Текст книги "Убийство в запертой комнате"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава 4

Вся беда в том, что мы лишены возможности общаться, размышлял лейтенант Бернс. Извечная проблема человечества. Но для нас, в нашем положении, это смерти подобно. Надо же такому случиться: сижу в своем участке с тремя молодцами-детективами, но не могу слова лишнего сказать, не могу договориться, как завладеть ее револьвером и нитроглицерином, если, конечно, в сумке у нее нитроглицерин. Четверо мужиков, которым это раз плюнуть, – и на тебе! Расселась тут с револьвером…

Я не имею права не то что командовать – рта раскрыть. Собственно, сейчас восемьдесят седьмым участком командует Вирджиния Додж, и так будет до тех пор, пока– не произойдет одно из двух – либо мы ее обезоружим, либо она дождется Стива Кареллу и убьет его.

Есть, правда, и третий вариант. Она распсихуется и саданет из револьвера в сумку, и все мы взлетим на воздух. Ну и грохот будет! Услышат даже в восемьдесят восьмом участке! Шефа в Главном управлении взрывная волна выбросит из кресла. Но это только в том случае, если в сумке у нее действительно нитроглицерин. Как это ни грустно, мы не имеем права вести себя так, словно в сумке у нее ничего нет. Придется исходить из того, что там у нее и вправду бутылка с нитроглицерином. Револьвер во всяком случае настоящий. Положеньице, однако. Ничего не попишешь, будем вести себя тихо и скромно. Никаких прыжков. Нитроглицерин взрывается от малейшего сотрясения. Интересно, где она его раздобыла? Наследство от супруга – потрошителя сейфов? Навряд ли. Потрошители сейфов давно не пользуются нитроглицерином. Слишком уж он непредсказуем…

Сидит, начиненная взрывчаткой! Неужели она так и ехала в подземке с этой сумочкой, подумал Бернс и мрачно улыбнулся.

Ладно, нитроглицерин, предположим, имеется. Будем исходить из этого. В таком случае всякая попытка отобрать сумку…

А что делать?

Ждать Кареллу. Когда, кстати, он придет? Который час?

Бернс взглянул на стенные часы. 5.07.

На улице еще светло. Может быть, чуть темнее, чем час назад, но все равно, за окном стоит прекрасный осенний день. Знает ли кто-нибудь из наших, что мы тут играем в бутылочку?..

Капитан Фрик, конечно, ни о чем не догадался. Осел! Ну почему под ним не загорится стул? Почему на его дурацкую башку не упадет кирпич?

Надо придумать, как выбраться из западни.

Интересно, курит она или нет?

Если курит… Так… По порядку… Предположим, курит. Отлично. Отлично. Тогда надо сделать так, чтобы она сняла сумку с колен и положила ее на стол. Это не трудно. Где сумка сейчас? На коленях. А в ней бутылочка с нитроглицерином. Любимая игрушка малютки Вирджинии. Предположим, мне удастся заставить ее положить сумку на стол. Как именно? Я предложу ей сигарету. Затем дам огоньку. Если я уроню зажженную спичку ей на колени, малютка Вирджиния отлетит на милю. И тогда я ей врежу.

Револьвер – черт с ним! Конечно, приятного мало, когда в тебя стреляют, но главное – убрать подальше бутылку. С револьверами я выяснял отношения уже много раз, но нитроглицерин – дело посерьезнее. Меня потом со стены ложкой соскребать будут.

Курит она или нет?

– Как ты поживаешь, Вирджиния? – спросил он.

– Бросьте вы!

– Что?

– Эти ваши учтивости. Не для того я пришла сюда, чтобы слушать всякую ерунду. Уже наслушалась в прошлый раз.

– Это было давно, Вирджиния.

– Пять лет, три месяца, семнадцать дней назад. Так-то!

– Мы не пишем законов, – мягко сказал Бернс. – Мы следим, чтобы они соблюдались. А тот, кто их нарушает…

– Обойдусь без лекций. Умер мой муж. Его посадил Стив Карелла. Мне этого достаточно.

– Стив только арестовал твоего мужа. Его вину установили присяжные, а приговор вынес судья.

– Но Карелла…

– Ты кое о чем забыла.

– О чем?

– Из-за твоего мужа ослеп человек.

– Это был несчастный случай.

– Человек ослеп, потому что твой муж выстрелил. А он нажал на спусковой крючок не случайно.

– Тот человек начал вопить: «Полиция!» Что бы вы сделали на месте Фрэнка?

– Для начала я не стал бы грабить бензоколонку.

– Правда? Честный лейтенант Бернс! Я кое-что слышала о вашем сыне. Великий полицейский и его сыночек-наркоман.

– Это тоже было давно, Вирджиния. Теперь с ним все в порядке.

Ему и сейчас было больно об этом думать. Хотя, конечно, не так больно, как тогда. Те дни были для Бернса пыткой. Он долго скрывал от своих подчиненных, что его единственный сын – заядлый наркоман, к тому же, возможно, замешанный в историю с убийством. Потом рассказал Стиву Карелле. Карелла взялся распутывать этот клубок и едва не поплатился жизнью. После того выстрела его жизнь висела на волоске, и Бернс ни за кого не молился так, как за Стива. Но теперь все было позади, сын порвал с наркотиками, семья уцелела, и только воспоминания отзывались в нем глухой болью. И надо же случиться такому, что именно Стиву Карелле, к которому Бернс относился как к старшему сыну, предстояло свидание с женщиной в черном. С той, что воплощала собою Смерть.

– Я очень рада, что с вашим сыном все в порядке, лейтенант, – произнесла Вирджиния с сарказмом. – Чего не скажешь о моем муже. Он-то умер. И убил его Карелла, понятно вам? В общем, хватит болтать глупости, давайте помолчим.

– А я поболтал бы еще чуть-чуть.

– Только не вслух, а про себя. Мне это не интересно.

Бернс уселся на край стола. Вирджиния поправила сумку на коленях, не отводя от нее револьвера.

– Не приближайтесь, лейтенант. Последний раз предупреждаю!

– Что ты задумала, Вирджиния?

– Я уже говорила. Когда придет Карелла, я его застрелю. А потом уйду. Если же кто-то попробует мне помешать, я брошу на пол сумку с нитроглицерином.

– А если я отберу у тебя револьвер?

– На вашем месте я бы этого не делала. Лучше не пытайтесь.

– На что ты рассчитываешь?

– На то, что никто из вас не герой. Да и чья жизнь вам дороже – ваша собственная или Кареллы? Если вы вздумаете отбирать у меня револьвер, нитроглицерин вполне может взорваться. И всем вам конец. Кареллу-то вы спасете. Зато себя погубите.

– Карелла значит для меня очень многое. Я готов отдать за него жизнь.

– Серьезно? А для тех троих? Они тоже готовы отдать за него жизнь? Они согласны умереть за те гроши, которые им платят городские власти? На вашем месте, лейтенант, я бы выяснила, кто из ваших людей готов отдать жизнь за Кареллу, а кто нет. Спросите их!

Но лейтенанту вовсе не хотелось спрашивать об этом. Все, кто попался в ловушку вместе с ним, не раз проявляли стойкость и мужество. Однако храбрости вообще не бывает, она определяется конкретными обстоятельствами. Согласятся ли эти люди пойти на риск, если расплатой за неудачу будет немедленная смерть? Лейтенант не был в этом уверен. Если бы его подчиненным пришлось выбирать между ними самими и Кареллой, они, скорее всего, выбрали бы себя. Эгоистично? Наверное. Бесчеловечно? Очень может быть. Но жизнь человека – не товар, и если она пришла в негодность, в универмаге новую не купишь. Жизнью приходится дорожить. И даже любя Кареллу (а словом «любить» Бернс не бросался направо и налево), лейтенант не решался задать вопрос самому себе: «Карелла или я?» Он догадывался, каким будет ответ, это его и страшило.

– Сколько тебе лет, Вирджиния?

– Какая разница?

– Хотелось бы знать.

– Тридцать два.

Бернс кивнул.

– Выгляжу старше, да?

– Немножко.

– Лет на двадцать! И за это тоже спасибо Карелле. Вы бывали когда-нибудь в тюрьме Каслвью, лейтенант? Это место не для людей, а для скота, и Карелла отправил туда моего Фрэнка. Знаете, как быстро проходит молодость? Как умирает красота, когда ты мучаешься и что-то все время гложет тебя изнутри?

– Каслвью, конечно, не самая лучшая тюрьма в мире, и все-таки…

– Это застенок! – крикнула Вирджиния. – Вы хоть раз были внутри? Грязь, мрак. Духота, теснотища, гниль, вонь. Эту вонь чуешь за милю, лейтенант. Кому мешал Фрэнк? Да, он нарушал их порядки. Потому что он не скотина, а человек. Он не мог снести, что с ним обращаются как с животным, вот его и объявили смутьяном.

– Да, но нельзя же…

– А вам известно, что в Каслвью заключенным запрещено разговаривать во время работы? Что уборных там нет, а в камерах стоят параши? Вы знаете, как воняет в ка-мерах-клетушках? Там дышать нечем! А мой Фрэнк был очень больным человеком. Подумал ли об этом Карелла, когда совершал свой великий подвиг – арестовал моего мужа? Куда там!

– Он не совершал никаких подвигов. Он делал то, что ему положено. Пойми, наконец, Карелла – полицейский. Он выполнял свой долг.

– А теперь я выполню свой долг, – сказала Вирджиния.

– Каким образом? Ты хоть знаешь, что у тебя в сумке? Если ты выстрелишь, эта штука разнесет тебя в клочья. Нитроглицерин – не зубная паста.

– Наплевать!

– Ты хочешь убить человека, но при этом, возможно, ты погибнешь сама, а тебе только тридцать два.

– Наплевать!

– Будь благоразумной, Вирджиния. Думай, что говоришь.

– А зачем? Я вообще не обязана с вами разговаривать. – Вирджиния сделала резкое движение, и сумка покачнулась у нее на коленях. – Считайте, что я оказываю вам любезность, когда разговариваю с вами.

– Ладно, успокойся, – сказал Бернс, с опаской поглядывая на сумку. – Расслабься. Почему бы тебе не положить сумку на стол, а?

– Зачем это?

– Ты прыгаешь на стуле, как мячик. Если тебе наплевать, взорвется эта штука или нет, то меня это очень даже беспокоит.

Вирджиния улыбнулась. Потом осторожно сняла сумку с колен и столь же осторожно поставила на стол, не отводя от нее дула револьвера, словно револьвер и сумка с нитроглицерином были новобрачными, которые не в силах расстаться друг с другом.

– Так-то оно лучше, – сказал Бернс и облегченно вздохнул. – Отдохни. Не волнуйся. – Он помолчал. – А почему бы нам не закурить?

– Не хочу, – отрезала Вирджиния.

Бернс вынул из кармана пачку сигарет. Спокойно подошел к столу, поглядывая на револьвер, уткнувшийся в черную кожу сумки. Он прикинул расстояние между собой и Вирджинией, пытаясь понять, как близко он будет от нее в тот момент, когда поднесет к сигарете спичку, какой рукой ударит, чтобы она не упала на сумку. А вдруг на уроненную спичку она отреагирует не так, как он ожидал, – не отпрянет, а нажмет на спуск? Вряд ли. Скорее всего, отпрянет. И тогда он ей врежет как следует.

Он вытряс сигарету из пачки.

– Прошу, – сказал он. – Закуривай.

– Не буду.

– Разве ты не куришь?

– Курю. Но сейчас не хочу.

– Будет тебе! Ничто так не успокаивает, как сигарета. Бери!

Он протянул ей пачку.

– Уговорили, – сказала она и переложила револьвер в левую руку. Дуло револьвера чуть-чуть отодвинулось от сумки. Правой рукой Вирджиния взяла предложенную лейтенантом сигарету. Бернс стоял справа от нее. Он решил, что подаст спичку левой рукой, потом уронит спичку ей на колени, а когда Вирджиния отпрянет, он ударит ее правой рукой. Его сердце бешено колотилось.

А вдруг она нажмет на спуск?

Он полез в карман за спичками. Его пальцы тряслись. Вирджиния уже зажала сигарету в зубах. Ее левая рука с револьвером, приставленным к сумке, не дрожала.

Бернс чиркнул спичкой.

И тут зазвонил телефон.

Глава 5

Вирджиния выхватила сигарету изо рта и швырнула ее в пепельницу на столе. Перебросив револьвер в правую руку, она обернулась к Берту Клингу, который собирался поднять трубку.

– А ну-ка подожди, приятель, – сказала она. – Какой это номер?

– Добавочный тридцать один, – ответил Клинг.

– Отойдите от стола, лейтенант, – распорядилась Вирджиния. Она показала револьвером, что ему следует делать, и Бернс попятился назад. Свободной рукой Вирджиния пододвинула телефон, быстро оглядела его и нажала на кнопку под диском. – Теперь можете говорить, – разрешила она и сняла трубку одновременно с Клингом.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг.

Он говорил по телефону, но думал только о Вирджинии Додж, которая сидела за соседним столом, прижав к уху трубку параллельного телефона, и ее револьвер был нацелен на черную сумку.

– Детектив Клинг? Это Марсия Снайдер.

– Кто?

– Марсия. – И после паузы: – Снайдер! Разве вы меня не помните, детектив Клинг? – Эти слова были произнесены взволнованным шепотом.

– Ах да. Как поживаете, мисс Снайдер?

– Спасибо, очень хорошо. А как поживает красавец блондин из восемьдесят седьмого участка?

– Я… Спасибо, все в порядке.

Клинг оглянулся на Вирджинию Додж. На ее лице обозначилась кислая улыбка. В отличие от Вирджинии, казавшейся бесплотной тенью некоего бесполого существа, Марсия Снайдер излучала жизнелюбие и страсть. Клинг воочию представил себе рыжеволосую красавицу, возлежавшую на тахте в прозрачном неглиже: телефон у нее, конечно же, цвета слоновой кости.

– Рада снова вас слышать, – говорила между тем Марсия Снайдер. – Прошлый раз вы страшно спешили куда-то…

– У меня было свидание с невестой, – пояснил Клинг.

– Я знаю. Вы говорили. И не раз. – Она опять немного помолчала, потом заговорила чуть тише: – Вы тогда немного понервничали. Почему, детектив Клинг?

– Заканчивайте, – прошипела Вирджиния Додж.

– Что, что? – спросила Марсия.

– Я ничего не говорил, – ответил Клинг.

– Но я отчетливо слышала…

– Нет, вам показалось. Признаться, я сейчас очень занят, мисс Снайдер. Чем могу помочь вам?

На это Марсия Снайдер отозвалась самым сладострастным смехом, какой Берт Клинг когда-либо слышал. На мгновение Берту показалось, что ему шестнадцать лет и он входит в бордель на Улице шлюх. Он почувствовал, что краснеет.

– Так в чем дело? – хрипло спросил он. – Я вас слушаю.

– Все в порядке. Мы нашли драгоценности.

– Вот как? И где же?

– Оказывается, их никто и не думал красть. Сестра взяла их с собой в Лас-Вегас.

– Значит, вы забираете назад заявление?

– Конечно. Раз не было кражи, то, стало быть, нечего и расследовать.

– Разумеется. Я рад, что драгоценности нашлись. Если бы вы смогли прислать нам новое заявление – мол, сестра… Лас-Вегас…

– А почему бы вам не зайти за этой бумагой ко мне, детектив Клинг?

– Я бы с удовольствием, мисс Снайдер, – сказал Клинг, – но в городе совершается столько преступлений, что без меня никак не обойтись. Спасибо, что позвонили. Мы будем ждать вашего письма.

Он быстро положил трубку и повернулся спиной к телефону.

– Герой-любовник, да? – спросила Вирджиния, тоже положив трубку.

– Вот именно – герой-любовник, – пробормотал Клинг.

Откровенно говоря, его весьма смущало, что Вирджиния слышала его разговор с Марсией Снайдер. Хотя Берту Клингу было уже двадцать пять, он не мог похвастаться большим опытом в любовных делах – тем самым опытом, которого у Марсии Снайдер, судя по всему, было хоть отбавляй. Берта вполне можно было назвать красивым, но его красота отступала перед невинностью. Посмотрев на его лицо, вы начинали думать о клубнике со сливками. Клинг был помолвлен с молодой особой по имени Клер Таунсенд, он ухаживал за ней уже целый год. Его совершенно не интересовали ни Марсия Снайдер, ни ее сестра, ни все прочие Марсии Снайдер и их сестры, живущие в этом городе. И он очень беспокоился – а вдруг Вирджиния Додж подумает, будто этот звонок спровоцирован им самим. Ему не хотелось, чтобы кто-то мог заподозрить такое.

С другой стороны, Берт, конечно, понимал, что все это не стоит выеденного яйца – мало ли что может подумать эта дрянь, Вирджиния Додж. И все-таки ему не хотелось, чтобы на него пала хотя бы тень подозрения в том, будто он крутит амуры вместо того, чтобы расследовать кражу.

Он подошел к столу, за которым сидела Вирджиния, бросил взгляд на сумку – и у него совсем испортилось настроение. А вдруг кто-то споткнется и упадет на сумку? Господи, надо совершенно рехнуться, чтобы разгуливать по городу с бутылкой нитроглицерина!

– Я насчет этой женщины… – промямлил он.

– Ну?

– Вы не думайте…

– А что я должна думать?

– Просто… я расследовал кражу, вот и все.

– И на здоровье. Что с того, что вы расследовали кражу? – удивилась Вирджиния.

– Ничего… Почему, собственно, я должен перед вами отчитываться?

– И не отчитывайтесь, никто не просит.

– Я хочу сказать другое. Вы производите очень странное впечатление. С какой стати нормальной женщине разгуливать по городу с револьвером и бутылкой нитроглицерина?

– Вы так полагаете? – улыбнулась Вирджиния. Похоже, ей начала нравиться ее роль.

– Это же чистое безумие! Ладно, пускай револьвер – это еще можно понять. Вам вздумалось отправить Стива на тот свет? Дело ваше. Но нитроглицерин! Нет, это слишком. Как вам удалось добраться до участка и не взорвать полгорода?

– Я старалась, – сказала Вирджиния. – Я шла осторожно и не виляла бедрами.

– Это, конечно, самая лучшая походка. Особенно когда в сумке взрывчатка.

Клинг обезоруживающе улыбнулся. Часы на стене показывали 5.33. На улице начало темнеть. Небо сделалось темно-синим, отчего еще заметнее стала кричащая позолота деревьев. С улицы доносились крики подростков, гонявших мяч по баскетбольной площадке, – им надо было закончить матч до темноты. Матери кричали им что-то из окон. Мужчины окликали друг друга у входа в бар, куда они направлялись, чтобы пропустить по кружечке пива перед ужином. В окна врывались привычные шумы большого города – и еще отчетливее на фоне этих звуков резала слух мертвая тишина в дежурной комнате следственного отдела.

– Мне нравятся сумерки, – тихо сказал Клинг.

– Правда?

– Да. И всегда нравились. Даже в детстве. В них есть что-то очень приятное. Так тихо, спокойно… – Он помолчал немного. – Вы и в самом деле хотите убить Стива?

– Да, – сказала Вирджиния.

– Вы не правы.

– Это почему же?

– Как вам сказать…

– Можно включить свет, Вирджиния? – спросил лейтенант Бернс.

– Включайте.

– Коттон, включи-ка верхний. А можно моим ребятам заняться делом?

– Каким еще делом?

– Отвечать на телефонные звонки, печатать отчеты, самим кое-куда позвонить…

– Нет! Никто не звонит и не отвечает на звонки, пока я не возьму другую трубку.

– Хорошо. Но печатать-то можно? Или это тебе мешает?

– Пусть печатают. Каждый за своим столом.

– Ладно, ребята, – сказал Бернс, – ничего не поделаешь. Слушайтесь ее, и без всяких там героических поступков. Видишь, я не перечу тебе, Вирджиния, поскольку не теряю надежды, что ты сама поймешь, как поступать дальше. Еще не поздно, Вирджиния.

– Не тратьте зря энергию, – отрезала она.

– Он вообще-то дело говорит, – с мальчишеской непосредственностью вставил Клинг.

– Да ну?

– Честное слово! Вы ничего этим не добьетесь, миссис Додж.

– Правда?

– Правда. Ваш муж умер, и вы не поможете ему, отправив на тот свет ни в чем не повинных людей. В том числе и себя. Ведь если взорвется нитроглицерин…

– Я любила своего мужа, – упрямо произнесла Вирджиния.

– Кто спорит? Я вас хорошо понимаю. Но зачем эти угрозы? Чего вы хотите?

– Смерти того, кто все это устроил.

– Стива? Побойтесь Бога, миссис Додж. Стив не убивал вашего мужа. Вы это прекрасно знаете.

– Ничего я не знаю.

– Ладно, предположим, он убил, хотя это вовсе не так. Вы сами понимаете, что не так, но если вам от этого легче, будем считать, что убил. Чего вы добьетесь местью? – Клинг развел руками. – Ничего. Вот что я вам скажу, миссис Додж…

– Слушаю.

– У меня есть подруга. Ее зовут Клер. Это не девушка, а мечта. Я скоро на ней женюсь. Она удивительно жизнерадостная, хотя и не всегда была такой. Когда мы познакомились, она напоминала покойницу. Честное слово. Самую настоящую покойницу. А знаете, почему?

– Почему? – спросила Вирджиния.

– Сейчас расскажу, – доверительно начал Клинг. – У нее был роман с парнем, которого убили в Корее. Он умер, и она решила умереть вслед за ним. Спряталась в свою раковину и не желала из нее выходить. Это в ее-то годы! Вы не намного старше, чем она. Жить в раковине? – Берт покачал головой. – Она была не права, миссис Додж. Совсем не права. Никак не могла свыкнуться с мыслью, что он умер. Она не понимала, что,как только в него угодила пуля, он перестал быть собой. Он превратился в труп. В мертвеца. Все кончено. Но она продолжала роман – с покойником, которого зарыли в землю.

Клинг замолчал и провел рукой по подбородку.

– Простите меня, но, по-моему, вы делаете то же самое.

– Ничего подобного.

– Абсолютно то же самое. Вы вошли сюда, и в комнате запахло смертью. Послушайте, вы и выглядите как смерть, честное слово! Такая красивая женщина, а в глазах, во всем облике – смерть. Это просто глупо, миссис Додж. Если бы вы поняли это, вы бы бросили револьвер и…

– Хватит, больше ничего не хочу слышать, – оборвала его Вирджиния.

– Думаете, Фрэнку бы это понравилось? – настаивал Клинг. – Думаете, он одобрил бы вас?

– Да. Фрэнк хотел, чтобы Кареллу убрали. Он говорил мне это. Он ненавидел Кареллу.

– А вы? Тоже ненавидите Кареллу? Но вы с ним даже не знакомы!

– Плевать мне на Кареллу. Я любила своего мужа. Этого более чем достаточно.

– Вашего мужа арестовали, потому что он нарушил закон. Он стрелял в человека. Не хотите же вы сказать, что Стив должен был вручить ему за это похвальную грамоту. Послушайте, миссис Додж, будьте благоразумны.

– Я любила мужа, – еще раз повторила Вирджиния.

– Миссис Додж, я вам скажу кое-что еще. Решайте сами – либо вы женщина, которая понимает, что такое настоящая любовь, либо безжалостное чудовище, которому ничего не стоит взорвать все к черту. Одно из двух. Решайте, кто вы?

– Женщина. Потому я и пришла сюда, что я женщина.

– Ну, так и ведите себя как женщина. Бросьте револьвер и уходите поскорей, подальше от беды.

– Ни за что!

– Послушайте, миссис Додж…

Вирджиния словно окаменела на стуле.

– Довольно, приятель, – сказала она. – Можешь замолчать. Этот номер не пройдет.

– Какой номер? – удивился Клинг.

– Не надо строить из себя невинное голубоглазое дитя. Не верю.

– А я и не думал никого из себя строить…

– Хватит! – рявкнула она. – Надоело! Ишь, ласковый теленок выискался.

– Миссис Додж!

– Все, я сказала!

В дежурной комнате опять наступило молчание. Стенные часы с белым глумливым циферблатом выплевывали на пол минуту за минутой. За окнами уже совсем стемнело. Застрекотала машинка. Клинг оглянулся: за столом у окна пристроился Майер. Он печатал что-то в трех экземплярах. Свет от плафона падал на лысую макушку Майера и отражался от нее наподобие нимба. Коттон Хоуз подошел к картотеке и вытащил ящик, заскрипевший на роликах. Полистав карточки, он подошел к столу у другого окна и уселся за него. В тишине раздался всхлип холодильника.

– В таком случае прошу прощения за беспокойство, – сказал Клинг Вирджинии. – Так мне и надо. Я-то думал, что вы человек, а вы ходячий труп.

Внезапно в коридоре возникло какое-то завихрение. Вирджиния напряглась на своем посту. Клингу на мгновение показалось, что она вот-вот нажмет на спуск револьвера.

– Проходи, не стесняйся, – раздался мужской голос, и Клинг понял, что вернулся Хэл Уиллис. И действительно, вскоре показался Уиллис, да не один.

Его пленница не вошла, а скорее влетела в комнату, словно порыв ветра. Высокая молодая пуэрториканка с высветленными волосами, в лиловом пальто нараспашку, из-под которого виднелась красная блузка с низким вырезом, приоткрывавшим великолепие форм, с узкой талией и крутыми бедрами, подчеркнутыми прямой черной юбкой. Несмотря на праздничный наряд, она была не накрашена, да этого ей и не требовалось: безупречный овал лица, яркие карие глаза, полные губы и прямой аристократический нос. Разве что среди белоснежных зубов затесалась одна золотая коронка. Из пленниц, которые когда-либо переступали порог следственного отдела восемьдесят седьмого участка, эта была едва ли не самая красивая.

Впрочем, через порог она не столько переступила, сколько была через него перетащена. Хэл Уиллис держал в правой руке наручники, кольцо которых сомкнулось на запястье пленницы. Оказавшись у перегородки и тщетно пытаясь освободиться, девица на все лады ругалась по-испански.

– Давай-ка сюда, cara mia[2]2
  Моя дорогая (исп.)


[Закрыть], – говорил Хэл, – входи и успокойся. А то подумают, что тебя тут кто-то обижает. Давай, Liebchen[3]3
  Любимая (нем.)


[Закрыть], вот сюда. Эй, Берт! Неплохой улов, а? Пит, нравится тебе моя новая подружка? Только что бритвой перерезала горло одному молодому человеку, чик-чик!

Уиллис замолчал.

В комнате стояла странная тишина.

Сначала он посмотрел на лейтенанта, затем на Клинга, потом в тот угол комнаты, где молча трудились Хоуз и Майер.

Наконец он увидел Вирджинию Додж, в руке которой был револьвер калибра ноль тридцать восемь, направленный дулом в сумку.

Его первым побуждением было бросить наручники и вытащить револьвер. Но Вирджиния опередила его.

– Сюда, – сказала она, – и поживей. Оружие не вынимать!

Уиллис и пуэрториканка прошли в комнату.

– Bruta![4]4
  Скотина! (исп.)


[Закрыть] – выкрикивала девица. – Pendega! Hijo de la gran puta![5]5
  Висельник, сукин сын! (исп.)


[Закрыть]

– Заткнись, – устало отозвался Уиллис.

– Pinga[6]6
  Сволочь (исп.)


[Закрыть], не унималась она. – Грязная полицейская сволочь.

– Заткнись, Бога ради, заткнись! – взывал Уиллис.

Девица была на целых три дюйма выше Уиллиса, рост которого еле-еле дотягивал до минимального для полицейских – метр семьдесят пять. Ниже его не было, пожалуй, детектива во всей Америке. Узкий в кости, с настороженным взглядом на худом лице, Уиллис знал дзюдо не хуже, чем уголовный кодекс, и мог уложить бандита на обе лопатки быстрее, чем шестеро кулачных бойцов. Едва заметив револьвер в руке Вирджинии, он стал думать, как бы обезоружить ее.

– Что происходит? – обратился он к собравшимся.

– К нам пожаловала дама с револьвером и бутылкой нитроглицерина в сумке, – пояснил Бернс. – В случае необходимости она готова взорвать себя, а заодно и нас.

– Ясно, – отозвался Уиллис. – У вас тут не соскучишься. – Он замолчал и посмотрел на Вирджинию. – Не позволите ли мне снять пальто и шляпу?

– Сначала положите оружие на стол.

– Очень предусмотрительно с вашей стороны, – отозвался Уиллис. – Признаться, вы меня пугаете. У вас действительно в сумке бутылка с нитроглицерином?