Текст книги "Забавы с летальным исходом"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– А где все это происходило, мистер Ипворт?

– Я был в своем офисе на Дьюн-роуд. Она увидела объявление у дома и уже потом подъехала к офису.

– Вы не пользуетесь услугами агента по недвижимости?

– Нет. Это моя работа, я сам ей занимаюсь. Владею всеми этими помещениями и сам их сдаю. У меня совсем маленький офис. Ни секретарши, ни приемной, только я. И сам всем этим занимаюсь. Она запарковала машину снаружи, зашла, сказала, что видела объявление на Баррингтон и хочет снять, если, конечно, помещение еще свободно. Я сказал ей, что свободно, и она сняла. Надо сказать, дом только что освободился. Мне звонили по поводу именно этого дома и просили придержать, а потом вдруг позвонили и сказали, что передумали. Так что ей повезло, – после паузы Ипворт добавил: – Или совсем наоборот, не повезло, верно?..

– Верно, – согласился с ним Мэтью.

Толстая Дама скинула халат и шлепанцы. Под халатом на ней оказался купальник в крупный цветочек, что делало ее похожей на некий экзотический и съедобный фрукт. Она уже дошла до мелкого края бассейна, спустилась на две-три ступени и пробовала носком ступни воду.

– Восемьдесят четыре! – крикнула она Ипворту. – Вы не поверите, до чего же холодная!

Ипворт отделался коротким кивком.

– И какова же была плата? – спросил Мэтью.

– Две тысячи в месяц. Я понимаю, вам покажется, что это дорого, но учтите, ведь дом практически на пляже. И до «Сонни» рукой подать. А многие молодые люди считают это большим плюсом. Вам нравится рок?

– Ну… иногда да.

– Лично я даже не считаю это музыкой, – сказал Ипворт.

– Так оно и есть. Некоторые произведения трудно назвать музыкой.

– Лично мне всегда почему-то кажется, что под звуки этого рока надо делать гимнастику.

– Так вы сказали, она платила наличными?..

– Да, стодолларовыми купюрами.

– И еще вы сказали детективу Блуму, что в том нет ничего необычного, так?

– Да, верно. Большинство молодых людей просто не успели еще обзавестись чековыми книжками. Они работают, копят деньги, ну и расплачиваются ими, когда надо снять жилье на месяц или два. Правда, такой уж молодой ее вряд ли можно было назвать.

– Старовата для поклонников рока? – спросил Мэтью.

– Именно. На мой взгляд, ей было где-то за тридцать.

Питер Донофрио сообщил Гутри и Уоррену, что Мелани было двадцать шесть. Это же подтвердили и газеты на следующий день после ее смерти.

– А мне казалось, она моложе… – сказал Мэтью.

– Ну, может, и моложе. Но выглядела она на тридцать с хвостиком. Знаете, эти крашеные блондинки, они иногда выглядят старше.

Мелани, знаете ли, очень любила менять внешность. Сегодня блондинка, завтра, глядишь, рыжая…

И какая же она сейчас, мистер Донофрио?

Когда приехала, была рыжая.

А в понедельник? Когда уезжала?

Блондинкой.

– И когда это было, мистер Ипворт?

– Было что? Нет, вы только посмотрите на нее! Целый час собирается войти в воду! Даже если температура воды будет сто четыре градуса, все равно, эта толстуха будет топтаться на ступеньках целый час!

– Когда она сняла дом? Когда это было?

– Второго января. В четверг.

– И вы уверены, что она была блондинкой, а не рыжей?

– Уверен. Рыжей?.. Нет, что вы, нет, конечно.

Теперь женщина стояла уже на самой нижней ступени. Пригнулась, зажмурилась от страха и стала плескать горстями воду на шею и плечи.

– Ну, давай же! – тихо подначивал ее Ипворт. – Давай!

Женщина все не решалась. Ипворт весь так и подобрался в ожидании.

– Вперед! – шепнул он.

И тут наконец дама сошла с нижней ступеньки и торжественно погрузилась в воду – словно роскошный лайнер после того, как о борт его разбили бутылку шампанского.

– Ой, ледяная! – взвизгнула она.

Ипворт обернулся к Мэтью.

– Слыхали? Восемьдесят четыре градуса, и это для нее ледяная!

– Опишите ее мне, – сказал Мэтью.

– Кого? Холли Синклер? Ну, лет тридцати четырех, тридцати пяти… Светлые волосы до плеч. Голубые глаза. Хороший ровный загар. На ней был белый полотняный костюм и белые лодочки.

Он описывал Джилл Лоутон.

Когда в одиннадцать утра к бассейну подошла Тутс, Ипворт все еще сидел там. Простуда и насморк только усиливаются, объяснил он, и это несмотря на то, что вместе с лучами этого чертова солнца его кожа впитывает драгоценный витамин D. Мэтью снабдил Тутс черно-белым снимком Джилл Лоутон. И вот теперь она показывала его Ипворту. Снимок был опубликован в газете «Калуза геральд трибюн» на следующий день после того, как обнаружили тело Эрнста Коррингтона. Заголовок гласил: «Вдова, да не та» – таким образом провинциальные газетчики изощряются в остроумии. На снимке была изображена блондинка с волосами до плеч, небрежно одетая в джинсы, сандалии и белую рубашку мужского покроя. Сделан был снимок у выхода из морга госпиталя «Хенли», куда ее привозили на опознание трупа – как тогда полагали, исчезнувшего мужа. Знай Мэтью, чем окончится его разговор с Ипвортом, он бы захватил с собой этот снимок с самого начала. Но откуда ему было знать… Ипворт внимательно изучал снимок. Тутс так и замерла в ожидании: а что, если вдруг выяснится, что у Джилл Лоутон есть близняшка-сестра, о существовании которой Джилл знать не знала и не ведала? Словом, как в комедии Шекспира.[38]38
  Очевидно, имеется в виду комедия «Двенадцатая ночь».


[Закрыть] Ну, пусть не Шекспира, какой-то другой комедии…

– Да, это она, – сказал Ипворт.

Ну вот вам, пожалуйста!..

С того места, где в своей обшарпанной и помятой голубой «Тойоте» сидел Уоррен Чамберс, дома Лоутонов видно не было. Зато он прекрасно видел въезд на узенькую улочку, где этот самый дом угнездился среди других аналогичных строений, возведенных в конце 60-х – начале 70-х. Мэтью сообщил ему, что Джилл Лоутон ездит на белом «Додже», и он специально проехал мимо ее дома, прежде чем занять наблюдательный пост, и убедился, что машина ее припаркована у въезда в гараж. Он вернулся к началу улочки, свернул за угол и остановился практически рядом со светофором, возле которого ей полагалось бы притормозить при выезде на главную дорогу. Вообще-то он предпочел бы запарковаться прямо напротив ее дома, но ведь здесь вам юго-западная Флорида, а не южный Бронкс.[39]39
  Район Нью-Йорка, населенный преимущественно цветными.


[Закрыть] И пусть даже эта дамочка его в жизни не видела, стоящая напротив машина с чернокожим может ее насторожить.

В самом начале двенадцатого зазвонил телефон.

Он тут же схватил его, надавил на кнопку.

– Слушаю?

– Уорр? Это Тутс.

– Ну, какие новости?

– Это она, – сказала Тутс.

– Понял. Я на месте, – сказал Уоррен.

Красный «Меркурий» возник на перекрестке где-то в 11.35. Ехал он с запада, по направлению от материка, и притормозил перед тем, как свернуть влево. Солнце светило прямо в ветровое стекло, и Уоррен не видел водителя до тех пор, пока машина не свернула. И, даже увидев, поначалу не был вполне уверен. Однако тут же завел «Тойоту» и последовал за ним. Мужчина принадлежал к разряду тех водителей, что любят выставлять локоть из бокового окна. На нем была розовая рубашка. И локоть так и светился, точно маяк, словно перо фламинго. Для столь узкой и тихой улочки ехал водитель слишком быстро. Но Уоррен не боялся потерять его, а потому держался на приличной дистанции. Когда наконец «Меркурий» резко затормозил рядом с белым «Доджем» Джилл Лоутон, Уоррен остановился, держась на том же почтительном расстоянии.

Из машины вышел не кто иной, как беспутный дружок Мелани Шварц мистер Питер Донофрио.

– Спасибо, что позволили приехать, – сказал он Джилл.

– Просто я жутко любопытная, – ответила она.

На мужчине была нейлоновая розовая рубашка и нейлоновые розовые брюки. Белые туфли, розовые носки. По всей видимости, принарядился ради такого случая. Стоит ли предлагать ему выпить, подумала она. Ведь и двенадцати еще нет. Разве что-нибудь легкое…

– Хотите выпить? – спросила она. – Пива? Содовой?

– Спасибо. Пивка, пожалуй, выпью, – ответил он.

– Присаживайтесь, – сказала она и пошла на кухню. Открыла холодильник, достала с нижней полки бутылку пива. И подумала, стоит ли ей опасаться бывшего дружка Мелани, который похож на гориллу, а одет ну точь-в-точь как обезьяна, которую водят с собой на поводке шарманщики.

Она подала ему бутылку пива и бокал.

– Спасибо, – сказал он и пристроился на подлокотнике кресла лицом к дивану. Поднес бутылку ко рту и стал пить прямо из горлышка. Потом отер ладонью губы и спросил: – Так вы знали Мелани, да?

– Да, – ответила она.

– Все правильно. Несколько дней назад пришел телефонный счет. Кто-то звонил из моей квартиры по вашему номеру. Целых шесть раз, и было это между семнадцатым и двадцатым этого месяца. Лично я точно не звонил. Потом вспомнил, что на тот уик-энд из Сент-Пита приезжала Мелани. Ну и позвонил в «Джи-ти-и», а там сказали, что этот номер принадлежит Джилл Лоутон. Ну вот, поэтому я и приехал.

– Не совсем понимаю почему, мистер Донофрио.

– Да потому, что Мел точно знала одного человека по имени Джек Лоутон. И о нем меня последнее время спрашивали. Вы случайно не знаете человека по имени Джек Лоутон, а?

– Это мой муж.

– Ага… – протянул Донофрио.

И отпил еще глоток пива. В доме повисла тишина. Иногда во Флориде в домах бывает так тихо, как нигде в мире… Джилл молчала и ждала продолжения.

– Она встречалась с ним на севере, верно? – спросил Донофрио.

– Если и да, то мне об этом неизвестно.

– Ну, во всяком случае, ваш адвокат считает, что они были знакомы. Ему-то, я думаю, верить можно. Так или нет?

– Да, но…

– Ведь ваш адвокат Мэтью Хоуп, верно?

– Да, Мэтью Хоуп.

– Ну, короче, пришли ко мне его люди, потолковать. А после и сам он заявился. И все они почему-то считают, что Мелани знала вашего мужа на севере. И на кой хрен им утверждать, что она знала его, если на самом деле этого не было? Я прав или нет?

– Видите ли, мы с мужем разошлись. И не виделись уже больше года, – сказала Джилл. – И я не знаю, с кем он там встречался на севере. Вообще-то я и сама пытаюсь отыскать его. Хочу получить развод.

– Ну а с ней-то вы как познакомились? – спросил Донофрио.

– Встречались как-то в театральной студии. На читке пьесы.

Донофрио глотнул еще пива.

– Хорошая была актриса наша Мелани, верно? – сказал он.

– Да, очень.

– А вы что, тоже актриса?

– Нет. Просто интересуюсь театром.

– А обо мне она когда-нибудь упоминала?

Вот тут осторожней, подумала Джилл.

– Нет. Что-то не припоминаю, чтоб она говорила о вас.

– Не говорила, что я ее дружок?

– Нет, вроде бы ничего не говорила.

– Ну а вы-то сами ее хорошо знали?

– Я же вам сказала, мы встречались в студии на читке пьесы.

– Здесь или на севере?

– Здесь.

– Давно?

– Совсем недавно.

– Когда именно?

– Ну, кажется, в начале месяца.

– И именно поэтому она вам и названивала в тот уик-энд?

– Знаете, я что-то не помню.

– Но ведь она звонила вам целых шесть раз! – сказал он. – И потом… вы знаете, что она умерла?

– Да, знаю, что она умерла.

– И знаете, чья следующая очередь?

Джилл промолчала.

– Того, кто ее прикончил. Вот найду гада, и ему тоже конец. И если вы в ближайшие дни увидите своего мужа…

– Я же сказала вам, не знаю, где…

– Ну, если вдруг случайно увидите. Передайте, что я убью того, кто прикончил Мелани. Так и скажите, этими самыми словами. Обещаете? Если вдруг случайно встретитесь…

Он допил оставшееся в бутылке пиво и со стуком поставил ее на стол возле дивана.

– Приятно было познакомиться, – бросил он и направился к двери. Взялся за ручку, уже приотворил ее, потом вдруг обернулся и сказал: – А кстати… – Покачал головой. – Нет, ладно, ничего, это я так… – и с этими словами вышел.

– Ну и какие мысли по этому поводу? – спросил Блум.

– Пока еще не знаю, не уверен, – ответил Мэтью.

Они сидели в кабинете Блума, в здании полицейского управления города Калузы, в той части этого города, которая называлась центральной. Хотя в строгом смысле слова никакого центра у Калузы не было, а были лишь Северный, Западный, Восточный и Южный районы. Ни центра, ни окраин, ничего подобного. И так называемая «центральная» Калуза располагалась в северной части города, которая, в свою очередь, представляла собой юго-восточное окончание трех городов, где они как бы сходились, сливались, образовывая так называемый Калбразский Треугольник. Приезжие недоумевали. Даже местные жители часто путались.

Было три часа дня, и кондиционер в кабинете работал на полную мощность, мужчины сняли пиджаки и сидели в рубашках с короткими рукавами.

– Так ты говоришь, именно она сняла дом на имя той девушки? – спросил Блум.

– Да, личность установлена, – сказал Мэтью.

– И кто ее опознал?

– Морис Ипворт. По снимку, который показала ему Тутс.

– И ты говоришь, что сегодня утром к миссис Лоутон заезжал дружок убитой девушки?

– Да, Питер Донофрио. Провел у нее полчаса.

– Что, черт возьми, происходит?

– Донофрио сидел, помнишь?

– Да, ты говорил.

– И еще у него была при себе пушка, когда мои детективы пришли его навестить.

– Случайно не «П-38»?

– Хренушки! Такого везения не бывает, – ответил Мэтью и покачал головой. – «Смит-и-вессон». «Чифс спешиэл».

– Ага. Стало быть, нарушение режима пребывания при досрочном освобождении. Могу арестовать его в любую минуту.

– А тебе это надо?

– Не знаю, чего мне надо, – проворчал Блум. – Ты обсуждал ситуацию со своими интеллектуалами?

– Гутри считает, что эти двое повязаны.

– Кто? Донофрио и миссис Лоутон?

– Да. И именно поэтому он к ней и заезжал.

– Гутри считает, что они вместе убили девушку?

– И девушку, и Коррингтона.

– Но зачем? Где мотив? Какая-то неудачница актрисулька и бывший заключенный из Калифорнии? Не вижу связи, Мэтью.

– Ну, так, во всяком случае, считает Гутри.

– Должно быть, просто стареет… А что думают Тутс и Уоррен?

– Что тут замешан муж.

– Тот самый исчезнувший муж? Джек?

– Да.

– Так, значит, вся эта троица объединилась, чтобы убить Коррингтона и девушку? Но зачем? С какой целью?

– Знаю, это самое слабое место в версии.

– Должно быть, мы что-то упустили, Мэтью.

– Может, стоит арестовать их обоих?

– С Донофрио в этом смысле проблем не возникнет, если, конечно, пушка до сих пор при нем. Разрешение на обыск мне выдадут запросто, и уже завтра утром он сядет за решетку как миленький. А вот что касается жены… не уверен. Мне нечего ей предъявить. Кроме разве что того, что она сняла дом на имя убитой.

– Есть еще одна зацепка, Мори.

– Какая же?

– Мелани жила с ее мужем.

– Ты это точно знаешь?

– Карелла лично переговорил с домовладелицей, и та…

– Но это же другой город, другое подразделение полиции! – пренебрежительно отмахнулся Блум. – А тут вдруг влезаю я. Он может запросто отказаться давать показания нашему прокурору округа.

– Он также переговорил с людьми, которые знали эту троицу. Это чистая правда, Мори, они жили вместе.

– Какую еще троицу?

– Джек, Коррингтон и Мелани.

– И Донофрио это знал?

– Похоже, что нет. Во всяком случае; на момент, когда я с ним говорил.

– А жена знала?

– Она утверждает, что не знала никакую Мелани Шварц.

– Ну а Холли Синклер?

– И ее тоже.

– Но ведь она сняла дом под ее именем! А теперь девушка убита.

– И Коррингтон тоже.

– И, насколько нам известно, муж тоже.

– Возможно. Но не обязательно.

– Таким образом, остается лишь Джилл Лоутон.

– И Донофрио.

– Который, в силу стечения обстоятельств, был дружком жертвы.

– Да.

– Так чего нам еще не хватает, а, Мэтью?

– «П-38», – ответил тот. – Получи ордер на обыск.

– Ни один судья на свете мне его не выдаст. Нет оснований.

– Она знала Мелани. Сняла дом на ее имя.

– Но это вовсе не означает, что она убила ее. Я тебе точно говорю, Мэт, недостаточно оснований.

– А что нам терять?

– Нечего. Кроме, разве что, моей репутации. И это еще в том случае, если я найду судью, который в такую жару в четыре часа дня в пятницу не ошивается где-нибудь на поле для гольфа. И в том случае, если он не рассмеется мне прямо в лицо. Послушай, я попытаюсь… И если не сработает, попрошу капитана установить за ней круглосуточное наблюдение. Большего просто не могу… Но знаешь, Мэтью, нутром чую, здесь не хватает какого-то звена. Чего-то такого основательного, что должно связать эту чертову штуковину! А вот что это такое – представить себе не могу.

– Возможно, мы так никогда и не узнаем, – сказал Мэтью, цитируя своего заочного друга с севера.

Блуму удалось найти судью, который не был в этот день и час на поле для гольфа.

Судья сказал:

– Со мной этот номер не пройдет, детектив.

Кэндейс выбрала на вечер длинное синее платье. Зейго утверждал, что его следует дополнить эдаким золотым ошейником, но она сказала, что серьги и ожерелье из фальшивых бриллиантов – это самое то, что надо. Все трое мужчин были в смокингах. Кэндейс сделала им комплимент, сказала, что все трое смотрятся страшно элегантно. Даже Гарри с огромными ручищами и мощным торсом выглядел в смокинге лучше, чем можно было ожидать.

Джек был единственным из всей четверки, которого могли опознать, поскольку он прожил в Калузе достаточно долгое время. И Кэндейс признавала, что тут могут возникнуть проблемы. Она посоветовала ему отпустить усы и бороду, или и то и другое. А он сказал, что отпустит, но так этого и не сделал, и теперь было уже поздно, особенно если учесть, что на дело предстоит идти завтра вечером. Она предложила ему пойти в одну из лавок, что на Норт-Трейл, возле аэропорта, где продают маскарадные костюмы и театральный грим, и купить там накладные усы. На что Джек ответил, что всегда до смерти боялся: а вдруг они отклеятся и упадут в тарелку с супом прямо во время торжественного обеда? Она согласилась, что и тут могут возникнуть осложнения. И еще подумала, что в следующий раз ни за что не станет связываться с таким гребаным дилетантом.

– А что, если тебе перекрасить волосы? – предложила она. – Буду просто счастлива помочь тебе в этом. Если ты, конечно, считаешь, что стоит.

– Почему бы нет? – ответил он. – Это может сработать.

– Станешь блондином, – заметил Зейго. – Блондины, они живут как-то веселей.

Гарри тоже согласился, что идея отличная.

Было это в пятницу, тридцать первого января, около девяти вечера. Завтра первое февраля, день открытия выставки. День налета. Мужчины поднялись наверх – снять смокинги и аккуратно развесить их в шкафу на вешалках, до завтра. А потом посидеть и выпить немного, пока Кэндейс съездит в ближайший парфюмерный магазин. Она съездила и вернулась с осветлителем фирмы «Клэрол» – как раз в тот момент, когда Зейго с Гарри отъезжали от дома.

– Не хотите остаться и понаблюдать за великим превращением? – спросила она. Но оба ответили, что устали, что завтра предстоит трудный день, и все такое прочее, и умчались в ночь.

Они с Джеком поднялись наверх и вошли в ванную, где она велела ему снять рубашку и накинуть полотенце на плечи. Сбоку на коробочке был обозначен естественный цвет его волос: «темно-каштановые». Согласно инструкции, что имелась внутри коробочки и была составлена на двух языках, английском и испанском, краску на волосах Джеку следовало держать не меньше девяноста минут – с тем чтобы добиться нужного эффекта и чтобы волосы его из темно-каштановых превратились в «натуральный блондин». Помимо инструкции, в коробочке находились также две пластиковые бутылочки, пластиковый пакетик и пластиковый аппликатор. В одной из бутылочек – проявитель осветлителя. В другой – осветляющая крем-краска. В пакетике находился активатор для осветления. Но Кэндейс была знакома со всеми этими премудростями. Она вылила активатор в осветлитель, добавила крем-краску и натянула пару пластиковых прозрачных перчаток.

– Итак, прощайте, скучные тусклые волосы! – сказала она и принялась за работу.

Полтора часа спустя Джек уже стоял под душем. Минут через десять вышел из ванной и взглянул на себя в зеркало. Мокрые волосы казались темней, чем он предполагал. Наверное, надо было подержать краску подольше. Он высушил волосы феном и снова взглянул в зеркало. Совсем другое дело. Мягкие золотистые пряди, действительно натуральный блондин. Ему даже захотелось себя поцеловать – до того он был хорош! Похож на молодого поэта, подумал он. Просто не ожидал… Он накинул коричнево-красный мохеровый халат и спустился вниз, где ждала Кэндейс.

– Шикарно, – сказала она.

– Мне нужны очки, – сказал Джек. – Очки… это как раз то, чего не хватает.

– А ты вообще носишь очки?

– Нет.

– Ладно. Завтра утром заскочим в аптеку и купим.

– Хорошо, – кивнул он. – Скажи, а я не слишком похож на гомосека, а?

– Нет. Ты похож на очень красивого мужчину. На невероятно интересного блондина.

– Тогда за это надо выпить, – сказал Джек. И приготовил два мартини.

Они сидели в патио, тихонько переговаривались, потягивали мартини, и тут он рассказал ей, что в понедельник вечером была убита женщина, которую он хорошо знал.

– Надеюсь, на предстоящей нам работе это никак не скажется, – добавил он.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Кэндейс. Неожиданное сообщение Джека снова заставило вспомнить, что он не кто иной, как жалкий гребаный дилетант, и она занервничала. – При чем тут завтрашнее дело?

– Ну… э-э… она знала о нем, – выдавил Джек.

– Ты ей рассказал?!

– Ну, мы были очень близки и…

Кэндейс едва сдержалась, чтоб не наброситься на этого ублюдка с кулаками. Но вместо этого принялась терпеливо и тихо объяснять, что главное правило любой кражи сводится к тому, что о ней не должна знать ни одна живая душа. Даже матери родной и то не следует знать. Притом совершенно не важно, что именно является объектом предстоящей кражи – карандаши для слепых, стаканчик для этих карандашей или же, как в данном случае, чаша, из которой Сократ отпил, фигурально выражаясь, фатальный глоток зелья. Все это она объяснила очень спокойно и очень терпеливо, но внутри вся так и кипела и думала лишь об одном: хорошо, что прикончили эту шлюху. Одним длинным языком меньше.

– И потом, – сказал Джек, – пистолет пропал.

– Пистолет? Какой еще пистолет?

– Ну, пушка Кори. «Вальтер» «П-38».

– Но какое отно…

– Просто во всех газетах писали, что ее застрелили именно из «вальтера».

Кэндейс кивнула. О Господи Боже ты мой, думала она, как же это получилось, что я вляпалась в такое дерьмо?..

– Я сказал Мелани, что спрятал его в бачке… в туалете.

– Ты спрятал его в бачке в туалете?

– Да. Но это вовсе не означает, что ее убили именно из этого пистолета. Мало ли «вальтеров» на белом свете… Это мог быть чей угодно «вальтер».

А я могу быть царицей Шебы,[40]40
  Древнеарабская страна.


[Закрыть] подумала Кэндейс.

Ее план на завтра заключался в следующем. Дождаться, когда Зейго и Гарри получат причитающееся и отвалят, потом выпить на посошок с этим мистером Лоутоном и во время выпивки ткнуть ему к носу «браунинг» и потребовать чашу. Она не предполагала, что с ним возникнут проблемы. Но дилетанты… они и есть дилетанты.

– Что ж, – сказала она, – мне, пожалуй, пора.

– Здесь целых три спальни, чтоб ты знала, – заметил Джек.

Она вскинула на него глаза.

Насмешливо и понимающе улыбнулась.

И отрицательно покачала головой.

– До завтра, – сказала она.

– Спокойной ночи, – явно разочарованный, ответил он и приподнял бокал.

Мелани с Джилл выбрали этот дом на Сейл по двум причинам.

Начать с того, что они не могли встречаться в доме Джека и Джилл на Уиспер-Кей. Джек когда-то жил там, он знал, что Джилл до сих пор там живет. Не хватало только, чтоб он застукал их там, двух своих «девочек», как он их называл, и понял, что они продолжают встречаться. Ему достаточно хотя бы раз увидеть их вдвоем, и он тут же смекнет: э-э, тут что-то неладно. Уж не собираются ли девочки стырить у него чашу? Нагреть руки на готовеньком, после того как он с таким риском выкрадет ее из музея?.. Так что пока следует держать его в неведении. До тех пор, пока сам Джек не канет в небытие.

(Они до сих пор еще не совсем освоились с мыслью, что им предстоит убить Джека, чтобы затем отобрать у него добычу. А потому на эту тему они предпочитали говорить и даже думать эвфемизмами типа: «снять с крючка», «отвязаться»… Было и более сильное выражение – «канет в небытие», но звучало оно как-то мрачновато.)

Во-вторых, им нужно место, где можно временно спрятать чашу после того, как Джек выйдет из игры – кстати, еще один эвфемизм. Сомнений нет – первое место, куда направится полиция после того, как обнаружит его тело…

Ну вот вам, пожалуйста.

Тело…

Что означает труп.

Иначе говоря, мертвец.

Но есть на свете вещи, которых все равно не избежать, верно?

В субботу вечером, первого февраля, в день торжественного открытия выставки, если, конечно, все пойдет по плану, Джек Лоутон будет «мертвецом». Возможно, в ту же ночь, ну, во всяком случае, сразу после того, как обнаружат тело, в дверь Джилл постучит полиция. И начнет задавать разные вопросы о покойном супруге. И если неким непостижимым образом полиция свяжет мистера Лоутона с ограблением, они, несомненно, перероют и перевернут в поисках украденной чаши ведь дом на Уиспер-Кей. Что может нанести существенный урон «девочкам», планирующим на следующий же день передать эту самую чашу Миклосу Панагосу и получить с оного ровнехонько два миллиона четыреста тысяч баксов.

А стало быть, чаша – а заодно и Мелани – должны находиться совсем в другом месте, и жалкий маленький домик, снятый на Баррингтон-стрит… что может быть лучше. Или же хуже, но о том еще не ведали наши «девочки», тогда, в понедельник, в пять часов вечера, за пять дней до запланированного ограбления и запланированного убийства. Джилл зашла обсудить дальнейшие действия. Они хотели отправиться в Юго-Восточную Азию где-нибудь девятого февраля. А сегодня уже двадцать седьмое января, и часы продолжают тикать. К счастью, с паспортами у них все в порядке – Мелани до сих пор значится в своем под фамилией Шварц, еще не успела легально зарегистрироваться под новым именем и фамилией, так что тут проблем не возникнет. А у Джилл, к счастью, имеется карточка «Америкэн экспресс», что позволяет ей так же вполне легально снимать с нее любые суммы – в том случае, если все положенные счета оплачены вовремя. Очень полезная и удобная это штука, «Америкэн экспресс», хотя во всех остальных случаях с ней в точности такая же головная боль, что и со всеми кредитными картами других компаний.

После второго февраля, то есть после того, как они передадут чашу греку, каждая из них будет независима и богата, если, конечно, миллион с небольшим можно считать богатством. Путешествие в Юго-Восточную Азию влетит в копеечку, но, если верить тому, что пишут в буклете, оно того действительно стоит. Итак, девятого февраля они вылетают в Токио. Там присоединяются к группе, вылетающей в Бангкок, прибывают туда одиннадцатого и пробудут там два дня. Тринадцатого февраля они садятся на поезд-экспресс «Истерн энд Ориентел» и едут в Малайзию. Катят себе со всеми удобствами на юг, вдоль живописнейшего побережья Тайландского пролива, затем по мосту пересекают реку Квай, и все дальше и дальше на юг, через горы и тропические леса, и попадают они наконец в Хат-Яй, что в часе езды от малайзийской границы. При этом в поезде их сопровождает опытнейший астролог, который будет предсказывать всем желающим их судьбу.

– «А там, как только остановится поезд, вас шумной толпой окружат местные торговцы разной экзотической снедью, – продолжала цитировать буклет Джилл, – а также соблазнительные ароматы вяленой рыбы, фруктов, лимонной травы и жаренного на вертеле мяса, которые будут витать над платформой, создавая…»

– О Господи, – пробормотала Мелани, – прямо жду и не могу дождаться.

В Валентинов день[41]41
  14 февраля, праздник всех влюбленных.


[Закрыть] они вылетают вечерним рейсом в Сингапур. А уже оттуда совершают увлекательнейшее путешествие в Индонезию с остановками в Джакарте и Йоджикарте – перед тем как отправиться на остров Бали, где они смогут снять себе дом…

– Почему снять, а не купить? – спрашивает Мелани.

– Действительно, почему? Ведь мы будем богаты!

Они еще не обсуждали, как будут «оприходовать» старину Джека Лоутона – типично британское армейское выражение. Нет, их больше занимают красоты Сингапура.

Наконец где-то в шесть или самом начале седьмого Мелани показывает ей пистолет. Точь-в-точь с такими же пистолетами расхаживали немцы времен Второй мировой войны, Джилл насмотрелась о них немало фильмов в кино и по телевизору. Лоснящийся, грозный, очень надежный с виду – ну копия какой-нибудь боец спецназа. Именно из этого оружия предполагается убить Джека Лоутона. Мелани впервые произносит это слово – «убить».

– Пушка Кори, – объясняет она. – Из нее мы и убьем Джека.

В комнате царит тишина. Мелани подходит к проигрывателю, ставит новый компакт-диск. Джилл сидит прямо перед проигрывателем, не сводит с Мелани глаз. Мелани приближается, на ней ничего, кроме шелковой комбинации цвета слоновой кости. Она так молода, свежа, желанна… И тут вдруг Джилл задается вопросом, занимались ли они любовью, Мелани и Джек, там, на острове Санта-Лючия. После того как Кори, фигурально выражаясь, сыграл в ящик, занимались ли Мелани и Джек…

Комнату наполняют звуки «Болеро» Равеля.

– Кто будет его убивать? – спрашивает Джилл.

– Теперь твоя очередь, ведь так? – отвечает Мелани. Садится и вытягивает стройные ноги.

– Наверное.

Они сидят друг против друга. Пистолет лежит на столике рядом с креслом Мелани.

– Дай-ка посмотреть, – говорит Джилл. И Мелани протягивает ей пистолет. Голубоватый отблеск полированной стали придает ему зловещий вид. Пластиковая рукоятка прохладна на ощупь. Джилл целится в лампу под потолком за спиной у Мелани, сощуривает один глаз.

– Пиф-паф, пиф-паф! – говорит она, как ребенок, играющий в полицейских и воров.

Мелани хихикает, приподнимает колени, обхватывает их руками.

Навязчивый мотив «Болеро» становится громче.

– Ты все еще с ним спишь? – спрашивает Джилл.

– С кем?

– С Джеком, с кем же еще!

– Ага, – кивает Мелани. – Мне нравится трахаться. А тебе разве нет? Помнишь тот фильм… ну, с такой длинной сценой соблазнения?

– Да. Так ты до сих пор с ним спишь?

– «В десятку», да, точно, так он назывался. С Бриттом Эклендом.

– И Бо Дереком.

– Точно. А что потом случилось с той девицей?

– Скажи, Мел, почему ты до сих пор с ним спишь?

– Ну… наверное, потому, что мы вдвоем были в деле…

– Это мы с тобой в деле.

– Да нет, я имею в виду себя и Джека. Он до сих пор почему-то считает, что мы с ним накрепко связаны из-за этого дела. Вместе убили человека, вместе…

– По-моему, убила Кори ты.

– Да, знаю, но мы вместе запихивали его в машину, вместе везли на пляж… Ну и Джек считает, это нас как-то связывает.

– А ты?

– Что я?

– Ты тоже считаешь, что это вас связывает? С Джеком?

– Ну, конечно, нет. Я всегда с тобой, ты знаешь.

– Тогда почему спишь с ним?

– Да что ты прицепилась, в самом-то деле?!

– Просто любопытно знать, поскольку через шесть дней мы собираемся его убить.

– Через пять.

– Да какая, к чертям, разница, сколько там осталось дней, если ты до сих пор с ним спишь? Зачем, Мел, ну скажи, зачем? Мы собираемся его убить, отобрать эту гребаную чашу, продать ее этому гребаному придурку-греку и смотаться на край этого гребаного света, а ты, видите ли, до сих пор с ним трахаешься! Почему, Мел, ну ты можешь объяснить, почему?..