Текст книги "Золушка"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Пожалуйста, запишите для меня ее имена, – попросил он. – Напишите их, рог favor. Пожалуйста.

Она ушла в кухню, взяла там блокнот и ручку, они лежали возле телефона, и принесла в гостиную. Включила торшер, села на диван, устроилась поудобнее и раскрыла блокнот. Писала и разговаривала одновременно. Эрнесто был в восторге: люди, которые могут делать два дела одновременно, всегда вызывали у него интерес и даже восхищение.

– Она сейчас, может, выкрасила волосы в рыжий цвет, – говорила Энни. – А может, в каштановый, такие они у нее от природы. Да, скорее всего… скорее всего в каштановый… Когда я в последний раз ее видела, она была блондинкой. Но кто может знать, какая она сейчас и как ее зовут? Я упоминала имя Вирджиния Дарроу?

– Нет.

– Она им тоже пользуется. Вирджиния Дарроу. Мне оно нравится. И Мелисса Блэйр тоже неплохо. В последний раз, когда мы виделись, она звалась именно Вирджиния Дарроу и была блондинкой. Выглядела прекрасно. Она красивая девушка, хотите посмотреть ее фотографии?

– Это было бы полезно, – сказал Эрнесто.

– Ну вот, здесь имена, которые я помню. – Энни отложила ручку в сторону, но тотчас снова ухватилась за нее. – Подождите, еще одно забыла, но им она пользовалась давно, когда только уехала в Лос-Анджелес. Хотела попасть в кино. И называла себя Мэри Джейн Хопкинс. Но она этим именем пользовалась недолго. Записать его для вас?

– Запишите.

Энни записала имя, вырвала листок из блокнота и отдала Эрнесто.

– Вот, пожалуйста, детектив Гомес, – сказала она и тут же спохватилась: – Вы, кажется, назвали мне эту фамилию, я не ошиблась?

Эрнесто успел забыть, как он отрекомендовался.

– Совершенно верно, – подтвердил он. – Гомес.

Доминго сделал ему страшные глаза. И Эрнесто еще раз мысленно обратился к женщине с настойчивой просьбой не портить дело.

– Ну так показать вам фото? – спросила Энни.

– Рог favor, – ответил он и вспомнил, что вначале назвал себя Гарсия.

Они втроем перешли в спальню. Энни открыла стенной шкаф и начала шарить на верхней полке.

– Помогите мне, – попросила она. – Серая папка.

Эрнесто снял папку с полки. Они вернулись в гостиную и принялись рассматривать снимки, причем Энни с гордостью объясняла, кто есть кто и при каких обстоятельствах сфотографирован.

– Это обе мои дочери, когда были еще маленькие. А вот это мой первый муж. А это мы с ним, когда жили в Нью-Йорке. Этот снимок сделан уже в Нью-Джерси. Вот мы все четверо в Виро-Бич, мы тогда только-только переехали во Флориду. Эл решил, что стоит пожить здесь. Мой первый муж… А это…

Эрнесто с трудом выносил ее пустую болтовню.

– Мой второй муж Дом. Доминик Санторо. Знаете фирму «Братья Санторо» в Майами? А вот и Дженни, – обрадовалась она.

Por fin,[20]20
  Наконец-то (исп.).


[Закрыть] подумал Эрнесто и едва не вздохнул с облегчением.

Перед ним лежал снимок шестилетней девочки.

– Нет ли у вас фото, где она постарше? – спросил он.

– Конечно, есть. – Энни принялась перебирать снимки. – Ее снимков вообще-то не много, ведь она рано уехала из дому, в шестнадцать лет. Отправилась в Калифорнию. Мечтала стать актрисой. Она была очень хороша, спросите кого угодно. Играла главную роль в «Суровом испытании». Знаете эту пьесу? Ее написал Артур Миллер. Пьесу поставили в школе, где Дженни училась. Преподаватель, который руководил драматическим кружком, сказал тогда, что она очень талантливая леди. Точно эти самые слова: талантливая леди. Да, сердце ее отца не выдержало, когда она уехала. Я вам уже говорила. Вот смотрите, здесь ей пятнадцать. Красивая, правда?

Она положила перед ними снимок девушки в бикини: вполне развитая красивая грудь, широкие бедра, длинные ноги. Девушка стояла на кончиках пальцев в позе фотомодели, на губах улыбка, ветер растрепал темные волосы.

– Сказать вам по правде, – тараторила Энни, – она моя любимица, хоть и не родная дочь. Самая любимая из трех. Две другие – мои родные дочери, но Дженни я люблю больше. Вы не думаете, что это ужасно с моей стороны? Может, кто-то и считал меня злой мачехой, не знаю, но я любила ее больше, чем родных дочерей, и сейчас люблю. Вот еще одна фотография, тоже на пляже, мы тогда жили в Брейдентоне. Для своего возраста она была очень развита и такая красавица! И умница, у нее всегда были отличные оценки, даже по математике, для девочки это не так просто. Не знаю, как это все вышло потом. Я просто не в состоянии понять, почему она стала проституткой. Элис, несчастная девочка, принимала наркотики, вы знаете. Кэти, та дважды разводилась, Бог знает, чего она хочет от жизни… А вот это Дженни прислала из Лос-Анджелеса, замечательный снимок. Вечеринка в доме у продюсера. В Голливуде. Там, в Голливуде, продюсеры устраивают грандиозные приемы.

Эрнесто смотрел на снимок.

Блондинка, так, это уже больше подходит. Чувственная chiguita[21]21
  Малютка (исп.).


[Закрыть] улыбается в объектив, платье с глубоким вырезом, грудь почти вся наружу, рука на бедре, в другой руке бокал. Длинные ноги в босоножках на высоком каблуке.

Он передал снимок Доминго и обратился к Энни:

– У вас есть еще такие снимки?

– Помнится, что-то она присылала из Сиэтла, я сейчас поищу. – Она снова начала перебирать фотографии. – Неужели это так плохо, что я люблю ее больше всех? – С этими словами она повернулась к Эрнесто и посмотрела ему прямо в лицо. – Детектив Гарсия? Как вы считаете, это дурно с моей стороны?

Доминго весь напрягся.

– Сердцу не прикажешь, – ответил Эрнесто и дотронулся ладонью до груди слева.

– Извините. – Энни запнулась. – Вы ведь сказали, Гарсия вас зовут?

Доминго присел на край дивана, держа в левой руке фотографию Дженни Санторо на вечеринке в Голливуде, словно Кинг-Конг, ухвативший своей лапой Фей Рей.

– Гомес, – ответил Эрнесто и мягко положил руку на правое плечо Доминго.

– Да, Гомес. – Энни улыбнулась. – У меня ужасная память на имена.

– Если вы можете найти другие снимки, – сказал Эрнесто, – por favor.

Доминго разжал у себя в кармане правую руку, ухватившуюся за складной нож.

Глава 7

Среди торговцев наркотиками Луис Амарос был известен под именем Эль-Армадилло, что значит «броненосец». Звали его так вовсе не потому, что он внешне напоминал это своеобразное животное. Вряд ли есть на свете люди, обладающие подобным сходством. Собственно говоря, мало кто и знает, как эти звери выглядят, и почему-то путают их с муравьедами. У муравьеда длинный узкий нос, очень длинный тонкий и липкий язык, большой лохматый хвост, а в целом он напоминает этакое волосатое летающее блюдце о четырех ножках. Армадилло-броненосец весь покрыт броней из роговых пластинок и похож на маленький танк, тоже на четырех ножках. Луис Амарос на танк не походил, скорее его можно было сравнить с пожарным гидрантом. Низенький, приземистый и круглолицый. Дружелюбный и любезный пожарный гидрант, весьма добродушный. Пожалуй, он напоминал доктора Дювалье с острова Гаити, однако не был членом семейного клана Дювалье. Луис происходил из Боготы, где обреталась фамилия Амарос, и занимался он наркобизнесом. Примите это как данность. Если вы колумбиец, а живете во Флориде, вы вряд ли станете заниматься перевозкой кофе в зернах.

Пожалуй, единственным основанием называться Эль-Армадилло было то, что Луис, как и бронированное млекопитающее, подарившее ему прозвище, был надежно защищен. Мало кому удалось бы добраться до него. Любой, кто захочет заняться наркобизнесом, прямо к Луису обратиться никак не может. Он может иметь дело с дюжиной парней из низшего эшелона, но не с Луисом. Именно поэтому многие другие колумбийцы поселялись в чертовски тесных тюремных камерах, а Луис обитал в роскошном доме на Кей-Бискейн.

Луис был весьма смешлив. На его круглом маленьком личике сияла улыбка такая же заразительная, как у Багза Банни.[22]22
  Багз Банни – персонаж мультфильмов, веселый кролик.


[Закрыть] Удивительно, что Луиса не прозвали по-испански Эль-Конехо, то есть «кролик», потому что он куда больше напоминал это милое животное, чем пожарный гидрант или броненосца. Женщины находили Луиса привлекательным. А мужчины-клиенты иногда обращались к нему со словами: «Дорогой ты наш бэби». В самом деле бэби, щечки круглые, хочется ущипнуть, должно быть, потому клиенты так и говорят, считал Луис. На самом деле клиенты имели в виду другое: бэби запрашивает за свой товар бешеную цену. «Дорогой ты наш бэби». За десять центов готов тебе глотку перерезать, вернее, нанять для этой цели какого-нибудь головореза по дешевке.

Луис весьма гордился размерами своего пениса.

У своих девушек он спрашивал: больше у меня, чем у Джонни Холмса? Джонни Холмс был порнозвездой, причем полнейшим импотентом, зато орган у него был невероятной величины. Луис видел фильмы с Джонни Холмсом, тот выглядел как-то вяло и подавленно, словно этот его предмет был слишком длинен, чтобы сделаться достаточно твердым от начала до самого кончика. Все девушки, которым Луис задавал вопрос, у кого больше – у него или у Джонни Холмса, – отвечали, что и спору нет, конечно, у него.

Утром в четверг, когда позвонил из Калузы Эрнесто Морено, Луис показывал одной двадцатилетней негритяночке фокус с яблоком и щепоткой кокаина. Сам Луис был очень белокожий, но питал пристрастие к чернокожим девушкам. И к яблокам тоже. Кокаин он мог нюхать, а мог обходиться и без него. Кокаин – это его бизнес. Все беды Аль Пачино в фильме «Лицо со шрамом», – если отбросить, что он был уродлив и хотел спать со своей сестрой, – происходили оттого, что он пытался совместить бизнес и удовольствие. Каждый раз, как Аль Пачино появлялся на экране, он нюхал кокаин чуть ли не горстями. Луис занимался этим только изредка и понемногу. Однако многие девушки обожали кокаин, и для них Луис держал его в доме. Такие девушки, как правило, оказывались весьма благодарными, но попадались среди них настоящие подлянки, которым приходилось давать хороший урок.

Луис говорил по-английски с испанским акцентом, и девушки находили это симпатичным. Но, конечно, не испанки. Испанки не видели в его акценте ничего особенного – считали, что все так говорят. Американочкам, которые крутились возле гостиничных баров, стройным юным созданиям в коротеньких платьицах, его акцент был вполне по вкусу. Кроме того, они надеялись, что у него есть кокаин. Испанский акцент эти девушки почему-то связывали с кокаином. Современные барышни, только и скажешь: «Хэлло, как поживаете?» – а тебе в ответ: «Привет, меня зовут Синди, нет ли у вас „цветочка“?» «Цветочек» – одно из названий кокаина.

До приезда в Майами Амарос, хоть и занимался наркобизнесом, понятия не имел, сколько у кокаина имен. «Си», «кок», «снежок» – эти он знал. «Порошок счастья», «золотой порошок» – тоже слыхал. А вот «звездный порошок» – нет, такое было для него ново, и еще «белая леди», «конфетка для носа» или «хлопья». Самые забавные – «Бернис», «Коринна», «девушка». Значит, для кого-то нюхать кокаин – все равно что спать с девушкой. Во всяком случае, на лицах у некоторых, когда они нюхали, было такое выражение, будто они совокупляются.

Луис производил сильнейшее впечатление на девушек при помощи фокуса с тиоцианатом кобальта. Смешивал его с наркотиком и наблюдал, как смесь синеет. Чем ярче синий цвет, тем лучше «девушка». Он постоянно держал в доме три или четыре килограмма – на всякий случай. Чтобы был под рукой, когда понадобится. Чем ярче синий цвет, тем лучше «девушка». Впрочем, Луис употреблял свое выражение: чем лучше «девушка», тем лучше девушка. То есть вы даете девушке хороший порошок, а она постарается для вас.

– Вот что мы делаем, – говорил Луис негритяночке. – Вырезаем середину яблока, понятно? Вот смотри.

Чернокожая девушка смотрела во все широко распахнутые глаза. Волосы у нее были причесаны, как у Бо Дерик в фильме «10». Прошлой ночью она сказала Луису, что этот стиль попал к нам из Африки. Послушать черных, так вообще все на свете происходит из Африки, даже еврейское Пятикнижие. Эта девица втягивала в себя кокаин не хуже пылесоса и точно с такой же силой делала минет. Когда он задал ей вопрос насчет Джонни Холмса, ответила: «Больше, чем у Джонни? Он у тебя больше, чем у Господа Бога!»

Он старательно вычищал середину яблока.

– Зачем ты это делаешь? – поинтересовалась девушка.

– Зачем? А вот зачем, – говорил Луис, продолжая ковырять яблоко. – Мы проделываем в яблоке норку. В самом центре.

– Но зачем?

Она сидела нагая на стуле возле кухонного стола в позе индийского йога: колени приподняты, лодыжки перекрещены. Темная кожа блестит.

– Насыпаем туда порошочек, – продолжал он.

– Куда? В яблоко? – удивилась негритяночка.

Ее звали Омелия. Негры любят переиначивать или просто придумывать имена. Омелия звучит как Амелия, но только звучит! Луис знавал черных девушек с именами Лоренна, Клорисса, Норла, – таких имен вообще нет, но звучат они похоже на настоящие. Ему очень нравились черные девушки с их забавно звучащими именами.

– Ну да, в яблоко, – ответил он. – В отверстие.

– Ты только портишь замечательный «цветочек», – сказала она.

– Наоборот, я даю ему приятный запах.

– Кто тебе это сказал?

– Уж поверь мне. – Он насыпал кокаин в яблоко.

Потом взял из стакана на столе пластиковую соломинку, вставил ее в кокаин и через стол протянул яблоко девушке.

Сидел и смотрел, как она втягивает в себя кокаин.

Веки Омелии опустились, ноги слегка расслабились.

– Когда ты кончишь, – сказал он, – я съем яблоко.

– Мы могли бы насыпать немного порошочка в мою норку. – Омелия открыла глаза и хихикнула.

– Ты этого хочешь?

– Я хочу того, чего хочешь ты. Где ты берешь столько порошочка, ты, мужчина?

– У меня есть связи, – ответил Луис.

– Ты почисти мою норку… порошочком.

Зазвонил телефон.

– Извини, – сказал Луис, – я сейчас.

– Лучше не уходи, – попросила Омелия, – у нас с тобой тоже есть дело.

Он ушел в библиотеку, закрыл за собой дверь и только после этого снял трубку. В окно видна была бухта Бискейн, а за ней к югу – Солджер-Кей – Солдатская набережная. Небо ясное и голубое, но после полудня соберутся тучи и хлынет дождь.

– Хэлло! – сказал Луис.

– Луис? – откликнулась трубка.

– Да, я слушаю.

– Это Эрнесто.

Они разговаривали почти пять минут. Разговор шел в основном по-испански.

Эрнесто доложил, что они с Доминго в Калузе и остановились в мотеле «Солнечный щит».

Сообщил, что у них есть семь разных имен, какими пользуется Джоди Кармоди, но ее настоящее имя, как они считают, Дженни Санторо.

Луис спросил, не испанская ли это фамилия, но ведь девица на испанку не похожа.

Эрнесто объяснил, что она итальянка.

Луис промолчал. Он не любил итальянцев, он их отождествлял с мафией, с той самой мафией, которая прикончит его в одну минуту, чтобы завладеть его делом.

Эрнесто дальше сказал, что работенка оказалась очень трудной. Куча разных имен, и больше некого о ней спросить.

Луис велел продолжать работу.

Приказал связаться с неким Мартином Клементом из ресторана «Весна». В Калузе. Сказать этому человеку, что они хотели бы купить хороший кокаин. Пусть поспрашивает кого нужно. Мар-тин Кле-мент, ясно? Надо девку найти.

– Постараемся, – отвечал Эрнесто.

Оба положили трубки. Луис вернулся в кухню, улыбаясь точь-в-точь как Багз Банни. Омелия уже не сидела за кухонным столом. На секунду Луиса охватила паника, и он подумал по-испански: «А что, если она тоже…» Тревожно заколотилось сердце.

– Бэби?

Ее голос.

Издалека. С другого конца дома.

– Найди меня, бэби, – позвала она.

Он пошел искать, гадая, запихнула ли она кокаин в то самое место…

В этот же четверг утром – было без десяти десять – Синтия Хьюлен позвонила Мэтью из приемной по внутреннему телефону. Пришла какая-то девушка и хочет поговорить с ним об Отто Самалсоне. Мэтью попросил немедленно пропустить девушку к нему.

Девушке было на вид лет семнадцать, не больше. Рыженькая и в веснушках. Синие шортики, белая маечка с коротким рукавом. Она появилась в дверях и замерла на пороге. Мэтью на секунду подумал, что она сейчас повернется и удерет.

– Присядьте, пожалуйста, – предложил он как мог приветливей и показал на стулья у стола.

Девушка явно была сама не своя.

– Мисс? – спросил Мэтью.

Она молча кивнула.

– Ну садитесь же, прошу вас.

Девушка бочком подобралась к одному из стульев, села и непроизвольным быстрым движением скрестила руки на груди.

– Простите, – продолжал Мэтью все тем же мягким и вежливым голосом, – я не знаю вашего имени.

– Келли, – хрипло выговорила девушка и откашлялась. – Келли О'Рурк.

– Чем могу быть полезен, мисс О'Рурк?

Она уставилась на него во все глаза. Что она такое узрела, уж не рога ли?

– Итак, мисс?

– Да, сэр.

– Пожалуйста, перестаньте волноваться.

– Я и не думала волноваться.

– Вы собирались поговорить со мной об Отто Самалсоне?

– Да, сэр.

– Что же вы хотели о нем рассказать?

– Я прочитала в газетах, что он работал на вас.

– Да, он иногда делал для нас кое-какую работу.

– В газете написано, что он агент фирмы «Саммервилл и Хоуп».

– Написано, однако это не вполне точно.

– Но я только из-за этого пришла сюда. – В голосе у Келли прозвучало глубокое разочарование, словно у ребенка, которого обещали повести в цирк и обманули. – Потому что в газете так было написано.

– Возможно, я сумею вам помочь, – сказал Мэтью. – Вы, кажется, хотели мне что-то сообщить?

Келли снова смутилась. Потом вдруг выпалила:

– Я его видела.

– Когда?

– В воскресенье вечером.

– Где?

– В табачном магазине, где я работаю. Он зашел и попросил пачку сигарет.

– А где это?

– На сорок первой дороге. Сразу у моста на Уиспер-Кей.

– Которого? Северного или Южного?

– Северного.

– В котором часу это было?

– Примерно в четверть одиннадцатого.

– Вы уверены, что это был он?

– Да, я сразу узнала его на фотографии в газете. Он показался мне симпатичным человеком.

– Он таким и был, – сказал Мэтью. – Он говорил еще что-то?

– Н-нет, только что ему не нужны спички. Когда я подала ему сигареты. Сказал: «Спасибо, а спички не нужны, у меня зажигалка».

– Он был один?

– Да.

– Вошел к вам один?

– Да.

– И вышел один?

– Да. Только…

Мэтью записывал ее слова, но тут отложил ручку.

– Продолжайте, прошу вас!

– Я наблюдала за ним через окно витрины, понимаете? Такое большое окно. Потому что он мне понравился, симпатичный маленький человек. Делать мне все равно было нечего, в магазине ни одного покупателя.

– Ну?

– Он сел в машину и уехал.

– Дальше, дальше, Келли!

– А другая машина поехала сразу за ним. Как будто дожидалась, когда он выйдет, понимаете? Развернулась и поехала.

– Вы уверены, что именно за ним?

– Повернула там же, где и он.

– В каком направлении?

– На юг по сорок первой дороге.

– Что это была за машина, Келли?

– Черный «торонадо», – уверенно ответила она. – С красными полосами и затемненными стеклами.

– Вам не удалось увидеть номерной знак?

– К сожалению, нет. Мне и в голову не пришло, что за ним гонятся убийцы. Откуда я могла знать?

– Вы заметили, кто сидел в машине?

– Нет. Я же вам сказала, стекла были темные.

– Даже не видели, сколько их там… один или двое?

– Нет, не видела.

– Может, еще что-то вспомните? Из того, что сказал или сделал мистер Самалсон?

– Да, сэр. – Келли неожиданно улыбнулась. – Он пошутил насчет моих волос. Будто из-за них моя голова кажется огненной.

Едва девушка ушла, Мэтью позвонил в полицейское управление Калузы Куперу Роулзу. Впервые он столкнулся с Роулзом, когда тот расследовал так называемое дело Джека – фасолевого фермера, но Мэтью его поминал как «дело о пуле в плече». К несчастью, плечо было его собственное, а пуля летела из скорострельного оружия, неся с собой огонь и боль.

Роулз в ту памятную августовскую ночь был вместе с Блумом наверху и допрашивал подозреваемого Джека Кроуэла, который, поняв, что полицейские опровергли его алиби, решил использовать свой последний шанс. Выскочил через парадный вход босиком и без рубашки, с пистолетом в правой руке, проложил себе путь сквозь небольшую толпу, собравшуюся на ступеньках перед дверью, и чуть не свалился на женщину, которая сидела, по-гаитянски широко расставив колени и засунув подол между ног. Мэтью в соответствии с инструкциями Блума ждал на улице. Услышав, что Блум кричит: «Стой, стрелять буду!» – Мэтью оторвался от крыла автомобиля и кинулся Кроуэлу наперерез, полагая, что Блум со своим пистолетом висит у преступника на пятках, и ничуть не ожидая того, что произошло дальше.

А дальше он получил первую в своей жизни пулю и не хотел бы, чтобы это когда-нибудь повторилось, потому что пуля не просто свалила его с ног, но причинила адскую боль. Роулз в эту ночь говорил мало. Он вообще был мужчина немногословный. Только головой покачал и пошел вызывать по радио санитарную машину.

Сейчас Мэтью, набрав нужный номер, хорошо представил себе Роулза. Великан, черный как полярная ночь, широченные плечи и грудь. Тяжелые большие руки. Рост шесть футов четыре дюйма, а вес по меньшей мере двести сорок фунтов.

Когда Роулз взял трубку, Мэтью сказал:

– Детектив Роулз? Это Мэтью Хоуп. У меня есть для вас информация.

Роулз молча слушал, как Мэтью повторяет ему то, что сообщила Келли О'Рурк не более чем пять минут назад.

Мэтью кончил, но Роулз молчал еще довольно долго.

– Насколько мне известно, вы были очень заняты, – заговорил наконец Роулз.

Мэтью решил было, что угрожающая интонация в голосе Роулза ему только почудилась, однако тот продолжал:

– Думается, вы должны были сделать еще одно сообщение управлению полиции, мистер Хоуп.

Мэтью промолчал.

– Я имею в виду, что вы побывали у миссис Неттингтон до того, как это сделали мы.

Ошибиться в интонации Роулза на этот раз было невозможно.

– Миссис Неттингтон – моя клиентка, – возразил Мэтью.

– И поэтому вы позволили себе задавать ей вопросы о том, где находился ее муж поздно вечером в воскресенье, когда был убит Самалсон?

– Ну и что? – не сдавался Мэтью.

– Я полагаю, вы меня поняли, мистер Хоуп, – продолжал Роулз. – Я не думаю, чтобы вы себе позволили действовать подобным образом, если бы Мори не находился на отдыхе. Ведь Мори звонил вам по-дружески и просил вас снять наблюдение. И я хотел бы уяснить, почему вы позволяете себе вести ваше личное маленькое расследо…

– Никто не ведет никакого личного… – перебил его Мэтью, но Роулз тоже не дал ему договорить.

– Вот как? Я слышал от Дэвида Ларкина, что вы и к нему являлись и делали разные подходцы по поводу дела, которое вел для Ларкина Самалсон. Вы случайно не представляете также интересы мистера Ларкина?

– Нет, детектив Роулз, я не представляю интересы Дэвида Ларкина.

– Ну-ну, вы еще позволяете себе обижаться, – рычал Роулз. – Обижаться на меня! Продолжайте в том же духе.

Мэтью не отвечал.

– С кем еще вы беседовали? – спросил Роулз.

Мэтью молчал.

– Вы меня слышите? Вы ни с кем больше не беседовали?

Мэтью ни слова.

– Благодарю за сообщение о «торонадо», – прорычал Роулз и повесил трубку.

Армадилло, такое у него прозвище.

Когда она это услышала в первый раз, ее передернуло. Нет уж, пожалуйста, у меня прямо мурашки по коже! Армадилло – это вроде змеи, да? Чешуя и все такое. Как у змеи.

Нет, объяснил он ей, армадилло – животное, которое ест муравьев.

Замечательно, сказала она, стало быть, этот тип тоже ест муравьев или как?

Тут он ей растолковал, что парня зовут Луис Амарос, это его настоящее имя, и он живет в огромном доме на Кей-Бискейн, дом стоит у самой воды, просто великолепный дом, стоил ему миллион или миллион двести, не меньше. У него есть парусная шлюпка на причале прямо за домом плюс моторный катер, а в гараже «ягуар» и «роллс-ройс», короче, у парня есть все, что только можно пожелать, уж ты мне поверь. Он, конечно, профи, тут она права, толкает кокаин, а в доме держит шесть-семь кило для своих подружек. Но это вовсе не значит, что его надо бояться. Когда они сделают дело, как задумали, то сразу слиняют из Майами вместе с кокаином. Амарос не ринется за ними в погоню, зачем ему? Из-за каких-то вшивых двух или трех килограммов, подумаешь, дело! И вообще – как он их отыщет? Штат большой, а вся страна еще больше.

Амарос считает себя ходоком по женской части, глаз у него наметанный, с обыкновенными проститутками он не путается, а Дженни ничуть не похожа на такую и потому отлично подойдет для данного случая. Он, наверно, думал, что делает ей комплимент, а она как раз ничего не имела против того, чтобы выглядеть как проститутка. В Лос-Анджелесе, например, проститутки одеваются как девушки из колледжа, если хотят с толком проворачивать свои дела. А вполне порядочные барышни очень часто похожи на шлюх. Или взять кинозвезд, уж у них-то вид самый распроституточий. Посмотрите на них, когда им вручают призы Академии.[23]23
  Речь идет об Американской академии кинематографических искусств и наук, которая ежегодно вручает актерам и другим деятелям кино всемирно известные призы «Оскар».


[Закрыть] Можно подумать, что эти премии получают за самые большие титьки и зад.

Ее до сих пор огорчает, что она не стала одной из этих актрис. Когда смотрела вручение «Оскаров» по телевизору, становилось так грустно, что она не стоит на сцене и не произносит благодарственную речь. Ей просто плакать хотелось, глядя на чужое торжество… Благодарю вас, благодарю, я тронута до слез. О, благодарю! Я хотела бы выразить признательность моему замечательному режиссеру, а также моим талантливым коллегам, моему доброму и понимающему продюсеру, но больше всего я хотела бы поблагодарить мою мать, Энни Санторо. За то, что она проявляла ко мне столько любви и понимания. Мама?

И при этих словах она подняла бы «Оскара» повыше.

Мама, ведь на самом деле это твой приз.

И слезы на глазах…

Все-таки приятно, что он так сказал. Будто бы она не похожа на шлюху. То есть выглядит как чистая девушка, из соседнего коттеджа, девственница. Она играла не без успеха эту роль в Калифорнии, когда назвалась Мэри Джейн Хопкинс. Маленький такой цыпленочек, ручки крутят подол платьица, Господи, мистер, я… со мной раньше никогда ничего такого не было… Давно все это миновало, ах как давно. Мэри Джейн Хопкинс умерла, ее больше нет. Но ей лестно, что, по его мнению, она все еще выглядит невинной и чистой как первый снег.

Клиентка, которая нюхала кокаин у Амароса, была такая же шлюха, как и Дженни, но Амарос, разумеется, этого не знал. Иначе не стал бы с ней вязаться. Он подцепил ее в Касба-Лаундж в своем излюбленном отеле «Марокко». Прелестный отель, ничего не скажешь, в холле звучит негромкая и таинственная музыка в африканском стиле, повсюду занавески из бисерных нитей и официанты в красных фесках, приглушенный свет, шлюх навалом, но Амарос не распознал самую обыкновенную проститутку под облегающим тело блудницы пурпуром. Попросту не допер, что Ким – ее настоящее имя было Аннабел – шлюха, и начал к ней клеиться, как к порядочной. Какая у вас работа, давно ли вы в Майами, откуда вы родом и так далее. Сказать по правде, Ким получала немалое удовольствие оттого, что этот толстенький коротышка с испанским акцентом и роскошным бриллиантовым кольцом на пальце, с улыбкой, как у Багза Банни, не догадывается, кто она на самом деле – шлюха за сто долларов в час. Когда Амарос спросил, нюхала ли она когда-нибудь кокаин, Ким заинтересовалась по-настоящему. Наскочить на парня, у которого есть кокаин, и провести с ним время куда лучше, чем просто заработать сотню. Ким, конечно, прикинулась невинной овечкой, смотрела на Амароса большими глазами и, пока официант в красной феске не принес им какое-то лиловое пойло, несла чушь: ах, мистер Амарос, я всего только маленькая девочка из Миннесоты, откуда мне знать про кокаин и всякие плохие вещи и так далее.

В конце концов Амарос пригласил ее посмотреть его большой дом на Кей-Бискейн; ну, тут уже у Ким глаза совсем полезли на лоб – это был такой дом! Амарос при ней открывает сейф и достает оттуда пластиковый мешок с белым порошком, похожим на сахар, кладет мешок на тумбочку и распечатывает его, а она берет порошок на палец и пробует – и ах, Боже мой, да это же кокаин высшего сорта! Амарос показывает ей фокус с каким-то химическим веществом, от него кокаин синеет, и он говорит, чем ярче цвет, тем лучше «девушка», но она уже нюхает вовсю через свернутую в трубочку двадцатидолларовую бумажку, и Амарос может больше не доказывать, как это прекрасно.

В сейфе она видела еще шесть пакетов.

Амарос сказал, что держит кокаин для друзей.

Она просто счастлива, что он такой гостеприимный. Но ведь он мог бы заняться наркобизнесом, а?

Амарос веселится, как в старые добрые времена. Он ведет маленькую славную девчушку из Миннесоты по грешным путям большого скверного мира. Показывает ей фильм с порнозвездой Джонни Холмсом, у которого огромный член, и спрашивает Ким, у кого больше – у него или у Джонни. И она отвечает: конечно, у тебя, милый, вопроса нет. И, в общем, не врет, потому что для такого коротышки член ему привешен недурной.

Итак, идея для Дженни: отправиться в ту же самую Касба-Лаундж и сидеть в баре, попивая что-нибудь фиолетовое или розовое. Сидеть и ждать рыцаря своей мечты, который явится в один прекрасный вечер. И она случайно встретится с ним глазами и разыграет из себя невинную маленькую девочку из Дубьюка, штат Айова. Он увезет ее в свой замок на Кей-Бискейн, и там откроет сейф, и достанет пакет кокаина, и покажет фокус «чем-ярче-цвет», а потом фильм о Джонни Холмсе, и предъявит собственное орудие, и она подсыплет малость хлоралгидрата ему в стакан, и когда он вырубится, уйдет, забрав из сейфа кокаин, ну как, звучит?

Дженни полагает, что звучит великолепно. Потому что для нее это выход.