если бы у него были мозги, он убил бы тебя и съел. Уведите их.

– Он спас горбуса! – закричал Дерг, обращаясь сразу ко всему племени. – Разве мы должны убить его за это? Я говорю, отпусти их.

– Отпустить! – закричали некоторые, но большинство кричало: – Откормить! Откормить!

Пока их толкали к выходу из комнаты, фон Хорст заметил, что Дерг зло смотрит на Торпа.

– Когда-нибудь я убью тебя, – пригрозил он. – Нам нужен хороший вождь. Ты – плохой вождь.

– Я – вождь, – закричал Торп, – это я тебя убью.

– Ты? – с презрением спросил Дерг. – Ты убиваешь только женщин. Ты убил уже семерых. Ты не убил ни одного мужчины. Я убил четверых.

– Ты отравил их, – прохрипел Торп.

– Нет! – завопил Дерг. – Троих я убил топором, а одного – кинжалом.

– В спину? – спросил Торп.

– Нет, не в спину, ты – убийца женщин.

Когда фон Хорста вытолкали из большой комнаты в маленькую, два горбуса еще спорили; из того, что слышал фон Хорст, больше всего его поразила не мерзость их слов, а то, что Дерг использовал два английских слова – «топор» и «кинжал».

Это было замечательно само по себе, но еще замечательнее было то, что их произнес член племени, которое стояло столь низко на лестнице эволюции, что у него не было никакого оружия. Откуда было Дергу знать, что такое кинжал? Где он мог слышать о топоре?

И где он выучил эти английские слова? Фон Хорст не мог решить эту головоломку.

Горбусы оставили их в маленькой комнате, не позаботившись снова связать им лодыжки, хотя руки у них оставались связанными за спиной. Пол был покрыт листьями и травой, и узники постарались устроиться как можно удобнее. Свет от факелов из большой комнаты бросал тусклые отблески на стены их тюремной камеры, позволяя разглядеть друг друга.

– Что будем делать? – спросила Ла-джа.

– Не представляю, – ответил фон Хорст. – Очевидно, нас съедят – когда мы растолстеем. Если нас будут хорошо кормить, нам надо постараться побыстрее ожиреть. Мы должны оставить о себе хорошее впечатление.

– Это глупо, – оборвала его девушка. – У тебя очень плохо с головой, раз ты думаешь о таких вещах.

– Возможно, «толстеть» прозвучит получше, – засмеялся фон Хорст. – Знаешь, Ла-джа, это очень плохо.

– Что очень плохо?

– То, что у тебя нет чувства юмора, – ответил он. – Если бы оно у тебя было, нам было бы веселее.

– Я никогда не знаю, когда ты серьезен, а когда смеешься надо мной, – сказала она. – Если ты предупредишь меня, что собираешься сказать что-нибудь веселое, я, возможно, тоже посмеюсь.

– Твоя взяла, Ла-джа, – сказал он.

– Что взяла? – спросила она.

– Мои извинения и уважение – у тебя есть чувство юмора, хотя ты об этом и не знаешь.

– Ты хочешь сбежать или ты предпочитаешь остаться здесь и быть съеденным? – спросила Ла-джа.

– Конечно, я предпочел бы побег, – ответил фон Хорст, – но я не представляю, как это можно сделать, пока все эти существа находятся в большой пещере.

– А зачем тогда у тебя эта штука, которую ты называешь пистолет? – спросила Ла-джа без тени улыбки. – Ты убил им зарайта, намного легче будет убить этих горбусов, тогда мы легко убежим.

– Их слишком много, Ла-джа, – ответил он. – Даже если я расстреляю все мои боеприпасы, и тогда я не убью их достаточно, чтобы мы могли сбежать; к тому же, у меня руки связаны за спиной. Но даже будь они свободны, я ждал бы до самого последнего момента. Ты не можешь этого знать, Ла-джа, но если я использую все эти блестящие маленькие штучки у меня на поясе, от пистолета больше не будет толку; мне негде их взять.

Так что нужно тратить их очень расчетливо. Однако ты можешь быть уверена, что прежде чем я позволю им съесть одного из нас, я немножко постреляю. Я надеюсь на то, что они будут так удивлены и напуганы выстрелами, что попадают друг на друга, когда будут убегать.

Когда он закончил говорить, в комнату зашел горбус. Это был Дерг. Он принес маленький факел, осветивший комнату, ее грубые стены, кучи листьев и травы и две фигуры со связанными за спиной руками.

Мгновение он молча смотрел на них, потом опустился на пол рядом.

– Торп – упрямый дурак, – сказал он своим невыразительным голосом. – Ему следовало освободить вас, но он не сделал этого. Он решил, что мы съедим вас, и я думаю, что так и будет. Все плохо. Раньше никто никогда не спасал жизнь горбусу, и никто не слыхал о таком. Если бы я был вождем, я бы отпустил вас.

– Может быть, ты сможешь помочь нам, – сказал фон Хорст.

– Как? – спросил Дерг.

– Помоги нам бежать.

– Вы не сможете убежать, – сказал Дерг.

– Эти люди ведь не сидят в большой пещере все время? – спросил европеец.

– Если они уйдут, Торп оставит охрану.

Фон Хорст немного подумал и спросил их странного гостя:

– Ты хотел бы быть вождем, не так ли?

– Ш-ш-ш! – предупредительно зашипел Дерг. – Никто не должен слышать этого. Но откуда ты знаешь.

– Я многое знаю, – таинственным шепотом ответил фон Хорст.

Дерг испуганно посмотрел на него.

– Я знал, что вы не такие, как остальные гилоки, – сказал он. – Вы другие. Может, вы из другой жизни, из того другого мира, о котором у горбусов есть тени воспоминаний. Да, это уже забыто, но все равно всегда находится что-нибудь, что напоминает нам о нем. Скажите мне, кто вы? Откуда вы пришли?

– Меня зовут Фон, я пришел из внешнего мира, мира, который сильно отличается от вашего.

– Я знал! – воскликнул Дерг. – Другой мир должен существовать. Когда-то мы, горбусы, жили в нем.

Это был счастливый мир, но за то, что мы сделали, нас выслали жить сюда, в этот темный лес.

– Я не понимаю, – сказал фон Хорст. – Вы не из моего мира, там нет таких, как вы.

– Тогда мы были другими, – сказал Дерг. – Мы все чувствуем, что мы были другими. Наши воспоминания расплывчаты. Четко мы помним только тех, кого мы убили, – мы видим их и то, как мы их убили; но мы не видим себя в то время. Это настоящая пытка, она почти сводит нас с ума – не видеть всего, не помнить всего.

Я вижу троих, которых убил топором – моего отца и двух старших братьев, – я сделал это, чтобы получить что-то, что было у них, не знаю, что. Теперь я голый горбус, который питается человеческими телами. Некоторые из нас думают, что мы наказаны.

– Что ты знаешь о топорах? – спросил фон Хорст, заинтересованный этим странным рассказом.

– Я ничего не знаю о топорах кроме того, что я убил топором отца и двух братьев. Кинжалом я зарезал мужчину. Я ясно вижу его перекошенное болью лицо, а остальное – нечетко. На нем была синяя одежда с блестящими пуговицами. Он смотрит на меня. Что за слова я только что сказал? Все ушло, все. Нас мучают расплывчатые картины, которые никак не удается запомнить.

– У вас все страдают от этого? – спросил фон Хорст.

– Да, – сказал Дерг. – Мы все видим тех, кого убили; это единственные воспоминания, которые хранятся в памяти постоянно.

– Вы убийцы?

– Да. Я – один из лучших. Семь женщин Торпа – ничто. Некоторых он убил, когда они занимались с ним любовью – он душил их. Одну он задушил ее собственными волосами. Он всегда хвастается этим.

– Зачем он убивал их? – спросила Ла-джа.

– Он хотел что-то, что было у них. Это так же, как у всех нас. Я не знаю, чего я хотел, когда убивал отца и братьев, и другие тоже не знают. Что бы это ни было, мы этого не получили, ведь здесь у нас ничего нет.

Единственное, чего мы жаждем – еды, и ее у нас достаточно. Ради еды никто не убивал. От этого только голова болит. Мы едим, потому что верим, что если не будем есть, мы умрем и попадем в место, которое еще хуже этого.

– Вам не нравится есть? – спросил фон Хорст. – Что же вам нравится?

– Ничего. В Лесу смерти нет счастья. Здесь только холод, безнадежность, боль и страх. Есть еще ненависть. Мы ненавидим друг друга. Возможно, мы получаем от этого какое-то удовлетворение, но небольшое.

Мы все ненавидим.

Я получил небольшое удовольствие от того, что захотел освободить вас, но это – другое, это что-то необычное. Это – первое удовольствие, которое я получил за все время. Именно так я определил это ощущение, потому что, когда я испытал его, я забыл о холоде, безнадежности, боли и страхе.

– Вы все убийцы? – спросила Ла-джа.

– Все кого-нибудь убили, – ответил Дерг. – Видели ту старуху, которая сидела, закрыв лицо руками?

Она лишила счастья двух людей. Она помнит это довольно отчетливо. Мужчину и женщину. Они очень любили друг друга. Все, о чем они просили – оставить их одних и позволить им быть счастливыми.

Тот мужчина, который стоял у нее за спиной, убил нечто более прекрасное, чем жизнь. Любовь. Он убил любовь своей жены.

Да, каждый из нас – убийца, но я счастлив, что убил людей, а не счастье или любовь.

– Возможно, ты прав, – сказал фон Хорст. – В мире достаточно людей и намного меньше счастья и любви.

Внезапная суматоха в большой пещере прервала их разговор. Дерг вскочил и оставил их, а фон Хорст и Ла-джа, выглянув наружу, увидели, как в пещеру втащили двух пленников.

– Еще пища в кладовую, – заметил фон Хорст.

– И им даже не нравится есть ее, – сказала Ла-джа. – Интересно, а что если Дерг сказал нам правду – я имею в виду эти рассказы об убийствах и о другой жизни, о которой они забыли.

Фон Хорст покачал головой:

– Не знаю, но если это так, – то мы получили ответ на вопрос, который волновал многие поколения людей во внешнем мире.