Текст книги "Последний уик-энд"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Расколется! Ты думаешь, он прибежит к нам каяться?

– Может быть. Или совершит что-то, что укажет на него.

– Например?

– Откуда мне знать? Может быть, попытается разыскать некоторых сестер, которые знали погибшую девушку. Это даст нам хоть что-нибудь. Может быть, он попытается бежать. Кто знает? Но так или иначе, он расколется. Все, что нам нужно делать, – это ждать.

– Я не уверен, – сказал Диксон.

– Я уверен. Я видал непрофессиональных убийц раньше. Они свою задницу от локтя не отличают.

– Надеюсь, ты прав.

– Я тоже надеюсь, – сказал Нортон с ударением. – Не нравится мне Норфолк. И военно-морской флот не нравится. Чем раньше я вернусь в Вашингтон, тем буду счастливее.

– Норфолк неплох, – заметил Диксон.

– Нет, но Делия хороша.

– Делия? А, твоя жена.

– Да, – сказал Нортон. – Моя жена.

– Так к чему проверять все эти гостиницы и меблированные комнаты? – спросил Диксон неуверенно. – Какой в этом смысл?

– Это может сократить время. Вдруг кто-нибудь узнает людей на фотографиях. А если нет, будем ждать. Наш убийца скоро сделает ход, ты увидишь. Они всегда так поступают. Когда груз вины становится для них чересчур тяжел, когда они начинают думать, что весь мир против них – бац! – они раскалываются.

– Они раскалываются, – повторил Диксон.

– Вон кафе, – сказал Нортон. – Давай выпьем кофе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Он был вполне доволен тем, как проскочил все допросы. У них действительно против него ничего не было. Конечно, кроме того факта, что он лежал в госпитале. Что же, он отлично справился, подумал он. И с обоими фебеэровцами, и с Мастерсом.

Есть несколько верных способов реагировать на вопросы. Главное, конечно, не казаться подозрительным. Это можно сделать, притворившись высокомерным или наивным. Он выбрал свою роль и теперь придерживался ее.

Они действительно подозревали его. Это несомненно. Но они подозревали еще и двух других. А повесить человека только по подозрению нельзя. Они как-то пронюхали про уик-энд с Клер в Уилмингтоне. Но, зная, как Клер относилась ко всей этой истории, теперь уже в ретроспективе, он был абсолютно уверен, что она ни с кем ничего не обсуждала. Видимо, информация об Уилмингтоне всплыла случайно – она сказала или сделала что-то неосознанно. Да, они знали, что Клер с кем-то встречалась в Уилмингтоне, но ему было все равно, как они это выяснили. Хватало того, что выяснили.

Как только они узнали об этом, они наверняка просмотрели список увольнений, а затем проверили, кто из матросов в последнее время лежал в больнице, кто имел возможность познакомиться с Клер. Его заподозрили. Но это было все. Он был уверен, что больше у них ничего нет. В противном случае они бы уже арестовали его.

Его никогда не видели с Клер, и это было ему на руку. В этом смысле они вели себя очень осторожно. Это было необходимо. Трудно предположить, что младший офицер будет встречаться с рядовым. Но сейчас все это обернулось в его пользу, и это было замечательно.

Их поездка в Уилмингтон держалась в строгом секрете. Клер выехала раньше, она добиралась автобусом, а потом поездом. Он отправился позднее. Она сняла комнату в Дэвид Блэйк и сказала администратору, что через день приедет ее муж. Она зарегистрировала их как мистера и миссис Марк Ноуз. У нее был с собой багаж. Она выглядела прилично; Клер всегда выглядела прилично. Не возникло никаких вопросов.

Когда он приехал в Уилмингтон, он позвонил в гостиницу и попросил миссис Марк Ноуз. Клер, задохнувшись, подбежала к телефону.

– Клер? Дорогая, я приехал.

– О, милый, я так рада.

– Были какие-то трудности?

– Нет, нет. Никаких проблем. Мне просто одиноко.

– Я уже здесь.

– Хорошо. Ты идешь?

– Да. Какой у тебя номер комнаты?

Она сказала ему номер. Он заплатил за разговор и поехал прямо в гостиницу. Не останавливаясь около стойки, он прошел прямо к лифту и поднялся на этаж, где жила Клер. Он подождал, пока дверь лифта не закрылась и лифт не поехал вниз. Тогда он направился к комнате.

Они провели большую часть времени в номере. Если они выходили из гостиницы перекусить, или погулять, или в кино, они делали это незаметно. Клер не оставляла ключ от номера у администратора. Они оба были одеты неброско, в штатское. Они не сошлись близко ни с кем из служащих гостиницы или других жильцов. По соображениям секретности они старались выглядеть как обычная, спокойная семейная пара, которая остановилась в городе провести уик-энд. Когда они уезжали, они сделали это тихо и незаметно, как и все остальное. Клер заплатила за комнату наперед. Она лишь оставила ключ на стойке, поблагодарила управляющего и удалилась, а он тем временем взял их вещи и вышел из гостиницы. Они вместе пришли на железнодорожную станцию, но в поезде ехали в разных вагонах, больше не встречаясь и не разговаривая друг с другом. Все прошло без заминки.

Он стоял рядом с антенной, чувствуя слабый запах, исходивший от составленных неподалеку мусорных ящиков, и более сильный солоноватый запах воды, плещущей о металлический борт корабля. Он затянулся сигаретой и подумал: я выкручусь.

Он был уверен в этом. Даже несмотря на все допросы, несмотря на все уловки следователей, он знал, что выкрутится. Он был уверен, что никто в Уилмингтоне не вспомнит ни Клер, ни его. Вспоминать было нечего. Да, он выкрутится.

Эта мысль не доставила ему удовольствия, потому что живой Клер нравилась ему больше. Она значила что-то для него. Она определенно что-то для него значила. С самого начала, как бывает, когда два человека неожиданно притягиваются друг к другу. Какая-то искра, вспыхнувшая в двух парах глаз. Да, она была офицером, но она вся принадлежала ему. Он снова вспомнил о ее теле, о том, как он его обнимал, вспомнил, каким прекрасным оно было тогда в Уилмингтоне. Эта мысль причинила ему боль. В ней было столько женственности, гораздо больше, чем в женщинах, которых он знал раньше. Из-за чего она так взъярилась на него? Почему она не могла оставить все, как было. Господи! Они были бы прекрасной парой, и им было бы хорошо вместе. Видит бог, он не хотел ее убивать. Дикая, нелепая случайность…

Конечно, есть и другие женщины, на которых можно рассчитывать. Женщины. Не важно, что еще случится, не важно, где тебя подстерегает неудача, не важно, как тяжело придется на службе, всегда есть женщины. И когда ты после этого чертового корабля оказываешься даже в таком скучном, благопристойном и трезвом городке, как Норфолк, ты всегда можешь найти себе женщину. И все же Клер значила для него гораздо больше, чем большинство других.

Может быть, ему еще раз удастся урвать недельку отдыха в госпитале встретить еще одну медсестру. Не такая уж плохая идея. После того как все кончится, конечно. Эти идиотские ограничения начали его раздражать. Сколько можно держать человека на привязи? Это еще хуже, чем учебный лагерь. Но эта идея с госпиталем была неплоха. Черт, один раз это уже сработало, почему бы не попробовать снова. Естественно, когда все закончится. После того как все эти ищейки перестанут вынюхивать. Мастерс его развеселил. Сыпал вопросами, как окружной прокурор в суде. Где было то, и когда было это, то да се. Смех, да и только.

Эти типы из ФБР – тоже парочка комиков. Эботт и Костелло или Мартин и Льюис. Черт, они и Миссури не смогут найти, если кто-нибудь спрячет ее в их ванной.

Он похихикал над своей собственной шуткой, в последний раз затянулся сигаретой и щелчком отправил ее за борт, проследив, как она прочертила дугу на фоне темного неба и зашипела, едва коснувшись воды.

Фебеэровцы вернулись на корабль примерно в 21.00. Сейчас было 22.30. А его все еще не вызвали на очередной допрос. Он готов был биться об заклад, что они ничего не узнали. Этот орешек им не по зубам. Он снова хихикнул и уже собрался уходить, когда услышал шаги, направляющиеся к нему. На секунду его охватила паника, но он сказал себе: спокойно, спокойно.

Он прищурился в темноте, жалея, что дверь в спальный отсек, в котором горел свет, закрыта и он ничего не видит. Человек приближался, но он все еще не мог узнать его. Может быть, Мастерс идет, чтобы задать еще несколько вопросов? Может быть, снова Мартин и Льюис? Может быть, они узнали что-нибудь? Может быть… Нет, они ничего не могли узнать. Никто не знал, что он ездил в Уилмингтон. Никто не видел его там.

– Кто это? – спросил он темноту.

– Я.

– Кто я?

– Шефер.

– A-а. Чего тебе?

Сжав кулаки, готовый ко всему, он смотрел, как Шефер подходит все ближе, бесшумно проскользнув мимо мусорных ящиков.

Он устало взглянул на писаря.

– Я собирался идти спать.

– Это может подождать.

– Естественно, – сказал он и потянулся за сигаретой, торчащей из кармана его синей куртки, а потом передумал.

– Что у тебя на уме, Шефер?

– Мертвая медсестра, – тихо сказал Шефер.

Он почувствовал, как его руки слегка затряслись, но он сдержал дрожь и спросил:

– Что именно?

– Ты знаешь.

Он быстро оглянулся. На палубе никого не было. Корма была не освещена.

– Нет, я не знаю.

– В больнице. Ты и медсестра.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ты все прекрасно понимаешь. Моя кровать была напротив твоей. Я видел, как ты заигрывал с ней. Я видел все, так что можешь не отрицать.

Его мозг бешено заработал. Неужели это правда? Или это одна из штучек Мастерса?

– Ну, хорошо, – сказал он покладисто, – я заигрывал с ней, и что?

– И ты ездил в Уилмингтон, – сказал Шефер. – На выходные, я знаю.

– Ты сумасшедший.

– Нет, я не сумасшедший. Я знаю, потому что ты спрашивал расписание поездов до Уилмингтона за несколько дней до выходных. Я это вспомнил. Я печатал приказ о назначениях, когда ты спросил о расписании. Я вспомнил.

– Ты сумасшедший, – повторил он, судорожно пытаясь вспомнить, спрашивал ли об этом. Почему, черт возьми, он это делал? Да, да, сейчас он вспомнил. Он действительно спрашивал. Клер считала, что для него будет безопаснее получить информацию прямо на корабле, гораздо менее заметно, чем если бы она стала наводить справки на берегу. Да и мужчины сплетничают гораздо меньше, чем женщины. Он спрашивал о расписании, а Шефер – этот сукин сын – вспомнил.

– Ну и что, к чему ты клонишь, Шефер?

– Старший лейтенант Мастерс думает, что здесь есть связь. Я пока молчал, потому что я не хочу быть доносчиком.

– Ты хочешь сказать, что рассказал всю эту чушь Мастерсу?

– Нет пока. Но если ты убил медсестру…

Внезапно он ударил Шефера кулаком в скулу. Писарь зашатался, отлетел назад и врезался в мусорные контейнеры. Он снова ударил Шефера, тот обмяк и упал на палубу.

Тяжело дыша, он наклонился над Шефером. Оглянулся, благодаря бога, что на палубе никого не было. Приподнял тело и поволок писаря к борту. Перекинул его через позвякивающие цепи и отпустил. Он подождал, пока не услышал, как тело ударилось о воду. Тогда он закричал: «Человек за бортом! Человек за бортом!» и побежал вдоль кормы корабля, взобрался по трапу на шлюпочную палубу и слился с темнотой. Позади он слышал, как из кормового спального отсека выскакивают люди.

«4 ноября в 22.47 Ричард Н.Шефер, писарь второго класса Военно-Морских Сил США, разбился насмерть, упав со шканцев эскадренного миноносца ”Сайкс». На крик «Человек за бортом!» выбежали люди из кают. Через час тринадцать минут тело при помощи захватов и крюков было извлечено из воды, что было осложнено тем, что тело застряло под винтом. Было сделано искусственное дыхание. В 00.16 помощник старшего врача зарегистрировал смерть, что было позднее подтверждено врачом из берегового госпиталя. Во время самоубийства мы с Диксоном находились в кают-компании с капитаном Гленбурном, обсуждая отрицательные результаты поездки в Уилмингтон. Позднее, когда тело было извлечено из воды, Диксон обнаружил синяки на скуле и щеке Шефера. Они появились в результате удара о воду и контакта с корабельным винтом, когда тело было затянуто течением под корабль. Царапины на наручных часах Шефера подтверждают это предположение.

Как уже было указано в нашем отчете 32-А-741 от 1 ноября, Шефер был одним из подозреваемых в убийстве лейтенанта Клер Коул. Не имея вещественных доказательств, мы проанализировали следующие косвенные улики: а) Шефер знал мисс Коул, познакомившись с ней во время своего лечения в госпитале на базе в конце сентября этого года: б) Шефер имел доступ к ключам от боевого информационного поста (радиолокационной рубки); в) Шефер был в увольнительной в то же самое время, когда у Коул якобы было свидание с неустановленным матросом.

Можно сделать вывод, что Шефер, движимый чувством вины, боясь разоблачения, покончил жизнь самым простым, доступным ему способом. В личном деле Шефера отмечено, что он был хорошим пловцом, но мы считаем, что он подплыл под гребной винт. Сослуживцы признали, что с момента убийства сестры и начала следствия Шефер вел себя странно. В связи с вышеизложенным мы просим вашего разрешения на прекращение следствия по делу и возобновления нормального режима службы на борту эсминца" Сайкс".

Фредерик Нортон (агент)

Диксон протянул Нортону подписанный отчет.

– Ты прочитал? – спросил Нортон.

– Да, прочитал.

– Ну и?

– Я не знаю, Фред.

– Что ты не знаешь?

– Ну, я не знаю, уверен я или нет.

– Ради бога, Мэт…

– Конечно, я знаю, у тебя большой опыт в такого рода делах. Но я все же не уверен, Фред.

– Так в чем проблема? Что тебя беспокоит, малыш?

– Ничего. Я, конечно, понимаю, что это единственный вывод, который мы можем сделать. Но мне все же хочется, чтобы были еще какие-нибудь доказательства. Ни отпечатков пальцев, ничего, а по кораблю, когда была убита медсестра, бродила целая толпа людей. Мне хочется быть уверенным, что это тот самый человек, Фред.

– Ты слишком беспокоишься, – заметил Нортон. В подобных делах нужно принимать факты такими, какие они есть. Я же тебе говорил, что убийца расколется?

– Говорил.

– Вот он и раскололся. Послушай, Мэт, я согласен, что и Дэниелс, и Джоунс могли убить эту чертову медсестру. Но с мостика-то спрыгнул Шефер. Свяжи это с тем, что у нас уже есть, и сделай вывод.

– Ты наверное, прав.

– Тебе что, очень нравится копаться в этом дерьме? – спросил Нортон.

– Нет. Конечно, нет.

– Ты хочешь вернуться в Вашингтон?

– Да.

– Тогда послушай моего совета. Забудь. Это всего лишь одно дело, и не такое уж и важное.

– Мне, конечно, не хочется проявлять излишнего усердия.

– Так не проявляй.

– Это что, обычный способ проведения расследования?

– Обычного способа ведения расследования не существует. Ты подгоняешь факты к делу. Насколько я понимаю, Шефер окончательно доказал свою вину тем, что покончил жизнь самоубийством. Меня это убедило.

– Но если существуют какие-то сомнения, разве мы не должны их проверить.

– Какие сомнения?

– Ну… – поколебался Диксон.

– Вот видишь, никаких сомнений у тебя нет. Признай это. Ты бы покончил жизнь самоубийством, если бы ничего не совершил?

– Думаю, нет.

– Ну, тогда все в порядке. Подписывай это чертово заключение, и давай сваливать. Если повезет, мы еще до конца недели будем в Вашингтоне.

Господину Фредерику Нортону

Отель «Филдз», Норфолк, Вирджиния.

Возвращайтесь в Вашингтон за дальнейшими указаниями. Сообщите капитану Гленбурну о разрешении возобновить нормальный режим службы на борту «Сайкса». Считайте дело закрытым.

Сальваторе Де'Оглио,

начальник отдела.

Мистеру и миссис

Питер Шефер

Ист-стрит, 217

Бронкс, 67, Нью-Йорк.

Рядовые и офицеры эсминца «Сайкс» выражают свои глубокие соболезнования в связи со смертью вашего сына Ричарда Шефера. Как вам сообщили из военного ведомства, несчастные случаи такого рода происходят крайне редко. Тем тяжелее переживать эту трагическую случайность. Личные вещи вашего сына будут высланы через несколько дней. Мы разделяем вашу боль.

Джонас С.Гленбурн,

командир корабля

ВМС США

– Отвратительно, – сказал Мастерс. – Старый мерзавец написал так, будто счастлив.

– Он должен был отправить телеграмму, – ответил Рейнольдс. Пожал плечами. – Хватит и того, что он не упомянул, что Шефер был убийцей.

– Если убийцей был он, – сказал Мастерс.

– Похоже, что ФБР думает именно так. Послушай, Чак, давай оставим это. Родные медсестры счастливы, командующий Атлантическим флотом счастлив, командир эскадры счастлив, а больше всех счастлив Старик. Давай оставим это.

– Конечно, давай оставим.

– Так в чем дело?

– Ни в чем.

– Нет, ты что, думаешь, Шефер этого не делал?

– Не делал чего? Не покончил жизнь самоубийством или не убил сестру?

– Сам выбери.

– Я думаю, он не делал ни того, ни другого.

– Как так?

– Ты видел его личные вещи? А я видел.

– Я тоже видел.

– Хорошо, если ты их видел, тогда ты знаешь, что Шефер не дописал письмо своим родителям. Письмо было датировано вечером того дня, когда он якобы покончил жизнь самоубийством. Объясни мне, почему парень, который собирается прыгнуть за борт, останавливается на середине предложения, а затем ныряет головой вниз – ни словом не упомянув об этом родителям.

– Но не все самоубийцы оставляют записки.

– Нет, но большинство самоубийц приводят свои вещи в какой-то порядок. Черт, Шефер даже выложил мыло и полотенце на койку.

– Ну и что ты думаешь?

– Откуда, черт возьми, я могу знать. Может быть, его что-то беспокоило. Может быть, он не дописал письмо, потому что пошел прогуляться. Может быть, он увидел кого-нибудь и остановился с ним поговорить. Может быть, этот кто-то столкнул его за борт.

– Я очень сильно в этом сомневаюсь, Чак.

– Да? Тогда, может, тебе следует взглянуть на его личное дело? И может быть, тогда ты мне сможешь объяснить, почему такой парень, как Шефер, выбирает именно этот способ покончить счеты с жизнью.

– Не понял, – сказал озадаченный Рейнольдс.

– Не понял? Все записано в его личном деле. Шефер был очень хорошим пловцом. Собственно говоря, когда он впервые пришел на флот, он поступал в школу подрывников-подводников. А теперь скажи мне, как может классный пловец утонуть, прыгнув за борт?

– Обдумай это и его мотивы. Давай предположим, что Шефер на самом деле убил медсестру. Если его поймают – повесят. Это наказание за убийство на флоте, так?

– Да.

– Значит, все, что он может потерять, – это свою жизнь. Он в запасе, поэтому не беспокоится о флотской карьере, или почестях, или славе, или что там еще, черт возьми. Он просто служит, дожидаясь, пока его демобилизуют. Если его не ловят за убийство, он уходит с флота и становится свободным человеком. Если его уличат, его повесят. Он может потерять только свою жизнь. Если у человека хватило ума убить Клер Коул, у него хватило бы ума в нынешней ситуации пойти ва-банк. Но он этого не сделал, по крайней мере ты говоришь, что он этого не сделал. Он кончает жизнь самоубийством, теряя единственное, что он мог потерять. – Мастерс помолчал. – Извини, я не верю.

– А чему ты веришь?

– Я верю, что убийца все еще бродит по этой старой посудине. Только сейчас на его счету двое, и все тихо. Службу возобновили, никому не запрещают сходить на берег. Этот сукин сын, должно быть, сейчас на седьмом небе. Это мне покоя не дает. Мне хреново делается при мысли, что он выкрутится. И мне еще хреновее, когда я думаю об этих идиотах в штабе, довольных, как не знаю кто, оттого что Шефер якобы покончил жизнь самоубийством.

– Перестань говорить «якобы», Чак. Командующий Атлантическим флотом…

– Командующий, черт бы его подрал! Командующий так же доволен, как и все остальные. Напряжение спало, можно расслабиться. Можно и дальше выслуживаться ради четвертой нашивки и еще одной бляхи на фуражке. Можно снова ходить в офицерский клуб и поднимать тосты за прекрасную комиссию по расследованию. Можно забыть о медсестре, можно забыть об этом несчастном дураке, который жил в Бронксе. Мне тошно от этого. Я бы гроша ломаного не дал за…

– Успокойся, Чак. Дело закрыто.

– Я знаю.

– Больше уже ничего нельзя предпринять.

– Я знаю.

– Ты просто расслабься, Чак.

– Вот именно этим я и собираюсь заняться. Я пойду вечером в клуб и напьюсь как свинья.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Здесь очень уютно, подумал Мастерс. Мне нравится освещение, мне нравится тихая музыка, мне даже нравится невнятное гудение голосов. Но больше всего мне нравится скотч. Нужно отдать должное ВМС, они тут знают, как выбирать виски.

Скотч был прекрасным лекарством от всех болезней, лекарством для души. Он усмехнулся, покрутил стакан, прислушиваясь к позвякиванию кубиков льда о стекло. Вначале он даже по вкусу напоминает лекарство. Только вначале. Позже ты привыкаешь к нему, и проклятое зелье начинает казаться совершенно безвкусным. Это высшая похвала любому лекарству.

Ему было любопытно, есть ли скотч на борту для медицинских целей. Нет, бренди, наверное, есть, и помощник капитана все уже, должно быть, вылакал. Жаль беднягу, который свалился за…

Ну вот, подумал он, опять начинается. Как карусель, лейтенант Мастерс, круг, еще один круг, и все время к этому несчастному сукину сыну писарю, которого спихнули за борт.

Один из них сделал это. Точно. Либо Джоунс – оператор радара, либо Дэниелс – другой писарь. Наверняка. Если бы не флот, он бы живого места не оставил на этих двух негодяях. Он бы избивал их, пока кто-нибудь не сознался. Если бы не флот. Но вы на флоте, лейтенант Мастерс. Вы должны это помнить.

Да, я, конечно, помню это. Это флот, дело закрыто, и сейчас мы готовы начать новое – скотч на этот раз. Вы что, никогда не хотели стать капитан-лейтенантом, лейтенант Мастерс? Если да, допивайте, и забудьте о Клер Коул, о Ричарде Шефере, и займитесь своими делами. Ешьте, пейте и назначьте свидание Мэри… На завтра.

Завтра. Хорошо, завтра. А где Мэри сейчас? Это важный вопрос, на который должна ответить комиссия по расследованию.

Он отпил еще немного скотча, понимая, что в голове у него все начинает путаться и он стал плохо соображать. Он осушил стакан и оглядел тускло освещенную комнату. В его голове отозвалось: где Мэри?

К черту Мэри, подумал он. Я не знаю никакой Мэри.

Пора еще один скотч заказать. Скотч – вот что мне сейчас нужно. Он встал на ноги, нетвердой походкой подошел к бару. Треснул по стойке стаканом и сказал: «Скотч с содовой. Много льда не надо».

– Есть, сэр, – ответил голос.

Есть, сэр, есть, сэр. Напиться мне надо, вот и все. Где, к чертовой матери, мой скотч?

– Эй, – позвал он.

– Сейчас будет, сэр.

Он поднял голову и посмотрел на человека за стойкой бара. Человека, который протягивал ему его выпивку.

– Ну, что? – спросил он громко.

– Простите, сэр?

– Ну, что, господин Джоунс? Господин оператор радара третьего класса Джоунс. Какого черта вы здесь делаете в баре?

Джоунс улыбнулся и поставил стакан на стойку.

– Вы заказывали виски с содовой, сэр. – В его глазах пряталось веселье, как будто вид пьяного в стельку офицера доставлял ему удовольствие.

– Я помню, что я заказывал, Джоунс. Я прекрасно, черт возьми, помню, что я заказывал. Ты мне лучше скажи, что ты тут делаешь? Вахту несешь в офицерском клубе?

– Это моя работа, сэр.

– А я думал – это работа официантов.

– Если только вы нужных людей не знаете. – Джоунс лукаво подмигнул.

– А ты знаешь нужных людей, да? И кто же эти нужные люди, Джоунс? Может, мне тоже познакомиться с твоими «нужными людьми?» Может, мне тогда ночные дежурства не будут ставить?

– Может быть, сэр, – Джоунс снова улыбнулся.

– Ну-ка скажи мне, Джоунс, чем так хороша работа в клубе?

Джоунс пожал плечами.

– Вы сами знаете, сэр.

– Ничего я не знаю. Честное слово, ничего не знаю. Расскажи-ка мне, Джоунс.

– Сами понимаете, кругом спиртное.

– И что, ты тоже иногда пропускаешь рюмочку?

– Разве я это говорил, сэр? – Джоунс широко усмехнулся.

– Нет, ты не говорил. Ты очень предусмотрительно не сказал этого. Ты хитрый парень, Джоунс.

– Спасибо, сэр.

– Очень хитрый парень. Ты и еще один. Только кто-то из вас гораздо хитрее нас всех. Нужно быть хитрым, чтобы сделать то, что он сделал, и как он это сделал. Вот он-то действительно хитрый. Ты ведь очень хитрый, Джоунс?

– Простите, сэр?

– Это очень хитро – изображать наивность. Очень хитро. Ты хитрый, Джоунс.

Рыжеволосая женщина, офицер из добровольной женской организации ВМС, нетвердой походкой подошла к бару.

Она была без кителя, и ее белая блузка вылезла сзади из юбки.

– Эй, Джонси, ну-ка поработай немного.

– Да, мадам, – сказал Джоунс. Он подошел к ней, улыбнулся и взял ее стакан. – То же самое, мадам?

– Я – мисс, а не мадам, – обиженно сказала она.

– Да, мисс. То же самое?

– То же самое, Джонси.

Ну, подумал Мастерс, вот и Мэри. Господи, это что – Мэри?

Джоунс налил виски в стакан и поставил его перед ней. Она схватила стакан, отпила половину, а затем наклонилась вперед, прижавшись грудью к стойке бара.

– А ты хорошенький, Джонси.

– Спасибо, мадам.

– Я – мисс, а не мадам. Запомни.

– Хорошо, мисс.

– Вот и отлично. Лучше запомни. Начальство нужно знать в лицо.

– Да, мисс, – кивнул Джоунс.

– В лицо. – Она кивнула, соглашаясь сама с собой, схватила стакан и удалилась с пьяным достоинством к столику в углу.

Мастерс спросил:

– Хороша, а, Джоунс?

– Простите, сэр?

– Девица.

– О, да, если вы так считаете, сэр.

– Еще одно, что привлекает в работе в клубе, Джоунс?

– Вы имеете в виду женщин? – Джоунс пожал плечами. – Это все для офицеров, не для рядовых.

– В твоих словах слышится горечь, Джоунс.

– В моих? Бросьте, сэр. Хотите еще выпить, сэр?

– Нет, спасибо, Джоунс. Пойду поищу Мэри.

– Кого, сэр?

– Ты ее не знаешь, Джоунс. Из офицерского состава.

Он развернулся, положил локти на стойку и начал методично осматривать зал. Женщина-офицер сидела с каким-то капитаном, так что она была не в счет; к тому же она не была Мэри. Во всяком случае, для Мастерса. Он продолжал переводить глаза со столика на столик, как будто сканировал горизонт в поисках вражеского корабля. Отличная поисковая операция.

Когда он увидел ее, то в первый момент не узнал. Она была в форме, а он помнил ее в белом халате. Но он был рад видеть ее и удивился, что она сидела одна.

Он поднял свой стакан и прошел через зал, пытаясь сохранять равновесие.

Она поигрывала в руках рюмкой и не заметила, как он приблизился.

Подойдя к столу, он кашлянул.

– Мисс Дворак, – сказал он. – Джейн Дворак.

Она казалась смущенной, и он надеялся, что она хотя бы не покраснеет. Только розы должны краснеть, а не женщины.

– Добрый вечер, старший лейтенант Мастерс.

– Чак, – напомнил он ей. – Можно присесть?

– Ну…

Она нерешительно посмотрела по сторонам, и он быстро спросил:

– Или вы не одна?

Она прикусила нижнюю губу.

– Я была не одна, но она, похоже, пропала.

Мастерс сел.

– Она? – спросил он.

– Да, она.

Он улыбнулся, и Джейн Дворак улыбнулась в ответ. Ее лицо распахнулось, и он еще раз поразился, как улыбка преображала ее.

– Вам нужно чаще улыбаться.

– Правда? Почему?

Он кивнул.

– Это был правильный ответ. Когда мужчина собирается сказать комплимент, женщина должна поддержать его.

Джейн вспыхнула, и он тут же пожалел о своих словах.

– Простите, – сказала она мягко. – Я не намеревалась кокетничать.

– А я не собирался быть галантным. Вам нужно больше улыбаться, потому что тогда вы становитесь настоящей красавицей.

– Спасибо.

– Не за что. Что вы пьете?

Она посмотрела на свою рюмку, как будто бы видела ее в первый раз.

– Я даже не знаю, – сказала она, снова смутившись. – Мне его Мэри заказала. Эта та, что…

– Мэри! – он широко раскрыл глаза и расхохотался. – Мэри! Ой, господи, не может быть! Мэри! Неудивительно, что она потерялась.

Джейн выглядела озадаченной.

– Простите, я не поняла…

– Это я сам с собой. Извините, если это прозвучало грубо.

– Все нормально.

– Нет, действительно извините. Я над собой смеялся.

– Все нормально.

– Я прощен?

– На самом деле не нужно…

– Скажите, что я прощен.

Она улыбнулась. И он непроизвольно улыбнулся в ответ.

– Вы прощены.

– Хорошо. Отлично. Я чувствую себя намного лучше.

– Я бы сказала, что вы с самого начала себя неплохо чувствовали.

– Скотч, – объяснил он, – лекарство от всех болезней. Я топлю свои печали.

– Ваши печали?

– Постсуицидальную хандру.

– А, этот парень на вашем корабле…

– Да.

– Я видела в газете. Это ужасно.

– Ужасней, чем вы думаете.

– Я не понимаю…

– Не тот, дорогая моя, не тот.

Она наморщила лоб, и он сказал:

– Пожалуйста, не делайте это.

– Чего?

– Ваш лоб. Морщинки, они останутся.

– О, простите! Что вы имели в виду, когда говорили "не тот”?

– Не обращайте внимания. Это часть хандры. – Он посмотрел на нее и сказал: – Вы снова делаете это. Пожалеете, когда вам будет сорок.

– Вы имеете в виду, что это не он убил Клер?

– Да, я так думаю. Или я думаю, что я так думаю. Послушайте, мы должны оставаться здесь? Вас не мутит от всех этих капитанов, командиров, всей этой избранной публики?

– Ну…

– Я знаю. Можете не говорить. Я вам не подхожу. Я увидел это по вашему лицу в тот день, когда пригласил вас поужинать. О’кей. Я допью свой скотч и тихонько удалюсь.

Она засмеялась, прикрыв рот рукой.

– Вы очень забавны, когда вы… Знаете, когда вы себя так ведете. Извините меня, мне не следовало смеяться.

– Милая, ваш смех еще лучше вашей улыбки. – Он нахмурился. – Спасибо за компанию, мисс Дворак.

Он встал, но она коснулась его рукава:

– Не уходите, все нормально.

Он уставился на нее:

– Что нормально?

– Я имею в виду…

– Вы хотите сказать, что пойдете со мной? Пусть эти скоты в погонах, извините меня за выражение, сидят здесь, а мы поищем свежего воздуха, который не воняет флотом.

Она снова рассмеялась.

– Я не совсем так собиралась это выразить.

– Мадам, – сказал он. – Мисс. Джейн. Выразить это можно только одним способом. Только одним способом. Давайте, к черту, выберемся отсюда, но сперва позвольте мне сказать до свиданья оставшейся трети триумвирата.

– Господи, кто это?

– Сейчас он похож на Бахуса, но на самом деле может быть Морфеем.

– Морфеем?

– Парнем, который усыпляет. Я сейчас вернусь.

Он, шатаясь, пересек зал и остановился перед баром.

– Эй, Джоунс, – сказал он. – Эй, негодяй, иди сюда.

Джоунс устало подошел к Мастерсу.

– Да, сэр.

– Кончай это свое "да, сэр”. Запомни только одно, негодяй. Я буду следить за тобой. Мне нечего делать на этом проклятом корабле. Так что я буду за тобой следить во все глаза, Джоунс. Я буду следить за тобой и за этим вторым сукиным сыном. И помоги вам бог, если вы оступитесь. Запомни это.

Джоунс в упор посмотрел на Мастерса.

– За что вы меня ненавидите, сэр? – спросил он.

– Ха! – Мастерс хмыкнул. Он развернулся и, не останавливаясь, прошел через зал, подхватив Джейн под руку и ведя ее к двери. – Я предупредил его. Я предупредил этого негодяя. Сейчас я буду следить за ним. За ним и Дэниелсом. Пойдемте, Джейн, мисс, мадам. У меня тут где-то джип стоит.

– Вы думаете, вы можете вести машину? Я имею в виду…

– Нет, не могу, но буду. Вы боитесь за свою жизнь?

– Нет, – сказала она тихо.

– Вы боитесь. И с вашей стороны, очень любезно сказать, что нет. Пойдем пешком. – Он сделал паузу. – У меня все равно нет джипа. Откуда у меня, черт возьми, возьмется джип?