Текст книги "Забавы с летальным исходом"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Калузу? – удивленно воскликнул Джек.

– Да там только один вонючий и жалкий музеишко, – говорит Мелани. – Должно быть, это какая-то другая Калуза.

– Нет, наша Калуза, во Флориде, – говорит Джек. – И музей «Ка Де Пед». Вон написано, погляди-ка!

Они снова смотрят на табличку.

Да, действительно, так и написано, черным по белому: «Калуза, шт. Флорида». Так и написано.

– А почему ты сказала «вонючий»? – спрашивает Кори.

– Да потому, что туда сроду никто не ходил и не ходит. Сонное царство.

– Так давайте грабанем его, и все дела! – говорит он.

Глава 9

Мужчина, пивший кофе со льдом в компании с Джеком и Кэндейс, был просто огромен. Широченные плечи, бочкообразная грудь, лапищи, как у боксера-тяжеловеса. И Джеку нравилось то, что он видит. По словам Кэндейс, Гарри Джергенсу предстояло «нейтрализовать» охрану в музее. Зейго, еще один опытный вор, называл это «завалить сторожей». Очень милое выражение. Джеку вообще страшно нравилось, как разговаривали эти люди.

Был четверг, до запланированного ограбления оставалось два дня.

– Так, вы говорите, их там двое? – спросил Джергенс.

– Да, – кивнула Кэндейс.

На ней была короткая ярко-синяя юбка, белые босоножки и белая майка. Сидели они на улице, у бассейна. Солнце еще не приблизилось к зениту, но термометр показывал уже восемьдесят шесть градусов. Уголок острова, где они собрались, был довольно уединенным и тихим, лишь изредка доносились крики чаек. От лагуны их отделяла лужайка футов пятидесяти в длину, окаймленная мангровыми зарослями. В ночь ограбления они подплывут к этому дому на лодке, так, во всяком случае, уверял Зейго. И Джек верил ему, поскольку пару раз видел подобные ситуации в кино.

– Нормальная музейная охрана, – говорила тем временем Кэндейс. – И никаких дополнительных сторожей на время пребывания чаши нанимать они не собираются.

– А ты знаешь, где они будут? Я имею в виду, точное расположение?

– Знаю.

– И это точняк?

– Как в банке, – ответила она. – Оба будут снаружи обходить музей.

– Где конкретно снаружи?

– Ну, один из них обходит музей со двора, по кругу.

– Дергает за ручки дверей и проверяет, заперты или нет?

– Не думаю. Иначе может включиться сигнализация.

– А на хрен он тогда нужен?

– Наверное, ходит с фонариком и посвечивает. Смотрит, в каком состоянии окна, возможно, проверяет широкие входные двери. Они полные лохи и деревенщина, Гарри. И если и вступали когда в разборки в музее, так только с вандалами. И никто не ожидает нападения.

– Ну а другой? Ты вроде бы говорила, их двое?

– А второй ходит по периметру. Дело в том, что само здание обнесено каменной стеной и…

– Высокая?

– Шесть футов. И он делает обход изнутри. И с ним собака.

– Чудненько! Просто смерть до чего обожаю общаться с гребаными шавками!

– Доберман.

– Еще того хлеще! Ну а тот, который обходит музей? У него тоже собака?

– Нет.

– Он вооружен?

– Они оба вооружены.

– Хорошенькая работенка мне светит, как я погляжу! – проворчал Джергенс. – Ну а внутри на кого нарваться можно?

– Ни на кого.

– У них нет нужды во внутренней охране, – вставил Джек. – Считают, что системы сигнализации достаточно.

– Она включается тут же, как только кто-нибудь проникает в помещение.

– Чудненько, – повторил Джергенс.

– Причем это не какие-нибудь там примитивные устройства, – сказала Кэндейс. – Настоящий шедевр стоимостью четверть миллиона баксов. Последнее слово техники, предназначенное именно для охраны произведений искусства.

– Шедевр, но не последнее слово техники, – поправил ее Джек. – Его установили еще в 1979 году.

– А ну-ка, расскажите поподробнее, – попросил Джергенс.

Джек уже слышал всю эту историю – Кэндейс выложила ее ему вчера, как только пришла из библиотеки. И вот теперь она рассказывала ее снова в надежде, что Джергенс не даст слабины и не откажется от всей этой затеи. Ей страшно хотелось, чтоб дело у них выгорело. Она строила большие планы в связи с этим самым делом.

В 1979 году, в ожидании прибытия сокровищ Тутанхамона, музей вбухал двести сорок тысяч долларов в новую систему сигнализации, призванную уберечь от вторжения злоумышленников. И это несмотря на то, что за четыре года до этого президентом Фордом был подписан специальный акт под названием: «Гарантии от потерь при демонстрации предметов искусства и изделий, представляющих художественную и историческую ценность». Суть его сводилась к тому, что все вышеперечисленные предметы должны быть застрахованы. И Кэндейс подозревала, что Калуза вовсе не хотела войти в историю как город, где из музея, пусть даже такого захудалого, похищаются бесценные сокровища. В одной из газетных статей – в ней отчетливо улавливалась странная смесь провинциального бахвальства и столь же провинциального самоуничижения – было подробнейшим образом расписано, какие именно меры безопасности предпринял музей «Ка Де Пед». По словам журналиста, приобретенная музеем система напрочь отвергала даже теоретическую возможность покушения на сокровища. А приобретения эти сводились к следующему.

Магнитные контакты на всех дверях и дверных рамах. Установленные должным образом, они образовывали так называемую «правильную» цепь для контрольной панели.

– Не знаю, поймешь ли ты это, Джек, – сказала она. – Любая электронная система состоит из трех основных компонентов…

«Век живи – век учись», – подумал Джек.

– А именно: из датчиков, контрольного блока и сигнального устройства. Существует два типа сенсорных переключателей, нормально закрытые, которые сокращенно называют «НЗ», и нормально открытые, или «НО».

– Знаю. Слыхали про всю эту муру, – буркнул Джергенс.

– А я – нет, – сказал Джек.

«Тогда не суй свой гребаный нос в это дело», – подумал Джергенс, но вслух этого говорить не стал.

– Постараюсь объяснить попроще, – спокойно продолжила Кэндейс. – Дверной звонок – вот вам классический пример нормально открытого переключателя, или «НО». В цепи есть разрыв, вы жмете на кнопку звонка, разрыв закрывается, звонок звонит. Ну а в случае системы сигнализации разрыв закрывается, когда вы открываете дверь или окно. Бац! – и включается сирена. Систему «НО» можно нейтрализовать, перерезав провода, тогда ток не сможет поступать к контрольному блоку. Система же «НЗ» работает исходя из совсем обратного принципа…

– Да знаю я всю эту муть! – повторил Джергенс.

– И все равно, заткнись и слушай! – рявкнула Кэндейс.

Он злобно сверкнул глазами.

Она, сверкая глазами, уставилась на него.

Ставка слишком высока, подумала она.

И продолжала смотреть на него – до тех пор, пока он не выдержал и не отвернулся.

– В замкнутой цепи, – продолжила она, – слабый ток все время присутствует. Стоит вам открыть окно или дверь, цепь размыкается, срабатывает реле и таким образом включается сирена. И резать провода в подобных системах не имеет никакого смысла, это равносильно вторжению извне, тот же эффект. Поступление тока прекращается, сигнал тревоги срабатывает. Перехитрить эту систему можно, лишь закольцевав провода в обход датчика. Вот тогда, пожалуйста, открывайте сколько вам угодно окна и двери. И легче всего запомнить это…

– Вот дерьмо, детский сад какой-то! – не выдержал Джергенс.

Она снова метнула в его сторону гневный взгляд. Он уставился на нее. Эта игра в гляделки продолжалась несколько секунд. Затем он отвернулся. Снова первым.

– Так вот, проще всего запомнить это, – продолжила Кэндейс, – если держать в уме два слова, «закрытый» и «открытый». Звонок звонит там, где система открытая, и, чтобы этого не случилось, надо ее закрыть. В закрытой системе, напротив, надо открыть. А чтобы сладить с комбинацией этих систем, всего-то и надобно, что убедиться, что открытая система остается открытой…

– А закрытая – закрытой! – кривляясь и передразнивая, закончил за нее Джергенс.

– Перестань, – мягко заметил Джек. – Ведь сказали же тебе, заткнись.

– Да я просто наизусть знаю всю эту мутоту, – сказал Джергенс.

– А я – нет. И дай ей закончить, о’кей?

– Лады, – кивнул Джергенс. – Хрен с ней, пускай заканчивает.

– Так, значит, для того, чтобы поддерживать открытую цепь открытой, вы должны перерезать провода. А для того, чтобы держать закрытую цепь закрытой, вы меняете их местами, то есть закольцовываете цепь в обход датчика. Имея дело с комбинированной системой, вы перерезаете один набор проводов и закольцовываете другой. Все ясно? – спросила она.

– Яснее некуда. Прямо как небо над Англией, – сказал Джек.

– О’кей, – кивнула она. – При любом изменении в открытой или закрытой цепи к контрольной панели может начать поступать сигнал тревоги. Эта контрольная панель как бы расшифровывает послание и определяет, включать или не включать сирену. И вот музей вбухал всю эту уйму денег…

Во-первых, в магнитные контакты, которые были призваны защитить двери и окна от вторжения путем подачи сигнала тревоги. Далее, оконные «жучки». «Жучок» – это такое электронное устройство размером примерно с пятидесятицентовик. В пластиковой коробочке находится микрофон, способный улавливать звуки высокой частоты, к примеру – звук бьющегося стекла. Попробуйте выбить стекло в окне, где прикреплен такой «жучок» – и контрольный блок с сигнальным устройством тут же приходят в действие… Но музей не хочет рисковать. И не зря на охранную систему тратится такая куча денег. Вдобавку к «жучкам» и магнитным контактам они закупают еще и электронную систему безопасности, включающую датчики ударного воздействия, опять же с тем, чтоб защитить двери и окна. Штуковина эта размером с кредитную карту и реагирует на высокочастотную ударную волну. Это когда, к примеру, кто-то пытается открыть окно или дверь. Мало того, существуют еще специальная оконная фольга и экраны безопасности. Фольга с виду не представляет собой ничего особенного, так и выглядит, как обычная фольга. И устанавливается обычно на окнах подвальных и полуподвальных помещений…

– Именно тех, где, по моим предположениям, и находится сейф, – сказала Кэндейс.

– Предположениям? – воскликнул Джергенс. – Как это понять, предположениям? Мы сюда не в игрушки пришли играть. Ты знаешь или не знаешь, где находится сейф?

– Не точно, – ответила Кэндейс. – Я обошла здание, и все оно, начиная от фундамента и выше, оштукатурено. И бетонные блоки я видела только на уровне подвального этажа. Ну и отсюда сделала вывод, что весь подвальный этаж выложен из этих блоков. А Оберлинг сказал мне, что они запирают чашу…

– Кто такой этот Оберлинг?

– Куратор музея.

– Ясно.

– Сказал мне, что на ночь они запирают ее в сейфе из нержавеющей стали, вделанном в бетон. Стало быть, где-то там и находится этот сейф.

Джергенс кивнул.

– В подвале, – уточнил за Кэндейс Джек и тоже кивнул.

– И именно в окнах подвального этажа я видела эту фольгу, – сказала Кэндейс. – И лучшего места для сейфа не выбрать. К тому же на всех окнах размещены экраны безопасности. А знаете, сколько они стоят? Сколько к тому же стоит правильно разместить и подключить все эти экраны, подогнать их по размеру и прочее? И попробуй только надрезать там хотя бы один проводок или попытаться снять их с окон. Тут же завоет сирена.

– Дело дрянь, – кисло заметил Джергенс.

– Да, дрянь, – кивнула Кэндейс. – Если, конечно, они использовали все это оборудование…

– Думается мне, что использовали, – сказал Джек.

– Согласна с тобой, – кивнула Кэндейс.

Джергенс неразборчиво буркнул что-то.

– Короче говоря, – продолжила Кэндейс, – если они действительно использовали и подключили все это оборудование, то во всем чертовом здании и шагу в сторону сделать нельзя. И если в статье пишут правду, тогда получается, что это не музей, а просто какое-то минное поле в Камбодже…

– А как сигнал выводится наружу? – спросил Джергенс.

Самое слабое место в любой системе сигнализации. Джергенс знал это, Кэндейс тоже знала. А Джеку только предстояло узнать.

Кэндейс покачала головой.

– Здесь ничего не светит.

– Как это понимать, не светит? Даже с линией закрепленной связи, подающей сигнал на пульт управления, можно сладить.

– Нет, если имеется дублирующая линия.

– К примеру?

– К примеру, выходящая на длинноволновый радиоканал, – ответила Кэндейс.

– Чего?

– Длинноволновый радиоканал. Музей может посылать сигнал даже при неисправной телефонной линии.

– Так вот почему тебе придется работать на отначке, – улыбаясь, заметил Джек. – Хочешь отключить систему до того, как она начнет посылать сигнал.

– Нет. Не думаю, что ее возможно отключить, – сказала Кэндейс.

Улыбка исчезла с его лица.

– Раз система подключена, тут уж я ничего поделать не могу. Не успеешь дернуться…

– Не успеешь даже пукнуть – и тебе кранты! – мрачно завершил за нее Джергенс, качая головой. – И я вот еще что скажу. Собака и два сторожа с пушками снаружи – это тоже далеко не подарок. Их всех следует убрать до того, как мы подберемся к ящику. Всех до единого, зверей, людей, ясно вам? А кстати, что там за ящик?

– Не знаю… Но за двести сорок кусков, учитывая все прочие расходы, приличного нового сейфа не купишь. А потому я почти уверена: там стоит нечто примитивное, производства до 1979 года. Правда, в газете сказано…

– Опять эта гребаная газета!.. – проворчал Джергенс.

– Сейчас процитирую, – и Кэндейс достала из сумочки ксерокопию статьи, сделанную в библиотеке. Надела очки, развернула листок бумаги и стала читать: – «Музейный сейф будет обеспечен дополнительной защитой в виде высокочувствительной и реагирующей на звуки электронной системы, рекомендованной компанией „Ллойда“ из Лондона. Сегодняшний рынок не располагает более совершенным средством защиты. Внутри сейфа будут установлены датчики, посылающие сигнал тревоги при первых же признаках сверления, попытке выбить дверцу молотком или иным механическим орудием. Датчики позволяют также улавливать любой световой или же тепловой сигнал – при применении фонарика, любых типов взрывчатых веществ и т. д. Контрольная панель от этих датчиков будет присоединена к общей системе сигнализации и предупредит о любом вторжении, в какой бы форме оно ни осуществлялось…»

Кэндейс подняла глаза.

– Точка, – сказала она.

– И как же мы их перехитрим? – спросил Джергенс.

– Мы и пытаться не будем, – ответила она.

Мы двое – единственные в мире люди, которым предстоит это испытать, думает Мелани. Даже если мы расскажем кому-либо о том, что произошло, расскажем в мельчайших подробностях, даже если однажды «Парамаунт» надумает снять об этом фильм и потом будет крутить его по всем странам, мы останемся единственными на свете людьми, которым довелось испытать это в действительности. Только Джек и я. Мы оба. Люди, которые собираются убить человека.

Он очень опасен, они прекрасно понимают это. Они прекрасно понимают также, что если уж делать это, то действовать надо быстро и наверняка. В таком деле нельзя допускать ошибок. Не так просто даже вдвоем справиться с этим сильным парнем, если он вдруг набросится на них, точно разъяренный бык. Нет, убрать его надо быстро, действовать решительно и наверняка.

Именно Мелани предлагает использовать в качестве орудия убийства дробовик. И не потому, что имеет какой-то опыт обращения с дробовиками. Просто она не раз видела в кино, как совершенно неопытные в таких делах люди хватают дробовик и палят из него, точно заправские снайперы. И еще в кино никто даже не заряжает этот дробовик. Держат его обычно на уровне талии и стреляют из этого положения. И никто не прицеливается в жертву, сощурив один глаз. Просто поднимают ствол – и бам! У насмотревшейся разных фильмов Мелани создается впечатление, что для того чтобы зарядить и вести огонь из дробовика, не требуется никакого особого умения. И еще она убеждена – опять же под влиянием фильмов, – что дробовик штука надежная и бьет наверняка, судя по огромным рваным ранам, которые оставляют пули в животах, головах и груди.

Итак, именно Мелани предлагает дробовик, а Джеку предстоит приобрести это оружие, что в штате Флорида было в общем-то не проблемой. Поскольку конституция подтверждала право граждан на владение и ношение оружия в законных целях. Правда, как подозревала Мелани, убийство человека не могло расцениваться как цель законная, но, очевидно, законодатели не желали углубляться в такие нюансы.

В уик-энд накануне убийства Кори вдруг отправляется куда-то шляться. Вот, кстати, еще одна причина, по которой он столь опасен. У них нет и не может быть причин расценивать отношения с ним как нечто стабильное и продолжительное. Стоит только похитить чашу – и Кори скроется без следа вместе с ней. Мелани просто убеждена, что именно так оно и будет. Он исчезнет, а через несколько лет, месяцев, а может, даже дней, лежа в постели с какой-нибудь шлюхой в Сиэтле, будет рассказывать ей о грандиозном ограблении в Калузе, штат Флорида… Как совсем недавно рассказывал ей, Мелани, о попытке ограбления аптеки в Лос-Анджелесе. Вот почему он так опасен.

В понедельник утром Джек показывает ей дробовик, который приобрел в лавке «Бобби Ган Иксчейндж», что на пересечении Хвоста с Уэст-Седар.

– Подержаный, – объясняет он ей. – Но продавец сказал, что в классном состоянии.

– Поверим ему на слово, – говорит Мелани и улыбается.

Кори является домой лишь к вечеру. На лбу пластырь размером с серебряный доллар, но ни в какие объяснения по этому поводу он вдаваться не желает. Остается лишь предположить, что он ввязался в очередную драку где-нибудь в баре. Нет, он страшно непостоянен и неуправляем, этот человек. Дробовик к тому времени уже спрятан в сарайчике возле бассейна, где находятся фильтрационная система, инвентарь для уборки и чистки сада и бассейна, а также ароматические свечи для отпугивания насекомых. За все время, что они живут здесь, Кори ни разу не удосужился заглянуть в этот сарайчик. У него менталитет, типичный для всех воров: за дело стоит браться лишь тогда, когда есть чего украсть. Кража для Кори – это некий аналог исполнения роли в пьесе. Волнение, риск, опасность провала, постоянное балансирование на краю бездны. Аплодисменты, если преуспел, и наказание в случае провала. Мелани помнит, как однажды на севере один паренек из студии признался, что стал актером лишь потому, что не хватило смелости стать грабителем. А Кори промолчал и не сказал пареньку, почему находит это ремесло столь захватывающим.

Убийство… оно тоже сродни актерскому искусству. Так ей, во всяком случае, кажется.

И очень скоро выяснится, права она или нет.

В понедельник ночью, двадцатого января, они последний раз занимаются любовью втроем. Завтра примерно в то же время Кори будет мертв, а он и не подозревает об этом…

Настал вторник. В окна ворвались первые предрассветные лучи солнца. Залили комнату, точно расплавленным золотом.

Ей ненавистен этот город, эта невыносимая жара, эти люди вокруг. Ей ненавистен весь штат Флорида. Именно эти слова произносит она днем, беседуя с Джилл по телефону. Звонит она ей с улицы, из будки телефона-автомата, что находится у входа в банк. Наверное, на тот случай, если вдруг придет охота позвонить домой и осведомиться, стоит ли грабануть весь банк или лучше просто напасть на какую-нибудь пожилую дамочку, которая только что получила деньги из банкомата.

– Жду не дождусь, когда уеду из этого гребаного города, – говорит она.

– Скоро, – уверяет ее Джилл.

Обе погружаются в молчание. Банк расположен совсем рядом с пляжем Санта-Лючия, так что можно прямо в купальнике заскочить сюда сделать вклад или же пристрелить кассира. Над головой с криком носятся чайки. Небо такое ясное, синее, день такой чертовски жаркий, просто невыносимо…

– Как продвигаются дела с адвокатом? – спрашивает Мелани.

– Прекрасно. Он при деле.

– Стало быть, начинает искать Джека?

– Да, начинает искать Джека. – Снова пауза. Затем Джилл спрашивает: – Ты как, не передумала?

– Что за вопрос! – отвечает Мелани. Ответ вполне в духе ее матери, Люсиль Шварц.

Чтоб убедиться, что Кори не отправится шляться и сегодня вечером в поисках новых порезов и шишек на свою голову, Мелани говорит, что собирается приготовить на ужин его любимое блюдо, а именно – котлеты по-киевски с гарниром из молодой садовой фасоли и картофельным пюре. С тем, чтобы убедиться, что Кори не будет смазывать сегодня свой драгоценный «вальтер», Джек выкрадывает его из верхнего ящика туалетного столика, где Кори обычно держит пистолет под свернутыми в комочки носками. Он носит только белые носки – еще одна черта, которую Мелани находит просто отталкивающей. Итак, он вынимает пистолет из ящика, уносит его в ванную и прячет в одну из пластиковых сумок-холодильников, которые закрываются очень плотно, чтоб из них не вытекало. И уже затем прячет эту сумку-холодильник в туалетный бачок, там же, в ванной. Теперь остается лишь надеяться, что Кори не взбредет в голову поменять носки, во всяком случае, до тех пор, пока они его не прикончат. Но если вдруг взбредет… Что ж, тогда придется кончать раньше намеченного времени.

И застрелить его должен Джек.

Но убийство… оно так схоже с актерской игрой…

С тем, чтоб как-то подсластить пилюлю и свести к минимуму неприятные неожиданности – черт, ведь, в конце концов, им нужно прикончить этого сукиного сына и они вовсе не хотят, чтоб он начал брыкаться и орать, – именно Джек занят сегодня приготовлением напитков. Ковбой Кори предпочитает чистый бурбон с долькой лимона – так ему кажется аристократичнее. Джек с Мелани пьют джин с тоником. И всякий раз, когда Кори требует еще бурбона, что происходит с завидной частотой, Джек выносит ему из кухни темную и противную даже на вид жидкость, в которой, точно буек посреди вод Киммерийского моря,[35]35
  Море, воды которого были необычайно темны, глубоки и мрачны (миф.).


[Закрыть] плавает эта самая долька. До того как где-то около девяти Мелани подает ужин, каждый из них успевает выпить по четыре бокала. И как раз теперь приступают к пятому. Кори пьет неразбавленный виски, Мелани с Джеком пьют чистый неразбавленный тоник без всякого джина. Очень умно… И хотя Кори изрядно насосался, с виду никак не скажешь, ну разве что пошатывается немного, когда идет к столу. Мелани зажигает свечу. Джек раскупоривает бутылку очень хорошего калифорнийского вина «Шардонне». Вокруг бассейна уже давно стемнело, стало прохладнее, в воздухе разлиты покой и нега. Они планируют убить его перед подачей десерта.

Они решили убить его тут, у бассейна, потому что потом здесь легче убраться. Уборка внутреннего дворика – вообще почти сплошное удовольствие. Он выложен плиткой. Берешь шланг, включаешь воду – и все дела. И прощай всякие там кровавые пятна и прочее. А если стрелять внутри дома, кровь и кусочки мозга непременно попадут на ковры и шторы, и попробуй потом отмыть эту гадость. Так что, дорогие мои, сцена убийства должна развернуться здесь, у бассейна, в тишине теплой флоридской ночи, на пустынном клочке земли, защищенном от посторонних глаз лагуной, мангровыми зарослями и пальмами. Здесь выстрел, ну пусть даже два, не услышит никто, даже ближайший сосед, живущий в четверти мили.

Хотя совсем не по этой причине «мальчики» поселились в этом доме. Они выбрали его потому, что он расположен вдалеке от музея, имеет причал, и никто из соседей не станет соваться в дверь занять плошку сахара. Именно поэтому Кори так понравился этот дом. Однако через полчаса или около того ему придется пожалеть об этом.

Мелани идет на кухню за главным блюдом, которое готовила столь старательно. Сидя за стадом и с аппетитом поедая котлеты по-киевски, Кори пробует вино, а затем провозглашает, что вкус у него одновременно фруктовый и дымный – фраза, почерпнутая из какой-то пьесы, что он репетировал в студии. Джек направляется к сарайчику, где в петле болтается заранее отпертый замок – под предлогом того, что хочет включить лампочки в бассейне. Открывает дверь, включает лампочки, но главная цель состоит совсем не в этом. Главное – это взять дробовик, что стоит прислоненный к стене рядом со свернутым шлангом от пылесоса. Он выносит из сарая дробовик, закрывает дверь и оставляет оружие прислоненным к ней, но так, чтоб Кори его не видел. В каждом из стволов – по патрону двадцатого калибра. Оружие готово. Джек – тоже. И Мелани, она тоже готова…

Но убийство очень схоже с актерским ремеслом.

Главная идея заключается в том, чтобы застать жертву врасплох. К концу ужина Джек, поглощая котлеты, фасоль и пюре, рассказывает анекдот, который слышал днем в супермаркете, а Мелани знай подливает вина, которое они пьют все втроем. Вернее, пьет один, а двое лишь делают вид, отпивая время от времени по маленькому глоточку. И поскольку Кори пьет практически за троих, Мелани идет на кухню за второй бутылкой. Джек поглядывает на часы. Кори предлагает искупаться после ужина и игриво подмигивает при этом Джеку, давая тем самым понять, что не прочь трахнуть Мелани еще раз, после ужина. Но он, бедняга, не знает, что после ужина будет уже мертв. Мелани возвращается с новой бутылкой вина, еще более дорогого, тоже «Шардонне», только на сей раз с другого виноградника, и просит Кори сказать, заметит ли он разницу между этими двумя винами. Вот она начинает ввинчивать штопор в пробку, на миг поднимает глаза и встречается взглядом с Джеком. Тот кивает. Она снова опускает голову к бутылке и вытаскивает пробку из горлышка.

– Ну, говори, как оно тебе, – и с этими словами она наливает вино в бокал Кори, который и без того уже изрядно пьян.

– Нужно принести ароматические свечи, – говорит Джек и хлопает себя по щеке, убивая несуществующего москита. Отодвигает кресло, поднимается и идет к сараю. Берет дробовик и быстро направляется обратно к бассейну и столику, за которым спиной к нему сидит Кори. Вот он поднимает ствол, упирается ложем в бедро, целится в голову Кори… Кори пьет вино маленькими глотками. Раскатывает его на языке, задумчиво дегустирует. Мелани замечает ствол дробовика и отступает на шаг в сторону. Ей вовсе не хочется быть забрызганной кровью, осколками костей и кусочками мозга. Но курка Джек не спускает.

И вот на сцене все замирает. Само время тоже точно остановилось.

Никто потом не сможет толком объяснить, что же произошло.

А на самом деле все очень просто: Джек забыл свою реплику.

Спектакль идет полным ходом, а Джек забыл свою реплику.

Он стоит за спиной у Кори, который пробует новое дорогое вино, но курка не спускает. И Мелани не может крикнуть ему: ну да спускай же наконец этот гребаный курок, слышишь ты, Джек? Нет, не может. И вместо этого она обходит стол и выхватывает дробовик из его рук. Импровизация… Идет спектакль, и ей приходится импровизировать, потому что главный герой забыл слова и ей надо спасать положение. Это же так просто… Всего-то и надо, что нажать на этот крючок, и Кори тотчас же вылетит из кресла, и даже понять не успеет, что происходит. И превратится в ревущего и стонущего раненого зверя… Джек застыл, точно в параличе. Мелани упирает ложе в бедро, поднимает оба ствола и прицеливается Кори в затылок. И как раз в этот момент он начинает медленно поворачивать голову… На лице у него удивление – дескать, чего это вы затеяли, а, ребятишки? И далее действие разворачивается точно в замедленной съемке…

И все отражается у него на лице.

У него необыкновенно красивое лицо, очень скверно, что секунд через тридцать он будет мертв, потому как мужчина с таким лицом, если бы он продолжил брать уроки актерского мастерства, мог бы стать звездой, героем-любовником.

Это его лицо…

Хотя, если уж быть до конца честной, черты его несколько смазаны – сказывается воздействие алкоголя. И красота этого лица – скорее воспоминание, нежели реальность…

И на этом его лице странное выражение: удивление борется с гневом и осознанием того, что должно произойти; и голова поворачивается так медленно. Крупный план: челюсть слегка отвисла, синие глаза покраснели от выпитого, каждая черточка видна так отчетливо, и движения замедленны. Лицо Кори заполняет экран, возникший в воображении Мелани, а указательный ее палец нащупывает тем временем дугу спускового крючка…

Вот Кори, все так же замедленно, вскидывает руку, тянется к дробовику, словно хочет убедиться, что то, что он видит, – не сон, а явь. Что прямо в голову ему нацелены два ствола дробовика, а держит его не кто иная, как та самая девушка, которую он трахает в хвост и в гриву с самого Хэллоуина. С того самого ноябрьского дня, когда он нарядился ковбоем и был весь в черном, а она была вся в белом, в соблазнительном, вызывающем платье невесты с коротенькой юбочкой. Да, это та самая девушка, и в руках у нее холодная смертоносная сталь, и он быстро трезвеет, хотя через десять секунд будет все равно уже поздно. Если через восемь секунд не удастся выбить дробовик у нее из рук, он будет мертв. Если через шесть секунд не схватиться за ствол, не отвести его в сторону, с ним будет покончено раз и навсегда. Если через пять секунд он не разомкнет ее пальцы, впившиеся в спусковой крючок, через пять, нет, уже четыре… теперь он абсолютно трезв и все понимает… две секунды, о Господи!.. Последнее, что он видит в своей жизни, – это безжалостный и холодный блеск в ее жестких зеленых глазах.

То, чего она страшилась, произошло.

Его лицо взорвалось целым облаком из мельчайших частиц хрящей, ткани, брызг какого-то желтоватого вещества и капель темно-красной крови, и весь этот фонтан ударил в нее, но снова, как в замедленной съемке, на удивление медленно. Казалось, она видит каждую из этих совершенно отталкивающих и ужасных капель, летящих ей в лицо. Чистенький белый фартучек, который она надела поверх шорт, и белая майка тут же становятся пестрыми. На белой хлопковой ткани появляется рисунок в желто-красный горошек – и все от этих брызг. Они еще хранят тепло его тела, ощущение от их прикосновения было таким, точно это что-то живое… Она громко взвизгивает, потом визг переходит в крик, и крик не смолкает до тех пор, пока храбрый мистер Бенсон, он же Джек Лоутон, не хватает ее за плечи и не говорит, что надо успокоиться, все кончено, все позади, успокойся, Мелани. Он трясет ее за плечи – да, ты прав, черт бы тебя побрал, и сделала это я, я, а не ты, трусливый ублюдок!

– Успокойся наконец, – говорит он.

– Я совершенно спокойна.

– Хватит, уймись, все позади, все кончено.

– Я спокойна.

Но он не прав – еще далеко не все кончено.

Они планировали отвезти тело к полоске пляжа, что за лачугами, выстроившимися вдоль Норт-Гэлли-роуд. Связать запястья и лодыжки проволокой от плечиков, чтоб это походило на убийство на гомосексуальной почве, и бросить его там, на пляже, неподалеку от забегаловки под названием «Тимоти Биз», где обычно тусуются «голубые». Забавно, что Джек употребляет такие слова, как «голубой», «педик», «гомик» и даже «пидор» при описании тех же самых штучек, которые сам вытворяет с Кори в постели – вернее, вытворял, – это входило в ритуал их любовных игр втроем. Чисто мужские дела, типично мужское поведение, думает она, хотя порой сама толком не может понять, какое же поведение можно считать чисто мужским, а какое – чисто женским. К примеру, она никогда не думала, что способна столь хладнокровно спустить курок дробовика и практически снести выстрелом человеку лицо. Это ведь чисто мужские дела, верно? Игры с дробовиками и прочим огнестрельным оружием, ведь так? Чисто мужские… А девочки… девочки, они играют в куклы. Нет, порой она пребывала в полном недоумении, не в силах различить, что такое чисто мужские и чисто женские игры. Не в силах провести четкую грань, установить личность – кажется, именно так это называется. Да что там говорить, иногда Мелани не понимала, кто или что есть сама…