Текст книги "Убийца Леди"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Эд Макбейн
Убийца Леди

Глава 1

Какие бывают психи?

Псих – это человек, который звонит в полицейский участок (номер Фредерик 7–8024) и заявляет:

– У меня уже язык отсох жаловаться вам на китайскую прачечную на первом этаже моего дома! Там гладят белье паровым утюгом; его шипение мешает мне спать. Немедленно арестуйте хозяина!

Псих – это человек, который бомбардирует полицейский участок письмами примерно такого содержания: «Меня окружают убийцы. Мне требуется защита полиции! Русским известно, что я изобрел сверхзвуковой танк».

Все полицейские участки на свете ежедневно получают свою порцию звонков и писем от таких чокнутых. Письма и звонки бывают продиктованы искренним чувством, бывают совершенно идиотскими, бывают возвышенными. Зачастую в полицию поступают доносы о подозрительных личностях – коммунистах или сектантах; в участок сообщают о похитителях, убийцах, подпольных абортах, фальшивомонетчиках и шикарных борделях. Отдельные нервные личности недовольны телеведущими, мышами, домовладельцами, соседями, которые любят закатывать шумные вечеринки и врубать музыку на всю громкость; поступают также сообщения о странных тикающих звуках в стене. Кое-кому мешают жить автомобильные клаксоны, которые играют мелодию песенки «Поехали, детка, со мной на такси». Бывает, люди жалуются на то, что их шантажируют, запугивают, вымогают у них деньги, им угрожают, на них клевещут, порочат их репутацию; потерпевшие заявляют, что их избили, искалечили и даже убили. Все полицейские 87-го участка до сих пор вспоминают звонок одной дамы, которая заявила, что ее пристрелили четыре дня назад. Дама гневно вопрошала: почему полиция до сих пор не обнаружила убийцу?

Не редкость загадочные и анонимные звонки; голос в трубке лаконично сообщает:

– В кинотеатре «Эйвон» заложена бомба. В коробке из-под обуви!

Психи любят запугивать. Звонки и письма психов обходятся городской казне очень дорого. Однако полиция обязана проверять каждое поступившее сообщение. К сожалению, иногда написавшие или позвонившие сообщают чистую правду.

Вы когда-нибудь сталкивались с психом?

Была среда, 24 июля.

В городе установилась небывало жаркая погода, а самым жарким местом, несомненно, была дежурка 87-го участка. Дэйв Марчисон сидел за высокой стойкой слева от входной двери и мечтал о том, чтобы резинка трусов не так сильно врезалась в тело. Было всего восемь утра, но весь вчерашний день было знойно и душно, и ночь не принесла облегчения. Вот и сегодня – солнце едва поднялось над горизонтом, но город, как и накануне, словно скукожился и поник. Невозможно было представить, чтобы температура воздуха повысилась хоть на градус, но Дэйв Марчисон знал, что к концу дня в дежурке будет настоящее пекло; знал и то, что маленький вентилятор, стоящий в углу стойки, не поможет охладить помещение, и трусы по-прежнему будут липнуть к телу, врезаться в поясницу.

Без четверти восемь утра капитан Фрик, начальник участка, проинструктировал дневную смену – тех полицейских, которые еще не успели сменить на посту своих товарищей. Отправив их по местам, он повернулся к Марчисону:

– Знойный будет день, верно, Дэйв?

Сержант уныло кивнул. Марчисону было пятьдесят три; он видел на своем веку много жарких и знойных летних дней. С годами даже усвоил простую истину: нет смысла сетовать на погоду. Самое верное средство – просто тихо ее пересидеть. В глубине души Марчисон верил в то, что истинная причина небывало жаркой погоды – испытания проклятой водородной бомбы на островах Тихого океана. Смертные взялись за дела, подвластные одному Господу, и теперь расплачиваются за свою самонадеянность.

Дэйв Марчисон раздраженно подтянул резинку трусов.

Он едва удостоил взглядом парнишку, взбиравшегося по каменным ступенькам. Парнишка вошел в дежурку и стал озираться. На самом видном месте висело объявление: все посетители должны сначала зарегистрироваться у стойки дежурного. Мальчик стал читать, усиленно шевеля губами.

– Чего тебе, сынок? – спросил Марчисон.

– Вы дежурный сержант?

– Я дежурный сержант, – ответил Марчисон. «Ну и работка, – подумал он, – необходимо представляться каждому сопляку!»

– Вот, – сказал парнишка и протянул ему конверт.

Марчисон взял его, а парнишка тут же развернулся и пошел прочь.

– Секундочку, парень! – окликнул его сержант.

Парнишка не оглянулся. Он продолжил идти вниз по ступенькам, затем вышел на улицу, в город, в мир.

– Эй! – крикнул Марчисон и торопливо огляделся по сторонам, поискав глазами патрульного. Ну вот, так всегда! Когда тебе нужен коп, его никогда не бывает на месте.

Сержант раздраженно поддернул трусы и вскрыл конверт. Внутри оказался всего один листок. Марчисон прочитал, что на нем написано, сложил его, сунул обратно в конверт и закричал:

– Есть в этом здании полицейские, кроме меня?

Из-за двери на первом этаже высунулась голова:

– Что случилось, сержант?

– Где все, черт побери?

– Здесь, – отозвалась голова. – Мы все здесь.

– Отнеси письмо наверх! – приказал Марчисон и через стойку подал полицейскому конверт.

– Любовное послание? – поинтересовался тот.

Марчисон не удостоил его ответом. В такую жару не до тупых шуточек. Пожав плечами, полицейский стал подниматься по лестнице. На стене была нарисована стрелка и над ней надпись: «Детективный отдел». Поднявшись на второй этаж, он дошел до деревянной перегородки в половину человеческого роста, толкнул дверцу, подошел к столу Коттона Хоуза и сказал:

– Дежурный просил передать вам.

– Спасибо, – отозвался Хоуз и вскрыл письмо.

На лист бумаги были наклеены слова:

«Сегодня в восемь вечера я убью Леди. Что Вы можете в связи с этим предпринять?»

Глава 2

Детектив Хоуз прочел письмо, потом перечитал его еще раз. Первой его мыслью было: «Псих!»

Второй мыслью было: «А вдруг нет?»

Вздохнув, он встал, оттолкнул стул и прошелся по комнате. Детектив Хоуз был крупный мужчина. Рост – 6 футов 2 дюйма без ботинок; вес – 190 фунтов. У него были голубые глаза и квадратная челюсть с раздвоенным подбородком. Волосы рыжие, кроме одной пряди над левым виском; однажды его туда пырнули ножом, и после того, как рана зарубцевалась, волосы на том месте почему-то росли седые. Ровный, прямой, не перебитый нос; красиво очерченный рот с широкой верхней губой. Громадные кулаки. Хоуз постучал в кабинет лейтенанта.

– Войдите! – крикнул из-за двери лейтенант Бирнс.

Хоуз открыл дверь. Лейтенант, начальник детективного отдела, занимал угловой кабинет. Лопасти вентилятора над письменным столом крутились вовсю. Бирнс, коренастый, плотный человек, сидел за столом. Он был без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами; галстук сдвинут набок, верхняя пуговица расстегнута.

– Газеты обещали дождь, – сообщил лейтенант. – Ну и куда же он подевался?

Хоуз ухмыльнулся.

– Что, Хоуз, опять пришел портить мне настроение?

– Не знаю. Что скажете? – Он положил письмо Бирнсу на стол.

Тот молниеносно его прочитал, вздохнул и сказал:

– Как всегда. Стоит температуре воздуха подняться до тридцати, и чокнутые тут как тут. Выползают из всех щелей.

– По-вашему, письмо написал псих, сэр?

– Откуда же мне знать? Либо псих, либо не псих. – Лейтенант улыбнулся. – Феноменальный вывод, правда? Неудивительно, что я лейтенант.

– Что будем делать? – спросил Хоуз.

– Который час?

Хоуз посмотрел на часы:

– Начало девятого, сэр.

– Значит, у нас остается около двенадцати часов – если писал все-таки не псих, – чтобы помешать потенциальному убийце прикончить Леди, кто бы она ни была. У нас двенадцать часов на то, чтобы отыскать убийцу и его жертву в городе с восемью миллионами жителей, опираясь только на это письмо. Если – повторяю, если – его писал не псих и не шутник.

– Вполне возможно, сэр.

– Знаю, – задумчиво произнес Бирнс. – У некоторых людей странное чувство юмора. Нечего делать, надо как-то убить время, напишу-ка я письмецо в полицию. Пусть побегают. Может статься, Коттон, перед нами именно такой вариант?

– Да, сэр.

– Не думаешь, что тебе пора называть меня Пит?

– Да, сэр.

Бирнс кивнул.

– Кто держал в руках письмо, кроме нас с тобой?

– Наверное, дежурный сержант. Я не трогал листок с буквами, сэр… то есть Пит… если вы имеете в виду свежие отпечатки.

– Именно их я и имею в виду, – подтвердил Бирнс. – Кто сегодня дежурит?

– Дэйв Марчисон.

– Хороший парень, но готов голову заложить, что он все залапал своими пальцами. Хотя… откуда ему было знать, что находилось внутри конверта? – Бирнс прищурился. – Знаешь, Коттон, давай сделаем все как следует. Пошлем письмо в лабораторию и приложим твои, мои и Дэйва отпечатки пальчиков. Парни Гроссмана сэкономят кучу времени. Кажется, время – единственное, что у нас есть.

– Да, сэр, – кивнул Хоуз.

Бирнс снял трубку, дважды нажал кнопку интеркома и стал ждать ответа.

– Капитан Фрик, – послышался голос на другом конце линии.

– Привет, Джон, это Пит, – сказал Бирнс. – Можно…

– Привет, Пит, – отозвался Фрик. – Ну и жара сегодня, верно?

– Ага… Слушай, Джон, ты не подменишь Марчисона на часок-другой?

– Могу, а что?

– И пришли нам парня с краской и подушечкой. Мне нужно прямо сейчас снять отпечатки.

– Кого-то сцапал, Пит?

– Никого.

– А чьи пальчики тебе понадобились?

– Мои, Хоуза и Марчисона.

– А… понятно. – Фрик был совершенно сбит с толку.

– Еще мне нужна патрульная машина с сиреной и несколько человек личного состава. И Марчисон – мне надо его допросить.

– Загадками говоришь, Пит. Ты хочешь…

– А пока мы идем к тебе – снимать отпечатки, – продолжил Бирнс. – Ты готов?

– Конечно, конечно. – Фрик был заинтригован.

– Пока, Джон!

У троих полицейских сняли отпечатки пальцев.

Отпечатки и письмо положили в большой конверт из оберточной бумаги; пакет передали полицейскому. Ему было велено гнать прямо на Хай-стрит, всю дорогу не выключая сирены. Пакет передать Сэму Гроссману, заведующему криминалистической лабораторией, и подождать, пока подчиненные Сэма сфотографируют письмо. Фотокопию привезти обратно, в 87-й участок. Пока специалисты Гроссмана будут всесторонне исследовать оригинал, детективы могут работать по копии. Гроссману уже позвонили и предупредили, что в данном деле важна скорость. Полицейского курьера тоже проинструктировали. Он рванул с места в карьер и сразу же включил сирену на полную катушку.

Тем временем Бирнс и Хоуз допрашивали Марчисона.

– Кто принес письмо, Дэйв?

– Ребенок.

– Мальчик? Девочка?

– Парень.

– Сколько лет?

– Не знаю. Десять – одиннадцать, что-то в этом роде.

– Какого цвета волосы?

– Светлые.

– Глаза?

– Я не заметил.

– Рост?

– Обычный для его возраста.

– Что на нем было надето?

– Синие полотняные штаны и полосатая футболка.

– Какого цвета полоски?

– Красного.

– Его нетрудно будет найти, – сказал Хоуз.

– Кепка на нем была? – спросил Бирнс.

– Нет.

– А обувь?

– Мне из-за стойки не было видно его ног.

– Что он тебе сказал?

– Спросил, я ли дежурный. Я ответил, что да. Тогда он передал мне письмо.

– Сообщил, от кого оно?

– Нет. Просто протянул конверт и сказал: «Вот».

– А потом?

– Вышел.

– Почему ты его не задержал?

– Видите ли, я был один. Я кричал мальчишке, чтобы он остановился, но он не остановился. Я не мог покинуть пост – больше в дежурке никого не было.

– А как же дежурный лейтенант?

– Фрэнк пошел выпить кофе. Не мог же я сидеть как приклеенный на посту и в то же время гнаться за мальчишкой!

– Ладно, ладно, Дэйв. Успокойся!

– Какого черта! Если Фрэнку захотелось кофе, это его личное дело. Он только поднялся наверх, в канцелярию. Откуда нам было знать, что произойдет такое?

– Дэйв, не возбуждайся.

– Я не возбуждаюсь. Я просто говорю: что плохого в том, что Фрэнку захотелось попить кофейку? Вот и все. Надо делать скидку на жару. Когда день-деньской сидишь там, в дежурке, то вполне естественно…

– Конечно, Дэйв, конечно.

– Слушай, Пит, – не успокаивался Марчисон, – мне чертовски неприятно. Если бы я знал, что у парнишки что-то важное…

– Все в порядке, Дэйв. Ты письмо в руках вертел?

Марчисон опустил глаза:

– И письмо, и конверт. Извини, Пит. Я же не знал, что оно…

– Ничего страшного, Дэйв. Когда вернешься к своему пульту, включи рацию, хорошо? Сообщи приметы мальца всем патрульным в округе. Пусть одна машина объедет всех постовых и предупредит их. Мне нужно, чтобы мальчишку как можно скорее нашли и привезли сюда.

– Ладно, – сказал Марчисон и посмотрел на Бирнса. – Пит, извини, если я…

Бирнс похлопал сержанта по плечу:

– Ничего, ты только предупреди всех, хорошо?

Максимальная зарплата патрульного полицейского в том городе, где находится наш 87-й участок, составляет 5 тысяч 15 долларов в год. Не слишком большая сумма. В дополнение к пяти тысячам пятнадцати полицейский получает в год еще сто двадцать пять долларов на форму. Тоже не слишком много.

Однако в дни зарплаты, которую выдают раз в две недели, полицейский получает меньше денег в результате различных вычетов. Четыре доллара идет на медицинскую страховку, включающую лечение в больнице; еще полтора доллара составляет налог на социальное страхование. Деньги, собранные благодаря этому налогу, идут на выплаты вдовам полицейских и на содержание коечного фонда полицейского участка. В полицейском участке около дюжины коек. Они используются в экстренных случаях, когда на дежурство заступают сразу две смены полицейских, а также если кому-то захочется вздремнуть. Федеральный подоходный налог съедает еще кусок зарплаты. Свою долю получает Благотворительная ассоциация полиции, своего рода профсоюз служителей закона. Обыкновенно полицейские еще подписываются на свой печатный орган, «Хай-стрит джорнэл», – еще кусок долой. Если полицейского награждают, он делает взносы в Почетный легион полиции. Если он верующий, то жертвует в различные общества и благотворительные фонды, которые ежегодно посещают участок. В результате всех вычетов, взносов и пожертвований в чеке оказывается записана цифра «130». Сто тридцать долларов на две недели.

Шестьдесят пять долларов на неделю. А как ты их растянешь – твое дело.

Если некоторые копы берут взятки, – а некоторые копы действительно берут взятки, – возможно, они делают это потому, что немного недоедают.

Полиция – это небольшая армия; как и члены других военных организаций, полицейские обязаны выполнять приказы, какими бы нелепыми они ни казались. Получив утром 24 июля очередной приказ, полицейские 87-го участка сочли его, по меньшей мере, странным. Кое-кто пожал плечами или покрутил пальцем у виска. Некоторые просто кивнули. Однако никто не возразил.

Приказ был такой: задержать и доставить в участок мальчика десяти-двенадцати лет, со светлыми волосами, в полотняных штанах и футболке в красную полоску.

На первый взгляд проще простого.

В 10:15 утра из лаборатории прислали фотокопию письма. Бирнс созвал у себя в кабинете совещание. Письмо он положил на середину рабочего стола и стал изучать его вместе с тремя другими детективами.

– Что скажешь, Стив? – спросил лейтенант. У него были причины для того, чтобы в первую очередь поинтересоваться мнением Стива Кареллы. Во-первых, Бирнс считал Кареллу лучшим сыщиком в своем отделе. Правда, Хоуз тоже делал успехи, даже несмотря на то, что сразу после перевода к ним его постигла неудача. Но Хоузу, по оценкам Бирнса, предстояло еще пахать и пахать, прежде чем он станет таким, как Карелла. Во-вторых, и безотносительно к тому факту, что Карелла хороший коп и крутой парень, Бирнсу он просто нравился. Он никогда не забудет, как Карелла рисковал головой и чуть не расстался с жизнью, расследуя дело, в котором оказался замешан сын Бирнса. После того дела лейтенант Бирнс стал считать Кареллу чуть ли не вторым сыном. Поскольку всякий отец в первую очередь советуется с сыном, то вполне естественно, что Бирнс прежде всего спросил мнение Кареллы.

– Сказал бы я о типах, которые сочиняют такие письма, – буркнул Карелла, рассматривая фотокопию на свет. Карелла был высоким и стройным; однако внешняя хрупкость его была обманчива. А слегка раскосые глаза в сочетании с гладко выбритым лицом и высокими скулами придавали ему немного восточный вид.

– Что думаешь, Стив? – поинтересовался Бирнс.

Карелла похлопал ладонью по фотокопии:

– Первым делом я спрашиваю: «Зачем?» Наш шутник собирается совершить убийство, совершенно точно зная, что его действия уголовно наказуемы. Как поступает обычный убийца? Он стремится сделать свое черное дело тихо, втайне и попытаться избежать наказания. Но нет. Наш шутник сочиняет письмо. Зачем ему предупреждать нас о своих намерениях?

– Может, просто хочет порезвиться? – предположил Хоуз, внимательно выслушав Кареллу. – Может, этот тип хочет получить двойное удовольствие – удовольствие кого-то убить и удовольствие смыться после того, как бросил нам приманку.

– Это одна сторона вопроса, – возразил Карелла. Бирнс понимал, что между двумя его подчиненными идет молчаливая игра. Ему это нравилось. – Но существует и другая вероятность. Наш друг желает, чтобы его поймали.

– Как Хейренс в Чикаго несколько лет назад? – спросил Хоуз.

– Точно. Надпись губной помадой на зеркале: «Поймай меня, прежде чем я снова убью». – Карелла постучал пальцами по письму. – Может, наш писатель тоже хочет, чтобы его поймали. Может, он боится убивать и хочет, чтобы мы схватили его прежде, чем он вынужден будет убить. Как ты думаешь, Пит?

Бирнс пожал плечами:

– Это только версия. Как бы там ни было, мы все равно должны поймать его.

– Знаю, знаю, – сказал Карелла. – Но если он хочет, чтобы ему помешали, тогда его письмо – не просто письмо. Улавливаете?

– Нет.

Детектив Мейер кивнул:

– Я тебя понял, Стив. Он не просто предупреждает нас. В его письме содержится подсказка, как его поймать.

– Точно. Если он хочет, чтобы его поймали, если хочет, чтобы его остановили, письмо подскажет нам, как это сделать. Подскажет, кто он и где произойдет убийство. – Карелла швырнул листок на стол.

Детектив Мейер подошел к столу и взял письмо. Мейер Мейер славился своей дотошностью, поэтому принялся просматривать его медленно и тщательно. Дело в том, что папаша Мейера был завзятым шутником. Мейер-старший, которого звали Макс, был поражен и удивлен, когда его жена объявила, что их жизнь скоро изменится, потому что у них будет ребенок. Когда ребенок родился, Макс сыграл шутку над родом человеческим и, между прочим, над собственным сыном. Он дал ему имя Мейер; следовательно, у мальчика и имя, и фамилия звучали одинаково: Мейер Мейер. Мальчик вырос в еврейской семье, которая жила в квартале, населенном преимущественно неевреями. Соседские мальчишки привыкли находить для своих мелких пакостей козлов отпущения; кто же лучше подходил для такой роли, чем мальчик, чье имя составляло готовую дразнилку: «Мейер Мейер, сжечь еврея!» По совести говоря, они не собирались причинить Мейеру Мейеру серьезного вреда. Но в подростковом возрасте его нередко били; он рано столкнулся с тем, что казалось тотальным невезением, и в результате у него выработалась крайняя терпимость к ближнему своему.

Терпимость – изнуряющая добродетель. Возможно, Мейеру Мейеру все же повезло – ему удалось не стать запуганным тихоней. Правда, ничто не проходит бесследно. В свои тридцать семь лет он был уже совершенно лысым.

И сейчас Мейер Мейер терпеливо и дотошно изучал письмо.

– Из него немного можно извлечь, Стив, – наконец сказал он.

– Прочти его, – велел Бирнс.

– «Сегодня в восемь вечера я убью Леди», – прочел Мейер. – Ну и что вам это дает?

– В письме говорится, кого убьют, – заметил Карелла.

– Кого же? – спросил Бирнс.

– Некую Леди, – ответил Карелла.

– А кто она такая?

– Не знаю.

– М-да…

– В письме не говорится, как именно он ее убьет, – вмешался Мейер, – и где.

– Он сообщает час убийства, – напомнил Хоуз.

– Восемь. Сегодня в восемь вечера.

– Стив, по-твоему, этот тип правда хочет, чтобы его схватили?

– Вообще-то я не знаю. Просто рассуждаю вслух. Но мне точно известно одно.

– Что же?

– Пока лаборатория не прислала свое заключение, нам лучше начать действовать с тем, что мы имеем.

Бирнс посмотрел на письмо:

– Так что мы имеем?

– Леди, – ответил Карелла.

Глава 3

Жиртрест Доннер был полицейским осведомителем.

Осведомители бывают разные, ведь нет закона, который препятствует полиции получать сведения от кого бы то ни было. А если к тому же вам по душе турецкие бани, то лучшего осведомителя, чем Жиртрест Доннер, не найти.

Когда Хоуз служил в 30-м участке, у него был собственный круг осведомителей. Всех своих информаторов поголовно он считал классными специалистами, но, к сожалению, они были в курсе криминальной жизни только 30-го участка. Их ограниченный кругозор не распространялся на территорию скандального и обширного 87-го. И потому в 9:27 утра, когда Стив Карелла отправился навестить «своего» стукача по имени Дэнни Гимп, а Мейер Мейер рылся в картотеке, проверяя, нет ли там данных о воровке или мошеннице по кличке Леди, Коттон Хоуз вышел на улицу. Детектив Хэл Уиллис посоветовал ему разыскать Доннера.

Сначала Хоуз позвонил Доннеру по телефону. Дома его не оказалось.

– Он, наверное, в бане, – сказал Уиллис и дал Хоузу адрес.

Тот взял машину и поехал в город.

Вывеска над дверью гласила:

БАНИ РИГАНА

Турецкие, паровые, гальванизирующие

Войдя внутрь, Хоуз поднялся по деревянной лестнице на второй этаж и подошел к конторке. От подъема по лестнице на лбу Хоуза выступила испарина. Неужели кому-то охота в такую жару тащиться в турецкие бани? Впрочем, некоторые оригиналы любят купаться в проруби… Ну и бог с ними со всеми.

– Чем могу вам помочь? – спросил администратор за конторкой. Это был маленький востроносый человечек в белой футболке с зеленой надписью: «Бани Ригана». Козырек над его глазами тоже был зеленого цвета.

– Полиция, – представился Хоуз, показывая свой жетон.

– Не туда зашли, – отозвался человечек. – У нас все законно. Кто-то вас неправильно навел.

– Я ищу Жиртреста Доннера. Знаете такого?

– Конечно, – оживился человечек. – Доннер у нас постоянный клиент. Значит, на меня жалоб нет?

– Кто вы такой?

– Альф Риган. Хозяин заведения. У меня все законно, командир.

– Мне бы только переговорить с Доннером. Где он?

– Номер четыре в центре зала. Но в таком виде туда нельзя.

– Что мне понадобится?

– Только ваша кожа. Но я дам вам полотенце. Раздевалка вон там. Ценности можете оставить здесь, на стойке. Я положу все в сейф.

Хоуз вынул бумажник и снял часы. Поколебавшись немного, извлек из кармана служебный револьвер и тоже положил на стойку.

– Заряжен? – поинтересовался Риган.

– Да.

– Может, вы бы лучше…

– Он на предохранителе, – пояснил Хоуз. – Не бойтесь, не выстрелит.

Риган скептически осмотрел револьвер 38-го калибра.

– Так-то оно так, – протянул он, – только я частенько слышу истории о том, как нечаянно попадают в людей, когда направляют на них револьвер, стоящий на предохранителе.

Хоуз ухмыльнулся и зашагал к раздевалке. Пока он раздевался, Риган принес ему полотенце.

– Надеюсь, шкура у вас толстая, – сказал он.

– А что такое?

– Доннер любит париться. Обожает настоящий жар!

Хоуз обернул полотенце вокруг талии.

– Вы хорошо сложены, – заметил Риган. – Боксом никогда не занимались?

– Было немного.

– Где?

– На флоте.

– И как?

– Вроде неплохо получалось.

– Ударьте меня, – предложил Риган.

– Что?

– Ударьте меня!

– Чего ради?

– Давайте бейте!

– Я спешу, – сказал Хоуз.

– Один разочек! Я хочу посмотреть! – Риган встал в боксерскую стойку.

Пожав плечами, Хоуз сделал ложный выпад левой и резко бросил правую, целясь в челюсть противника. Но в самый последний момент отвел удар.

– Почему не ударили? – спросил Риган.

– Не хотел сносить вам голову.

– Кто научил вас этому ложному выпаду?

– Один лейтенант, по фамилии Боэн.

– Хорошо он вас научил. Я на досуге тренирую парочку бойцов… Вы никогда не хотели выступать на ринге?

– Никогда.

– Подумайте. Нашей стране нужен чемпион в тяжелом весе.

– Подумаю, – пообещал Хоуз.

– Будете получать куда больше того, чем вам платит город, можете не сомневаться. Даже если станете участвовать в договорных боях и сдавать схватки, все равно огребете куда больше.

– Ладно, подумаю, – повторил Хоуз. – Так где Доннер?

– В центре зала. Знаете что? Возьмите мою визитку. Когда надумаете, звякните мне. Чем черт не шутит? Может, вырастим из вас нового Демпси!

– А как же! – Хоуз взял карточку, протянутую ему Риганом, и опустил глаза на полотенце. – Куда же мне ее положить?

– Ой! Ну конечно! Давайте ее пока сюда. Я отдам вам ее на обратном пути. Доннер там, в зале. Номер четыре. Мимо не пройдете. Он напустил столько пару, что можно сдвинуть с места океанский лайнер.

Хоуз зашагал по коридору. Навстречу попался тощий субъект, который подозрительно покосился на него. Тощий был голым, подозрения у него возбудило полотенце Хоуза. Хоуз виновато прошмыгнул мимо, чувствуя себя фотографом на нудистском пляже. Найдя номер четыре, открыл дверь. В лицо ему ударил клуб пара, чуть не сбивший его с ног. Он попытался вглядеться в туман за дымным облаком, но это было невозможно.

– Доннер! – позвал Хоуз.

– Я здесь, приятель, – ответил чей-то голос.

– Где?

– Да здесь я. Сижу. Кто там?

– Меня зовут Коттон Хоуз. Служу в одном отделе с Хэлом Уиллисом. Он посоветовал к вам обратиться.

– А, понятно. Ну входите же, входите, – продолжал бестелесный голос. – И дверь закройте. Вы выпускаете пар и впускаете сквозняк.

Хоуз закрыл дверь. Теперь он понимал, какие чувства испытывает батон хлеба, оказавшись в духовке. Жара стояла удушающая. Он попытался вдохнуть воздух в легкие, но в горло проникал только горячий пар. Внезапно в колеблющемся тумане обрисовалась неясная фигура.

– Доннер? – уточнил Хоуз.

– Командир, здесь никого нет, кроме нас двоих, – ответил Доннер, и Хоуз улыбнулся, несмотря на жару.

Жиртрест не зря получил свою кличку. Он был не просто толстым, он был жирным, необъятным и походил на гигантскую колышущуюся чашу белого студня. Доннер сидел на мраморной скамье, прислонившись спиной к стене, и наслаждался. Его чресла прикрывало небрежно наброшенное полотенце. Всякий раз, как он делал вдох, многочисленные складки жира колыхались и дрожали.

– Вы ведь коп, так? – спросил он у Хоуза.

– Точно.

– По вашим словам, вы работаете с Уиллисом, но так может сказать кто угодно. Уиллис что, привет мне передает?

– Да, – ответил Хоуз.

– Уиллис мне нравится. Я видел, как он однажды уложил парня, который весил, должно быть, фунтов четыреста – уложил прямо на задницу. Уиллис – классный дзюдоист. Стоит только до него дотронуться – и раз-два! Хрусть – и у тебя уже рука в гипсе. Опасно иметь такого врага! – Доннер закудахтал. Когда он хихикал, все его достоинства хихикали вместе с ним. От этой тряски Хоуз ощутил легкую тошноту. – Так что вы хотите узнать? – поинтересовался Доннер.

– Знаете кого-нибудь по кличке Леди? – Хоуз решил сразу подойти к сути дела, пока не получил тепловой удар.

– Леди? – повторил Доннер. – Странная кличка. Она что, из блатных?

– Возможно.

– Знавал я в Сент-Луисе дамочку по кличке Леди Дятел. Она была стукачкой. Хорошо работала! Отсюда и кличка. Дятел стучит, понимаете?

– Понятно, – кивнул Хоуз.

– Она все, абсолютно все знала! Знаете, как она вытягивала нужные сведения?

– Могу себе представить, – буркнул Хоуз.

– Да, тут много воображения не требуется. Она вытягивала из клиентов все, что ей было нужно, в постели. Готов поклясться, выудила бы все тайны и у сфинкса – посреди пустыни…

– Где она сейчас? Здесь, в городе?

– Нет. Она умерла. Настучала копам на одного парня. Зря она с ним связалась – с ним тягаться себе дороже. Вредно для здоровья. Профессиональный риск. Бам – и нет больше Леди Дятла.

– Он ее убил, потому что она на него настучала?

– Да, но не только. Вроде бы она еще заразила его триппером. Парень был очень чистоплотный – я имею в виду, соблюдал личную гигиену. Ему не понравился ее подарок. Бам – и нет больше Леди Дятла. – Доннер немного помолчал. – А если подумать, не такой уж она была и леди, правда?

– Правда. А что насчет той Леди, которая нам нужна?

– Вы хоть намекните, кто она!

– Сегодня вечером ее собираются убить.

– Да? И кто же собирается ее убить?

– Вот как раз это мы и пытаемся выяснить.

– Да… Крепкий орешек вам попался!

– Ага. Слушайте, а может, выйдем и поговорим в другом месте?

– В чем дело? Простыли? Я могу попросить их поддать жа…

– Нет, нет, нет! – поспешил остановить Доннера Хоуз.

– Значит, Леди? – Жиртрест задумался. – Леди.

– Да.

Казалось, в кабине стало еще жарче, словно размышления Доннера способны были повысить и без того высокую температуру. Каждая секунда его размышлений как будто добавляла лишний градус. Хоуз тяжело дышал ртом, вдыхая раскаленный воздух. Ему хотелось сбросить полотенце, сбросить с себя кожу и повесить ее нас гвоздь. Ему захотелось выпить стакан ледяной воды. Стакан холодной воды. Пусть стакан теплой воды. Он согласился бы даже на стакан горячей воды. Все равно она холоднее, чем температура в парилке. Пот тек изо всех его пор; а Доннер все думал. Томительно тянулись секунды. Испарина покрыла лицо толстяка, пот ручьями стекал с широких плеч, струился по спине.

– В старом клубе «Блэк энд Уайт» была одна цветная танцовщица, – произнес он наконец.

– Где она сейчас? Здесь?

– Нет. Устроилась стриптизершей в Майами. Ее называли Леди. Раздевалась очень изящно. Прыщавые юнцы и любители цветных ее просто обожали. Да, она была у них звездой. Но теперь она в Майами.

– А здесь кто?

– Я пытаюсь вспомнить, – сказал Доннер.

– А вы не можете вспоминать побыстрее?

– Я думаю, думаю! – обиделся Доннер. – Была еще торговка наркотиками по кличке Леди. Но, по-моему, она переехала в Нью-Йорк. Сейчас все барыги стекаются туда. Да, она сейчас в Нью-Йорке.

– А здесь-то кто остался? – Хоуз, теряя терпение, вытер потное лицо потной рукой.

– Эй, знаю! – вдруг воскликнул Доннер.

– Кто?

– Леди. Новая шлюха в квартале красных фонарей. Знаете, где это?

– Смутно.

– Она работает на Маму Иду. Место вам знакомо?

– Нет.

– Спросите у ребят из отдела, они знают. Поищите ее там. Леди. У Мамы Иды.

– Вы ее знаете? – попытался уточнить Хоуз.

– Кого, Леди? Только в силу профессии.

– Чьей профессии? Вашей или ее?

– Моей. Пару недель назад я кое-что у нее узнавал. Господи, мне бы сразу про нее вспомнить! Только я никогда не зову ее Леди. Так ее зовут на улице. Ее настоящее имя Марсия. Настоящая красотка!

– Расскажите мне о ней.

– Рассказывать почти нечего. Вам нужна ее подлинная биография или история, которой она пичкает клиентов? Иными словами, вам рассказать о Марсии или о Леди?

– Меня интересуют обе.

– Хорошо. Вот что говорит о ней Мама Ида. Поверьте мне, она денег на ветер не бросает. Все, кто приходит на Улицу шлюх, ищут заведение Мамы Иды. А стоит им попасть туда, как они западают на Леди.