Текст книги "Убийца Леди"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава 8

Бинокль отправили на экспертизу. Сэм Гроссман определил, что он произведен фирмой «Питер Вондигер». Судя по серийному номеру, бинокль был выпущен в 1952 году. Поверхность окуляров не снабжена антибликовым покрытием, следовательно, прибор изготовлен не для вооруженных сил, хотя в то время данная фирма выполняла как раз армейские заказы. Сэм позвонил в компанию-производитель, и там его заверили в том, что данная модель снята с производства. Вместо нее в розничную продажу поступают более современные, усовершенствованные модели. Тем не менее, отдав подчиненным улику на предмет обнаружения свежих отпечатков, Сэм Гроссман прислал коллегам из 87-го подробную техническую характеристику бинокля. Сэм Гроссман славился своей методичностью. Он был убежден, что любая мелочь, которая на первый взгляд кажется совершенно незначительной, может оказаться чрезвычайно ценной для следствия. Поэтому даже начертил таблицу, не забыв указать кратность и прочие технические детали бинокля.

Бинокль был сфокусирован по центру, правый окуляр подкручен. Когда он был новым, то продавался (вместе с кожаной кобурой и ремешками) за 9 долларов 50 центов.

На бинокле были обнаружены две группы отпечатков. Больше всего отпечатков принадлежало Коттону Хоузу. Но, кроме этого, на бинокле оказались относительно четкие отпечатки большого и указательного пальцев правой и левой рук. Несомненно, их оставил человек, напавший на Хоуза. Эти отпечатки сфотографировали. Одну копию немедленно отправили в Бюро идентификации преступников. Другую передали по телетайпу в Вашингтон, в Федеральное бюро расследований. В обоих случаях просили, чтобы пальчики как можно скорее проверили по досье.

Сэм Гроссман молил Господа, чтобы человек, оставивший отпечатки на бинокле, уже успел засветиться на территории Соединенных Штатов.

Десять минут второго пополудни.

Лейтенант Бирнс расстелил на своем рабочем столе газету.

– Взгляни-ка, Хоуз! – воскликнул он.

Хоуз посмотрел на газетный лист, пробегая заголовки, и, наконец, нашел нужное объявление.

«Впервые в отеле „Бриссон“!

ДЖЕЙ „ЛЕДИ“ АСТОР

Композиции и песни в стиле Леди Астор!»

В газете была помещена и фотография темноволосой красотки в облегающем вечернем платье. На губах ее играла дразнящая улыбка.

– Не знал, что она в городе, – сказал Хоуз.

– Когда-нибудь слышал о ней?

– Да. Она довольно популярна. Утонченная штучка. Работает, кажется, в стиле Кола Портера. Но вместе с тем у нее своя, особая манера. Поет сомнительные песенки с безупречным вкусом.

– Как твоя рука?

– Нормально, – ответил Хоуз, щупая запястье левой рукой.

– Значит, навестишь певичку?

– А как же! – отозвался Хоуз.

На столе Бирнса зазвонил телефон. Лейтенант снял трубку.

– Бирнс слушает. – Некоторое время он слушал, что ему говорили. – Конечно, Дэйв. Соедини меня с ним. – Он прикрыл микрофон рукой. – Лаборатория, – пояснил он Хоузу. Убрал руку и стал ждать. – Привет, Сэм! Как дела? – Хоуз ждал. Бирнс слушал, изредка вставляя: – Ага. – Слушал он минут пять. Наконец, сказал: – Спасибо огромное, Сэм! – и повесил трубку.

– Ну что?

– На окулярах четкие отпечатки, – сообщил Бирнс. – Сэм уже отправил фотокопии в Бюро идентификации преступников и в Вашингтон. Скрести пальцы, чтобы нам повезло! Нам он вместе с копией отпечатков шлет письменный отчет. Такие бинокли выпускались в 1952 году; сейчас их уже не производят. Как только мы его получим, тут же отправлю Стива и Мейера по комиссионкам и ломбардам. Ну, а как насчет этой Леди Астор? Может, именно она – цель преступника?

Хоуз пожал плечами:

– Я ее проверю.

– Может быть, речь идет именно о ней? – Бирнс тоже пожал плечами. – А что, вполне годится. Она личность знаменитая. Может, какого-нибудь придурка с души воротит от сальностей, которые она несет со сцены. Что скажешь?

– Скажу, что попытка – не пытка.

– Давай быстрее, – приказал Бирнс. – И не засиживайся там у нее. Не вздумай слушать ее песенки. Может быть, нам до восьми вечера придется проверить еще несколько версий. – Он взглянул на часы. – Боже, как летит время!

Позвонив в «Бриссон», Хоуз узнал, что первое выступление Леди Астор начинается в восемь вечера. Менеджер отеля отказался сообщить, в каком номере остановилась певица, даже после того, как Хоуз сказал, что он детектив. Менеджер потребовал, чтобы Хоуз оставил ему свой номер телефона, куда ему можно перезвонить. Хоуз дал бдительному администратору номер участка, и тот немедленно перезвонил. Очевидно, дежурный сержант развеял его опасения. Дежурный соединил менеджера «Бриссона» с детективным отделом и убедил в том, что в отель только что звонил настоящий, неподдельный коп, а не очередной фанат мисс Астор. Наконец Хоуз узнал адрес певички и немедленно туда отправился.

Казалось странным, что мисс Астор не живет в том отеле, где выступает, но, возможно, она просто не хочет мешать дело с удовольствием. Она сняла квартирку в центре Айсолы, на южной стороне острова, в шикарном пригороде, застроенном особняками из потемневшего от времени кирпича, кварталах в тридцати от территории 87-го участка. Хоуз добрался до места за десять минут. Оставив машину у тротуара, он поднялся на двенадцать ступенек, вошел в парадное и оказался в маленьком, безукоризненно чистом холле. Ни на одном из почтовых ящиков имя Джей Астор не значилось. Он вернулся на улицу и, встав перед парадной дверью, сличил адрес. Все верно! Хоуз снова вошел в холл и позвонил консьержу. Где-то вдалеке прозвенел звонок. Открылась и тут же закрылась дверь, в коридоре послышались шаги, и занавешенная дверь отворилась. Перед Хоузом стоял старик в домашних тапочках и выцветшей голубой баскской рубашке.

– Что вам угодно? – спросил консьерж.

– Я хотел бы подняться к мисс Джей Астор, – сказал Хоуз.

– Здесь нет никакой мисс Джей Астор, – заявил старик.

– Я не фанат и не репортер, – пояснил Хоуз. – Полиция! – Он вытащил бумажник и раскрыл его, показывая старику свой жетон.

Консьерж внимательно рассмотрел полицейский жетон.

– Вы детектив? – спросил он.

– Да.

– У нее что, неприятности?

– Может, да, а может, и нет, – ответил Хоуз. – Я хотел бы поговорить с ней.

– Минутку, – сказал консьерж и вернулся в коридор, оставив открытой занавешенную дверь.

Не закрыл он и дверь, ведущую в его собственную квартиру на первом этаже. Хоузу было слышно, как он звонит по телефону. Наверху раздался телефонный звонок. Потом, очевидно, трубку сняли, потому что консьерж что-то сказал. Через несколько минут старик вернулся в холл.

– Пожалуйста, поднимайтесь. Квартира 4А. То есть войти можно оттуда. Она сняла весь верхний этаж – квартиры 4А, 4Б и 4В. Но вход сделала только один, через номер 4А, а в двух других приказала загородить вход мебелью. Можете подниматься.

– Спасибо, – поблагодарил Хоуз и, пройдя мимо старика, вошел в коридор.

На второй этаж вела лестница, покрытая ковровой дорожкой. С одной стороны ее украшали причудливые резные перила. В коридоре было удушающе жарко. Хоуз поднимался по ступенькам, думая о Карелле и Мейере. Им предстоит обшаривать ломбарды. Интересно, попросит ли Бирнс о сотрудничестве другие участки или подумает, что детективы из 87-го самостоятельно обойдут все ломбарды и лавки подержанных вещей в городе? Нет, наверное, он попросит подкрепления. Иначе не успеть.

К двери квартиры номер 4А был привинчен медный треугольник, на котором было выбито просто: «АСТОР».

Хоуз нажал кнопку звонка.

Дверь открылась так стремительно, что Хоуз подумал: наверное, Джей Астор стояла за ней и дожидалась его.

– Это вы детектив? – спросила она.

– Да.

– Входите.

Он вошел в квартиру. С первого взгляда Джей Астор его сильно разочаровала. На газетной фотографии она казалась сексуальной, гибкой и соблазнительной. Облегающее платье выгодно подчеркивало изгибы и выпуклости богато одаренного природой тела. Глаза вызывающе сверкали, а в многообещающей улыбке таилась порочность. Загадочная женщина, одним словом, загадочная и вызывающая. Теперь же он не разглядел в ней никакого вызова и никакого обещания.

Хоуз украдкой разглядывал эстрадную знаменитость. По случаю жары Джей Астор осталась в трусиках и бюстгальтере. Грудь у нее красивая и полная, а вот ноги, пожалуй, подкачали. Слишком мускулистые. Ноги теннисистки. Глаза слегка раскосые, но Хоуз сразу понял, что косит она из-за близорукости и сексуальность тут ни при чем. Певичка обнажила в улыбке крупные белые зубы и сразу стала похожа на добродушную лошадку. А может, он к ней слишком предвзято относится? Наверное, если бы не фото, он нашел бы мисс Астор привлекательной женщиной.

– В гостиной работает кондиционер, – сообщила она. – Пойдемте и закроем дверь.

Вслед за ней Хоуз прошел в суперсовременную гостиную. Джей Астор закрыла за ним дверь и сказала:

– Ну вот. Правда, так лучше? Жара меня просто доконала. Я всего две недели как вернулась из южноамериканского турне, и поверьте, даже там не было так жарко. Так чем я могу вам помочь?

– Сегодня утром нам принесли письмо, – начал Хоуз.

– Да? И что в нем было? – Джей Астор подошла к бару, занимающему целую стену длинной комнаты. – Хотите выпить? Может, джин со льдом? Или «Том Коллинз»? Чего вам налить?

– Ничего, спасибо.

По-видимому, его ответ удивил ее; тем не менее, она невозмутимо смешала себе джин с тоником.

– В письме было написано: «Сегодня в восемь вечера я убью Леди». Вы что-нибудь можете мне сообщить по этому поводу?

– Милое письмецо. – Певица скорчила гримасу и выжала в свой бокал лайм.

– Кажется, оно не произвело на вас особого впечатления, – заметил Хоуз.

– А что, должно было произвести?

– Но ведь Леди – это, кажется, ваш сценический псевдоним?

– О! – воскликнула она. – О да! Леди… «Я убью Леди сегодня вечером». Понимаю. Да. Да!

– И что?

– Псих. – Джей покрутила пальцем у виска.

– Возможно. Скажите, а вы когда-либо получали письма с угрозами? Не было ли таких телефонных звонков?

– Вы имеете в виду – в последнее время?

– Да.

– Нет, в последнее время нет. Иногда маньяки шлют мне угрожающие письма. Как будто их пишет Джек-потрошитель. Они называют меня грязной. Обещают убить и очистить мир жертвенной кровью агнца, и тому подобную чушь. Придурки. Психи. – Она с улыбкой повернулась к нему. – Как видите, я до сих пор жива.

– Мисс Астор, кажется, вы не воспринимаете подобные угрозы всерьез.

Певичка поморщилась.

– Называйте меня Джей, – попросила она. – Да, верно. Если бы я волновалась из-за каждого придурка, который пишет или звонит мне, у меня самой скоро крыша поехала бы. В их угрозах нет ни капли правды.

– И тем не менее, возможно, в данном письме речь идет именно о вас!

– Так что будем делать?

– Прежде всего, если не возражаете, мы хотели бы на сегодняшний вечер взять вас под охрану полиции.

– На всю ночь? – уточнила Джей, кокетливо подняв брови. На секунду лицо ее приобрело то же вызывающее и многообещающее выражение, что и на газетном фото.

– С того времени, как вы выйдете из своей квартиры, и до конца представления.

– Последнее выступление заканчивается в два ночи, – сказала она. – Вашему копу трудно придется. О, кстати! Не вы ли тот коп, который будет меня охранять?

– Нет, не я, – ответил Хоуз.

– Не повезло, – заявила Джей, отпивая большой глоток.

– Первый концерт начинается в восемь вечера?

– Правильно.

– В письме говорится…

– Может, это просто совпадение?

– Может быть. Когда вы обычно выходите из дому, чтобы ехать в «Бриссон»?

– Около семи.

– Я пришлю за вами патрульного.

– Надеюсь, он окажется симпатичным ирландцем.

– Такого добра у нас пруд пруди, – с улыбкой заверил ее Хоуз. – Между прочим, не припомните, не случалось ли в последнее время ничего такого, что могло бы…

– Вызвать у кого-то желание меня убить? – Джей ненадолго задумалась. – Нет!

– А вы все же подумайте. Ссоры, разногласия при обсуждении условий контракта? Может, вы уволили какого-нибудь музыканта? Что-нибудь?

– Нет, – задумчиво протянула она. – Со мной легко ладить. У меня такой сценический образ. Я своя девчонка. У меня легкий характер. – Она ухмыльнулась. – Я вовсе не хотела сказать, будто я дамочка легкого поведения!

– А как же угрожающие письма и звонки, о которых вы упоминали? Когда вы получали подобное в последний раз?

– Перед отъездом в Южную Америку. Несколько месяцев назад. Видите ли, я всего две недели как вернулась. Вряд ли придурки знают, что я здесь. После того как выйдет мой новый альбом, они снова усядутся писать мне. Кстати, вы его слышали? – Она покачала головой. – Конечно! Какая же я глупая! Альбом еще не поступил в продажу.

Она подошла к музыкальному центру, открыла один из ящиков и достала с верхней полки альбом. На обложке обнаженная Леди Астор скакала верхом на лошади. Длинные черные волосы были распущены и волнами спадали на грудь, почти целиком закрывая ее. В глазах ее сверкало такое же лукавое, порочное, вызывающее выражение, как и на фото в газете. Альбом назывался «Лошадка Астор».

– Там у меня в основном старинные ковбойские песни, – пояснила Джей, – только тексты мы слегка изменили. Хотите послушать?

– Собственно, я…

– Это не займет и минуты, – пообещала Джей, ставя диск. – У вас сейчас своего рода пиратское прослушивание. Какой еще детектив в городе может похвастать, что слышал новый альбом Джей Астор до его выхода на рынок?

– Я хотел…

– Сидите, – велела Джей.

Заиграло вступление. Альбом открывало заскорузлое соло ковбойской гитары, а затем вступил вкрадчивый, бархатный голос Леди Астор:

 
Дом, трущобный мой дом,
Наркоманы и шлюхи все в нем.
Там птички молчат,
Только пушки гремят
И воняет собачьим дерьмом!
 

В песне было много куплетов. Хоузу совсем не понравилось. Не смешно! Слишком близко он был знаком с настоящей жизнью, чтобы наслаждаться пародией на знаменитую песню «Дом на ранчо». Потом началась пародия на песню «Сердце Техаса».

– Эта погрубее, – признала Джей. – В ней много сальностей. Она многим не придется по вкусу, но мне наплевать. По-моему, нравственность – странная штука.

– Что вы имеете в виду?

– Я уже давно пришла к выводу, что нравственность – вопрос глубоко личный. Для артиста самое трудное – попытаться приспособить свои моральные принципы к принципам своих фанов. Это невозможно. Нравственность есть нравственность; у вас она одна, а у меня – другая. То, что я принимаю как само собой разумеющееся, способно вызвать шок у какой-нибудь канзасской домохозяйки. Вот ловушка, в которую может угодить любой артист.

– Что за ловушка?

– Большинство артистов – во всяком случае, в шоу-бизнесе – живут в больших городах. Именно там происходят все важнейшие события, так что необходимо быть там, в центре жизни. А городская мораль существенно отличается от морали захолустья. Номер, который городской хлыщ примет на ура, не пройдет с парнем, который косит или молотит пшеничное поле – я толком не знаю, что делают с этой пшеницей. Но если вы пытаетесь угодить всем, у вас едет крыша. Вот потому-то в первую очередь я стремлюсь угодить себе. Главное – не допускать безвкусицы. А нравственность… Мои моральные принципы сами о себе позаботятся.

– Так и бывает?

– Иногда да, иногда – нет. Как я и сказала, абсолютно чистые и невинные выходки вовсе не кажутся чистыми и невинными простому фермеру.

– Это вы о чем, например? – невинно поинтересовался Хоуз.

– Ну, например… вы хотите со мной переспать?

– Да, хочу, – механически ответил Хоуз.

– Так пошли, – пригласила она, ставя бокал на столик.

– Прямо сейчас? – удивился он.

– А почему нет? Какая разница?

Хоуз почувствовал, насколько нелепо то, что он должен ответить, и все же ответил:

– Прямо сейчас у меня нет времени.

– Все ваш писатель?

– Все мой писатель.

– Может быть, вы упустили золотую возможность, – заявила она.

– Такое с каждым случается. – Хоуз пожал плечами.

– Нравственность – это вопрос цели и средств, – пояснила Джей.

– Как и убийство, – сравнил Хоуз.

– Перестаньте хамить! Впрочем, дело ваше. Я честно и открыто признаюсь, что немедленно хочу заняться с вами любовью. Завтра мне, может быть, уже не захочется. Мне, может быть, уже через десять минут не захочется.

– Ну вот, теперь вы все испортили, – сказал Хоуз.

Джей вопросительно подняла брови.

– Я-то, дурак, жалел, что упускаю такую возможность. А оказывается, это всего лишь ваша минутная прихоть.

– Чего же вы от меня хотите? Чтобы я разделась и набросилась на вас?

– Нет. – Хоуз встал. – Можно, я приду как-нибудь в другой раз?

– Случая может и не представиться.

– Кто знает?

– А еще – помните старую поговорку: молния никогда не бьет дважды в одно и то же дерево.

– После таких слов мне остается только одно, – заявил Хоуз. – Теперь я обязан выйти и застрелиться!

Джей улыбнулась:

– Кажется, вы чертовски уверены в себе!

– Да неужели?

Целое мгновение они пристально смотрели друг на друга. Теперь она совсем не была похожа на чувственную и порочную женщину с рекламного плаката. Однако лицо у нее было не злое и не оскорбленное. Сейчас маска сползла с певицы, и она стала похожей на обиженную, одинокую девчонку, которая живет в огромных апартаментах на целый этаж с кондиционером в гостиной.

Леди Астор пожала плечами.

– Подумаешь, – сказала она. – Позвоните мне как-нибудь. Может, на меня снова нападет каприз.

– Ждите полицейского, – напомнил Хоуз.

– Подожду, – согласилась она. – Может быть, он вас обойдет.

Хоуз глубокомысленно вздохнул.

– Некоторые везунчики всегда снимают сливки, – заметил он, выходя за порог.

Глава 9

А на некоторых несчастливцев сыплются все беды.

Мейеру Мейеру и Стиву Карелле за тот день удалось перекрыть норму невезения. К без двадцати два тротуары представляли собой пекло, здания готовы были побагроветь от жара, накопленного внутри, и даже новичку – любителю научной фантастики становилось ясно: Земля подошла слишком близко к Солнцу. Скоро вся ее поверхность будет охвачена огнем. Настал последний день, и мир скоро расплавится в огне.

А если говорить попросту, было ужасно жарко.

Мейер Мейер отличался повышенной потливостью. Он потел даже зимой. Мейер не знал, почему он так сильно потеет, но предполагал, что это у него нервное. Он постоянно был покрыт испариной. А сегодня просто плавал в поту. Пока двое детективов обходили лавки подержанных вещей и ломбарды на грязной Кричтон-авеню, брели от одной открытой двери к другой, отыскивая глазами вывески с тремя золотыми шарами, какие обычно бывают на ломбардах, Мейер думал, что он погибнет смертью, не достойной героя-полицейского. Он умрет от теплового удара, и в некрологе «Вэрайети» напишут просто: «Потный коп получил в лоб».

– Как тебе понравится такой заголовок статьи в «Вэрайети», описывающий мою смерть от теплового удара? – спросил он у Кареллы, когда они входили в очередной ломбард. – «Потный коп получил в лоб».

– Неплохо, – одобрил Карелла. – А знаешь, как озаглавят мой некролог?

– В «Вэрайети»?

– Ну да.

– Интересно, интересно!

– «Потный макаронник сыграл в патронник».

Мейер расхохотался:

– Ты просто извращенец!

Владелец ломбарда вопросительно посмотрел на них из-за прилавка:

– Слушаю вас, господа, чем я могу вам помочь?

– Мы из полиции, – сообщил Карелла, выкладывая бинокль на прилавок. – Ваша вещь?

Владелец ломбарда осмотрел бинокль.

– Хороший, – одобрил он. – «Питер Вондигер». Он что, замешан в каком-нибудь преступлении?

– Да.

– Он был у преступника?

– Да.

Владелец ломбарда хмыкнул.

– Ваша вещь?

– Мы продаем много биноклей. Разумеется, когда они бывают в наличии.

– Вы вот этот бинокль продавали?

– Нет, вряд ли. Последний раз бинокль фирмы «Питер Вондигер» мне приносили в январе. У этого восьмикратное увеличение. А тот был шестикратный. Этот лучше.

– Значит, бинокль не ваш?

– Нет, не мой. А что, его украли?

– О краже пока не заявляли.

– Извините, господа, ничем не могу вам помочь.

– Ничего страшного, – сказал Карелла. – Спасибо.

Они снова вышли в пекло.

– Сколько еще копов, кроме нас, таскаются по ломбардам? – спросил Мейер.

– Пит просил по паре от каждого участка. Может, они что-то разузнают.

– Что-то я стал уставать. Может, автор письма просто пошутил? Ты как думаешь?

– Не знаю. Даже если и так, психа, который его написал, нужно посадить.

– Верно говоришь! – воскликнул Мейер с воодушевлением, которое трудно ожидать от человека в такую жару.

– Может, нападем на след при помощи отпечатков, – предположил Карелла.

– Конечно, – согласился Мейер. – А может, пойдет дождь.

– Может быть, – проворчал Карелла.

Они вошли в следующую лавку. За прилавком стояли двое. Оба ухмылялись, пока Карелла и Мейер шли к ним.

– Добрый день, – сказал один, не переставая улыбаться.

– Хороший сегодня денек, – заметил второй, сияя улыбкой.

– Я Джейсон Блум, – представился первый.

– А я – Джейкоб Блум, – эхом отозвался второй.

– Здрасьте, – отозвался Карелла. – Мы – детективы Мейер и Карелла из 87-го участка.

– Рады вас видеть, господа, – кивнул Джейсон.

– Добро пожаловать в наш магазин, – добавил Джейкоб.

– Мы ищем владельца вот этого бинокля. – Карелла выложил на прилавок свою ношу. – Узнаёте?

– «Питер Вондигер», – сказал Джейсон.

– Отличный бинокль, – похвалил Джейкоб.

– Превосходный!

– Великолепный!

Карелла прервал поток словоизлияний.

– Так узнаёте или нет?

– «Питер Вондигер», – произнес Джейсон. – Ведь мы…

– Точно, – поддержал брата Джейкоб.

– Мужик с…

И братья дружно расхохотались. Карелла и Мейер ждали. Хотя, по всем признакам, ждать им предстояло долго. Братья не собирались успокаиваться. Они хохотали до истерики, до колик; что-то невероятно веселило их; они просто клокотали. Но все же детективы терпеливо ждали. Наконец, смех умолк.

– О боже мой! – прокудахтал Джейсон.

– Помним ли мы этот бинокль?

– Вот именно!

– Ах, боже мой! – простонал Джейкоб.

– Так помните или нет? – потребовал ответа Карелла. Он изнывал от духоты и жары.

Джейсон тут же посерьезнел.

– Джейкоб, – спросил он у брата, – это тот самый?

– Точно, – подтвердил Джейкоб.

– А ты уверен?

– Вон царапина сбоку – разве не помнишь? Смотри, вот она. Помнишь, он еще ворчал из-за царапины? Мы даже снизили из-за нее цену на доллар с четвертью. Но он все равно… – Джейкоб снова расхохотался.

– Ах, боже мой! – простонал Джейсон, присоединяясь к брату.

Мейер посмотрел на Кареллу. Карелла посмотрел на Мейера. Очевидно, духота дурно влияла на умственные способности братьев.

Карелла откашлялся. Смех снова утих.

– Так, значит, вы продали этот бинокль? – уточнил Карелла.

– Да, – подтвердил Джейсон.

– Конечно, – повторил Джейкоб.

– Кому?

– Мужику с леденцом! – заявил Джейсон, и у него снова началась истерика.

– Мужику с леденцом! – вторил Джейкоб, не в силах сдержать веселье.

– Значит, у покупателя был леденец? – невозмутимо переспросил Карелла.

– Да, да! Ах, боже мой!

– Он сосал леденец все время, пока мы торговались из-за… из-за…

– …бинокля, – закончил Джейсон. – Ах, боже мой! Боже милосердный! Когда он ушел, мы все хохотали и не могли остановиться! Помнишь, Джейкоб?

– Еще бы! Как не помнить! Красный леденец! Ах, как он ему нравился! Ни один ребенок не сосет леденец с таким наслаждением! Это было замечательно! Чудесно!

– Великолепно! – взвизгнул Джейсон.

– Просто фантастика!

– Как его звали? – спросил Карелла.

– Кого? – переспросил Джейсон, посерьезнев.

– Мужика с леденцом.

– Мм… Как его звали, Джейкоб?

– Я не знаю, Джейсон.

Карелла посмотрел на Мейера. Мейер посмотрел на Кареллу.

– Джейкоб, разве мы не выписывали квитанцию?

– Конечно, Джейсон.

– Когда он к нам заходил?

– Кажется, недели две назад?

– В пятницу?

– Нет, в субботу. Нет, ты прав, была пятница.

– Когда? Какого числа?

– Не знаю. Где календарь? – И братья повернулись к настенному календарю.

– Вот! – крикнул Джейкоб.

– Пятница, – сообщил Джейсон.

– 12 июля.

– Пожалуйста, посмотрите ваши записи, – попросил Карелла.

– Конечно.

– Разумеется.

Братья ушли в заднюю комнату.

– Чудно, – прошептал Мейер.

– Что?

– Такая братская любовь.

– Угу, – буркнул Карелла.

Братья вернулись, неся копию счета, отпечатанного через желтую копирку.

– Вот, пожалуйста. – Джейсон протянул счет. – 12 июля, как мы и говорили.

– И как его зовут? – поинтересовался Карелла.

– М. Самальсон, – ответил Джейсон.

– А имя?

– Только первая буква, – пояснил Джейсон.

– У нас есть только первая буква, – эхом отозвался Джейкоб.

– А адрес у него есть? – спросил Мейер.

– Можешь прочесть? – обратился Джейсон к брату, показывая на каракули в графе «Адрес».

– Это твой почерк.

– Нет, нет, писал ты, – заспорил Джейсон.

– Нет, ты! – возразил Джейкоб. – Смотри, как подчеркнуто «т». Это твой почерк.

– Возможно. Но что там написано?

– Это точно «т», – упрямо повторил Джейкоб.

– Да. О, Калмс-Пойнт! Конечно же! Калмс-Пойнт!

– Но адрес-то какой?

– Калмс-Пойнт, Джефферсон-авеню, 3163, – прочитал Джейсон, которому по наитию удалось расшифровать запись.

Мейер записал адрес в блокнот.

– Леденец! – взвизгнул Джейсон.

– О боже! – вторил ему Джейкоб.

– Спасибо большое за… – начал было Карелла, но братья так захохотали, что ничего не слышали; и два детектива просто вышли из магазина.

– Калмс-Пойнт, – повторил Карелла, когда они оказались на улице. – Придется тащиться на другой конец города!

– Ничего другого я и не ожидал, – отозвался Мейер.

– Давай лучше вернемся в участок. Может, Пит попросит помощи у тамошних копов.

– Давай, – согласился Мейер. Они подошли к машине. – Хочешь сесть за руль?

– Мне все равно. Ты устал?

– Нет, нет. Просто подумал, может, ты захочешь повести.

– Ладно, – согласился Карелла.

Они сели в машину.

– Как думаешь, уже пришел ответ по отпечаткам?

– Надеюсь. Может быть, и звонить в Калмс-Пойнт не придется.

– Угу, – буркнул Мейер.

Они завели машину. Некоторое время оба молчали. Потом Мейер произнес:

– Стив, сегодня жарко, как в аду!

Когда Карелла и Мейер вернулись, Бюро идентификации преступников и ФБР уже прислали ответы на запрос. Оба агентства сообщали, что в их обширных досье нет отпечатков, идентичных оставленным на бинокле.

Хоуз вошел в комнату, когда его коллеги читали рапорты.

– Ну как? – поинтересовался он.

– Не везет, – буркнул Карелла. – Зато мы узнали имя парня, купившего этот бинокль. Хоть какой-то прорыв.

– Пит собирается его брать?

– Я еще не говорил с ним.

– Как его зовут?

– М. Самальсон.

– Ты лучше побыстрее скажи о нем Питу, – посоветовал Хоуз. – Я хорошенько рассмотрел типа, который напал на меня. Если это Самальсон, я его сразу узнаю.

– На случай, если тебя подведет память, у нас есть его пальчики, – напомнил Карелла и, помедлив, спросил: – Как у тебя прошло с Леди Астор?

Хоуз подмигнул и ничего не ответил.

Карелла вздохнул и вошел в кабинет Бирнса.

Дом М. Самальсона оказался на территории 102-го полицейского участка. Бирнс позвонил тамошним детективам и попросил их задержать Самальсона и как можно быстрее доставить в 87-й.

В два часа дня в участок ввалилась новая толпа мальчишек в полотняных штанах и полосатых футболках. Дэйв Марчисон поднялся наверх. Оглядев мальчишек, он показал на одного из них и сказал:

– Вот он!

Бирнс подошел к мальчику.

– Ты сегодня утром приносил сюда письмо? – спросил он.

– Нет, – ответил мальчишка.

– Он, он, – настаивал Марчисон.

– Как тебя зовут, сынок? – спросил Бирнс.

– Фрэнки Аннуци.

– Ты сегодня утром приносил сюда письмо?

– Нет, – повторил мальчишка.

– Ты входил в здание и спрашивал, кто дежурный сержант?

– Нет.

– Ты передавал письмо этому человеку? – Бирнс показал на Марчисона.

– Нет.

– Он врет, – сказал Марчисон. – Это он самый.

– Сознавайся, Фрэнки, – мягко посоветовал Бирнс. – Ведь это ты принес письмо?

– Нет.

В больших голубых глазах мальчишки застыли ужас, страх перед полицией и недоверие, казалось впитанные обитателями города с молоком матери.

– Сынок, – сказал Бирнс, – мы не сделаем тебе ничего плохого. Мы просто ищем человека, который дал тебе то письмо. Ну сознайся, ведь это ты принес его, да?

– Нет, – ответил мальчишка.

Бирнс повернулся к своим подчиненным. Терпение начало ему изменять. Хоуз подошел к мальчику и встал рядом с Бирнсом.

– Фрэнки, тебе нечего бояться. Мы ищем человека, который дал тебе это письмо, понимаешь? Скажи, где ты его увидел?

– Я никого не видел, – отозвался мальчишка.

– Мейер, гони отсюда остальных, – распорядился Бирнс. Мейер начал выталкивать мальчишек из комнаты. Фрэнки Аннуци наблюдал за тем, как они уходят, и глаза его от страха раскрывались все шире.

– Ну так как, Фрэнки? – спросил Карелла. Бессознательно он встал у мальчика за спиной.

Выгнав остальных мальчишек, Мейер вернулся в комнату и присоединился к Бирнсу, Хоузу и Карелле. Во всей этой сцене было нечто забавное. Все детективы одновременно поняли нелепость своего положения. Они механически встали так, словно собирались вести допрос с пристрастием. Однако перед ними был не закоренелый уголовник, а мальчик не старше десяти лет. Детективам стало неловко. Они обступили мальчишку, готовые задавать вопросы с пулеметной скоростью. Ведь этот мальчишка – единственная ниточка, связывающая их с человеком, которого они ищут, ниточка, возможно, более прочная, чем призрачное пока имя «М. Самальсон». Однако все молчали, словно не решаясь открыть огонь без приказа своего командира.

Допрос начал Бирнс.

– Фрэнки, – ласково проговорил он, – мы собираемся задать тебе несколько вопросов и хотим, чтобы ты на них ответил. Хорошо?

– Ладно, – согласился Фрэнки.

– Кто дал тебе письмо?

– Никто.

– Мужчина?

– Не знаю.

– Женщина? – вмешался Хоуз.

– Не знаю.

– Ты знаешь, о чем письмо? – полюбопытствовал Карелла.

– Нет.

– Но письмо все-таки было?

– Нет.

– Ты приносил письмо?

– Нет.

– Ты ведь лжешь, да?

– Нет.

– Где ты его встретил?

– Я никого не встречал.

– У парка?

– Нет.

– В кондитерской?

– Нет.

– На улице?

– Нет.

– Он сидел в машине?

– Нет.

– Но человек-то был?

– Не знаю.

– Мужчина или женщина?

– Не знаю.

– В письме сообщается, что он сегодня вечером кого-то убьет. Ты это знал?

– Нет.

– Ты хотел бы, чтобы тот человек – мужчина или женщина – кого-то убил?

– Нет.

– Так вот. Тот тип, что передал тебе письмо, собирается кого-то убить. Он так и написал. Он собирается убить одну леди.

– Фрэнки, она может быть твоей мамой.

– Ты хочешь, чтобы тот человек убил твою маму?

– Нет, – сказал Фрэнки.

– Тогда скажи, кто он. Мы хотим его остановить.

– Не знаю я, кто он! – выпалил Фрэнки.

– И до сегодняшнего дня ты никогда его не видел?

Фрэнки заплакал:

– Нет. Никогда!

– Что случилось, Фрэнки? – Карелла подал мальчику свой носовой платок.

Фрэнки вытер глаза и высморкался.

– Он сам подошел ко мне, вот и все. Я не знал, что он собирается кого-то убить. Богом клянусь!

– Мы знаем, что ты ни при чем, Фрэнки. Он шел по улице или ехал в машине?

– В машине.

– Какой марки?

– Не знаю.

– Какого цвета?

– Синего.

– С откидным верхом?