Текст книги "Смотри, как они умирают"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Моряк развернулся на табурете. Откинулся назад, положив на стойку локти, и пьяно посмотрел на залитую утренним солнцем улицу.

– Выглядит все прекрасным и спокойным, – пробормотал он.

– Ты можешь видеть сквозь стены, моряк? – спросил Луис. – Ты знаешь, что происходит под покровом этих зданий?

Глава 3

Покров здания, который скрывал полицейских и детективов 87-го участка, не был ни симпатичным, ни примечательным, его даже не чистили, наверное, полстолетия. Здание стояло безликим, унылым серым фасадом к парку, расположенному через улицу, фасадом, сильно контрастировавшим с ярким солнечным утром. Серые камни были грубыми и шершавыми, покрытыми копотью и пылью города, их немного оживляли лишь зеленые шары над входом, на которых белым цветом было обозначено «87-й участок».

Низкие плоские ступени крыльца вели к застекленным дверям, которые сейчас были открыты, впуская в здание свежий ветерок, дувший со стороны Гровер-парка. К несчастью, силы ветерка хватало лишь на то, чтобы добраться до входа, так что в кабинет, где сидел, проклиная жару, сержант Дэйв Марчисон, он не проникал. К панели коммутатора был прикреплен электрический вентилятор. В настоящий момент панель, слава господу, не светилась лампочками, обозначая звонки от встревоженных граждан. Марчисон вытер пот со лба, подумав, а не прохладней ли наверху.

На длинной деревянной табличке, выкрашенной в белый цвет, черными буквами значилось «Детективный отдел», заостренным концом она указывала вверх по узкой лестнице с металлическими перилами. На эту лестницу жара проникала лишь через маленькое окошко на площадке между лестничными пролетами, поэтому, возможно, это было самое прохладное место во всем участке. Лестница выходила в длинный коридор, который вел в детективный отдел, где жужжала, охлаждая воздух, целая батарея вентиляторов. Зарешеченные окна в дальнем конце довольно просторной комнаты впускали сноп яркого золотого солнечного света. За столами в комнате сидели люди в рубашках с короткими рукавами. Если в работе детектива и есть что-то хорошее, то только то, что серый форменный костюм, рубашка и черный галстук не являются ее обязательными атрибутами. Стив Карелла был, возможно, единственным детективом в это воскресное июльское утро, который выглядел так, словно он сошел с рекламного плаката. Однако справедливости ради стоит отметить, что так он выглядел всегда. Даже если на нем были кожаный пиджак и джинсы, все равно во всем его облике была заметна тщательная ухоженность. Он был высоким мужчиной, мускулистое тело которого давало лишь легкий намек на его реальную силу. Подтянутый, худощавый, он не выглядел крупным и сильным, даже когда на нем было много одежды. Этим утром он надел голубой льняной костюм, пиджак от которого в настоящий момент висел на спинке стула. Отправляясь на работу, он повязал галстук, но, входя в кабинет, все же развязал его, так что теперь концы свободно свисали с его шеи, ворот рубашки расстегнут. Он сидел, склонившись над столом, и изучал очередной рапорт.

Все остальные полицейские представляли собой менее изысканное с точки зрения одежды зрелище. Энди Паркер, который выглядел бы настоящим жуликом даже на собственных похоронах, облачился в легкие светло-коричневые брюки и спортивную рубашку, которую, несомненно, сшили в честь присвоения Гавайям статуса штата – на ней, упражняясь с хулахупом, крутили бедрами девушки, демонстрировали широченные загорелые грудные клетки серфингисты, цветовой же гамме сего произведения портновского искусства позавидовала бы любая цыганка. Паркер, выглядевший небритым даже после самого тщательного бритья, усердно долбил по клавишам пишущей машинки. Ручищи у него огромные, поэтому удар каждого пальца был словно удар кулака. Машинка с большим трудом переносила каждую волну ударов, едва не разваливаясь на куски. Паркер же самозабвенно продолжал колотить по ее клавишам, точно участвуя в смертельной битве, ругаясь на чем свет стоит, когда клавиши западали, с грохотом передвигая каретку, когда доходил до конца очередной строки своего отчета, при этом машинка возмущенно звякала звоночком.

– Ареста не было, – сердито бормотал он сквозь зубы, – а я все равно должен кропать этот чертов отчет.

– Радуйся, что ты жив, – отозвался Карелла, не отрывая взгляда от исписанного листа бумаги.

– Для этого понадобится больше чем кирпичи, которыми кидался в меня этот ублюдок Пепе Миранда, – заверил его Паркер, продолжая колотить по клавишам машинки.

– Тебе просто повезло, – продолжал Карелла, – он повел себя довольно миролюбиво. У него был твой пистолет и еще чей-то пистолет, так что тебе чертовски повезло, что он решил не убивать тебя.

– Он цыпленок, – фыркнул Паркер, отрываясь от своего отчета, – я бы на его месте перестрелял всех копов в зоне видимости, а потом бы еще и прохожих. А Миранда просто цыпленок. Он знал, что игра окончена, так что решил не добавлять больше ничего к тому, что у нас уже есть на него.

– А может, ему понравилось твое лицо, – предположил Карелла, – может, он счел, что ты слишком мил, чтобы убивать тебя.

– Да, – буркнул Паркер и вернулся к своему отчету.

Карелла ему не нравился. Он помнил случай в марте, когда они с Кареллой немного повздорили в этой вот комнате. Драка прекратилась так же внезапно, как и началась, когда Фрэнки Эрнандес нервно напомнил, что в здании находится лейтенант. Но Паркер не любит незаконченных дел. Так что может Карелла и подзабыл давний инцидент, но он, Паркер, нет, а значит, так или иначе, придется разобраться с этим. Вернувшись мысленно в тот мартовский день, он подумал, как странно, что и сегодня в этой комнате сидят все те же трое. Карелла тогда вскипел из-за замечания, сделанного Паркером Эрнандесу. Ну почему люди порой такие вспыльчивые? Паркер бросил отчет на свой стол и направился к водяному охладителю.

Фрэнки Эрнандес, третий из присутствовавших здесь в тот мартовский день, был здесь третьим и сегодня. Он стоял у одного из шкафов с документами. На нем были белая рубашка с короткими рукавами и синие брюки. В кобуре на груди топорщился пистолет 38-го калибра. Это был смуглый, широкоплечий мужчина с прямыми черными волосами. Его карие глаза были глазами человека, всегда ожидающего нападения и который, следовательно, всегда готов к защите. Не так-то просто служить пуэрториканцу полицейским в районе, где живет столько соотечественников – особенно если тебе случилось родиться и вырасти на одной из улиц этого района. Какие бы баталии ни вел он со своими соседями, в глазах полиции и в своих собственных глазах он ассоциировался с ними. Он не был счастливым человеком. Ему просто не довелось испытать, что это значит.

– Как думаешь, где сейчас твой приятель? – спросил Паркер.

– Какой приятель? – вскинулся Эрнандес.

– Миранда.

– Он мне не приятель.

– Я думал, что вчера мы получим его труп, – продолжил Паркер. Наполнив прохладной водой бумажный стаканчик и сделав глоток, он вытер губы тыльной стороной ладони. – Мы впятером нагрянули к нему на квартиру, но этот сукин сын вытащил откуда-то из рукава пистолет и улизнул от нас. Видели сегодняшнюю прессу? «Миранда разрушил планы полиции». Этот ублюдок попал на первые полосы газет.

– Все равно он мне не приятель, – повторил Эрнандес.

– Да, – буркнул Паркер. Казалось, он хотел сказать еще что-то, но сдержался. – А что за женщина приходила?

– Ее зовут Гомес, – ответил Эрнандес.

– И чего она хотела?

– Ее сын вляпался в какие-то неприятности. Она хочет, чтобы я поговорил с ним.

– Черт возьми, кто ты такой, по ее мнению? Священник?

Эрнандес пожал плечами.

– И ты что, собираешься пойти? – не унимался Паркер.

– Как только закончу работу.

– Может, ты и вправду священник.

– Может быть, – кротко ответил Эрнандес.

Паркер подошел к вешалке в углу комнаты и снял с крючка темно-синюю панаму.

– Выйду наружу, – сообщил он. – Проверю, что там слышно.

– Насчет чего? – поинтересовался Карелла.

– Насчет этого ублюдка Миранды. Он ведь не растворился в воздухе. Куда бы ты отправился на его месте?

– В Россию, – хмыкнул Карелла.

– Н-да. Думаю, он все же вернулся сюда. Прямо сюда. Он не стал бы искать убежища в другом месте даже после того, как мы чуть не повязали его здесь. Так где он может быть? Дома. В родном 87-м районе. А если он где-то здесь, можно спокойно ставить свою задницу за то, что каждая собака на улице знает, где именно. Так что Энди Паркер собирается на охоту.

Он подошел к своему столу, открыл верхний ящик, вынул оттуда свой табельный револьвер и кобуру.

– Не перетруждайтесь тут, – сказал он, подходя к двери. – Хотя не думаю, что вам нужны мои советы.

Его шаги отозвались в коридоре звучным эхом. Эрнандес смотрел ему вслед, когда он спускался по лестнице. Обернувшись, он увидел, что Карелла тоже наблюдает за удаляющимся Паркером. Глаза их встретились. Но ни один не произнес ни слова. Молча они вернулись к работе.

Азусена Гомес их тех женщин, которой повезло родиться красивой и оставаться красивой, несмотря на все неприятности, которые подбрасывала ей жизнь. Имя ее в переводе с испанского значило Белая Лилия, и оно очень подходило ей, поскольку кожа ее была белой и гладкой, а лицо и фигура обладали той изящной красотой, которая является привилегией цветов. Овал лица безупречен, карие глаза смотрят с особым, редким безмятежным выражением. У нее был прямой тонкий нос, а губы чуть изогнутыми, словно она вот-вот собиралась заплакать. Ей безо всяких диет удавалось держать свою фигуру в прекрасной форме, при виде которой частенько присвистывали ее соотечественники пуэрториканцы. Ей было сорок два года, и она знала, что такое быть женщиной, и пока еще знала, испытала и счастье, и горечь материнства. Она не была высокой, возможно, это был единственный ее недостаток, но казалась высокой, когда стояла у кровати сына и смотрела на него сверху вниз.

– Альфредо! – позвала она.

Тот не ответил. Он лежал, вытянувшись во весь рост и уткнувшись лицом в подушку.

– Альфредо?

Мальчик не поднял головы, даже не шевельнулся.

– Мама, оставь меня. Пожалуйста, – пробормотал он.

– Ты должен выслушать меня. То, что я скажу, – важно.

– Нет никакой разницы, что ты скажешь, мама. Я уже знаю, что мне надо сделать.

– Пойти в церковь – это ты должен сделать?

– Да.

– И они причинят тебе зло.

Он резко сел. Ему исполнилось шестнадцать, и он – вылитая мать. У него были большие карие глаза, юношеский пушек на щеках, его губы – точно так же, как у матери, – казалось, вот-вот готовы капризно и грустно скривиться.

– Я хожу в церковь каждое воскресенье, – ответил он, – и сегодня тоже пойду. Они не смогут меня остановить.

– Остановить тебя они не смогут, но они причинят тебе вред. Они ведь так сказали?

– Да.

– Кто именно сказал это тебе?

– Парни.

– Какие парни?

– Мама, тебе не надо в это влезать, – жалобно попросил Альфредо. – Все это…

– Почему? Почему они так взъелись на тебя?

Альфредо не ответил. Просто молча смотрел на мать.

– Почему, Альфредо?

Слезы застали его врасплох. Он вдруг почувствовал, как они наполнили его глаза, и быстро отвернулся, чтобы мать не заметила, что он плачет. Он снова бросился на постель и зарылся лицом в подушку. Плечи его чуть вздрагивали от сдерживаемых рыданий. Она легонько дотронулась до его руки.

– Поплачь, – тихо сказала она.

– Мама, я… мне стыдно…

– Поплакать бывает полезно. Даже твой отец иногда плакал. Слезы не грех для мужчины.

– Мама, мама, пожалуйста… ты не понимаешь…

– Я понимаю, что ты мой сын. – Логика миссис Гомес была предельно проста. – Я понимаю, что ты хороший, а те, кто хочет избить тебя, – плохие, а плохие не должны заправлять на улицах, Альфредо. Ты говоришь, что должен пойти на одиннадцатичасовую мессу, как ты делаешь это всегда. Ты говоришь, что пойдешь, несмотря на то что они против тебя замышляют. Вот этого я не понимаю.

Он снова сел, и слова, не слова – выкрики, – брызнули с его дрожащих губ:

– Я не могу провалиться!

– Ты не можешь… провалиться? – изумленно переспросила она.

– Я не могу испугаться, мама. Это будет значить полный провал. Ты не понимаешь! Ты просто не можешь этого понять! Пожалуйста, позволь мне сделать то, что я должен.

Мать стояла у кровати, не сводя с него глаз, не сводя глаз со своего сына, который словно не был ей знаком; и ребенок, которого она лелеяла, который сосал ее молоко, вдруг, каким-то непостижимым образом, стал кем-то другим. Его лицо, его речь, его глаза казались такими далекими, странными, чужими. Она глядела на него пристально, будто силясь взглядом заставить эти изменения исчезнуть и восстановить прежние узы с сыном, всегда казавшиеся ей нерушимыми.

Наконец она четко произнесла:

– Я ходила в полицию.

– Что?! – не веря своим ушам, воскликнул он.

– Да.

– Зачем? Ты что, думаешь, полиция станет заботиться обо мне? Об Альфредо Гомесе? Полиция плохая. Ты разве не знаешь здешних копов?

– Полицейские бывают хорошие и плохие. Я ходила к Фрэнки Эрнандесу.

– Он такая же сволочь, как любой другой детектив. Мама, зачем ты вообще все это делаешь? Почему ты не можешь не вмешиваться?

– Фрэнки тебе поможет. Он из баррио.[1]1
  Баррио – район большого города в США, населенный преимущественно латиноамериканцами. (Примеч. пер.)


[Закрыть]

– Да ведь он теперь коп. Детектив. Он…

– Он вырос на этих улицах. Он испанец, и он помогает своим людям. И тебе поможет.

– Не стоило тебе туда ходить, – покачал головой Альфредо.

– За всю свою жизнь я ни разу не была внутри полицейского участка, – сказала миссис Гомес. – Сегодня впервые. Мой сын в опасности, и я ходила просить помощи. – Она помолчала. – Он сказал, что придет. Я дала ему адрес. И он пообещал потолковать с тобой.

– Я все равно ничего не скажу ему, – мягко проговорил Альфредо.

– Ты расскажешь ему все, что необходимо рассказать.

– А сколько времени? – вдруг спросил он.

– Время у тебя еще есть.

– Мне надо переодеться к церкви.

– Нет, пока не поговоришь с Фрэнки Эрнандесом. Он придумает, что делать.

– Он придумает, что делать, – эхом отозвался Альфредо. – Конечно, он придумает, что делать, – повторил он, и насмешка в его голосе прозвучала одновременно с горечью и печалью.

– Да, да, он посоветует, что делать, – уверенно подтвердила миссис Гомес.

Глава 4

Моряка звали Джефф Талбот. Когда действие алкоголя начало постепенно ослабевать, парень, обозревая улицу из кафе, подумал, как это ему могло прийти в голову, что она милая и приятна, эта улица. Даже яркий, веселый солнечный свет отнюдь не украшал ее, а лишь высвечивал грязь и кучи мусора. Моряк прищурился от солнца и вдруг заявил:

– Я протрезвел, – осознав, что это действительно так.

– Хорошо, – кивнул Луис. – Ну и как теперь выглядит мир?

– Отвратительно. – Моряк резко развернулся на табурете лицом к прилавку.

– Все зависит от того, как ты на него смотришь, – заметил Зип. – Я вот счастлив.

– Отчего бы?

– Оттого что я живу. Когда я здесь, для меня поет каждый тротуар.

– И что же он поет? – поинтересовался Джефф.

В голове у него начинало неприятно и болезненно пульсировать. Мысленно он удивился, почему это он беседует с каким-то незнакомцем и вообще зачем это он так надрался прошлой ночью.

– Для него, – пояснил Луис, – они поют рок-н-ролл.

– Хотя старик и зануда, моряк, он знает все особенности… – Зип вдруг осекся, весь напрягся на своем высоком табурете и не моргая уставился на улицу.

– В чем дело? – полюбопытствовал Джефф.

– Закон, – тихо пояснил Зип.

В данном случае закон был представлен детективом Энди Паркером. Он вышагивал по улице с равнодушно-самодовольным видом, в углу его рта дымилась сигарета, и выглядел он так, словно был проходимцем, только что продравшим глаза и ищущим легкой поживы. Его яркая гавайская рубашка была изрядно измята и украшена засохшими пятнами кофе. Периодически он почесывал грудь, стреляя глазами по сторонам.

– Лично меня волнует только один закон – береговой патруль, – отмахнулся Джефф, ставя на прилавок свою пустую чашку. – Можно еще кофе? – Он попытался улыбнуться, но тут же скривился от боли. – Ох, когда улыбаюсь, голова болит сильнее.

Подходя к кафе, Энди Паркер махнул рукой Луису и по-испански спросил:

– Как дела, приятель?

– Привет, Энди, – улыбнулся в ответ Луис. – Хочешь кофе?

– Выпил бы чашечку, – кивнул тот. – Погорячее.

Войдя в кафе, он уселся на табурет рядом с Джеффом. Несколько секунд пристально смотрел на Зипа, потом осведомился:

– Когда это ты начал обслуживать уличных подонков, Луис?

– Я зашел выпить кофе, – сказал Зип. – Что-то не так, лейтенант?

– Я не лейтенант, так что не умничай.

– Я-то думал, что к настоящему моменту вам пора бы стать уже по крайней мере капитаном. После всех тех пьяниц, которых вы выволокли из Гровер-парка.

– Послушай-ка, малыш…

– Это детектив Паркер, моряк, – не унимался Зип. – Он, что называется, крутой полицейский. Бесстрашный. За два цента он арестует собственную маму.

Наглец гут же улыбнулся, и Джефф сразу понял особенность этой улыбки: словно кто-то посоветовал парню улыбаться вот так широко, сверкая белыми зубами, заверив, что такая улыбка поможет ему пробиться в жизни, потому что непременно вызовет теплый отклик у того, кому она адресована. Даже Паркер, столкнувшись внезапно с такой открытой ослепительной улыбкой, прикрывавшей грубость, не удержался и улыбнулся в ответ.

– За два цента, – парировал он, – я усажу тебя задницей на тротуар. – Но в этих словах не было скрытой угрозы.

– Видал? – снова усмехнулся Зип. – Держу пари, он может поколотить любого шестнадцатилетнего оболтуса в квартале.

– Ладно, ладно, давай, – беззлобно огрызнулся Паркер, – попробуй поглумиться надо мной еще, малыш. – Тут он обратил внимание на моряка. Несколько мгновений он изучающе смотрел на него, потом спросил: – А ты что тут делаешь, моряк?

– То же, что и этот малыш, – ответил Джефф. – Пью кофе.

– Попробуй еще разок, – устало посоветовал Паркер. – Чего ты тут околачиваешься?

– Я разговариваю с вами впервые, – заметил Джефф.

– Вот и дай мне прямой ответ.

– А что, здесь действуют какие-то ограничения?

– Никаких ограничений, но ясно как день…

– Тогда оставьте меня в покое.

Удивленный, Паркер прищурился:

– Ты что-то очень агрессивный, а?

– Да, я очень агрессивный, – согласился Джефф.

– Энди, он немного выпил, – встрял Луис, вытянув руку в примирительном жесте. – Ты же знаешь, как это…

– Не стоит вмешиваться в это, Луис, – отрезал Паркер.

– Я уже абсолютно трезв, Луис. Спасибо.

– Я задал вопрос.

– О, ради бога, – отмахнулся Джефф, – я приехал сюда навестить больную бабушку.

Зип заливисто расхохотался, но стоило Паркеру бросить на него ледяной взгляд, как он тут же затих.

Паркер снова повернулся к моряку:

– И как же зовут твою бабушку?

– Вы уже достали меня, офицер. Я всегда звал ее просто бабушка.

– С какого ты судна?

– А это еще зачем?

– Я тебя спрашиваю!

– Уж не думаете ли вы, что я русский шпион?

– Вы, парни, считаете, что вы очень умные, да? Являетесь сюда, чтобы гадить в моем районе?

– Да кто гадит в вашем вшивом районе? Я просто пью кофе, вот и все.

– Послушай, Энди, – вмешался Луис, пытаясь отвлечь детектива и восстановить мир, – возьми свой кофе. Пей, пока он не остыл.

Паркер принял чашку.

– Ты знаешь, сколько моряков околачивается здесь? – не унимался он.

– Ну и сколько? – спросил Джефф.

– Этот моряк не околачивается, лейтенант, – сказал Зип. – Он под моей защитой.

– Ты не в состоянии защитить свои последние пять центов от слепого нищего. Так что ты тут ищешь, моряк?

– Я же сказал, – с раздражением повторил Джефф, – свою бабушку.

– Знаешь что, хватит уже…

– Ты хочешь сказать, что я мог бы действительно найти что-то в этом вашем прекрасном, чистеньком районе, в котором, как ты боишься, я могу нагадить?

– Моряк, я тебе по-дружески говорю: убирайся отсюда подобру-поздорову. Луис, я даю ему плохой совет?

Тот пожал плечами:

– Я сказал ему то же самое, Энди!

– Не сомневаюсь, – кивнул Паркер. – Послушай, Луис тут живет. Он знает это место как свои пять пальцев. Ты рассказал ему, что тут творится, Луис?

– Рассказал, рассказал.

– О парнях вроде Пепе Миранды?

– Да, конечно, – кивнул Луис.

– А что такое с Пепе? – спросил Зип. – Из-за него вчера ваши парни выглядели как стая обезьян. – Он вдруг ухмыльнулся. – Сколько копов на него охотилось? Четверо? Пятеро? Да уж, сегодня вы выглядите неважно. – Он повернулся к Джеффу: – Они явились к нему на квартиру, и через десять секунд их пистолеты были уже у него. Им вообще повезло, что он не стал стрелять, просто расшвырял их и был таков.

– Великий герой, да? – фыркнул Паркер. – Он преступил закон, а ты делаешь из него…

– Никого я из него не делаю. Просто мне кажется, что такой выдающийся детектив мог бы взять его и сразу, вот и все. Я не прав?

– Мы до него доберемся, – заверил его Паркер. – Особенно если он вернулся сюда.

– А он вернулся сюда? – переспросил Зип, наклоняясь вперед.

– Может быть, – отрезал Паркер.

– Не шутите?

Паркер пожал плечами.

– Прямо сюда? Не шутите?

– Можно подумать, что ты об этом не знаешь, не так ли?

– Я? Что вы, лейтенант, если бы я знал, я тут же рассказал бы вам. Но к несчастью, я не имею доступа в преступный мир.

– Луис? – Паркер резко развернулся к прилавку, надеясь застать Луиса врасплох.

– Впервые слышу об этом от тебя, Энди. И с чего бы ему сюда возвращаться? У него что, неприятностей тут мало было?

– Кто такой этот Пепе Миранда? – полюбопытствовал Джефф.

– Пепе Миранда – тридцатипятилетний бандит. Я прав, Луис?

– Бандит он только потому, что вы не смогли поймать его, – заметил Зип.

– Нет, нет, Энди прав, – сказал Луис. – Миранда плохой. Фу, он прогнил насквозь.

– Мы с Луисом хорошо ладим, – сообщил Паркер. – Понимаем друг друга. Он здесь живет, сколько я себя помню, и ни разу даже не сплюнул на тротуар. – Паркер ухмыльнулся. – Он-то знает, что, если посмеет это сделать, я его мигом посажу, да, Луис?

– О, конечно, конечно.

– А чего же вы не посадили Миранду, лейтенант, а? – злорадно спросил Зип.

– Не думай, что мы этого не сделаем! И хватит этой чуши с лейтенантом! Если парень встал на скользкую дорожку, когда ему еще не было и четырнадцати, то чего от него ожидать? Он нисколько не изменился, разве что в худшую сторону. Помнишь эту его банду, «Испанские герцоги», а, Луис? Тогда ни о каких уличных бандах еще никто и слыхом не слыхивал.

– Он шел впереди времени, – усмехнулся Зип.

– Как же, впереди времени!

– Это плохо, – поморщился Луис. – Я помню. Такие же сопляки. Как и сейчас. Никакой разницы.

– Кроме того, что сейчас атомный век, – сварливо заметил Паркер, – и вместо ножей у них пистолеты. Миранда убил ребенка в 1942-м, моряк, когда ему было семнадцать. Располосовал малышу горло от уха до уха.

– Может, тот ребенок это заслужил, – вставил Зип.

– Его адвокат сумел представить это как непредумышленное убийство, – продолжил Паркер.

– Его надо было посадить на стул, – проворчал Луис.

– Его посадили в Кастлвью, на севере штата, и там он пробыл достаточно, чтобы не принимать участия во Второй мировой. Отсидев, вернулся сюда. К этому времени вошел в моду героин, и он стал продавать его.

– Отравленные дети, – вздохнул Луис. – Эх, и что только заставляет людей делать это!

– Никто не садится на лошадь против своей воли, – возразил Зип. – Не будем осуждать Миранду.

– Тебя устроит, если мы осудили его за тех людей, которых он убил в этом проклятом городе?

– У вас нет доказательств того, что он вообще кого-то убил.

– Это ты так думаешь. Сейчас в больнице умирает женщина, так вот, она опознала по фотографии Миранды того парня, который избил ее и забрал кошелек.

– Миранда – грабитель? Не пудрите мне мозги.

– Да, Миранда грабитель! Не такой уж большой герой, верно? Он нападал только на миниатюрных женщин. Поверь мне, когда мы доберемся до этого ублюдка, он получит по полной программе.

– Это конечно, если только вы до него доберетесь.

– Доберемся. Он ведь где-то поблизости, не сомневаюсь. Однажды мы выясним, где именно, и тогда прощай Миранда. Одним героем станет меньше. – Он залпом допил свой кофе, поставил чашку и похвалил: – Отличный кофе. Луис готовит лучший кофе в этом чертовом городе.

– Конечно, конечно.

– Он думает, что я шучу. Даже если бы не нравился мне, Луис, я все равно приходил бы сюда выпить кофе, ты ведь знаешь, да?

– Хорошо, когда среди постоянных посетителей есть полицейский. Это ограждает от лишних проблем.

– А их в округе хоть пруд пруди, – подхватил Паркер.

– Точно, тут от скуки не умрешь, – поддакнул Луис.

– Здесь совсем не так, как на твоем острове, так?

– О да, да.

– Я был там как-то недельку. Надо было выловить одного отморозка, который сбежал из города, ограбив ювелирный магазин на Южной Четвертой. Вот это жизнь. Лежи себе на солнышке, посасывай сахарный тростник да рыбку лови. А ночью… – Он подмигнул Луису. – У пуэрториканских мужчин ведь с этим все в порядке, а?

– Энди, для настоящего мужчины ночью там самое место, разве нет?

– Э, брат, да за тобой глаз да глаз! – рассмеялся Паркер. – У тебя уже трое, глядишь, и четвертый появится.

– В моем-то возрасте? – засмеялся в ответ Луис. – Нет, нет, для этого нужно чудо.

– Или квартирант, – хихикнул Паркер. – Следи за своим квартирантом, Луис. – Он положил руку на плечо Джеффа. – Здесь у нас полным-полно постояльцев. У нас есть местечки, которые мы называем районами «горячих коек», там парни снимают комнаты на восемь часов, можешь себе представить?

– У нас нет никаких постояльцев, – все еще смеясь, сказал Луис. – Так что моя Тереза в безопасности.

Паркер вздохнул, вытащил из кармана носовой платок, вытер лицо и предложил:

– Ну ладно, вернемся к криминальной теме, да? Моряк, будь я на твоем месте, я позабыл бы про больную бабушку. Выбирайся отсюда. Эти места не для славных ребятишек.

– Кто это славный?

– Ты был бы, если бы последовал моему совету. А то ведь можешь заполучить вторую улыбку от уха до уха.

– Я все же рискну.

– Вот именно. Это правильное слово. Надеюсь, у тебя при себе идентификационный жетон. Мы ведь захотим узнать, куда отправить тело.

– Отправите его бабушке, – осклабился Зип. – Она ведь ждет его.

– Знаешь, малыш, тебе повезло, что я сегодня в хорошем настроении, – заметил Паркер и повернулся к Луису: – Эй, приятель!

– Да, начальник, – откликнулся тот, и мужчины усмехнулись друг другу, словно получая удовольствие от взаимного фамильярного обращения.

– Если услышишь что-нибудь о Миранде, не забудь про меня, ладно?

– Не забуду, – кивнул Луис.

– Ну и хорошо. До скорого.

И он вышел из кафе, щурясь от яркого солнца. Он никак не мог понять, почему он может прекрасно по-дружески общаться с Луисом Амандесом и не может с Фрэнки Эрнандесом. Разве они оба не пуэрториканцы? Но Луис, он другой. Луис воспринимает своих соотечественников такими, какие они есть, а вот Фрэнки совершенно не способен адекватно реагировать на разговоры на эту тему. Ну как можно интеллигентно беседовать с человеком, который вот-вот готов взорваться? Какая же тут может быть дружба? Никакой. А вот с Луисом Паркеру общаться приятно, с ним можно говорить о чем угодно. Ну почему Эрнандес не такой?

Паркер тяжело вздохнул.

«С ним никакого терпения не хватит, – подумалось ему. – Ровным счетом никакого».