Текст книги "Смотри, как они умирают"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Глава 16

Если ты есть, Господи, если тебя волнуют все эти мелкие происшествия, ты понимаешь. О нет, дело не в том, что солнце перестало вставать вовремя или исчезли все звезды. И не в том, что перепутались времена года и они наступают, когда им заблагорассудится. Все это большие события. А я говорю о маленьких происшествиях, которые доставляют столько неприятностей. И если ты есть, Господи, ты ведь не можешь просто игнорировать их. Ты можешь, конечно, неким таинственным путем явить волю твою. Может быть, ты вынашиваешь в мыслях грандиозный замысел, который не станет явным для нас, бедных смертных, прежде, чем пройдут десятилетия. Или даже столетия. Кто мы такие, чтобы задавать вопросы? Ты есть, Господи, и ты являешь свое присутствие редкими намеками.

А может быть, все происходящее вовсе не находится под твоим контролем. Кто знает? Может быть, ты просто устраиваешь все самым немудрящим образом, вроде как кто-то заводит часы и предоставляет им потом идти самостоятельно, быстро или медленно – как им хочется, и не притрагивается к ним до тех пор, пока завод не кончится и не надо будет завести их опять. Может быть, ты так действуешь, но никто не сумеет ответить на такие вопросы, Господи, в этом нет сомнений.

Только изредка тебе приходится сделать что-то и не пустить это потом на самотек. Взять, например, ту пуэрториканскую девушку и того моряка. Ты ведь, Господи, способен устроить так, чтобы у них все сложилось, правда ведь? Ну, например, Зип и Куч разыщут ее, понимаешь, и Зип потащит ее по улице к дому Альфи, и вдруг – бам! Кто появляется? Моряк! Как насчет такого исхода, а? Он не ушел с Марджи, понимаешь. Он уже было хотел, но передумал. И теперь, идя по улице, он лицом к лицу столкнулся с Чайной. Он смотрит на нее, она смотрит на него, и они идут по улице навстречу друг к другу, и в глазах моряка ясно читается горячее: «Я люблю тебя, Чайна», а ее сердце выстукивает: «Я люблю тебя, Джефф». И вот они встречаются и заключают друг друга в объятия, а Зип ретируется, пожимая плечами и говоря: «Ну ладно, что за черт, полегче, ребята, полегче».

Как насчет этого, Господи?

Это ведь здорово, не так ли?

Но все получилось иначе.

Улица стала невозможной. Толпу теперь беспокоило только убийство, не важно кого кем. Их не волновало, убьет ли Миранда священника, или полицейского лейтенанта, или комиссара, или мэра, или губернатора, или даже президента. Их не волновало, сумеет ли один из снайперов на крыше сделать удачный выстрел и попасть Миранде между глаз. Они только хотели, чтобы убийство наконец совершилось, не важно как, и кого, и кем. И поэтому толпа была напряжена, разгорячена и взволнована. И ее начала раздражать эта затянувшаяся игра. Наблюдать за игрой, конечно, здорово – это реальная жизнь и штука серьезная, но сколько можно?

Толпа несколько нарушила и планы Зипа и Куча, затруднив им поиски Чайны.

Через пятнадцать минут рысканий туда-сюда парни прекратили розыск.

И правильно сделали, поскольку Чайны поблизости все равно не было. Она ушла в парк, где и сидела теперь на берегу озера, посматривая на людей, катающихся на лодках. Вот где была Чайна. Да, она немножко поплакала. В парке, на берегу озера, наблюдая за лодками.

А моряк? Он бродил по улицам? И зашел случайно в парк?

Моряк отправился в постель с проституткой Марджи. Марджи была опытна и доставила ему огромное удовольствие. Моряк заплатил ей пятнадцать долларов – практически все деньги, что у него были. Потом он пошел в подземку, сел в поезд и поехал в порт, где находился его корабль, взбежал по сходням, отсалютовал кормовому постовому, отсалютовал офицеру на палубе, спустился в задний отсек, снял белую форму, надел джинсы и рубашку, а потом лег спать и проспал до тех пор, пока по громкой связи не объявили ужин. Он плотно заправился, посмотрел вечернее кино, которое показывали на палубе, в одиннадцать вечера снова лег спать, а следующим утром отбыл в Сан-Диего. Больше он никогда в жизни не встретился с пуэрториканской девушкой по имени Чайна. Возможно, он вернулся во Флетчер, штат Колорадо. Может быть, он иногда и вспоминал о ней. И помнил ее смутно, хотя ему и было интересно, как у нее сложилась судьба. А может, он женился на Коррини и занялся страхованием, иногда думая о Чайне как о некоем идеализированном образе самой красивой девушки в мире. Тот необычный день в чужом городе теперь был так далек, но ему порой представлялось, что он хотел бы знать, что с ней стало. Да, хотел бы.

А она сидела в парке, плача и наблюдая за лодками.

Ты – Бог, и ты волен делать все на твое благоусмотрение. Ты можешь даже поженить их за день до того, как корабль вновь уйдет в плавание. Все, что хочешь. Все возможности в твоих руках. Ты – Бог, и тебя некому ударить по рукам вне зависимости от того, что ты творишь.

А случилось все так.

Стив Карелла постучал в дверь. Она вся изрешечена пулями, и Стив вдруг вспомнил, что Миранда подстрелил патрульного именно через дверь, и ему ужасно захотелось, чтобы его пистолет 38-го калибра был сейчас у него в руке.

«Так, расслабься, – сказал он себе. – Успокойся и не паникуй. Мы играем по правилам Миранды, потому что на улице много людей и мы не хотим, чтобы они пострадали. Так что сохраняй хладнокровие. Тебя пробирает дрожь, и тебе так хочется почувствовать в руке пистолет, что ты наверняка сделаешь нечто большее, чем станешь перебирать четки и молиться, когда дверь откроется, так что будь хладнокровен, Стив, будь хладнокровен и…»

Дверь открылась.

Первое, что увидел Карелла, – автоматический пистолет 45-го калибра. Дверь, скрипнув, распахнулась, и вот он – пистолет 45-го калибра с большим дулом, смотрящим в коридор. Губы Кареллы пересохли.

– Я… отец Донован, – автоматически проговорил он.

Дверь открылась шире. Теперь Карелла видел державшую пистолет руку с тонким запястьем, поросшую черными кудрявыми волосами, узкие плечи, промокшую от пота майку, выступающие ключицы, тонкую шею, высокие скулы, карие глаза, распухшие веки, лысеющую голову… и отчаяние. Крайнюю степень отчаяния. Оно было в глазах Миранды, в линии его рта и даже в том, как он держал пистолет 45-го калибра, в том, как он склонил набок голову.

– Быстро заходите, – скомандовал Миранда.

Карелла шагнул в квартиру. Внутри все было разворочено. На мебели, на полу – везде отметины от пуль. Невозможно себе представить, чтобы при таком обстреле находившийся в комнате человек умудрился не пострадать.

– Выглядит так, словно они запустили сюда атомную бомбу, да? – заговорил Миранда.

– Похоже, – отозвался Карелла.

– А ты ведь не боишься, да? Они не стали ломиться сюда с тобой, и это хорошо.

Карелла кивнул. Он не боялся, просто чувствовал себя как-то… странно. Не как полицейский. И Миранда держался не так, как вел бы себя с настоящим полицейским. Он, похоже, поверил, что Стив – настоящий священник, человек, с которым можно разговаривать спокойно. Ему вдруг захотелось сказать: «Я не тот, за кого ты меня принимаешь, Миранда! Не открывайся передо мной!» – но промолчал.

– Да, это было убийство, – сказал Миранда. – Послушай, я не прошу тебя исповедовать меня здесь. Я думаю, мы сразу должны все выяснить.

– И зачем же ты позвал меня сюда?

– Ну… – Миранда пожал плечами. В этот момент он был похож на совсем юного паренька, на мальчишку, который хочет рассказать священнику, что он на крыше снял с девочки трусики. Карелла, не отрываясь, смотрел на него. Миранда небрежно держал в руке пистолет 45-го калибра, не ожидая от стоящего перед ним человека никаких неприятностей, поскольку он был священником, он был несколько смущен, потому что собирался сказать то, что бесчестило его. – Признаюсь вам, отец. Я намерен выбраться из этой квартиры.

– Да?

– И… и вы выведете меня отсюда.

– Я?

Миранда кивнул:

– Я знаю, это очень скверно, но я должен выбраться отсюда.

– И куда ты пойдешь отсюда, Пепе?

– Я не знаю. – Миранда потупился. – Знаете, отец, я дошел до того, что… что в мире для меня почти не осталось мест, куда я могу пойти. – Он нервно рассмеялся. – Где… – Он снова рассмеялся. – Я не знаю. Не представляю, куда пойду, как только выберусь отсюда.

– Там полно полицейских, Пепе.

– Да, я знаю. – Он вздохнул. – Эти люди… они… я ненавижу это звание Всеобщий Враг Номер Один, понимаете? Просто ненавижу. Это как… ну, словно от меня чего-то ждут. Понимаете, о чем я? Я должен быть плохим парнем. Не знаю, можете ли вы понять меня, отец.

– Не уверен, что могу, – изумленно ответил Карелла.

– Ну… как ни взгляни – я плохой парень. – Он пожал плечами. – Я всегда был таким. Даже ребенком. И они ожидают от меня, что я останусь плохим. Люди, я имею в виду. Это как… не знаю, смогу ли объяснить. Иногда бывает так, словно я не знаю, кто такой настоящий Пепе Миранда и кто такой я сам… я просто фотография того парня, понимаете? Разные фотографии.

– Нет, я не понимаю, о чем ты говоришь, – покачал головой Карелла.

– Фотографии, – повторил Миранда. – Как у полицейских есть моя фотография. – Он хихикнул. – Я видел ту газету. – Он снова хихикнул. – И у всех людей на улице есть моя фотография. И у детей есть. И у вас есть. Но все это разные фотографии, и ни на одной из них я ненастоящий Пепе Миранда.

– Тогда кто? – спросил Карелла.

– Я не знаю.

– Ты убивал людей, Пепе.

– Да. – Он помолчал. – Верно. – И пожал плечами, но не равнодушно. Это не значило, что он хотел сказать: «Да, убивал, ну и что из того?» Если бы он пожал плечами равнодушно, то Карелла сразу же почувствовал бы себя полицейским. Но этого не произошло. Он просто пожал плечами, словно говоря: «Я убивал людей, но я не знаю зачем», и поэтому Карелла почти искренне играл роль человека, который пришел просто поговорить с Мирандой, а не причинять ему вред.

– В общем, как бы то ни было, – заключил Миранда, – я должен выбраться отсюда.

– Потому что люди на улице ожидают именно этого, да? – спросил Карелла.

– Нет. Нет, не думаю, что…

– Тогда почему?

– Ну… – Миранда тяжело вздохнул. – У меня нет шансов, отец, – просто ответил он.

– Тогда сдайся.

– Зачем? Чтобы пойти в тюрьму? А может, и на электрический стул, если эта женщина умерла? Вы не понимаете? Мне нечего терять.

И в наступившем моменте истины Стив понял, что Миранда абсолютно прав. И даже больше того, если бы он, Карелла, оказался на его месте, в этой квартире, окруженный полицией, лицом к лицу с перспективой отправиться в тюрьму или на электрический стул, он, несомненно, реагировал бы на все точно так же, как и Миранда. Он попытался бы выбраться из квартиры любой ценой. Пошел бы на все, чтобы убежать.

– Ну… – растерянно протянул он и замолчал.

Мужчины не отводили взгляда друг от друга.

– Понимаете, что я имею в виду, отец?

– Ну…

Миранда пожал плечами. В квартире вновь воцарилось молчание.

– Так что… я собираюсь использовать вас как щит, отец. Они не станут стрелять, если я выйду, прикрываясь вами.

– Предположим, они откажутся признать…

– Нет. Они не станут пытаться что-то предпринять. Я скажу им, что застрелю вас, если что.

– А если они попытаются, Пепе? Ты застрелишь меня, Пепе?

Пепе Миранда нахмурился.

– Так что, Пепе?

После долгой паузы тот ответил:

– Я должен выбраться из квартиры, отец. Должен!

А за дверью, по двое с каждой стороны, уже притаились полицейские. Капитан Фрик выбрал четырех лучших стрелков, и они получили инструкцию от лейтенанта Бирнса. Инструкция была простой. Стрелять на поражение.

И вот они ждали, стрелки с пистолетами на изготовку, ждали, что произойдет.

Из окна первого этажа раздался голос Миранды:

– Лейтенант!

– Да?

– Это Миранда! Я получил священника. Я выхожу.

– Что ты имеешь в виду? Ты сдаешься?

– Нет уж! Священник выходит со мной. Если в коридоре есть копы, лучше отзовите их. Слышите?

– Сработало, – прошептал Бирнсу Паркер.

– В коридоре нет полицейских, Миранда.

– Лучше, чтобы их не было. Мне нужен свободный выход. Священник все время будет со мной. Если кто-нибудь хотя бы шевельнется, он получит пулю.

– А ведь ты дал обещание, Миранда.

– Не смешите меня! Я выхожу.

Бирнс опустил мегафон и быстро достал оружие. Немного развернулся так, чтобы из-за тела не был виден пистолет, который он держал в опущенной правой руке. Паркер тоже вытащил пистолет и огляделся в поисках места, откуда удобнее было стрелять. Из-за патрульной машины? Нет. Нет. Оттуда! Вон с того места! С того ящика. Он протолкался через толпу и залез на ящик. Проверил патронник, вытер вздрагивавшую верхнюю губу и повернулся лицом к двери. Улица затихла. В доме послышался хлопок двери.

– Есть в коридоре полицейские? – закричал Миранда. – Есть тут полицейские?

Ответа не последовало. Стоя и глядя на дверь, на притаившихся у крыльца полицейских, Бирнс подумал: «Все, что ему нужно сделать, – повернуть голову. Он увидит полицейских и тут же выстрелит в Стива. Вот и все». Бирнс перевел дыхание.

– У меня священник! – прокричал из коридора Миранда. – Не предпринимайте ничего, слышите?

Все как один повернулись к дому. За дверью ничего не было видно. В коридоре темно, яркий солнечный свет туда не проникал.

– Дорогу! – кричал Миранда. – Дорогу или я стану стрелять в толпу! Мне все равно, кто пострадает!

Возбужденным горожанам были видны лишь две неясные фигуры в дверном проеме. Священник из-за черной рясы был почти невидим, Миранда просматривался лучше – невысокий, худой человек в белой майке. Перед самым порогом он на несколько секунд замер, вглядываясь в лица людей через плечо Кареллы.

Зип с Кучем проталкивались через толпу. На улице стало до жути тихо, и Зип хотел знать почему. Что происходит, черт побери? Он был зол, потому что им не удалось разыскать Чайну, зол, потому что ему не терпелось поскорее разделаться с Альфредо Гомесом, зол, потому что все шло неправильно, а ему хотелось, чтобы все складывалось так, как он задумал. Но, несмотря на гнев, в нем росло любопытство. Тишина на улице интриговала его. Он протолкался к заграждению как раз в тот момент, когда Миранда и Карелла показались на крыльце.

Глаза Миранды обшаривали улицу. Частично его закрывал священник, во всяком случае, через улицу стрелять рискованно. Разве что слева…

И Миранда посмотрел налево.

Карелла был готов. Он ждал этого движения с тех самых пор, как они вышли из квартиры. Поразмыслив, а куда бы посмотрел он на месте Миранды, он понял, что с другой стороны улицы стрелять никто бы не стал, так что ловушка могла быть только с этой стороны улицы и стрелять удобно было бы сзади.

Так что Карелла знал то, что знал Миранда, и он ждал, когда Пепе повернет голову, потому что понимал – тот выстрелит немедленно, как только увидит полицейских.

Зип заметил засаду одновременно с Мирандой, так что вторично предупредить его не успел.

Карелла почувствовал движение Миранды налево.

«Вперед!» – скомандовал он себе.

Рванулся.

Никто не произнес ни слова. Миранда повернулся к Карелле в то мгновение, когда Стив бросился ничком на ступеньки.

И началась стрельба.

Глава 17

– Пепе! – заорал Зип. – Пепе! – Но было поздно.

Это был безжалостный шквальный огонь. Миранда крутанулся влево, а пули неожиданно ударили в него справа, развернув его. Он упал на перила и открыл пальбу по патрульному, который казался ближе всех к нему, потом вдруг в него стали стрелять слева, он понял, что попал под смертельный перекрестный огонь, и рванулся по ступенькам туда, где распластался Карелла. С той стороны улицы грохотал пистолет Бирнса, Паркер принялся палить с ящика, а потом стало казаться, что каждый полицейский в квартале ждал этой минуты, потому что улица вдруг завибрировала рвущим уши грохотом и визгом пуль, отскакивающих от асфальта.

Кровь хлынула у него сразу из дюжины мест.

Белая майка моментально покраснела от крови. Пистолет он все еще держал в руке, но кровь залила его лицо, глаза, так что он остервенело палил вслепую в сторону зевак, словно от этого зависело его спасение.

Паркер соскочил с ящика, служебный револьвер ходил в его руке ходуном. Полицейские на крышах прекратили стрельбу, Миранда тоже, он, шатаясь, слепо ковылял в сторону Паркера, который, от возбуждения плохо соображая, шел ему навстречу. Это было похоже на то, как если бы кто-то поставил на стол две магнитные фигурки. Они неуклонно двигались бы друг к другу – Миранда, ослепленный собственной кровью, и Паркер, движимый вперед какой-то неведомой силой.

Пистолет Миранды пусто щелкал, он умоляюще смотрел на Паркера, кровь заливала ему глаза, пузырилась на его полуоткрытых губах, руки безвольно болтались, голова свесилась на одну сторону, как у Христа, распятого на кресте.

– Прикончи меня, – прошептал Миранда.

И Паркер выстрелил.

Выстрел пришелся Миранде в горло. Хлынула свежая кровь, обнажив дыхательное горло Миранды, он качнулся вперед. Голос его булькал, шепот слышался едва-едва, будто с большой глубины из-под воды, слова смог услышать лишь Паркер, да они и предназначались только ему:

– Не… не можешь прикончить… ме… меня?

И Паркер выстрелил снова. И теперь уж его палец нажимал на спусковой крючок решительно, сильно, и Паркер смотрел, как пули врезались в изувеченное тело Миранды, как он безжизненно рухнул на асфальт. А потом он стоял над ним и выпускал в него пулю за пулей, пока не разрядил всю обойму; он тут же выхватил пистолет у ближайшего к нему патрульного и снова принялся стрелять в уже мертвого Миранду.

– Ну хватит! – закричал Карелла.

Зип юркнул за заграждение и прыгнул на спину Паркера. Тот сбросил его словно надоедливую собачонку, распрямив широкие плечи. Зип упал на тротуар.

– Оставь его! – заорал он. – Оставь его в покое!

Но Паркер ничего не слышал. Он выстрелил из пистолета патрульного в голову Миранды, потом еще раз и готов был выстрелить в третий, когда Карелла схватил его за руки и отшвырнул от тела.

– Кто-нибудь снимите оттуда Фрэнки! – прокричал лейтенант Бирнс. – Он на втором!

Двое полицейских поспешили к дому. Бирнс подошел к Миранде и уставился на него.

– Он мертв? – спросил репортер.

Бирнс кивнул:

– Он мертв.

В голосе его не слышалось триумфа.

– Они убили его, – сказал Кучу Зип. – Они убили его. Эти ублюдки убили его. – Он неистово вцепился в Куча. – Где Сиксто? Где Папа? Мы должны достать его сейчас же, ты меня слышишь, Куч? Они убили Пепе, Куч. Ты понимаешь это? Они его убили! – Глаза его сделались дикими. По лицу струился пот.

– А что с Чайной? – спросил Куч. – Ты сказал, мы должны отыскать Чайну…

– Черт с ней, с Чайной! Альфи сдал его, слышишь?

На пожарной лестнице появился патрульный. Улица притихла. Он подошел к неподвижно и тихо лежавшему Фрэнки Эрнандесу и опустился на колени. Бирнс ждал. Патрульный поднялся.

– Лейтенант?

– Да?

– Фрэнки… – Патрульный замолчал. – Он мертв, сэр.

Бирнс кивнул. Снова кивнул. Потом понял, что патрульный ждет его указаний, опять покивал и сказал:

– Надо спустить его вниз. Оттуда. С лестницы. Ты не мог бы… не мог бы сделать это? Пожалуйста.

Репортеры прорвались через заграждение и окружили тело Миранды. Засверкали вспышки фотоаппаратов, бросая вызов солнцу.

– Где Сиксто и Папа? – бесновался Зип. – Я разве не сказал им прийти сюда?

– Послушай, Зип, успокойся. Постарайся…

– Не указывай мне, что делать! – заорал Зип, тряся Куча за руку. – Я знаю, что я… – И он умолк.

Из-за угла появились Сиксто и Папа, но не из-за их появления у Зипа расширились глаза. Он смотрел на двоих парней и их компаньона, сжимая кулаки, потому что с ними шел Альфредо Гомес.

– Что?.. – начал было он, и в эту минуту из дома вышли двое патрульных, неся на носилках тело Фрэнки Эрнандеса.

Толпа загудела, повторяя его имя, когда его проносили мимо. Появились носовые платки, женщины сморкались в них. Мужчины сняли шляпы и приложили их к груди.

– Это Фрэнки, – сказал Луис. – Закрыть дверь! Дань уважения! Дань уважения!

Он торопливо закрыл переднюю дверь кафе. Дверь со стороны авеню закрыл какой-то другой человек, так что, когда Фрэнки проносили мимо кафе к машине «Скорой», оно уже словно ослепло. «Я не буду отвлекаться на дела, пока тебя проносят мимо, друг мой…»

– Мы можем сделать еще несколько снимков Миранды, лейтенант? – возбужденно спросил репортер.

– Снимайте сколько хотите. Он больше никуда не торопится, – ответил Бирнс.

Луис раздвинул дверь. Кафе снова словно распахнуло глаза.

– Что происходит сейчас, лейтенант? – спросил репортер.

Бирнс тяжело вздохнул:

– Мы отвезем его в морг. Я разошлю своих людей по улицам. Они попытаются нормализовать движение… Что дальше? Я не знаю… – Он повернулся к Карелле: – Стив?

– Да?

– Кто скажет отцу Фрэнки? Кто пойдет в кондитерскую за углом, где у зеркала стоит фотография Фрэнки, кто пойдет туда и скажет, что Фрэнки мертв?

– Я сделаю это, если хочешь, Пит.

– Нет, – тяжело вздохнул Бирнс. – Это моя работа.

– Мы и в самом деле прижучили его, да? – проговорил Паркер, подходя к ним. – Мы действительно прижучили этого сукиного…

– Заткнись, Паркер! – рявкнул Бирнс.

– Что?

– Закрой свой поганый рот!

– Ка… какого черта здесь происходит? – оскорбленно напыжился Паркер.

Сиксто, Папа и Альфредо стояли возле кафе. К ним быстро подошел Зип.

– Что это, Сиксто? – спросил он.

– А ты как думаешь, Зип?

– Не будем играть в загадки. Что ты задумал?

– Я скажу тебе, Зип, – просто ответил Сиксто. – Если хочешь убить Альфредо, убей нас всех.

– Что за чертовщину ты болтаешь, тупица?

– Я ясно выразился, Зип.

– Ты знаешь, что у нас с Кучем есть стволы? Ты знаешь, что мы можем перестрелять вас прямо здесь и сейчас?

– Да, знаю, – ответил Сиксто. – Давай. Пристрели нас прямо здесь и сейчас.

– Да что ты… – начал было Зип, но осекся, взглянув в глаза Сиксто, и, поникнув, закончил: – Что… ты имеешь в виду?

– Будь осторожнее, Зип, – предупредил Куч. – Они прячут что-то в рукавах. Я вижу. Они слишком… слишком уверены в себе.

– Сиксто блефует, – быстро проговорил Зип и повернулся к Папе: – Ты не на той стороне, Папа. Ты прилип к Сиксто, а это то же самое, что связаться с теми, кто убил Пепе. Ты…

– Пепе заставил стыдиться земляков, – заявил Папа.

– Ну ладно, хватит снимать! – закричал Бирнс репортерам. – Давайте уберем его отсюда, а?

Двое полицейских положили тело Пепе на носилки, еще один накрыл его простыней. Они осторожно обошли лужу крови на асфальте и двинулись по направлению к кафе.

– Двери! – завопил Зип. – Закройте для него двери!

Никто не пошевелился. Люди на улице смотрели, как мимо них проносят тело, а потом – тихо, очень тихо – начали расходиться. Удивительно, но кричащая, бурлящая, взволнованная десять минут назад толпа вдруг распалась на группки перешептывающихся людей, даже не на группки – люди расходились по два, по три человека. Заграждение разобрали, патрульные машины, ревя моторами, разъехались, и улица снова стала спокойно и умиротворенной в этот солнечный летний день. Почти ничто не напоминало о том, что здесь произошло.

Зип стоял перед открытыми дверями и смотрел, как тело Миранды загружают в машину «Скорой помощи», потом развернулся к Сиксто и закричал:

– Думаешь, ты так просто уйдешь отсюда?

– Отойди в сторону, Зип, – спокойно ответил Сиксто, – мы хотим пройти.

– Ты больше вообще не сможешь выйти на улицу! – орал Зип. – Ты думаешь, ты…

– Посмотрим, – коротко сказал Сиксто, и трое мальчишек пошли прочь от кафе мимо Зипа и Куча, которые даже не шевельнулись, чтобы преградить им дорогу.

– Вы совершили ошибку! – вопил им вслед Зип. – Большую ошибку! – Но он не побежал за ними и не попытался остановить их. – Почему ты не помог мне, Куч? – в ярости накинулся он на приятеля. – Бога ради, мы же просто позволили им уйти!

– Они… они слишком сильны, Зип, – упавшим голосом проговорил Куч.

– А… – Зип бессмысленно махнул рукой. – А… – И пошел прочь по улице.

Полицейские машины уже уехали. В квартале еще попадались патрульные, но большинство уже разошлись по своим делам. Улица черной полосой уходила вдаль. Движение автомобилей возобновилось.

– Господи, что за убогий день выдался, – пожаловался Зип и взглянул на Куча.

– Да, – согласился тот.

– У тебя… есть какие-нибудь идеи?

– Можно сходить в кино.

– Да, – вяло отозвался Зип.

– Или мяч погонять.

– Да…

– Можно сходить в бассейн поплавать.

– Да. Можно и поплавать.

Он резко отвернулся, потому что не хотел, чтобы Куч заметил, как предательски заблестели его глаза. Он не знал, почему плачет. Наверное, потому, что в самом сердце одного из крупнейших городов мира Зип вдруг почувствовал себя одиноким, совсем одиноким, и чудовищные размеры города и собственная нелогичность вдруг напугали его.

– Наверное… наверное, придумаем что-нибудь, – сказал он, засовывая руки в карманы.

И двое парнишек понуро побрели по улице, опустив головы.

Энди Паркер протопал мимо них в кафе. Взглянул на ребят, пожал плечами и зашел сказать «привет» своему другу Луису.

– Все еще дуешься на меня, Луис? – спросил он, словно это не давало ему покоя, словно его действительно волновало отношение к нему Луиса.

– Нет, Энди, – отозвался тот.

– Все на меня в обиде, – безо всякого выражения сказал Паркер. Помолчал. – Почему все на меня в обиде? – Снова помолчал. – Я делаю свою работу. – Он глянул на Луиса. – Прости, что накричал на тебя, Луис.

– Ничего.

– Мне жаль.

Он смотрел на Луиса. И потому, что Луис был человеком, и потому, что извинения не подлинны, пока они не проверены; пока кто-нибудь не бросит на твое «Мне жаль…» какую-нибудь простительную грубость вроде «Кого волнует, жаль тебе или нет? Хватит тут мне надоедать!», а ты не ответишь что-нибудь вроде «Что ж, мне действительно очень жаль…» или «Раз так, то катись к черту!», и путем подобного диалога не удостоверится в искренности извинений.

– Надо думать, прежде чем говорить, – сказал Луис, прищурившись. Он ждал, что ответит Паркер.

Тот согласно кивнул:

– Надо. Мне действительно очень жаль.

И опять молчание. Сказать друг другу им теперь было нечего. Возможно, им вообще нечего будет больше друг другу сказать. Никогда.

– Ну… я… пожалуй, пойду в участок, – промямлил Паркер.

– Да.

Паркер как-то неопределенно и вяло махнул рукой и медленно вышел на улицу.

В кафе зашел репортер и уселся на высокий табурет.

– Ну, теперь все тихо, да? Можно мне чашечку кофе?

– Да, все тихо, – подтвердил Луис.

– Прямо как на острове, а? – усмехнулся репортер.

Луис ответил немедленно:

– Нет, совсем не как на острове. – Помолчал, взглянул на репортера и добавил: – А может, это не так уж и плохо, да? Может, не так уж и плохо.

Где-то снова зазвонили церковные колокола.