Текст книги "Смотри, как они умирают"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава 9

Полицейские на крыше и на пожарных лестницах, свисающие из открытых окон, цепляющиеся за перила, очень напоминали стаю обезьян, которых заперли в клетке зоопарка, а они, очутившись в ней, вскарабкались на разные гимнастические приспособления и теперь не знают, что делать дальше. Было бы явным преуменьшением сказать, что Пепе Миранду не окружили со всех сторон. Напротив «Ла Галлины» располагалось два здания, они попали внутрь довольно узких границ оцепления. Эти два здания буквально ощетинились полицейскими, все защитники мира и спокойствия были как на подбор – крепкие, у каждого наготове пистолет. Дополнительный солидный арсенал, который казался вполне достаточным для того, чтобы сокрушить ворота Сталинграда, включал в себя такие милые орудия уничтожения, как винтовки с оптическими прицелами, автоматы, ручные гранаты, противогазы, пули со слезоточивым газом и даже один или два огнемета.

Но осада отнюдь не ограничивалась двумя зданиями напротив «Ла Галлины». Блюстители порядка подобрались к дому и с другой стороны, куда выходили задние окна квартиры, в которой засел, словно загнанный зверь в норе, Миранда. Здесь во дворе на веревках болталось чисто выстиранное белье. Осаждавшие, пригнувшись, с пистолетами наголо, притаились среди развешанных трусов и бюстгальтеров. Полицейские у переднего входа, полицейские, прикрывающие дом сзади, полицейские на крыше были готовы встретить Миранду во всеоружии и наброситься на него со всех сторон.

Крыши соседних домов оккупировали любопытные граждане. Как компания провинциалов идет в цирк смотреть прыжок без страховки с высоты восьмиста футов в маленький бассейн, так жители окрестностей жаждали увидеть, сможет или нет Миранда совершить свой прыжок, сохранив в целости мозги. Для большинства этих людей Миранда был просто бунтовщиком и неудачником. Осознавали они это или нет, но они с ним были одних корней. Они хотели, чтобы он сумел справиться с этой армией в синей форме, чтобы он вырвался из той чертовой квартиры, снял шляпу, проносясь мимо, целовал женщин, а потом скрылся в закате. Возможно, все они прекрасно знали, каким будет настоящий конец этой истории. Возможно, они знали, что один человек, каким бы сильным и отважным он ни был, не в состоянии противостоять стольким врагам. Но многие из них лелеяли надежду на то, что однажды, хотя бы однажды, бунтовщику повезет, революционер одержит победу над правящей династией, анархист сумеет взорвать свою бомбу и успеет сбежать.

Для многих наблюдателей культурная связь между ними и человеком, прячущимся в квартире, казалась неопровержимой. Связь странная, поскольку они знали, что Миранда преступник. При любом раскладе никто из них не принял бы его в свой дом. Он был опасным, ненадежным человеком, вором и убийцей. Но он – испанец! И точно так же, как они гордились своим соплеменником Пабло Пикассо, они чувствовали странную гордость за тот факт, что Миранда стал причиной такого волнения. В их умах грань между славой и позором была крайне зыбкой. Миранда, что бы он ни натворил, был знаменитостью. Знаменитостью, которую знали практически все.

Частью собравшихся двигало лишь простое любопытство. Один человек прячется в квартире, другой хочет вытащить его оттуда. Это было что-то вроде бейсбольного матча. Здесь не было плохого парня и хорошего парня, скорее две команды, каждая из которых старалась победить.

В настоящую минуту показалось, что команда Миранды заработала первое очко. Сначала из подъезда раздался крик: «Лейтенант! Лейтенант!», вслед за этим появился человек, который кричал. Это был сержант полиции, он практически тащил на себе другого полицейского. Раненого. Кровь на голубой рубашке была хорошо видна даже тем, кто следил за происходящим с крыш. Сержант вынес пострадавшего на улицу и положил на землю, рядом с полицейской машиной. Водитель, сидевший внутри, немедленно вызвал по рации «скорую». Толпа следила за развитием событий так, словно оно их интересовало не особенно, они ждали финала. Миранда подстрелил полицейского. Интересно, конечно, но это еще не фейерверк. Люди терпеливо ждали, когда же начнется настоящий фейерверк. В редкий год, согласитесь, бывают два празднования Дня независимости.

Стоя неподалеку от раненого полицейского, отчаянно потея, лейтенант Бирнс спросил:

– Насколько плохо дело, сержант?

– Ранен в плечо, сэр, – ответил тот.

Сержант помолчал, переводя дух. Это был крупный, мускулистый человек с седеющей шевелюрой. Форма поношенная и немного маловата, но он не хотел покупать новую, поскольку надеялся со следующего года пойти на пенсию. Когда человек сам платит за свою рабочую форму, ему надо как следует обдумывать целесообразность обновки.

– Сэр, вы бы слышали этого Миранду, – произнес он, тяжело дыша. – Нам просто надо было убедиться, что все жильцы дома покинули здание, сэр. А он начал ругаться по-испански и стрелять через дверь. Должно быть, сделал выстрелов шесть. Две пули попали в Кэссиди.

Бирнс смотрел на человека, лежащего на земле.

– Н-да… «скорую» мы вызвали. Побудете с ним, сержант, хорошо? Попытайтесь устроить его поудобнее.

– Простите, – обратился к нему человек, стоявший за заграждением. Высокий, худой, с пронзительными голубыми глазами, он был одет в светло-коричневый тропический костюм, на голове – синяя соломенная панама. – Я правильно понял то, что сказал сержант?..

– Кто вы такой, черт подери? – рявкнул Бирнс.

– Я репортер. Работаю в самой крупной городской вечерней газете. Я нечаянно услышал…

– Знаю я вашу газетенку, – сердито проворчал лейтенант Бирнс.

– Правильно ли я понял, что сержант сказал…

– Я занят, мистер, – решительно ответил Бирнс, отошел к машине и взял микрофон рации.

– Отличный парень, этот твой земляк, – повернулся Паркер к Эрнандесу. – Дюйм-другой ниже, и Кэссиди хана.

– Стрелял не я, – ответил Эрнандес. – Стрелял Миранда.

– Так кто же тебя обвиняет? Послушай, у каждого народа есть свои отбросы, так что из этого?

– Хватит, Паркер.

– И никто не винит всех пуэрториканцев за этого ублюдка Миранду. Посмотри на себя, бога ради. Разве ты вырос не здесь? А кто ты теперь? Детектив 3-го класса. Чтобы стать им, нужно иметь мозги в голове. Черт, только подумай, сколько тебе пришлось арестовать своих людей.

– Я делаю свою работу, Паркер.

– Нет вопросов. Ты хороший полицейский, Эрнандес. И не чураешься говорить по-испански. – Он хихикнул. – Слушай, ну кого волнует, что ты пользуешься этим преимуществом перед нами, бедными и убогими? Иди своим путем, и в один прекрасный день ты станешь комиссаром. Тогда твой отец сможет повесить в своем кондитерском магазине очередную фотографию.

– Почему ты цепляешься ко мне, Паркер?

– Кто? Я? Цепляюсь к тебе?

– Почему?

– Я ни к кому не цепляюсь, – невинно глядя на Эрнандеса, возразил Паркер. – Просто я, как и ты, приятель, делаю свою работу.

– И какова же твоя работа?

– Моя работа – содержать улицы в чистоте. Я уборщик улиц, только с пистолетом. Ведь такова работа полицейского, разве нет?

– Это не вся работа полицейского.

– Нет? Может, ты считаешь, что мне стоит ходит и хватать за руки наркоманов, а? Я поступаю по-своему, Эрнандес. Я привык быть тем копом, который жалеет людей. У меня разбивается сердце, даже когда я преследую машину.

– Держу пари, так и есть.

– А ты должен мне верить. Спроси наших старожилов в участке. Я выучил свой урок. Да, выучил.

– Это как? – полюбопытствовал Эрнандес.

– Не важно, – отрезал Паркер и отвернулся.

Когда-то он был отстранен на долгое время, на четырнадцать лет, если быть точным. Он был отстранен от обязанностей полицейского, измордовался из-за столь крутого поворота своей судьбы, но он простил себе свою небрежность, уверовав, что, однажды побывав полицейским, который посочувствовал людям, он как следует выучил урок. Его объяснение было не совсем точным. Энди Паркер не из тех полицейских, которые способны вообще кому-либо посочувствовать. Просто это было не в его характере – симпатизировать людям. Возможно, он имел в виду, что на какой-то момент он почувствовал себя немножко ближе к людям своего участка, чем обычно.

И чтобы отдать дьяволу то, что ему причитается, Паркер, преодолев себя, сумел взглянуть на обязанности представителя закона с другой точки зрения. Работая патрульным – и сердце его отнюдь не разбивалось, когда он преследовал машину, – он склонялся к необходимости проявлять снисходительность к мелким правонарушителям, позволяя им избегать его удара или пули. По его мнению, на вверенном ему участке совершалось достаточно серьезных преступлений, чтобы не преследовать людей за ерундовые провинности. Он хорошо осознал в те дни, что закон можно поворачивать и так и эдак еще до того, как дело дойдет до суда. Он узнал, что даже самый маленький судья в городской судебной системе отнюдь не всякий раз торопится облачиться в мантию, чтобы вершить правосудие, а он-то был всего лишь патрульным полицейским. Так что он самостоятельно принимал по дюжине решений в течение каждого дня, поэтому мелким правонарушителям частенько сходили с рук их выходки. В то же время он был жесток и бескомпромиссен с отъявленными преступниками. Он считал себя хорошим служакой.

Однажды хороший полицейский, коим являлся Энди Паркер, нес вахту на своем посту, когда его срочно вызвали в галантерейный магазин. Мужчина поймал за руку мальчишку, который, по утверждению владельца магазина, стащил со стенда рулон шелка. Паркер допросил владельца, допросил мальчишку, потом, приняв справедливое решение, сказал: «Что ж, мы ведь не хотим, чтобы у мальчика были еще проблемы, правда? Не стоит ли нам позабыть о происшедшем инциденте?» Хозяин магазина вовсе не горел желанием замять дело, поскольку воришка, по его утверждению, передал рулон шелка своему соучастнику, который благополучно скрылся с товаром. Но Паркер применил все свои навыки, полученные за время работы, и в конце концов каждый, казалось, был удовлетворен исходом дела.

Тем же вечером, переодевшись после дежурства, Паркер отправился в ближайший бар. Он выпил пива и порцию виски, потом еще пива и еще порцию виски, и к тому времени, когда он вышел из бара, он чувствовал себя прекрасным парнем и даже жизнь его казалась ему очень даже ничего.

По пути к подземному переходу на него напали трое парней, не давших ему возможности пустить в дело свой револьвер. Его избили. Избили так, что на нем не осталось живого места. Он лежал на тротуаре в луже собственной крови, а когда пришел в сознание, крепко призадумался, а почему же его избили и кто на это отважился. В результате чего он сделал логический вывод, что избили его друзья владельца магазина, потому что он позволил тому мальчишке избежать наказания за украденный шелк.

Ему так и не удалось выяснить, кто же подстерег его той осенней ночью.

Возможно, действительно друзья владельца магазина. Хотя это мог быть кто угодно из сотни тех людей, которые недолюбливали Паркера, несмотря на то что он порой проявлял лояльность. Хотя на самом деле не так уж важно было, кто его изувечил.

Он усвоил несколько понятий.

Ясное дело, получать побои не очень здорово. Это в кино драки обычно происходят как сражения. Человек дерется как дьявол, успевая вывести из строя дюжину противников, прежде чем свалится сам. А потом он встает. Он шатается, голова его дергается, он плюет кровью, отряхивает одежду и прищуривает глаза, предоставив зрителям размышлять, что же значит его прищур. В реальной жизни кулаки решают дело крайне редко. Те парни, которые поработали над Паркером той осенней ночью, примерно такого же сложения, что и он сам, но они были вооружены крепкими палками. Они не успокоились и после того, как он потерял сознание, били долго и жестоко, и так уж случилось, что ему повезло, потому что они вполне могли забить его до смерти; собственно, он находился всего в нескольких дюймах от того, чтобы покинуть этот грешный мир. Больше он не хотел испытать на себе такое. Так что первое, что он накрепко усвоил, был своего рода зарок: он никогда, никогда за всю свою оставшуюся жизнь не позволит избить себя. Никогда. Он заучивал это так же, как дети зазубривают катехизис. «Я никогда больше не буду избит. Я никогда больше не позволю избить себя».

А единственный путь к тому, чтобы никогда не получать ударов, бить первым, а уж потом задавать вопросы. В таких случаях очень удобно иметь значок полицейского. Проще извиниться, если люди оказались не виноваты.

Второе обстоятельство, которое усвоил Паркер, было то, что он, будучи полицейским, вел себя слишком беспечно и миролюбиво. С того дня Паркер не проявлял снисходительности даже к тем, кто плевал на тротуар. В июне Паркер поймал больше пьяниц, бродяг и мелких правонарушителей, чем любой другой полицейский участка. В своих собственных глазах Паркер перестал быть хорошим парнем. Он стал настоящим сукиным сыном, и его это не смущало. И если так случилось, что вы его невзлюбили, вам же хуже. Теперь Паркер знал, как надо жить.

«Я никогда больше не подставлюсь, – сказал он себе. – Я никогда больше не позволю себя избить».

В кафе на углу Джефф Талбот вытирал кровь с разбитого лица мокрым носовым платком. Несколько капель крови попало на воротник его куртки, и он с досадой думал о работе, которую ему придется проделать, чтобы избавиться от пятен. Луис за стойкой был больше обеспокоен состоянием Джеффа, нежели тем, что происходило на улице. Он сочувственно наблюдал за моряком, словно отец за сыном.

– Ты в порядке? – спросил он.

– В порядке, – ответил Джефф. – Что это был за парень?

– Зип?

– Его так зовут? Да?

– Я не знаю.

– Я имею в виду, какого черта он лезет не в свои проблемы? Я занимался своими собственными делами.

– А его норов такой – влезать в чужие дела. Он плохо кончит. Как Миранда.

– Я просто пытался… ну что он приключений ищет? Он что, горячая голова или кто-то в этом роде?

Луис пожал плечами:

– Да нет, такой же, как большинство людей.

– А вроде испанцы все горячие головы, разве нет?

– Кто-то – да, кто-то – нет, – ответил Луис, привычно протирая сверкавшую чистотой стойку.

– Знаешь, у нас во Флетчере не было ни одного испанца, – с ноткой удивления в голосе сказал Джефф. – До сегодняшнего дня я никогда даже не видел испанца, как тебе это нравится?

– А я до сегодняшнего дня никогда не видел никого из Флетчера, – улыбнулся Луис.

– Что я пытаюсь понять… – Джефф запнулся, внимательно разглядывая окровавленный носовой платок, потом поднял глаза на Луиса. – Ну ты кажешься нормальным.

– Нормальным?

– Я имею в виду… ты не такой, как он. – Джефф шмыгнул разбитым носом, потом спросил: – Этот Миранда тоже ведь испанец, да?

– Да.

Джефф кивнул и, казалось, погрузился в раздумья.

– Если ты так думаешь, моряк, то ошибаешься.

– Как – так?

– Сам знаешь. Но это и неудивительно.

– Это очень личное, Луис, – объяснил Джефф. – Мне надо знать. Нет, это не способ развлечься и не праздное любопытство. Это… это очень важно для меня.

– Почему это для тебя важно?

– Потому что… ну… – Он взглянул на часы на стене, размышляя, придет ли Чайна на свидание с ним. Интересно, так ли уж он хочет встречаться с ней? Нахмурившись, он ответил: – Это важно для меня, вот и все.

Глава 10

Казалось, каждый готов ко всему, что может произойти дальше.

Полицейские на улицах, на крышах и на заднем дворе были готовы. Люди, наблюдавшие за происходящим, были готовы. Зип и Сиксто, притащившие большой ящик и поставившие его прямо за заграждением, были готовы. И даже лейтенант Бирнс, похоже, тоже теперь готов ко всему. Очевидно, он убедился, что имеющиеся в его распоряжении силы расположились именно так, как он считает нужным. Он взял большой мегафон, работающий на батарейках, вышел из-за патрульной машины, приложил громкоговоритель ко рту, несколько раз дунул в него, чтобы проверить громкость, а потом заговорил:

– Миранда? Пепе Миранда? Ты меня слышишь?

Голос эхом отразился от притихших улиц. Толпа напряженно ждала ответа Миранды, но его не последовало.

– Ты меня слышишь? – снова спросил Бирнс через мегафон. Ответом ему опять было молчание. Казалось, вся площадь разом затаила дыхание, так что получился какой-то коллективный вздох. – Хорошо. Я знаю, ты меня слышишь, советую поразмыслить над тем, что я говорю. Эта и соседняя улица полностью под нашим контролем. В каждом окне и на каждой крыше напротив дома, в котором находишься ты, вооруженные полицейские. Ты в ловушке, Миранда. Ты это слышишь?

Зип и Сиксто забрались на ящик и оказались выше людских голов.

– Это место наше, вник? – сказал Зип. – Только для «Пурпурных латинос», и я не хочу, чтобы на него влезал кто-то еще.

– Как насчет этого, Миранда? – продолжал Бирнс. – Ты выйдешь сам или нам войти и вытащить тебя?

– Почему он не отвечает? – нетерпеливо спросил Зип. Повернувшись к окнам первого этажа, он сложил ладони рупором и закричал: – Ответь ему, Пепе!

– Если начнется стрельба, – говорил мегафонным голосом Бирнс, – на улице могут пострадать люди. Так как же, ты выйдешь самостоятельно?

И опять в ответ – молчание.

– Ладно, – продолжил Бирнс через некоторое время, – если ты…

И вдруг из окна первого этажа раздался голос. Словно бы ничей голос – в окнах никого не было видно. Можно было подумать, что голос прозвучал из ниоткуда, неожиданно прервав речь лейтенанта.

– Кого я подстрелил?

– Это Пепе! – взвизгнул Зип, и слова эти пробежали по толпе, как сбегает с горы раскаленная лава. – Это Пепе, Пепе, это Пепе, Пепе, Пепе…

– Ты попал в одного из патрульных, – ответил Бирнс.

– Я убил его? – прокричал из квартиры Миранда, все еще оставаясь невидимкой.

– Нет.

– Ты врешь. Я его убил.

– Ты попал ему в плечо. Так ты выходишь?

– Я убил его? Он мертв?

– Дай им войти к тебе, Пепе! – заорал Зип.

– Миранда, мы не хотим играть тут в войну. Если ты выйдешь…

Внезапно раздался новый пронзительный звук, перекрывший голос, усиленный мегафоном, наполнив воздух тревожным завыванием.

– Что это? – спросил Миранда.

– «Скорая помощь». Так что скажешь, Миранда?

– Не пытайся морочить мне голову, – отозвался Миранда. – Он наверняка убит. Я должен был убить его.

– Но не убил. Так что скажешь? Да или нет? Ты выходишь?

– Нет! – внезапно с дикой яростью выкрикнул Миранда. – Ты думаешь, здесь жалкий подонок? Это Пепе Миранда! – Голос его стал громче. – Слышишь, легавый? Если хочешь добраться до меня, войди сюда и достань! Понял?

– Вот это разговор, Пепе! – завопил Зип и ткнул Сиксто под ребра.

Улица внезапно ожила и разразилась бурными возгласами.

– Так, Пепе!

– Браво, Пепе!

– Скажи им! Выдай им!

– Тихо! – гаркнул Бирнс. – Все тихо!

Патрульные быстро врезались в толпу, и люди тут же замолчали. Но с крыш еще неслись ободряющие выкрики в адрес убийцы, спрятавшегося в квартире.

Бирнс дождался, пока затихнут и они, приложил мегафон к губам и проговорил:

– Хорошо, Миранда. Пожалеешь, но поздно будет. Мы идем.

– Тогда хватит болтать, заходите и возьмите меня, желтые ублюдки! – проорал Миранда, и вдруг в одном из окон мелькнула тень, и вот он – Пепе Миранда, убийца, невысокий жилистый человек. Лицо его заросло трехдневной щетиной, губы скривились в ухмылке, в каждой руке по пистолету. Он закинул назад голову, резко нагнулся вперед и смачно плюнул на улицу. А потом принялся слепо палить сразу из двух пистолетов, словно главарь бандитской шайки в каком-нибудь городке на Диком Западе.

Бирнс махнул находящимся на крышах, воскресное утро разорвал оглушительный грохот. Он спрятался за машину. Завопили женщины, люди инстинктивно пригибались, пытаясь прятаться друг за друга. Бирнс снова махнул рукой. Грохот прекратился. Миранда исчез из вида.

Бирнс собрал вокруг себя Кареллу, Паркера и Эрнандеса.

– Ладно, – сказал он, – мы заходим. Пора с этим заканчивать. – Он оглядел лица стоящих рядом с ним людей. – Капитан Фрик уже прибыл, Стив?

– Да. Я его недавно видел.

– Давай-ка найди его. Хочу, чтобы все было как надо.

Фредерик Блок ехал домой, когда внезапно обнаружил себя в самом центре автомобильной пробки. Блок ненавидел пробки, особенно в выходные.

Он ездил в центр, чтобы забрать из своего офиса коробку глазков, которые срочно понадобились на фабрике в Риверхеде. Доставку он взял на себя. «Когда вы заключаете сделку с „Блок индастриз“, вы получаете и сервис», – сказал он своему клиенту. Торопясь обратно, он выбрал кратчайший, известный ему путь из Риверхеда до Калмс-Пойнт-Бридж, и так уж вышло, что этот путь проходил через 87-й участок. И вот теперь он оказался в самой гуще автомобильной пробки, да еще в воскресенье! Он сидел, отчаянно потея, в душной машине, а ведь мог бы отдыхать на пляже. Блок – жирный мужчина. Он не из тех людей, которые стараются успокоить себя, применяя к своему ожирению эвфемизмы типа «плотный» или «круглолицый». Он был жирным. Пухлым. И, как всякий толстяк, сильно потел. А будучи человеком, который сильно потеет, – толстые люди, Блок знал это наверняка, не покрываются испариной, а именно потеют, – он крайне тяжело переносил сидение в раскаленной машине в автомобильной пробке в такой жаркий день. Он стоически терпел это ужасное испытание с тихой злобой, пока был на это способен. Потом вышел из машины в надежде выяснить, какого черта там все стоят. Впереди, насколько он мог разглядеть, не видно никакого происшествия. Аварии всегда крайне раздражали Блока. Во-первых, аккуратные водители в аварии не попадают. А во-вторых, и в-третьих, и вообще, даже если на дороге и случилось что-то, машины все равно движутся, хотя и очень медленно, поскольку каждому водителю просто необходимо удовлетворить свое любопытство по поводу произошедшего и оценить размер ущерба.

Сегодня аварии на дороге вроде не видно. А машины на улице стоят в обе стороны. «Почему бы это?» – размышлял Блок. Следуя инстинкту старого сыщика, он пошел за прохожими. Все люди двигались в одном направлении, и его тоже непреодолимо влекло туда же. Он шел вперевалку по улице, то и дело вытирая большим белым носовым платком мокрый лоб и отчаянно ругаясь себе под нос. Остановился он у кафе на углу. У стойки сидел моряк. Блок нерешительно подошел к нему и вежливо осведомился:

– Что происходит, приятель? – Он никогда не служил во флоте, но был прирожденным торговцем, а потому умел приспосабливать свою речь соответственно случаю. – Почему-то никак не могу проехать. Что происходит?

Моряк не ответил, продолжая сосредоточенно прикладывать к лицу мокрый носовой платок. Поскольку Блок не видел крови на платке, он решил, что парню жарко и он вытирает пот. Он посочувствовал моряку и повернулся к человеку, стоящему за прилавком.

– Вы можете объяснить мне, что происходит?

– Движение встало, – объяснил Луис.

– И вы говорите мне, что оно встало? – хрюкнул Блок, и его жировые складки заколыхались. – Разве это ответ на мой вопрос? Машины стоят в обе стороны. Так что же происходит? Парад?

– В квартире засел вооруженный человек, – вдруг подал голос Джефф.

– Что? – Блок вытер лоб. – Вооруженный человек, говорите?

– Пепе Миранда, – вставил Луис, кивая.

– Никогда о таком не слышал. И что он натворил? Ограбил банк? – хихикнул Блок, и его жировые складки затряслись. На Санта-Клауса он нисколько не походил.

– Вы живете в этом городе? – поинтересовался Луис.

– Конечно, в этом. Хотя и подальше отсюда. Я из Калмс-Пойнт. Так что этот Миранда, знаменитость?

– Он убийца, – спокойно ответил моряк.

– Да? – понимающе протянул Блок, широко раскрыв глаза. – В самом деле? Убийца?

– Совершенно верно, – подтвердил Джефф.

– И они собираются достать его оттуда? – продолжал расспросы Блок.

– Похоже на то. А вы бы лучше возвращались в свою машину, мистер. Тут может начаться стрельба.

– Нет, нет, – запротестовал Блок, любопытство его разгоралось все сильнее. – Я хочу посмотреть. Хочу увидеть, как он умирает. – И он стал протискиваться сквозь толпу, используя свой необъятный живот на манер тарана.

– Луис, который час? – спросил моряк.

– Не знаю. Половина двенадцатого, наверное. А что?

– Я… я должен встретиться здесь с девушкой. В полдень.

– Моряк, почему ты не послушался моего совета? Убирался бы ты отсюда, пока не влип в очередные неприятности. Знаешь, иди-ка ты в парк, а? А когда девушка придет, я скажу ей, что ты ждешь ее там. Как ее зовут?

– Чайна. Забавное имя, да?

– Но не для испанки. На испанском оно произносится Чина. – Луис пожал плечами. – Многие девушки говорят у нас по-английски и имена свои произносят на английский манер. Да и людям так проще их называть. – Он помолчал. – Иди. Иди в парк. Я скажу ей, что ты там.

– Когда я ее увидел в первый раз, я подумал, что она проститутка. Не самый лучший способ завязывать знакомство, да?

– Ну и что, я знаю много мужчин, женившихся на проститутках, – сказал Луис. – Из них получаются хорошие жены.

– О, она не такая! – почти взахлеб выкрикнул Джефф. – Нет, я не хочу тебе ничего объяснять. Ты сам поймешь, когда увидишь ее. У нее… у нее по-настоящему красивое лицо, понимаешь?

Луис улыбнулся:

– Да.

– Такое… как у маленькой девочки, понимаешь? – Он улыбнулся Луису в ответ и затараторил: – Не то чтобы она не выглядела женственной. Я имею в виду, у нее есть все… все, что должно быть у женщины.

– Среди пуэрториканок я никогда не видел плохо сложенных женщин, – заметил Луис.

– А?

Луис провел руками по воздуху, изображая изгибы женского тела.

– Ах да, – закивал Джефф, – конечно. Но она не выглядит неряшливой, ты ведь меня понимаешь, правда? Я имею в виду, что она не одна из тех… – Он изобразил руками довольно крупные габариты женских прелестей.

И мужчины понимающе закивали, явно сойдясь в оценке самого привлекательного сложения женского тела.

– И она так мило разговаривает, – продолжал Джефф. – Мне нравятся девушки с хорошим голосом… и с глазами, которые как-то особенно смотрят на тебя. Когда она что-нибудь говорит, я имею в виду. Это так здорово. Чувствуешь себя… ну… важным, что ли.

– Да, мужчине нужно осознавать, что он что-то значит.

– Вот это-то и не нравилось мне во Флетчере, Луис. Понимаешь, мне чудилось, словно меня нет. Забавно, но, встретившись с ней, я почувствовал… я не знаю… ну, что я есть! Глупо, да? Я имею в виду, ну, а как я еще могу себя чувствовать? Я едва знаю ее. Она… ну, она ведь просто девушка, правда?

– Конечно, – согласился Луис, – она просто девушка. Таких полно где угодно.

– Ну нет, она не совсем простая девушка, – торопливо возразил Джефф. – Она гораздо красивее, чем большинство, понимаешь.

– Найти красивую девушку не так уж и сложно, моряк. В мире их полным-полно. Но для каждого мужчины в мире есть только одна действительно красивая девушка.

– Да, конечно. Но она… мне кажется, ты тоже назвал бы ее необычной. Думаю, она настоящая красавица, Луис. – Он помолчал. – Как по-твоему, она… она придет?

– Не знаю, – отозвался Луис. – Возможно.

– Надеюсь. Да уж, Луис, я на это надеюсь.

Со своего наблюдательного пункта на ящике Зип увидел ее сразу же, она проталкивалась через толпу. Он тут же замахал ей руками и закричал:

– Елена! Елена, эй, сюда! – Ткнув Сиксто в бок, он проговорил: – Посмотри, Сиксто, там Елена.

Тот мягко заметил:

– А я думал, твоя девушка – Чайна.

– Разнообразие, а? – ухмыльнулся Зип. – Эй, Елена!

Девушка махнула ему в ответ; привлекательная шестнадцатилетняя брюнетка с темными глазами, одетая в юбку и блузку. С ней была еще одна девушка, чуть ниже ее ростом, одетая в черные брюки-дудочки и белую мальчиковую рубашку.

– Привет, Зип, – откликнулась Елена и пояснила подружке: – Хуана, это Зип и мальчики.

Та решительно заявила:

– Он ужасный зануда.

– Не так уж он и плох, – возразила Елена. – Идем.

Они подошли к ящику. Зип протянул Елене руку и втащил ее наверх. Папа встал в рыцарскую позу и предложил руку Хуане, та протянула свою ладошку с презрительным видом графини, принимающей помощь от лакея.

– Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное, Елена? – возбужденно спросил Зип. – Он подстрелил одного из них.

– Кто подстрелил одного из них? – не поняла Елена.

– Пепе Миранда! – пояснил Зип.

– Кто?

– Пепе Миранда, – повторил Зип. – У него там в квартире целый арсенал. Копы никак не придумают, как достать его оттуда. Эх, ты бы его видела. Он забрался на подоконник и плюнул прямо в этих ублюдков!

– А кто это? – спросила Хуана, обращаясь к Зипу.

Зип, словно повторяя прилежно заученный урок, урок, который он получил от Куча, ответил:

– Он самое великое, что когда-либо случалось в этом районе.

– Да? – равнодушно проговорила Хуана. – Никогда о нем не слышала.

– Так вот из-за чего все это, – протянула Елена, – мы гуляли по соседнему кварталу, смотрим, а все идут сюда, словно тут в лотерею миллион долларов разыгрывают.

– По воскресеньям лотереи не бывает, – холодно заметила Хуана. Она не была особенно привлекательной, но кто-то когда-то сказал ей, что у нее красивые глаза. И действительно, глаза были фокусной точкой на ее личике, такие же зеленые, как нефрит, в сочетании с ее жгуче-черными волосами они создавали впечатление необычности, скрадывая простоту остальных ее черт.

– Вы ходили по соседнему кварталу? – спросил Зип Елену.

– Да. А что?

– Не стоило. – Он нахмурился. – Это территория «Королевских гвардейцев».

– И что?

– Ничего. Ничего.

– Гвардейцев или не гвардейцев, а это свободная страна, – фыркнула Елена.

– Мы гуляем там, где нам хочется, – добавила Хуана.

– Это потому, что ты девчонка. С парнями не все так просто, – возразил Зип.

– Почему нет? – поинтересовалась Хуана.

– Потому что нет, и все. Нельзя заходить на территорию другой банды.

– Вот чушь. Вам что, больше делать нечего, кроме как играть в войну? Это занятие для малышни.

– Ни для какой не для малышни, – возразил Зип. – Просто ты ничего об этом не знаешь.

– Я много чего знаю, – не сдавалась Хуана. – А вы просто дурью маетесь, вот и все. Потому и делите какие-то территории и…

– У нас полно дел, – вспыхнул Зип. – У нас всегда полно дел, да, Сиксто?

– Конечно, у него полно дел, – вмешалась Елена. – Ходить хвостом за Чайной.

– Эй, послушай-ка, – усмехнулся Зип, – как насчет того, чтобы пообниматься, Елена?

– Если бы у тебя было полно дел, – не унималась Хуана, – то ты бы не занимался этой детской чепухой. Это у тебя внешнее выражение невротизма.

– Чего-чего? – удивился Зип.

– Внешнее выражение невротизма, – с сознанием дела повторила Хуана.

– Ты что, самая умная, а? Где это ты получила медицинское образование?

– Я читаю газеты, – самодовольно ответила Хуана.

– Тоже мне, читатель! – расхохотался Зип и повернулся к Елене: – Эй, давай-ка обними меня.

– Обнимайся с Чайной, – холодно отрезала Елена.

– Да ладно, ладно, – усмехнулся Зип, однако его усмешка, казалось, не произвела на Елену никакого впечатления. Она демонстративно повернулась к Сиксто. – А кто твой смышленый дружок? – игриво поинтересовалась она у Зипа.