Текст книги "Забавы с летальным исходом"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Второе, что нам доподлинно известно, – продолжал Гутри, – так это то, что Мелани Шварц, или, если вам угодно, Холли Синклер, была убита четырьмя выстрелами в грудь из пистолета, идентифицированного как «вальтер». И мы до сих пор не знаем, чей именно это был «вальтер». Да он мог быть чей угодно, разве мало в мире «вальтеров»? Зато теперь мы знаем кое-что еще. Нам стало известно, что «вальтер» Коррингтона, который последний раз видели на севере в декабре, видели затем и здесь, за два дня до убийства его хозяина. Это означает, что Мелани могла быть убита из пистолета Коррингтона. Я подчеркиваю: могла. Утверждать с уверенностью нельзя, во всяком случае до тех пор, пока не будет найдено орудие убийства и не произведена баллистическая экспертиза.

– Нам также известно кое-что еще, – вставил Мэтью.

Тутс, облизывающая пальцы, подняла на него глаза.

Уоррен сделал то же самое.

Гутри потянулся за блинчиком «Весенним».

– Мы знаем, что Мелани, Джек и Кори жили на севере втроем. И, по всей вероятности, каждый из них имел доступ к этому пистолету.

Все присутствующие дружно закивали.

– И вот теперь двое из них мертвы, – сказал Мэтью.

И взял еще одну свиную ножку.

– До настоящего времени, – продолжил он, – мы разыскивали исчезнувшего мужа. Возможно, теперь нам придется искать убийцу двух человек.

Мелани была посвящена в план, который зародился еще на севере, а потому знала, что здесь, в Калузе, Джек будет жить под вымышленным именем – Чарлз Бенсон. А Кори станет Натаном Хэджесом. Имена эти они почерпнули из названия сигарет «Бенсон и Хэджес». И даже несмотря на это, ей понадобилось немало времени, чтобы найти дом, где они поселились.

Еще на севере они толковали о том, что, пожалуй, Сабал будет наиболее подходящим местом, потому как это самая безлюдная из бухт Калузы. Но проверка через риэлторские агентства ничего не дала – получалось, что никакие мистер Бенсон и мистер Хэджес в Сабале квартир или домов не снимали. А потому Мелани приходит к выводу, что они, очевидно, просто не нашли здесь свободной квартиры, поскольку сезон был в разгаре. Звонок в справочную поведал о том, что в округе Калуза действительно значится некий мистер Бенсон, Чарлз, но телефон его в списки не включен, и девушка-оператор отказалась дать Мелани адрес.

И тогда она начинает обзванивать риэлторские агентства на острове Санта-Лючия – то было местечко, по всем параметрам схожее с бухтой Сабал, с той только разницей, что располагалось оно южнее и было связано с материком узким подвесным мостом. И, о, чудо! Некая дама по имени Салли Гирш, работавшая в агентстве под названием «Сан-риэлти», вдруг сообщает, что не далее как первого января этого года она сдала дом на Санта-Лючия мужчине под именем Чарлз Бенсон.

– О, вы даже не представляете, какое это для меня облегчение! – с чувством восклицает Мелани.

– В каком смысле? – спрашивает Салли.

– Видите ли, Чарлз – мой брат. Уехал, не оставив адреса, и вот я торчу тут в машине с двумя ребятишками и просто не знаю, где его искать. Не могли бы вы дать мне адрес, ну, тот, что в Санта-Лючия?

Мелани вовсе не уверена в том, что мужчины ей обрадуются. Ведь с начала декабря, когда она уехала, они даже ни разу не созванивались. Нет, она дала им телефон матери, и они звонили, но ни разу не заставали ее дома. Звонили раз восемь, пока наконец не послали куда подальше. И перестали звонить. А сегодня уже десятое января. Мальчики поселились тут с первого. Поселились и строили планы насчет ограбления, которые она теперь намерена поломать. Если, конечно, при первой же встрече они не вышибут из нее мозги и не выбросят тело в бухту на съедение рыбам. Она все время напоминает себе, что Кори – бывший заключенный. И человек дикого, необузданного нрава. И эта мысль ее страшно возбуждает. Мелани нравится заигрывать с опасными мужчинами в опасных ситуациях.

Именно поэтому едет она в тот снятый ими дом на Санта-Лючия. Он находится в самом дальнем конце острова – большое белое, нелепо удлиненное, полуразвалившееся здание, сбитое из клинообразных досок. К нему ведет пологая грязная дорога, обочины которой заросли пальмами и невысокими молоденькими дубками. Дом расположен на берегу лагуны. Как только начинается спуск, она выключает мотор, и взятый напрокат «Форд» медленно съезжает вниз, а она работает лишь тормозами. Только и слышен что сухой хрустящий звук – это шины давят и ломают корку, образовавшуюся на поверхности иссушенной и выжженной солнцем земли. И она думает о том, кончится ли когда-нибудь эта засуха. И еще думает о том: а не убьет ли ее Кори в первый же момент, как только увидит. Привет, мальчики, вот я и вернулась! Она запарковала машину рядом с джипом «Чероки», что раскаляется под лучами жаркого солнца. Выходит из машины. Тихо притворяет за собой дверцу.

Откуда-то из-за дома доносятся невнятные голоса.

Она быстро и бесшумно идет по тропинке, огибающей дом. На ней шорты, сандалии и белая хлопковая майка, надетая прямо на голое тело. Мальчики все еще переговариваются вполголоса, когда она выходит из-за угла дома. На заднем дворе у них большой бассейн – надо же, не ожидала, – а дальше простирается гладкая, как стекло, лагуна с привязанным на канате причалом из досок, плавающим футах в шести от мангровых деревьев. От берега к причалу ведут мостки, сколоченные из деревянных планок фута два в ширину. Она замирает и останавливается, сердце под белой хлопчатобумажной майкой колотится, как бешеное. Она различает их голоса – приглушенные, низкие…

Мальчики сидят у бассейна за столом под зонтиком. Сидят, и бьют пиво, и едят сандвичи. Сидят в чисто мужской компании – оба без маек, босые, в одних плавках, голые торсы блестят от пота, локти на столе. Пожирают свои сандвичи и пьют пиво. А она стоит и наблюдает за ними. Вот Кори потянулся к маринованному огурчику, взял его за хвостик и откусил. Вот Джек поднимает баночку с пивом, отпивает несколько глотков. Вот Кори что-то тихо произносит, и оба они так и покатываются со смеху. Да, чисто мужские дела. Ей нравится наблюдать за мужчинами, которые и не подозревают о ее присутствии. Мужчины возбуждают ее больше, чем женщины, в этом она никогда бы не осмелилась признаться Джилл. Но тем не менее это правда.

– Привет, мальчики, вот и я! – говорит она и выходит из-за угла дома. Но вместо того, чтобы подойти к столику, где сидят эти двое, онемевшие от изумления, можно даже сказать, точно громом пораженные, Мелани направляется прямиком к бассейну и ныряет в него. Прямо в одежде, во всем, в чем была, в сандалиях и прочем. К чему портить столь драматический момент, сбрасывая обувь? Нет, воистину, Елена Лопес гордилась бы своей ученицей!

Она плывет под водой к краю бассейна. Вот из воды выныривает голова, глаза закрыты – вырывается, точно ракета, выпущенная с атомной подводной лодки. Привет, мальчики, вот и я, ваша старая подружка Мелани Шварц, она же Холли Синклер, она же… впрочем, не важно, называйте как хотите! Она выходит из бассейна, мокрая майка липнет к телу, с длинных рыжих волос, прилипших к голове и шее, струится вода, в сандалиях хлюпает. И, слегка покачивая бедрами, соски – вперед, направляется к столику.

– Не возражаете, если я к вам подсяду? – спрашивает она, хватает с тарелки огурчик и вонзает в него зубы.

Идея заключается в том, чтобы убрать Кори со сцены действия, потому как он представляет собой нешуточную опасность. Он агрессивен, дик и необуздан. И в день ограбления, когда они с Джилл планируют украсть украденную чашу у ничего не подозревающего Джека, этого мистера Опытного Вора, играющего своими мускулами и размахивающего своим «вальтером», просто не должно быть рядом. Они не могут позволить себе так рисковать. Одно дело – похитить вещицу стоимостью два с половиной миллиона баксов у безработного дизайнера-неудачника. И совсем другое – пытаться отобрать ее у сильного мускулистого бандита, который, сидя за решеткой, наверняка научился разным хитрым и подлым приемчикам, чтоб защитить свою драгоценную задницу от покусительств самых разнообразных злодеев и ворюг, черных, белых и прочих. Мелани и Джилл ни в коем случае не хотели связываться с Эрнстом Коррингтоном. Нет, сестричка, ни за что и никогда! Мелани уже как-то связалась с ним, в постели, и до сих пор напугана до смерти. Нет уж, спасибо, увольте!

Возможность перемолвиться словечком наедине с Джеком представляется сразу же после того, как дружная троица кончила заниматься любовью – слишком мягкое, пожалуй, выражение для того, что они вытворяли в постели под огромным вентилятором, свисающим с потолка. В тюрьме Кори твердо усвоил одну очень важную вещь – нет ничего лучше, чем несколько затяжек хорошей сигаретой после драки или фундаментального траханья в задницу и прочие дырки. Однако здесь, на острове Санта-Лючия, в три часа дня десятого января мистер Хэджес вдруг выясняет, что ни у него, ни у мистера Бенсона нет ни единой сигареты. Что грозит нешуточными осложнениями, поскольку наш Кори – того типа мужчина, что не любит, когда его лишают каких-либо удовольствий и радостей жизни, маленьких и больших, не важно. И вот, получив от Мелани то, чего хотел, способом, сходным с тем, который он использовал в любовных играх с жалким испанским недоумком-опущенным, имевшим несчастье быть его соседом по камере, он, Кори, впал чуть ли не в истерику, обнаружив, что этот мерзавец Джек не удосужился запастись сигаретами. И вот он игриво предлагает Джеку сгонять за сигаретами в ближайший супермаркет, причем сию же секунду, пока они с Мелани будут принимать душ. Иначе, грозит он, он засунет в задницу Джеку ствол своего «П-38» и спустит курок. Но тут Мелани говорит: «Так и быть, слетаю за твоими гребаными сигаретами! Только не кипятись, а то яйца сварятся вкрутую!», ну, словом, нечто аналогичное. И тогда Джек говорит: «Я с тобой». Вот так и получилось, что где-то в начале четвертого дня они мчатся в машине по прямой, как стрела, дороге, залитой закипающим на солнце асфальтом, и обсуждают убийство.

– Что-то он меня беспокоит, – говорит для начала Мелани.

Джек лишь молча кивает.

Он за рулем. Она сидит рядом, колени упираются в приборную доску. Оба дымят сигаретами, поскольку ровно через пять минут после того, как они отъехали от дома, Мелани обнаруживает в «бардачке» измятую пачку «Мальборо». И ей кажется, что никогда еще в жизни сигарета не доставляла столько удовольствия. Есть нечто чертовски справедливое и даже возвышенное в том, что они сидят в машине и курят, в то время как Кори яростно мечется по дому, точно волк в клетке. И на губах ее играет подленькая и хитрая такая улыбочка.

– Как бы он не облажался. В ту ночь, когда нам предстоит работа, – добавляет она.

– Вот уж не знал, что и ты с нами, – говорит Джек.

– Ладно, перестань.

– Просто я хотел сказать, ты вдруг исчезаешь…

– Мама заболела.

– Мы звонили твоей мамаше раз сто. И там тебя не было. И что-то мне не показалось, что она больна.

– Ну, теперь ей гораздо лучше.

– А почему ты не отвечала на звонки?

– Была занята.

– Чем это, интересно?

– Соображала, как лучше провернуть дельце. Думала о том, как Кори облажался последний раз в Лос-Анджелесе. Только на сей раз это тебе не аптека, Джек. Это музей, где хранятся вещички стоимостью два с половиной миллиона баксов, вот.

– Знаю.

Джек призадумался.

С таким видом, точно и сам думал о том же.

– Он очень ненадежный человек.

Самая сдержанная характеристика.

Джек снова впадает в задумчивость.

– А с греком уже встречались? – спрашивает Мелани.

– Да, Кори.

– А почему не ты?

– Не я.

– И он уже что-то дал?

– Пока нет.

– Ты в этом уверен?

– Уверен. Если б Кори получил аванс, мы бы уже начали нанимать команду.

– И когда планируешь получить бабки?

– В данный момент наш грек уже выехал сюда из Гренады. Кори собирается навестить его, как только он приедет. Времени осталось в обрез. И грек это понимает.

– А разве греку не все равно, с кем он имеет дело?

Джек оторвал взгляд от дороги.

– Что ты имеешь в виду?

– Разве его волнует, кто именно будет красть для него чашу?

Взгляд снова устремился на дорогу.

– Я хочу сказать, он ведь не помолвлен с Кори, нет?

– Думаю, нет.

– Таким образом, команду может набрать кто угодно, верно?

Молчание.

Она не сводит с него глаз.

Джек по-прежнему смотрит через ветровое стекло на дорогу, руки крепко сжимают руль. Над дорогой дрожит раскаленный воздух. Время от времени, точно мираж, возникают и исчезают черные маслянистые лужи.

– Да, кто угодно, – нехотя произносит он наконец.

– Тогда это будем мы с тобой, – говорит она.

В рапорте Паркера, который он дал Карелле, значились имена, адреса и телефоны трех остальных участников драки в коктейль-баре. Тех самых ребят, которых официантка обозвала клоунами. Одного из них действительно звали Ларри, тут она не ошиблась. Правда, в рапорте было указано полное имя: Лоренс Рэндольф Родино, а также рабочий адрес: «Компания Андриотти по расфасовке мяса и мясных продуктов», дом № 1116 по Хэмптон-стрит. То есть где-то на окраине, в районе Квотер.

Короче, у черта на рогах, если ехать от 87-го участка, что на Гровер-стрит. Но, как ни странно, Карелла проделал весь этот путь без особых затруднений. На улицы вышла вся снегоочистительная техника, имевшаяся в городе, и они так и сияли чистотой, словно именно в таком виде собирались дождаться настоящего тепла. Мало того, дикторы, передающие прогноз погоды, настолько запугали людей, что многие не стали оставлять машины у дома, а потому и этой помехи на дорогах не было. Карелла припарковался в ряду грузовиков, с которых на специальные кары разгружали огромные и плоские мясные туши. И уже направился к входной двери дома под номером 1116, как вдруг его остановил какой-то мужчина в белом халате и белых перчатках и крикнул:

– Эй, мистер! Здесь парковаться нельзя!

– Полиция, – бросил через плечо Карелла и створил дверь.

Еще один мужчина в белом халате и перчатках остановил его на входе.

Прямо как в кино о Джеймсе Бонде.

– Чем могу помочь? – спросил незнакомец.

Карелла сверкнул жетоном.

– Полиция, – сказал он. – Мне нужен Ларри Родино.

– У нас зараженного мяса нет, – ответил человек в белом.

– Я не зараженное мясо пришел искать. Я ищу Ларри Родино.

– Дверь в конце коридора, – сказал мужчина. – У нас мясо чистое.

Карелла дошел до конца коридора и постучал в дверь, на которой не значилось ни имени, ни номера.

– Войдите, – ответил голос.

Карелла отворил дверь и в нерешительности застыл на пороге.

– Мистер Родино? – спросил он.

– Да. А вы кто?

– Я из полиции, – ответил Карелла и затворил за собой дверь. Потом подошел к столу и протянут руку. – Детектив Карелла, – сказал он. – 87-й участок.

– А я думал, личинками занимается участок 10, – пробурчал Родино.

– Нет, зараженное мясо тут совершенно ни при чем, – сказал Карелла.

– Тогда как вы о нем узнали?

– Я же смотрю телевизор… Я по другому делу. Хочу задать вам несколько вопросов о той драке в баре «Серебряный пони», двадцатого декабря.

Родино покачал головой.

– Вас интересует пушка, верно? – спросил он.

Плотного телосложения высокий мужчина – Карелла догадался об этом, несмотря на то что Родино сидел и было трудно определить его рост. Густые вьющиеся каштановые волосы, карие глаза, пушистые каштановые усы, крутой подбородок с ямочкой посередине. Карелле не хотелось бы вступить с таким в драку в баре. Не только в баре, в любом другом месте – тоже.

– Из нее кого-то прихлопнули, верно? – спросил Родино.

Казалось, для подобного заявления были все основания.

И Карелла тут же насторожился: откуда это ему известно?

– С чего вы взяли? – спросил он.

– Раз вы заявились сюда не для того, чтоб искать личинки в мясе, чего у нас, надо сказать, не было и нет, стало быть, дело в пистолете. И стало быть, из него или кого-то прихлопнули, или же он фигурировал в ограблении. Иначе о драке, которая и яйца выеденного не стоила и после которой всех отпустили по домам, речь бы не шла. Я прав или нет?

– Попали в десятку.

Родино поднял на него глаза.

– Вы хорошо знали Эрнста Коррингтона?

– О Господи… – пробормотал Родино. – Он что, покончил с собой?

– Тогда уж не знаю, что и думать… О Бог ты мой, его убили, да?

– Да.

– Из его собственной пушки?

– Нет. Из дробовика.

– Где? Когда?

– Во Флориде. Вечером, в прошлый вторник.

– Бог ты мой… Но при чем тут тогда «вальтер»?

– Вы видели этот «вальтер»?

– Конечно, видел. Как не увидеть!.. Вам когда-нибудь тыкали стволом прямо в физиономию?

– Нет, – сухо ответил Карелла. – Расскажите-ка поподробнее.

– Ну… просто драка вышла из-под контроля, вот и все.

– Так вы были знакомы с Джеком и Кори, правильно?

– Да, конечно. Были знакомы.

– И при каких обстоятельствах познакомились?

– Да просто встречались в «Пони».

– А до того Кори не знали?

– Нет. Но знал, что он отсидел срок, если именно это вас интересует.

– А откуда вам стало это известно?

– Ну он, в общем-то, и не слишком скрывал. Иногда мне даже казалось, он гордится этим. Ну, вы меня понимаете… Словно тюрьма – это некий знак отличия, что ли… Что он сумел выжить в тюряге.

– Ага.

Знак отличия, надо же, подумал Карелла.

– Расскажите мне, с чего началась драка.

– Ну, Джек стал нарываться и…

– С чего это вдруг?

– Просто нажрался, вот и все.

– Да, но с чего он так завелся?

– Кажется, один из нас сказал что-то такое об ихней троице.

– Какой именно троице?

– Ну о нем, Кори и Холли. Той рыженькой, что ходила с ними все время.

– Это ведь были вы, верно?

– Что значит «я»?

– Вы первым сказали об этой троице?

– С чего вы взяли?

– Джеки Рейнз подкинула эту мысль.

– Кто, черт возьми, она такая, эта Джеки Рейнз?

– Официантка, которая работала той ночью.

– Ах, Джеки… Да, помню, официанточка. Так это она вам сказала?

– Да, она.

– Ну раз такое дело… Да, возможно, именно я ляпнул это первым. Потому как не раз видел эту троицу вместе.

– Кого видели вместе?

– Ну, эту троицу… Причем не только в «Пони».

– Когда это было?

– Примерно в ноябре.

– И где же вы их видели?

– Сроду не догадаетесь!

– Но все-таки?..

– В музее.

– Каком именно музее? – спросил Карелла.

– В МИА, – ответил Родино.

И рассказал, что однажды, непогожим ноябрьским днем, в Музее искусств Айзолы было полным-полно школьников и студентов со всего города. Они пришли посмотреть выставку из Афин. Родино же пришел туда с другой целью. На сорок втором году холостяцкой жизни он вдруг обнаружил, что нет на свете лучшего места, чем музей, где можно клеить молоденьких девушек. Именно в музеях или же на благотворительных ярмарках. Но поскольку ноябрь в этом городе – самое поганое время года, никаких ярмарок под открытым небом не проводилось. А потому оставались лишь музеи. И вот мрачным, серым и холодным ноябрьским днем, в субботу, он направился в МИА.

Его совершенно не интересовала вся эта греческая мура, выставленная в залах на втором этаже. Зато он заметил, что туда валом валят двадцатилетние студентки из колледжей. Поднимаются по лестнице и выстраиваются в длинную очередь, чтобы увидеть, как это было обещано на афише, «ЗНАМЕНИТУЮ ЧАШУ СОКРАТА». На той же афише красовалась фотография некоего небольшого сосуда типа бутылочки или пузырька, покрытого грязью и повернутого так, чтоб было видно донышко. А на донышке были выцарапаны три буквы: «ΣOK». Ниже, тем же самым цветом, что и заголовок, были набраны слова: «Находка века. Выставка работает с 9 до 15 ноября».

Он последовал за девушкой в твидовом костюмчике и вязаной шапочке, надвинутой на уши, из-под которой торчали золотистые кудряшки, и пристроился в очередь прямо у нее за спиной. Потом заметил, что у каждого в руках билет, и сообразил: вот прекрасный повод для знакомства, спросить у девушки, где берут эти самые билеты. Она ответила, что никакого билета у нее нет, что это просто студенческий пропуск. Он сказал, о, так, стало быть, вы студентка, в ответ на что она назвала ему какой-то католический колледж в Калмз-Пойнт. Отчего стала казаться еще привлекательней – с этими своими кудряшками, курносым ирландским носиком и рыжими веснушками, щедро рассыпанными по лицу. И тогда он попросил ее занять для него очередь, пока он спустится и попробует купить себе билет. Который, как выяснилось, стоил целых четыре доллара пятьдесят центов! Потом снова вернулся в очередь, и девушка – звали ее, между прочим, Кэтлин, не сойти мне с этого самого места! – так вот, Кэтлин сообщила ему, что эта чаша – та самая, из которой Сократ выпил яд, сделанный из болиголова. Но остальные экспонаты представляют для нее еще больший интерес, поскольку там, оказывается, выставлены разные золотые фиалы[32]32
  Плоская чаша (греч.).


[Закрыть] – черт их знает, что это такое, – а также совершенно изумительный серебряный ритон[33]33
  Сосуд в виде рога (греч.).


[Закрыть] с изображением лошадки с крыльями, уж не говоря о просто потрясающих аттических вазах с черной росписью. И еще сегодня последний день работы выставки, а привезли ее всего на неделю. Завтра она уезжает в Вашингтон, округ Колумбия. Но все эти факты Родино счел куда менее завораживающими, нежели ее слегка выступающие вперед зубки и вздернутая верхняя губа.

А далее выяснилось, что родом Кэтлин из соседнего штата, но в настоящее время проживает в колледже Святой Марии Великомученицы в Вирджинии – кажется, именно так назывался ее колледж. Что лично он, Родино, счел весьма удобным обстоятельством, поскольку здесь, в городе, у него имелась маленькая квартирка. Весьма подходящая для того, чтоб юная ирландская студентка в твидовом костюмчике могла приезжать и останавливаться у него по субботам – всякий раз, когда ей придет в голову мысль посетить какой-нибудь музей.

К тому времени, когда они наконец дождались своей очереди и вошли в зал, где была выставлена чаша, на улице начался дождь. Мелкий, холодный, как это обычно бывает в ноябре, он уныло моросил за стеклами окон в зале с высокими потолками, отчего в нем сразу же стало так неуютно и безрадостно, что любой находившийся тут посетитель мог с легкостью представить, как Сократ или какой-либо другой знаменитый греческий поэт и философ пил яд из этой маленькой чаши, выставленной под стеклом.

Он уже собирался спросить Кэтлин – о Боже, до чего же славное имя! – не согласится ли она выпить с ним чашечку чая в столь темный, холодный и безрадостный день, как вдруг увидел в толпе знакомые лица. Лица людей, которых встречал в баре «Серебряный пони». То были не кто иные, как Холли Синклер, Эрнст Коррингтон и Джек Лоутон. И, как подозревал Родино, эта веселая и неразлучная троица делила радости того, что в период войны Алой и Белой розы было принято называть не иначе как ménage à trois.[34]34
  Здесь – «жизнь втроем» (фр.).


[Закрыть] Подозрение это зародилось у него уже давно и успело перерасти в уверенность, особенно с учетом того, что сам он в данный момент был поглощен интимным разговором tête-à-tête.

– Они ходили по залу в обнимку и изучали какие-то надписи на стенах, – сказал Родино.

– Надписи? – спросил Карелла.

– Ну, какие-то таблички.

– Типа чего? «Не курить»? Вроде этого, да?

– О нет, нет. Информацию о чаше.

– Так вы говорите, они их изучали?

– Ну, во всяком случае, читали с интересом, так будет точнее.

– А вы сами прочли?

– Нет, но я знал, что там написано о чаше. И заголовок такими крупными золотыми буквами: «ЧАША СОКРАТА». Их было видно даже издали.

– Однако вы не подошли и не прочли, что там было написано, я правильно понял?

– Да, правильно. Не подошел. Ведь я кадрил ту девушку-студентку. Видите ли, мне уже стукнуло сорок два и страшно не хотелось торчать весь вечер одному в «Пони». Нет, я не хочу сказать, что та троица все вечера напролет просиживала в том баре, нет, просто они довольно часто заходили туда. И всегда втроем, ну, вы меня понимаете… Короче, если говорить прямо, как есть, оба они трахали ее.

– И вот в тот вечер, когда случилась драка, вы вдруг решили сказать им об этом, так?

– Просто пьяный был.

– Однако все же сказали, так или нет?

– Высказал предположение.

– А что заставило вас его высказать?

– Ну, Джек как раз говорил Кори, что всегда подозревал, будто бы жена его обманывает, и тогда Джимми и говорит…

– Кто такой этот Джимми?

– Джимми Нельсон. Один из парней, что был с нами в тот вечер. Короче, он сказал, что думал, будто бы это Холли жена Джека, потому как она всегда приходила с Джеком и Кори.

– Ага…

– И еще Джек сказал: «Нет, вообще-то эта Холли мне жутко нравится», что-то в этом роде. Ну, тут все оно и началось.

– С чего?

– Да с того, что я сказал, что Кори эта Холли вроде бы тоже очень нравится. Вроде того…

– Ага.

– Ну, вот…

– А до этого случая «вальтер» у Кори когда-нибудь видели?

– Нет.

– И Кори выхватил его, когда увидел, что дела совсем плохи, так?

– Да вроде бы так. И еще скажу: мне жутко повезло. Потому что уже вызвали полицию и патрульная машина оказалась совсем близко. И буквально уже через несколько секунд они подъехали.

– А когда он выбросил «вальтер»?

– В ту же секунду, как только заслышал сирену.

– В канаву, да?

– Да.

– Ну а разве приехавшие полицейские не стали там искать?

– А с какой стати? Они же не знали, что у Кори была пушка.

– И вы не сказали, что Кори целился вам прямо в голову, нет?

– Я что, больной, что ли? Чтоб в следующий раз он действительно прострелил мне башку? Нет уж, спасибо!

– Что ж, спасибо вам и извините за то, что отнял столько времени, – сказал Карелла, поднялся и двинулся к двери.

– Бифштексы любите? – крикнул вдогонку Родино. – Постойте. Сейчас дам вам несколько штук. Отличные куски, на косточке. Отнесете домой жене. – Он хлопнул Кареллу по плечу и распахнул перед ним дверь. – И никаких личинок! – добавил он и подмигнул. – Гарантирую.

Мелани нравится подмечать сходства и различия между двумя мужчинами. Джек – график, дизайнер, а потому глядит на самые обычные вещи глазами художника. И очень часто разводит руками, словно показывая размеры рамы. Точь-в-точь как режиссер фильма – ладони наружу, большие пальцы соприкасаются, точно он пытается таким образом поймать изображение в кадр. Самым главным его разочарованием в жизни стал тот факт, что он так и не выучился писать маслом. А вместо этого преследовал в искусстве более коммерческие цели.

Кори же, напротив, почти ничему не обучен, но жутко талантлив.

Талантлив почти во всем, но Мелани в первую очередь интересует актерское мастерство. И то, как он вживается в роль. Вот уж поистине точное слово – именно вживается, становится другим человеком, влезает в шкуру своего персонажа. Просто грандиозное зрелище! И за это она искренне восхищается им. Да сам факт, что этот мужчина низкого происхождения, недоучка, дважды побывавший за решеткой, осмелился брать уроки актерского мастерства… уже одно это говорит о многом. И в каком-то смысле и на свой лад он не менее тонок и чувствителен, чем Джек.

Но, с другой стороны, они страшно непохожи, эти двое.

Кори – человек действия. Стоит ему подумать о чем-то, и он тут же стремится воплотить мысль в действие. И Мелани кажется, что из него мог бы получиться просто классный грабитель – несмотря на то что прошлое свидетельствовало об обратном. Ведь он два раза попадался, два раза отбывал срок, так какой же из него, спрашивается, грабитель? Но если человек способен подумать, к примеру: «Сегодня вечером я ограблю вот эту винную лавку» – и тут же воплощает свою мысль в реальность, то есть грабит эту самую лавку, разве это не замечательно, разве не достойно восхищения?..

Джек же, напротив, любит все тщательно планировать. И лично ей кажется, он не нашел на севере работы по одной простой причине: не потому, что он не очень хороший дизайнер (а так оно на деле и есть), но потому, что он не умеет и не любит пользоваться возможностями. Берет свою папку и молча идет переделывать работу после того, как начальник говорит, что он, Джек, не сумел проявить свои таланты должным образом. А после сидит и вовсе не торопится на вторую встречу с этим начальником, и в результате, глядишь, место уже занято. Нет, после этого он, конечно, клянет себя на чем свет стоит, но поезд, что называется, ушел. И так во всем. Впрочем, нет, не совсем во всем. Вообще-то во многих вещах он довольно быстрый. Порой чертовски даже быстрый… Иногда она просто счастлива, что в постели с ней не один мужчина, а сразу двое.

И она ничуть не удивлена, когда однажды в ноябре, в субботу, Кори соглашается пойти с ними в музей. Она знает, как он талантлив, и твердо верит в то, что человек, проявивший талант в какой-то одной области, вполне вероятно, проявит его и в другой. Нет, в большинстве случаев это убеждение не оправдывается, но, с другой стороны… С другой стороны, разве, к примеру, Энтони Квинн не только замечательный актер, но и выдающийся художник-живописец? Или тот же Тони Беннет… Так что, возможно, в том есть доля истины, как знать?.. Посещение музеев с Джеком уже вошло у нее в привычку, задолго до того, как с ними поселился Кори. Кстати, они как раз шли в музей в тот день, когда столкнулись с той дамочкой… как ее… Ну, словом, с знакомой Лоутонов. Ах да, Клэр, не помню дальше, она катила колясочку с младенцем и, заметив их, так и стала пожирать глазами. Еще бы, ведь Джек как-никак женат. Хорошо еще, что он представил ее, как Холли Синклер. Черт возьми, ведь эта баба, едва придя домой, тут же бросится звонить Джилл. Знаешь, кого я сегодня встретила, а, Джилл? Джека! А под ручку с ним шла такая рыженькая куколка!..

Впервые Мелани с Джеком увидели чашу Сократа в субботу, пятнадцатого ноября. Она была выставлена под стеклянным колпаком на втором этаже музея. Стояла, слегка наклоненная набок, и зеркальце, специально установленное внутри, отражало буквы, выцарапанные на донышке: «ΣOK».

– Видел ее в музее Гетти в Малибу, – говорит Кори. – Стоит целое состояние.

– Что это значит, целое состояние? – спрашивает Мелани.

– Ну два-три миллиона.

– А по мне – так обыкновенная глиняная бутылочка, – говорит Джек.

– Ни хрена подобного. Видишь те буквы на донце?

– Ну и что?

– Это имя Сократа. Первая буква называется «сигма», то же, что по-нашему «с». А на конце «к», потому что по-гречески Сократ пишется через «к». Сократ. Именно из этой чаши он и пил яд. Настойку болиголова.

– Да будет тебе! – говорит Мелани.

– Нет, правда. Это единственная бутылочка из всех найденных, на которой сохранились буквы. Ученые считают, что или гончар, или один из тюремщиков решил сохранить ее в качестве сувенира. И выцарапал имя Сократа на донышке.

– Вау! – восклицает Мелани. – И что же они с ней делают? Так и перевозят из музея в музей?

– Должно быть, взяли напрокат, для выставки, – говорит Джек. – Тут где-то должна быть информация, пойдемте посмотрим.

И они действительно находят информацию, напечатанную на листке бумаги и заключенную в рамочку под стеклом. И там говорилось, что чаша является постоянным экспонатом музея древнегреческого искусства в Афинах, что грант, полученный от правительства Греции, дает возможность возить эту историческую реликвию по музеям всего мира. Путешествие чаши началось в июне прошлого года. С тех пор она успела посетить двенадцать городов. И прямо отсюда должна отправиться на юг. Сперва – в Вашингтон, потом – в Атланту, и…