Текст книги "Золушка"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Чему вы улыбаетесь? – спросил Винсент.

– Да так, вспомнил одну вещь.

В Майами-Бич Доминго решил, что Элис недостаточно быстро ищет адрес.

На этот раз он ткнул ее ножом в руку.

– Перестань! – вскрикнула Элис. – Я стараюсь, как могу.

Через минуту, не больше, он снова порезал ее, когда она открывала верхний ящик туалетного столика. Кольнул ножом в лицо повыше глаза. «Да что с тобой такое?» – разозлилась она, швырнула записную книжку на столик и побежала в ванную за полотенцем. Номер состоял только из двух комнат – жилой, где помещались кровать и туалетный столик, и ванной. Пока Элис смывала над раковиной кровь с лица и рук, Эрнесто и Доминго обсуждали по-испански, убивать ее или не убивать. Эрнесто обвинял Доминго в том, что он нанес девушке ран больше, чем нужно было, чтобы напугать, и теперь она может заявить на них в полицию, едва они уйдут. Элис не понимала, о чем они там треплются по-испански. Она старалась остановить кровь, которая все еще текла из ранки над глазом. Ни одной минуты она не думала, что ее могут убить. Ведь она дала им адрес, чего же еще? Думала она совсем о другом: как поскорее улизнуть из номера, ведь ее хахаль не будет ждать целую вечность на углу Коллинз-авеню и Линкольн-роуд.

А двое в комнате решили, что ее придется убить.

Когда она вышла из ванной с пластырем над левым глазом, Доминго стоял, держа в руке нож, и лицо у него было странное. Эрнесто загораживал дверь в коридор с тем же странным выражением на лице.

Элис кинулась обратно в ванную и заперлась.

Из комнаты не доносилось ни звука.

Она слышала только стук собственного сердца.

Немного погодя до нее донеслись их приглушенные голоса: они тихо-тихо переговаривались по-испански.

Необходимо одно: открыть окно ванной. Пролезть через него и выскочить на улицу. Номер на втором этаже, она ушибется, если прыгнет, но это не так страшно, как смерть от ножа. Замок в двери открыть легко, стоит нажать кнопку в ручке. Почему они еще не сделали этого? Боятся шума, вот почему. К ней один раз ломился торговец наркотиками, которому она задолжала, так он поднял на ноги весь дом. Да, они боятся нашуметь. Только шепчутся, шепчутся по-испански.

Щели в раме окна были закрашены наглухо, просто так окно не откроешь.

Она поискала, чем бы отодрать краску.

Ничего.

Поискала, чем разбить стекло. Она должна выбраться отсюда любой ценой, чтоб их!

Ничего.

Дверь начала потрескивать.

Они стараются взломать дверь без шума. Просунули кредитную карточку между притолокой и дверью, пытаются отодвинуть язычок замка. Элис обмотала правую руку полотенцем, которым вытирала раньше кровь с лица, ударила в стекло. Оно зазвенело, посыпались осколки… и в эту самую секунду отворилась дверь. Элис закричала.

В дверях стоял Доминго с ножом в руке.

Клочья остриженных волос падали Ларкину на плечи, на бледно-голубой пеньюар, который всегда дают в парикмахерской; надеть и завязать его самостоятельно практически невозможно, для этого надо быть фокусником или чародеем. Такие же точно пеньюары они дают женщинам в другой половине салона. Все-таки интересно, носит ли Винсент женское платье. Ларкин готов был держать пари, что когда педики встречаются на свидании, они одеты по-женски. Пользуются губной помадой, и тому подобное. Ларкин взглянул на себя в зеркало и попытался представить, как бы выглядела помада у него на губах. Волосы каштановые, глаза темные, широкий лоб, крупный нос, рот вытянут в прямую линию. Накрасить такой рот губной помадой все равно что сделать горилле маникюр. У Винсента лицо гораздо мягче. Бледный овал. Светло-карие глаза. Пухлые женственные губы. Черные волосы причесаны как у гомиков, это главный признак.

– Вы собираетесь в Европу этим летом? – спросил Ларкин.

– Я хочу покинуть Калузу надолго, – ответил Винсент.

– Да? А почему?

– Просто устал от нее.

– Куда же вы направляетесь? Здесь вы только начали обживаться.

– О, я, право, не знаю.

(В Майами-Бич в эту самую минуту судебный медик, склонившись над окровавленным телом женщины на полу ванной комнаты, высказал компетентное суждение, что она получила множество колотых и резаных ран, а непосредственной причиной смерти послужило проникающее ранение сердечной артерии.)

– Имея такую профессию, вы найдете работу в любом месте.

– Безусловно.

– Стоит только захватить с собой ножницы. – Ларкин рассмеялся.

– Разумеется. Однако я подумываю о том, чтобы расстаться со своей профессией. Точно еще не решил.

– Надоело быть брадобреем?

– Модельером – да.

– Чем же вы займетесь?

– Буду вести приятную во всех отношениях жизнь. Заделаюсь этаким дегенератом. Кто знает?

– Приятная жизнь требует денег, – заметил Ларкин.

– Ну… я кое-что сумел отложить, – пожал плечами Винсент.

– А все же в какие края собираетесь?

– Может быть, в Азию.

Ларкин попытался себе представить, как будет выглядеть Винсент в Азии. Кучка безволосых китайских гомиков. Все они курят опиум. И среди них Винсент в длинном голубом платье, зеленовато-голубом, как у Золушки на костюмированном балу Джакаранды. Ларкину не нравилось, как выговаривают это название кубинцы: Хакаранда. Для него оно связано с именем Джек: шустрый Джек, быстрый Джек – Джек Аранда. Что за имя? Его собственное подлинное имя Дэвид Ларгура. Все его двоюродные братья-иммигранты носили итальянские имена: Сальваторе, Сильвио, Игнацио, Умберто… а его мать выбрала ему еврейское имя – Давид. Ларгура по-итальянски «место». Он переменил фамилию и стал Ларкином лет тридцать назад. Назови его сейчас кто-нибудь прежней фамилией, он бы, черт побери, не понял, о чем речь. Ларкином он прожил гораздо больше времени, чем Ларгурой.

– Здравствуйте, меня зовут Дэвид Ларкин.

– Привет! А меня Анжелой Уэст.

– Хотите сфотографироваться, Анжела?

– Почему бы и нет?..

– Шри-Ланка, – услышал Ларкин голос Винсента. – Или Гоа. Или остров Бали. Сколько угодно мест, куда можно поехать.

(В Майами-Бич тем временем машина «Скорой помощи» увозила тело зарезанной женщины. Какой-то человек, который стоял возле гостиницы и ковырял в зубах, утверждал, что зарезанную зовут Элис Кармоди, она наркоманка и живет в номере 2А.)

– Мест сколько угодно, если у вас есть деньги, – согласился Ларкин.

– …Пойдете со мной, Анжела?

– Почему бы и нет?

Все очень просто. Девушка что надо, лет двадцати, а ему пятьдесят три. Плевать, если она проститутка. Он в отличной форме, занимался йогой на пляже. Случалось быть в постели с подросточками, один раз даже с двумя одновременно, и все остались довольны, никаких жалоб, благодарю вас. Pizzichi е baci no fanno buci, как говорила его мать, что значит: можешь целовать и щипать кого хочешь, следов не остается. Pizzichi е baci no fanno buci. Неправда, мама.

Хотите сфотографироваться? Почему бы и нет? Сейчас вылетит птичка, клик-клик-клик!

Хотите пойти ко мне домой? Почему бы и нет? Щипки и поцелуи. Увы, следы остаются – и много, мама.

Анжела Уэст, глупышка.

Он ее подцепил…

– …Или Таиланд, – продолжал свое Винсент. – Мало ли мест.

Винсент убрал ножницы, но разговор об Азии продолжался. Ни один из них там не был, но почему не поговорить? Теоретически.

В Майами в это время Эрнесто и Доминго ехали в открытом «крайслере ле-барон» по Саншайн-Стейт-Парквей на север, в сторону Орландо.

Доминго признался, что Элис показалась ему очаровательной и привлекательной. По-испански это прозвучало так: «Me gustarna culiarla».

Глава 4

Летом погода в Калузе на редкость устойчивая. День за днем, день за днем, день за днем температура воздуха в пределах девяноста градусов.[14]14
  По Цельсию – около тридцати градусов.


[Закрыть] Влажность девяносто. Ливни после полудня, а к вечеру снова ясно, и температура поднимается к тем же девяноста. Влажность та же, что и перед дождем. Мэтью видел в этом некую надежность, хотя, с другой стороны, нет ничего более занудного, чем неизменно предсказуемое постоянство.

В этот вторник он, собираясь в офис, надел легкий светло-коричневый костюм. В два часа, когда он отправился в машине из «деловой Калузы» в Сабал-Кей, костюм имел вид весьма помятый и бесформенный. Мэтью поднял окна и включил на полную мощность кондиционер. Слева от машины тянулся Мексиканский залив, вода светло зеленела под почти безоблачным небом, которое уже начало темнеть на горизонте с запада – там собирались грозовые облака. В три или полчетвертого, самое позднее в четыре пойдет дождь. Посетители, которых летом в конторе было немного, считали, что дождь умеряет духоту.

Мэтью уже миновал наиболее застроенные прибрежные кварталы. Северная часть песчаной отмели Сабал-Кей оставалась до сих пор почти в таком же девственном виде, как в старые добрые времена, когда в районе Калузы и Тимикуа жили только индейцы. С запада ее омывал Мексиканский залив, с востока лежала бухта Калуза-Бей; у воды – перепутаница мангровых зарослей, повыше – сосны и пальмы, среди которых поодаль один от другого виднелись немногочисленные дома. В одном из домов обитала Карла Неттингтон.

Женщина лет тридцати, не слишком красивая – такие лица тактичные журналисты называют «значительными», – она явилась, элегантно одетая, высокая и стройная (несколько плоскогрудая), в контору Саммервилла и Хоупа двадцать третьего мая с видом весьма озабоченным, который как-то не слишком соответствовал обсуждению простого вопроса о составлении завещания. Было в Карле Неттингтон нечто старомодное, несколько викторианское, и в тот день Мэтью не мог бы себе ее представить, скажем, в купальном костюме.

Тем не менее в этот вторник она встретила его у себя дома именно в купальнике. Она знала о его приезде, потому что он предварительно позвонил. Правда, она предупредила, что скорее всего будет не в доме, а за домом. Мэтью позвонил у парадного входа, не дождался ответа и пошел вокруг дома по дорожке буйно разросшегося сада, где ярко полыхали красные цветы бугенвиллей и желтел гибискус. Едва он свернул за угол, как увидел Карлу: она поднялась с шезлонга и шла ему навстречу с протянутой для рукопожатия рукой.

На ней было черное бикини – почти ничего, особенно то, что изображало бюстгальтер; худощавые бедра плотно обтянуты узкой полоской трусов. Она была высокая и длинноногая; кожа казалась очень белой на фоне черного купальника, и эта бледность плоти делала женщину хрупкой, беззащитной и неотразимо сексуальной. Мэтью подумалось, что она, в отличие от большинства женщин, вряд ли казалась бы более возбуждающей, если бы сняла с себя все. Да, она соблазнительна, несмотря на тощие бедра и выступающие ключицы. Движения свободные, почти мальчишеские, темные волосы обрамляют узкое лицо, глаза прячутся за огромными солнечными очками, большой рот не накрашен, улыбка делалась тем шире, чем ближе она подступала к Мэтью.

– Мистер Хоуп, я рада видеть вас.

Голос хрипловатый, то ли она много курит, то ли часто выпивает.

Она пожала ему руку.

– Быть может, я не вовремя? – спросил он.

– Нет-нет, как видите, я просто сидела здесь и читала. – Она ленивым движением руки указала на шезлонг, на столике возле которого были разбросаны журналы; стоял там и кувшин с лимонадом и маленькое ведерко со льдом. На подносе рядом с ведерком – два пустых стакана.

– Хотите лимонаду? – спросила она.

– Если можно.

Она набросала в оба стакана ледяных кубиков и налила лимонад. В ослепительных и жарких лучах солнца особенно яркими казались три цвета – белый, желтый, черный. Рубашка и пиджак Мэтью буквально прилипли к телу. Женщина протянула ему стакан, он подождал, пока она нальет себе.

– Садитесь, пожалуйста.

Мэтью опустился в шезлонг. Некоторое время они молча потягивали лимонад. Внизу под манграми пеликан нырял за рыбой. Чуть рябила вода в бассейне, ярко-голубая под ясным небом. Дворик и бассейн примыкали к полосе мангров, и за манграми вода была уже не голубой, а серо-зеленой. Грозовые облака приближались, и в воздухе пахло дождем. Но солнцу словно бы не хотелось уходить за облака, его луч передвинулся с одной лодыжки на другую, белый на белом.

– Итак, – заговорила женщина, – вашему человеку удалось что-то узнать.

Вот и все дела. Она даже не знала имени нанятого им сыщика, она пришла к Мэтью именно для того, чтобы избежать контакта со столь непристойной особью рода человеческого. Стало быть, она и не знала о том, что особь эта мертва: убита двумя выстрелами в упор в жаркую летнюю ночь. Восьмое июня – разгар лета в штате Флорида. Оно здесь начинается иной год с конца апреля. Насильственная смерть настигала людей, случалось, и в штате Флорида, и настигла воскресной ночью милого человека по имени Отто Самалсон, который слишком много курил и оттого покашливал и который отлично справлялся со своим делом. «Ваш человек» – так назвала его она. Мэтью не был уверен, что Отто понравилось бы, если бы его считали чьим бы то ни было человеком. Сам Мэтью назвал бы Отто своим, совершенно своим.

– Мой человек мертв, – сказал Мэтью.

– Что? – Женщина непроизвольным жестом сняла свои солнечные очки.

Солнечные очки были на ней и в тот день, когда она явилась к ним в офис, и она их не снимала в течение всего визита. Лицо у нее было вытянутое и озабоченное, очки усиливали впечатление мрачной озабоченности, черные на белой коже, непроницаемые, словно загадочная надпись на неизвестном языке. В конторе она тогда сказала, что ее мужу сорок пять, а о ней самой Мэтью, прикинув, подумал: лет за тридцать и, пожалуй, ближе к сорока. Теперь он впервые увидел ее глаза – цвета зеленой болотной воды, молодые и оживленные умом. Без очков она выглядела лет на десять моложе, и угловатость сложения определенно шла ей.

– Он был застрелен на Тамайами-Трейл, – сказал Мэтью, а она продолжала смотреть на него неподвижным взглядом. – В ночь на прошлое воскресенье. Его звали Отто Самалсон.

Зеленые глаза не изменили своего застывшего выражения.

– Вы могли прочесть об этом в газетах. Или увидеть по телевизору.

– Нет, я ничего не читала и не видела.

– Во всяком случае, он мертв.

– Мне грустно слышать это, – произнесла она и, не делая паузы, добавила: – Значит ли это, что я должна искать другого детектива?

А я, я-то как, думал Мэтью. Что остается делать мне? Неужели безвременная и нелепая смерть Отто Самалсона означает, что я всего-навсего должен отыскать другого частного детектива для услуг ей, другого, но столь же безликого и анонимного?

Он едва удержался от вздоха.

– Если вы полагаете, что он вам нужен, – сказал он.

– Но ведь этот человек мертв.

– Да, он мертв, миссис Неттингтон.

– Мы ведь должны как-то продолжать…

– Миссис Неттингтон, я получил от него отчет. Вчера я прослушал магнитофонную запись.

– Почему вы мне сразу об этом не сказали? Когда вы получили этот отчет?

– Во второй половине дня в прошедшую пятницу.

– И не позвонили мне?

– Отто хотел сделать дубликат записи. Я решил подождать, пока он его сделает.

– Какая это запись? О чем речь?

– Видите ли, Отто установил магнитофон…

Карла не дала ему договорить.

– Кто она? – быстро спросила она. – Кто эта женщина?

– Некая Рита Киркман.

По выражению ее глаз он понял, что имя ей неизвестно.

– Она живет в Харбор-Эйкрс, – продолжал Мэтью. – Там и сделана запись. В ее доме.

– Где запись? Я хочу ее услышать!

– Запись? У Отто в офисе. Полиция…

Она перебила опять:

– У вас нет ее с собой?

– Нет. Полиция расследует дело об убийстве, миссис Неттингтон.

– Вы хотите сказать, что пленку прослушают в полиции?

– Вполне реальная возможность.

– О Боже! – воскликнула Карла. – И что там записано?

– Все, что вы хотели, – ответил Мэтью.

– Когда я могу послушать ее?

– Я свяжусь с полицией. Я уверен…

– Я не хотела бы вмешивать полицию в свои дела.

– Да, но, к несчастью, Отто был убит, – сухо заметил Мэтью.

Она молча уставилась на него, пытаясь сообразить, есть ли в его словах ирония.

– Ваш муж был дома в ночь на воскресенье? – спросил Мэтью.

Молчание.

– Миссис Неттингтон!

Она снова надела очки.

– Не знаю, – сказала медленно. – Меня самой не было дома. Ходила в кино с приятельницей.

– И вы не звонили домой в тот вечер? Из бара, ресторана, еще откуда-нибудь?

– Мы были в «Марине Лу». Нет, не звонила.

– Муж был дома, когда вы вернулись?

– Да, он лежал в постели. Спал.

– И вы не знаете, был ли он все время дома или…

– Нет, не знаю.

– Какой фильм вы смотрели?

– «Доктор Живаго». В пятый раз. – Она улыбнулась. – Его снова показывали в «Фестивале».

– Это на Норт-Трейл?

– Да.

– Хороший фильм, – сказал Мэтью.

– Очень романтичный, – отозвалась она.

И наступило долгое молчание.

– Миссис Неттингтон, – снова заговорил Мэтью, – полагаете ли вы, что ваш муж узнал о слежке?

– Не имею представления.

– Он вам ничего такого не говорил?

– Ничего.

– Не обвинял вас в том, что вы наняли сыщика?

– Нет.

– Никаких намеков?

– Нет, ничего подобного. – И вдруг она спохватилась.

– Ведь вы задаете те самые вопросы, которые станет задавать полиция, верно? Дэниел – подозреваемый, да? Именно потому, что убит человек, который его выслеживал.

Она одним рывком перебросила ноги через ту сторону шезлонга, которая была ближе к Мэтью, и теперь смотрела ему прямо в лицо. Губы стиснуты в одну жесткую линию, в солнечных очках отражаются грозовые облака, высокие, точно замковые башни, нагромождения туч. От залива налетел порыв холодного ветра.

– Они спросят Дэниела, где он был в ночь на воскресенье, и Дэниел захочет узнать, почему они его об этом спрашивают, и тогда они должны будут сказать ему, что убит частный сыщик, а мой муж спросит, какое отношение имеет к нему частный сыщик. Тогда они сообщат, что сыщик следил за ним и теперь убит, что наняла этого сыщика жена, и мой треклятый брак провалится в сортир!

– Миссис Неттингтон, – сказал Мэтью, – я считал, что вы пришли ко мне именно за этим.

– Но не потому, что я этого хотела!

– Однако вы мне сообщили… простите, но вы сами сказали, что думаете о разводе. Вспомните: вы говорили, что если ваш муж и в самом деле…

– Ничего подобного! – отрезала она.

Мэтью даже вздрогнул.

– Забудьте об этом! – продолжала Карла. – Благодарю вас, мистер Хоуп, и прошу вас прислать мне отчет вашего человека и запись, ну и конечно, ваш счет.

Он смотрел на нее, ошарашенный.

– А теперь уходите! Оставьте меня одну, хорошо?

– Миссис Неттингтон…

– Пожалуйста, уходите! – повторила она.

Когда Кейт Кармоди вернулась во вторник с работы, в гостиной у нее сидели двое мужчин. Оба испанцы. Один чисто выбрит и строен, как тореадор, другой огромный и толстый, с тоненькими лоснящимися усиками. Чисто выбритый читал номер «Пипла», а толстый чистил себе ногти кончиком тонкого и узкого ножа. Кейт глянула на них – и кинулась к дверям.

Человек с ножом мгновенно оказался на ногах.

Он схватил ее за плечо, оттолкнул от двери и оттеснил в комнату, а дверь запер. Второй отложил журнал и спросил:

– Мисс Кармоди?

Сильный испанский акцент. Кейт сразу подумала о Майами. И о своей сестре Элис. Испанцы, ясное дело, имеют отношение к этой дуре и наркоманке в Майами.

– Чего вы хотите? – спросила она. – И кто вы такие?

– Эрнесто, – улыбнулся стройный. – Доминго, – указал он на толстого.

Толстый с ножом ничего не сказал и даже не улыбнулся. Именно он больше всего беспокоил Кейт.

– Что вам здесь нужно? – сказала она, испуганная: еще бы, пара каких-то испанских типов у нее в доме, один из них с ножом, больше похожим на саблю! – но к тому же и раздосадованная. Придешь домой после целого дня, проведенного с Мики Маусом, и хочешь только одного: хлебнуть холодного пива и поскорее переодеться в старые шорты и босоножки. Квартира у нее крошечная: гостиная размером с гардеробный шкаф в приличном доме, кухня, слишком тесная даже для тараканов, и спальня с обувную коробку. Шесть миль от Диснейленда, где Кейт работает билетным контролером аттракциона «Путешествие по Джунглям». Работа ей не нравилась, не любила она и город Орландо и успокаивала себя тем, что здесь она временно. Во Флориде повсюду вода и лодки, только не в этом дрянном городишке, похожем на пустыню. Если бы не Мир Диснея, никто на свете и слыхом бы не слыхал об Орландо. Название города напоминало имя какого-нибудь иллюзиониста, который выступает со своими фокусами в перерывах между номерами представления. А теперь, леди и джентльмены, мы рады представить вам Великого Орландо! И двух его ассистентов, Эрнесто и Доминго, которые покажут вам, как забраться в маленькую квартирку, не применяя грубых отмычек…

– Как вы сюда попали? – спросила она у Эрнесто.

– Дженни Санторо, – ответил он. – Ваша сестра.

Такой акцент можно удалить разве что при помощи мачете. Вместо «Дженни» он произносил «Хенни», а слово «сестра» звучало как «систа».

– Ну и что с ней такое? – поинтересовалась Кейт. – Ну Дженни, так что?

– Где она?

– Откуда мне, черт побери, знать? – ответила Кейт и двинулась было в кухню, но Доминго встал у нее на пути.

– Я всего-навсего собиралась достать из холодильника пиво, – сказала она. – Хотите пива? Una cerveza? – добавила она по-испански. – Хотите? – Она повернулась к Эрнесто. – А вы? Хотите пива?

– Я знать хочу, где сестра ваша. Дженни Санторо. Так ее зовут?

– Более или менее, – отвечала на это Кейт.

Дженни, Хенни, что шесть, что полдюжины, все одно. Кейт открыла холодильник, достала бутылку пива, сняла крышечку и начала пить прямо из горлышка.

– Впрочем, она мне не родная сестра, а сводная. Mi hermana politica.

Не многие из американцев знают, как по-испански «сводная сестра». Эрнесто изобразил на лице восхищение.

– Usted habla español correctamente,[15]15
  Вы хорошо говорите по-испански (исп.).


[Закрыть] – похвалил он Кейт.

– Набралась в Пуэрто-Рико. Я работала там официанткой в кафе, разносила коктейли, – объяснила Кейт по-английски, чтобы чего доброго не наделать ошибок, если попытается произнести эти фразы по-испански.

Эрнесто кивнул. Доминго нагло разглядывал Кейт, как бы оценивая ее ноги, бедра, грудь. Эрнесто надеялся, что Доминго не придется колоть ножом эту девушку. Она явно не знает о смерти сестры. Быть может, ее неосведомленность окажется полезной. В чем тут заключается польза, он пока не знал… но мало ли что.

– У вас две сестры, verdad?[16]16
  Верно? (исп.)


[Закрыть]

– Две, – кивнула Кейт. – Но только одна из них мне по-настоящему сестра. Mi propia hermana,[17]17
  Моя родная сестра (исп.).


[Закрыть] Элис. Она живет в Майами-Бич. А вторая… я просто не знаю, где она. Слышала, что вроде в Лос-Анджелесе. Ну? – И она посмотрела сначала на одного, потом на другого.

– Мы должны найти вашу hermana politica, – сказал Эрнесто.

– Это та, которая в Лос-Анджелесе. Вы не пробовали там ее искать? Я-то ее не видела лет шесть. Она уехала из Майами, когда ей исполнилось шестнадцать, отправилась в Нью-Орлеан, потом в Хаустон, а еще потом в Лос-Анджелес. Так мне сказала мама. Даже семь лет прошло, а не шесть.

– А где живет ваша мать? – спросил Эрнесто.

– В Венеции.

Мужчины переглянулись.

– Не в итальянской Венеции, – объяснила Кейт. – Здесь, во Флориде, есть такое место. Возле Сарасоты. Миль пятнадцать или двадцать на юг от Сарасоты.

– А она знает, где ваша сестра?

– Где Дженни? Понятия не имею.

– Но ведь это она вам сказала, что Дженни в Лос-Анджелесе, verdad?

– Да, она.

Как красиво, на испанский манер, произносит он это название: Los Angeles… Но у другого в руке нож.

– Мать говорила вам, когда Дженни была в Хаустоне?

– Кажется, да.

– Ваша мать, verdad?

– Да.

– Как ее зовут?

– Энни.

– Кармоди?

– Нет, Санторо. Она второй раз вышла замуж.

– А где она живет? Ваша мама?

– Я вам уже сказала, где она живет.

– В Венеции?

– Да.

– У вас есть адрес?

– Есть.

– Дайте мне его, пожалуйста.

Кейт покосилась на нож в руке Доминго.

– Хорошо, – сказала она и пошла в спальню за адресной книжкой.

Эрнесто кивком велел Доминго следовать за ней. Доминго вошел в спальню. На ночном столике стоял телефон. Кейт сидела на краешке кровати и перелистывала записную книжку. Едва Доминго переступил порог, как телефон зазвонил, и Кейт подняла трубку, даже не подумав, понравится ли это ее незваным гостям.

– Хэлло! – сказала она.

Доминго уже стоял рядом.

– Кэти?

– Это моя мать, – сказала Кейт, обращаясь к Доминго. И в трубку: – Да, мама, я слушаю.

Она уже собиралась сообщить матери, что к ней тут пришли двое и спрашивают ее адрес, но мать опередила ее:

– Элис умерла.

– Что?

– Элис. Ее убили вчера в Майами-Бич.

– О Господи!

– Зарезали, – продолжала мать, а телефонная трубка мелко тряслась в руке Кейт. – Несколько минут назад мне звонили из полиции. Они долго меня разыскивали, из-за другой фамилии, ты понимаешь. Они точно не знают, но считают, что все это из-за наркотиков. Просто автоматически решают: раз наркоманка, значит, дело в наркотиках.

– Боже мой, мама! – Кейт попятилась прочь от Доминго, втиснулась между кроватью и стеной, но Доминго настиг ее в углу, держа раскрытый нож в правой руке.

– Я должна ехать в Майами на опознание, – продолжала мать. – Мы можем встретиться там с тобой.

– Когда?

Доминго пристально смотрел на Кейт, ожидая конца разговора.

– Я думала отправиться сегодня вечером. Тело в морге, они хотят точной идентификации.

– Я… я не знаю, мама. Завтра мне на работу, у нас рабочий день. Может быть, ты обойдешься без меня?

– Но это же твоя родная сестра!

– Я понимаю…

Доминго вдруг насторожился.

– Ну? – нетерпеливо сказала мать.

– Я позвоню тебе чуть позже.

– Ты бы помогла мне и с похоронами.

– Я попробую договориться на работе, ладно, мам? И позвоню тебе, хорошо?

– Я пробуду дома недолго.

– Ладно. Я перезвоню. – Кейт положила трубку. Эрнесто стоял в дверях. Она не заметила, когда он появился.

– Это ваша мать? – спросил он.

– Да.

– Чего она хотела?

Кейт молчала.

– Ну?

– Она… она…

– Le conto de su hermana,[18]18
  Говорила о ее сестре (исп.).


[Закрыть] – сказал Доминго.

– Ничего она такого не говорила. – У Кейт сильно забилось сердце.

– Она сказала вам о сестре? – спросил Эрнесто. – О том, что ваша сестра мертва?

Кейт не ответила. Если они знали, что сестра убита… Господи, если они знали…

Эрнесто глубоко вздохнул и кивнул Доминго.

Кейт бросилась к двери, споткнулась о подставленную ногу Доминго, упала и проехалась левой щекой по полу. Резкая боль ударила в голову, но она тотчас попыталась встать и поднялась на четвереньки в позе бегуна на старте – ладони на полу, одна нога отодвинута назад и готова оттолкнуться от пола. Бежать, скорее бежать в гостиную, оттуда в коридор и вниз по лестнице на улицу и кричать, кричать…

Но Доминго прыгнул ей на спину, прижал к полу, уселся на нее верхом, как это делает охотник, поваливший раненое животное. Левой рукой он ухватил Кейт за длинные волосы, сгреб их в кулак и оттянул ее голову вверх и назад, а правой рукой, в которой держал нож, мягко, привычным жестом профессионального убийцы полоснул девушку по горлу.

Глаза у Кейт широко раскрылись.

Она успела увидеть собственную кровь, бьющую из перерезанной артерии.

Губы шевельнулись в беззвучном крике.

И наступила смерть.

Доминго вытер лезвие ножа о ее платье, потом погладил мертвую девушку по бедру и протянул руку к резинке трусов. Эрнесто посмотрел на него и ничего не сказал. Вырвал из записной книжки страницу с адресом Энни Санторо и направился к выходу из спальни.

– Vienes?[19]19
  Пошли (исп.).


[Закрыть] – предложил он.

Доминго кивнул.