Текст книги "Убийца Леди"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Нет.

– Седан?

– Что такое седан?

– С твердой крышей.

– Да.

– Ты видел номер?

– Нет.

– Что было потом, Фрэнки?

– Он подозвал меня к машине. Мама говорит, что нельзя садиться в машину к незнакомым людям, но он не хотел, чтобы я садился к нему в машину. Он спросил, хочу ли я заработать пять баксов.

– И что ты ответил?

– Я спросил как это сделать?

– Продолжай, Фрэнки, – предложил Бирнс.

– Он сказал, что я должен отнести письмо в полицейский участок за углом.

– На какой улице ты стоял, Фрэнки?

– На Седьмой. Там, за углом.

– Ясно. Продолжай!

– Сказал, что я должен войти и спросить дежурного, а потом отдать ему письмо и уйти.

– Он дал тебе пять долларов сразу или потом?

– Сразу, – признался Фрэнки. – Вместе с письмом.

– Деньги еще у тебя? – поинтересовался Бирнс.

– Кое-что я потратил.

– Все равно по банкноту мы ничего не узнаем, – вмешался Мейер.

– Да, – согласился Бирнс. – Фрэнки, ты хорошо разглядел того человека?

– Да, довольно хорошо.

– Можешь описать его?

– У него короткая стрижка.

– Очень короткая?

– Да.

– Какого цвета глаза?

– Голубые… по-моему. В общем, светлые.

– Какие-нибудь шрамы есть?

– Нет.

– Усы?

– Нет.

– Что на нем было надето?

– Желтая спортивная рубашка, – сообщил Фрэнки.

– Это он, – сказал Хоуз. – Тот, с кем я столкнулся в парке.

– Нам нужен полицейский рисовальщик, – заявил Бирнс. – Мейер, вызови, будь другом! Если Самальсон окажется не тем, кого мы ищем, нужно нарисовать фоторобот и разослать всем патрульным. – Он резко обернулся. У него в кабинете звонил телефон. – Погоди секунду, Фрэнки!

– Лейтенант ушел к себе в кабинет и поднял трубку. Вернувшись, сказал:

– Звонили из 102-го. Они наведались к Самальсону домой. Дома его нет. Домохозяйка сказала, что он на Айсоле.

– Где? – спросил Карелла.

– В нескольких кварталах отсюда. В супермаркете «Бивер Бразерс, инкорпорейтед». Знаете, где это?

– Я уже еду туда, – заявил Карелла, выбегая на лестницу.

Мейер Мейер говорил по телефону:

– Говорят из 87-го участка. Лейтенанту Бирнсу нужен рисовальщик. Будьте добры, поскорее…

В тот самый миг, когда Карелла ввел задержанного в комнату, Хоуз сразу понял, что перед ним вовсе не тот, кто напал на него в парке.

Мартин Самальсон оказался высоким сухощавым субъектом. Поверх костюма на нем был надет белый фартук с эмблемой магазина. Фартук лишь подчеркивал его сухопарость. Светлые, вьющиеся волосы спадали на плечи. Глаза карие.

– Что скажешь, Коттон? – спросил Бирнс.

– Это не он, – ответил тот.

– Фрэнки, этот человек передал тебе письмо?

– Нет, – сказал Фрэнки.

– Какое письмо? – поинтересовался Самальсон, вытирая руки о передник.

Бирнс взял бинокль, лежащий на столе Кареллы.

– Ваш? – поинтересовался он.

Самальсон ошарашенно воззрился на бинокль.

– Да! Послушайте, как же так? Где вы его нашли?

– Где вы его потеряли? – задал вопрос Бирнс.

Внезапно до Самальсона что-то дошло.

– Погодите-ка, погодите! Я потерял бинокль в прошлое воскресенье. Не знаю, зачем меня сюда притащили, но если в связи с этим биноклем, то ничего у вас, ребята, не выйдет! Я тут ни при чем! – И он потряс в воздухе вытянутой рукой, словно подтверждая свою безупречную репутацию.

– Когда вы его купили? – спросил Бирнс.

– Недели две назад. В лавке уцененных вещей на Кричтон-авеню. Можете проверить.

– Уже проверили, – сообщил Бирнс. – И знаем о леденце.

– Чего?

– Вы вошли в магазин с леденцом на палочке.

– А! – Самальсон застенчиво улыбнулся. – У меня тогда болело горло. Когда болит горло, приятно чем-то его промочить. Вот почему я сосал леденец. Законом это не запрещено.

– Значит, бинокль был у вас до прошлого воскресенья, верно? А в прошлое воскресенье вы, по вашим словам, его потеряли.

– Правильно.

– Вы уверены, что сами никому не давали его?

– Совершенно уверен. В прошлое воскресенье я ездил на теплоходную прогулку. По реке Херб. Наверное, там я его и посеял. Понятия не имею, где был мой бинокль с тех пор, и мне плевать. Вы не можете повязать меня за что бы то ни было после прошлого воскресенья. Верно говорю!

– Успокойтесь, Самальсон, – посоветовал Хоуз.

– Черта с два! Приволокли меня в полицейский участок, как будто…

– Я сказал – успокойтесь! – повторил Хоуз.

Самальсон посмотрел ему в глаза и внезапно замолчал.

– Так на чем вы, говорите, катались в прошлое воскресенье? – поинтересовался Хоуз. И на лице, и в голосе его по-прежнему читалась угроза.

– На теплоходе «Александр», – обиженно ответил Самальсон.

– Где он ходит?

– По реке Херб. До Пейсли-Маунтин.

– Когда вы потеряли бинокль?

– Скорее всего, на обратном пути. Когда мы выходили на пикник, он у меня еще был.

– Вы считаете, что потеряли бинокль на теплоходе?

– Может быть. Не знаю.

– Вы ходили куда-нибудь потом?

– Как это?

– После того как теплоход пристал к берегу.

– Ага. Я был с девушкой. Пристань, знаете ли, недалеко отсюда. На Северной Двадцать пятой. У меня там была припаркована машина. И мы поехали в бар рядом с супермаркетом. Я захожу туда время от времени после работы. Вот почему я знаю то местечко. Мне не хотелось колесить по всему городу в поисках приличного места, где можно культурно посидеть с девушкой.

– Как называется бар?

– «Паб».

– Где он находится?

– На Северной Тринадцатой, Пит, – вмешался Карелла. – Я его знаю. Для своего квартала вполне пристойный бар.

– Да, там ничего, – согласился Самальсон. – Я повел туда мою девушку, а потом мы с ней немного покатались.

– Останавливались?

– Да.

– Где?

– У ее дома. В Риверхеде.

– Может, вы там потеряли бинокль?

– Может, и так. Нет, все-таки скорее всего я его посеял на теплоходе.

– А может, в баре?

– Может, и там. Но мне все-таки кажется, что на теплоходе.

– Подойди сюда, Стив, – попросил Бирнс.

И они вдвоем направились в кабинет Бирнса. Там лейтенант шепотом спросил:

– Что скажешь? Задержим его?

– За что?

– Он ведь может оказаться сообщником. Не нравится мне его сказочка о потерянном бинокле. Больно складно врет.

– Не похоже, чтобы у нашего киллера были сообщники, Пит. Судя по всему, он одиночка.

– И все же киллер может его знать. Вдруг он собрался после убийства залечь на дно на квартире этого парня. Приставь к нему хвост. О'Брайену все равно нечего делать. Вот и используй его. – Бирнс вернулся к Самальсону.

Карелла направился в противоположный угол комнаты, где Боб О'Брайен печатал отчет, и что-то прошептал ему на ухо. О'Брайен кивнул.

– Вы свободны, Самальсон, – сказал Бирнс. – Никуда не выезжайте из города. Вы можете нам еще понадобиться.

– Может, кто-нибудь скажет мне, в чем, собственно, дело? – поинтересовался Самальсон.

– Нет, не скажем, – ответил Бирнс.

– Ну и порядочки в нашей полиции! – вскипел Самальсон. – Но хоть бинокль мой мне можно забрать?

– Он нам больше не нужен, – сказал Бирнс.

– Спасибо, хотя и не за что, – отозвался Самальсон, хватая бинокль.

Хоуз проводил его до порога и посмотрел, как он спускался по лестнице, все еще кипя от возмущения.

О'Брайен вышел из комнаты через секунду.

– Можно, я тоже пойду? – спросил Фрэнки.

– Погоди, сынок, – попросил Бирнс. – Ты нам еще понадобишься.

– Для чего? – удивился мальчик.

– Мы будем рисовать портрет, – объяснил Бирнс и позвал: – Мисколо!

Из-за перегородки вынырнула голова Мисколо.

– Чего вам?

– Молоко у тебя найдется?

– Конечно.

– Пожалуйста, налей мальчику молока. И дай ему печенья. Хочешь печенья, Фрэнки?

Фрэнки кивнул. Бирнс взъерошил ему волосы и вернулся в свой угловой кабинет.

Глава 10

Без двадцати три прибыл полицейский рисовальщик. Внешне он совсем не походил на художника. На нем не было ни блузы, ни галстука-бабочки, и пальцы его не были испачканы краской. Он носил очки без оправы и больше всего напоминал утомленного продавца жидкостей от насекомых.

– Это вам, ребята, нужен рисовальщик? – спросил он, ставя на загородку свой чемоданчик.

Хоуз поднял на него глаза.

– Да, – ответил он. – Входите, не стесняйтесь.

Рисовальщик зашел в отдел.

– Джордж Анджело, – представился он, протягивая руку. – Никакого отношения к Микелю, я имею в виду Микеланджело, ни родственного, ни в смысле таланта. – Он ухмыльнулся, выставив на всеобщее обозрение крупные белые зубы. – Кого будем рисовать?

– Привидение, – пояснил Хоуз. – Призрака, которого видели я и мальчик. Мы опишем его вам, а вы набросаете портрет. Идет?

– Идет, – кивнул Анджело. – Надеюсь, вы оба видели одного и того же призрака.

– Да, – подтвердил Хоуз.

– И более-менее одинаково его запомнили. А то у меня один раз было двенадцать свидетелей, так вот каждый из них описывал одного и того же подозреваемого совершенно по-разному. Вы представить себе не можете, насколько бестолковы типичные свидетели преступления. – Рисовальщик пожал плечами. – Но сейчас, надеюсь, из нашего сеанса выйдет толк, потому что полицейские умеют ухватывать внешность, а дети невинны и не предубеждены. Будем надеяться, у нас все получится.

– Куда вы хотите сесть? – поинтересовался Хоуз.

– В любое место, где есть свет, – ответил Анджело. – Например, за тот стол у окна.

– Отлично. – Хоуз повернулся к мальчику: – Фрэнки, пошли туда!

Они подошли к столу. Анджело открыл свой чемоданчик.

– Рисунок пойдет в газеты?

– Нет.

– На телевидение?

– Нет. У нас нет для этого времени. Мы просто раздадим портрет подозреваемого полицейским и будем показывать его в округе. Вдруг кто-то видел нашего призрака.

– Ясно, – кивнул Анджело, доставая из чемоданчика блокнот и карандаш. Потом вытащил стопку больших листов картона, поделенных на квадратики, сел за стол, прикинул, как падает свет, и еще раз кивнул.

– С чего начнем? – спросил Хоуз.

– Посмотрите на эти карточки, – велел Анджело, – и выберите ту, на которой изображен подходящий контур. – Какая у него форма лица? Квадратная, овальная, треугольная? У меня собраны здесь все возможные типы. Не торопитесь.

Хоуз и Фрэнки принялись перебирать карточки.

– Что-то вроде этого, да? – обратился Хоуз к мальчику.

– Ага, что-то вроде, – согласился тот.

– Значит, лицо у него овальное? – уточнил Анджело. – Ладно, для начала сойдет.

Он быстро набросал в блокноте яйцеобразный контур.

– Теперь нос. Посмотрите, есть ли тут такой, как у него. – Он вытащил следующую карту.

Хоуз и Фрэнки стали послушно изучать различные носы, изображенные на картоне.

– Здесь нет носа, как у него, – заявил Фрэнки.

– Даже ничего похожего нет?

– Может, вот этот. Но не совсем такой, как у него.

– Главное в нашем деле – простота, – пояснял Анджело Хоузу, чертя в блокноте карандашом. – Наш портрет не предназначен для того, чтобы висеть в Лувре. Нам нужно сходство, по которому можно опознать преступника. Полутона и оттенки только вводят в заблуждение. Поэтому самое важное – четкость линий. Вот почему мы, полицейские рисовальщики, работаем только карандашом. Черно-белое изображение проще всего, однако мы не стремимся достичь фотографической идентичности. Наша задача – как можно точнее передать сущность изображаемого человека. Постарайтесь припомнить, нет ли у него каких-либо особых примет или черт – может, что-то буквально бросается в глаза. А я зафиксирую ваши впечатления на бумаге – видите, как все просто. Уточнения будем вносить по ходу дела. Сейчас мы, можно сказать, в самом начале пути; мы будем рисовать снова и снова, пока не добьемся более-менее приличного сходства. А теперь еще раз взгляните на эти носы. Который похож больше всего?

– По-моему, этот, – указал мальчик.

Хоуз согласился.

– Ладно. – Анджело начал рисовать. Потом достал следующую карту. – Теперь глаза!

– Я помню, глаза у него голубые, – объявил Хоуз. – Внешние уголки слегка скошены книзу.

– Да, – подтвердил мальчик.

Анджело кивнул и продолжил рисовать.

Наконец первый набросок был готов.

– Совсем на него не похож, – заявил мальчик, когда Анджело показал им рисунок.

– Не похож так не похож, – мягко согласился Анджело. – Тогда скажите, что тут не так.

– Он просто не похож на того парня, вот и все.

– Чем не похож?

– Не знаю. – Парнишка пожал плечами.

– Во-первых, он слишком молодой, – сказал Хоуз. – Парень, которого мы видели, будет постарше. Ему, пожалуй, под сорок… или даже сорок с небольшим.

– Хорошо. Начните с верхней части портрета и идите вниз. Что я изобразил не так?

– Волос слишком много, – сказал мальчик.

– Да, – согласился Хоуз. – А может, голова слишком большая.

Анджело заработал ластиком.

– Так лучше?

– Да, но у того типа намечается небольшая лысина, – вспомнил мальчик, – вот здесь. На лбу.

Анджело провел ластиком, и ото лба к верху головы изображаемого протянулись залысины.

– Что еще?

– Брови у него гуще, – вспомнил Хоуз.

– Еще?

– Нос короче, – решил мальчик.

– А может, расстояние между носом и верхней губой длиннее, – предположил Хоуз. – Но не так, как у вас.

– Ладно, ладно, – кивнул Анджело. – Продолжайте!

– Глаза были более сонные, вялые.

– Что, сильнее скошены?

– Нет, веки тяжелее.

Они наблюдали за тем, как рисовал Анджело. Он накрыл первый набросок листком папиросной бумаги и быстро-быстро заработал карандашом, кивая самому себе в ходе работы и высунув кончик языка. Наконец, поднял голову.

– Так лучше? – спросил он и показал им второй вариант.

– Нет, не похож! – заявил Фрэнки.

– Что не так? – снова спросил Анджело.

– По-прежнему слишком молодо выглядит, – заметил Хоуз.

– И потом, теперь он стал похож на черта с рогами. Волосы слишком торчат, – добавил Фрэнки.

– Хочешь сказать, у него не такие жесткие волосы?

– Да. У вас получилось, как будто у него рожки. А это неправильно.

– Дальше!

– Нос сейчас примерно такой длины, как надо, – сообщил Хоуз, – а вот форма другая. У нашего призрака нос больше, длиннее… вот здесь, в средней части, как там это называется, выступ между ноздрями.

– У вашего друга длиннее кончик носа?

– Да.

– А глаза? – поинтересовался Анджело. – Так лучше?

– Вроде нормально, – признал Фрэнки. – Глаза не трогайте. По-моему, глаза его, да?

– Да, – согласился Хоуз. – А рот не тот.

– Что не так?

– Слишком маленький. У него рот больше.

– И узкий, – подсказал мальчик. – Тонкие губы.

– Подбородок раздвоенный? – спросил Анджело.

– Да, подбородок такой, как вы сказали. Но вот волосы…

Анджело начал затушевывать линию волос.

– Так лучше, да, так больше похож.

– На лбу выступ? – уточнил Анджело. – Вот так? Волосы растут мысиком?

– Мысик не такой выраженный, – заметил Хоуз. – У него волосы очень коротко подстрижены, редеют у висков, но не так торчат. Да, вот теперь вы ухватили суть, так лучше.

– Рот длиннее и уже, верно? – не переставал быстро чертить карандашом Анджело. Наложив на набросок новый лист кальки, он начал переносить на него результаты. У стола, за которым он работал, было очень жарко. Вспотевший кулак прилипал к тонкой прозрачной бумаге.

Родился третий вариант портрета подозреваемого, потом появился четвертый вариант, пятый, десятый, двенадцатый, – а Анджело все продолжал трудиться, сидя за ярко освещенным столом. Хоуз и мальчик без конца вносили поправки, иногда вспоминая какие-то подробности уже после того, как предыдущие их замечания оказывались аккуратно зафиксированы на бумаге. Анджело оказался опытным и умелым рисовальщиком; ему удавалось передать на рисунке все их замечания. Казалось, бесконечные переделки совсем не раздражают его. Он терпеливо поправлял наброски.

– Становится хуже, – вдруг заявил мальчик. – Теперь совсем не похоже на него. Вначале было лучше.

– Измените нос, – попросил Хоуз. – У него какой-то изгиб в средней части. Как будто нос был сломан.

– Больше расстояние между носом и ртом.

– Брови гуще. Такие мохнатые. И толще.

– Мешки под глазами.

– Углубите носогубные складки.

– Он у вас слишком молодой. Состарьте его.

– Изогните кончики губ.

– Нет, это слишком. Выпрямите.

– Лучше, лучше.

Анджело продолжал работать. Лоб у него покрылся испариной. Попробовали включить вентилятор, но мощной струей воздуха размело по полу бумаги рисовальщика. Время от времени то один, то другой сотрудник подходил к столу, за которым трудился Анджело. Они останавливались у него за спиной и заглядывали к нему через плечо.

– Здорово, – сказал кто-то, в жизни не видевший подозреваемого.

Пол был покрыт листками смятой кальки. Но Хоуз и Фрэнки продолжали вспоминать приметы виденного ими человека, и Анджело старался как можно точнее перенести их впечатления на бумагу. И вдруг после того, как они уже потеряли счет рисункам, Хоуз воскликнул:

– Стоп! Вот оно!

– Это он, – подтвердил Фрэнки. – Тот самый тип!

– Ничего не меняйте, – велел Хоуз. – Это он! Тот тип.

Мальчик расплылся в улыбке. Они с Хоузом пожали друг другу руки.

Анджело испустил вздох облегчения.

Наконец перед ними оказался рисунок с изображением человека, которого они оба видели.

Анджело начал собирать вещи.

– Отлично! – воскликнул мальчик.

– Мой стиль, – ответил Анджело. – Отлично! Забудьте, что моя фамилия Анджело. Моя настоящая фамилия – Отлично, с большой буквы «О». – Он устало улыбнулся. Рисовальщик тоже был доволен результатом своей работы.

– Когда мы получим распечатку? – спросил Хоуз.

– А когда она вам нужна?

Хоуз посмотрел на часы:

– Сейчас 3:15. Этот тип сегодня в восемь вечера собирается убить женщину.

Анджело серьезно кивнул. Полицейский в нем тут же возобладал над художником.

– Пошлите со мной человека, – попросил он. – Я распечатаю изображение сразу же, как вернусь к себе.

В 4:15 Карелла и Хоуз вышли из участка с пачкой еще не просохших рисунков, выполненных тушью. Сойдя со ступеней, они разошлись в разные стороны. Карелла направился на Северную Тринадцатую улицу, в бар под названием «Паб», тот самый, куда Самальсон водил свою девушку в прошлое воскресенье. Карелла шел туда с единственной целью: показать портрет бармену в надежде, что тот опознает подозреваемого.

Хоуз же свернул за угол, на Седьмую улицу, где Фрэнки Аннуци, по его словам, встретил мужчину, который передал ему письмо. Хоуз решил начать поиски с Седьмой и двигаться на восток, по направлению к центру, а если понадобится, дойти до Тридцать третьей. Оттуда можно вернуться назад, поворачивая на север и на юг. Если подозреваемый живет где-то поблизости, Хоуз непременно его найдет. Одновременно фоторобот отправили в Бюро идентификации. Вдруг его фото отыщется в досье – на тот случай, если ни один из полицейских, расследующих дело, не наткнется на золотую жилу.

В десять минут пятого из здания участка вышли Мейер и Уиллис. У них также были портреты подозреваемого. Они решили начать поиски с Шестой улицы и двигаться в западном направлении, спуститься до Первой улицы и идти вдоль Пятой до той улицы, на которой живет Леди Астор.

В четверть пятого экипаж одной из патрульных машин получил приказ заехать в участок. Им вручили фотокопии рисунка для раздачи всем моторизованным и пешим патрульным. Портрет подозреваемого отослали также в два соседних участка – 88-й и 89-й. Все улицы, непосредственно примыкающие к району Гровер-авеню, включая Гровер-парк, были наводнены детективами из 88-го и 89-го участков. Парк относился к их юрисдикции. Маловероятно, но все же… Возможно, подозреваемый вернется в парк за биноклем. Город большой, а район парка занимает обширную территорию и отличается повышенной плотностью населения. Утешало одно: территория участка все же меньше, чем территория города.

Хоуз заходил в каждый магазин, в каждый многоквартирный дом, говорил с лавочниками и консьержами, беседовал с ребятишками на улицах – дети подчас самые наблюдательные свидетели. Однако вплоть до Двенадцатой улицы не было никаких результатов.

День уже клонился к закату, но на улицах было по-прежнему знойно. Хоуз мучился от жары и от предчувствия неудачи. Как, скажите на милость, удастся им остановить убийцу? Как, скажите на милость, вообще его найти? Удрученно брел он вверх по улице, продолжая показывать портрет. Ответы отличались однотипностью. Нет, мы никогда не видели этого человека. Нет, мы его не знаем. Он что, живет где-то здесь?

В пятом доме от угла он показал портрет домовладелице – толстухе в цветастом ситцевом халате.

– Нет, – тут же сказала она, – я никогда… – И вдруг замолчала. Потом взяла портрет из рук Хоуза. – Да, это он! – воскликнула она. – Так он выглядел сегодня утром. Я видела его, когда он спускался по лестнице. Именно так он и выглядел.

– Кто спускался? – спросил Хоуз. Сердце у него екнуло.

– Смит, – ответила женщина. – Джон Смит. Мой жилец. Странный тип. Чудик. У него была…

– Какая квартира? – перебил ее Хоуз.

– 22-я. На втором этаже. Он поселился здесь недели две назад. У него была…

Хоуз, не дослушав, вбежал в подъезд, на бегу выхватывая револьвер. Он не подозревал, что за его беседой с домовладелицей внимательно наблюдают из окна второго этажа. И не знал, что наблюдатель опознал его по рыжей шевелюре. Хоуз ни о чем не догадывался до тех пор, пока не добежал до площадки второго этажа, и тогда вдруг все стало ясно.

В узком, тесном коридорчике выстрел отозвался гулким эхом. Хоуз инстинктивно пригнулся, споткнулся о верхнюю ступеньку и чуть не свалился в лестничный пролет. Он выстрелил наугад, в полумрак, никого не видя. Просто хотел, чтобы Джон Смит понял: он вооружен.

– Убирайся отсюда, коп паршивый! – прокричал голос из темноты.

– Бросай пушку! – приказал Хоуз. – Внизу со мной четверо. Так что брось глупости!

– Врешь! – крикнул в ответ Смит. – Я тебя видел, когда ты стоял под окном. Ты один. Я тебя видел!

В коридоре прогремел еще один выстрел. Хоуз снова пригнулся. Пуля сбила штукатурку с облупленной стены. Хоуз мысленно выругал себя за легкомыслие и прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полумраке. Где бы ни таился Смит, он находится в более выгодном положении, потому что прекрасно видит его, Хоуза, оставаясь сам невидимым для него. Хоуз не мог шевельнуться, не мог даже приподнять голову. Сколько же ему торчать на ступеньках? Впрочем, возможно, Смит тоже не может двигаться. Может быть, если он поменяет позицию, Хоуз его заметит. И Хоуз стал выжидать.

Внезапно в коридоре стало тихо.

– Смит! – позвал Хоуз.

Ответом была очередь – пули жужжали в узком коридорчике, как злые осы. Пули впивались в штукатурку. Штукатурка сыпалась на голову Хоузу. Он пригнулся ниже, к самым ступенькам, проклиная узкие коридоры многоквартирных домов и психов, которые твердо вознамерились сделаться убийцами. Снизу, с улицы, слышались возбужденные и испуганные крики, а потом неоднократно повторяемые призывы: «Полиция! Полиция! Полиция!»

– Слышишь, Смит? – крикнул он. – Они зовут полицию. Через три минуты здесь будет весь участок. Бросай оружие!

Вместо ответа, Смит снова выстрелил. На сей раз он целил ниже. Пулей откололо щепку от плинтуса возле самой верхней ступеньки. Хоуз попятился назад и снова инстинктивно пригнулся. С противоположного конца коридора послышался щелчок. Смит перезаряжал пушку. Хоуз подобрался, готовый одним прыжком перемахнуть коридорчик, когда еще один мягкий щелчок подсказал ему, что у его противника снова полный магазин. Он поспешил пригнуться и укрыться под спасительной верхней ступенькой.

В коридоре снова стало тихо.

– Смит!

Молчание.

– Смит!

Снизу, с улицы, донесся вой полицейской сирены.

– Слышишь, Смит? Они уже здесь. Они будут…

Ответом послужили три выстрела. Хоуз пригнул голову, а затем услышал, как Смит шаркает ногами. Он успел увидеть только ноги противника. Смит бросился вверх по лестнице. Хоуз, пригнувшись, побежал за ним, стреляя на ходу в удаляющуюся фигуру. Смит обернулся и тоже выстрелил, и Хоуз снова рухнул на пол. Теперь шаги Смита гремели по ступенькам – шумно, возбужденно, торопливо. Хоуз вскочил и помчался наверх, перемахивая через две ступеньки. Грянул еще один выстрел. На этот раз он не пригнулся, продолжая нестись вверх по лестнице. Надо успеть схватить Смита, пока тот не смылся по крышам! Хоуз услышал лязг металлической двери. Видимо, она не поддавалась. Послышался еще один выстрел. Значит, Смит сбил замок. Дверь на крышу со скрипом отворилась. Выбежав наружу, Смит тут же захлопнул за собой дверь.

Хоуз одним махом преодолел оставшиеся ступеньки. Сквозь щели в кровле на лестницу проникали яркие лучи солнца. Хоуз распахнул было дверь, но тут же снова захлопнул, когда пуля ударилась о дверной косяк и в лицо ему полетели деревянные щепки.

Черт тебя побери, проклятый сукин сын!

Хоуз рывком распахнул дверь, наугад послал очередь и бросился бежать. Ноги липли к вязкому от жары гудрону. Он увидел, как фигура побежала за трубу, а затем метнулась к парапету у ската крыши. Он выстрелил. Выстрел прошел слишком высоко. Теперь он стрелял не для того, чтобы испугать или ранить. Он стрелял наверняка, чтобы убить. Смит на секунду появился в поле зрения. Он балансировал на самом краю крыши. Хоуз выстрелил, и Смит, подобравшись, прыгнул. Он перескочил на крышу соседнего дома и скрылся за углом. Хоуз бросился за ним. Подошвы ботинок влипали в гудрон. Оказавшись на краю, Хоуз поколебался всего секунду, а потом прыгнул. Он приземлился на соседней крыше. Локти и колени оказались перемазанными липким гудроном.

А Смит уже перебежал к противоположному краю. На бегу он оглянулся, выстрелил в Хоуза и бросился к парапету. Хоуз поднял револьвер. Смит взобрался на парапет; силуэт его четко отражался на фоне ярко-голубого неба. Хоуз переложил револьвер в левую руку и тщательно прицелился. Он понимал: у него есть только один шанс. Он не имеет права промахнуться. Если Смит перепрыгнет на соседнюю крышу, его уже не догнать. Он уйдет. Поэтому Хоуз не торопился стрелять. Он внимательно наблюдал за Смитом. Тот раскинул руки в стороны, приготовившись к прыжку. Хоуз прицелился ему в корпус – самую широкую часть тела. Спокойнее! Главное – не промазать.

Смит секунду нерешительно балансировал у края ската. Теперь он представлял собой отличную мишень!

Хоуз спустил курок.

Раздался слабый щелчок.

Щелчок показался Хоузу ужаснее самого страшного грохота; он ударил по барабанным перепонкам Хоуза, словно взрыв пушечного ядра.

Смит прыгнул.

Хоуз вскочил на ноги, проклиная себя, на бегу перезарядил пистолет и одним прыжком оказался там, где только что стоял Смит. Он окинул взглядом крышу соседнего дома. Смита нигде не было видно. Ушел, гад!

Ругаясь на чем свет стоит, Хоуз вернулся на крышу пятого дома от угла. Надо обыскать квартиру Смита. У него не было времени перезарядить пистолет, пока не стало слишком поздно, а раз поздно, то ничего не поделаешь. Понуро опустив голову, он брел по вязкому от жары гудрону.

В тишине, царившей на крыше, внезапно грянули два выстрела, и Хоуз снова залег. Он поднял голову. На краю соседней крыши стоял полицейский и целился в него.

– Ты, тупая башка, прекрати стрелять! – Хоуз был вне себя от ярости. – Я на твоей стороне!

– Брось пушку! – заорал в ответ полицейский.

Пришлось подчиниться. Полицейский перемахнул щель между домами и осторожно приблизился к Хоузу. Тут он его узнал.

– А… это вы, сэр! – пробормотал он.

– Да, это я, сэр, – передразнил его Хоуз.

Домовладелица стала для Коттона Хоуза последней каплей. Она визжала как резаная и требовала, чтобы он немедленно убирался из ее дома. У нее никогда не было неприятностей, а сейчас копы заполонили весь дом и устроили пальбу средь бела дня; что же будет с ее жильцами? Они все съедут – и все из-за него, рыжего здорового придурка! Хоуз приказал одному из полицейских отвести женщину вниз, а сам направился в квартиру Смита.

В постели накануне ночью спали. Простыни были измяты. Хоуз подошел к единственному, кроме кровати, предмету мебели в спальне – гардеробу – и открыл его. Внутри болтались только пустые вешалки. Пожав плечами, Хоуз направился в ванную. Утром жилец явно умывался. Раковина была забита мыльной пеной. Он открыл аптечку. На верхней полке стоял пузырек с йодом. На нижней валялись ножницы, опасная бритва, коробка пластыря, тюбик крема для бритья, зубная щетка и паста. Хоуз закрыл шкафчик и вышел из ванной.

Вернувшись в спальню, он осмотрел туалетный столик. «Смит, надо же! – думал он. – Да еще и Джон Смит. Самый дурацкий псевдоним, какой только можно придумать». В комоде не оказалось ни одежды, ни постельного белья. Лишь на верхней полке в углу лежали шесть магазинов для автоматического пистолета. Хоуз взял один, обернув предварительно руку носовым платком. Если он не ошибается, такой магазин подходит к «люгеру». Собрав все улики, он распихал их по карманам. Затем пошел на кухню, единственное помещение в квартирке, где он еще не был. На кухонном столе стояла кофейная чашка. На плите – кофейник. Возле тостера – хлебные крошки. Очевидно, сегодня утром Джон Смит тут завтракал. Хоуз подошел к холодильнику и открыл дверцу.

На одной из полок лежали батон хлеба и начатый брусок масла. Все.

Он открыл морозилку. В шапке тающего льда стояла бутылка молока.

Парням из лаборатории придется как следует повозиться в квартире Смита. Однако ему, Хоузу, в данный момент делать тут больше нечего. Можно, конечно, поразмыслить, почему в квартире нет одежды, еды. Отсутствие самых необходимых вещей, скорее всего, означает, что Смит – кем бы он ни был – на самом деле не жил в этой квартире. Может быть, он снял ее только из-за готовящегося убийства? Может, собирался вернуться сюда после того, как сделает свое черное дело? Может, здесь разрабатывал план операции? Ведь дом расположен совсем рядом с их участком. Или недалеко от того дома, где живет намеченная им жертва? Почему?

Хоуз закрыл дверцу морозилки.

И тут услышал за спиной какой-то звук.

Кроме него, в квартире был кто-то еще!