Текст книги "Забавы с летальным исходом"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Вы что, адвокат?

– Ха-ха! – произнесла Кэндейс. – Вы сказали, что вам нужны три человека. Я так понимаю, в эту компанию входят: я, один на шухере, один водитель. Но мне плевать, сколько их там будет, я все равно беру тысячу в час. Другим можете платить сколько хотите, это меня не касается. Но на мелочи размениваться я не привыкла. Какая ожидается выручка?

– Надеюсь, вы знакомы с разного рода сигнальными устройствами, с которыми… э-э… можно столкнуться?

– Именно в этом и заключается работа по отначке, – сказала она. – Именно этот человек отключает сигнализацию после того, как объект закрывается на ночь, а потом впускает туда остальных. Иначе это называется еще «обначить внутряк». Какого рода товар ожидается?

– Так, ерунда. Игрушки для Микки Мауса. Именно поэтому Кори выбрал этот судебный округ.

– Судебный округ? – Глаза ее округлились. – И когда же планируете провести эту… э-э… операцию?

– Первого февраля. В субботу вечером.

– Очень хорошо. Я к тому времени еще не уеду. И сколько же рассчитываете взять?

Вопрос прямолинейный, он предполагал столь же прямолинейный ответ.

– И куда же, позвольте спросить, направляетесь? – сказал Лоутон.

– Обратно в Техас. Там у меня ранчо. Выращиваю крупный рогатый скот.

– Так вот куда удачливые воры вкладывают заработанное!

– Не знаю, кто как, но лично я предпочитаю вкладывать именно в это. Говядина приносит солидную ежегодную прибыль.

– Да, но в ней повышенное содержание холестерина. И есть ее просто опасно для здоровья.

– Так уж устроена жизнь. В ней все опасно для здоровья. Так сколько рассчитываете взять?

– Позвольте рассказать вам одну сказку…

– Похоже, все, что вы тут говорите, одна сплошная сказка, – насмешливо бросила Кэндейс.

– Да, но в каждой сказке заложен большой смысл. Это будет сказка о чаше, – добавил Джек и улыбнулся.

– И что она, черт возьми, означает? – спросила Кэндейс.

– Какого рода дела вы с ним проворачивали?

– Я никогда не вдаюсь в подробности своих дел. Считаю, что только это и помогает не загреметь за решетку.

– А вы когда-нибудь сидели?

– Никогда. И не собираюсь. Во всяком случае, не за вооруженное ограбление. И не за убийство – это я заранее предупреждаю, если вы по ходу дела собираетесь кого-то пришить.

– Будьте спокойны, вам не придется никого убивать, – сказал он и снова улыбнулся.

– Я не о том. Я имею в виду, что могут возникнуть осложнения, уже после. Не хочу быть впутанной в историю, где уже до этого кого-то прихлопнули, ясно?

– Вам не о чем беспокоиться. По этой части все чисто.

– Как же, как же!.. Сами сказали, что Кори мертв…

– Да, мертв, но…

– И еще говорили, что в начале ноября он был жив. Ну, когда рассказал вам об этом плане…

– Описал мне его в общих чертах.

– Объяснил подробно и в деталях.

– Да.

– Подчеркиваю, в деталях. И было это совсем, как я понимаю, недавно.

– Да, недавно.

– И надо сказать, все это, на мой взгляд, выглядит довольно подозрительно, вам не кажется? Позвольте задать вам один вопрос.

– Ради Бога.

– Но только прошу не отвечать на него вопросом.

– Обещаю.

– Его убили?

– Да.

– Тогда всего хорошего, мистер Лоутон, если, конечно, это ваше настоящее имя, – сказала она. Поднялась из кресла-качалки и направилась к тропинке, что огибала дом.

Он крикнул ей вслед:

– Мисс Ноулз!

Она остановилась, обернулась и взглянула на него, уперев руки в бока. Глаза их встретились.

– Вы его убили?

– Нет. Я не убивал.

– Вы знаете, почему его убили?

– Догадываюсь. Просто его приняли за меня, – ответил Джек.

Она не сводила с него глаз.

– Так вы хотите выслушать меня до конца или нет? – спросил Джек.

Секунду-другую она колебалась.

Потом пожала плечами и ответила:

– Конечно. Почему бы, собственно, нет? – и снова направилась к креслу-качалке.

В прошлом году примерно в то же время Карелла расследовал убийство пианиста. Затем вдруг в деле возник еще один труп – убитая шлюха, что сделало его еще более запутанным и занимательным. В этом же году зима выдалась страшно снежная и холодная, и, похоже, все убийцы взяли тайм-аут. А заодно с ними – и грабители, и насильники. Кому охота выходить в такую погоду из дома? Нет уж, лучше сидеть в тепле, греть ноги у камина, прикуривать сигары украденными стодолларовыми купюрами…

Район Хопскотч, где в два часа дня жизнь обычно бьет ключом, притих и казался мрачным и вымершим в этот понедельник, двадцать седьмого января. Название его произошло из двух слов. Первая художественная галерея была открыта именно здесь, на Хоппер[20]20
  Прыгун, блоха.


[Закрыть] -стрит, с видом на парк под названием Скотч-Мидоуз.[21]21
  Шотландские лужайки.


[Закрыть] А уже потом вокруг, точно грибы после дождя, расплодились различные салоны, галереи, кафе, рестораны, бутики, антикварные лавки, где продавались разные старинные вещи, тряпки знаменитостей, украшения, благовония, грубо сколоченная некрашеная мебель и прочего рода «коллекционный» товар. За последние несколько лет подвальные помещения и чердаки зданий наводнили многочисленные театральные студии. Они расползались по улицам и переулкам, и в результате в городе появился еще один центр театральной жизни, где так и кишели актеры, драматурги и режиссеры.

«Театр-плейс» располагался рядом с Линкольн-авеню, в здании, где некогда была церковь. Шпиль по-прежнему украшал довольно большой и грозного вида крест, совершенно не сочетавшийся с пестрым тентом над входом в театральную студию. На афишах красовалось название спектакля: «ВИНДЗОРСКИЕ ПРОКАЗНИЦЫ», из чего Карелла сделал вывод, что это bona fide[22]22
  Настоящий, добросовестный (лат.).


[Закрыть] театр, а не просто учебная студия или центр, как думал Хоуп. Карелла до сих пор сам себе удивлялся – ну с чего это он оказывает такие услуги совершенно, по сути, незнакомому человеку. Возможно, было нечто такое в манере его разговора… А может, потому, что он, Мэтью, был так искренен. Короче, как бы там ни было, Карелла распахнул одну из дверей и попал в бедлам.

В комнате находилось с дюжину, а то и больше, людей. Все они, похоже, пребывали в разных стадиях истерики, галлюцинаций, ярости, экстаза, полного раздрызга чувств. Глаза у Кареллы все еще слезились от холода, волосы были встрепаны ветром, он дул на руки, стараясь их согреть. И одновременно с изумлением взирал на столь странную компанию – то ли людей, то ли животных самого разного возраста, от девятнадцати до девяноста, которые ползали, прыгали, стенали, стонали, скакали, верещали, хохотали и рыдали. Что, черт возьми, тут происходит?.. Разве не сущее чучело этот мужчина, что стоит, натягивая дамские шелковые чулки со швом, мажет губы помадой и отпивает шампанское из бокала? Разве это нормальная женщина, которая истерически хохочет и кружится в танце под музыку, источник коей неизвестен? Разве не полная задница вон тот тип, что ходит важно, точно павлин, прихорашивается, чистит перышки и – о Господи, мало того – еще и кукарекает, как петух?.. Там же находились еще трое мужчин – сидели и пялились в воображаемые зеркала, брились воображаемыми лезвиями, и один из них еще громко рыдал при этом!

– Плечи согни, Присцилла, – сказал кто-то. – Ты же не обезьяна, а горилла, помни об этом.

Карелла обернулся и увидел высокую стройную белокурую даму лет шестидесяти с хвостиком, так ему, во всяком случае, показалось. На ней было длинное зеленое шерстяное платье, длинные волосы собраны в конский хвост, спадающий по спине. Она приближалась к молоденькой девушке. Та раскачивалась из стороны в сторону, пригнувшись – спина сгорблена, руки болтаются.

– И вообще, Присцилла, движения у тебя слишком дерганые и какие-то легковесные. Помни: плечи тяжелые, руки – тоже… И большая отвисшая челюсть, да, Присцилла, вот так! Теперь проверь, как звучит голос, и не забывай: ты горилла! – сказала женщина, а Карелла затаил дыхание. Еще бы, ведь он стал свидетелем таинства обучения актерскому мастерству. Присцилла зарычала: «Ур-р, ур-р!», стала бить себя кулаками в грудь и скалить зубы.

Карелла пробрался вдоль стенки к ряду складных стульев, надеясь остаться незамеченным и не мешать, пока творится это таинство. Но, увы, его заметили. И женщина в зеленом спросила:

– Слушаю вас. Чем могу помочь?

Он так и замер на полпути.

– Да? – снова спросила она.

Он нащупал в кармане бляху, протянул ее, как протягивают визитку, и извиняющимся тоном обронил:

– Ничего. Я могу и подождать.

И уселся возле стены. Мужчина, пивший шампанское, прервал свое занятие и начал медленно подниматься с пола.

– Все прекрасно, Джимми, – бросила ему женщина и быстро подошла. – Старайся держаться поближе вон к той стенке. И помни: суть не в том, что ты собираешься на вечеринку. Фокус в том, чтобы раскрыть всю глубину характера персонажа.

Занятия продолжались. Карелла старался превратиться в невидимку и переключил внимание с людей, изображающих Бог знает кого и что, на обстановку. Церковные стены были выкрашены черной краской, высокие стрельчатые окна задрапированы плотной черной тканью. В дальнем углу, напротив входа, находилась приличных размеров сцена – должно быть, на том самом месте, где некогда был алтарь. Теперь Карелла понял, что складные стулья, выстроившиеся вдоль стен, предназначены для зрителей, просто их сдвигали в сторону на время занятий. Он прикинул в уме: стульев было около сотни, возможно, чуть меньше. Почему-то, находясь в церкви, он всегда немного нервничал. С детства он свято верил в то, что крыша ее может обрушиться, стоит только Господу Богу обнаружить в своих владениях грешника, подобного ему, Карелле. Он даже радовался тому, что теперь здесь уже не церковь, а театр, но тем не менее чувствовал себя не в своей тарелке. И обрадовался, когда минут через десять белокурая дама в зеленом объявила перерыв.

– Ну, какие законы мы нарушаем?

– Да вроде бы никаких, – ответил он. – Я детектив Карелла, 87-й участок, – он снова показал ей бляху. Она взглянула на нее, кивнула, вопросительно приподняла брови. Глаза у нее были сверкающие, темно-карие, почти черные. Тонкий нос, высокие скулы. Стройная элегантная блондинка в зеленом платье лет шестидесяти с хвостиком – даже в старости от нее веяло элегантностью.

– А вы? – спросил он.

– Елена Лопес, – представилась она.

Только теперь он уловил слабый испанский акцент.

– Если мы не нарушаем законов, тогда зачем вы здесь? – спросила она.

– Я пытаюсь разузнать о женщине по имени Холли Синклер. Она же Мелани Шварц. Кажется, она занималась у вас в студии, или я ошибаюсь?

– Мелани? Да.

– Вы ее помните?

– О, да, конечно. Я помню всех своих учеников. Не всегда по именам, ведь годы идут. Кроме того, актеры часто меняют внешность. Как и сама Мелани. Нет, и в лицо тоже не всегда узнаю. Кто лысеет, кто становится толстым, они не всегда выглядят одинаково. Но все равно, большинство из них я помню. Даже тех, кто был совсем никудышным актером.

– А Мелани? Она была плохой актрисой?

– О, нет, нет, напротив. Лично я считала ее невероятно одаренной. Просто она ленилась, мало работала. Думала, что звездой можно стать за одну ночь. Холли Синклер… О, это была та еще штучка! – Она вскинула руки, словно в знак приветствия. – Хотела позаниматься от силы полгода, а потом сразу покорить город. А я пыталась объяснить ей, что это невозможно.

– И сколько же она у вас пробыла? Полгода?

– Нет, кажется, даже меньше. Начала поздно, в конце летнего сезона. Летние занятия проходят у нас в школе в июле и августе. Кажется, пятнадцатого она появилась здесь, да, примерно в это время… Просто я помню, что мы до ее появления уже проработали пару недель. А может, даже позже… Впрочем, в кабинете у меня сохранились записи, можно проверить. Но чтоб за шесть месяцев стать актрисой? Нет, это невозможно!

– А сколько… э-э… времени требуется для этого?

– Вся жизнь, – ответила Елена. – Ну, по крайней мере года два, прежде чем впервые появиться на сцене и сыграть какую-нибудь роль. А вы что, тоже хотите стать актером, мистер Карелла?

– О, нет, нет, что вы!

– Не надо стесняться. У большинства людей с рождения заложено это желание, только они стесняются в том признаться.

– Нет… Я никогда не хотел, – и он покачал головой, но вышло не слишком убедительно.

– Просто большинство людей не представляет, какая это тяжелая работа. Вот и Мелани тоже. Вообще вся Америка – это страна преуспевших любителей, если вы, конечно, понимаете, о чем это я, мистер Карелла.

– Не совсем.

– Ну, допустим, приезжает на сервис режиссер, помыть машину. И вдруг видит там молодого человека, который отродясь ничему не учился. Но он снимает его в фильме, и парень становится звездой. И все его знают, и он знаменит, но ни одного урока актерского мастерства не брал. Вот вам пример преуспевшего в жизни любителя.

– Понимаю, – протянул Карелла и улыбнулся.

– Вам смешно? А по-моему, это ничуть не смешно, видеть, что искусством в Америке занимаются почти сплошь дилетанты! И не только драматическим искусством. Тут и писатели, и художники, и скульпторы, да практически все виды и формы искусства. Один балет, пожалуй, исключение… В мире не существует балерин-любительниц. И знаете почему, мистер Карелла?

– Почему же?

– Да потому, что иначе они упадут и разобьются!

Карелла рассмеялся.

– И не вижу ничего смешного, – добавила она, однако и сама тоже засмеялась. – А взять, допустим, какого-нибудь адвоката. Допустим, он решил написать роман. Какой здесь риск? Минимальный. Ногу он не сломает, ну, разве что рецензии будут отрицательные. А вы знаете, сколько юристов и адвокатов пишут сейчас романы? И куда лезут, сами не понимают… Нет, лично я всегда терпеть не могла адвокатов!

Карелла решил не говорить ей, что находится здесь по просьбе адвоката.

– Или, скажем, рекламные агенты, – продолжала Елена. Похоже, она завелась не на шутку. – Или врачи, да кто угодно! «Всего делов-то! Да я могу написать куда лучше!» И ведь садятся и пишут, не в силах отличить хрена от задницы, вы уж простите меня за сравнение! Счастливчики-любители, да, именно так я их называю. Смейтесь, смейтесь!.. – добавила она. – Ну а как вам понравится, если раскрытиями преступлений вдруг займутся любители, а? Эдакие старушки с вязальными спицами? И будут поливать цветочки в саду в свободное от ловли преступников время? Леди – частный сыщик! Адвокатишки, юристы!..

Карелла твердо решил не сообщать ей, что находится здесь по просьбе юриста, занятого раскрытием преступления.

– Или психиатры? – продолжала она. – Скажите, когда последний раз вы встречали психиатра, раскрывшего какое-нибудь преступление, а?

– Никогда, – ответил Карелла.

– Или кошку? Вы лично знали кота или кошку, раскрывших какое-нибудь преступление?

– Сколь ни прискорбно, но нет.

– Ну и слава Богу! Потому что иначе, если в городе кого-то убьют, придется звонить кошке, представляете?! – и она скорчила гримасу омерзения и всплеснула руками. Руки у нее были на удивление выразительные. Интересно, подумал Карелла, долго ли она сама училась, чтоб вот так выражать все жестами.

– А как насчет мужчины по имени Эрнст Коррингтон? – спросил он. – Помните такого?

– О, да! Вот кто был просто изумителен. Странный человек, но невероятно, поразительно талантлив. И так прекрасно развит физически.

– Знаю.

– Изумительный, грандиозный актер! Кажется, отсидел срок в тюрьме. Нет, вы знаете, за все эти годы я успела познакомиться с несколькими актерами, которые побывали в тюрьме.

– Плохими актерами, – улыбнулся Карелла.

– А вот и нет. Совсем напротив. Хорошими.

– Нет, я не то имел в виду. Просто так мы называем нарушителей закона. Плохими…

– Ах, да, понимаю. Но факт есть факт. Многие бывшие заключенные – прекрасные актеры. В их игре есть какая-то убедительность. И законченность.

– Надеюсь, это не каламбур?

– Простите, не поняла?

– Ну, игра слов. Конченые, по сути, люди. Законченность в игре.

– О, да, теперь понимаю. Нет, я по-прежнему твердо убеждена: для создания характера нужен большой жизненный опыт и убедительность. Ну, как в случае, когда вы входите с пистолетом в магазин, который собираетесь грабить. И о-о-очень убедительно просите кассира выложить денежки.

– Вы считаете, все они сидели за одно и то же?

– Нет, конечно. И будет вам дразнить меня, мистер Карелла.

– Он ведь занимался у вас примерно в то же время, что и Мелани, верно?

– Да, совершенно верно. Вообще-то Мелани понравились летние занятия, и она вернулась в сентябре. А Кори пришел к нам, кажется, в октябре, да. Тут они и познакомились. Осенью… Потом, в самом начале декабря, Мелани ушла. Сказала мне, что собирается во Флориду. – Елена выразительно пожала плечами. – К тому времени она уже успела сменить имя. Видно, вообразила себя звездой, сочла, что будет иметь успех там, на юге. Просто смешно! Звездой можно стать только здесь или в Голливуде, разве становятся звездами во Флориде?.. Сроду не слыхивала, чтоб во Флориде появилась хотя бы одна звезда! И потом, что толку становиться звездой, если ты не успела еще стать приличной актрисой?

– Ну а Коррингтон? Когда он уехал?

– Знаете, после двадцатого я его ни разу не видела. Последний раз – в пятницу, за неделю до Рождества. Просто тогда у нас состоялись последние занятия. Вы и его тоже разыскиваете?

– Его? Нет.

– Не удивлюсь, узнав, что эти двое отправились куда-то вместе. Особенно учитывая, что Мелани…

– Вы считаете, между ними что-то было?

– Возможно. Ведь сцена, которую они репетировали, из «Трамвая „Желание“», просто насыщена страстью. Но когда имеешь дело с девушкой типа Мелани, сказать трудно.

– И потом Кори все равно уже мертв.

– Как?!

– Его убили, – сказал Карелла.

– О Господи… – пробормотала Елена и на секунду умолкла. А потом спросила: – И с Мелани тоже… что-то случилось?

– Мне о том неизвестно. Просто мы пытаемся найти ее…

– Кто это «мы»?

– Ну… э-э… один мой знакомый из Флориды.

– А он пытался узнать в тамошних театральных студиях?

– Не думаю.

– Потому что, как правило, актеры тянутся к другим, себе подобным.

– Даже актриса, которая мечтает в одночасье стать звездой?

– Особенно такие, как она. Пусть он проверит в театральных студиях Флориды.

– Хорошо. Другие идеи есть?

– Ну…

– Да?

– Думаю, ему стоит еще заглянуть в бары, где собираются лесбиянки.

Вскоре должна была состояться вечеринка в честь Хэллоуина, и по этому случаю Елена Лопес задрапировала церковные стены черной тканью, на которую были наклеены изображения гоблинов, ведьм, вампиров и вурдалаков. В помещении было полно народу – собрались студийцы и их друзья, все в маскарадных костюмах, самодельных или взятых напрокат. Джек и Мелани изображали жениха с невестой. Немного странная получилась пара: он в полосатых брюках и серой пижамной куртке, она – в белой фате и вызывающе коротеньком белом свадебном платьице с глубоким вырезом на груди и голубой подвязкой на правом бедре. Кори вырядился ковбоем – не слишком оригинально – и красовался в черных джинсах и рубашке. Вокруг шеи он повязал черный платочек, черная шляпа с полями низко надвинута на лоб. Из нагрудного кармана рубашки торчал кисет с табаком, но самокруток он не делал, а курил вместо этого «Кэмел». Рак нажить хочет, еще подумала тогда Мелани.

Бывали времена, когда Мелани не совсем понимала, что заставляет ее поступать тем или иным образом. Она знала, что едет на север, чтоб быть с Джеком. Тут все просто. Джек позвал ее, она поехала. И ни словом не упомянула Джилл о том, куда собралась и к кому. Просто в один прекрасный день уехала из Калузы, и все. И поселилась с Джеком в двухкомнатной квартирке на последнем этаже дома номер 831 по Крест, где днем и ночью гремели над головой конькобежцы, катающиеся на крыше, на искусственном катке. Гремели так, что можно было сойти с ума. Было это в июле, в Калузе стояла страшная жарища, и здесь, на севере, было в любом случае лучше. Позднее она поступила в театральную студию, чем тоже была довольна. Елена Лопес оказалась прекрасной учительницей.

Но наступали порой моменты, к примеру, как сегодня, когда Мелани вдруг начинало нравиться ощущение опасности. Сладкое замирание сердца, как при хождении по краю пропасти. Как тогда с Питером, в Калузе, когда она вдруг узнала, что Питер – уголовник и отбывал срок. А сама она в то время занималась тем, что Джек называл «кувырканием в любовном треугольнике», причем без всякой страховки – да, это у них так и продолжалось с того самого дня аукциона и ночного купания в бассейне Лоутонов. Боже, какая изумительная, захватывающая выдалась тогда ночь! Но все рано или поздно приедается, чувство новизны притупляется и исчезает. Может, именно поэтому связалась она с Питером и его мистером Смитом и мистером Вессоном – иногда, трахая ее, он вставлял ей ствол револьвера в рот. А жить наедине с Джеком… в этом тоже крылась некая опасность, потому как во Флориде оставалась Джилл, потому что Джилл могла выкинуть что угодно, бывала опасной, хитрой и подлой сукой и уж наверняка не забыла, какие штучки они откалывали втроем.

Но сегодня…

Сегодня она размышляет о том, когда все это началось. Неужто с репетиции той сцены из «Трамвая „Желание“» в паре с Кори, неужто с того самого первого дня это засело у нее в подсознании? Кто знает… Она никогда не понимала, что движет ее поступками, заставляет делать порой самые неожиданные вещи, словно какое-то странное, возбуждающее вдохновение находило на нее, и тогда…

Вот она знакомит Джека со всеми ребятами из студии. Нет, в строгом смысле «ребятами», они, конечно, не являются, многим почти что сорок, просто привыкли, что их называют здесь ребятами, вот и все. Говорят, что, когда Мерилин Монро училась в театральной студии, она уже была известной актрисой кино. И вот она звонила какому-нибудь актеру, с которым предстояло репетировать сцену, и говорила: «Привет! Это Мерилин. Ну, та самая, из класса». Мелани никогда не знала, верить этой байке или нет. И еще порой задумывалась: будет ли она сама так же знаменита, как великая Мерилин Монро.

Было десять вечера или около того, когда она наконец представила Джека Кори. И, похоже, эти двое тут же спелись, хотя лично ей казалось это странным – очень уж разные люди. Джек такой солидный и интеллигентный, настоящий янки. За исключением тех моментов, когда его огромный член находился в ней, а сам он одновременно лизал «киску» Джилл. А Кори такой грубый и жесткий, и этот ковбойский костюм страшно ему к лицу, и рассуждает он исключительно о роли типажа в драме. Кори ничуть не скрывает, что уже два раза сидел, там, на Западном побережье. Правда, до сих пор и словом не обмолвился о том, что выпущен досрочно и нарушает режим пребывания под надзором. Нет, эти новости он приберегает до того момента, пока не узнает Мелани и Джека получше. И ближе. Джек изображает восхищение и благоговейный трепет, когда ему признаются, что участвовали в вооруженном ограблении. И вот эти двое дружненько выпивают еще по паре кружек пива. Хохочут, как старые добрые приятели, встретившиеся после долгой разлуки. Примерно к полуночи вечеринка пошла на убыль, гости с песнями начали расходиться. Елена кричала им вслед по-испански, чтоб заткнулись – иначе перебудят всех людей в округе.

Но им кажется, что еще немного рано возвращаться домой, ведь сегодня, в конце концов, Хэллоуин, ведь всего-то двенадцать – самый ведьминский час, разве нет? И потом, сегодня же праздник, так или нет, черт возьми? И вот они отправляются в салун, что неподалеку от театра, все в тех же костюмах. Джек с Мелани – жених с невестой, а Кори, их разбойник-дружок, – храбрый ковбой. Там Мелани и мужчины принимаются пить более крепкие напитки – Кори неразбавленный виски, Джек свой любимый «Джонни Блэк» со льдом, а Мелани наслаждается мартини с джином и соком. И не успевают они оглянуться, как пробило два часа ночи и бармен начинает закрывать заведение. И вот они выкатываются на улицу и пытаются поймать такси, потому что Джек предложил поехать к ним, посидеть, послушать музыку и продолжить тем самым вечеринку. Ведь сегодня же Хэллоуин, так или нет? Черт побери, праздник же!

Позднее она напомнила Джеку, что именно он предложил продолжить вечеринку, именно этими самыми словами.

Сидя в такси, которое везло их к центру, Мелани вдруг задумывается: куда это все их заведет? В этих такси на севере почему-то страшно тесно, и она сидит между двумя мужчинами в коротеньком свадебном платьице с голубой подвязкой на правом бедре, и, пока таксист-водитель что-то бормочет на урду своим дружкам по коротковолновому передатчику, сидит и гадает, куда это все заведет. О, как все же таинственна и полна сюрпризов эта жизнь!.. Пошел снег. Сперва редкий, но ко времени, когда они добираются до дома, он уже валит крупными хлопьями, плотной белой стеной, устилая пустые улицы и мостовые.

Квартира, в которой они жили, официально называлась односпальным апартаментом, что означало, что в ней имелась одна спальня и вторая комната, чуть побольше. А также отгороженная в ней же крохотная кухонька. Едва успев войти, они с Джеком прямиком направляются в спальню, сказав Кори, что тот может приготовить себе чего-нибудь выпить, пока они будут переодеваться. Водка в холодильнике, а вот виски нет. И вот минут через пять они выходят в гостиную – Джек в джинсах и фланелевой рубашке и свитере, а на Мелани красуется шерстяной кафтан, самая модная в этом сезоне штука, которую она купила в магазинчике неподалеку от театра. Было уже почти три и довольно прохладно, а потому Джек предлагает Кори свитер. И Кори принимает этот свитер с таким видом, точно они теперь породнились. Итак, Кори надевает свитер Джека и говорит, что сидит он на нем отлично, точно специально для него куплен.

Позднее она вспоминала все это в мельчайших подробностях.

Они сидят, и пьют, и слушают записи Джека, сохранившиеся еще с тех пор, когда сам он был подростком. Все эти хиты – от «Вингз» до Дайаны Росс и «Кей-Си энд Саншайн Бэнд», и вот Джек подпевает Элтону и Кики в песне «Не разбивай мне сердца». Кори чуть старше Джека, как выясняется, ему уже сорок два, а потому музыкальные его предпочтения и ограничиваются началом 70-х. Ну, всякой там мутотой, типа той, что пела Джэнис Джоплин, – «Я и Бобби Макджи», или же ансамбль «Три Догз Найтс» – «Радость в мире», или же «Коричневый сахар» в исполнении «Роллинг Стоунз», прогремевший со всей страстью и мощью. А снег меж тем валит и валит, и тут Кори начинает вслух размышлять о том, удастся ли теперь поймать такси и добраться до дома, и тогда Джек говорит, что станция метро всего в двух кварталах отсюда, а Мелани добавляет:

– Или можешь остаться, если хочешь, конечно. Будешь спать на диване.

Тут Кори глядит на них обоих и говорит:

– Почему бы действительно не остаться? И не поспать всем вместе в постельке?..

Мелани находит странным, что Джек не выпроваживает его тут же за дверь. Но тем не менее этого не происходит. Вместо этого в комнате повисает долгое напряженное молчание. Музыка смолкает. Снег продолжает бесшумно падать за окнами, в квартире страшно тихо…

– Ты думаешь, тебе понравится, Мелани? – спрашивает Кори.

И вновь она ждет, что Джек скажет или сделает что-то, но этого не происходит. Он просто стоит и молча переводит взгляд с нее на Кори.

– Что скажешь, Джек? – спрашивает она.

Нет, им и раньше приходилось спать втроем в одной постели. Если уж быть до конца точной, они проспали втроем в одной постели целых семь лет, в августе будет восемь. Так что вроде бы не в новинку. Новизна заключалась в том, что прежде были две женщины и один мужчина. Теперь же – если это вообще произойдет, если она допустит, чтоб это произошло, – мужчин будет двое, а женщина одна. Джек, Кори и она… Оба они и она. И особой проблемы она в том не видела, просто это ей придется решать, состоится это или нет. Так, как некогда решала Джилл, в ту жаркую августовскую ночь. Ведь это она решила и сделала первый шаг – подплыла к Мелани в бассейне, обняла ее, притянула к себе и поцеловала прямо в губы…

– Джек? – окликнула она. – Что скажешь?

– Будет здорово, – заметил Кори.

Джек был погружен в раздумья. Как он признался позже им обоим, останавливал его лишь тот факт, что Кори побывал в тюрьме. И он опасался, что если допустит это, что если все они трое окажутся в одной постели, то этот самый Кори непременно трахнет его в задницу. Он думал о том, что между Джилл и Мелани никогда не возникало никаких раздоров из-за тех забав, которым они предавались втроем. Он вспомнил, что именно Джилл семь лет тому назад первой проявила инициативу. А позднее, занимаясь с ними любовью, он иногда чувствовал себя третьим лишним, чувствовал, что его терпят только для того, чтобы придать… респектабельности – ну, не смешно ли? – всем тем безобразиям, которые с таким азартом вытворяли Джилл с Мелани. И ему вовсе не хотелось, чтоб и теперь кончилось тем же. Чтобы она с Кори… нет, подобная ситуация его ничуть не устраивает. И вот он уже собирается выложить все, как есть, как на духу, взять да и сказать этому самому Кори: «Послушай, приятель, если у тебя на уме всякие там гомосексуальные штучки-дрючки, не пошел бы ты отсюда к такой-то матери прямо сейчас!» Но он промолчал. Он просто стоял и ждал, когда это все случится. Как случилось семь лет назад – с ним, Джилл и Мелани.

Что же касается самой Мелани, то ею, как и тогда, в ту жаркую ночь, овладевает странное возбуждение. И она с нетерпением ждет, что же произойдет дальше. И представляет, как подойдет сейчас к Кори, проявит инициативу, прижмется к нему всем телом – она уже заметила, как топорщатся у него на ширинке черные джинсы, – прижмется, обнимет за шею, обхватит его торс ногами и поцелует крепко-крепко, прямо в губы. И тогда… тогда именно она становится хозяйкой положения и закрутит это колесо, как некогда сделала Джилл в бассейне. Она понимает, что именно от нее ждут первого шага, знает, что без ее согласия сегодня ничего не произойдет, и еще чувствует, что тут пахнет «чисто мужскими» делами, куда ей доступа нет и никогда не будет. Кори еще не снял свитера Джека, и мужчины молча поглядывали друг на друга, словно решая что-то про себя. Словно Кори спрашивал у Джека разрешения пригласить на танец его жену, вот на что это было похоже. Словно она, Мелани, собственность Джека! Но она даже не замужем за Джеком и никакой его собственностью не является. Это уж определенно, однако она чувствует, что дело обстоит именно так. Кори ждет от Джека знака одобрения, в противном случае он и с места не стронется. Стоит только Джеку согласиться – и они тут же перейдут к следующему этапу, хотя пока что не совсем ясно, в чем он будет заключаться. Надо сказать, что все эти чисто мужские штучки вовсе не раздражали ее, нет. Скорее, напротив, она еще больше возбудилась. Словно сама она сейчас – просто никто, полный ноль, от нее ничего не зависит, а мужчины, самцы, решают сами, быть тому или не быть. Настанет ее черед, и она или согласится с ними, или нет. Впрочем, не важно. Даже если не согласится, они все равно изнасилуют ее. И от этой мысли она возбудилась еще больше…